У окна стоял стул. Эммелина подошла к нему и села, вспоминая океан огней, которые увидела в день своего приезда. На этот раз она увидела лишь свое отражение, и зрелище было весьма привлекательным. Блестящие волосы обрамляли ее лицо, ее кожа казалась удивительно нежной и теплой.
Пуговицы ее платья были обтянуты кремовым шелком и застегнуты на петельки из этой же ткани. Расстегивая их, она вдруг представила себе, как платье падает к ее ногам, оставляя ее совершенно обнаженной. Это было что-то новое, потому что Эммелине и в голову никогда не приходило раздеться у кого-то на глазах, пусть даже на своих собственных. Нет, свое тело она, конечно же, видела, но в своем нынешнем состоянии она бы не решилась взглянуть на него.
Еще несколько пуговиц – и ее пальцы прикоснулись к нежным возвышенностям, и это вновь удивило Эммелину. Ее груди были мягкими, как пух одуванчика, да еще и теплыми в придачу. Еще одно приятное ощущение, похожее на то, которое появлялось, когда ее локоны касались шеи. Нет, это все на нее не похоже, это невероятно! Господи, она же не надела свое обычное белье!
Она надела только то, что он ей подарил. И все.
Если она не перестанет расстегивать пуговицы, платье упадет на пол и она останется обнаженной. Или почти обнаженной. Эммелина была уверена, что не заставит себя посмотреть на собственное отражение. Но не представлять, что произойдет, она не могла, а потому ее пальцы продолжали высвобождать пуговицы из петель. Когда последняя пуговица была расстегнута, Эммелина подняла глаза.
Это было слишком. Чувства, захватившие ее, были слишком яркими, слишком волнующими.
Она не хотела раздеваться, даже ради себя самой, она хотела того, чего желала Лейла из книги Жорж Санд: «Темноволосый мужчина склонился над нею, чтобы накрыть ее губы своим горячим страстным ртом».
Она бы в жизни не призналась, что мечтает об этом, не ощущая себя при этом окончательно испорченной. А ведь Лейла хотела только того, чтобы ее поцеловали. Эммелине хотелось, чтобы ее наклонили назад и поцеловали в основание шеи. Хотелось чувствовать, как собственные кудри гладят ее нагую спину. И чтобы мужские руки держали ее за талию, а его взор жадно скользил бы по ее белому телу.
Она где-то читала об этом – о страстном желании. Наверняка это было в одной из ее книг. В течение нескольких лет она то и дело украдкой читала их – хотя бы ради того, чтобы знать, что происходит между мужчиной и женщиной в некоторые минуты. Поначалу Эммелина говорила себе, что ей необходимо изучить все, что касается викторианской эпохи. Но те ощущения, которые охватили ее, когда она читала описания страсти, поразили ее. Тогда она и начала тайком свое самообразование в этой области.
Правда, ей редко удавалось изучить за один раз больше нескольких абзацев, потому что их содержание самым странным образом действовало на нее. Где-то в животе у нее начиналось сущее безумие, голова шла кругом, и она была вынуждена прекращать изучение поведения распутных горничных и их красивых кавалеров.
В одной из книг она нашла образцы самой откровенной эротики той эпохи. Эммелина была поражена тем, сколько существует способов того, как мужчина может ласкать женщину. Мужчины не только наклоняли женщин назад и целовали их – нет, они продолжали свои ласки до тех пор, пока женщины не начинали кричать от восторга и задыхаться.
Да уж, они там получали наслаждение. И атмосфера в книгах была поистине сладострастной. Любое, даже самое извращенное желание претворялось в жизнь, причем все это было описано в таких мельчайших подробностях, что Эммелина захлопывала книгу. Правда, потом вновь и вновь открывала ее на том же месте и перечитывала описания снова. Разумеется, для того, чтобы просто понять, о чем идет речь.
Что ее больше всего поражало, так это выносливость мужчин, строение их тел и их постоянное восхищение женскими ножками, даже если те были скрыты под шелковыми путами. Похоже, они предпочитали видеть своих женщин беспомощными. Да и женщины, которым нравилось быть объектами мужской страсти, подыгрывали им.
И еще там безраздельно царил разврат. К счастью, Эммелина могла вовремя остановиться, закрывала книгу и обещала никогда больше не подвергать себя такому волнению.
По лицу женщины пробежала улыбка, когда она подумала, какими камнями вымощена дорога в ад. Да, она всегда возвращалась к тому месту, на котором захлопывала книгу, ей и в голову не приходило, что она когда-нибудь станет вытворять такое же с мужчиной. Однако что-то говорило Эммелине, что кое-какой опыт в этой области у нее все же будет. Кое-какой опыт… Да она жаждала получить его, только боялась сказать себе, что хочет обрести его именно в этой красно-золотой спальне.
Прохладный ветерок пробежал по ее коже, и Эммелина подняла взор на окно, желая удостовериться, что ненароком не открыла его. Только сейчас она заметила, что расстегнула пуговицы на платье вплоть до кружевных трусиков, которые он ей подарил. Отвернувшись от собственного отражения, она осторожно расстегнула манжеты на пышных рукавах, а потом позволила шелковому платью соскользнуть с нее на пол и переступила через него. В жизни она не делала ничего подобного. У нее даже перехватило дыхание от собственной смелости, зато теперь она знала, что это такое. Хоть об этом она не будет думать, лежа ночью в кровати. Одной тайной меньше.
Ветерок остудил ее кожу. Вздрогнув, Эммелина прикрыла груди руками и поспешила к шкафу за длинным шелковым кимоно с золотистыми и персиковыми разводами. Честно говоря, она не смогла сдержаться и еще раз посмотрела на себя в зеркало. На ней были лишь босоножки и кружевные трусики – такие же маленькие, как и ее вязаные салфеточки. Впрочем, заметила она, кто-то весьма тщательно разрабатывал их модель: они прикрывали все, что надо.
Эммелина зацепила пальцем край трусиков, стянула их с бедер и, усмехнувшись, посмотрела на кружевное чудо. Ей захотелось рассмеяться, до того они были сейчас неуместны.
И только тут она услышала, как скрипнуло кресло.
А потом увидела его.
Он все время был здесь. Джефф Уэстон сидел в кресле в углу, прячась в тени, и наблюдал за ней.
Эммелина уронила трусики и схватила кимоно.
– Что ты здесь делаешь? – возмутилась она. – Почему не сказал ни слова?
– Не знаю, – хрипловатым голосом ответил Джефф. Глаза его горели. – Вообще-то я пришел сюда, чтобы потолковать с тобой. Но теперь я вообще ни черта не помню.
Эммелина в ужасе прикрылась кимоно. Он все видел! Впрочем, она ведь не сделала ничего такого, не так ли? А о неприличном только мечтала. Она теперь уже не могла припомнить, что приходило ей в голову, но это сильно возбудило ее. Она покраснела, лицо ее покрылось испариной. Пот выступил у нее над верхней губой и под волосами.
Джефф с большим интересом наблюдал за ее смущением, однако сделал попытку извиниться. Эммелина успокаивала себя: все в порядке, он не пытался воспользоваться ситуацией. Однако при одной мысли о том, что было бы, если бы Джефф все-таки не сдержал себя, она затрепетала. Ее пробрала дрожь, унять которую Эммелина была не в состоянии.
И Джефф Уэстон это заметил.
– Выгони меня отсюда, – тихо промолвил он. – Немедленно. Скажи, чтобы я ушел. – Замолчав на мгновение, Джефф покачал головой: – Хотя нет, это не твоя проблема. Я сам сюда пришел, я и должен уйти. – С этими словами он поднялся с кресла и направился к двери.
«Выгони его отсюда, Эммелина! Вели ему уйти!»
– Подожди, – прошептала мисс Прайс.
В глазах Джеффа мелькнул вопрос, когда он посмотрел на нее через плечо, и Эммелина поняла – они оба поняли, – что она могла попросить его остаться только с одной целью. Мисс Прайс отвернулась на мгновение, чтобы надеть кимоно, хотя думать о скромности вообще-то было поздно. Уэстон уже видел, как она прыгала тут голая.
– «Подожди»… То есть «не уходи»? – уточнил Джефф.
Эммелина кивнула, Уэстон повернулся к ней всем телом. Только сейчас она заметила, что он по-прежнему в смокинге. Правда, галстук был ослаблен и воротничок рубашки расстегнут.
– Похоже, тебе не нужен помощник, чтобы расстегивать пуговицы? – с сожалением спросил Уэстон. – Могу я еще что-нибудь сделать?
Да, он мог. Было еще кое-что. Эммелине пришла в голову совершенно безумная мысль, но она захотела сделать еще один глоток реальности. И это показалось ей еще более рискованным, чем все ее фантазии. До того рискованным, что она могла умереть. Пусть так, но что, если у нее больше не будет возможности?
– Ты помнишь тот отрывок из «Лейлы»? – спросила она Джеффа.
– Темноволосого мужчину? Горячий страстный рот? – уточнил он.
– Да-да, именно это… Как ты думаешь… Ты бы мог сделать то же самое?
– Ты хочешь, чтобы я…
Кивнув, Эммелина закрыла глаза. Ей пришло в голову, что она затеяла нечто ужасное. Она умрет, если он это сделает, и умрет, если он откажется.
– Так ты бы мог? – прошептала она. – Мог бы запрокинуть мне голову и поцеловать меня? – Эммелина даже не подняла глаз, чтобы увидеть, как Джефф отреагировал на ее слова. Да и времени на это не было, потому что он вмиг оказался возле нее, обнимал ее за талию, запрокидывал ей голову, прижимал к себе. А она сдерживала изумленный возглас.
– Не напрягайся, – прошептал Джефф ей в волосы. – Расслабься и делай то, что я скажу, Эммелина.
Дыхание Уэстона пробежало по ее лицу, она закрыла глаза и подумала о том, что героиням ее книг, пожалуй, давали те же указания. Теперь у нее задрожали ноги. Дрожь была такой сильной, что Эммелина не удержалась бы на ногах, если бы Уэстон отпустил ее. Так что выхода не было: ей оставалось только делать то, что он говорил.
Эммелина запрокинула назад голову, спустя мгновение ее талия изогнулась над его рукой, а его губы коснулись ее шеи. Горячие губы. Пылающие. Эммелина подумала, что запомнит их прикосновение на всю оставшуюся жизнь.
– Этого довольно, Эммелина? – услышала она над собой его голос.
Нет, она хотела большего, самого главного. Ужасно хотела. Но от его прикосновений Эммелина отчего-то ослабла. Кровь прилила у нее к голове, а в животе разлилось какое-то странное томление, ей казалось, что она ощущает каждый дюйм его пылающей плоти. Ее живот стал таким же горячим, как губы Уэстона. И твердым.
Твердым, как… как шомпол, подумала она, вспомнив, что так иногда называли в ее книгах некую часть мужского тела. Это отрезвило ее.
– Довольно, – твердо произнесла Эммелина.
Джефф помог ей выпрямиться и удержал, когда она, качнувшись, прислонилась к нему. Он вопросительно заглянул ей в лицо, словно желая понять, какое впечатление на Эммелину произвел его поцелуй.
– Эммелина, с тобой все в порядке? – спросил Уэстон. – Ты уже делала это прежде?
– Что? – переспросила она. – Просила ли я мужчину?.. Конечно…
– Короче говоря, нет, – поправил ее Уэстон с легким негодованием в голосе. – Так в чем же дело? Почему ты сделала это сейчас?
– Потому что я до сих пор ни разу не целовалась, – пролепетала Эммелина.
– А я ни разу не прыгал вниз с обрыва, – с нетерпеливой усмешкой заметил Джефф. – Никогда не делать чего-то – это еще не причина.
Эммелина терпеть не могла поучений на эту тему, к тому же для одного вечера с нее и впрямь было достаточно – она совсем смутилась. Собравшись с силами, Эммелина отпрянула от Уэстона, отступила назад и плотно завернулась в кимоно.
– Может, для вас это утверждение верно, сэр, – заявила она, – а вот для меня – нет.
– При чем тут утверждения? – отозвался Джефф. – Я говорю о здравом смысле.
– Ну что ж, вы должны понять, что, когда женщина достигает моего возраста, а у нее еще не было физического контакта с мужчиной, она начинает беспокоиться о… – Мисс Прайс подавила тяжелый вздох. – О том, что его может вообще никогда не случиться, – договорила она.
– Физического контакта? – переспросил Уэстон.
– Да, разумеется, – кивнула Эммелина. – Я говорю о сексе.
– Ты хочешь секса? Со мной? Сегодня же?
– А почему бы и нет? – Эммелина явно бравировала, но решила не отступать. Этот вопрос ее очень волновал и к тому же стал казаться ей весьма важным. И еще ей хотелось выглядеть уверенной. – Не такая уж я наивная, мистер Уэстон, – заявила она.
– Так, значит, я опять мистер Уэстон? – удивился он. – После разговора о сексе ты решила вернуться к мистеру Уэстону!
– Вообще-то да.
Уэстон сорвал с себя галстук, и по его виду можно было предположить, что за галстуком последует и смокинг.
– Ну хорошо, мисс Прайс, – кивнул он, – так почему бы вам не сказать прямо, что у вас на уме? «Трахни» меня, как выразился бы Спайк?
У Эммелины голова пошла кругом. Резко повернувшись, от чего шелковые полы ее кимоно колоколом метнулись в воздухе, она направилась к окну, довольная тем, что не успела снять босоножки. Ей хотелось вспомнить, каково это – быть уверенной в себе.
Темнота помогла ей взять себя в руки. Темнота и море городских огней.
– Вовсе я не такая уж сложная натура, какой вы меня вообразили, – произнесла она с холодной усмешкой. – Думаю, вы находите меня привлекательной, раз уж я забыла о скромности. Да и я, признаться, «запала» на вас, как говорит Спайк. Вот мне и пришло в голову, что мы могли бы что-нибудь придумать в связи с этим.
– Например, выпить чаю и обсудить ситуацию? – спросил Джефф. – Разве это не в ваших правилах?
– Это из-за вас я перестала пить чай, – отозвалась мисс Прайс.
Его глаза заблестели, и Эммелина лишь сейчас заметила, какого удивительно зеленого цвета они были. Как мятный крем на пирожных.
– Мне кое-что остается непонятным, – заметил Джефф Уэстон. – Что случилось с вашими старомодными правилами, с той безупречной леди, которую я знал?
– Дело в том, что временами полезно уступать здравому смыслу, что я и делаю, – проговорила Эммелина. – В жизни каждой женщины наступает момент, когда она либо делает осознанный выбор в отношении мужчины, либо остаток дней своих проводит в размышлениях о тайнах жизни. Так что всему можно найти объяснение, мистер Уэстон, и моему поведению тоже.
– Так у тебя настал такой момент?
– Возможно, и так, – согласилась Эммелина. – Надо сказать, что меня тянет к мужчине, точнее, не знаю, хорошо это или плохо, к вам, – уточнила она. – Таким образом… – Мисс Прайс слегка пожала плечами, – не вижу причин не продолжить.
– Должен сказать, я поражен.
– Не стоит удивляться, – заметила Эммелина. – Все дело в здравом смысле. Наши желания существуют для того, чтобы мы их исполняли, вам не кажется? Можете назвать это законом спроса и предложения. Если у человека жар, он принимает аспирин. Так что вы, сэр, и являетесь для меня аспирином.
Джефф ошеломленно смотрел на нее. Как только его в жизни не называли, но вот аспирином – в первый раз. Да, не видать ему приза от Макса. Потому что он не станет спать с Эммелиной Прайс. Может, ему нужна помощь психиатра, но все, что она только что сказала, не имело для него смысла. Заниматься любовью с женщиной нельзя лишь потому, что испытываешь физическое желание. Это было бы слишком современно даже для Джеффа Уэстона. «Когда же это мы поменялись местами?» – спросил он себя. Ведь это, без сомнения, произошло, а он и не заметил.
Эммелина прикрывалась кимоно как щитом, но глаза не опустила. Джефф жадно любовался ее красотой, зная, что утром будет ненавидеть себя за свое поведение.
– Прошу прощения, мисс Прайс, – проговорил он наконец, – но я не работаю по вызовам. Даже по вашим. У меня появилось чувство, что меня используют. – Он был уверен, что заметил в ее глазах ужас и в то же время облегчение.
Эммелина только что сделала Джеффа Уэстона ответственным человеком. Пусть на одну ночь.
***
– Бетси, привет, как ты? Это Эммелина Прайс.
Эммелина стояла у окна, прижимая к уху трубку радиотелефона. Будильник у кровати показывал уже восемь часов, когда она проснулась, но так долго она заспалась лишь из-за того, что бодрствовала почти всю ночь.
– Эммелина? Это ты, дорогая? Я все спрашивала себя, что с тобой случилось.
Бетси Росс Маккалум была одним из членов группы инвесторов, которую организовала Эммелина. Бетси любезно согласилась поухаживать за птицами мисс Прайс и следить за ее почтой, пока та в отъезде.
– Со мной все в порядке, спасибо, – ответила Эммелина. – Я все еще в Калифорнии, но скорее всего уже сегодня вернусь домой, если будет подходящий рейс.
О своем решении Эммелина не сказала даже Спайку. Можно было предположить, что оно не обрадует ее воспитанника, но она не могла оставаться тут дольше, особенно после того, что произошло минувшей ночью. Ей надо уехать домой, чтобы попытаться прийти в себя.
– Ты хочешь вернуться сюда? – Бетси явно была шокирована ее словами, и Эммелине стало не по себе.
– Я не хотела удивить тебя неожиданным появлением, – объяснила Эммелина.
– Боюсь, это ты будешь удивлена, – заметила Бетси.
– Что ты хочешь этим сказать? – От нехорошего предчувствия у Эммелины перехватило дыхание.
– Тебе некуда возвращаться, дорогая. Они разрушили твой дом.
Объятая ужасом, Эммелина тяжело опустилась на стул.
– О чем ты говоришь, Бетси? – спросила она. – Какой дом?
– Да твой же, викторианский, – объяснила Бетси, – его нет. Я думала, ты знаешь. Вот уже несколько дней я пыталась дозвониться тебе, даже сообщения по пейджеру отправляла по номеру, который ты мне дала. Никто не отвечал.
Она давала Бетси номер пейджера, принадлежавшего Джеффу. Он даже не заикнулся о пришедших сообщениях, и только теперь Эммелина поняла, чем вызваны его недавние поспешные отлучки.
– Так ты ничего не знала, Эммелина?
Мисс Прайс схватилась за трубку двумя руками, но та все равно дрожала. Господи, ее, должно быть, свалит какая-нибудь болезнь, ее колотило как в лихорадке. Но мозг продолжал работать, он просто не мог остановиться.
Она немедленно поедет домой. Не важно, что сказала ей Бетси, – она должна все увидеть своими глазами. Увидеть нечто невероятное, ужасное. Ей некогда говорить со Спайком, некогда говорить вообще с кем бы то ни было. Спайк отлично проведет время в компании Гретхен, а Эммелина полетит домой первым же рейсом.
Бетси все еще что-то говорила ей, но мисс Прайс повесила трубку. Ее дом не могли снести! Этого не может быть!
Глава 9
– Вон туда, к ограждению, – сказала Эммелина водителю такси. Она еще успела поблагодарить его, когда машина останавливалась у оранжевых заградительных знаков, но потом, выглянув в окно, потеряла дар речи. Ее дом находился совсем рядом с дорогой, но теперь за забором ничего не было. Вообще ничего, словно там всегда была пустошь.
Правда, кое-где она увидела обломки фундамента и какие-то столбы, которые торчали из земли, как высохшие деревья. А вся земля была усыпана мусором.
И ее дом… Он исчез…
Грудную клетку Эммелины словно сдавило, у нее было такое чувство, что ее тоже разрушили. Как будто она ступила на палубу тонущего корабля.
Если она тут останется, боль снова и снова будет терзать ее. Но она не могла уехать. Ей было некуда ехать. Ее жизнь превратили в груду мусора, и она должна убедиться в том, что ничего не осталось. Попросив водителя подождать и не получив ответа, Эммелина вышла из такси. К собственному удивлению, ноги держали ее.
Бригада рабочих убирала мусор. За их голосами Эммелине послышался голос ее бабушки, которая звала восьмилетнюю Эмму домой, чтобы та не вымокла под дождем. Она так и чувствовала запах печенья с корицей и слышала классическую музыку, которую в это время всегда включали по радио. Видела темные волосы бабушки, в которых светились седые пряди, видела ее добрую улыбку, чувствовала, как ее щека прижимается к ее лицу.
– Как он мог это сделать? – прошептала мисс Прайс.
Ее дом был больше чем рай – это было хранилище всех ее воспоминаний, ее семейных реликвий. Без ее дома драгоценные воспоминания померкнут и будут утеряны навеки. Она потеряла даже фотографии и семейные альбомы.
Наверное, шок защитил Эммелину, иначе ей бы не пережить этого. Женщина побрела вперед по обломкам, не в силах даже определить, где именно стоял ее дом. Все было разрушено, все исчезло – ее викторианские сокровища, ее антиквариат, фарфор. А птицы? Куда делись птицы?
Эммелина повернулась, силясь справиться с горем. Слезы ручьем потекли у нее по щекам, она пыталась найти хоть какой-то смысл в случившемся. Но разум отказывался повиноваться ей. Как она смогла бы все объяснить своей бабушке?
Найдя обломок бордюрного камня, Эммелина присела на него; мимо прошла группа рабочих. Она вспоминала свое прошлое, свою безнадежно больную, безумную мать, которая превратила ее жизнь в кошмар.
Эммелина ничего не знала о своем отце. Вероятно, она так ничего и не узнает о нем, кроме того, что этот незнакомец однажды вошел в разлаженный мир ее матери, а потом превратился в одно из тех чудовищ, от которых она пряталась.
Эммелина появилась на свет, когда ее мать убегала от одного из своих воображаемых преследователей, которых не могло засечь даже Федеральное бюро расследований. Девочке было шесть лет, когда нанятый ее бабушкой сыщик наконец-то нашел двух беглянок. К этому времени опухоль в мозге ее матери разрослась настолько, что операцию делать было уже поздно. Она умерла быстро и без страданий, и смерть помогла ей обрести мир, которого она так и не познала в жизни.
Возвращаясь к такси, Эммелина с головы до ног покрылась пьшью и даже не замечала, что ее ноги оставляют следы на толстом слое сухой земли. Таксист, разумеется, спросил, куда ехать, однако Эммелина не могла дать ему хоть сколько-нибудь вразумительный ответ.
– Просто повозите меня немного, – попросила она.
Они поехали по небольшой улочке, на которой она училась кататься на велосипеде, потом сделали пару поворотов и оказались около школы, в которой Эммелина делала большие успехи по английскому и так и не научилась по-настоящему играть в баскетбол. Сбоку от дороги, чуть впереди, раскинулись холмы, до которых градостроители еще не добрались. «Собственность Уэстона», – с горечью подумала мисс Прайс. Водитель уже хотел было свернуть в сторону, как вдруг Эммелина выпрямилась и закричала:
– Нет! Не сворачивайте! Езжайте вперед! – Прямо перед ними в ивовой роще прятался дом, которого Эммелина не видела раньше. Нет, это невозможно. Темно-зеленые жалюзи казались удивительно знакомыми, но дома-то здесь прежде не было. Не было! – Остановите машину! – взмолилась она, дрожащими руками вынимая деньги из кошелька. – Пожалуйста!
Шофер остановился, но недостаточно быстро для Эммелины. Забыв о викторианских манерах, она распахнула дверцу такси, задрала подол своей узкой длинной юбки и стала карабкаться вверх по зеленому склону холма. Это было невероятно. Кто-то построил здесь дом в точности как ее родное жилище. Правда, в некоторых местах серая краска заменила зеленую да позолоченная отделка была другого оттенка, но в остальном сходство было полное.
Фундамент дома поддерживался опорами, что и заставило Эммелину принять этот дом за новый, но ступеньки крыльца издавали такой привычный скрип, да и экранная дверь, заслонявшая дверной проем, показалась ей знакомой. Поднявшись на крыльцо, она подошла к открытой двери и заглянула внутрь, но ничего не увидела из-за темноты, царившей в доме. И вдруг Эммелина остановилась как вкопанная: на глаза ей попался керамический ящик для газет. На нем в окружении нарисованных цветов выделялась надпись: «Добродетель согреет меня, пусть даже и одними отрепьями». Эммелина постучала по гвоздям, которыми ящик был прибит к двери. А это что еще за шум? Напоминает… птичье пение. В доме пели птицы!
А потом до нее донесся голос, услышав который, Эммелина в ужасе съежилась:
– Добро пожаловать домой, мисс Прайс! – Голос, который не узнать было невозможно, звал ее откуда-то из глубин дома.
Эммелина оторопело попятилась назад. Скорее всего она свалилась бы со ступенек, если бы появившийся невесть откуда Джефф Уэстон не отворил экранную дверь и не поддержал ее.
– Извини, я не ждал тебя так рано, – проговорил он, засовывая полы своей белой рубашки в джинсы. Затем, сняв с плеча махровое кухонное полотенце, Джефф жестом пригласил Эммелину войти. – У меня нет холодного шампанского.
Эммелина нетвердым шагом прошла в прихожую и прислонилась к стене – ноги не держали ее. Здесь все было таким же, как при ней.
– Что… это? – прошептала она пересохшими губами. – Что ты сделал?
– Перевез твой дом в более удобное местечко, – небрежно бросил Уэстон.
– Перевез?.. – переспросила женщина.
– Ну да, подцепил его с помощью вертолета «чинук» и перевез. Надо сказать, замечательные это вертолеты. С их помощью можно хоть отель перенести.
С уст Эммелины сорвался крик, она пыталась сдержать закипавшее в ней негодование.
– Ты перевез мой дом? – вскричала мисс Прайс. – Как ты мог?! Я была в ужасном состоянии! Я подумала, что ты велел этим неповоротливым рабочим снести его!
– Рабочим? – Похоже, Джефф смутился. – Так ты была на прежнем месте? Что ты там делала?
– Я поговорила по телефону с Бетси – той леди, которая согласилась присмотреть за домом без меня, – ответила Эммелина. – И она сообщила мне, что на месте дома ничего не осталось. Стоит ли говорить, что я вылетела первым же рейсом.
– Господи! Прости меня, пожалуйста. Ты не должна была это видеть, – с сожалением вымолвил Уэстон. – Во всяком случае, не в таком виде. Я прилетел рано утром, чтобы убедиться в том, что дом готов к встрече с тобой, и совсем недавно отправил за тобой самолет. Я же готовил тебе сюрприз. – Джефф вынул из кармана открытку и протянул ее Эммелине. – Я отдал распоряжение, чтобы все здесь было как на этой карточке. Что скажешь?
Эммелина Прайс смотрела на дом, окруженный ивами. Ее бабушка сфотографировала дом и заказала открытки с этой фотографией. Бабушка говорила как-то, что недолго жила в этом доме. А потом выяснилось, что ее нанимательнице и подруге, миссис Уэстон, была ненавистна даже мысль о том, что ее собственный викторианский дом так много лет пустует. Может, бабушка сама решила переехать в другой дом, но не догадалась, какие юридические последствия это может иметь.
Эммелина вспомнила, что девочкой часто любовалась на открытку, представляя себе, как здорово было бы играть среди ив. Того дома теперь не стало, но этот был точно таким же, и даже ивы были настоящими. Да, они были великолепны. И росли прямо возле дверей.
Эммелина не знала, как справиться с нахлынувшими на нее чувствами.
– Ты не должен был делать этого, не сказав мне ни слова, – прошептала она, закрывая изображение на открытке рукой. Ее голос был едва слышен.
– Ну да, ну да, – закивал Уэстон. – Знаю, что должен был сказать тебе. Но если бы я сделал это, ты… поехала бы со мной в Калифорнию?
Эммелина отрицательно закачала головой, и улыбка на его лице исчезла.
– Послушай, – проникновенно обратился к ней Джефф. – Что бы ты там ни думала, это не было чисто деловым предложением. Мне хотелось, чтобы ты поняла, что у тебя есть выбор, есть не только прошлое, но и будущее.
Эммелина чувствовала, что еще немного – и она потеряет самообладание.
– Ты не должен был подвергать меня подобному испытанию, – пролепетала она. – Я могла бы подать на тебя в суд и… потребовать возмещения морального ущерба.
– Давай все-таки обойдемся без суда, – ласково проговорил Джефф Уэстон. – И немедленно все обсудим. Скажи мне только, что ты хочешь, и ты это получишь.
Ответом ему была высокомерная усмешка.
– Вам не откупиться от меня, мистер Уэстон, – заявила мисс Прайс, – ничего из этого не выйдет.
– Я и не собираюсь, Эммелина, – терпеливо ответил Уэстон. – Меньше всего мне хочется откупаться от тебя.
Нотки, зазвучавшие в его голосе, поразили Эммелину. В его глазах запылала страсть, страстью были полны и его слова. Это смутило Эммелину больше всех речей, вместе взятых. Прошлой ночью он отказался от нее, а теперь говорит ей такие странные вещи – нежные и чувственные, да и вообще производит впечатление человека, к ней неравнодушного. Но даже если Джефф и был искренен, она не поддастся на его уговоры. Он наверняка будет потом груб с ней и наделает ужасных вещей.
– Прекрати, – попросила она.
– Что, по-твоему, я должен прекратить?
– Не будь со мной нежным и чувственным, – пояснила Эммелина. – Это не в твоем духе. – Она отвернулась, чтобы не видеть его проницательных зеленых глаз, однако, даже не глядя на него, она почувствовала, что Джефф улыбается. Его улыбка согревала ей спину и шею.
– Может, все дело в том, как ты влияешь на меня… – хрипло проговорил Уэстон.
Дав ему откашляться, Эммелина направилась в большой зал, в свой бутик. Там ничего не изменилось, даже резные шкатулочки для сладостей в форме туфелек стояли на своих местах.
– У тебя по-прежнему есть дом и магазин, – заметил Джефф, вошедший в зал вслед за ней. – И плюс ко всему – деньги за дом твоей бабушки, который должен был перейти к тебе. Этой суммы с лихвой хватит на то, чтобы оплатить обучение Спайка в колледже.
– Одного дома было бы более чем достаточно, – заявила Эммелина, – а за обучение Спайка я могу заплатить и сама. И себя при этом содержать, так что благодарю покорно.
– Ничуть не сомневаюсь в том, что финансовых затруднений ты не испытываешь, – кивнул Уэстон. – С меня было достаточно истории с фиаско «Уизард текнолоджиз». Но ведь деньги – это еще не все. Деньги не дают счастья, или ты с этим не согласна?
– Я вполне счастлива, – вымолвила Эммелина, раздумывая о том, как бы ей улизнуть от своего собеседника. Его горячее дыхание обжигало ей шею.
– Что-то по тебе этого не скажешь, – заметил Джефф.
– Господи, да я же была уверена в том, что ты разрушил мой дом!
– Но я этого не сделал, а ты счастливее не стала, – проговорил Уэстон.