Глава 1

Джефф Уэстон стянул с бедер шорты, уронил их на пол и, переступив через них, уверенный и гордый в своей неотразимости, прошел по куче зеленых махровых полотенец. Росту в нем было больше шести футов, и к своим сорока годам он сохранил изумительную атлетическую фигуру: развитые плечи были ровно вдвое шире узких бедер. И все у него было что надо, он видел свое отражение в зеркалах, тянувшихся вдоль стен раздевалки Морского спортивного клуба со всех сторон.

При виде Джеффа никому бы и в голову не пришло, что ему чертовски больно. Он подвернул колено, ударился плечом и получил болезненный удар мячиком по бедру. И все же острая боль была совсем небольшой платой. Ведь Джефф Уэстон трижды обошел на корте своего приятеля-соперника Макса Галлахера со счетом 14:7, 18:3 и 21:0. Жизнь прекрасна!

Джефф подобрал с пола полотенце, обвязал его вокруг бедер и, забыв про больное плечо, толкнул им дверь. Резкая боль тут же пронзила его тело.

– Черт возьми! – сморщившись, выдохнул Джефф.

Влажный, поистине тропический жар стеной надвинулся на него, когда он вошел в лабиринт парной спортивного клуба. Пар был таким густым, что Джефф не видел собственных коленей. Ухватившись за выложенную кафелем стену, Джефф осторожно двинулся вперед, несколько раз наступив при этом на чьи-то голые ноги и, кажется, прикоснувшись к тому, чего трогать не следовало. Наконец ему удалось найти свободную, чуть в стороне от других, нишу.

Уэстон снял с себя полотенце, разложил его на скамье и растянулся на нем, сложив на груди руки. «Отдых воина», – мелькнуло у него в голове. Собственно, так все и должно быть – мужчина в своей пещере отдыхает после битвы. Ничто и никто, кроме женщины, не мешает ему вновь набраться сил и достичь своей цели. Или…

– Забрался сюда, чтобы зализать раны, Уэстон?

Кроме женщины или чертовых друзей! Если Джефф не бредит от боли, то, без сомнения, он слышит голос Макса Галлахера. Он мог бы и догадаться, что Макс найдет его здесь в таком состоянии – совершенно измученного и испытывающего срочную нужду в помощи травматолога. Они стали яростными противниками еще в колледже и с тех самых пор постоянно соперничали.

И вот опять Макс на высоте. Они поспорили о том, сможет или нет Макс найти себе подходящую жену сорока лет, и Джефф почувствовал, что запахло жареным. Макс был финансовым гением. Этот парень мог делать деньги во сне, но вот с женщинами он был полным профаном. Собственно говоря, выяснилось, что они оба оказались в этом положении в отношении Эбигайл Гастингс, застенчивой и преданной секретарши Макса. Макс совершил ошибку, попросив маленькую и робкую Эбби найти ему жену. Не успел он и глазом моргнуть, как она соблазнила его с помощью стриптиза, одурманила любовным напитком и прибрала в собственные руки.

С тех пор Макс был сам не свой. Отлично!

Если не считать того, что чертов приз по-прежнему у него.

– Я играл с мозолями на руках, – пожаловался Макс.

– Ну да, а я – с закрытыми глазами, – буркнул Джефф.

– Попробуй не открывать их на скоростном шоссе, а потом расскажешь мне, как все прошло.

– Прими поражение с достоинством и отвали от меня!

Но тут Джефф услышал, как зашуршало полотенце, – видно, Макс решил встать. Его приятель всхлипнул от боли, и Уэстон улыбнулся. Жизнь по-прежнему хороша. Он закрыл глаза и вновь попытался сосредоточиться на «отдыхе воина», но Макс грубо нарушил его:

– Расскажи мне об этой женщине.

– О какой женщине? – переспросил Уэстон. В жизни у него было много женщин: Гретхен, бывшая участница шоу, его нынешняя ассистентка, которую он нанял из-за ее острого ума, хотя никто в это не верил; Памела, супермодель; Глория, архитектор. Он встречался с обеими. Еще была его мать Беверли, которая в это время года обычно находилась в Швейцарии или в какой-нибудь клинике по омоложению. Ну и, разумеется, его двоюродная бабушка Хилари, самая острая на язык старая птичка, какую он когда-либо знавал, и единственная, кто был бы способен ощутимо хлопнуть по его сорокалетней, но все еще крепкой заднице. Увы, недавно ее подкосила тяжелая болезнь, и Джефф не мог представить себе, что Хилари не стало.

Уэстону оказалось нелегко сделать следующий вдох. Было больно. И дело вовсе не в жаре парной и не в ушибленном плече. Джеффу не нравилось думать о том, что произошло с единственным, пожалуй, человеком, которого он уважал. Он сделал немало хорошего в холдинговой компании «Эдван дайверсифайд», принадлежавшей тетушке Хилари, с тех пор как несколько лет назад вошел в дело. Правда, сама Хилари едва ли одобрила бы его тактику.

Если у Макса был инстинкт в области капиталовложений, то у Джеффа – инстинкт в области брокерских сделок. Ради этого он жил и набирался точных знаний о том, когда выходить на промысел за добычей. «Эдван» стремительно развивалась и была теперь большой холдинговой компанией, стоимость которой оценивали больше чем в миллиард долларов. Но Уэстон с радостью бросил бы ее ради того, чтобы тетушка снова постоянно пилила его за «надувательство», как она любила выражаться.

– О той женщине, – выразительно проговорил Макс. – Подумай.

– Черт! – Джефф резко поднялся с лежанки и ухватился руками за голову. Все это слишком для «отдыха воина». У него было такое чувство, словно его ударили кулаком промеж глаз.

– Что-то не так? – невинным тоном осведомился Макс.

– У меня головные боли, – отозвался Уэстон. – И ничего не помогает.

– У тебя начинается мигрень при одном лишь упоминании об этой женщине?

– Никакая это не мигрень! У мужчин вообще не бывает мигреней, – огрызнулся Джефф. – Во всяком случае, к ней-то они отношения не имеют. – И вдруг он понял, что ему удалось секунды на две изгнать из головы Эммелину Прайс.

– Наконец-то сладил с Неподдающимся Объектом, Джефф?

– Отвяжись! – прорычал Уэстон, надеясь, что вырвавшийся из его груди звук напоминает злобный рык питбуля. Если бы его голова не разрывалась от боли, он бы непременно проучил мерзавца Макса Галлахера.

– Я еще не занимался этим, – заметил Джефф. – А когда соберусь, она узнает об этом сразу, можешь мне поверить. И ей еще с месяц после этого придется суетиться.

До сих пор Уэстон позволял своим людям держать контроль над ситуацией. За это он платил им хорошие деньги. Но похоже, сейчас ему самому необходимо взяться за дело, и это вовсе не радовало Джеффа.

Макс довольно ухмыльнулся. Ему явно было по душе, что какая-то там зеленая, как капуста, лавочница из Портленда, штат Орегон, взяла его приятеля за рога. «Может, – подумалось Максу, – все дело в карме или еще в чем-либо подобном, раз Джеффу так везет с женщинами?»

– Я слышал, ты только силы НАТО не подключил к тому, чтобы оказать на нее давление, – проговорил он. – И еще до меня доходили слухи, что все твои эмиссары не справились с задачей и что даже юристы не могут сдвинуть ее. Хочешь совет, Джеффстер? Брось ты это дело! У тебя ничего не выйдет.

– А ты, случайно, не слышал, что эта женщина сумасшедшая? – Джефф обмотался полотенцем и завязал его сбоку на узел. – Она выпустила информационный бюллетень под названием «Манифест скромности», – сообщил он Максу, – и еще намеревается говорить о старомодных добродетелях по радио. Господи, она пытается бороться с сексом! И мечтает возродить викторианскую мораль!

Вся эта тирада была вызвана тем, что Эммелина Прайс занимала клочок земли, который Джефф пообещал освободить заинтересованным в этой территории промышленникам. Эммелина Прайс держала маленький магазинчик подарков под названием «Прайслесс»[1] и настаивала не только на том, чтобы сохранить название места, но и на том, чтобы оно было официально передано ее бабушке тетушкой Хилари и является ее собственностью.

Юристы Джеффа Уэстона нанесли ей визит, просмотрели документы и сообщили, что все это, с их точки зрения, бессмысленно. Они также предупредили, что хозяйке магазина могут грозить неприятности из-за несоблюдения каких-то местных законов, иными словами, оказали на нее давление. В ответ она вежливо приглашала их выпить чаю, а затем так же вежливо выпроваживала. Таким образом, каждая группа юристов, которых Джефф подсылал к Эммелине, возвращалась, опившись чаю и объевшись печенья, но с пустыми руками.

Ничто не действовало на эту женщину! Но Джефф не терял надежды справиться с сопротивлением. Поскольку Уэстон все равно являлся хозяином земли до тех пор, пока спор вокруг названия не завершен, он мог повысить цену или поднять по тревоге людей, занимающихся составлением жилищных кодексов. Или, еще лучше, работников санитарно-эпидемиологической службы. Может, она продавала продукты, не имея лицензии? Впрочем, у Джеффа были еще кое-какие планы относительно мисс Прайс, которая еще не испытала на себе действия знаменитых чар Уэстона. Да-да, у него были на нее виды.

– Да я в один миг выставлю ее, – пробормотал он. Господи, он даже говорить нормально не может!

– Хочешь пари? – предложил Макс.

– Сколько? – спросил он.

– Если тебе удастся сдвинуть Неподвижный Объект… м-м-м… скажем, до конца месяца, я мирно верну тебе приз. Сделаю «мостик» и преподнесу его тебе в зубах.

– Дело верное, – пообещал Уэстон. – Я сумею с ней сладить до конца месяца. И, кто знает, может быть, мне удастся выбить из ее головы всю эту викторианскую чепуху.

Где-то в парилке во влажном воздухе раздался звонок телефона, и Джефф, вздрогнув, опустил руку вниз, словно там у него был карман, Увы, его пальцы нащупали лишь полотенце. Вся его жизнь состояла из беспрерывных телефонных звонков, разбора вороха документов и электронной почты. Джеффу никогда и в голову не приходило принести в парилку сотовый телефон, но кто-то, видно, умудрился найти способ укрепить его на голой заднице. Он непременно выяснит эту любопытную деталь.

Глава 2

Джефф Уэстон во взятом напрокат «феррари-тестаросса» подкатил к большому зданию в викторианском стиле и пригнулся к рулю, чтобы разглядеть номер дома. Мотор недовольно заворчал, возможно, протестуя против его присутствия, но Джеффа волновало не это. Он ничего не видел за пышными формами роскошной блондинки, сидевшей рядом.

– Гретхен, вдохни поглубже и задержи дыхание на минутку, хорошо?

Красотка была его помощницей. Сейчас она составляла для Джеффа проспект, связанный с проектом, над которым он работал.

– Вам сюда, – пробормотала Гретхен, не поднимая глаз от экрана переносного компьютера с длинными рядами цифр.

– Откуда ты знаешь? – Джефф не был итальянцем, но ему хотелось поцеловать руки Гретхен за ее удивительную расторопность. Похоже, в голове у этой женщины вместо мозгов находился чип от самого современного компьютера.

– Я видела номер на бордюрном камне, когда мы проезжали мимо.

Наконец-то он понял! Она не была обычным человеком. Наверное, каждая прядь ее светлых кудряшек – это антенна, нацеленная в космос. А ночи наверняка она проводила в библиотеках, освежая в голове содержание энциклопедий.

Улыбнувшись, Джефф Уэстон заглушил мотор и оставил свою замечательную и безрассудную помощницу наедине с ее расчетами. Он даже и мечтать не смел об интрижке с этой женщиной, что бы там кто-то ни думал.

Уэстон огляделся по сторонам: ничто вокруг уже не напоминало ему те места, в которых он проводил лето со своей двоюродной бабушкой. Там, где прежде высились лесистые холмы, шумели ивовые рощи, блестел на солнце пруд с утками и возвышались два почти одинаковых дома в викторианском стиле эпохи королевы Анны, теперь темнели заасфальтированные мостовые да печалили глаз ровненькие безлюдные аллеи.

Страсть к королеве Анне вдохновила Хилли на постройку второго дома. Собственно, она надеялась, что ее единственная родственница в лице племянницы – матери Джеффа – будет приезжать сюда летом. Но похоже, Беверли-Чейз-Уэстон Хилли никак не могла вписать в планы своей деловой активности, хотя и была счастлива отправить своего младшего сына к его двоюродной бабушке.

Родители Джеффа всегда вели светскую жизнь. Его отец был крупным финансистом, и супружеская чета проводила летний отдых либо на морском побережье Франции или Испании, либо плескалась в бирюзовой воде новомодных тропических курортов.

У Джеффа Уэстона всегда было такое чувство, что его сослали к Хилли – вроде как отдали на время в гостиницу для животных, домашних любимцев. Джеффу очень нравилось проводить лето у Хилли, однако, несмотря на это, сразу после ее смерти он в первую очередь выставил обожаемый дом на продажу. Второй дом тоже давно был бы продан, если бы не этот идиотский спор о его названии. Может быть, думал Джефф, расставшись с домами, он не так остро будет ощущать горечь утраты близкого человека. Сейчас Уэстон почувствовал такую тяжесть в груди, что ему стало трудно дышать. Он ненавидел это ощущение, а потому не приезжал сюда с тех пор, как Хилли слегла от тяжелой болезни. По этой же причине Уэстон поручил заниматься его собственностью одному из своих людей.

Щурясь от яркого света, Джефф водрузил солнечные очки на пышную шевелюру, которая, выгорев на солнце, превратилась из темно-каштановой в бронзовую. Он оглядел городские улицы, пустые магазины. На той стороне, где Уэстон припарковал машину, была парикмахерская, большой магазин одежды, французская кондитерская с такими темными витринами, что за ними не было видно товаров, и магазин видеокассет для взрослых. А на углу прилепился маленький магазинчик, торгующий чем-то непонятным.

Посередине, за белым деревянным забором, стоял второй дом Хилли, напоминавший вдову в фамильном жемчуге, которая по ошибке забрела в зал переговоров. Там, за стенами, обшитыми бело-зелеными досками, отгородилась от внешнего мира мисс Эммелина Прайс, которой надо внушить, что ее часы запоздали лет на сто. Потому что дело шло к двадцать первому веку, а не к двадцатому.

– Гретхен? – Джефф наклонился к окну машины, в которой его помощница деловито стучала по клавишам. – Пойдем-ка познакомимся с одной викторианской древностью и покончим с этим делом. Прихвати с собой компьютер, ладно? По закону придется принять факс с контрактом, чтобы мисс Прайс его подписала, а пока мне нужно, чтобы ты продолжала заниматься «Уизард текнолоджиз». Макс предсказывает, что цены взлетят до шести десятков, и я не хочу это упустить.

Джефф так воодушевил своего брокера, что тот постоянно заглядывал в личное портфолио Макса и следил за ставками, чтобы набить собственный бумажник. Но пока что Гретхен проявляла себя настоящей кудесницей торговли по Интернету, где убийственные ставки были делом далекого прошлого.

Гретхен выбралась из машины, держа в руках два портативных компьютера – «наколенник» и «наладонник», как их прозвали специалисты, и сотовый телефон. У нее уже была готова для него свежая информация. Джефф избавил Гретхен от компьютера и направился к дому. Вообще-то он знал, что большинство работающих с ним женщин предпочитали носить свой груз в собственных руках, даже если дело касалось довольно тяжелых «дипломатов». Но если его груз легче, то почему бы не предложить помощь? Кстати, он сделал бы то же самое и для мужчины.

Дом начинался с большого старого крыльца, расшатавшегося и скрипучего, с которого кое-где облетела краска, но в остальном все выглядело вполне пристойно. К крыше тянулись всевозможные вьющиеся растения, а на подоконниках теснились пышные малиновые бегонии вперемежку с нежно-голубыми незабудками. Табличка на ручке двери-экрана гласила, что заведение открыто, так что Джефф пропустил Гретхен вперед и зашел в дом следом за ней. Уэстон никак не ожидал оказаться очарованным поистине волшебным миром магазина. Или услышать восторженный вскрик Гретхен. Честно говоря, ему и в голову не приходило, что она способна издавать такие звуки. Обычно ее голос звучал вежливо, но бесстрастно, как у телефонного автоответчика.

– Джефф, ты только посмотри! Какая прелесть! – восторженно воскликнула Гретхен. Она осматривалась по сторонам, будто пыталась охватить взглядом все вокруг – белую плетеную мебель, старинные куклы и чайный сервиз с цветами, тончайшей работы подставки под кружевные «валентинки», перевязанные лентами рамки для картин и вазочки для конфет в форме туфелек.

На легком сквознячке повеяло ароматом сирени, а из старинного фонографа доносились звуки клавесина. Но больше всего Гретхен поразила хрустальная оранжерея размером с кукольный домик. Забыв о высоченных каблуках, она опустилась на колени, чтобы заглянуть в скрытые за сверкающим стеклом джунгли, а потом, поднявшись, увидела перед собой шкаф с ящиками, полными тончайших длинных перчаток, а рядом с ними – вешалки со старинными платьями.

– Не верю своим глазам! – обратилась Гретхен к Джеффу. – Какое великолепие!

Великолепие? Джефф скорее сказал бы, что кто-то разгромил ткацкую фабрику, а может, кружевную. Или фабрику по выпуску розовых шелковых сердечек. «Гиннесс, готовь свои книги рекордов», – промелькнуло у него в голове. Даже представить невозможно, что все это барахло можно разместить на территории в несколько сотен квадратных футов. Уэстон был убежден, что все это ненормально. Ему доводилось слышать об опытах над заключенными, которых закрывали в розовых комнатах. В результате их бурная умственная деятельность уменьшилась, но вот интимные части их организма переставали функционировать совсем. Джефф сжал руки в кулаки, проверяя силу своей хватки. Где Гретхен, черт возьми? Откуда-то слышались ее «охи» и «ахи», но ее самой не было видно. Джеффу хотелось, чтобы помощница напомнила ему проверить уровень тестостерона, когда они вернутся.

А кстати, где же сама мисс Прайс? Где вообще кто-нибудь?

Уэстон шагнул вперед и едва не задел головой свисавшую с потолка клетку для птиц. Никаких признаков жизни в этой лавочке! Но кто-то должен заботиться о птицах? Кованые железные клетки с ними стояли на полу, висели на потолке, теснились на каминной полке. Словом, клетки были повсюду. Из металлических кружев. И в них щебетали десятки птиц. Спаси его, Господи, от мигрени!

Тут Джефф заметил прилавок со старинным кассовым аппаратом и серебряным дверным колокольчиком. На витрине лежало несколько открыток, похожих на ранние фотографии дома в его первозданном виде – до того, как пруд с утками был осушен и все вокруг превратилось в нынешний бардак. Взяв одну из открыток, Джефф стал внимательно рассматривать ее. Сердце у него защемило, он вернул было карточку на прилавок, но, подумав, сунул ее в карман. А затем позвонил несколько раз серебряным колокольчиком, но его мелодичное «динь-динь» осталось без ответа.

Уэстон огляделся по сторонам и только сейчас заметил высокие стеклянные двери, выходившие во внутренний дворик – патио. В этот момент Джефф Уэстон, как никто другой, нуждался в глотке свежего воздуха. Патио было таким же очаровательным, как и гостиная. Правда, его убранство, напоминавшее убранство бельведера, обошлось без избытка розового, зато там было множество всевозможных милых вещиц. «Что ж, – подумалось Джеффу, – может, это и кстати». Были, например, в патио скамейка и стол из розового дерева. На скамейку они смогут присесть, а за столом – что еще важнее – можно подписать контракт.

Джефф встал возле оплетенной вьющимися розами решетки, приходя в себя на бодрящем сквозняке. Вдруг из дома вышла женщина с большим чайным подносом в руках. Незнакомка появилась из той же двери, в которую в патио вошел Уэстон, однако она явно лучше его ориентировалась в помещении, и по ее одежде Джефф заключил, что это и есть сама хозяйка.

Женщина накрыла стол вышитой белой скатертью, в центр поставила вазу с цветами и принялась расставлять посуду. Джефф ощутил дивный аромат цейлонского имбиря и абрикосов. Одна из принадлежавших ему холдинговых компаний занималась импортом чая.

«Пожалуй, со склада сюда следует привезти ящик хорошего чая, пока мы тут», – подумалось Уэстону, и он поискал глазами Гретхен. Он не мог припомнить, чтобы ассистентка, работавшая у него уже год, пришла в такое волнение. Впрочем, помощницу, должно быть, похитили, потому что ее нигде не было видно. Озадаченный этим, Уэстон решил обратить внимание на свой главный объект.

Рыжеватые волосы безупречной мисс Прайс были убраны в такую прическу, какие давным-давно никто не носил. «Кажется, это называется пучок», – вспомнил Джефф Уэстон. Немыслимое розовое платье мисс Прайс было застегнуто на бессчетное количество пуговиц. Оно словно кричало о скромности и старомодной добродетели его владелицы.

Уэстон не видел ее лица, но ему был прекрасно известен этот тип женщин. По словам его людей, ей еще не было тридцати, однако он не будет удивлен, если окажется, что она выглядит гораздо старше своих лет. С тонкими, узкими губами, с морщинками вокруг глаз, эта дама с неодобрением относилась ко всему, что не соответствовало ее принципам. Надменная и высокомерная. Да-да, ему известен этот тип. Такие едва переносят мужчин вроде него. Джефф Уэстон ничуть не сомневался, что Барбара Уолтере, спроси он ее, что за фрукт эта мисс Прайс, нарекла бы ее единственным словом – зануда.

Джефф одернул полы пиджака-блейзера и поправил воротник рубашки. Даже если бы у него был специальный пиджак для утренних приемов, он все равно не смог бы угодить мисс Прайс. Однако черный блейзер, белоснежная рубашка и джинсы были обычной одеждой Джеффа Уэстона, если не считать единичных случаев, когда ему приходилось надевать костюм в тонкую полоску или смокинг.

Гретхен заранее назначила встречу, так что мисс Прайс должна была ждать его. И поскольку ему необходимо покончить с делами и выместись отсюда не позже чем через час, Джефф не видел причин не представиться хозяйке и не покончить с формальностями. Правда, при этом он не заметил жестяной банки с водой под ногами. Грохот, раздавшийся после того, как он задел за нее, больше всего походил на выстрел. Мисс Прайс резко обернулась и заметила незнакомого мужчину в своем патио. Ее хрупкие плечи как-то сразу поникли, а с приоткрывшихся губ сорвался крик.

«Господи, да она же испугалась, – понял Уэстон. – Перепуганная олениха». Взгляд огромных карих глаз заставил Джеффа лихорадочно обдумывать, что бы такое сделать, чтобы она почувствовала себя в безопасности. Между прочим, в лице ее не было и намека на высокомерие. Шок. Абсолютный шок – вот что он успел разглядеть. Что-то подсказало Уэстону, что хозяйка дома не впервые так пугается при виде мужчины.

Джефф поднял руки вверх в знак того, что не собирается прятаться и не держит в руках оружия.

– Извините, – проговорил он, глядя ей в глаза. – Я не хотел напугать вас.

– Кто вы такой? – едва слышно пролепетала она.

Вместо ответа Уэстон быстро подошел к столу и отодвинул стул. Он сильно напугал ее, поверг в шок, а ему не хотелось, чтобы их встреча начиналась с подозрения или недоверия.

– Почему бы вам не присесть и не перевести дыхание? – предложил он. – А я налью вам чаю.

Мисс Прайс ухватилась рукой за спинку стула, чтобы удержаться на ногах.

– Прошу вас, сэр, скажите мне, кто вы такой?

– Джефф, – торопливо представился он. – Я Джефф Уэстон из «Эдван дайверсифайд».

– Мистер Уэстон, – кивнула она. – Ну конечно. – Женщина вздохнула и даже заставила себя улыбнуться. Взгляд ее изменился, и она прищурила глаза.

– Я пришел, чтобы обсудить… – начал Уэстон.

– Я знаю, для чего вы пришли, мистер Уэстон.

Элегантным взмахом руки она указала ему на стол, стул и грациозно кивнула. Джефф никак не отреагировал на ее приглашение, и мисс Прайс повторила свои жесты, только еще выразительнее. Темная кудряшка выбилась из ее великолепной шевелюры и упала ей на глаз.

Казалось, она говорит: «Садись же, тупой болван. Я приготовила все это для тебя».

Джефф заметил, что она чудесным образом переменилась. Мисс Прайс была именно такой, какой он представлял ее себе, только не выглядела старше своих лет и у нее не было морщин. Она была высокомерной, надменной, явно не одобряла его, но в то же время оказалась самым соблазнительным существом, которое когда-либо приглашало его на чай. Или еще на что-нибудь.

«Однако я тут для дела», – напомнил себе Уэстон. Он не собирался возвращаться домой с пустыми руками.

– Вижу, вы готовились к моему визиту, – проговорил Джефф, – и не думайте, что я не оценил этого. Но может, мы все-таки поговорим за чаем? Времени мало, а нам необходимо обсудить очень важную проблему, согласны?

«Господи, говорю как герой из какой-нибудь „мыльной“ оперы! Слава Богу, хоть внешне отличаюсь от подобных типов. Хотя, возможно, ей такие и нравятся, ведь они жеманны, носят жилеты и вполне подходят под все это розовое безумие».

– Разумеется, я согласна, – отозвалась мисс Прайс. – Поэтому-то нам и стоит выпить чаю, чтобы собраться с мыслями и заниматься этим в хорошем расположении духа.

«Не может этого быть, она не настоящая», – вертелось в голове у Джеффа. Ну кто так разговаривает в наше время? Ему хотелось посоветовать хозяйке принять пару голубеньких пилюль, но, ведя переговоры с представителями иноземных культур, следовало быть корректным и считаться с их социальными обычаями.

Птицы заливались, как певчие в церковном хоре, цветы тянулись к Уэстону головками, он был абсолютно обескуражен розовым шифоновым платьем хозяйки, однако при этом старательно поддерживал заданный ею тон, и никто не смог бы обвинить Джеффа Уэстона в том, что он не вступил в игру.

Как только они уселись за стол, Джефф, сделав обязательный глоток чаю, осторожно приступил к делу.

– Мисс Прайс, – начал он, – могу я быть искренним с вами?

Хозяйка дома очень аккуратно поставила фарфоровую чашку на блюдце.

– Можете ли? – переспросила она, сделав ударение на слове «можете». – Посмотрим, мистер Уэстон.

На что это она намекает? На его грамматику или моральные устои? Ему так и хотелось ответить что-нибудь ироничное в тон хозяйке, но не стоило тратить драгоценное время на вежливую чепуху. В аэропорту его ждет личный самолет, а конференц-зал в Лос-Анджелесе полон ожидающих его возвращения. Он должен завершить рейконское объединение. Сегодня.

«Где же Гретхен, черт возьми?!»

– Я не вполне уверен, что правильно понимаю вашу позицию, – промолвил Уэстон, – и мне необходимо выяснить это как можно быстрее. А поскольку именно мне предстоит решать эту проблему, я должен четко определить для себя, чего именно вы хотите.

Мисс Прайс заморгала своими рыжеватыми ресницами – до того длинными, что ими можно было бы смахивать пыль с мебели, – а потом облизнула языком свои губки сердечком.

– Все предельно просто, мистер Уэстон, – спокойно вымолвила мисс Прайс. – Я хочу остаться в своем доме.

Джефф не собирался следовать за ней по извилистой тропинке ее разглагольствований, к тому же у него было более приемлемое решение вопроса о том, как покончить с ее затянувшимся землевладением. И он вежливо сказал:

– Должно быть, в таком месте нелегко вести бизнес. Разве вас не волнует собственная безопасность? Я бы не удивился, узнав, что в этом районе орудуют бандиты.

– Мистер Уэстон, где же вы были раньше? – Мисс Прайс снова захлопала глазами. – Разумеется, здесь орудуют бандиты. Мой помощник был членом одной мафии, и я, между прочим, весьма им горжусь. С тех пор как он начал работать у меня, он возобновил учебу в школе по вечерам.

Джефф попробовал применить иную тактику.

– Мисс Прайс, вы должны довериться мне, – проникновенно произнес он. – Я бы не приехал сюда и не стал ничего обсуждать с вами, если бы не был абсолютно уверен в том, что все только выиграют, если сделка состоится. Разработчик проекта сможет расширить свой промышленный комплекс, город получит зеленую территорию, а вы… – Он сделал эффектную паузу и продолжил: – А вы откроете процветающий бизнес… где-нибудь еще. Где угодно, – многозначительно добавил Уэстон. – Сан-Франциско вас устроит? Или Манхэттен? А может, Беверли-Хиллз?

– Вы предлагаете перевезти мой магазин, мистер Уэстон?

Джефф утвердительно кивнул:

– Ну да. Я также предлагаю удвоить ту сумму, которую вам назвали мои юристы, предлагаю устроить сногсшибательное, торжественное открытие магазина и представить вас сливкам общества Лос-Анджелеса или того города, в какой вы захотите поехать.

– Но меня вполне устраивает мое положение, мистер Уэстон, – заметила женщина. – Никак не могу понять, почему бы не сосуществовать мирно всем вместе?

Джефф с трудом подавил судорожный вздох.

– Здесь все будет из стали, стекла и бетона. Но в основном из стали. А ваш магазин… Он такой пестрый…

Мисс Прайс наградила его высокомерным взглядом и деликатным жестом расправила складочки на рукавах.

Джефф уже было собрался отбросить вежливый тон в разговоре с опостылевшей землевладелицей, как вдруг совершенно неожиданно в дверях появилась его ассистентка.

– Ах вот вы где! – с сияющей улыбкой произнесла Гретхен.

– Где ты была? – спросил Уэстон, стараясь скрыть кипевшее в нем раздражение. Сбоку от него лежала подушка в кружевной наволочке, которая всем своим видом как будто предупреждала: «Человек с хорошими манерами должен сдерживать бессмысленное раздражение».

– Прошу прощения. – Гретхен смущенно улыбнулась и пожала плечами. – Видишь ли, я нашла одну шикарную вещь и просто должна была примерить ее.

– Шикарную вещь? – переспросил он.

– Да! Они здесь и одежду продают, – напомнила Гретхен. – Хочешь посмотреть, что я нашла?

– О чем речь, – сухо бросил Уэстон.

Гретхен вошла, и Джефф едва не застонал от досады, увидев на ней корсет, снимок которого не опубликовал бы ни один порядочный журнал мод в своем каталоге. Больше того, корсет был отвратительного красного цвета и такой тесный в талии, что Гретхен едва дышала.

– Ну разве это не прелесть? – спросила помощница Джеффа Уэстона. – Я могла бы носить его со своим черным жакетом в полосочку. Не в офис, разумеется.

Джеффу показалось, что рядом кто-то изумленно фыркнул – мисс Прайс казалась просто шокированной.

– Хорошо хоть ваша помощница оценила мою работу, – заметила хозяйка. – Правда, не думаю, что королеве Виктории могло бы прийти в голову, что кто-то использует ее корсет таким образом.

Гретхен ушла, чтобы переодеться, а Джефф, смутившись, счел необходимым объяснить ее поведение.

– Моя ассистентка очень много работает, – проговорил он, – и обычно очень сдержанна.

– Ничуть не сомневаюсь в том, что вы заставляете ее много работать, – сухо произнесла мисс Прайс. – Думаю, вы вообще ведете себя как рабовладелец.

Откинувшись на спинку стула, хозяйка понимающим ледяным взглядом окинула Уэстона. И тут Джефф догадался, что безупречная мисс Прайс говорит совсем не о той работе, какую имел в виду он. Похоже, перед ним открываются кое-какие перспективы. Возможно, под маской хваленой добродетели скрывается совсем иная женская натура. Его взор скользнул по ее чопорной фигуре. Встретившись глазами с мисс Прайс, Джефф ощутил легкое движение в чреслах, и джинсы вдруг стали ему тесноваты в одном месте.

– Мужчинам нравится, когда их рабы проявляют инициативу, – прошептал он.

– И когда у них хорошие зубы, – мгновенно отреагировала мисс Прайс.

Прервав беседу, в патио ввалилось огромное косматое существо, в джинсы и футболку которого наверняка влезли бы еще несколько человек. «Должно быть, ее помощник», – подумал Джефф.

Хозяйка дома поднялась, чтобы представить гостя.

– Мистер Уэстон, позвольте познакомить вас со Спайком, – проговорила она. – Он помогает мне в магазине, но, кажется, я забыла упомянуть, что Спайк – мой приемный сын. Он замечательный молодой человек.

Джефф кивнул в ответ на невнятное приветственное бормотание «замечательного молодого человека». Стало быть, она еще и бандитов усыновляет?

Не успел Спайк выйти, чтобы занять место у кассового аппарата, как в патио вернулась Гретхен. На этот раз она была одета, но в руках держала две тоненькие книжечки в кожаных переплетах.

– Нет, ты только посмотри, что я еще нашла здесь! – воскликнула она. – Викторианская эротика! Тут целая коллекция! Ты только послушай: «Моя тайная жизнь», «Береза в будуаре». А вот еще – «Мужчина и горничная». Хочешь послушать кусочек? – Гретхен посмотрела на Уэстона с невинной улыбкой.

Джефф отрицательно покачал головой и перевел взгляд на мисс Прайс. Он ожидал, что она растеряется, но, увы, был разочарован. В ее холодных светлых глазах не появилось ни тени смущения. Может, только ресницы слегка дрогнули.

– Коллекция вещей должна объективно и правдиво отображать определенный исторический период, – сообщила она Джеффу. – Сюда среди прочих предметов входят и антикварные книги, равно как мебель, фарфор и хрусталь.

Джефф поймал себя на том, что пытается представить ее тело под всеми этими рюшами и оборками. Интересно, трепетало ли оно когда-нибудь от прикосновения опытной мужской руки, дрожало ли от страсти? Должно быть, на ее платье не меньше сотни пуговиц. У какого мужчины найдется время и хватит терпения их расстегнуть?

Кстати, о времени. Взглянув на часы, Уэстон поднялся со стула.

– Гретхен, ты уже получила факс от юристов? – спросил он. – Я бы хотел, чтобы мисс Прайс на него взглянула.

К счастью, Гретхен уже подготовила документ. Там, где следовало поставить подпись, стояла галочка. «Наконец-то она приходит в чувство», – подумал Джефф. Вероятно, на нее подействовал свежий воздух в патио. Как и на него.

Джефф положил документ на стол перед хозяйкой, достал ручку и указал ей, где надо подписать.

– Что-то не так? – спросил он, заметив, что она задумалась.

Мисс Прайс, вздохнув и нахмурившись, подняла на него помрачневшие глаза.

– Да, – кивнула она. И добавила: – Здесь вообще все не так.

– Как это все? – остолбенел Уэстон. – Вас не устраивает сделка?

– Мистер Уэстон, я буду с вами откровенной. – Она чуть наклонилась вперед, ожидая его реакции. – Так вот, я не намерена заключать сделку с «Эдван дайверсифайд». Ни сегодня, ни завтра, ни когда бы то ни было.

Это был наивысший момент прозрения и понимания истинного положения вещей для Джеффа Уэстона. Он не моргнул, не дернулся, не вздрогнул, его зубы не заклацали и не превратились в пыль, из его ушей не повалил дым. А вот внутри он превратился в машину для китайского бильярда. И маленький серебряный мячик его пульса яростно бился о каждый задетый им уголок.

Джеффа только что вежливо ударили в самое больное место. Он бы должен был хватать ртом воздух, но больше всего Уэстону хотелось рассмеяться. Не над хозяйкой дома, а над самим собой, над ситуацией, которую он так глупо недооценивал.

Глава 3

Эммелина Прайс, по обыкновению переходя от окна к окну, опустила шелковые шторы. Это уже стало для нее ритуалом – как пятичасовой чай или музыка после обеда. Розовый закат постепенно темнел, обретая пурпурный оттенок. Приближалась ночь, а вместе с ней и детский страх темноты, который долгие годы не беспокоил ее, но теперь, когда они грозились отнять дом, ее рай, страх вернулся, и она нередко чувствовала себя как ребенок после ночного кошмара.

Этот дивный, старинный викторианский дом был единственным местом, где она когда-либо чувствовала себя в безопасности. Большая часть ее раннего детства прошла в напряженной обстановке постоянно ожидаемых неприятностей и кошмаров, источником которых являлся воспаленный мозг ее душевнобольной матери. Эммелине исполнилось шесть лет, когда бабушка смогла наконец-то отправить свою дочь на лечение, а внучку забрать к себе, в этот дом. Лишь в шесть лет Эммелина узнала, что такое безопасность, что такое любовь.

Совсем скоро задняя гостиная, которую она предпочла бы называть музыкальной комнатой, согреется и осветится мягким светом каминного пламени, а она сядет за инструмент и будет играть пьесу, которая одновременно и взбодрит и успокоит ее. Возможно, сегодня вечером это будет пьеса Шуберта.

– Эй, Эммелина!

– Потише, Спайк, – попросила она парня, который с грохотом ввалился в комнату из кухни, где наводил порядок после обеда. Это была одна из его домашних обязанностей.

– Но я же ничего не разбил сегодня, – с ухмылкой заметил он.

Эммелина опустила последнюю штору и улыбнулась своему воспитаннику.

– Должно быть, у фарфора по этому поводу праздник, – пошутила она.

Спайк торжествующе поднял вверх большие пальцы рук, а серьга в его ухе, казалось, подмигнула Эммелине. «Интересно, – спросила она себя, – что Джефф Уэстон подумал о мальчике, о его местами выбритой голове и о мешковатых джинсах, которые Спайк не снимал ни днем, ни ночью?»

Четыре года назад Эммелина ввязалась в настоящую уличную драку. Спайк тогда был тощим подростком с ломающимся голосом, на которого напала группа уличных хулиганов, и Эммелина, прогнав их шлангом, выручила его из беды.

Оказалось, что Спайк сбежал из дома, потому что родители им совершенно не интересовались. Узнав об этом, Эммелина Прайс прошла все инстанции для того, чтобы усыновить мальчишку, и испытывала невероятную гордость за перемены, произошедшие в Спайке. Теперь он был уже шести футов трех дюймов росту и мог защитить себя сам.

– Я хотела поиграть. – Эммелина подошла к старинному спинету[2] и стянула с него покрывало из серебристого шелка с плетеными кружевами по краям – одно из самых больших своих сокровищ.

– Я бы послушал Моцарта, – заявил Спайк.

Спайк действовал на нее умиротворяюще. Благодаря ему она научилась беззаботно смеяться. Казалось, он единственный знал настоящую Эммелину – напуганного ребенка, который цеплялся за правила и традиции прошлого века, потому что они сохраняли ощущение безопасности, помогали выстоять в трудные минуты.

– Как насчет «Маленькой ночной серенады»? – предложила Эммелина, знавшая, что Спайк любит эту мелодию.

– Валяй, сбацай, – кивнул Спайк.

Эммелина села и устроила настоящее шоу, разыгрывая пальцы. Вообще-то Спайка трудно было чем-либо удивить, однако Эммелина была в редком настроении сегодня – возможно, из-за того, что сумела настоять на своем и ощущала удивительный прилив сил. Когда ее руки опустились на клавиатуру инструмента, казалось, что из них так и льется энергия. Пальцы бегали по клавишам с удивительным проворством, словно хотели заставить ее забыть обо всех проблемах.

Закончив игру, женщина, улыбнувшись, встала со стула и игриво поклонилась. Спайк во второй раз поднял вверх большие пальцы в знак одобрения.

– Что ты подумал о нашем сегодняшнем госте? – поинтересовалась она. – О мистере Уэстоне.

– Это же элементарно, – Спайк пожал плечами, – думаю, он к тебе клеится.

– Господи сохрани! – воскликнула мисс Прайс. – С чего это ты взял?

– Да я же видел, как он глазел на тебя, – объяснил Спайк, – ему явно хотелось расстегнуть все твои пуговицы.

– Мои… пуговицы?.. – Эммелина нервно проверила застежку на платье. Интересно, как это мальчик сумел прийти к такому выводу. Подумать только, пареньку пришло в голову, что мистера Уэстона интересовало что-то помимо ее собственности!

Эммелина вдруг ощутила, что жемчужные пуговицы были прохладными, гладкими и круглыми на ощупь. Нет, она не стала бы говорить, что они… чувственные… это слишком глупое сравнение. И предположение Спайка нелепо, Эммелина ничего подобного не заметила. Уэстон приехал для того, чтобы заключить сделку.

– Нет, он никогда не обратил бы внимания на женщину вроде меня, – произнесла Эммелина.

А она никогда не обратила бы внимания на мужчину вроде Джеффа Уэстона! Он весь на поверхности, в нем нет глубины. Достаточно взглянуть на его ассистентку – настоящую секс-бомбу с сотовым телефоном в руках – и на его красный автомобиль!

После этих рассуждений Эммелина почувствовала себя немного лучше. Однако по непонятной причине ей было нелегко водрузить покрывало на прежнее место. Почему-то оно постоянно падало, когда женщина пыталась расправить его. Наконец Спайк пришел ей на помощь: он взял один край покрывала, а Эммелина другой, и вместе они разложили его на инструменте. Но понимающая ухмылка на лице воспитанника раздражала мисс Прайс.

– Вовсе он ко мне не клеится, – заявила Эммелина, тряхнув головой, – а если он рискнет еще хоть раз ступить на порог моего дома, я… – Она вовремя остановилась, чтобы не произнести лишних слов в присутствии юного и впечатлительного мальчика.

– Ты всегда можешь отходить его шлангом, – усмехнувшись, подсказал Спайк.

– Она в моих руках, – прошептал Джефф, не веря своей удаче. – Черт возьми, она в моих руках! Она моя!

Взрыв его смеха нарушил степенную тишину архива окружного суда. Джефф откинулся на спинку стула, а потом встал так резко, что стул, опрокинувшись, упал на пол. Кто-то из клерков шикнул на него – Джефф был в таком воодушевлении, что даже не заметил, что мешает всем работать. Нет, он и в самом деле глазам своим не верил, это была потрясающая удача.

«Если хочешь получить положительный результат, берись за дело сам», – подумал Уэстон. Кажется, это пятнадцатая поправка к конституции. Вся неразбериха получилась из-за того, что он отправлял к ней своих людей. Они прошляпили дело, и даже Гретхен теперь нельзя доверять самые простые задания. То ли у нее помутился рассудок от всей этой розовой дребедени в магазине, то ли она нарушила себе кровообращение возмутительным красным корсетом.

Как бы там ни было, Джефф был вынужден отложить заключение рейконской сделки и провести утро в здании суда, где сам разбирался в документах. И всего несколько секунд назад удача улыбнулась ему.

Эммелина Прайс поселилась не там, где нужно. Судя по содержанию документа, который лежал сейчас перед Джеффом, ее бабушка владела вторым викторианским домом, тем, что был расположен в ивовой роще. Так что Эммелина жила в доме его двоюродной бабушки, в доме королевы Анны, который Хилли строила для себя. В том самом доме, что возле пруда с утками.

Даже Джефф сначала не понял, что дом, вокруг которого разгорелись страсти и который он видел накануне, на самом деле принадлежал Хилли. Он там не был уже лет тридцать, а без привычного прежнего окружения дома выглядели как близнецы. Сбило его с толку и отсутствие второго викторианского дома. Его продали как дом Хилли по ошибке, и с тех пор все вокруг застраивалось промышленными зданиями.

Лишь изгиб перил крыльца навел Джеффа Уэстона на правильную мысль. Он смутно помнил, что у второго дома этого изгиба не было. Вторым его смутным воспоминанием было имя компаньонки, которую наняла его тетушка Хилли много лет назад. Ее звали миссис Дороти Прайс. Джефф видел эту женщину пару раз до того, как его отправили в Европу, в пансион. После этого он больше не отдыхал у Хилли, ничего не знал о том, с кем она поделилась своей собственностью, и о том, как были перепутаны дома. Если все переделки там проводились после смерти Хилли и до того, как нынешняя хозяйка мисс Прайс поселилась в доме, ей тоже ничего об этом не известно.

Признаться, Джеффа не удивило, что никто из его людей не заметил этого обстоятельства. Он и сам-то обратил на это внимание лишь потому, что бывал там раньше. Но факт остается фактом: мисс Эммелина Прайс живет в доме, который ей не принадлежит, а ее собственный дом давно продан.

Вскоре Джефф уже ехал в мотель в своем «феррари». Он успел проконсультироваться с командой своих юристов, и те пообещали проверить коды поместий и выяснить, кто их реальный обладатель. «Теперь уже не важно, кто совершил ошибку», – сказали они ему. Мисс Прайс, без сомнения, должна получить солидную компенсацию, но она не имеет законного права там проживать. Ее розовая задница вылетит оттуда. Теперь все зависит только от того, сколько времени он даст ей и насколько будет великодушен, производя расчеты. Джефф с силой стукнул рукой по приборной доске. Хорошо все-таки выигрывать, особенно у того, кто посягнул на землю, по которой ты ходил. «Ну что, мисс Прайс, съели?»

«Да уж, придется ей съесть что-нибудь», – поклялся он себе, поставив машину на стоянке мотеля и направившись в свой номер. Знай Уэстон, что им придется задержаться тут больше чем на день, он попросил бы Гретхен забронировать им номера в гостинице с прислугой, но этот мотель находится близко от жилья мисс Прайс, и это было удобно.

Едва Джефф уселся, как в комнату, постучав, заглянула Гретхен. Она не улыбалась, не охала и не красовалась в корсете, а была одета в светло-серый костюм, состоявший из свитера с юбкой. Уэстон вздохнул с облегчением.

– Ну и как успехи? – полюбопытствовала Гретхен.

– Она моя, – сообщил Джефф с невозмутимой физиономией. – Моя. И я могу делать все, что захочу. У меня теперь есть соломинка, за которую я могу ухватиться.

Гретхен – обычно холодная Гретхен – вопросительно приподняла брови.

Откинувшись на спинку кресла, Уэстон положил ноги на стол и стряхнул со штанины какую-то соринку. Объяснив Гретхен, что ему удалось обнаружить в архивах, и добавив, что при этом сказали его юристы, Джефф попросил Гретхен присесть и продиктовал ей изменения, которые необходимо внести в документ.

– Особо отметь тот факт, что она не сможет перевезти свой магазин в город своей мечты, – сказал он. – Этого не будет. Как не будет приемов со сливками общества. Она получит деньги, и только.

– Я позабочусь об этом, – проговорила Гретхен, когда Уэстон договорил. Она сунула ручку за ухо и с легким щелчком захлопнула блокнот. – Назначить тебе встречу с мисс Прайс на сегодня? Или ты хочешь, чтобы всем этим занялись юристы?

– Никто не сможет справиться с мисс Эммелиной Прайс, кроме Джеффа Уэстона, – самодовольно заявил Джефф.

Его голос стал похож на рычание дикого зверя. Он обо всем позаботится. Уэстон и представить себе не мог, чтобы кто-то захотел снова спорить с этой женщиной. Кроме самой Гретхен, которая так и расцвела, когда он сообщил ей об объявлении войны.

– Отлично, – кивнула Гретхен. – Когда едем? Мне хотелось еще раз взглянуть на те маленькие вязаные салфеточки. Знаешь, такие салфеточки-подставки? Мне пришло в голову, что из них могли бы получиться чудесные чашечки для лифчика. Нужно всего лишь пришить к ним шнурки. Господи, а если сшить по две сразу, то получатся отличные трусики! Пожалуй, я куплю у нее целую коробку этих салфеточек.

«Рецидив, – мелькнуло в голове у Уэстона. – Гретхен необходимо вернуть в Лос-Анджелес, а пока надо держать ее подальше от магазина».

– Гретхен, ты мне нужна для другого дела, – твердо сказал Джефф. – Проследи за биржами, о которых мы с тобой толковали, и закончи с проспектом. Ты не забыла об объединении? Я буду следить за ходом дела по телефону.

«Должно быть, со мной происходит что-то неладное, – подумал Джефф. – В моем номере красивая женщина, говорит о кружевном белье, а я хочу, чтобы она поскорее ушла и снова превратилась в мою холодную, сдержанную и исполнительную помощницу».

Уэстон уставился на оштукатуренный потолок. Увы, ответов на свои вопросы на потолочных трещинах он не увидел. Джефф потер рукой лоб и кое-что заподозрил. Странно, но у него по-прежнему не болела голова. Мигрень прошла, как только он уехал из Лос-Анджелеса.

Одетая в белый льняной пыльник и соломенную шляпу, гордая Эммелина Прайс вызывающе вертела в руках толстый зеленый садовый шланг.

– Что это вы здесь делаете, мистер Уэстон? – спросила она из своего укрытия – увитой цветами беседки. Эммелину окружали плоды ее неустанных трудов – махровые розовые ромашки, свежая сирень, а также угрожающе сверкавшие садовые инструменты.

– Мне надо поговорить с вами, – отозвался Уэстон. Он стоял перед белым забором, окружавшим дом. Это место казалось ему наиболее безопасным, потому что Джефф не был уверен в том, что мисс Эммелина Прайс не пустит в ход шланг, который она держала в своих тонких руках.

– Все, что я хотела сказать, я уже сказала вчера, – произнесла она.

– А я – нет. Нам надо поговорить, – повторил Уэстон.

– Вы что же, надумали выселять меня из моего дома силой?

– Да, мисс Прайс!..

– Тогда вы заставляете меня в свою очередь применить силу! – Она поднялась на крыльцо, волоча за собой шланг, включила воду и предупредила: – Немедленно оставьте мои владения!

– Это не ваши владения… – Уворачиваясь от потоков воды, Джефф Уэстон лихорадочно рылся в своем «дипломате» в поисках бумаг. – У меня есть доказательства!

Наконец он выудил копию документа – она тут же оказалась залитой водой. Его волосы тоже вымокли, пока Джефф прятал драгоценный документ в карман пиджака – от греха подальше. Мисс Прайс начинала ему серьезно досаждать.

– Да выключите вы эту чертову штуку! – закричал он.

А потом, как истинный супермен, Джефф перебросил «дипломат» через забор, лихо перепрыгнул через него сам и, пригибаясь под потоками воды, добежал до мисс Прайс.

– Отдайте это мне! – рявкнул он и, выхватив шланг из рук Эммелины, принялся вертеть кран, проклиная все на свете.

Надо отдать мисс Прайс должное: она даже не закричала. Но может, ей стоило это сделать, потому что это развязало бы Джеффу руки: еще никогда в жизни Уэстон не испытывал такого сильного желания врезать кому-нибудь по зубам.

Вместо этого он стряхнул воду с волос.

– Идите сюда, – бросил он, схватив Эммелину за рукав пыльника и потянув ее за собой.

Уэстон хотел отвести ее подальше от садовых инструментов. Эммелина упиралась, но Джеффу удалось вытащить ее на солнце. Злодею не улыбалось подхватить пневмонию, пока он тут выясняет с ней отношения. Нет уж, увольте!

– Вы живете не в том доме, мисс Прайс, – заявил Джефф.

– Что вы хотите этим сказать? – спросила она.

Джефф во второй раз извлек намокший документ на свет Божий и вручил его мисс Прайс.

– Вот, читайте описание дома. Здесь написано: «…дом королевы Анны окружен ивовой рощей». Читайте и плачьте, как говорится. Здесь нет и никогда не было ивовой рощи, вообще ни одной ивы поблизости.

Эммелина читала, но, как заметил Джефф, ее руки не дрожали. «Господи, – мелькнуло у него в голове, – какое же удовольствие я бы получил, потеряй она самообладание!» Ему хотелось, чтобы она в ужасе вздрогнула и принялась стонать, как героини в эротических романах.

– Так что собирайте вещички, мисс Прайс, – промолвил Джефф. – Мои адвокаты свяжутся с вами.

Эммелина подняла голову, и Уэстон заметил, что лицо ее стало смертельно бледным. Триумф, которого он ждал с таким нетерпением, тут же куда-то улетучился. Мисс Прайс протянула ему документ, при этом ни слова не сорвалось с ее сжатых губ. Она не могла говорить, она даже смотреть больше на него не могла. Уэстон рискнул предположить, что внутри у Эммелины все дрожит, но рука ее не дрогнула.

– Можете оставить это у себя, – сказал Уэстон. – У меня есть копии.

Мисс Прайс кивнула, Джефф Уэстон внезапно ощутил резкую боль. Ему нечего больше здесь делать. Он принес Эммелине Прайс плохие новости, однако она с достоинством приняла их – он не ожидал, что она будет так мужественно держаться. Ему было любопытно, знала ли она о том, что дома перепутали, или нет. Если да, то он почувствовал бы себя не таким виноватым. Не будет он сейчас приставать к ней с подписанием документа – ни к чему сыпать соль на рану. К тому же его адвокаты обо всем побеспокоятся сами.

– Тогда разговор окончен, – проговорил Джефф Уэстон.

Эммелина отвернулась и молча пошла по направлению к беседке. Джефф зашагал к своей машине. Сунув руку в карман за ключами от автомобиля, он, по иронии, вытащил оттуда ту самую открытку, что взял накануне в магазине Эммелины. Повернувшись к гордому старому дому, он почти воочию увидел мальчика с взъерошенной шевелюрой на крыльце, а рядом с ним – пожилую женщину в пыльнике, которая была совсем не похожа на мисс Эммелину Прайс. Женщина утешает мальчугана, который дрожащим голоском рассказывает ей о том, как Джинджербред, их кошка, оцарапала его.

Сладкая боль воспоминаний была такой резкой, что Джеффу захотелось скомкать открытку и бросить ее на землю. Когда ему было пять лет, он со своей любимой тетушкой Хилли сидел на другом крыльце, однако внезапно Джефф осознал, что своими руками одну за другой порывает все связи с прошлым. Дома, изображенного на открытке, уже не было. Скоро не станет и того, что высится сейчас у него за спиной. Сколько еще пройдет времени до того, как не останется вообще ничего?

Джефф Уэстон снова посмотрел на дом – Эммелина вцепилась в беседку, казавшуюся теперь такой же хрупкой, как она сама.

– Мисс Прайс… – заговорил Джефф.

– Прошу вас, уходите. Пожалуйста!

Именно об этом он еще совсем недавно страстно мечтал, только теперь не мог понять почему. Уэстон понимал, что оставлять Эммелину в таком состоянии нельзя, но он не хотел унижать ее еще больше. Ему захотелось поскорее избавиться от всего этого, уйти, но он не знал, как это сделать.

– Если я могу что-нибудь…

– Ничего, – заверила его мисс Прайс, пытаясь взять себя в руки. – Завтра же я уеду.

– Куда уедете?

Ее соломенная шляпа упала на землю. Эммелина наклонилась за ней, и копна ее темных волос рассыпалась по плечам.

– Только дайте мне возможность все собрать, ради Бога, – попросила она. – У меня так много вещей, и я понятия не имею о том, куда все это везти.

Глядя на эту сломленную изящную женщину, застывшую в горестной позе возле беседки, Джефф только сейчас начал понимать, что должно быть сделано. Мысль еще толком не оформилась в его голове, и он не сумел выразить ее, но категоричным тоном сказал:

– Я не могу ждать до завтра, мисс Прайс. Вы должны уехать отсюда сегодня же вечером.

Глава 4

Это было еще одно невероятное мгновение для Джеффа Уэстона. Эммелина Прайс сидела рядом с ним в первом классе «Боинга-757», одетая в старомодный костюм, и вязала салфеточки. Он бы ни за что не поверил, что в таком наряде можно выходить на люди, если бы не увидел этого собственными глазами. Уэстон просто потерял дар речи, когда мисс Прайс со своим барахлом вышла из лимузина, который он послал за ней. Эммелина настояла на том, чтобы взять с собой в поездку в Лос-Анджелес Спайка, «серьгатого», и Джефф тут же согласился. Чтобы вызволить ее из викторианской старины и показать реальный мир, Уэстон согласился бы и птиц с собой взять. Он даже отослал свой собственный самолет, чтобы лично сопровождать мисс Прайс в полете, и пообещал, что если ей не понравятся «ангелы»[3] города, он сделает все возможное для спасения драгоценного дома.

Похоже, это удовлетворило ее. А Джефф Уэстон то и дело спрашивал себя, какого черта он это делает. Еще ни разу он не совершал подобных уступок при заключении сделки, особенно когда в этом не было необходимости. Ее дом уже принадлежал ему. Как и она сама.

Он владел этой женщиной, владел ее маленькими трудолюбивыми руками.

Она вязала с того самого мгновения, как самолет оторвался от земли, и начинала медленнее перебирать спицы, лишь когда оборачивалась назад, чтобы убедиться в том, что Гретхен и Спайку, сидевшим позади них, удобно. «Бедняга Спайк, – подумал Джефф. – С другой стороны, у какого бы мужчины голова не пошла кругом рядом с такой женщиной, как Гретхен?» Или у Джеффа Уэстона, сидевшего рядом с самой «Хэллоу, Долли!».

Однако в этот момент Эммелина решилась отложить свое рукоделие и взглянула на Джеффа. Ее карие глаза были полны такого неподдельного любопытства, что можно было подумать, будто она никогда прежде не летала на самолетах. Однако Уэстон не стал спрашивать Эммелину об этом. Потому что она уже успела ему сообщить, что воспитанные люди без необходимости не интересуются личной жизнью других людей.

– А все-таки с какой целью мы летим в этом самолете, мистер Уэстон? – поинтересовалась Эммелина.

Настало время объяснить ей смысл его благотворительной миссии, однако Джефф не знал, как начать. Он даже не представлял, какие слова следует произнести в такой ситуации. До сих пор он ничем не проявлял, что не чужд альтруизма, а сейчас вдруг решил спасти Эммелину Прайс из ее добровольной ссылки. Разумеется, этот благородный порыв никак не повлияет на его сделку с разработчиком земель, которому необходимо выселить мисс Прайс. И еще Джефф решил, что сделает все, что угодно, лишь бы выиграть пари у Макса. Может, кстати, этим все и объяснялось: он хочет обойти Макса.

– Вы когда-нибудь слышали об изучении английского языка методом погружения? – ответил вопросом на вопрос Уэстон. – Кстати, раз уж мы вместе путешествуем, почему бы нам не перейти на ты?

Женщина проигнорировала его последние слова.

– Я не совсем оторвана от современной цивилизации, мистер Уэстон, – ответила она. – Разумеется, я об этом знаю, хотя не уверена, что одобряю этот метод. Насколько мне известно, при его применении не владеющие языком студенты оказываются в среде, где все говорят только на этом языке, верно?

– Да, – кивнул Джефф с усталой улыбкой. «Господи, как же она меня вымотала! Даже простой разговор с этой женщиной напоминает восхождение на Эверест».

– И какое это имеет отношение ко мне?

– Самое прямое, Эммелина! Можете считать эту поездку погружением в реальный мир. Ваше собственное обучение методом погружения. Каков же первый урок? В реальном мире люди называют друг друга по именам и на ты. Меня зовут Джефф. Назови меня по имени, Эммелина. Скажи: «Джефф».

Мисс Прайс поежилась с таким видом, будто он попросил ее пробежать обнаженной по проходу между креслами. А ведь он мог бы сделать это. Вполне мог.

– Джефф, – тихо произнесла она и тут же испуганно зажала рот рукой.

– Ну вот, – кивнул Уэстон, – совсем не страшно, не так ли?

– Я не уверена, что смогу еще раз сделать то же самое.

Улыбка, заигравшая было на губах Уэстона, оказалась поглощенной нервным зевком. Черт возьми, до чего же серьезно она ко всему относится! И это ее идиотское воспитание. У нее для всего на свете были правила, даже для того, как правильно дышать! «Следует дышать через диафрагму, мистер Уэстон, равномерно и легко. А вы дышите плечами».

– Шампанского? – Возле их кресел появилась стюардесса с подносом, на котором стояли напитки. Джефф взял два бокала. К его изумлению, Эммелина охотно забрала у него бокал и сделала солидный глоток. Похоже, на шампанское правила не распространялись.

– Пожалуй, я немного нервничаю в полете, – объяснила она. – Вязание помогает мне с этим справиться.

Мисс Прайс опять взялась за спицы. Джефф не мог понять, что именно она вяжет, но, судя по всему, не чашечку для бюстгальтера. Он с усмешкой представил ее тело, сплошь укрытое вязаными салфеточками.

На Эммелине был узкий приталенный жакет на пуговицах, закрывающий верх прямой длинной юбки. Жакет цвета красного вина – густого, насыщенного кларета – оттенял ее молочно-белую кожу и подчеркивал изумительный цвет волос. Костюм был просто потрясающим, ведь он демонстрировал опытному мужскому взгляду все великолепные формы женской фигуры.

И если он немедленно не прекратит глазеть на нее, то ему придется заставить себя отвести глаза. Джефф уверял себя, что хочет спасти ее, но не мог припомнить, чтобы что-то интересовало его до такой степени. Господи, он все время забывает о рейконской сделке! Эммелина Прайс была тайной, которую он должен разгадать.

Наблюдая за тем, как проворные пальцы Эммелины превращают белую пряжу в красивое полотно, Уэстон вспомнил, что еще совсем недавно видел, как дрожат эти пальцы, выдавая состояние их обладательницы. Невозможно даже описать, что это воспоминание сделало с его желудком.

Уэстона отвлек прозвучавший за его спиной голос Гретхен:

– Джефф! Акции «Уизард текнолоджиз» только что упали до шестидесяти с половиной.

Схватив карандаш, он немедленно принялся делать какие-то расчеты.

– Хорошо, покупаем. – Он собрался сказать Гретхен, сколько именно акций следует купить, как вдруг его руки коснулась рука Эммелины.

– Они еще не достигли нижнего предела, – проговорила она.

– Ты об акциях «Уизард»? – изумленно переспросил Джефф. – Откуда ты знаешь?

– Так уж случилось, что я состою в небольшой группе инвесторов, которая собирается раз в неделю. За чаем, разумеется, – добавила она с милой улыбкой. – Видите ли, нам нравятся двойные доходные сделки с частичной оплатой, однако нас не радует перспектива роста в области производства микропроцессоров, особенно когда дело касается дешевых персональных компьютеров. Мы часто пользуемся долларовой страховкой, – продолжала Эммелина, – но не против того, чтобы встряхнуть рынок как следует. Так что сейчас не стоит покупать акции «Уизард текнолоджиз».

Джефф во все глаза смотрел на ее уверенное лицо и не мог поверить своим ушам. Макс ведь говорил, что она задаст ему головоломку. А еще он сказал, что гигант по производству микропроцессоров непременно восстановится – как «Деннис Родман» восстановился в самом начале.

– Нет, мы все-таки купим их. И много.

Эммелина пожала плечами и вернулась к своему вязанью. Джефф попросил стюардессу принести еще шампанского. Он расправил плечи и вытянул вперед ноги. Его ступни задели за что-то, и это, как ни странно, напомнило ему, что эта партия им почти выиграна – все козыри у него. Уэстон улыбнулся. Хорошо все-таки выигрывать.

– Расскажи мне о твоей коллекции эротики, – попросил он Эммелину.

Ни одна петелька в ее вязанье не спустилась.

– Это важная составляющая викторианской эпохи, особенно в той ее части, которая касается репрессий того времени. Мы гордимся, что в «Бесценном» такой большой выбор подлинников.

– Мы гордимся? – сардоническим тоном переспросил Джефф. Он вытащил из «дипломата», все еще влажного после вчерашнего происшествия, книгу. – Забавный заголовок, – заметил он. – «Приключения молодой знатной дамы, исчезнувшей бесследно». А экслибрис, на котором указано, что книга эта из библиотеки Эммелины Прайс, и стоит современная дата… Что-то не кажется мне это антиквариатом.

Даже не взглянув на книгу, Эммелина поняла, что у Джеффа в руках оказалось переиздание книги 1904 года – классического образца эротической литературы. Нет, книга не была антикварной. Да, она принадлежала ей.

– И где же вы взяли это? – ледяным тоном спросила она, хотя на самом деле ей хотелось умереть от стыда.

– Гретхен купила несколько книг вместе с корсетом – ты разве не помнишь? Думаю, это замечательная книжица заслуживает внимания. Уголки загнуты на каждой второй странице. – Джефф принялся листать страницы.

Эммелина молила про себя Господа, чтобы Уэстон не начал читать вслух. Эммелина была молодой женщиной, мечтавшей об эротических приключениях и необузданной страсти с красавцем мужчиной, который разожжет в ней неистовый огонь любви. Но, разбудив в себе желания, она потеряла над собой контроль. Нет, она не может позволить ему читать вслух. Он подумает, что…

Наклонившись к Эммелине, Джефф тихо начал:

– «Если же говорить обо мне, я попросту мечтала о темноволосом мужчине, который склонится надо мной и погладит мои губы своими горячими страстными губами… А потом я приду в себя – потрясенная, трепещущая от страсти, счастливая, как никогда. Мне и в голову не приходило, что все это может происходить со мной».

Эммелина смущенно заморгала.

– Но это вовсе не «Эвелин». Вы читаете «Лейлу» Жорж Санд, – промолвила она и подумала, что по возвращении нужно будет немедленно провести инвентаризацию.

– А вы, оказывается, неплохо знаете свой ассортимент, мисс Прайс. Но вообще-то мне кажется, что «Эвелин» не слишком пристойная книга, поэтому я не стану читать ее вслух, – заявил Уэстон и, лукаво улыбнувшись, принялся листать страницы, молча пробегая их глазами. – Хотя вот это мне нравится… Вот эта часть – про брыкающуюся лошадь, которая оказалась слишком маленькой для нее, – пояснил он. – И, кстати, ты помнишь о пяти перьях?

Перьями щекотали бедняжку Эвелин, когда она, обнаженная, распростершись, лежала на кровати и томилась от сжигавшего ее желания.

– Ни одна из частей книги не предназначена для того, чтобы читать ее вслух, мистер Уэстон, – прошептала мисс Прайс.

– Джефф, – поправил ее Уэстон.

Некоторое время они молча смотрели в глаза друг другу, отчего у обоих перехватило дыхание. Если бы взгляд мог издавать звуки, это был бы очень громкий звук, а Эммелина не выносила шума. И еще мисс Прайс не понравилось, как затрепетало ее сердце. Может, Лейла от такого ощущения и была бы счастлива, но ей, Эммелине, это не доставляет радости.

– Это невыносимо, – наконец едва слышно проговорила она. – Я не могу допустить этого.

– Тогда, возможно, тебе стоит расстегнуть несколько пуговиц, – заметил Джефф Уэстон. – А то здесь что-то жарковато.

«Ну и хамское замечаньице!» Да, Эммелине действительно было жарко, она вся вспотела, но уж как-нибудь сумеет сдержать себя, не начнет обмахиваться и не приведет свой костюм в беспорядок. Да и вообще: Эммелине Прайс в голову никогда не приходило расстегнуть хоть одну пуговицу.

«Наверное, все дело в шампанском», – сказала она себе.

– Мои требования предельно просты, – промолвил Джефф. – Я хочу, чтобы ты получила удовольствие, находясь здесь, даже если это убьет тебя.

– Это должно быть не слишком сложно. – Эммелина приехала в городскую квартиру Джеффа и сейчас, стоя в углу террасы, как зачарованная смотрела на море городских огней. Огни мерцали и, казалось, подмигивали ей – целый океан огней. Казалось, весь мир был опутан новогодними гирляндами. – Я имею в виду, что получать удовольствие несложно.

В квартире Уэстона, расположенной на тринадцатом этаже, кроме отдаленного шума транспорта, не было слышно ни звука. Ночь была удивительно спокойной. Джефф быстренько показал им свое жилище и оставил Спайка играть на компьютере в своем кабинете. А Гретхен ушла к себе домой.

И только потом Уэстон предложил Эммелине полюбоваться видом с террасы. Он стоял в противоположном от Эммелины углу и держал в руках бокал с коньяком. Джефф предложил коньяку и Эммелине, но она решительно отказалась. На сегодня с нее довольно.

Квартира у него была замечательная. Обставленная в классическом стиле, с элегантной удобной мебелью с черно-белой полосатой обивкой, низкими столиками и уютными оттоманками. Поистине мужская и чувственная обстановка, хотя и довольно сдержанная.

А от художественных произведений, принадлежавших Уэстону, у нее перехватило дыхание. Возле камина она увидела прелестную скульптуру обнаженной гречанки, выполненную из черного мрамора, а у дивана – изумительные канделябры из хрусталя баккара.

При знакомстве с домом Уэстона Эммелина изменила свое мнение об этом человеке в лучшую сторону. И не из-за богатства, а из-за сдержанности обстановки.

– У нас тут все по-простому, – сообщил ей Джефф. – Завтрак тебе принесут в комнату. Если захочешь, конечно. Ленч в час дня в маленькой столовой, в четыре часа – напитки в библиотеке, и обед – в восемь вечера. В общем, все довольно цивилизованно, мисс Прайс, – добавил Уэстон. – Кроме одного – вам придется обходиться здесь без полуденного чаепития.

– Не думаю, что я смогу без него, – серьезно заметила Эммелина Прайс.

Джефф отпил глоток коньяку, и было слышно, как он проглотил обжигающую жидкость.

– А придется, – хрипло проговорил он.

– Но я не понимаю… Почему?

– Я хочу освободить тебя от бремени условностей, – заявил Джефф.

– Но я вовсе не считаю чай бременем, – возразила мисс Прайс.

– Тогда я попрошу тебя сделать это ради меня. – С этими словами Уэстон шагнул в ее сторону, и Эммелина даже предположить не могла, что у него на уме.

– Хорошо, – согласилась она.

– А теперь потолкуем о твоем гардеробе, – сказал Джефф. – Тебе не кажется, что он не подходит для жаркой калифорнийской погоды? – Уэстон подошел совсем близко к Эммелине.

Она вспомнила, что поправляла как-то в его присутствии свое платье, и почему-то пожалела об этом.

– Может, попросить Гретхен поводить тебя по магазинам? – предложил Джефф. – А пока… Пока, я думаю, она будет счастлива одолжить тебе кое-что из одежды.

– Мне и так хорошо, мистер… – Не договорив, Эммелина поправилась: – Я предпочитаю носить собственные вещи, Джефф, но если ты скажешь, что я не могу этого делать, – что ж, у нас появится еще одна проблема.

Уэстон в ответ лишь улыбнулся, а Эммелина подумала, что ей безумно хочется узнать, что еще пришло ему в голову.

– Помнишь, я говорил об изучении языка методом погружения? – напомнил Уэстон. – Урок номер два: приезжая в Рим…[4] – Он явно не хотел оставлять ей путь для отступления.

– …носи несгораемую одежду и приготовься сдаться? – продолжила за Уэстона Эммелина.

– Ты спешишь, – заметил Джефф.

– И ты тоже.

Внезапно он оказался совсем близко, Эммелина ощутила исходящий от Уэстона запах спиртного и жгучего мужского интереса. Огонь еще не разгорелся, но уже занялся, поняла Эммелина, удивленная собственной реакцией: ей захотелось прислониться спиной к стене и приложить ко лбу руку. «Не похоже ли это на обморок?» – спросила она себя.

И тут ее осенило: она вела себя как Лейла.

– Что скажешь о виде? – донесся до Эммелины голос Джеффа Уэстона.

В это мгновение она видела только его, но, разумеется, он спрашивал не об этом.

– Посмотри-ка туда. – Джефф указал рукой на круглую стеклянную башню. – Я спонсирую благотворительный базар и хочу, чтобы ты побывала на нем. Он будет проводиться на той крыше под открытым небом, а ты будешь моей почетной гостьей. Я хочу, чтобы ты познакомилась с кем-нибудь, точнее, со множеством людей. Я хочу, чтобы ты почувствовала, какова жизнь за пределами твоего замкнутого мирка, чтобы поняла, что и ты можешь вписаться в нее.

– Мне это вовсе не нужно…

– Также я планирую для тебя небольшую поездку по городу, чтобы ты узнала, как работают бутики в Калифорнии, – продолжал Джефф, пропустив мимо ушей ее замечание.

– Зачем ты все это делаешь?

– Потому что ты застряла в прошлом, Эммелина, – объяснил Уэстон. – Тебе надо избавиться от прошлого и идти вперед.

– Вперед… Так же, как ты?

Джефф взболтал коньяк в бокале и отпил глоточек.

– Да, – ответил он через мгновение. – Оставь прошлое прошлому. Ты не в силах ничего изменить, так что оставь боль позади.

Почему-то Эммелина была уверена, что Уэстон толкует о себе, а вовсе не о ней. И еще она знала, что не станет больше задавать вопросов, а вот совет могла ему дать.

– Пусть твои раны обратятся в мудрость, Джефф, – тихо промолвила она.

Он скептически посмотрел на нее.

– Кто это сказал? – спросил Уэстон. – Королева Виктория?

– Нет, – Эммелина отрицательно помотала головой, – Опра Уинфри.

Мисс Прайс показалось, что он сейчас засмеется. Вместо этого Джефф приподнял брови и изумленно посмотрел на нее, внимательно изучая ее лицо. Глаза их встретились.

– А ты непростая женщина, – заметил Уэстон. – Только никак не могу понять, настоящая ты или это какое-то безумие. Чай и вязаные салфеточки, Опра Уинфри и эротика, биржа… Ты дурачишь меня, Эммелина? Дурачишь всех, включая себя?

Она была ошеломлена словами Джеффа и даже не нашлась что сказать в ответ.

Ночь совсем затихла, Уэстон подошел еще ближе.

Эммелина вдохнула аромат коньяка, богатства, хорошего мужского мыла и… собственного страха. Она чувствовала, как неистово колотится ее сердце, все закружилось у нее перед глазами, и Эммелина даже тряхнула головой, чтобы отогнать наваждение. Вместо этого она шагнула ему навстречу, их руки встретились – его правая, ее левая. Эммелина даже не знала, кто первым прикоснулся, но Джеффу сейчас было так просто привлечь ее к себе, положить ладонь ей на затылок и поцеловать так крепко, что она лишится чувств.

Вместо этого Джефф поднес руку Эммелины к губам и очень медленно поцеловал ее пальцы.

– Никак не могу понять, кто вы такая, мисс Прайс, – прошептал он. – Но если вы не существуете в действительности, я найду вас настоящую. И вам это известно, не так ли?

Глава 5

Сотовый телефон Уэстона светился в темноте. Он отлично чувствовал себя у Джеффа в руке, в кармане и за отворотом брюк. Что касается парной, то, возможно, там он наденет его на шею, как мыло на веревочке. Кроме удобного компактного размера, Джеффу очень нравилось, что телефон быстро соединяет с нужным человеком. Нажимаешь кнопочку, отпускаешь, и телефон, запрограммированный заранее, сам соединяет тебя. А еще можно просто сказать ему нужное имя, и он сам наберет номер.

На этот раз Джефф собирался произнести имя своего приятеля из мужского клуба. Приятель был психиатром.

– Майк, – произнес Уэстон, наблюдавший в темноте спальни за тем, как телефон совершает свое волшебство. Он выключил свет и одетый растянулся на кровати, надеясь, что это поможет ему облегчить головную боль. Забавно, как он все время играет в прятки с головной болью с тех пор, как вернулся в Лос-Анджелес. Чем только он не лечился от мигрени, какие только лекарства не испробовал! Врачи даже советовали ему держать ноги в тазу со льдом минут по десять, правда, периодически вынимая их, чтобы кровь отлила от головы, а иногда прикрепляли к его голове электроды.

– Майк, это Джефф. Я разбудил тебя? – Маленький эк-ранчик телефона показал время: было около десяти часов. Поздновато для звонков, но Уэстону было известно, что Майк страдает от бессонницы, а ему было необходимо поговорить с ним сегодня же.

– Да, разбудил, – пробормотал Майк. – Я бы мог убить тебя за это. Уж не помню, когда мне удавалось заснуть в десять часов, по-моему, такого вообще никогда не бывало.

– Ну хорошо, тогда я у тебя в долгу, – сухо сказал Джефф.

– С тебя обед, сукин ты сын.

– Забавно, что ты заговорил об этом, – улыбнулся Уэстон. – Собственно, для этого я тебе и звоню. Давай договоримся.

– Ты? Мне? Обед? – оторопело переспрашивал Майк. – Мы вдвоем? И ты без одинокой красотки, у которой было тяжелое детство и которая так нуждается в помощи доктора, потому что ее мучают неразрешимые проблемы?

– Ты просто болен. – Приподнявшись, Джефф подложил под голову пару подушек, чтобы Майк не слышал, как он смеется. – Нечего мне тут Фрейда цитировать.

– Ну мы-то с тобой всегда все знали, – засмеялся Майк.

Это была старая шутка. Как-то подруга Джеффа познакомила Майка со своей приятельницей, которая оказалась прямо-таки мечтой психиатра. Впоследствии Майк говорил, что провел с этой девушкой лучшую ночь в своей жизни, но больше никогда с ней не встречался. Это было похоже на прыжок с тарзанки.

Джефф запрокинул голову назад и услышал легкий щелчок. Иногда это помогало уменьшить боль. Черт, попробовать-то стоило!

– Так когда ты хочешь встретиться? – спросил Майк. – И почему? Не потому же, что ты скучаешь по моей компании? Мы же всего пару дней назад играли в карты в клубе.

– Это было пару недель назад, приятель, – поправил его Уэстон. – Но спасибо за то, что вспомнил. Честно говоря, мне некогда было скучать по тебе. Мне нужна твоя помощь.

– Ну как, я догадался, что речь идет о женщине, а?

– Может, потому, что у тебя развита чувствительность и интуиция? – Уэстон замолчал: ему не хотелось, чтобы Майк подумал, что он его разыгрывает. – Это не обычная женщина, Майк, – продолжил он через мгновение, – я хочу услышать твое профессиональное мнение о ее умственном развитии. Но она не должна знать, что ты психиатр.

– Кем же ты меня представишь?

– Может, биржевиком? – предложил Уэстон. – Она в этом деле разбирается. Я скажу ей, что тебя заинтересовала ее стратегия, и, поверь, она на это купится.

– Как тебя угораздило связаться с такой женщиной? – полюбопытствовал доктор.

«Ну вот, Майк все-таки задал этот вопрос!»

– У нас с ней исключительно деловые отношения, понял? И больше никаких, – добавил Джефф Уэстон.

– Из этого следует заключить, что потом ты вызовешь меня на суд в качестве эксперта?

Джефф засмеялся и сел, а потом, задрав подбородок, стал расстегивать рубашку.

– Если бы мне нужен был эксперт в суде, я бы позвал кого-нибудь другого, я просто хочу знать, почему эта женщина страдает от тика.

– А? А-а-а… – протянул Майк. – Теперь понятно…

– Ничего тебе не понятно, Майк, – возразил Уэстон. – Ни-че-го! Я пытаюсь помочь ей.

– Помочь ей? Алло! Это Джефф Уэстон? Мне-то всегда казалось, что слово «помощь» для тебя – это всего лишь набор из шести букв.

– Завтра вечером, Майк, – оборвал его Джефф. – В восемь в «Антр ну». И если ты занят в это время, то перенеси дела.

– Джефф, можно дать тебе небольшой совет? – спросил психиатр. – Если мужчина хочет знать, отчего у женщины тик, то это означает, что у него самого тик уже давно… Как у бомбы с часовым механизмом.

– Бах! – с отвращением выкрикнул Джефф и отключил телефон. Ну почему это люди в последнее время так и лезут к нему со своими советами? И что ему делать с головной болью?

Уэстон поднялся с кровати, чтобы снять с себя одежду, и тут тихий голос из прошлого словно прошелестел у него над ухом: «Прогони головную боль, маленький мужчина. Нет ничего постыдного в честных слезах».

И внезапно пульсирующая боль прекратилась. Но вместо этого Джефф ощутил невероятную тяжесть на сердце.

На жакете Эммелины было пятьдесят семь крохотных пуговичек, и, в зависимости от настроения или от того, насколько она устала, ей иногда требовалось до четверти часа, чтобы расстегнуть их. И это, конечно, не включая тех рядов пуговиц, которые застегивали ее манжеты, начинающиеся у локтя и заканчивающиеся у основания ладони.

Вздохнув, Эммелина взялась за дело. Мисс Прайс хотелось лишь одного: чтобы никто не помешал ей. В ней кипело слишком много энергии, слишком много приятного удивления. Эммелина никак не ожидала, что ей будет так легко и свободно. Ей всегда казалось, что если она уедет далеко от дома, то страхи нападут на нее как взбесившиеся псы.

Нет, она никак не ожидала, что ей будет так хорошо. Однако описать свое состояние Эммелина бы не смогла. Напугана? Да. Честно говоря, ей страшновато, но она почему-то чувствует себя защищенной. Хотелось надеяться, что это состояние продлится до тех пор, пока они со Спайком не соберутся домой.

Застыв у зеркального шкафа, Эммелина перебирала пальцами изящные серебряные крючки и смотрела на свое отражение. Ей всегда нравилось это занятие, но сегодня почему-то захотелось оторвать все эти глупые пуговицы.

Обычно, раздевшись, Эммелина распускала волосы и причесывала их щеткой, делая обязательные сто взмахов. Ей нравилось причесываться. И частенько она, наклонившись вперед, опускала голову вниз, чтобы кровь приливала к лицу.

Через несколько минут, когда Эммелина уже была в ванной и вынимала из волос шпильки, в дверь постучали. Она метнулась назад в спальню, торопливо накинула халат поверх прозрачной ночной сорочки и лишь после этого спросила, кто там. К этому моменту она уже изрядно запыхалась, а потому ее голос прозвучал тоненько и смешно.

– Ах, это ты, Спайк… – Эммелина едва сумела скрыть разочарование. Когда подросток открывал дверь, мисс Прайс была настолько возбуждена и напряжена, что казалась вытянувшейся пунктирной линией. И подумаешь, что особенного в тоненьком голоске?

«Вот только с чего это он так изменился?» – тут же спросила себя она.

– С тобой все в порядке? – спросил ее мальчик.

– Ну конечно! Тебе твоя комната понравилась? – нервно поинтересовалась Эммелина. – Моя так просто великолепна!

Комната действительно была роскошной. Балдахин широченной кровати поднимался до самого потолка и был задрапирован красно-золотистым дамастом. Забравшись под шелковое покрывало и потрогав нежнейшие шелковые подушки, мисс Прайс почувствовала себя так, словно устроилась на королевском троне. И еще в спальне стоял удивительный аромат роз. Это было божественно.

– У меня тоже клевая комната, – сказал Спайк. – Вместо одной стены – здоровый аквариум, а там такое! Рыбы, угри и, кажется, даже маленький скат. У него такие глазищи! А завтра Гретхен обещала отвести меня в Ла-Бреа-Тар-Пиц – говорит, там раньше жили настоящие динозавры. Можешь в это поверить? – С этими словами Спайк рухнул на кровать Эммелины. Кровать слегка затрещала. Эммелина хотела напомнить воспитаннику о хороших манерах, но что-то ее остановило. Здесь все иначе, и их обычные правила принятого этикета к этому месту не подходят. В этом мире нет времени на такие ритуальные для нее вещи, как чай и пуговицы, и мисс Прайс не знала, хорошо это или плохо.

Подойдя к кровати, Эммелина усмехнулась: уж больно серьезен был Спайк. Откинувшись назад, парень уперся локтями в матрас и внимательно разглядывал потолочную роспись с цветами и фруктами.

– Тебе нравится Гретхен? – спросила Эммелина. Ее любопытство не было праздным: мисс Прайс нужно было узнать, будет ли Спайк проводить время с ней.

– С небольшим приветом, но неплохая, особенно если не пытаешься говорить с ней о салфеточках и о всяком барахле. – Спайк опустил голову и внимательно взглянул своими темными глазами на Эммелину. – Между прочим, если тебя это интересует, у нее с Уэстоном ничего нет. Она тащится от его пшюта, парня по имени Клифф.

Эммелина постаралась скрыть свою заинтересованность за скептической усмешкой.

– Когда же это вы успели стать таким опытным экспертом в любовных делах, молодой человек?

Спайк лукаво улыбнулся.

– Да это проще простого! – уверенно заявил он. – Голоса людей меняются, что-то с ними необычное происходит. То они громко хохочут, то начинают дышать так, будто только что вернулись с пробежки. Да и говорят они презабавно – ну вот как ты и Уэстон, например.

– Мы с мистером Уэстоном спорили, Спайк, – строго проговорила Эммелина. – В этом вся разница.

– Вовсе вы не спорили в самолете, – возразил парень.

Мисс Прайс по-прежнему держала в руках шпильку. Она попробовала засунуть ее назад в волосы, стараясь увидеть себя в этот момент глазами своего воспитанника. Дело в том, что Эммелина всегда старалась быть образцом идеального поведения. И что бы там ни говорили, правила и традиции в человеческом обществе обладают неоспоримой ценностью.

– Это был личный разговор двух взрослых людей, – сказала мисс Прайс. – А тебе не следовало подслушивать. И если уж быть точной до конца, я должна заметить, что это мистер Уэстон клеится, как ты выражаешься, ко мне, а не наоборот. Ты же сам об этом говорил.

– Ну хорошо, раз ты настаиваешь, то я скажу, что это он смешно говорил тогда в магазине, – согласился Спайк. – Зато после того случая смешно заговорила ты.

– Я?! – вскричала Эммелина. – Что ты выдумываешь? Просто у меня першит в горле, и это неудивительно: за последние двадцать четыре часа я ни чашки чаю не выпила.

Эммелина подошла к зеркальному шкафу и посмотрела на свое отражение. Прическа у нее, что и говорить, была еще та: половина волос заколота шпильками, половина распустилась, но ничто больше в ее облике не говорило о том внутреннем смятении, которое последнее время все сильнее одолевало ее.

Она почти пожалела о том, что не может порассуждать об этом со Спайком. Вот уже целый год он ходил на свидания, хотя, строго говоря, Эммелина не могла бы назвать это свиданиями. Но как бы там ни было, у него было больше опыта в области ухаживаний. Честно говоря, за ней толком никто и не ухаживал вовсе, а весь ее «любовный» опыт был почерпнут из эротических книг, в чем мисс Прайс стеснялась признаться.

Эммелина была самоучкой, но все ее домыслы и догадки ни в малой степени не подготовили ее к тому состоянию, в которое она впала, встретившись с заинтересовавшим ее представителем противоположного пола. Да, она знала, что секс – это наслаждение, сладкая пытка. Кстати, хрупкость Эммелины была одной из причин того, что она до двадцати восьми лет – весьма и весьма зрелого возраста – оставалась девственницей.

И теперь, глядя в свои темные, сияющие глаза в зеркале, чувствуя, как неистово колотится ее сердце, как пересыхает во рту, Эммелина в недоумении спрашивала себя: «Что это?»

– Так ты полагаешь, – наконец решилась она, – что я чем-то привлекаю его?

– Да я знаю только, что у него туго набитые карманы и что классно было бы жить в таком местечке, – ответил Спайк.

– Ох, Спайк! – Эммелина с тревогой посмотрела на своего воспитанника. – Мы же должны вернуться назад, ты не забыл? Мы не можем остаться здесь. Мистеру Уэстону вовсе не нужно, чтобы мы тут оставались, к тому же я и представить себе не могу, как бы мы вдвоем жили в этом городе. – При мысли об этом Эммелина похолодела. Она добавила: – Ты же пропустишь занятия!

Мисс Прайс уговорила Спайка поступить после школы в местный торговый колледж, где он занимался компьютерными технологиями, в которых весьма преуспел. Она надеялась, что со временем ее воспитанник поступит в университет.

«Нет, нам никак нельзя тут остаться». Эта поездка в Лос-Анджелес – всего лишь большое приключение, за которое она, вероятно, в долгу перед мистером Уэстоном, но больше она ему не должна ничего. Нужно обязательно напомнить ему об обещании спасти викторианский дом, куда она должна вернуться. А оказавшись там, Эммелина непременно сядет и напишет целую серию статей о ритуалах ухаживания. И начнет с того, как сохранить холодность, когда кто-то к тебе «клеится».

Глава 6

Эммелина влюбилась. Эта любовь пришла к ней с первого взгляда и была так сильна, что у нее порой перехватывало дыхание. Это нельзя было сравнить с впечатлениями, которые производили на нее эротические книги и все безделушки вроде кружевных «валентинок» из ее магазина. Купидон пронзил своей стрелой сердце мисс Прайс, как только она увидела Ла-Джоллу, город в Калифорнии. Да-да, она влюбилась в город.

Они с Джеффом катались по прибрежному 101-му шоссе, и Эммелина имела возможность вдоволь налюбоваться купающимися в море, сплошь голубоватыми видами города. До сих пор она ни разу не ездила в открытых автомобилях, поэтому Джефф Уэстон поднял верх своего «родстера», чтобы солнечные лучи ласкали их плечи и ветер играл волосами.

Ветер вырвал почти все шпильки из пучка Эммелины, и она сама вытащила оставшиеся заколки, чтобы тяжелые локоны вольной сверкающей волной упали ей на спину. Для поездки она нарядилась в платье, больше всего из ее гардероба походившее на летний сарафан: с присборенными рукавчиками, скромным вырезом и кружевным лифом – кружева вместо пуговиц. И те части ее тела, что не были прикрыты «платьем молочницы» и распущенными волосами, чувствовали себя замечательно.

Джефф любовался ее локонами, он так смотрел на развевавшиеся на ветру пряди, словно хотел прикоснуться к ним. Впрочем, Эммелина с легкостью была готова ответить на его возможный комплимент – взъерошенные волосы Джеффа так и светились в лучах солнца. На этот раз на нем вместо джинсов были летние брюки цвета хаки и рубашка элегантного цвета ирисов, который эффектно контрастировал с его загорелой кожей. В солнечных очках Уэстон был похож на кинозвезду.

Мисс Прайс едва не расхохоталась. Она? С кинозвездой? Ее состояние было схоже с тем, которое Эммелина испытала, когда впервые увидела Джеффа в своем патио. Вот только тогда она просто испугалась, а сейчас, находясь рядом с Уэстоном в автомобиле, Эммелина нервничала от его близости. А уж когда они подъехали к Ла-Джолле, у нее просто перехватило дыхание, и мисс Прайс вынуждена была влюбиться во что-нибудь, хоть в город.

Джефф Уэстон сказал ей, что сначала они позавтракают в ресторанчике на вершине скалы, а потом не спеша прогуляются по Джерард-авеню, где расположены десятки бутиков. Но Эммелина уговорила своего спутника сначала пройтись по магазинам и там же перекусить. Потому что вечером они должны были обедать с каким-то приятелем Уэстона, биржевиком, и она не хотела наедаться за ленчем.

Каким-то чудом Уэстону удалось найти местечко для парковки на нужной улице, и они начали прогулку прямо оттуда. От модных бутиков Эммелина ничего особенного не ожидала, зато по-европейски узенькие, извилистые улочки города сразу же покорили ее сердце. Было невозможно не влюбиться в подвешенные к стенам и поросшие мхом корзины с цветами и в старинные уличные фонари. Впрочем, и в магазинах оказалось немало интересного. Между бутиками с одеждой они то и дело встречали художественные галереи, магазинчики, в которых торговали различными старинными вещицами, и базары с антикварной одеждой.

– Обрати внимание на клоунов, – сказал Джефф, когда они проходили мимо магазина детской одежды.

Витрина этого магазина была оформлена в виде арены старинного цирка, по которой передвигались живые клоуны, вот только догадаться о том, что это не игрушки-манекены, а люди, можно было лишь по блеску их глаз. Внезапно Эммелина почувствовала, как Джефф положил ей руку на талию, чуть подтолкнув в сторону от дороги. Как это странно – ощущать, что мужчина заботится о ней…

Эммелина решила не закалывать волосы после поездки в открытом автомобиле и почувствовала себя чуть ли не развратницей, когда откусила кусочек соленого кренделька. Они попробовали в кондитерской помадку из арахисового масла и полакомились восхитительными и нежными сырными палочками в открытом кафе.

На другой стороне улицы раздались гитарные переборы – там в честь пышного открытия нового магазина Гуччи шампанское лилось рекой. Эммелина сунула пакет с крендельками в сумку, и они с Джеффом вошли в ярко освещенное помещение. Бродя по множеству секций, они рассматривали модели новой весенней коллекции. Уэстон игриво предложил Эммелине примерить что-нибудь из одежды, но она и слышать не захотела об этом.

– Мое белье скромнее, чем эти наряды, – заявила она, когда Джефф снял с вешалки нежно-розовое платье из органзы.

– Цветы для дамы? – крикнул продавец цветов, когда они вышли из магазина.

Эммелина собралась было отказаться, но Джефф тут же схватил ее за руку, подвел к торговцу и купил ей букетик восхитительных фиалок. Расплатившись, Джефф сначала вытащил из букетика несколько ароматных фиолетовых цветков и только потом отдал остальные Эммелине.

– Цветы для прически дамы, – сказал Уэстон, явно намереваясь украсить ее волосы своими руками.

Эммелина ощутила странное волнение, когда Джефф приподнял шелковистую прядь ее волос, убрал ее назад и засунул цветы ей за ушко, которое, казалось, именно для этого и было предназначено. Продавец краем глаза следил за его действиями, да и остальные покупатели наблюдали за Уэстоном. Такое внимание ее, конечно же, смутило, однако она поняла, что это довольно приятно.

– Ну вот, теперь ты похожа на цыганку, – промолвил Джефф. – А мне, между прочим, всегда хотелось услышать предсказание судьбы.

Он указал на ближайшее кафе, в котором столики на двоих прятались под тенью больших солнечных зонтов. Они сели, и Уэстон заказал холодный кофе мокко со льдом и шапкой взбитых сливок. На вкус кофе напоминал шоколадный коктейль.

Одной рукой Джефф покачивал бокал с кофе, а другую протянул Эммелине ладонью вверх, и та с серьезным видом предсказала крутые перемены в жизни человека в солнечных очках. Уэстон потребовал подробностей, однако «гадалка» не стала открывать их.

Уэстон был гораздо откровеннее.

– А вот я предсказываю, что скоро на этой улице появится магазин «Бесценный».

– Честно говоря, я и сама пыталась представить это себе, – призналась мисс Прайс, – однако это нелегко. Да и ренту мне никогда не оплатить.

– Ты недооцениваешь привлекательности своего товара, – проговорил Джефф. Внезапно он схватил ее за руки и так сильно сжал, что мисс Прайс едва не вскрикнула. – Как бы я хотел сегодня пообедать с тобой наедине! – прошептал он.

День был поистине волшебным. У Эммелины голова пошла кругом, и в ответ она смогла лишь кивнуть. Ей тоже безумно хотелось этого. Больше всего на свете.

Увы, их желаниям не суждено было сбыться, и Джефф больше Эммелины сожалел об этом. Уже через пять минут после встречи с Майком, «биржевиком», Джефф подумал, что неплохо, если бы земля под Майком сейчас разверзлась и тот провалился прямиком в Китай.

Ресторан Уэстон выбрал за его сдержанную элегантность. Ему хотелось, чтобы Эммелина чувствовала себя непринужденно и полностью раскрылась перед Майком. Ему не стоило волноваться: мисс Прайс раскрылась, как коробка е подарками, в которую нетерпеливый десятилетний мальчуган, жаждущий получить приз, с готовностью сунул голову.

– Джефф говорил мне, что вы поклонница викторианского стиля, – начал разговор Майк. – Один мой родственник оставил мне собрание сочинений Пруста с автографом, и я хотел бы узнать, насколько это большая ценность.

– Как?! – восторженно воскликнула Эммелина. – Все семь томов?! Это же замечательно! Я могу назвать вам имена нескольких коллекционеров старинных книг. Ох! Это невероятно! Скажите же скорее, понравились ли вам его произведения? Скажите честно, нашли ли вы Пруста таким же скучным, как и я?

Рассмеявшись, Майк нацепил на нос большие квадратные очки в черепаховой оправе и, опершись локтями о стол, стал внимательно рассматривать Эммелину. Она улыбнулась, при этом ее густые бархатные ресницы затрепетали.

«Ну почему Майк не бросит эту свою дурацкую манеру?» – подумал Джефф недовольно. И еще ему пришло в голову, что вечер потерян, вот только, похоже, для него одного. Как только «биржевик» и поклонница викторианской эпохи разгорячились за разговором о Прусте, стало очевидно, что Майк очарован ею, так очарован, что даже не заметил, что Джефф заказал на обед, а лишь глазел на Эммелину своими пронзительными близорукими глазами.

Впрочем, она и в самом деле выглядела восхитительно, вынужден был признать Уэстон. Мисс Прайс успела переодеться в белую блузку с кружевным жабо, под которым, как он догадывался, пряталось множество пуговиц. А ее расширяющаяся книзу юбка облегала ее бедра как хорошая перчатка и кокетливо играла фалдами у ее лодыжек.

После дневной прогулки Уэстон отвез Эммелину в свой загородный дом на побережье; там он сделал несколько деловых звонков, а Эммелина отдыхала до тех пор, пока не настала пора переодеваться к обеду. Дом был двухэтажный, с чердаком, и Джефф предоставил все помещения в ее распоряжение. Еще раньше он отпустил всю прислугу и, честно говоря, чисто по-мужски надеялся, что после обеда они приедут сюда, а не покатят в Лос-Анджелес.

Разумеется, ему пришло в голову, что они вполне могли бы заняться любовью, учитывая, как прошел день. Уэстону доставляло несказанное удовольствие представлять себе, как бы это могло происходить: она в одном из своих застегнутых наглухо платьев, а он медленно расстегивает ее бесчисленные пуговицы и так же медленно обнажает ее молочно-белую кожу. Джефф даже представил себе, как разогреются мочки ее ушей, когда он будет ласкать их языком. Честно говоря, он представил себе абсолютно все, включая и то, как трусы внезапно станут ему маловаты и он сбросит их на пол.

Именно в этот момент он и позвонил Максу Галлахеру и оставил сообщение с просьбой приготовить обещанный приз. Он сообщил секретарше Макса, что Джефф Уэстон сам заедет за ним.

«А может, и не заедет», – подумалось Джеффу. Майк настолько завладел вниманием Эммелины, что та и не смотрела в его сторону. Последние пятнадцать минут Майк рассказывал о своем хобби – затяжных прыжках с парашютом, причем рассказывал уже не в первый раз.

– Разве это не опасно? – поинтересовалась мисс Прайс. – Должно быть, вы любитель острых ощущений, сэр, – восторженно проговорила она. – Хотя, учитывая вашу профессию, можно предположить, что вы таким образом избавляетесь от стрессов.

– Вы полагаете, что пси…

– Она имеет в виду игру на биржах, Майк, – перебил его Джефф.

Внезапно голос Эммелины изменился: он стал слишком нежным, и это было чересчур для Уэстона, зато Майк напыжился как петух. Женщина доверительно склонилась к нему.

– Вы можете сказать, как обстоят дела с акциями «Уизард текнолоджиз»? – спросила она Майка театральным шепотом. Психиатр так же внезапно обрел мудрость оракула.

– Впереди у них свободное падение, – безапелляционно заявил он. И повторил: – «Уизард» ждет свободное падение. – С этими словами Майк провел ребром ладони по горлу, и Джефф едва не застонал от досады.

– Эммелина, прошу прощения, но я бы хотел выйти с Майком на минутку, – проговорил он, – Нам надо поговорить кое о чем.

Майк никак не проявил готовности выйти из-за стола, так что Джеффу пришлось подойти к нему и практически выбить из-под него стул. «Проанализируйте-ка это, мистер Интуиция и Чувствительность», – злобно подумал он, когда Майк, спотыкаясь, направился вслед за ним.

– Да что с тобой? – спросил психиатр, едва они оказались в фойе и Джефф схватил приятеля за плечи.

– Ты, придурок, я просил тебя оценить ее умственные способности!

– Я это и делал, – пожал плечами Майк. – Но как можно оценить человека, даже не поговорив с ним?

– Но ты же говоришь сам, а не ее заставляешь говорить! Едва мы сели за стол, как ты начал трепаться без умолку! Ну какая была необходимость рассказывать ей, что ты прыгаешь с парашютом, а? – возмущался Уэстон.

– Я хотел узнать, как она отреагирует на это, – промолвил психиатр. – Некоторые женщины находят особенно привлекательными тех мужчин, которые склонны к смертельному риску, а это нехорошо. Потому что получается, что такой женщине нравится то, что может убить мужчину.

Джефф замахал руками:

– Ну хорошо, хорошо. И что ты скажешь о ней?

– Об Эммелине? – переспросил Майк. – Она очаровательна.

– Это так, но она ненормальная?

Майк пожал плечами.

– Чтобы точно определить это, мне нужно побольше пообщаться с ней.

– Не будешь ты больше общаться с ней ни минуты! – завопил Джефф.

– Очень хорошо, – кивнул его приятель. – Если хочешь знать мое первое впечатление от нее, то я скажу: нет, она не сумасшедшая. Эммелина – одна из чистейших женщин, которых я встречал за последнее время. Но вот ты, Джефф, меня волнуешь. Не хочешь, чтобы я с тобой поработал?

– Зачем?

– Для начала я бы порекомендовал тебе обратить внимание на внезапные вспышки гнева, а потом мы бы потолковали с тобой о твоих навязчивых идеях, – разъяснил психиатр.

Если бы только Майк знал! У Джеффа действительно появились навязчивые идеи – о пуговицах и мочках ушей. А почему бы и нет? И если он думал о мочках ушей, так только потому, что не видел ничего больше. Кстати, этим же можно было объяснить и мысли о пуговицах. И это вовсе не означало, что он болен.

– Джентльмены! – Эммелина неслышно приблизилась к ним. Вид у нее был озабоченный. – Все в порядке? – спросила она. – Не хотелось бы быть невежливой, Джефф, но мне кажется, что нам не следует дольше задерживаться. Я беспокоюсь о Спайке, а впереди еще долгая дорога.

– О Спайке? – с интересом переспросил Майк.

«Нет уж, с меня хватит, – подумал Уэстон. – Безумный вечер, полный пуговиц и невозможности их расстегнуть». Сейчас он треснет Майка по физиономии!

– Когда вы в следующий раз задумаете совершить затяжной прыжок, – интимно зашептала Эммелина на ухо Майку, – сообщите об этом мне, чтобы я могла упаковать ваш парашют.

Ей ужасно захотелось выпить чаю. Эммелина тихонько выскользнула из кровати, вышла из своей комнаты и на цыпочках направилась в кухню, полагая, что весь дом уже спит. Потому что было уже три часа ночи.

Мисс Прайс увидела множество металлических банок цилиндрической формы, но она даже не заглянула в них в уверенности, что хороший чай не станут держать на виду. Наверняка у ее хозяина хватит на это ума.

Сначала Эммелина обшарила буфеты и шкафы, потом заглянула в кладовую и наконец в холодильник. Разумеется, чайных пакетиков нигде не было. Но они оказались в самой маленькой серебряной шкатулке. Причем это был не какой-нибудь чай, а ее любимый, сорта «Эрл Грей». Она набила пакетиками карманы халата и уже прихватила еще одну пригоршню, как вдруг в кухне зажглась люстра. Яркий свет поначалу ослепил Эммелину, но, даже несмотря на это, она разглядела в дверном проеме фигуру ассистентки Уэстона.

– Гретхен? – изумленно проговорила мисс Прайс, пряча за спиной руку с чайными пакетиками.

Высокая роскошная блондинка улыбнулась Эммелине и, покачиваясь, вошла в кухню. Вернувшись с обеда, Джефф вызвал ее по поводу очередного договора, и они заработались допоздна, так что Гретхен предпочла остаться в комнате для гостей, а не возвращаться к себе домой. Ее раскрасневшееся лицо было покрыто испариной, словно она только что занималась изнурительным физическим трудом. Волосы Гретхен завязала сзади в хвост.

– А я тебя искала, – заявила Гретхен. – Думаю, нам следует поговорить о грядущем благотворительном вечере, не так ли? Во-первых, тебе надо подумать, в чем ты туда пойдешь, а во-вторых, я хотела вкратце описать тебе приглашенных.

Гретхен молча подошла к холодильнику, вынула банку диетической колы, дернула за колечко и принялась жадно пить. Через мгновение она заглянула в буфет и разыскала там пакетик поп-корна. Пока Гретхен расхаживала по кухне, Эммелина лихорадочно озиралась в поисках уголка, где можно было бы спрятать чай. Тем временем помощница Джеффа направилась к микроволновке.

– Это будет демонстрация модного белья, – сообщила она, нажимая кнопочки на панели печки. Как только печь заработала, Гретхен повернулась к мисс Прайс: – Будут демонстрироваться модели известных дизайнеров, и, раз уж ты объявлена почетным гостем, думаю, тебе самой стоит выбрать, на что пойдут собранные гостями взносы. Таким образом мы и представим тебя. Ну, что скажешь?

– Звучит заманчи… – Эммелина осеклась, увидев, что в кухню, потирая заспанные глаза, ввалился ее воспитанник. Он был в огромной футболке и боксерских трусах.

– Почему ты встал? – спросила Эммелина.

– Я учуял запах поп-корна, – отозвался Спайк.

– Я как раз его жарю, – кивнула Гретхен. – Через минуту будет готов, так что заходи.

«Отлично, – подумала Эммелина, – скоро весь дом сюда явится…»

– Кажется, запахло поп-корном?

Услышав голос Уэстона, Эммелина попятилась назад к стойке. Кухня была огромной, а Джефф стоял в противоположном ее конце, у двери. У Эммелины от стыда закружилась голова. «Господи, только бы он не заметил чай!» – взмолилась она про себя.

– Что тут происходит? – поинтересовался Джефф. – Кто-то проголодался? – Заметив Эммелину, он направился к ней, вопросительно глядя на нее. – Ты разве не наелась в ресторане?

– Да нет, вообще-то наелась, – пролепетала Эммелина, отстраняясь от Уэстона. – Пожалуй, я пойду к себе.

Джефф посмотрел на пол, потом на нее, в его глазах загорелся опасный огонек.

– Ты что-то уронила.

Ни дать ни взять благородный рыцарь, готовый прийти даме на помощь. Сердце у Эммелины упало. Потому что Джефф опустился возле нее на колени, поднял выпавший пакетик чая и, подняв глаза, заметил полные чайной контрабанды карманы. Окончательно смутившись, она наконец-то решилась взглянуть на него, чтобы услышать:

– Вам не кажется, что безупречной молодой леди, поклоняющейся старомодным викторианским ценностям, следовало бы соблюдать и старомодные викторианские правила поведения, а?

Глава 7

Эммелина уже решила, что наденет на благотворительный вечер, устраиваемый в ее честь. Выглаженное платье аккуратно висело на плечиках на двери ее зеркального шкафа. Но, войдя в комнату, она увидела элегантный подарок, лежавший у нее на кровати, – блестящую белую коробку с огромным бледно-розовым, с золотыми краями, бантом, в складках которого пряталась роза. В коробке лежало то самое облегающее фигуру платье, которое Джефф предлагал ей в Ла-Джолле. К подарку также прилагалась записка, в которой говорилось, что из-за обилия дел он не сможет проводить ее на вечер, но что там они обязательно встретятся. Джефф также выразил надежду, что Эммелина наденет это платье.

Вот так. Он всего-навсего надеется! Эммелина растерялась. Сначала она огорчилась, что они не поедут вместе. Уэстон на несколько дней уезжал в деловую поездку, и Эммелину не переставало удивлять, как она по нему соскучилась. Правда, вместе со Спайком и Гретхен они то и дело где-нибудь бывали, и мисс Прайс радовалась, что ее воспитанник быстро привыкает к этому странному новому миру, полному прогулочных аллей, автомобильных стоянок, небоскребов и тому подобных вещей. Да, днем она отвлекалась, но к вечеру чувствовала непонятное опустошение. Прежде Эммелине и в голову не приходило, что она когда-нибудь захочет находиться в обществе какого-нибудь мужчины.

А платье… Оно было нежным и светящимся, как восход солнца. И хотя Эммелина втайне восхищалась смелым поступком Джеффа, ей было невдомек, что он хотел сказать своим подарком.

Она прикоснулась к переливающейся ткани платья и затрепетала сама. Должно быть, он представил себе, как она будет в нем выглядеть… Едва Эммелина представила то же самое, она поняла, что надеть чудесный туалет не в состоянии. Ведь она не сможет надеть под него белье, не так ли? А вдруг Джефф захочет дотронуться до нее, ощутить, как это платье прилегает к ее коже и каково это – раздеть ее?

До смешного просто, подумала Эммелина. Бретелька там, бретелька тут – и вечернее платье легким ветерком опустится к ее ногам. И что он подумает, если она все-таки наденет его? А что, если Джефф догадался, что ей придут в голову все эти мысли?

Платье, которое она собиралась надеть, теперь казалось Эммелине просто ужасным. А ведь она считала это крепдешиновое, в цветочек, одеяние с вышитым лифом чуть ли не верхом совершенства. Нет, такое подходит только для занудной классной дамы.

Находясь в затруднении, Эммелина переводила взгляд с платья для классной дамы на платье, подаренное Уэстоном. Ну хоть примерить-то подарок можно! Эммелина дрожащими руками вынула платье из коробки и увидела, что там лежат еще два подарка. В пакетике из блестящего целлофана светлело нечто из шелка и кружев, и, лишь прижав эту непонятную вещицу к бедрам, она догадалась, что это трусики. От изумления Эммелина даже присвистнула. Что, интересно, Джефф себе вообразил, когда покупал ей такое!

В другом свертке Эммелина обнаружила босоножки на высоких каблуках. Нет, все это никак не укладывалось в ее голове. Ну никак! Покупая эти вещи, Джефф, вероятно, думал не о ней, а о другой женщине.

Эммелина так разволновались, что пальцы перестали слушаться ее, когда она принялась неловко вынимать из волос шпильки, расстегивать пуговицы на блузке и снимать туфли. Она переоделась с молниеносной быстротой, едва успев подумать о том, что надо бы поскорее облачиться в обновку, чтобы долго не оставаться обнаженной. А затем, подойдя к зеркалу через несколько мгновений, Эммелина испытала настоящий шок, испуг и ужас.

Она ничуть не походила на распутницу, а вполне бы сошла за сказочную принцессу, попавшую на костюмированный бал. Но скорее она была похожа на нимфу, думала Эммелина, глядя на свои блестящие темные кудри, сияющие глаза и восхищенное выражение лица. Платье как перчатка облегало ее стройную фигурку, обнимало все ее соблазнительные изгибы. Струилось на ней.

Ну как после этого она сможет надеть наряд классной дамы?

Зайдя в идущий вверх лифт, Джефф взглянул на свое отражение в зеркальных стенах и одернул смокинг. Дверцы лифта раздвинулись, Уэстон вышел на крышу и сразу же по гомону толпы и исполняемой оркестром музыке понял, что происходит что-то необычное.

Лифт привез его в отделанное мрамором фойе, из которого Джефф вышел в мезонин – там в фонтанах мелодично журчала вода, а ветви деревьев были украшены лампочками. «Открытая» крыша на самом деле пряталась под гигантским куполом из плексигласа, который, если позволяла погода, мог раздвигаться, как купол планетария. Этим вечером воздух был свеж и чист, в небе мерцало несколько звездочек.

Бальный зал располагался чуть ниже, и Джефф задержался на ступеньках, чтобы оглядеть собравшихся. Вообще-то гостям предлагалось прийти в смокингах, но многие предпочли более свободный стиль, кроме слуг, которые соответственно случаю были облачены в белые или темные костюмные пары. Гретхен успела сообщить ему, что на вечер пожалуют несколько молодых, но уже известных модельеров и парочка заслуженных кутюрье. Новость распространилась с такой скоростью, что цена на билеты подскочила до тысячи долларов. Его ассистентке даже пришлось сократить список гостей до двухсот пятидесяти человек.

По решению Уэстона деньги должны были пойти на благие цели: Эммелина попросила, чтобы их потратили на стипендии. Ей хотелось, чтобы деньги достались детям из бедных семей вроде Спайка, которые были не в состоянии без посторонней финансовой поддержки заплатить за учебу в колледже или производственной школе.

И, раз уж речь зашла об Эммелине, стоило бы заметить, что ее-то и искал взглядом Джефф Уэстон. Он был готов к тому, что замрет от восторга, увидев ее в новом туалете, поэтому и высматривал женщину в толпе собравшихся манекенщиц, среди столов с закусками, где Спайк объедался калифорнийским суши. Недалеко от Джеффа собралась группа гостей, о чем-то живо переговаривающихся. Приблизившись к ней, Джефф наконец-то увидел объект своих поисков: саму мисс Прайс.

Эммелина стояла на фоне огромного экрана из цветов и приветствовала гостей с таким видом, словно всю жизнь только этим и занималась. Гретхен, правда, советовала ей, что говорить, чтобы не растеряться, но, похоже, Эммелина полностью владела собой – вплоть до носков своих элегантных туфель на пуговицах. Ее волосы были убраны в обычный очаровательно растрепанный пучок, а ее светлое шелковое платье было гордо застегнуто до самого подбородка. Ну прямо-таки живое воплощение викторианской эпохи.

Итак, она не надела его подарок. С одной стороны, Джефф Уэстон был слегка огорчен этим, но, с другой стороны, он с уважением отнесся к поступку мисс Прайс, которая знала себе цену, знала, кто она, и не собиралась поступаться своими принципами. Джефф восторгался ею. Правда, он еще не понял, не была ли она немного сумасшедшей, но в том, что Эммелина Прайс – женщина сильная, можно было не сомневаться.

Уэстон никогда не отличался терпением, однако на этот раз он дождался, пока последний из окружавших Эммелину гостей отойдет от нее, и лишь после этого приблизился к ней сзади.

– Эммелина! – окликнул он, положив руку ей на талию.

Мисс Прайс вздрогнула и оглянулась. Глаза их встретились, и обоим показалось, что между ними пробежала электрическая искра. Затем их руки соприкоснулись, словно хотели увериться в том, что они рядом.

«Что, черт возьми, мы оба чувствовали в этом мгновение?» – подумал Уэстон. Он не мог ответить на этот вопрос, потому что слишком многое случилось за короткое время. Ему казалось, что его тело, с одной стороны, потеряло вес и готово взлететь, а с другой – что оно, напротив, отяжелело, особенно в области желудка. По его ногам побежали мурашки, и Джеффу захотелось что-то сделать, правда, он не знал, что именно. А может, и знал. Будь его воля, он бы полностью завладел Эммелиной. Он не видел ее несколько дней, даже не говорил с ней и не хотел делить ее внимание с собравшимися.

«Ты сам устроил это сборище, гений!» – подумал он и спросил:

– Тебе нравится вечер?

– Да, спасибо, – кивнула она. – Вечер замечательный. И друзья у тебя хорошие.

«Черт бы побрал моих друзей!» – рассердился Джефф.

– Ты отлично выглядишь! – восхищенно сказал он.

– Даже в этом платье?.. – быстро проговорила Эммелина, но Уэстон перебил ее.

– Платье тут ни при чем, – заявил он. – Ты отлично выглядишь.

Больше Уэстон не успел ничего сказать: свет стал гаснуть, на подиум вышла Гретхен и сообщила, что демонстрация белья начинается. Публика поспешила занять места, а Гретхен представила собравшимся ведущую – энергичную женщину, известную по утренним телепередачам.

Эммелина посмотрела на Уэстона, ожидая, что он проводит ее в зал, однако вместо этого он отвел ее назад, к стене. Ему было просто необходимо остаться с ней наедине в этом людном помещении.

Показ мод был неинтересен Уэстону, поэтому он и не смотрел на сцену, а наблюдал за своей спутницей. Эммелина была серьезна, лишь несколько раз по ее лицу пробегала мимолетная улыбка, но яркий свет, направленный на подиум, музыка, красивые манекенщицы, мелькание прозрачных накидок полностью завладели ее вниманием. Может, некоторые особенно смелые модели и смутили ее, но она не подала виду. Еще бы, ведь это Эммелина!

Когда показ модного белья завершился, ведущая заявила, что для гостей приготовлен сюрприз, который будет грандиозным завершением праздника.

– Шоу еще не закончено, ребята, – объявила она. – Ради забавы мы решили завершить его туалетами, сшитыми с помощью вещиц, которые предоставил нам не известный прежде талант мисс Эммелина Прайс! И мы хотим еще раз поблагодарить вас за щедрые взносы.

Эммелина даже не прикрыла рот рукой, чтобы сдержать возглас изумления. Она явно не понимала, что происходит. И Джефф не имел об этом понятия. «Пожалуй, это дело рук Гретхен», – пронеслось у него в голове.

– Кстати, и для самой Эммелины это тоже большой сюрприз, – договорила ведущая, делая вид, что оглядывает толпу в поисках почетной гостьи.

Эммелина пригнулась, Джефф улыбнулся. К счастью, в этот момент грянула музыка, а прожекторы выхватили из темноты высокую длинноногую блондинку, вышедшую из-за кулис. Это была не кто иная, как Гретхен, затянутая в красный корсет – тот самый, что она купила в магазине мисс Прайс. Черт возьми, кроме корсета, на ней были только чулки с подвязками да узкая полосочка трусиков! Джефф глазам своим не верил. И как она могла пойти на такое, не посоветовавшись с ним?! Эммелина явно была в шоке. Она прижала руки к горлу, из которого вырвался какой-то неопределенный звук.

Но тут вслед за Гретхен на подиум вышла еще одна модель – на этот раз профессиональная манекенщица, облаченная в точно такой же корсет, только ярко-голубой, потом другая – в черном корсете и еще одна – в корсете в горошек. Не прошло и нескольких секунд, как подиум оказался полон длинных ног и откровенных корсетов.

– Минуточку! Это еще не все! – крикнула ведущая в микрофон. – Теперь пойдут маргаритки!

На сцену вышла новая группа манекенщиц – на этот раз они были облачены в те самые салфеточки, что вязала Эммелина. Чашечки бюстгальтеров были из больших маргариток, а трусики – из целых букетов вязаных цветов, сшитых вместе. Гретхен вышла на сцену последней. Ее трусики были сшиты всего из двух крупных маргариток – по одной спереди и сзади, – скрепленных между собой за лепестки.

Гостям это явно пришлось по вкусу, но Джефф не стал аплодировать. Он уже был готов остановить показ белья и непременно сделал бы это, если бы не Эммелина.

– Куда ты? – вполголоса спросила она, заметив, что ее спутник порывается подойти к сцене.

– Я не позволю им вытворять такое с твоими салфетками!

– Нет! Не устраивай шума! – взмолилась Эммелина. – Я просто не ожидала, что Гретхен это затеет.

– Я тоже, – заверил ее Уэстон. – И как только публика разойдется, она уйдет в историю.

– Неужели ты ее уволишь? – возмутилась мисс Прайс.

– А ты разве этого не хочешь? Тебе все это нравится?

– Не знаю, – растерянно произнесла Эммелина, теребя одной рукой пуговицы под подбородком, а другой убирая за ухо выбившуюся из пучка прядь волос. – Я хочу сказать, что до сих пор мои салфетки вообще-то были никому не нужны, разве не так? Только для красоты, больше ничего. А теперь они не только для красоты, но еще и полезны. – Она пожала плечами, показывая этим, что, возможно, Гретхен поступила не так уж плохо.

– Эммелина! – Джефф не мог поверить, что услышал это от нее. Она говорит, что ее скромные салфеточки из прошлой эры хороши для откровенного и сексуального белья? – Но ты же не захотела надеть мое платье!

– Это верно, – кивнула Эммелина, – но это вовсе не означает, что оно не понравится мне на ком-нибудь другом. – Ее ресницы затрепетали, а потом она смело посмотрела на Уэстона. – Я полагала, что ты хотел переселить меня в реальный мир, Джефф. Но мы живем на огромной планете, разве не так? На ней есть место для самых разных людей и идей, для разных вкусов.

Джефф лишился дара речи. Ему нечего было сказать, да он и не будет услышан. Гости окружали Эммелину, наперебой поздравляя ее. Уэстон видел, что их становится все больше и больше, и ему захотелось увести Эммелину прочь, опасаясь, что они обидят ее. Вместо этого он невольно отступил назад, чтобы не мешать им. Только сейчас Уэстон понял, что обижать его гостью никто не собирается. Напротив, все жаждали высказать ей свое уважение, и Эммелине Прайс это было явно по душе. Она смеялась, благодарила публику и сказала, что, собственно, хвалить надо не ее, а Гретхен, которая затеяла финальное шоу. Она сияла от удовольствия. Джефф еще ни разу не видел ее в таком состоянии.

– Джефф! Джефф! – услышал Уэстон голос Гретхен, которая издалека махала ему. Рядом с ней он увидел дизайнеров моды, которые явно намеревались познакомиться с Эммелиной.

Джефф Уэстон мог предсказать, что будет дальше. Он едва сдержал недовольную гримасу, когда увидел, как один из них склонился над Эммелиной с таким видом, словно они были давними друзьями. Он, видите ли, хотел потолковать с ней о возможном сотрудничестве. Ее коллекцию можно было бы назвать «Скромность», «О таком не говорят» или просто «Эммелина», если ей так захочется. Ох, у него просто море идей возникло, и это она вдохновила его.

Джефф невесело усмехнулся. Похоже, его уроки с погружением в действительность начались. Его деревенская красавица дебютировала, и притом весьма успешно. Больше того, она сделала это по-своему. Она осталась чистой Эммелиной. Безупречной мисс Прайс в ее лучшем выражении.

Он-то надеялся, что реальный мир изменит ее. Уэстону и в голову не приходило, что Эммелина сама может его изменить и даже поставить перед собой на колени. Господи, вот это женщина! Джеффу хотелось одного: чтобы Эммелина казалась чуточку счастливее. Или по-настоящему была бы счастлива. По любой причине.

Как там она говорила? «Обрати свои раны в мудрость»?

Эммелина Прайс понятия не имела о том, что за ней пристально наблюдают. Или о том, что может стать причиной конфликта. Да, голова у нее действительно пошла кругом от всей этой шумихи, хотя она и не понимала, чем шумиха вызвана. Этой женщине было невдомек, что ее вязаные кружевные салфеточки могут привлечь столько внимания, и уж тем более она не могла представить, что они пойдут на изготовление совершенно невероятного белья. Но больше всего она страдала от одиночества, связанного с отсутствием возле нее Джеффа Уэстона.

Да, она поняла, что его больше нет рядом. Забыв об окружающей ее толпе, Эммелина резко оглянулась назад, чтобы взглянуть на Джеффа, и ощутила отвратительную пустоту внутри. Джеффа нигде не было.

Глава 8

Возбуждение отпустило Эммелину. Правда, она все еще не перестала удивляться и смущаться, вспоминая показ модного белья, но не более того. Она находилась в своей комнате и готовилась ко сну. Рассеянно расстегивая пуговицы на платье, Эммелина подумала, что жизнь – это всего лишь вечеринка, на которую ее не приглашали до нынешнего дня.

И почему приглашение все-таки пришло, оставалось для нее загадкой. Возможно, конечно, она получала эти приглашения, и они лежали у нее дома на рабочем столе, да только она не обращала на них внимания. Она и на это бы не ответила, если бы не Джефф.

Эммелина расстегнула верхние пуговицы платья, приоткрыла воротничок и закинула голову назад, чувствуя, как ее волосы шелковистой волной пробежали по ее шее. Очень приятное ощущение. Нежные пряди гладили ее кожу – гладили так, как никто и никогда не гладил. Так приятно, вообще все приятно, даже ее возможная нагота… Эммелина обхватила себя руками за плечи и покачала головой.

Если бы только она знала, куда исчез Джефф. Впрочем, возможно, ей лучше и не знать этого: что-то говорило Эммелине, что она пойдет к нему этой ночью и даже не спросит себя, зачем делает это.

Она вернулась домой на лимузине вместе со Спайком и Гретхен, но Джеффа там не было. Гретхен приготовила какао, и они втроем принялись подробно обсуждать минувший вечер.

У окна стоял стул. Эммелина подошла к нему и села, вспоминая океан огней, которые увидела в день своего приезда. На этот раз она увидела лишь свое отражение, и зрелище было весьма привлекательным. Блестящие волосы обрамляли ее лицо, ее кожа казалась удивительно нежной и теплой.

Пуговицы ее платья были обтянуты кремовым шелком и застегнуты на петельки из этой же ткани. Расстегивая их, она вдруг представила себе, как платье падает к ее ногам, оставляя ее совершенно обнаженной. Это было что-то новое, потому что Эммелине и в голову никогда не приходило раздеться у кого-то на глазах, пусть даже на своих собственных. Нет, свое тело она, конечно же, видела, но в своем нынешнем состоянии она бы не решилась взглянуть на него.

Еще несколько пуговиц – и ее пальцы прикоснулись к нежным возвышенностям, и это вновь удивило Эммелину. Ее груди были мягкими, как пух одуванчика, да еще и теплыми в придачу. Еще одно приятное ощущение, похожее на то, которое появлялось, когда ее локоны касались шеи. Нет, это все на нее не похоже, это невероятно! Господи, она же не надела свое обычное белье!

Она надела только то, что он ей подарил. И все.

Если она не перестанет расстегивать пуговицы, платье упадет на пол и она останется обнаженной. Или почти обнаженной. Эммелина была уверена, что не заставит себя посмотреть на собственное отражение. Но не представлять, что произойдет, она не могла, а потому ее пальцы продолжали высвобождать пуговицы из петель. Когда последняя пуговица была расстегнута, Эммелина подняла глаза.

Это было слишком. Чувства, захватившие ее, были слишком яркими, слишком волнующими.

Она не хотела раздеваться, даже ради себя самой, она хотела того, чего желала Лейла из книги Жорж Санд: «Темноволосый мужчина склонился над нею, чтобы накрыть ее губы своим горячим страстным ртом».

Она бы в жизни не призналась, что мечтает об этом, не ощущая себя при этом окончательно испорченной. А ведь Лейла хотела только того, чтобы ее поцеловали. Эммелине хотелось, чтобы ее наклонили назад и поцеловали в основание шеи. Хотелось чувствовать, как собственные кудри гладят ее нагую спину. И чтобы мужские руки держали ее за талию, а его взор жадно скользил бы по ее белому телу.

Она где-то читала об этом – о страстном желании. Наверняка это было в одной из ее книг. В течение нескольких лет она то и дело украдкой читала их – хотя бы ради того, чтобы знать, что происходит между мужчиной и женщиной в некоторые минуты. Поначалу Эммелина говорила себе, что ей необходимо изучить все, что касается викторианской эпохи. Но те ощущения, которые охватили ее, когда она читала описания страсти, поразили ее. Тогда она и начала тайком свое самообразование в этой области.

Правда, ей редко удавалось изучить за один раз больше нескольких абзацев, потому что их содержание самым странным образом действовало на нее. Где-то в животе у нее начиналось сущее безумие, голова шла кругом, и она была вынуждена прекращать изучение поведения распутных горничных и их красивых кавалеров.

В одной из книг она нашла образцы самой откровенной эротики той эпохи. Эммелина была поражена тем, сколько существует способов того, как мужчина может ласкать женщину. Мужчины не только наклоняли женщин назад и целовали их – нет, они продолжали свои ласки до тех пор, пока женщины не начинали кричать от восторга и задыхаться.

Да уж, они там получали наслаждение. И атмосфера в книгах была поистине сладострастной. Любое, даже самое извращенное желание претворялось в жизнь, причем все это было описано в таких мельчайших подробностях, что Эммелина захлопывала книгу. Правда, потом вновь и вновь открывала ее на том же месте и перечитывала описания снова. Разумеется, для того, чтобы просто понять, о чем идет речь.

Что ее больше всего поражало, так это выносливость мужчин, строение их тел и их постоянное восхищение женскими ножками, даже если те были скрыты под шелковыми путами. Похоже, они предпочитали видеть своих женщин беспомощными. Да и женщины, которым нравилось быть объектами мужской страсти, подыгрывали им.

И еще там безраздельно царил разврат. К счастью, Эммелина могла вовремя остановиться, закрывала книгу и обещала никогда больше не подвергать себя такому волнению.

По лицу женщины пробежала улыбка, когда она подумала, какими камнями вымощена дорога в ад. Да, она всегда возвращалась к тому месту, на котором захлопывала книгу, ей и в голову не приходило, что она когда-нибудь станет вытворять такое же с мужчиной. Однако что-то говорило Эммелине, что кое-какой опыт в этой области у нее все же будет. Кое-какой опыт… Да она жаждала получить его, только боялась сказать себе, что хочет обрести его именно в этой красно-золотой спальне.

Прохладный ветерок пробежал по ее коже, и Эммелина подняла взор на окно, желая удостовериться, что ненароком не открыла его. Только сейчас она заметила, что расстегнула пуговицы на платье вплоть до кружевных трусиков, которые он ей подарил. Отвернувшись от собственного отражения, она осторожно расстегнула манжеты на пышных рукавах, а потом позволила шелковому платью соскользнуть с нее на пол и переступила через него. В жизни она не делала ничего подобного. У нее даже перехватило дыхание от собственной смелости, зато теперь она знала, что это такое. Хоть об этом она не будет думать, лежа ночью в кровати. Одной тайной меньше.

Ветерок остудил ее кожу. Вздрогнув, Эммелина прикрыла груди руками и поспешила к шкафу за длинным шелковым кимоно с золотистыми и персиковыми разводами. Честно говоря, она не смогла сдержаться и еще раз посмотрела на себя в зеркало. На ней были лишь босоножки и кружевные трусики – такие же маленькие, как и ее вязаные салфеточки. Впрочем, заметила она, кто-то весьма тщательно разрабатывал их модель: они прикрывали все, что надо.

Эммелина зацепила пальцем край трусиков, стянула их с бедер и, усмехнувшись, посмотрела на кружевное чудо. Ей захотелось рассмеяться, до того они были сейчас неуместны.

И только тут она услышала, как скрипнуло кресло.

А потом увидела его.

Он все время был здесь. Джефф Уэстон сидел в кресле в углу, прячась в тени, и наблюдал за ней.

Эммелина уронила трусики и схватила кимоно.

– Что ты здесь делаешь? – возмутилась она. – Почему не сказал ни слова?

– Не знаю, – хрипловатым голосом ответил Джефф. Глаза его горели. – Вообще-то я пришел сюда, чтобы потолковать с тобой. Но теперь я вообще ни черта не помню.

Эммелина в ужасе прикрылась кимоно. Он все видел! Впрочем, она ведь не сделала ничего такого, не так ли? А о неприличном только мечтала. Она теперь уже не могла припомнить, что приходило ей в голову, но это сильно возбудило ее. Она покраснела, лицо ее покрылось испариной. Пот выступил у нее над верхней губой и под волосами.

Джефф с большим интересом наблюдал за ее смущением, однако сделал попытку извиниться. Эммелина успокаивала себя: все в порядке, он не пытался воспользоваться ситуацией. Однако при одной мысли о том, что было бы, если бы Джефф все-таки не сдержал себя, она затрепетала. Ее пробрала дрожь, унять которую Эммелина была не в состоянии.

И Джефф Уэстон это заметил.

– Выгони меня отсюда, – тихо промолвил он. – Немедленно. Скажи, чтобы я ушел. – Замолчав на мгновение, Джефф покачал головой: – Хотя нет, это не твоя проблема. Я сам сюда пришел, я и должен уйти. – С этими словами он поднялся с кресла и направился к двери.

«Выгони его отсюда, Эммелина! Вели ему уйти!»

– Подожди, – прошептала мисс Прайс.

В глазах Джеффа мелькнул вопрос, когда он посмотрел на нее через плечо, и Эммелина поняла – они оба поняли, – что она могла попросить его остаться только с одной целью. Мисс Прайс отвернулась на мгновение, чтобы надеть кимоно, хотя думать о скромности вообще-то было поздно. Уэстон уже видел, как она прыгала тут голая.

– «Подожди»… То есть «не уходи»? – уточнил Джефф.

Эммелина кивнула, Уэстон повернулся к ней всем телом. Только сейчас она заметила, что он по-прежнему в смокинге. Правда, галстук был ослаблен и воротничок рубашки расстегнут.

– Похоже, тебе не нужен помощник, чтобы расстегивать пуговицы? – с сожалением спросил Уэстон. – Могу я еще что-нибудь сделать?

Да, он мог. Было еще кое-что. Эммелине пришла в голову совершенно безумная мысль, но она захотела сделать еще один глоток реальности. И это показалось ей еще более рискованным, чем все ее фантазии. До того рискованным, что она могла умереть. Пусть так, но что, если у нее больше не будет возможности?

– Ты помнишь тот отрывок из «Лейлы»? – спросила она Джеффа.

– Темноволосого мужчину? Горячий страстный рот? – уточнил он.

– Да-да, именно это… Как ты думаешь… Ты бы мог сделать то же самое?

– Ты хочешь, чтобы я…

Кивнув, Эммелина закрыла глаза. Ей пришло в голову, что она затеяла нечто ужасное. Она умрет, если он это сделает, и умрет, если он откажется.

– Так ты бы мог? – прошептала она. – Мог бы запрокинуть мне голову и поцеловать меня? – Эммелина даже не подняла глаз, чтобы увидеть, как Джефф отреагировал на ее слова. Да и времени на это не было, потому что он вмиг оказался возле нее, обнимал ее за талию, запрокидывал ей голову, прижимал к себе. А она сдерживала изумленный возглас.

– Не напрягайся, – прошептал Джефф ей в волосы. – Расслабься и делай то, что я скажу, Эммелина.

Дыхание Уэстона пробежало по ее лицу, она закрыла глаза и подумала о том, что героиням ее книг, пожалуй, давали те же указания. Теперь у нее задрожали ноги. Дрожь была такой сильной, что Эммелина не удержалась бы на ногах, если бы Уэстон отпустил ее. Так что выхода не было: ей оставалось только делать то, что он говорил.

Эммелина запрокинула назад голову, спустя мгновение ее талия изогнулась над его рукой, а его губы коснулись ее шеи. Горячие губы. Пылающие. Эммелина подумала, что запомнит их прикосновение на всю оставшуюся жизнь.

– Этого довольно, Эммелина? – услышала она над собой его голос.

Нет, она хотела большего, самого главного. Ужасно хотела. Но от его прикосновений Эммелина отчего-то ослабла. Кровь прилила у нее к голове, а в животе разлилось какое-то странное томление, ей казалось, что она ощущает каждый дюйм его пылающей плоти. Ее живот стал таким же горячим, как губы Уэстона. И твердым.

Твердым, как… как шомпол, подумала она, вспомнив, что так иногда называли в ее книгах некую часть мужского тела. Это отрезвило ее.

– Довольно, – твердо произнесла Эммелина.

Джефф помог ей выпрямиться и удержал, когда она, качнувшись, прислонилась к нему. Он вопросительно заглянул ей в лицо, словно желая понять, какое впечатление на Эммелину произвел его поцелуй.

– Эммелина, с тобой все в порядке? – спросил Уэстон. – Ты уже делала это прежде?

– Что? – переспросила она. – Просила ли я мужчину?.. Конечно…

– Короче говоря, нет, – поправил ее Уэстон с легким негодованием в голосе. – Так в чем же дело? Почему ты сделала это сейчас?

– Потому что я до сих пор ни разу не целовалась, – пролепетала Эммелина.

– А я ни разу не прыгал вниз с обрыва, – с нетерпеливой усмешкой заметил Джефф. – Никогда не делать чего-то – это еще не причина.

Эммелина терпеть не могла поучений на эту тему, к тому же для одного вечера с нее и впрямь было достаточно – она совсем смутилась. Собравшись с силами, Эммелина отпрянула от Уэстона, отступила назад и плотно завернулась в кимоно.

– Может, для вас это утверждение верно, сэр, – заявила она, – а вот для меня – нет.

– При чем тут утверждения? – отозвался Джефф. – Я говорю о здравом смысле.

– Ну что ж, вы должны понять, что, когда женщина достигает моего возраста, а у нее еще не было физического контакта с мужчиной, она начинает беспокоиться о… – Мисс Прайс подавила тяжелый вздох. – О том, что его может вообще никогда не случиться, – договорила она.

– Физического контакта? – переспросил Уэстон.

– Да, разумеется, – кивнула Эммелина. – Я говорю о сексе.

– Ты хочешь секса? Со мной? Сегодня же?

– А почему бы и нет? – Эммелина явно бравировала, но решила не отступать. Этот вопрос ее очень волновал и к тому же стал казаться ей весьма важным. И еще ей хотелось выглядеть уверенной. – Не такая уж я наивная, мистер Уэстон, – заявила она.

– Так, значит, я опять мистер Уэстон? – удивился он. – После разговора о сексе ты решила вернуться к мистеру Уэстону!

– Вообще-то да.

Уэстон сорвал с себя галстук, и по его виду можно было предположить, что за галстуком последует и смокинг.

– Ну хорошо, мисс Прайс, – кивнул он, – так почему бы вам не сказать прямо, что у вас на уме? «Трахни» меня, как выразился бы Спайк?

У Эммелины голова пошла кругом. Резко повернувшись, от чего шелковые полы ее кимоно колоколом метнулись в воздухе, она направилась к окну, довольная тем, что не успела снять босоножки. Ей хотелось вспомнить, каково это – быть уверенной в себе.

Темнота помогла ей взять себя в руки. Темнота и море городских огней.

– Вовсе я не такая уж сложная натура, какой вы меня вообразили, – произнесла она с холодной усмешкой. – Думаю, вы находите меня привлекательной, раз уж я забыла о скромности. Да и я, признаться, «запала» на вас, как говорит Спайк. Вот мне и пришло в голову, что мы могли бы что-нибудь придумать в связи с этим.

– Например, выпить чаю и обсудить ситуацию? – спросил Джефф. – Разве это не в ваших правилах?

– Это из-за вас я перестала пить чай, – отозвалась мисс Прайс.

Его глаза заблестели, и Эммелина лишь сейчас заметила, какого удивительно зеленого цвета они были. Как мятный крем на пирожных.

– Мне кое-что остается непонятным, – заметил Джефф Уэстон. – Что случилось с вашими старомодными правилами, с той безупречной леди, которую я знал?

– Дело в том, что временами полезно уступать здравому смыслу, что я и делаю, – проговорила Эммелина. – В жизни каждой женщины наступает момент, когда она либо делает осознанный выбор в отношении мужчины, либо остаток дней своих проводит в размышлениях о тайнах жизни. Так что всему можно найти объяснение, мистер Уэстон, и моему поведению тоже.

– Так у тебя настал такой момент?

– Возможно, и так, – согласилась Эммелина. – Надо сказать, что меня тянет к мужчине, точнее, не знаю, хорошо это или плохо, к вам, – уточнила она. – Таким образом… – Мисс Прайс слегка пожала плечами, – не вижу причин не продолжить.

– Должен сказать, я поражен.

– Не стоит удивляться, – заметила Эммелина. – Все дело в здравом смысле. Наши желания существуют для того, чтобы мы их исполняли, вам не кажется? Можете назвать это законом спроса и предложения. Если у человека жар, он принимает аспирин. Так что вы, сэр, и являетесь для меня аспирином.

Джефф ошеломленно смотрел на нее. Как только его в жизни не называли, но вот аспирином – в первый раз. Да, не видать ему приза от Макса. Потому что он не станет спать с Эммелиной Прайс. Может, ему нужна помощь психиатра, но все, что она только что сказала, не имело для него смысла. Заниматься любовью с женщиной нельзя лишь потому, что испытываешь физическое желание. Это было бы слишком современно даже для Джеффа Уэстона. «Когда же это мы поменялись местами?» – спросил он себя. Ведь это, без сомнения, произошло, а он и не заметил.

Эммелина прикрывалась кимоно как щитом, но глаза не опустила. Джефф жадно любовался ее красотой, зная, что утром будет ненавидеть себя за свое поведение.

– Прошу прощения, мисс Прайс, – проговорил он наконец, – но я не работаю по вызовам. Даже по вашим. У меня появилось чувство, что меня используют. – Он был уверен, что заметил в ее глазах ужас и в то же время облегчение.

Эммелина только что сделала Джеффа Уэстона ответственным человеком. Пусть на одну ночь.

– Бетси, привет, как ты? Это Эммелина Прайс.

Эммелина стояла у окна, прижимая к уху трубку радиотелефона. Будильник у кровати показывал уже восемь часов, когда она проснулась, но так долго она заспалась лишь из-за того, что бодрствовала почти всю ночь.

– Эммелина? Это ты, дорогая? Я все спрашивала себя, что с тобой случилось.

Бетси Росс Маккалум была одним из членов группы инвесторов, которую организовала Эммелина. Бетси любезно согласилась поухаживать за птицами мисс Прайс и следить за ее почтой, пока та в отъезде.

– Со мной все в порядке, спасибо, – ответила Эммелина. – Я все еще в Калифорнии, но скорее всего уже сегодня вернусь домой, если будет подходящий рейс.

О своем решении Эммелина не сказала даже Спайку. Можно было предположить, что оно не обрадует ее воспитанника, но она не могла оставаться тут дольше, особенно после того, что произошло минувшей ночью. Ей надо уехать домой, чтобы попытаться прийти в себя.

– Ты хочешь вернуться сюда? – Бетси явно была шокирована ее словами, и Эммелине стало не по себе.

– Я не хотела удивить тебя неожиданным появлением, – объяснила Эммелина.

– Боюсь, это ты будешь удивлена, – заметила Бетси.

– Что ты хочешь этим сказать? – От нехорошего предчувствия у Эммелины перехватило дыхание.

– Тебе некуда возвращаться, дорогая. Они разрушили твой дом.

Объятая ужасом, Эммелина тяжело опустилась на стул.

– О чем ты говоришь, Бетси? – спросила она. – Какой дом?

– Да твой же, викторианский, – объяснила Бетси, – его нет. Я думала, ты знаешь. Вот уже несколько дней я пыталась дозвониться тебе, даже сообщения по пейджеру отправляла по номеру, который ты мне дала. Никто не отвечал.

Она давала Бетси номер пейджера, принадлежавшего Джеффу. Он даже не заикнулся о пришедших сообщениях, и только теперь Эммелина поняла, чем вызваны его недавние поспешные отлучки.

– Так ты ничего не знала, Эммелина?

Мисс Прайс схватилась за трубку двумя руками, но та все равно дрожала. Господи, ее, должно быть, свалит какая-нибудь болезнь, ее колотило как в лихорадке. Но мозг продолжал работать, он просто не мог остановиться.

Она немедленно поедет домой. Не важно, что сказала ей Бетси, – она должна все увидеть своими глазами. Увидеть нечто невероятное, ужасное. Ей некогда говорить со Спайком, некогда говорить вообще с кем бы то ни было. Спайк отлично проведет время в компании Гретхен, а Эммелина полетит домой первым же рейсом.

Бетси все еще что-то говорила ей, но мисс Прайс повесила трубку. Ее дом не могли снести! Этого не может быть!

Глава 9

– Вон туда, к ограждению, – сказала Эммелина водителю такси. Она еще успела поблагодарить его, когда машина останавливалась у оранжевых заградительных знаков, но потом, выглянув в окно, потеряла дар речи. Ее дом находился совсем рядом с дорогой, но теперь за забором ничего не было. Вообще ничего, словно там всегда была пустошь.

Правда, кое-где она увидела обломки фундамента и какие-то столбы, которые торчали из земли, как высохшие деревья. А вся земля была усыпана мусором.

И ее дом… Он исчез…

Грудную клетку Эммелины словно сдавило, у нее было такое чувство, что ее тоже разрушили. Как будто она ступила на палубу тонущего корабля.

Если она тут останется, боль снова и снова будет терзать ее. Но она не могла уехать. Ей было некуда ехать. Ее жизнь превратили в груду мусора, и она должна убедиться в том, что ничего не осталось. Попросив водителя подождать и не получив ответа, Эммелина вышла из такси. К собственному удивлению, ноги держали ее.

Бригада рабочих убирала мусор. За их голосами Эммелине послышался голос ее бабушки, которая звала восьмилетнюю Эмму домой, чтобы та не вымокла под дождем. Она так и чувствовала запах печенья с корицей и слышала классическую музыку, которую в это время всегда включали по радио. Видела темные волосы бабушки, в которых светились седые пряди, видела ее добрую улыбку, чувствовала, как ее щека прижимается к ее лицу.

– Как он мог это сделать? – прошептала мисс Прайс.

Ее дом был больше чем рай – это было хранилище всех ее воспоминаний, ее семейных реликвий. Без ее дома драгоценные воспоминания померкнут и будут утеряны навеки. Она потеряла даже фотографии и семейные альбомы.

Наверное, шок защитил Эммелину, иначе ей бы не пережить этого. Женщина побрела вперед по обломкам, не в силах даже определить, где именно стоял ее дом. Все было разрушено, все исчезло – ее викторианские сокровища, ее антиквариат, фарфор. А птицы? Куда делись птицы?

Эммелина повернулась, силясь справиться с горем. Слезы ручьем потекли у нее по щекам, она пыталась найти хоть какой-то смысл в случившемся. Но разум отказывался повиноваться ей. Как она смогла бы все объяснить своей бабушке?

Найдя обломок бордюрного камня, Эммелина присела на него; мимо прошла группа рабочих. Она вспоминала свое прошлое, свою безнадежно больную, безумную мать, которая превратила ее жизнь в кошмар.

Эммелина ничего не знала о своем отце. Вероятно, она так ничего и не узнает о нем, кроме того, что этот незнакомец однажды вошел в разлаженный мир ее матери, а потом превратился в одно из тех чудовищ, от которых она пряталась.

Эммелина появилась на свет, когда ее мать убегала от одного из своих воображаемых преследователей, которых не могло засечь даже Федеральное бюро расследований. Девочке было шесть лет, когда нанятый ее бабушкой сыщик наконец-то нашел двух беглянок. К этому времени опухоль в мозге ее матери разрослась настолько, что операцию делать было уже поздно. Она умерла быстро и без страданий, и смерть помогла ей обрести мир, которого она так и не познала в жизни.

Возвращаясь к такси, Эммелина с головы до ног покрылась пьшью и даже не замечала, что ее ноги оставляют следы на толстом слое сухой земли. Таксист, разумеется, спросил, куда ехать, однако Эммелина не могла дать ему хоть сколько-нибудь вразумительный ответ.

– Просто повозите меня немного, – попросила она.

Они поехали по небольшой улочке, на которой она училась кататься на велосипеде, потом сделали пару поворотов и оказались около школы, в которой Эммелина делала большие успехи по английскому и так и не научилась по-настоящему играть в баскетбол. Сбоку от дороги, чуть впереди, раскинулись холмы, до которых градостроители еще не добрались. «Собственность Уэстона», – с горечью подумала мисс Прайс. Водитель уже хотел было свернуть в сторону, как вдруг Эммелина выпрямилась и закричала:

– Нет! Не сворачивайте! Езжайте вперед! – Прямо перед ними в ивовой роще прятался дом, которого Эммелина не видела раньше. Нет, это невозможно. Темно-зеленые жалюзи казались удивительно знакомыми, но дома-то здесь прежде не было. Не было! – Остановите машину! – взмолилась она, дрожащими руками вынимая деньги из кошелька. – Пожалуйста!

Шофер остановился, но недостаточно быстро для Эммелины. Забыв о викторианских манерах, она распахнула дверцу такси, задрала подол своей узкой длинной юбки и стала карабкаться вверх по зеленому склону холма. Это было невероятно. Кто-то построил здесь дом в точности как ее родное жилище. Правда, в некоторых местах серая краска заменила зеленую да позолоченная отделка была другого оттенка, но в остальном сходство было полное.

Фундамент дома поддерживался опорами, что и заставило Эммелину принять этот дом за новый, но ступеньки крыльца издавали такой привычный скрип, да и экранная дверь, заслонявшая дверной проем, показалась ей знакомой. Поднявшись на крыльцо, она подошла к открытой двери и заглянула внутрь, но ничего не увидела из-за темноты, царившей в доме. И вдруг Эммелина остановилась как вкопанная: на глаза ей попался керамический ящик для газет. На нем в окружении нарисованных цветов выделялась надпись: «Добродетель согреет меня, пусть даже и одними отрепьями». Эммелина постучала по гвоздям, которыми ящик был прибит к двери. А это что еще за шум? Напоминает… птичье пение. В доме пели птицы!

А потом до нее донесся голос, услышав который, Эммелина в ужасе съежилась:

– Добро пожаловать домой, мисс Прайс! – Голос, который не узнать было невозможно, звал ее откуда-то из глубин дома.

Эммелина оторопело попятилась назад. Скорее всего она свалилась бы со ступенек, если бы появившийся невесть откуда Джефф Уэстон не отворил экранную дверь и не поддержал ее.

– Извини, я не ждал тебя так рано, – проговорил он, засовывая полы своей белой рубашки в джинсы. Затем, сняв с плеча махровое кухонное полотенце, Джефф жестом пригласил Эммелину войти. – У меня нет холодного шампанского.

Эммелина нетвердым шагом прошла в прихожую и прислонилась к стене – ноги не держали ее. Здесь все было таким же, как при ней.

– Что… это? – прошептала она пересохшими губами. – Что ты сделал?

– Перевез твой дом в более удобное местечко, – небрежно бросил Уэстон.

– Перевез?.. – переспросила женщина.

– Ну да, подцепил его с помощью вертолета «чинук» и перевез. Надо сказать, замечательные это вертолеты. С их помощью можно хоть отель перенести.

С уст Эммелины сорвался крик, она пыталась сдержать закипавшее в ней негодование.

– Ты перевез мой дом? – вскричала мисс Прайс. – Как ты мог?! Я была в ужасном состоянии! Я подумала, что ты велел этим неповоротливым рабочим снести его!

– Рабочим? – Похоже, Джефф смутился. – Так ты была на прежнем месте? Что ты там делала?

– Я поговорила по телефону с Бетси – той леди, которая согласилась присмотреть за домом без меня, – ответила Эммелина. – И она сообщила мне, что на месте дома ничего не осталось. Стоит ли говорить, что я вылетела первым же рейсом.

– Господи! Прости меня, пожалуйста. Ты не должна была это видеть, – с сожалением вымолвил Уэстон. – Во всяком случае, не в таком виде. Я прилетел рано утром, чтобы убедиться в том, что дом готов к встрече с тобой, и совсем недавно отправил за тобой самолет. Я же готовил тебе сюрприз. – Джефф вынул из кармана открытку и протянул ее Эммелине. – Я отдал распоряжение, чтобы все здесь было как на этой карточке. Что скажешь?

Эммелина Прайс смотрела на дом, окруженный ивами. Ее бабушка сфотографировала дом и заказала открытки с этой фотографией. Бабушка говорила как-то, что недолго жила в этом доме. А потом выяснилось, что ее нанимательнице и подруге, миссис Уэстон, была ненавистна даже мысль о том, что ее собственный викторианский дом так много лет пустует. Может, бабушка сама решила переехать в другой дом, но не догадалась, какие юридические последствия это может иметь.

Эммелина вспомнила, что девочкой часто любовалась на открытку, представляя себе, как здорово было бы играть среди ив. Того дома теперь не стало, но этот был точно таким же, и даже ивы были настоящими. Да, они были великолепны. И росли прямо возле дверей.

Эммелина не знала, как справиться с нахлынувшими на нее чувствами.

– Ты не должен был делать этого, не сказав мне ни слова, – прошептала она, закрывая изображение на открытке рукой. Ее голос был едва слышен.

– Ну да, ну да, – закивал Уэстон. – Знаю, что должен был сказать тебе. Но если бы я сделал это, ты… поехала бы со мной в Калифорнию?

Эммелина отрицательно закачала головой, и улыбка на его лице исчезла.

– Послушай, – проникновенно обратился к ней Джефф. – Что бы ты там ни думала, это не было чисто деловым предложением. Мне хотелось, чтобы ты поняла, что у тебя есть выбор, есть не только прошлое, но и будущее.

Эммелина чувствовала, что еще немного – и она потеряет самообладание.

– Ты не должен был подвергать меня подобному испытанию, – пролепетала она. – Я могла бы подать на тебя в суд и… потребовать возмещения морального ущерба.

– Давай все-таки обойдемся без суда, – ласково проговорил Джефф Уэстон. – И немедленно все обсудим. Скажи мне только, что ты хочешь, и ты это получишь.

Ответом ему была высокомерная усмешка.

– Вам не откупиться от меня, мистер Уэстон, – заявила мисс Прайс, – ничего из этого не выйдет.

– Я и не собираюсь, Эммелина, – терпеливо ответил Уэстон. – Меньше всего мне хочется откупаться от тебя.

Нотки, зазвучавшие в его голосе, поразили Эммелину. В его глазах запылала страсть, страстью были полны и его слова. Это смутило Эммелину больше всех речей, вместе взятых. Прошлой ночью он отказался от нее, а теперь говорит ей такие странные вещи – нежные и чувственные, да и вообще производит впечатление человека, к ней неравнодушного. Но даже если Джефф и был искренен, она не поддастся на его уговоры. Он наверняка будет потом груб с ней и наделает ужасных вещей.

– Прекрати, – попросила она.

– Что, по-твоему, я должен прекратить?

– Не будь со мной нежным и чувственным, – пояснила Эммелина. – Это не в твоем духе. – Она отвернулась, чтобы не видеть его проницательных зеленых глаз, однако, даже не глядя на него, она почувствовала, что Джефф улыбается. Его улыбка согревала ей спину и шею.

– Может, все дело в том, как ты влияешь на меня… – хрипло проговорил Уэстон.

Дав ему откашляться, Эммелина направилась в большой зал, в свой бутик. Там ничего не изменилось, даже резные шкатулочки для сладостей в форме туфелек стояли на своих местах.

– У тебя по-прежнему есть дом и магазин, – заметил Джефф, вошедший в зал вслед за ней. – И плюс ко всему – деньги за дом твоей бабушки, который должен был перейти к тебе. Этой суммы с лихвой хватит на то, чтобы оплатить обучение Спайка в колледже.

– Одного дома было бы более чем достаточно, – заявила Эммелина, – а за обучение Спайка я могу заплатить и сама. И себя при этом содержать, так что благодарю покорно.

– Ничуть не сомневаюсь в том, что финансовых затруднений ты не испытываешь, – кивнул Уэстон. – С меня было достаточно истории с фиаско «Уизард текнолоджиз». Но ведь деньги – это еще не все. Деньги не дают счастья, или ты с этим не согласна?

– Я вполне счастлива, – вымолвила Эммелина, раздумывая о том, как бы ей улизнуть от своего собеседника. Его горячее дыхание обжигало ей шею.

– Что-то по тебе этого не скажешь, – заметил Джефф.

– Господи, да я же была уверена в том, что ты разрушил мой дом!

– Но я этого не сделал, а ты счастливее не стала, – проговорил Уэстон.

– Я счастлива! – вскричала Эммелина. – Счастлива!

– Так продемонстрируй же мне наконец, насколько именно ты счастлива, – подначивал ее Джефф. – Давай же, смелее! – Он прикоснулся к ее руке, и Эммелина дернулась в сторону.

– Если бы вас действительно интересовало, счастлива я или нет, вы оставили бы меня в покое, мистер Уэстон, – сказала она. – Вы достигли своей цели: ни я, ни мой дом больше вам не мешают.

– Неужто ты и вправду хочешь, чтобы я сейчас ушел? – поинтересовался Уэстон. – Или ты хочешь, чтобы я ушел от тебя, так же как хотела вчера?

– Я должна была позволить тебе уйти!

– Нет, – отрицательно покачал головой Джефф Уэстон. – Ты хотела мужчину, и в тебе оказалось достаточно женского начала, чтобы признаться в этом.

Это было уже слишком! Эммелина Прайс резко повернулась к Джеффу, не веря своим ушам.

– А вы, сэр… Вы думали только о том, чтобы унизить меня! – возмущенно проговорила она.

– Во-первых, я не унижал тебя, а во-вторых, я был сущим идиотом, – сказал Уэстон. – К тому же мне казалось, что я защищаю тебя.

– Так защитите меня еще раз! – Ее голос дрогнул, глаза Джеффа вспыхнули. Еще мгновение – и между ними пролетит искра.

Уэстон оценивающе посмотрел на свою собеседницу, словно хотел определить, насколько сильным будет назревающий ураган.

– Ты делаешь ошибку, – промолвил он, тряхнув головой, от чего прядь бронзовых волос упала ему на лицо, – потому что не знаешь, когда подхватишь лихорадку и тебе понадобится аспирин.

– Я уже вылечилась, так что спасибо. – «Скорее умру, чем улыбнусь», – подумала Эммелина.

– Ну хорошо, я уйду, – Уэстон взял свой пиджак, лежавший на спинке кушетки, – но сперва я должен кое-что тебе сказать, и коли уж я согласился свалять дурака, то постараюсь изложить свои мысли как можно правильнее.

– Насколько я понимаю, ты уже… – Эммелина осеклась, пораженная выражением его глаз. Только сейчас она поняла, что Уэстон не шутит.

– Возможно, это звучит нелепо, – почти сердито начал он, – но до знакомства с тобой я не знал, что такое красота. Может, я считал красотой улыбку Синди Кроуфорд или то, как мчится по дороге «феррари». Не знаю… Но ты – ни то и ни другое. Ты излучаешь гордость и чистоту… И честность… Они и внутри и снаружи тебя. Твоя красота осеняет окружающий тебя мир, Эммелина. Большинство людей не обладает таким даром.

Она не решилась произнести ни слова. Похоже, Уэстон полностью раскрылся перед ней. И раскрыл ее, ее сущность. Даже птицы в магазине перестали петь.

– Мне всегда казалось, что все, что я умею в жизни делать, – это совершать всевозможные сделки, – продолжал Уэстон. – Но теперь я научился делать и понимать еще кое-что. И только благодаря тебе.

– Ты говоришь об идеалах? – прошептала Эммелина Прайс.

Из груди Уэстона вырвался тяжкий вздох сожаления.

– Я никогда не хотел обидеть тебя, Эммелина, – произнес он. – Мне лишь хотелось, чтобы у тебя был выбор.

Стиснув в кулаке пиджак, Джефф пятерней другой руки провел по взъерошенным волосам. Его глаза полыхнули неистовым огнем. Внезапно Эммелина поняла, что этот человек очень раним и чувствителен, а ведь раньше ей это и в голову не приходило.

– Я тоже кое-чего хочу, – сдержанно проговорила она.

– Знаю чего, – кивнул Уэстон. – Я ухожу.

Эммелина Прайс не промолвила ни слова, пока Джефф встряхивал пиджак и вынимал из кармана солнечные очки. Зато она начала расстегивать свои пуговицы – спокойно, одну за одной. Когда она подняла голову, то увидела, что он наблюдает за ней сквозь темные стекла, а уже через мгновение вопросительное выражение на его лице сменилось чисто мужским интересом.

– На это потребуется немало времени, – прошептала Эммелина.

– Если у меня что и есть, так это время, – хрипло проговорил Джефф.

«Ничего себе признание», – мелькнуло в голове у Эммелины Прайс, вспомнившей в это самое мгновение, как он впервые пришел в ее магазин со своей белокурой секретаршей, с сотовым телефоном, пейджером, факсом и всякой прочей электронной дребеденью.

Уэстон покачал головой с таким видом, словно слов не находил. Очков на нем уже не было, равно как и пиджака.

– Если у тебя устали руки, мы можем делать это по очереди, – предложил он, имея в виду ее пуговицы.

По лицу Эммелины пробежала быстрая, смущенная улыбка, ее руки упали. И еще по какой-то причине на ее глазах выступили слезы, и когда Уэстон, приблизившись к ней, заметил это, у него от волнения перехватило дыхание.

– Я никогда не обижу тебя, – шепнул он ей на ухо.

– Я сумею снести обиду, если ты будешь любить меня. – Эммелина никак не ожидала, что произнесет эти слова; не ждала она и того, что Джефф отреагирует на них, судорожно схватив ртом воздух. Впечатление было такое, словно кто-то ударил его. Взяв ее лицо в ладони, он привлек Эммелину к себе. Его глаза были полны сладкой боли.

– И я все смогу вынести, если ты будешь любить меня.

– Но мы же едва знаем друг друга, – со смущенным смехом произнесла она.

– Нет, мы знаем то, что должны знать, – возразил Уэстон.

Эммелина смахнула навернувшиеся на глаза слезы, смущенная своей внезапной чувствительностью. Несколько мгновений она не решалась поднять глаза на Уэстона, ведь он считал ее такой гордой, – так откуда же в ней подобная слабость? Плачет, опускает глаза…

– Эммелина, послушай, – заговорил Джефф. – Я люблю тебя. Никогда прежде я не говорил таких слов женщине. Я не горжусь этим, не хвастаюсь, просто это правда, вот и все.

Он поцеловал ее пышные волосы и заставил поднять голову. Сомнения оставили ее. Уэстон обхватил ее за талию, в его глазах вспыхнуло горячее желание. Оно обжигало ее, и это было великолепное ощущение.

Эммелина откинула назад голову и тут же ощутила тепло его губ на своей шее.

– Сначала вы должны освободить меня от платья, сэр, – прошептала она.

Он начал оттуда, где она остановилась, – с теплого уголка под подбородком. Только теперь Эммелина поняла: если прежде прикосновения ее собственных пальцев к коже вызывали в ней особые ощущения, то теперь она должна была признаться самой себе, что попросту не представляла, какими именно эти ощущения могли быть. Его руки были горячими и ловкими, однако Эммелина чувствовала, что двигались они немного неуверенно, и эта неуверенность раскрыла в ней какой-то потайной замок. В глубинах ее тела раскрывался бутон чудесного цветка с лепестками, нежными, как у лилии. От этого ощущения по ее телу пробежала трепетная дрожь, которая с каждым мгновением становилась все более чувственной. Уэстон только начал, а Эммелине уже казалось, что долго она не выдержит.

Так вот что они чувствовали – все те женщины в эротических романах, которые она читала. Теперь Эммелина понимала, почему они стонали и кричали, только она еще не знала, что они чувствовали себя абсолютно беспомощными, а ведь человек, доведший ее до такого состояния, пока всего лишь расстегивал пуговицы на ее блузке. Джефф не прикасался к ее коже, хотя ей так хотелось, чтобы он это сделал. Ее груди изнывали в ожидании его ласки, но он лишь ненароком задел их, занимаясь пуговицами. Господи, он приближался лишь к талии, а ведь ее юбка застегнута на пуговицы до колен! Ей этого не выдержать!

Эммелина была уверена, что что-нибудь пойдет не так, как надо. И тут она вспомнила, что были некоторые вещи, которыми особенно восторгались викторианские кавалеры из ее книг. Она схватила Джеффа за руки.

– Почему ты остановила меня? – спросил он.

– Ты забыл связать меня, – ответила женщина. – Если, конечно, ты не предпочитаешь смотреть, как я сама сниму с себя платье. Я знаю, что мужчинам это очень нравится, во всяком случае, тебе нравилось. – Эммелина слегка покраснела – она ждала, чтобы Уэстон сделал хоть что-то, а не просто наблюдал за ней из-под нахмуренных бровей.

– Связать тебя? – недоуменно переспросил он.

– Да, – кивнула она. – В шкафу, в уголке, есть шелковые шарфы. На полочке ты найдешь перья, лошадь-качалка в углу. Кажется, у меня есть все, что может тебе понадобиться, если только… – Она слегка смутилась, но договорила: – Если только ты не предпочтешь отшлепать меня за сопротивление.

– Отшлепать? – оторопело повторил Уэстон, невольно взглянув на то место, куда он бы мог приложить руки для этого дела. – Что ж, вообще-то я бы не против, но… Эммелина, послушай, поверь, что мне нужна только ты.

– Я? – Эммелина засветилась от радости. – Ты уверен? Дело в том, что, судя по моим книгам, мужчины возбуждаются только от таких вещей, да и прошлой ночью…

– Думаю, ты слишком много читаешь, – заметил Уэстон. Он поднялся во всю высоту своего роста и крепко взял Эммелину за запястья. – Уж не знаю, зачем могут понадобиться шарфы, ведь я и так в состоянии удержать тебя. Ты весишь не более сотни фунтов, и когда я окажусь сверху, тебе уже не убежать.

– Разве что в рай, – прошептала женщина.

Голова у нее пошла кругом. По телу разливалось приятное тепло, сердце неистово колотилось в груди. Мужчины из ее книг так много не разговаривали, лишь отдавали короткие приказания, поэтому она и представить себе не могла, каким образом действуют на ее кавалера долгие пререкания.

Тем временем глаза Уэстона странно потемнели, а вместо языка говорили руки: скользнув вниз по ее бедрам, они прижали их к его естеству.

– Боже мой! – сорвалось с уст Эммелины, которая вот уже во второй раз ощутила твердость загадочного органа, прячущегося под брюками Джеффа.

– Что? – Он вопросительно заглянул в ее расширившиеся глаза.

– Ты… – Ее пальцы осторожно прикоснулись к таинственному бугру. – Об этом в книгах пишут как о «пылающих чреслах»?

Его сдавленный смех прозвучал скорее как стон.

– Если ты не уберешь руки, то они действительно запылают.

– Тебе больно? – встревожилась Эммелина Прайс. – Я читала, что, когда мужчина возбуждается, ему необходимо получить удовлетворение, иначе он испытывает боль. – Она облизнула пересохшие губы. – Как ты считаешь…

– Думаю, ты можешь удостовериться, так это или нет, – сквозь стиснутые зубы процедил он.

– Нет, если только ты полагаешь, что все в порядке, – неуверенно проговорила женщина.

Эммелина робко прикоснулась к его поясу, но Уэстон схватил ее руку, поднес к своим губам и стал игриво покусывать костяшки пальцев. А затем, будто бы для того, чтобы немного успокоить ее, подул ей на ладонь и несколько раз прикоснулся к ней языком, оставляя на коже влажные пятна, которые тут же принялись невыносимо пульсировать. Эммелина схватила ртом воздух.

– Это был язык, если тебя интересует, – усмехнулся Джефф.

Однако Эммелину в данный момент интересовало другое: если язык мужчины так нежен, трепетен и ласков, то зачем книжным героям нужны были перья?

– Язык – это замечательно, – пролепетала она.

– В таких делах вообще много всего замечательного, – промолвил Уэстон.

– Ох, я знаю… То есть я читала об этом, – вымолвила мисс Прайс. – Кажется, это называют…

– Господи, – перебил ее Джефф Уэстон, – ты так много всего знаешь, что становишься опасной. – Он уже почти справился с пуговицами на юбке, обтягивающей бедра Эммелины. Уэстон слегка приподнял ее подбородок. – Я хочу поцеловать этот нежный ротик до того, как из него понесутся сладострастные стоны. До того, как твои губы раскраснеются, а рот будет жаждать встречи с моим языком.

– С твоим языком… – эхом отозвалась она.

Глаза Уэстона потемнели от желания. Он привлек к себе Эммелину и своими губами приоткрыл ее губы. Его горячее дыхание опалило ее и блаженным теплом разлилось по ее жилам. Это было божественно, великолепно! Его язык проник в сладость ее рта и уверенно расположился там. Эммелина дрожала от его прикосновений.

– Господи, я забыл об одной пуговице, – срывающимся голосом проговорил Уэстон. Теперь его руки сжимали ее нежную грудь, и Эммелина выгнулась дугой, чтобы крепче прильнуть к нему. Ее соски отвердели от его ласк, а когда его губы стали делать с ними то же, что только что делали с ее губами, она поняла, что долго на ногах не удержится.

– Ты забыл снять с меня юбку, – прошептала она.

Через мгновение она уже лежала на диване, а Уэстон, устроившись рядом, медленно задирал подол юбки вверх. Эммелина по старинке носила чулки на резинках, и, увидев это, Уэстон, не сдержавшись, выругался. Впрочем, времени удивляться не было. Эммелина дыхание не успела перевести, как ее юбка оказалась задранной до талии, а бедра – раздвинутыми и слегка приподнятыми опытными руками Джеффа. Она все еще была в трусиках и немного смутилась, ощутив его пальцы на потаенных уголках своего тела.

– Великолепно, – прошептал Уэстон, отодвинув в сторону тонкую полоску трусов и увидев темные кудряшки, прикрывающие вход в ее лоно.

Он слегка взъерошил волоски, и Эммелина дернулась всем телом, не в силах сдержаться. Невольно. Если бы он связал ее, то она бы сейчас закричала. Честно говоря, ей вообще хотелось кричать, только она считала это… распутством. Впрочем, когда его пальцы, раздвинув волоски, проникли к ее самому сокровенному месту, Эммелина поняла, что долго сдерживать крик она не сможет.

– Восхитительно, – донесся до нее голос Джеффа Уэстона. – Восхитительно…

С ней происходило что-то невероятное. Тело Эммелины вибрировало, в животе разливалось уже не тепло, а разгоралось настоящее пламя. И вдруг что-то изменилось. Это новое ощущение было столь захватывающим и необыкновенным, что Эммелина испугалась. Выгнувшись дугой, она вскрикнула и схватила Джеффа за руку.

– Ты должен остановиться, – простонала она. – Со мной что-то странное происходит.

– Ну и пусть происходит, любовь моя, – отозвался Уэстон.

Он говорил низким, музыкальным голосом, от которого по ее телу побежали мурашки. Бутон лилии в ее теле раскрывался все шире, она словно сквозь сон ощутила, как Уэстон утраивается между ее бедер и медленно опускается на нее. Последние барьеры рухнули.

– Когда я войду в тебя, ты уже никуда не убежишь, – напомнил Джефф.

– Разве что в рай, – шепнула она в ответ.

Уэстон наклонился, чтобы поцеловать ее губы, Эммелина ощутила, как ее тело сотряслось от новой конвульсии. Она почувствовала, как его плоть входит в ее лоно, но не могла поверить в это. Господи, неужели все это происходит с ней? На небесах не может быть лучше! Ничего не может быть лучше…

Эммелина ни разу не была близка с мужчиной, но ее тело было готово к этой близости, жаждало ее. И потому Уэстон почти не ощутил тонкой перегородки, закрывающей вход в глубину ее лона. Да и Эммелина почти не почувствовала боли, потому что ее тело льнуло к нему, стремилось войти в единый с ним ритм. А после первого глубокого проникновения она лишь низко застонала.

– Это называют дефлорацией, – произнесла она, переведя дыхание. – Правда, большинство не занимается такими вещами в одежде.

– Знаю, моя дражайшая Эммелина, знаю, – усмехнулся Джефф. – Но как мужчине сдержаться и тратить время на одежду, когда в объятиях у него оказывается такая восхитительная женщина, как ты?

– Хорошо, что ты мои пуговицы расстегнул, – заметила она.

– Еще не все, не все… – И, крепко взяв Эммелину за бедра, Уэстон стал ритмичными толчками входить в нее. Она чувствовала, как его плоть проникает в ее теплую глубину, а потом, уловив ритм его движений, начала двигаться в такт.

– Я сейчас не выдержу, я… сломаюсь, – задыхаясь, проговорила Эммелина.

– Давай же, ломайся, Эммелина, – хрипло прошептал Джефф. – Ломайся, кричи… Для меня.

Их движения становились все быстрее, Эммелине казалось, что она взлетает все выше и выше, и наконец она достигла вершины наслаждения, обретя ту самую свободу, о которой так много читала в книгах. Может, Уэстон и не знал до сих пор, что такое красота. Но выходит, и она тоже не знала этого. Эммелина больше не представляла себе распускающихся цветов – нет, воображение уже рисовало ей взрывающиеся звезды, неоновые водопады и тому подобные образы. И все они были необычайно красивыми. Необычайно!

Всего этого было достаточно для того, чтобы Эммелина всхлипнула и выкрикнула имя человека, доведшего ее до такого божественного состояния. Она больше не была девственницей. Истинная и безупречная викторианская леди больше не одна, не одинока…

Не успели они отпустить друг друга и передохнуть от изумительного соития, как Джефф внезапно рассмеялся и сказал такое, от чего Эммелина лишилась дара речи.

– Слушай, а ведь я не смогу уехать отсюда, – заявил он.

– Из-за меня?

– Нет, не из-за тебя, – ответил Уэстон. – А из-за того, что здесь меня не мучают головные боли.

– Вы невежа, сэр, – усмехнулась Эммелина, слегка хлопнув его пальцами по голове. – И я буду рада стать причиной вашей головной боли.

Уэстон перехватил ее руку и заключил Эммелину в объятия.

– Ни один невежа не любит тебя так же сильно, как я. Никогда в жизни я не встречал столь удивительной, восхитительной, непонятной женщины, Эммелина. И у меня к тебе есть только один вопрос.

Она подняла на него глаза.

– Нет, я не выйду за тебя замуж, – заявила Эммелина, не дожидаясь вопроса, – ты недостаточно хорош для меня, ты невыносим…

– Конечно же, ты выйдешь за меня, глупышка, – заверил ее Уэстон с улыбкой. – Не забывай, что у меня есть множество способов обуздать тебя, включая перья и шелковые шарфы. Кстати, – спохватился он, – уж коли я вспомнил обо всех этих вещицах, ты не скажешь мне, для чего была нужна лошадь-качалка?

Эммелина удивленно уставилась на него, только сейчас осознав, что понятия не имеет об этом. Внезапно ее охватила необузданная веселость. Шампанского у нее не было, так что ей нужно как можно больше секса, как можно больше Джеффа Уэстона. Эммелине захотелось рассмеяться, но она сдержала себя.

– Ну-у… – протянула она, – думаю, что лошадь-качалка подразумевает, что всадники должны скакать на ней обнаженными, без седла, по бугристым дорогам, а когда лошадь устанет, можно как-нибудь подстегнуть ее…

Уэстон притворился, что серьезно обдумывает эту ерунду.

– С другой стороны, – через некоторое время проговорил он, – лошадь-качалка может подразумевать, что у нас будут дети и ее поставят в детскую.

– Это уже лучше, – промурлыкала Эммелина.

Джефф поцеловал ее в кончик носа, поиграл губами с припухшим от поцелуев ртом Эммелины.

– А пока мне ненавистна даже мысль о том, что ее никак не используют, – шепнул он ей на ухо.

– Да, это ужасно. – Эммелина притворно вздохнула.

– Мне нравится ход твоих мыслей, – проговорил Джефф Уэстон, обнимая ее, – мне вообще все в тебе нравится.

1

Игра слов: price – по-английски «цена», priceless – «бесценный». – Здесь и далее примеч. пер.

2

Музыкальный инструмент.

3

Лос-Анджелес в переводе с испанского – «ангелы».

4

Английская поговорка «Приезжая в Рим, веди себя как римлянин» соответствует нашей: «В чужой монастырь со своим уставом не ходят».