— Между прочим, — вспомнил Кляйст, — в этом… твоем романе, об ИРА там тоже будет?
— Почему ты спрашиваешь? — вопросом на вопрос ответил Раус. Он ни слова не говорил об ИРА.
Кляйст пожал плечами.
— Они здесь свили гнездо. В баре, которым владеют палестинцы. Они установили связи с другими террористическими группами со всего света и с торговцами оружием. Хочешь на них посмотреть?
— Упаси Бог, чего ради? Кляйст рассмеялся чуть громче обычного.
— Это может быть занятно, — сказал он.
— А эти палестинцы, они знают, что когда-то ты отправил к праотцам четырех их соотечественников? — спросил Раус.
— Наверно. В нашем мире все знают друг друга. Особенно своих врагов. Но я все же изредка заглядываю в их бар.
— Зачем?
— Интересно. Потянуть тигра за хвост.
Ты действительно сошел с ума, подумал Раус.
— Я полагаю, что вам стоит туда зайти, — поздно вечером сказал Маккриди. — Вы можете что-то узнать, что-то увидеть. Или кто-то увидит вас и заинтересуется, что вы там делаете. Если спросят, то расскажите сказку про сбор материала для романа. Вам не поверят и решат, что вы действительно хотите купить оружие, чтобы потом пустить его в ход в Америке. Пойдут разговоры, а нам только это и нужно. Просто выпейте пару кружек пива и спокойно посидите. Потом отделайтесь от этого сумасшедшего немца. Маккриди знал, о каком баре говорит Раус, но решил не открывать карты. Бар назывался вМаузехёле" («Мышиная нора»). Ходили упорные слухи, что около года назад в комнате над этим баром разоблачили и убили немецкого. агента, работавшего на Великобританию. Во всяком случае, тот агент бесследно исчез. Германской полиции этих слухов показалось недостаточно, чтобы нагрянуть в бар с обыском, а немецкая контрразведка решила оставить палестинцов и ирландцев в покое. Если разгромить эту нору, то они устроят свою штаб-квартиру в другом месте, тем все и кончится. Но слухи не прекращались. На следующий вечер Ули Кляйст отпустил такси на Репербане и повел Рауса по Давидштрассе. Потом через чугунные ворота они вышли на Хербертштрассе, где днем и ночью у окон сидели проститутки, миновали ворота пивоварни и спустились к набережной Эльбы, воды которой сверкали в лунном свете. Здесь Кляйст повернул на Бернхард-Нохт-штрассе и метров через двести остановился возле украшенной шляпками гвоздей толстой деревянной двери.
Сбоку от двери Кляйст нашел потайной колокольчик и позвонил. Раскрылось небольшое окошечко, кто-то посмотрел через решетку, осмотрел Кляйста, шепотом с кем-то посовещался, и наконец дверь отворилась. Швейцар и стоявший рядом с ним мужчина в смокинге были арабами.
— Добрый вечер, господин Абдаллах, — бодрым тоном сказал Кляйст по-немецки. — Я умираю от жажды, ужасно хотелось бы чего-нибудь выпить.
Абдаллах бросил взгляд на Рауса.
— О, это надежный человек, наш друг, — объяснил Кляйст. Араб в смокинге кивнул швейцару, и тот, пропуская гостей, распахнул дверь шире. Рядом с огромным бритоголовым швейцаром даже далеко не маленький Кляйст, казалось, стал меньше ростом. Несколько лет назад, в ливанских лагерях Организации Освобождения Палестины швейцар был исполнителем приговоров. В какой-то мере он и здесь остался палачом.
Абдаллах проводил их к столику, жестом подозвал официанта и на арабском языке приказал обслужить гостей. Две стоявших у бара грудастых немецких девушки тоже сели за их столик. Кляйст ухмыльнулся.
— Я же говорил, никаких проблем.
Время от времени Кляйст танцевал с одной из девушек. Раус вертел в руках бокал и осматривался. «Мышиная нора» располагалась на грязной, темной улице, но интерьер бара был великолепен, здесь играл неплохой оркестр, а напитки не разбавляли. Даже девушки не казались вульгарными и были хорошо одеты.
Среди посетителей были и заезжие арабы, и немцы. Все имели вид преуспевающих дельцов и на первый взгляд пришли сюда только для того, чтобы хорошо провести время и развлечься. Раус тоже был в костюме, один Кляйст пришел в своей обычной коричневой куртке летчика-бомбардировщика и в рубашке с открытым воротом. Будь он не Кляйстом, господин Абдаллах мог бы не пустить его в бар только из-за одежды.
Если не считать устрашающего на вид швейцара, то вся обстановка в баре говорила о том, что здесь собрались бизнесмены, готовые расстаться с частью своих денег в надежде — почти наверняка иллюзорной — увести одну из девушек домой. Почти все пили шампанское, а Кляйст заказал пиво.
В стену над баром было вделано большое зеркало, видное с любого столика. За ним располагался кабинет администратора бара, из которого через поляризованное зеркало можно было следить за каждым посетителем. Двое мужчин стоя смотрели в зал.
— Твой человек, он кто? — по-белфастски жестко картавя, спросил один из них.
— Немец, Кляйст. Время от времени заглядывает к нам. Когда-то был в GSG-9. Теперь не имеет к ним отношения, его давно вышвырнули. Отсидел два года за убийство.
— Не он, — сказал первый, — другой, тот, что с ним. Британец.
— Понятия не имею, Симас. Просто посетитель.
— Узнай, — приказал первый. — Кажется, я его где-то видел. Они зашли вслед за Раусом в мужской туалет, когда британец мыл руки. Один из них, здоровенный детина, встал у писсуара. Второй ирландец, более хрупкий на вид, с приятными чертами лица, остался у двери. Он достал из кармана деревянный клинышек, бросил его на пол и ногой загнал под дверь. Теперь им никто не помешает.
Раус сделал вид, будто ничего не заметил, но, искоса посматривая в зеркало, видел каждое движение ирландцев. Когда здоровяк двинулся к нему, Раус был готов. Он повернулся, уклонился от первого сокрушительного удара нацеленного ему в голову огромного кулака и носком ботинка ударил здоровяка в очень чувствительное сухожилие под левой коленной чашечкой.
Не ожидавший отпора здоровяк взвыл от боли, его левая нога подогнулась, и он невольно сложился вдвое, опустив голову к животу. Согнутая в колене нога Рауса безошибочно нашла челюсть здоровяка. Послышался хруст выбитых зубов, изо рта ирландца потекла струйка крови. Боль в разбитом колене становилась невыносимой. Третий удар, нанесенный костяшками четырех пальцев в горло здоровяка, решил исход драки. Раус повернулся ко второму ирландцу.
— Полегче, приятель, — сказал тот, кого звали Симас. — Он хотел только потолковать.
Симас широко улыбнулся той улыбкой славного парня, которая, должно быть, завораживала девушек. Впрочем, его взгляд оставался холодным и внимательным.
— Что все это значит? — возмущенно по-французски спросил Раус. В баре он выдавал себя за приезжего швейцарца. — Бросьте, мистер Раус, — ответил Симас. — Во-первых, у вас на лице написано, что вы британец. Во-вторых, ваша фотография была напечатана на обложке вашей книги, которую я прочел с большим интересом. В-третьих, много лет назад вы были в Белфасте в войсках специального назначения. Теперь я вспомнил, где вас видел.
— Ну и что? — не сдавался Раус. — Я уже давно не играю в эти игры, очень давно. Я зарабатываю свой хлеб книгами. Вот и все.
Симас О'Киф задумался.
— Может быть, и так, — согласился он. — Если бы британцы решили послать своего человека в мой бар, едва ли они выбрали бы того, чья фотография запечатлена на тысячах книг. Или я неправ?
— Может, правы, может, нет, — ответил Раус. — Только я в любом случае не стал бы этим человеком. Потому что я на них уже давно не работаю. Наши пути разошлись.
— Признаться, я тоже об этом слышал. Ну что ж, спецназовец, тогда давайте выпьем. Как следует. Вспомним минувшие дни.
Он выбил клинышек и распахнул дверь туалета. Лежавший на кафельном полу здоровяк зашевелился и с трудом поднялся на четвереньки. Раус вышел в коридор, а О'Киф задержался, чтобы шепнуть несколько слов здоровяку.
В баре Ули Кляйст сидел все за тем же столиком. Рядом с ним стояли огромный швейцар и распорядитель бара, а девушки исчезли. Увидев Рауса, Кляйст вопрошающе поднял брови. Если бы Раус сказал, он стал бы драться даже в абсолютно безнадежной ситуации. Но Раус покачал головой.
— Все в порядке, Ули, — сказал он. — Успокойся. Иди домой. Увидимся.
О'Киф пригласил Рауса к себе. Они пили разбавленный водой виски «Джеймсон».
— Расскажите мне, какие такие материалы вы собираете, спецназовец, — тихо сказал О'Киф.
Раус знал, что из коридора, стоит только О'Кифу крикнуть, появятся еще два ирландца. Драться было бесполезно. Раус объяснил О'Кифу замысел нового романа.
— Значит, это не о ребятах из Белфаста? — уточнил О'Киф.
— Нельзя дважды использовать один и тот же сюжет, — ответил Раус. — ил еще до рассвета. Когда взошло солнце, Кляйста бросили умирать; теперь смерть была для него избавлением. Тот ирландец, которого Раус избил в туалете, смотрел и слушал, время от времени прикладывая носовой платок к разбитому рту. О'Киф приказал ему узнать все, что известно немцу о цели приезда Рауса в Гамбург. Когда все было кончено, он сообщил О'Кифу то, что удалось выжать из Кляйста. Шеф местного отделения ИРА кивнул.
— Я так и думал, что здесь замешан не только роман, — сказал он.
Потом О'Киф послал телеграмму в Вену. Телеграмму он составлял очень тщательно.
Когда Раус, расставшись с О'Кифом, брел по пробуждающемуся городу до привокзального отеля, один из сержантов незаметно двинулся вслед за ним. Другой следил за заброшенным складом, но не вмешивался.
На ленч Раус взял большую порцию жареной колбасы, обильно сдобренной сладкой немецкой горчицей. Он купил ее в «шнелльимбисе», одном из многочисленных киосков, которые стоят на каждом углу и предлагают вполне приличную еду тем, кто не располагает свободным временем. Не переставая жевать, Раус вполголоса беседовал со стоявшим рядом мужчиной.
— Вы думаете, О'Киф вам поверил? — спросил Маккриди.
— Мог поверить. Это вполне разумное объяснение. В конце концов, сочинитель триллеров должен раскапывать необычные истории в странных местах. Но, возможно, он сомневается. Он не дурак.
— Вы думаете, что Кляйст вам поверил?
Раус засмеялся.
— Нет, только не Ули, Он убежден, что я своего рода ренегат, что я переквалифицировался в наемника и теперь, выполняя поручение какого-то клиента, ищу оружие. Он слишком хорошо ко мне относится, чтобы сказать напрямик, но сказка о поиске материалов для романа его не обманула.
— Ага, — рассуждал Маккриди. — Что ж, возможно, за последнюю ночь наши шансы возросли. Вас определенно стали замечать. Посмотрим, не поможет ли Вена продвинуться нам еще на шаг. Между прочим, вы заказали билеты на завтра, на утренний рейс. Заплатите наличными в аэропорту.
Самолет на Вену с посадкой во Франкфурте поднялся в воздух точно по расписанию. Раус сидел в салоне бизнес-класса. После взлета стюардесса предложила газеты. Поскольку это был внутренний рейс, английских газет у нее не оказалось. Раус с трудом изъяснялся по-немецки, а в газетах мог расшифровать лишь заголовки. Но статью, занимавшую половину первой полосы «Моргенпост», не нужно было расшифровывать.
На фотографии было запечатлено знакомое лицо с закрытыми глазами на фоне мусора. Заголовок гласил: «Убийца барона наркобизнеса найден мертвым». Ниже пояснялось, что тело обнаружили два мусорщика возле контейнера для мусора в одном из переулков недалеко от дока. Полиция полагала, что Кляйст пал жертвой мести гангстеров. Раус придерживался другого мнения и подозревал, что вмешательство сержантов из полка специального назначения могло бы спасти жизнь его немецкому другу.
Он встал и, отбросив занавеску салона бизнес-класса, направился по проходу к туалетам туристического класса. Не останавливаясь, он на ходу швырнул газету мужчине в помятом костюме, который сидел ближе к хвосту самолета и листал журнал.
— Сволочи, — прошипел Раус.
* * *
К немалому удивлению Рауса, майор Карягин ответил на его первый же звонок в советское посольство. Раус говорил по-русски.
Солдаты, а тем более офицеры войск специального назначения должны быть всесторонне образованы. Поскольку их основное боевое подразделение состоит всего лишь из четырех человек, каждый из них должен владеть многими искусствами. Помимо военных премудростей все они должны иметь основательную медицинскую подготовку, уметь обращаться с радиостанцией и знать несколько языков. Так как полк участвовал в операциях в Малайе, Индонезии, Омане, Центральной и Южной Америке, то самыми популярными иностранными языками были малайский, арабский и испанский. С другой стороны, полку отводилась важная роль и в НАТО, поэтому солдаты и офицеры учили также русский и один-два языка союзников. Раус говорил по-французски, по-русски и по-ирландски.
Впрочем, ничего необычного в звонке незнакомца майору Карягину в посольство не было, если учесть вторую работу майора — регулирование потока заявок на оружие, которое выбрасывали на венский рынок чешские заводы «Омнипол».
Если с просьбой о продаже оружия обращалось правительство какой-либо страны, то такая просьба поступала в Прагу, к президенту Густаву Гусаку. Такие заказы Карягина не интересовали. Другие заявки, поступавшие от более сомнительных покупателей, направляли в международный офис «Омнипола», располагавшийся в нейтральной Вене. Ни одна из таких заявок не проходила мимо Карягина. Одни он одобрял сразу, другие для принятия решения отправлял в Москву, на третьи своей властью накладывал вето. Разумеется, он не сообщал в Москву, что его решение часто зависело от щедрости чаевых. Карягин согласился встретиться с Раусом в ресторане «У Захера».
Карягин ничем не напоминал типичного карикатурного русского. Холеный майор был в хорошем костюме, отлично пострижен. В знаменитом ресторане его знали. Метрдотель провел Рауса к столику в углу, вдали от оркестра и гула голосов с других столиков. Мужчины заказали по шницелю с легким красным австрийским вином.
Раус объяснил, какие материалы ему нужны для нового романа.
Карягин внимательно слушал.
— Эти американские террористы… — начал он, когда Раус замолчал.
— Вымышленные террористы, — поправил его Раус.
— Разумеется, вымышленные американские террористы. Так что им нужно?
Раус извлек из нагрудного кармана отпечатанный на листе бумаги список. Русский майор просмотрел список, поднял брови и вернул бумагу Раусу.
— Об этом не может быть и речи, — сказал он. — Вы обратились не по адресу. Почему вы пришли ко мне?
— Мой друг в Гамбурге сказал, что вы чрезвычайно хорошо информированы.
— Разрешите сформулировать вопрос по-другому: зачем идти к кому бы то ни было? Почему бы просто не сочинить? Ведь все это нужно только для романа?
— Дело в правдивости повествования, — ответил Раус. — Современный романист не может себе позволить писать безнадежную чепуху. Сегодняшний читатель слишком образован, он сразу обратит внимание на ошибки.
— Боюсь, вы все же обратились не по адресу, мистер Раус. В вашем списке есть некоторые вещи, которые просто не подходят под определение «обычное вооружение». Мины-ловушки в виде портфелей, мины направленного действия «клеймор»… страны социалистического лагеря не поставляют такие игрушки. Почему бы в вашем… романе не воспользоваться более обычным оружием?
— Потому что террористы…
— Вымышленные террористы, — пробормотал Карягин.
— Конечно, разумеется, вымышленные террористы… В романе я хотел бы описать… хотел бы организовать нападение на Белый дом. С обычными карабинами, купленными в техасской оружейной лавке, на Белый дом не пойдешь.
— Ничем не могу вам помочь, — вытирая губы салфеткой, сказал русский. — Сейчас другое время, эра гласности. Оружие типа мин «клеймор», которые, кстати, производятся в Америке, у нас их просто нет…
— В Восточном блоке производят аналогичные мины, — заметил Раус.
— Они поставляются только по межправительственным соглашениям и только в том случае, если есть гарантии, что они будут использоваться лишь в оборонительных целях. Моя страна никогда даже не помышляла о продаже такого оружия или о санкционировании его продажи каким-либо дружественным нам государством.
— Например, Чехословакией.
— Если хотите, то да, например Чехословакией.
— И тем не менее такое оружие появляется в руках некоторых террористических групп, — возразил Раус. — Например, у палестинцев.
— Возможно, но я не имею ни малейшего понятия, каким путем это происходит. — Русский встал. — А теперь, прошу прощения…
— Я понимаю, что моя просьба слишком необычна, — сказал Раус, — но правдивость для меня настолько важна, что специально для этой цели я создал скромный фонд.
Он отогнул угол сложенной вчетверо газеты, лежавшей на свободном кресле за их столиком. Между газетными страницами, мелькнул белый конверт. Карягин снова сел, взял конверт, заглянул в него — там была пачка западногерманских марок. Он на минуту задумался, потом опустил конверт в нагрудный карман.
— Если бы я был на вашем месте и захотел бы приобрести. определенное оружие для группы американских террористов — разумеется, вымышленное оружие для вымышленных террористов, — думаю, я бы направился в Триполи и попытался поговорить с неким полковником Хакимом аль-Мансуром. А теперь я действительно должен спешить. Всего хорошего, мистер Раус.
— Пока что все идет нормально, — сказал Маккриди. Они стояли в мужском туалете грязного бара на набережной. Два сержанта полка специального назначения сообщили, что пока ни за кем из них не пристроился «хвост». В противном случае их встреча просто не состоялась бы.
— Думаю, вам нужно ехать.
— А как быть с визой?
— Вам лучше всего попытаться получить визу в ливийском Народном бюро в Валлетте. Если визу выдадут без проволочек, значит, в Триполи о вас уже знают. — Вы полагаете, Карягин сообщит в Триполи? — спросил Раус. — О, почти уверен. Иначе зачем вам советовать туда ехать? Да, Карягин предоставляет своему другу аль-Мансуру возможность посмотреть на вас, прощупать поглубже вашу смехотворную легенду. Во всяком случае, теперь уже никто не поверит в сказку о сборе материала для романа. Вы преодолели первый барьер. Вас начинают принимать за настоящего ренегата, который пытается быстро сделать неплохие деньги, работая на какую-то таинственную группу американских психов. Разумеется, аль-Мансуру захочется узнать об этом побольше.
Из Вены Раус вылетел в Рим, а из Рима — в Валлетту, столицу Мальты. Через два дня — нет никакой необходимости их торопить, сказал Маккриди, — он отправился в Народное бюро и подал заявление о выдаче визы для посещения Триполи. Целью его поездки был якобы сбор материала для книги, которая будет посвящена поразительным успехам, достигнутым Ливийской Джамахирией. Раусу выдали визу через двадцать четыре часа.
На следующее утро самолетом ливийской авиакомпании Раус улетал из Валлетты в Триполи. Когда Раус увидел в иллюминатор, как синеву Средиземного моря сменяет желто-коричневый берег Триполитании, он подумал о полковнике Дэйвиде Стирлинге, Падди Мейне, Джоке Льюисе, Райлли, Алмондзе, Купере и о многих других первых солдатах войск специального назначения, которые воевали на этом берегу. Они проникали глубоко в тыл противника и взрывали немецкие базы. Это было больше чем за десять лет до того, как появился на свет Том Раус.
И еще он думал о том, что в аэропорту Валлетты говорил ему Маккриди, которого в автомобиле уже ждали два сержанта.
— Боюсь, Триполи — это одно из немногих мест, куда я не могу последовать за вами. Там вы останетесь без поддержки. В Ливии вы можете рассчитывать только на самого себя.
Значит, как и многие из его предшественников в 1941 году могилы которых навсегда остались в этой пустыне, в Ливии он будет совершенно один. Самолет качнул крылом и пошел на посадку в аэропорту Триполи.
Глава 3
Поначалу все шло без проблем. Раус летел в салоне туристического класса и покинул самолет одним из последних. Вслед за другими пассажирами он спустился по трапу под обжигающими лучами утреннего ливийского солнца. С террасы современного белого здания аэропорта его тотчас выхватил из толпы чей-то бесстрастный взгляд. Раус шел по бетону в зал для прибывающих пассажиров, а за ним неотступно следили в бинокль.
Через несколько секунд человек опустил бинокль и тихо пробормотал два-три слова по-арабски.
Раус вошел в здание аэровокзала, где мощные кондиционеры создавали приятную прохладу, и встал в конец длинной очереди к столу паспортного контроля. Проверяя паспорта, офицеры не торопились. Они тщательно перелистывали каждый паспорт, смотрели в лицо каждому пассажиру и долго сравнивали с фотографией в паспорте, потом заглядывали в инструкции, которые держали внизу, — там, где их не могли видеть пассажиры. Владельцы ливийских паспортов стояли в своей очереди.
После Рауса к очереди присоединились лишь два инженера-нефтяника из Америки, которые летели в салоне для курящих. Через двадцать минут Раус наконец оказался у стола паспортного контроля.
Офицер в зеленой форме взял у него паспорт, раскрыл его и бросил взгляд вниз, на листок бумаги, лежавший под стеклом. Потом он поднял голову и кивнул кому-то, за спиной Рауса. Раус почувствовал, как его взяли под локоть, и обернулся. Еще один в зеленой форме, помоложе, вежлив, но настойчив. Чуть дальше стояли два вооруженных солдата.
— Пройдите, пожалуйста, со мной, — на вполне сносном английском сказал молодой офицер.
— Что-нибудь не в порядке с паспортом? — спросил Раус. Два американца замолчали. Если в стране с тоталитарным режимом из очереди к столу паспортного контроля уводят пассажира, то все разговоры обычно прекращаются.
Молодой офицер протянул руку к окошечку и взял паспорт Рауса.
— Сюда, пожалуйста, — сказал он.
Офицер шел впереди, Раус — за ним, а два солдата не отставали от британца больше чем на шаг, и держались по разные стороны от него. Из главного зала они свернули в длинный белый коридор. В конце коридора, с левой стороны, офицер распахнул дверь и жестом пригласил Рауса войти. Солдаты остались в коридоре у двери.
Офицер последовал за Раусом и прикрыл за собой дверь. Всю обстановку белой комнаты с зарешеченными окнами составляли стоявший в центре стол, два стула и портрет Муамара Каддафи на стене. Раус сел на один стул, офицер — на другой, повернулся лицом к британцу и принялся изучать его паспорт.
— Не понимаю, в чем дело, — сказал Раус. — Виза была выдана вчера вашим Народным бюро в Валлетте. Надеюсь, она в порядке?
Офицер ответил ленивым жестом, который должен был означать, что Раусу лучше всего помолчать. Британец замолчал. Жужжала муха. Прошло еще минут пять.
За спиной Рауса скрипнула дверь. Молодой офицер вскинул голову, вскочил, отдал честь, потом, так и не произнеся ни слова, вышел.
— Итак, мистер Раус, наконец-то вы здесь.
Глубокий голос произнес эти слова на том английском, которому можно научиться лишь в одной из лучших британских частных школ. Раус повернулся. Он заставил себя ни единым жестом не показать, что он узнал этого человека, но именно его фотографии он часами изучал во время инструктажа у Маккриди.
— Он очень хитер и получил хорошее образование — у нас, — говорил Маккриди. — Кроме того, он совершенно беспощаден и смертельно опасен. Остерегайтесь Хакима аль-Мансура.
Шеф зарубежных операций ливийского Мухабарата выглядел моложе, чем на фотографиях, немногим старше самого Рауса. Ему было тридцать три года, так говорилось в досье.
В 1969 году, когда Хакиму аль-Мансуру, сыну и наследнику очень богатого придворного и приближенного ливийского короля Идриса, было пятнадцать лет, он учился в частной школе в Харроу, недалеко от Лондона.
В том году группа молодых, радикально настроенных офицеров, возглавляемая никому доселе неизвестным майором Каддафи, бедуином по происхождению, воспользовавшись тем, что Идрис был за рубежом, совершила государственный переворот и свергла короля. Офицеры немедленно провозгласили создание Социалистической Народной Ливийской Арабской Джамахирии. Король и его свита, не испытывая недостатка в средствах, нашли убежище в Женеве и обратились за помощью к Западу, На призыв восстановить законное правительство никто не откликнулся.
Втайне от отца молодой Хаким с восторгом встретил военный переворот на своей родине. Год назад его потрясли революционные выступления студентов и рабочих в Париже, и он уже тогда мысленно отрекся от своего отца и его политики, В том, чтобы горячий молодой человек стал придерживаться радикальных взглядов, не было ничего необычного. Так школьник из Харроу вдруг резко изменил свое мировоззрение. Он забросал посольство Ливии в Лондоне просьбами позволить ему бросить Харроу, вернуться на родину и влиться в ряды социалистов-революционеров.
На его письма обратили внимание, но ответили отказом. Между тем один дипломат, сторонник прежнего режима, сообщил о письмах аль-Мансуру-старшему в Женеву. Разгорелся грандиозный скандал. Мальчик категорически отказался раскаяться. В семнадцать лет Хаким аль-Мансур, лишенный средств к существованию, бросил Харроу. Около года он скитался по Европе, не оставляя попыток убедить Триполи в своей преданности, но по-прежнему получал отказ за отказом. В 1972 году он якобы изменил свои взгляды, примирился с отцом и вернулся в Женеву, где присоединился к двору в изгнании.
В Женеве ему стали известны все детали плана свержения Каддафи. Исполнителями плана должны были стать несколько бывших офицеров британских войск специального назначения, материальное обеспечение операции взял на себя министр финансов короля Идриса, а план операции предусматривал высадку десанта коммандос на ливийском берегу с корабля «Леонардо да Винчи», отплывавшего из Генуи. Непосредственной целью коммандос был захват главной тюрьмы Триполи, которую называли триполийским «Хилтоном», и освобождение содержавшихся там вождей бедуинских племен, которые поддерживали короля Идриса и презирали Муамара Каддафи. Затем вожди должны были разъехаться по стране, поднять свои племена и свергнуть узурпатора. Хаким аль-Мансур вскоре выдал весь план ливийскому посольству в Париже.
В сущности, в то время план свержения Каддафи был уже сорван усилиями ЦРУ (которое впоследствии сожалело об этом) и окончательно похоронен итальянской службой безопасности по просьбе правительства США. Но поступок аль-Мансура не остался незамеченным — он заслужил продолжительное собеседование в парижском посольстве.
Хаким аль-Мансур заучил наизусть большинство сбивчивых речей и сумасшедших идей Каддафи. Энтузиазм молодого смутьяна произвел должное впечатление на опрашивавшего его чиновника. Было решено, что аль-Мансур заслужил возвращение на родину. Два года спустя он был принят в службу безопасности — Мухабарат.
С молодым человеком встретился сам Каддафи. Диктатор проникся симпатией к аль-Мансуру и, несмотря на молодость, выдвинул его на руководящую работу. По поручению Каддафи в период с 1974 по 1984 год аль-Мансур провел несколько «мокрых» операций за рубежом. Благодаря своему безупречному английскому и отменному воспитанию, он беспрепятственно ездил по Великобритании, Америке и Франции, а в гнездах террористов Среднего Востока он превращался в истинного араба. Аль-Мансур лично ликвидировал трех политических противников Каддафи за рубежом и установил тесный контакт с Организацией Освобождения Палестины, став другом и почитателем организатора и вдохновителя террористической группы «Черный сентябрь» Абу Хассана Саламеха, с которым у него было много общего.
В 1979 году только простуда помешала аль-Мансуру сыграть с Саламехом традиционную партию в сквош. В то утро израильский Моссад наконец захлопнул капкан, выследив человека, который организовал бойню израильских спортсменов на олимпийских играх в Мюнхене. Бомба израильских «кидонов» разорвала Саламеха в клочья, но израильтяне так и не узнали, насколько близки они были к тому, чтобы одним ударом разделаться с двумя очень похожими арабами.
В 1984 году Каддафи возложил на аль-Мансура руководство всеми террористическими операциями за рубежом. Двумя годами позже американские бомбы и ракеты сделали из Каддафи неврастеника. Каддафи жаждал мести, а карающей десницей диктатора стал аль-Мансур. Ему приходилось пошевеливаться. Британский сектор не был проблемой; люди из ИРА, которых аль-Мансур втайне считал грубыми животными, дай им только деньги, станут сеять смерть по всей Британии. Найти такую же террористическую организацию в Америке — вот в чем была проблема. И вдруг появляется этот молодой британец… Может, он и в самом деле ренегат, а может, и нет…
— Повторяю, моя виза в полном порядке, — возмущенно говорил Раус. — Могу я спросить, почему со мной так обращаются?
— Разумеется, мистер Раус, можете, и ответ будет очень прост. Потому что вам отказано в разрешении на въезд в Ливию.
Аль— Мансур пересек комнату и подошел к окну, откуда открывался вид на ангары.
— Но почему? — недоумевал Раус. — Виза выдана в Валлетте только вчера. Она в порядке. Я хочу лишь попытаться отыскать несколько сюжетов для своего будущего романа.
— Мистер Раус, прошу вас, не считайте нас слишком наивными. Вы служили в британских войсках специального назначения, потом, очевидно, стали писателем. Теперь вы объявляетесь здесь и говорите, что хотели бы в следующем романе описать нашу страну. Признаться, я сомневаюсь, что ваше повествование о моей стране будет очень лестным, а в отличие от британцев ливийский народ, увы, не умеет и не любит смеяться над собой. Нет, мистер Раус, вам нельзя оставаться в Триполи. Пойдемте, я провожу вас к самолету, который вылетает на Мальту.
Аль— Мансур что-то крикнул по-арабски. Дверь распахнулась, и в комнату вошли два солдата. Один из них крепко схватил Рауса за локоть. Аль-Мансур взял паспорт Рауса. Второй солдат, пропуская гражданских, сделал шаг в сторону.
Аль— Мансур провел Рауса по другому коридору. Они вышли на залитое горячими солнечными лучами поле аэродрома, где стоял готовый к взлету ливийский самолет.
— Мой чемодан, — Раус на несколько дней останется в Триполи, где его наивная легенда в поисках источников современного оружия для вымышленных американских террористов в конце концов закончится тем, что его арестует и допросит сам аль-Мансур. Теперь же получалось, что его попросту вышвырнули из Ливии. И при чем здесь Кипр? Или Раус вышел из-под контроля? Обязательно нужно встретиться с ним и узнать, что случилось в Триполи. Но Раус не собирался брать номер в отеле, где к нему можно было бы незаметно подойти и взять оперативную сводку. Он куда-то собирался лететь. Может быть, он думает, что за ним следят эти негодяи…