Глава 4

Джо Роут не знал, что ему делать. Лежа на кровати в своем доме на военно-воздушной базе США в Алконбери, он размышлял. То дело, которое всего шесть недель назад казалось потрясающе интересным и к тому же обещало быстрое продвижение по служебной лестнице, теперь вдруг превратилось в чудовищный кошмар.

С момента создания Центрального разведывательного управления в 1948 году вот уже сорок лет в нем царствовала навязчивая идея не допустить проникновения в управление советских агентов. На контрразведку и иные меры безопасности были израсходованы миллиарды долларов. Всех штатных сотрудников управления постоянно проверяли и перепроверяли, в том числе и на детекторе лжи.

Такая политика приносила свои плоды. В начале пятидесятых годов Великобританию потрясло известие о шпионской деятельности Филби, Берджесса и Маклейна, а ЦРУ осталось чистым. В то время, когда изгнанный из Интеллидженс Сервис Ким Филби зарабатывал себе на хлеб сначала в Бейруте, а потом и в Москве, куда он наконец перебрался в 1963 году, в ЦРУ не было обнаружено ни одного советского агента.

В начале шестидесятых всю Францию взбудоражило дело Жоржа Пака, Великобританию — скандал, разыгравшийся вокруг Джорджа Блейка, а в ЦРУ так и не проник ни один русский шпион. Все эти годы внутреннюю контрразведку ЦРУ, так называемое бюро безопасности, возглавлял удивительный человек — Джеймс Джизас Англтон, Одинокий и замкнутый, Англтон всю свою жизнь посвятил одной цели: не допустить проникновения в ЦРУ советских агентов.

В конце концов Англтон пал жертвой собственной почти параноидной одержимости. Он уверил себя, что, несмотря на его титанические усилия, в ЦРУ все же проник московский шпион. Вопреки результатам всех проверок он был убежден, что предатель каким-то образом добрался до секретов американской разведки. Ход его рассуждений был примерно таким: раз в ЦРУ нет советского шпиона, то русские должны были попытаться его, внедрить; раз русские должны были внедрить шпиона, то он уже должен быть в ЦРУ, следовательно, шпион есть, и осталось только его найти. Охота за неуловимым «Сашей» отнимала все больше времени и сил.

Англтона поддержал перешедший на сторону США сотрудник КГБ и такой же параноик Голицын, который был искренне убежден, что за все плохое, что совершается на планете, несет ответственность КГБ.

В ушах Англтона слова Голицына звучали сладкой музыкой. Началась широкомасштабная охота на «Сашу». По управлению пошли слухи, что его фамилия начинается на букву "К". Жизнь сотрудников ЦРУ, которые имели несчастье родиться с фамилией на эту букву, пошла кувырком. Один из них в знак протеста уволился сам, других выгнали, потому что они не смогли доказать свою невиновность. Возможно, с точки зрения безопасности, все это было оправданно, но атмосфера в ЦРУ накалялась. Охота на ведьм продолжалась десять лет — до 1974 года. В конце концов директор ЦРУ Уильям Колби сказал, что с него достаточно, и уволил Англтона.

Руководителем бюро безопасности ЦРУ стал другой человек. Его задача осталась прежней — не допустить проникновения в ЦРУ советских агентов, но методы контроля стали не столь жестокими и агрессивными.

По иронии судьбы британцы, искоренив предателей старших поколений, которыми двигали идеологические мотивы, надолго избавились от шпионских скандалов в своих спецслужбах. Потом маятник качнулся в другую сторону. В Америке, гордившейся отсутствием изменников с конца сороковых годов, вдруг обнаружился целый букет ренегатов, не идеологических противников капитализма, а продажных душ, готовых предать свою страну за деньги: Бойс, Ли, Харпер, Уолкер и, наконец, Говард, который работал в ЦРУ и выдавал американских агентов, действовавших на территории СССР. Говарда разоблачил Юрченко, еще до своей необъяснимой добровольной сдачи советским властям. Однако Говарда арестовать не удалось, он сбежал в Москву. Предательство Говарда и возвращение в СССР Юрченко, случившиеся в течение одного года, были тяжелым ударом для ЦРУ.

Но все это показалось бы детской игрой по сравнению с тем, что ждало ЦРУ после откровений Орлова. Если он был прав, то только охота за ведьмами деморализует все управление на десятилетие. Если Орлов был прав, то только оценка ущерба отнимет годы, а на внедрение тысяч новых агентов, смену шифров, обновление сетей агентов за рубежом потребуются миллионы долларов ц по меньшей мере лет десять напряженной работы. Репутация ЦРУ будет надолго и серьезно подорвана.

В эту бессонную ночь Роута мучал один вопрос: кому я могу все это рассказать? Перед рассветом он принял решение, встал, оделся и уложил свои вещи в дорожную сумку. Прежде чем уйти, он заглянул в комнату к Орлову — тот еще крепко спал — и сказал Кроллу:

— Остаетесь за меня. Смотрите за ним. Никого не впускать, никого не выпускать. Теперь этот человек для нас дороже золота.

Кролл не понял, но кивнул. Он привык исполнять приказы и не задавать лишних вопросов. Умри, но сделай.

Роут отправился в Лондон. Минуя посольство, он заехал на свою квартиру и взял паспорт на другое имя. В Хитроу он договорился с экипажем частного грузового самолета, вылетавшего в Бостон, а в бостонском аэропорту Лоуган он пересел на самолет до Вашингтона. В Вашингтоне Роут взял напрокат автомобиль, доехал до Джорджтауна, припарковал машину и прошел пешком всю Кей-стрит, почти до территории Джорджтаунского университета. Несмотря на то что в полете Роут выиграл пять часов благодаря разнице во времени, в Вашингтоне уже смеркалось.

Дом, который был нужен Роуту — это прекрасное здание из красного кирпича, отличавшееся от других прежде всего надежной системой безопасности, включая контроль за всеми подходами к дому. Когда Роут переходил улицу, его остановили — он предъявил удостоверение сотрудника ЦРУ. У подъезда он назвал имя нужного ему человека. Ему ответили, что тот обедает. Тогда Роут попросил передать ему записку. Через несколько минут его впустили и проводили в отделанную деревянными панелями библиотеку со множеством книг в кожаных переплетах. В библиотеке стоял едва уловимый запах хороших сигар. Роут ждал. Потом дверь распахнулась и в библиотеку вошел директор Центрального разведывательного управления.

Обычно директор не принимал у себя дома рядовых сотрудников ЦРУ, если только не вызывал их сам. Тем не менее он устроился в кожаном клубном кресле, жестом пригласил Роута занять место напротив и поинтересовался целью визита, Роут все подробно рассказал.

Директору ЦРУ было за семьдесят — необычный возраст для этого поста, но он и сам был необычным человеком. Во время второй мировой войны он работал в Управлении стратегических служб и «вел» агентов на территории оккупированных нацистами Франции и Нидерландов. После войны Управление стратегических служб было расформировано, и он занялся частным бизнесом: унаследовав от отца небольшую фабрику, он превратил ее в огромный комбинат. Потом вместо Управления стратегических служб было создано ЦРУ, и первый директор управления Аллен Даллес пригласил его на работу. Он отказался.

Прошло много лет, и однажды состоятельный человек, жертвовавший большие суммы в фонд республиканской партии, обратил внимание на бывшего актера, который выдвинул свою кандидатуру на пост губернатора Калифорнии. Они стали друзьями. Когда Рональда Рейгана избрали президентом США, он попросил своего друга занять место директора ЦРУ.

Директор был католиком. Он давно овдовел, придерживался строгих моральных принципов, вел почти пуританский образ жизни и в коридорах Лэнгли заслужил прозвище «крепкого старика». В сотрудниках управления он ценил способности и ум, но прежде всего — преданность. У него были друзья, которых изменники выдали немцам, и они попали в лапы гестапо. Директор не потерпел бы предательства ни при каких обстоятельствах. К изменникам он испытывал почти животную ненависть. По убеждению директора, предателям не могло быть прощения.

Глядя на газовый камин, который в этот теплый вечер не включали, директор внимательно выслушал рассказ Роута. Он ни единым жестом не выдал своих чувств, лишь чуть заметно напряглись мышцы на его скулах.

— Вы пришли прямо ко мне? — спросил он, когда Роут замолчал. — Больше ни с кем не говорили?

Роут объяснил, как он попал в свою страну; как тать в ночи, по фальшивому паспорту, окольными путями. Директор кивнул; когда-то он примерно так же пробирался в захваченную Гитлером Европу. Он встал, подошел к старинному столику для закусок, мимоходом ободряюще похлопал Роута по плечу и плеснул в бокал виски.

— Вы поступили правильно, молодой человек, — сказал он и предложил Роуту бренди. Тот, отказавшись, покачал головой. — Говорите, семнадцать лет?

— Так сказал Орлов. По меньшей мере столько работают в ЦРУ все мои руководители, включая Фрэнка Райта. Я не знал, к кому мне еще обратиться.

— Да, конечно.

Директор ЦРУ снова уселся в кресло и надолго замолчал. Роут не мешал ему. Наконец директор сказал;

— Нужно привлечь кого-то из бюро безопасности. Но не первое лицо. Я не сомневаюсь в его честности, но он работает в управлении двадцать пять лет. Я отправлю его в отпуск. Его заместитель — очень способный молодой человек. Думаю, он у нас не больше пятнадцати лет.

Директор вызвал помощника и приказал навести справки. Вскоре по телефону пришло подтверждение, что заместителю руководителя бюро безопасности сорок один год и что он был принят в управление пятнадцать лет назад после окончания школы юристов. Он был срочно вызван из собственного дома в Александрии. Его звали Макс Келлог.

— Ему повезло, что он не работал с Англтоном, — заметил директор. — Его фамилия тоже начинается на "К".

Полный недобрых предчувствий Макс Келлог приехал вскоре после полуночи. Когда зазвонил телефон, он уже собирался ложиться спать и был крайне удивлен, услышав голос директора.

— Расскажите ему, — сказал директор.

Роут повторил свой рассказ. Келлог, не моргнув глазом, выслушал, ничего не упуская, ничего не записывая, но все запоминая. Потом он задал несколько вопросов Роуту и наконец обратился к директору:

— Почему именно я, сэр? Харри в городе.

— Вы работаете у нас только пятнадцать лет, — ответил директор.

— Ах, да.

— Я решил оставить Орлова, или Менестреля, как вы его называете, в Алконбери, — помощь. Казалось, он примирился с потерей последней доли своей драгоценной «страховки». Весь «выкуп за невесту» был выложен на стол, и теперь вопрос был лишь в том, сочтет ли другая сторона этот выкуп достаточным.

— Мне никогда не была известна его фамилия, — сказал Орлов в комнате для опросов.

Келлог решил отключить все микрофоны. У него был свой портативный магнитофон, по ходу опроса он также делал записи в блокноте. Келлог хотел, чтобы их разговор никто не слышал и не записывал. Операторам нашли другое занятие: теперь они проверяли комнату за комнатой в поисках несуществующих подслушивающих устройств. Такая работа явно озадачила операторов. Кролл и два других охранника находились в коридоре за звуконепроницаемой дверью.

— Клянусь. Всем посвященным он был известен только как агент Ястреб, его вел лично генерал Дроздов. — Где и когда он был завербован?

— Думаю, во Вьетнаме в 1968 или 1969 году.

— Думаете или знаете?

— Нет, я точно знаю, что это было во Вьетнаме. Я тогда работал в отделе планирования, мы готовили большую операцию, главным образом в Сайгоне и в его пригородах. Разумеется, нам помогали нанятые на месте вьетнамцы, вьетконговцы. Но там были и наши люди. Один из них сообщил, что вьетконговцы привели к нему разуверившегося в войне американца. Наш резидент познакомился с ним и завербовал. В конце 1969 года генерал Дроздов сам летал в Токио на переговоры с американцем. Тогда ему и дали кличку Ястреб.

— Как вы это узнали?

— Надо было подготовить встречу, установить связь, перевести деньги. За все это отвечал я.

Они говорили всю неделю. Орлов вспомнил банки, на счета которых из года в год переводили деньги, и приблизительное время, когда осуществлялись эти переводы. С годами суммы росли, вероятно, в связи с тем, что Ястреб занимал все более высокое положение и давал все более ценную информацию.

— Когда меня перевели в Первое главное управление, в отдел генерала Дроздова, моя работа с агентом Ястребом продолжилась. Но я уже не имел отношения к денежным переводам, а занимался скорее оперативной работой. Если Ястреб выдавал агента, работавшего против нас, то я передавал информацию в соответствующий отдел, исполнительный (у нас его называют «отдел мокрых дел»), а те потом ликвидировали агента, если он находился на территории противника, или арестовывали, если он был в СССР. Таким путем мы схватили четырех кубинцев-антикастровцев.

Макс Келлог все записывал, а по вечерам снова прослушивал магнитофонные записи. Наконец он сказал Роуту:

— Все эти факты должны укладываться в биографию одного человека. Пока я не знаю, кто этот человек, но архивы покажут. Теперь настало время тщательной перекрестной проверки. Нужно будет проверять и проверять. Этим я смогу заняться только в Вашингтоне, в центральной канцелярии. Мне нужно возвращаться.

Келлог улетел на следующий день. Он провел пять часов в джорджтаунском доме директора ЦРУ, потом, обложившись папками, закрылся в кабинете. По личному указанию директора ему была предоставлена полная свобода действий. Никто не мог отказать Келлогу ни в одной просьбе. Вопреки глухой завесе секретности, по Лэнгли поползли слухи: что-то произошло, руководство управления в смятении, и это каким-то образом связано с внутренней безопасностью. Атмосфера в ЦРУ стала накаляться. Подобные события никогда не удается сохранить в тайне.

В районе Годерс-хилл, в северном Лондоне, есть небольшой парк, примыкающий к гораздо большему парку Хэмпстед-хит, где в зверинце живут олени, козлы, утки и другие дикие животные. В тот день, когда Макс Келлог улетал в Вашингтон, в парке встретились Маккриди и Кипсек.

— В посольстве обстановка не блестящая, — сообщил Кипсек. — Наш сотрудник отдела "К" получил приказ из Москвы и затребовал для проверки дела многолетней давности. Думаю, началось расследование системы безопасности, возможно, одновременно во всех наших посольствах в Западной Европе. Рано или поздно круг сузится до одного лондонского посольства.

— Мы можем чем-нибудь помочь?

— Не исключено. — Что вы предлагаете? — спросил Маккриди.

— Помогла бы какая-нибудь действительно ценная информация, например, какое-нибудь положительное известие об Орлове.

Когда агент остается работать на своем прежнем месте, он не может годами не давать свежую информацию. Поэтому его новые хозяева обычно время от времени подкармливают его специально.отобранными новыми разведывательными данными. Агент отправляет их домой, тем самым доказывая, что он очень хороший работник.

Кипсек уже выдал Маккриди всех настоящих советских агентов в Великобритании, которых он знал, — а знал он почти всех. Конечно, британцы не могли арестовать сразу всех русских шпионов, иначе вся игра на этом бы и закончилась. Одних перевели на другую работу, не связанную с государственными секретами, — тоже не сразу, а постепенно, в связи с той или иной «реорганизацией». Других даже повысили в должности, но при этом отстранили от доступа к секретным материалам. Третьим специально подсовывали информацию, предварительно прошедшую такую обработку, что другой стороне она приносила скорее вред, чем пользу.

Чтобы доказать свою преданность Москве, Кипсеку было позволено даже «завербовать» несколько новых агентов. Одним из таких агентов был клерк из центральной канцелярии Интеллидженс Сервис; он был искренне предан Великобритании, но изредка делал то, о чем его просили. В Москве были очень довольны вербовкой агента, которому дали кодовое имя Росомаха. Маккриди и, Кипсек договорились, что через два дня Росомаха передаст Кипсеку копию памятной записки, написанной рукой Дениса Гонта. В этой записке речь пойдет о том, что сейчас Орлов находится в Алкопбери, что ему полностью доверяют и американцы, и британцы.

— Что нового с Орловым? — спросил Кипсек.

— Все успокоилось, — ответил Маккриди. — Я провел с ним только полдня и ничего не добился. Все же надеюсь, что там и в Лондоне я посеял семена сомнения по крайней мере в голове Роута. Он вернулся в Алконбери, потом по фальшивому паспорту улетел в США. Думал, что мы его потеряем. Похоже, он очень торопился. Назад он не возвращался, во всяком случае, через наши аэропорты. Возможно, прилетел прямо в Алконбери на американском военном самолете.

Кипсек перестал бросать крошки уткам и повернулся к Маккриди.

— Они с вами говорили, приглашали возобновить опрос?

— Нет. Прошла уже неделя. Полная тишина.

— Значит, Орлов уже сказал большую ложь, ту, ради которой он сюда и пришел. Поэтому ЦРУ закрыло все входы и выходы.

— У вас есть предположения? Что это за ложь? Кипсек вздохнул.

— Если бы я был генералом Дроздовым, я бы рассуждал, как генерал КГБ, а у КГБ всегда было две мечты. Одна — разжечь серьезную войну между ЦРУ и Интеллидженс Сервис. Американцы на вас еще не нападают?

— Нет, они очень вежливы. Просто почему-то стали менее общительными.

— Тогда это другая мечта. А она заключается в том, чтобы взорвать ЦРУ изнутри. Полностью деморализовать все управление, Восстановить сотрудника против сотрудника. Орлов скажет, что в ЦРУ давно работает агент КГБ. Это будет очень эффектное обвинение. Я предупреждал вас: операция «Потемкин» подготовлена очень тщательно.

— Как мы обнаружим лже-агента КГБ, если американцы ничего нам не скажут?

Кипсек зашагал к своей машине. На ходу он обернулся и бросил через плечо:

— Найдите человека, к которому ЦРУ внезапно охладеет. Это он и будет, и он будет невиновен.

Эдуардз был в ужасе.

— Дать знать Москве, что Орлов сейчас находится в Алконбери? Если в Лэнгли об этом разнюхают, начнется настоящая война. Скажите Бога ради, зачем вам это понадобилось?

— Для проверки. Я верю Кипсеку. Я убежден, что он нас не обманывает. Я ему полностью доверяю. Следовательно, я считаю, что Орлов — подсадная утка. Если Москва не прореагирует, не сделает попытки заставить Орлова замолчать, это и будет доказательством. Этому поверят даже американцы. Конечно, они будут страшно недовольны, но в конце концов они нас поймут.

— А если все же русские ликвидируют Орлова? Вы будете объясняться с Кэлвином Бейли?