ВЫКУП ЗА НЕВЕСТУ

Глава 1

Справа, над лесным массивом Фокс-коверт, еще висел редкий туман, предвещая теплый солнечный день.

Над открытой местностью, которую не одно поколение солдат называло Фрог-хиллом, доминировала высота. На ней столпились офицеры всех родов войск. Они собрались, чтобы наблюдать за ходом военных учений — «сражения» между двумя равными по силе батальонами. С обеих сторон будут только британские солдаты. Из дипломатических соображений стороны именовали не «британцами» и «противником», а «голубыми» и «зелеными». Отдавая должное составу группы наблюдателей на высоте, на этот раз отказались даже от привычки называть одну из сторон «красными».

Британская армия давно облюбовала для маневров открытую местность севера равнины Солсбери, потому что она очень напоминает Среднеевропейскую равнину, на которой, возможно, начнется третья мировая война. На всей местности были рассеяны посредники; они будут начислять той или иной стороне очки, которые в конце концов и решат исход сражения. В этот день жертв не будет, солдатам предстояло только учиться умирать.

За группой офицеров стояли автомобили, которые и доставили их сюда. Здесь было несколько штабных лимузинов и большое число менее комфортабельных «лендроверов» в камуфляжных серо-зеленых пятнах. Повара уже разбили полевые кухни, чтобы весь день по первому требованию подавать горячий чай или кофе, и стали распаковывать коробки с холодными закусками.

Офицеры бесцельно кружили по высоте или стояли в позах, которые принимают наблюдающие за маневрами офицеры в любой стране мира. Одни изучали карты под тонким пластиком, на котором позднее можно будет нанести жирным карандашом и стереть условные обозначения, другие в мощные полевые бинокли обследовали местность, некоторые с серьезными лицами совещались друг с другом.

В центре группы наблюдателей стояли важный британский генерал, командующий южным округом, и его личный гость, генерал другой стороны. Между ними и на полшага сзади стоял бодрый младший офицер, только что из школы переводчиков, и ловко бормотал на ухо то одному, то другому генералу.

Группа британских офицеров была самой многочисленной: в нее входило чуть больше тридцати человек. Все они были настроены очень серьезно, как бы отдавая должное неординарности этого важного события. Британские офицеры к тому же казались настороженными, словно они были не в силах освободиться от старых привычек. Шел первый год перестройки, и хотя советских офицеров уже приглашали в качестве наблюдателей на маневры британских войск в Германии, в самом сердце Англии такие гости британской армии появились впервые. Старые обычаи отмирают долго.

Русские — семнадцать тщательно отобранных и проверенных офицеров — были едва ли не серьезнее британцев. Одни из них более или менее сносно говорили по-английски и не скрывали этого, а пять офицеров владели английским в совершенстве, но делали вид, что не понимают ни слова.

При отборе наблюдателей владение английским языком было однако не самым важным критерием. В первую очередь учитывался опыт офицера. Каждый советский офицер был специалистом в своей области и хорошо знал британское вооружение, тактику и структуру британской армии. На инструктаже им было приказано не только слушать, что им говорят, и уж тем более не принимать все на веру, а внимательно наблюдать, ничего не — упускать из виду и по возвращении предельно точно доложить, насколько хороши британцы, какое оружие и приборы они используют, как они ими пользуются, и где у них слабые места — если таковые окажутся.

Почти весь предыдущий день они провели в Лондоне, главным образом в своем посольстве, и прибыли на полигон накануне вечером. Первый обед в офицерской столовой тидуортской военной базы прошел очень официально, даже немного скованно, но обошлось без инцидентов. Время для шуток и песен наступит позже, быть может, на второй или третий вечер. Русские знали, что по меньшей мере пятеро из них наблюдают за остальными, а возможно, и друг за другом.

Британским офицерам никто об этом не рассказывал. Правда, они тоже не сочли нужным сообщать, что среди тридцати британских офицеров четверо были не из армии, а из контрразведки. Но во всяком случае британские контрразведчики смотрели за русскими, а не за своими соотечественниками.

В состав группы русских наблюдателей входили два генерала: один со знаками различия моторизованной пехоты, другой — бронетанковых войск; полковник Генерального штаба; один полковник, майор и капитан из армейской разведки — все трое объявленные, то есть не скрывавшие того, что они работают в ГРУ; полковник авиации в полевой куртке с открытым воротом, из которой выглядывала бело-голубая тельняшка, что свидетельствовало о принадлежности полковника к частям спецназа; полковник и капитан из пехоты; полковник и капитан из бронетанковых войск. Кроме того, в группе были подполковник, майор и два капитана из армейских штабов.

Советской армейской разведкой руководит Главное разведывательное управление армии (ГРУ), и три объявленных сотрудника ГРУ имели соответствующие знаки различия. Только им было известно, что майор войск связи и один из капитанов армейского штаба на самом деле тоже были из ГРУ. Ни другие русские, ни тем более британцы этого не знали.

В свою очередь британцы не считали нужным информировать русских о том, что в офицерских казармах в Тидуорте и возле них находятся двадцать оперативников Службы безопасности. Они останутся там до тех пор, пока на третий день утром вся советская делегация не уедет в Лондон, а оттуда отбудет в Москву. Оперативники ухаживали за лужайками и клумбами, обслуживали обедающих офицеров или полировали бронзовые украшения. Ночами они, сменяя друг друга, издали наблюдали за зданием казармы, сидя в подготовленных заранее удобных наблюдательных пунктах. Несколькими днями раньше, на брифинге в министерстве начальник Генерального штаба заметил командующему южным военным округом: «…лучше всего вообще не спускать глаз с этих озорников».

Военная игра началась точно по графику в девять часов и продолжалась весь день. Сразу после ленча второй батальон парашютного полка сбросил десант. Майор из второго батальона оказался рядом с полковником советских ВВС, который наблюдал за выброской десанта с неподдельным интересом.

— Насколько я вижу, — с сильным акцентом сказал русский, — вы все еще предпочитаете ротные двухдюймовые минометы.

— Полезное оружие, — согласился британец. — Эффективное и очень надежное.

— Да, — ирают долго.

Тот вечер прошел в тидуортских казармах более непринужденно. Вино лилось рекой, появилась и водка, которую в британской армии пьют редко. Преодолевая языковой барьер, офицеры все смелее питались шутить. Русские последовали примеру старшего своей группы, генерала из мотопехоты. Разговаривая через переводчика с британским генералом, русский прямо-таки излучал веселье, поэтому другие офицеры тоже перестали хмуриться. Майор из армейского штаба слушал анекдот, который рассказывал британский танкист, и чуть было не расхохотался, лишь в последний момент вспомнив, что он якобы не знает английского и должен ждать перевода.

Майор из второго батальона парашютного полка оказался рядом с объявленным майором ГРУ. Парашютист решил попрактиковаться в русском.

— Говорить ви па англиски? — спросил он. Русский был в восторге.

— Совсем немного, — ответил он по-русски и тут же перешел на спотыкающийся английский. — Боюсь, очень плохо. Дома я пытался заниматься по учебникам, но от этого мало проку.

— Все равно ваш английский лучше моего русского, — сказал парашютист. — Прошу прощения, я не представился. Пол Синклэр.

— Это я должен извиниться, — сказал русский и протянул руку. — Павел Кученко.

Обед удался на славу и завершился песнями в баре. В одиннадцать часов офицеры разошлись по комнатам, многие из них будут рады возможности подольше поспать утром. Ординарцам было дано указание появиться с чашками чая в семь часов.

На самом деле майор Кученко встал уже в пять утра и провел два часа, сидя за кружевными занавесками, которые висели на окнах его спальни. Не включая свет, он внимательно изучал дорогу, которая проходила рядом с офицерской казармой и вела к главным воротам военной базы и дальше к шоссе на Тидуорт. Ему показалось, что в предрассветной темноте он заметил трех мужчин, возможно, это были наблюдатели из Службы безопасности.

Он также видел, как ровно в шесть часов из парадного подъезда казармы, расположенного почти под его спальней, появился полковник Арбатнот и отправился на регулярную утреннюю пробежку. У майода Кученко были все основания полагать, что полковник и в самом деле регулярно бегал по утрам. Во всяком случае, стареющий полковник придерживался того же распорядка и вчера утром.

Полковника Арбатнота было нетрудно отличить от других: у него не было левой руки. Он потерял ее много лет назад, когда стоял в дозоре вместе с новобранцами во время той странной полузабытой войны на холмах Дофара, в которой британские войска специального назначения и оманские солдаты противостояли коммунистическим революционерам, пытавшимся свергнуть султана Омана и установить контроль над Ормузским проливом. Расчувствовавшаяся медицинская комиссия разрешила Арбатноту остаться в армии. С тех пор он стал офицером продовольственного снабжения в столовой тидуортских казарм. Каждое утро в белом с голубой окантовкой тренировочном костюме с капюшоном и с аккуратно приколотым сбоку пустым левым рукавом полковник пробегал пять миль по дордге и назад. Вот уже второе утро майор Кученко внимательно наблюдал за ним.

Второй день военных игр прошел без особых происшествий. Русские и британские наблюдатели единодушно согласились с решением посредников, присудивших техническую победу «зеленым», которые в конце концов вытеснили «голубых» с их позиций на Фрог-хилле и успешно отбили атаку на Фокс-коверт. Третий обед прошел очень весело, с многочисленными тостами, а потом и с «Малинкой», которую исполнил молодой русский капитан из армейского штаба, не шпион, а другой — обладатель красивого баритона. Он был награжден долгими аплодисментами. На следующее утро после завтрака русские офицеры должны были собраться в холле в девять часов утра и ехать на автобусе до Хитроу. Автобус прибудет из Лондона и привезет двух сотрудников посольства, которым было поручено посадить офицеров в самолет. Никто не видел, как во время исполнения «Малинки» в незапертые комнаты полковника Арбатнота кто-то тихо вошел, через минуту так же незаметно вышел, а позже, пройдя со стороны мужского туалета, присоединился к собравшимся в баре.

На следующее утро без десяти шесть по лестнице казармы спустился человек в белом с голубой окантовкой тренировочном костюме с капюшоном и с приколотым пустым левым рукавом. Он повернул в сторону дороги на Тидуорт. Его заметил наблюдатель, который сидел у окна другого здания, в двухстах ярдах от казармы. Наблюдатель сделал отметку в журнале, но не предпринял никаких действий.

У ворот стоявший на часах капрал вышел из караульного помещения и отдал честь человеку в спортивном костюме. Тот был без головного убора и потому не мог ответить тем же. Он лишь нырнул под шлагбаум, приветственно поднял руку, потом повернулся и, как всегда, потрусил в сторону Тидуорта.

Когда было десять минут седьмого, капрал удивленно осмотрелся, потом обратился к сержанту:

— Я только что видел, как пробежал полковник Арбатнот, — сказал он.

— Ну и что? — не понял сержант.

— Второй раз, — пояснил капрал.

Сержант устал. Смена должна была прийти через двадцать минут. Их ждал завтрак. Он пожал плечами.

— Должно быть, что-то забыл, — отмахнулся он.

Позднее, на дисциплинарной комиссии, сержант пожалеет о своих словах.

Пробежав примерно полмили, майор Кученко свернул с дороги в лес, снял украденный белый тренировочный костюм и спрятал его в плотном подлеске. На дорогу он вышел в рубашке с галстуком, твидовом пиджаке и в серых фланелевых брюках. С такой одеждой контрастировали лишь кроссовки «адидас». Кученко подозревал, но не мог быть уверен, что, отставая на милю от него, где-то бежит раздраженный полковник Арбатнот, который потратил лишних десять минут на поиски своего привычного тренировочного костюма и наконец решил, что, должно быть, ординарец забрал его в стирку и не принес назад. В конце концов он надел другой костюм, но к тому времени заметил, что у него пропали еще рубашка, галстук, пиджак, брюки и кроссовки.

Кученко легко мог оторваться от полковника Арбатнота, пока тот не повернет назад, но даже это оказалось излишним. Он махнул рукой догонявшему его автомобилю. Машина остановилась, и Кученко наклонился к окошку.

— Прошу прощения, — сказал он, — но, кажется, моя машина сломалась. Вон там. Я подумал, не помогут ли мне механики гаража в Норт-Тидуорте?

— Сейчас еще рановато, — ответил водитель, — но я могу вас подбросить. Садитесь.

Майор из парашютного батальона удивился бы, насколько быстро Кученко овладел/английским. Но акцент иностранца все же чувствовался.

— Вы не из этих мест, я угадал? — спросил водитель, завязывая разговор. Кученко рассмеялся.

— Нет. Я из Норвегии. Осматриваю британские соборы. Без десяти семь любезный водитель высадил Кученко в центре еще спящего Норт-Тидуорта и поехал дальше в Марлборо. Он никому не расскажет о попутчике, да никто и не станет его расспрашивать.

В центре города Кученко отыскал телефонную будку и, когда часы показывали без одной минуты семь, набрал лондонский номер, бросив пятидесятипенсовую монету. Телефон отозвался после пятого звонка.

— Я хотел бы поговорить с мистером Роутом, мистером Джо Роутом, — сказал Кученко.

— Да, Джо Роут слушает, — ответили на другом конце.

— Жаль, — сказал Кученко. — Понимаете, на самом деле я надеялся, что смогу поговорить с Крисом Хейзом.

Джо Роут остолбенел, в нем моментально проснулся профессионал. В своей небольшой, но комфортабельной квартире в Мейфэре от встал лишь двадцать минут назад, был еще в пижаме, не успел побриться, лишь принял ванну и собирался выпить первую чашку кофе. Когда зазвонил телефон, он шел из кухни в гостиную со стаканом сока в одной руке и с чашкой кофе в другой. Было слишком рано даже для Роута, который не привык залеживаться в постели, хотя на своем рабочем месте — помощника секретаря посольства США, которое находилось всего лишь в четверти мили от его дома, на Гроувнор-сквер, — должен был появляться к десяти часам.

Джо Роут был агентом ЦРУ, но не он возглавлял лондонское бюро управления. Эта честь принадлежала Уильяму Карверу, а Карвер, как и все руководители зарубежных бюро, подчинялся шефу отдела западного полушария. Карвер был объявленным агентом, то есть практически все, кого это интересовало, знали, кто он такой и чем занимается. По своей должности Карвер был также членом Британского объединенного разведывательного комитета, официального представительства ЦРУ в Лондоне.

В Лондон Роута направил отдел специальных проектов ЦРУ, созданный лишь шесть лет назад для разработки и выполнения таких операций, которые в Лэнгли считались слишком секретными и щекотливыми, чтобы официальный руководитель бюро мог бы позже с чистой совестью заявить — даже союзникам США, — что он ничего не знал.

У каждого сотрудника ЦРУ, в каком бы отделе он ни числился, было настоящее и оперативное (или профессиональное) имя. В посольствах в дружественных странах настоящее имя было самым что ни на есть настоящим в прямом смысле слова: Джо Роут был на самом деле Джо Роутом и под этой фамилией числился в штате посольства. В отличие от Карвера, однако, Роут был необъявленным агентом, и о его истинных функциях знали лишь трое-четверо коллег из Интеллидженс Сервис. Точно так же и его оперативное имя было известно лишь этим британским коллегам плюс нескольким его товарищам в Америке. Это имя, прозвучавшее в телефонной трубке в семь утра, да еще произнесенное незнакомцем с иностранным акцентом, было сродни сигналу тревоги.

— Прошу прощения, — сказал он осторожно, — но я — Джо Роут. С кем я говорю?

— Слушайте внимательно, мистер Роут или мистер Хейз. Меня зовут Петр Александрович Орлов. Я — полковник КГБ…

— Подождите, если это шутка…

— Мистер Роут, поскольку я назвал ваше оперативное имя, то для вас это уже не шутка. Мое намерение перейти на сторону США — не шутка для меня, а именно это я и предлагаю. Мне нужно попасть в Америку — и быстро. Очень скоро мое возвращение станет невозможным. Никакие объяснения не будут приняты во внимание. Я располагаю колоссальным объемом очень ценной для вашего управления информации. Вы должны принять решение в течение нескольких минут, в противном случае я возвращаюсь, пока еще не поздно…

Роут быстро записывал на листке блокнота, который он схватил с кофейного столика. В блокноте сохранились цифры: накануне вечером они с Сэмом Маккриди допоздна играли в покер. Если бы Сэм слышал этот разговор, он бы с ума сошел, подумал Роут.

— Где вы сейчас находитесь, полковник?

— В телефонной будке в маленьком городке возле равнины Солсбери, — ответил голос.

Говоривший практически не допускал грамматических ошибок, но акцент определенно ощущался. Роута учили различать акценты, классифицировать их по группам языков. Этот говорил со славянским, возможно, русским акцентом. А если это всего лишь очередной сумасшедший розыгрыш Сэма Маккриди, думал Роут, если из телефонной трубки на него сейчас обрушится взрыв хохота Сэма? Черт возьми, сегодня не первое апреля, уже третье число.

— В течение трех дней, — продолжал голос, — я был в группе советских офицеров, наблюдавших за учениями британской армии на равнине Солсбери. Жил в тидуортских казармах. Там я был майором ГРУ Павлом Кученко. Я ушел час назад. Если я не вернусь через час, то вообще не смогу вернуться. Обратный путь займет тридцать минут. Через полчаса вы должны сообщить мне о своем решении, мистер Роут.

— Хорошо, полковник. Пока я склонен согласиться — пока. Позвоните мне через пятнадцать минут. Линия будет свободна. Вы получите ответ.

— Хорошо. Пятнадцать минут. Затем я возвращаюсь, — ответил собеседник Роута и повесил трубку.

В голове у Роута одновременно проносились тысячи мыслей. Ему было тридцать девять лет, из них двенадцать он работал в ЦРУ. Ничего подобного раньше с ним не случалось. Впрочем, многие проработали в ЦРУ всю жизнь и ни разу не видели живого советского перебежчика. Но и Роут, и все его коллеги знали о них; всех оперативных работников предупреждали, что в любой момент может появиться советский перебежчик, всех их инструктировали, что следует делать в таких случаях.

Роут знал, что в большинстве случаев перебежчики сначала пробуют почву. Обычно они приходят после долгих размышлений и для начала посылают местному агенту ЦРУ весточку. Я хотел бы встретиться и обсудить условия, говорят они. Как правило, потенциального перебежчика просят оставаться на месте и снабжать американцев информацией и лишь потом обещают устроить ему побег. Если он отказывается, то от него требуют, чтобы он приходил не с голыми руками, а с мешком документов. От объема и качества информации, которую он смог передать до побега или принести с собой, будет зависеть его положение, его вознаграждение, вся его будущая жизнь. На языке разведчиков мешок информации называется «выкупом за невесту».

Иногда, правда, очень редко, перебежчик появляется, как говорят разведчики, «без объявления». В таком случае он сжигает за собой все мосты. Возвратиться он уже не может, поэтому у принимающей стороны выбор решений не богат: его можно или — принять или отправить в лагерь беженцев. Второй вариант используется крайне редко даже в случае почти бесполезных перебежчиков очень низкого уровня, вроде моряка торгового флота или рядового армии, которым совершенно нечего предложить. Обычно перебежчика отправляют в лагерь для беженцев только тогда, когда детектор лжи показал, что он, скорее всего, является агентом спецслужбы противника. Тогда Америка отказывается его принимать, а русским ничего не остается, как забрать своего неудавшегося агента из лагеря беженцев и отправить его домой.

Насколько Роуту было известно, однажды КГБ нашел одного такого отвергнутого перебежчика в лагере беженцев и ликвидировал его. Он не прошел проверку на детекторе лжи, хотя говорил правду: детектор интерпретировал его возбужденное состояние как попытку соврать. Дьявольское невезение. Конечно, это было очень давно, теперь детекторы стали надежнее.

И вот без всякого объявления звонит некто и говорит, что он. — полковник КГБ и хочет уехать в США. Без предупреждения, без торговли, без портфеля, набитого свежайшими документами. Больше того, он появляется не на Среднем Востоке и не в Латинской Америке, а в самом сердце Англии. И собирается перебежать к американцам, а не к британцам. Или он уже пытался говорить с англичанами, и те дали ему от ворот поворот? Роут перебирал сотни возможных вариантов, а минута уходила за минутой.

Пять минут восьмого в Лондоне — пять минут третьего в Вашингтоне. Там все спят. Надо бы позвонить боссу, руководителю отдела специальных проектов Кэлвину Бейли. Но теперь он, конечно, крепко спит в Джорджтауне. А время… времени совсем не оставалось. Роут распахнул дверцы стенного шкафа, в котором стоял его персональный компьютер. Он быстро подключил его к памяти большого компьютера, укрытого под зданием посольства на Гроувнор-сквер, и через шифровальное устройство вызвал файл данных об известных Западу старших офицерах КГБ. Потом Роут спросил: кто такой Петр Александрович Орлов?

Одна из странностей мира тайных операций заключается в том, что в нем царит почти клубная атмосфера. Подобное товарищество встретишь разве только у летчиков, но им это разрешено, да еще у десантников или в войсках специального назначения.

Несмотря на барьеры соперничества и даже неприкрытой враждебности, профессионалы склонны уважать друг друга. Во время второй мировой войны летчики-истребители Люфтваффе и королевских ВВС редко питали взаимную ненависть; ненавидеть — это удел гражданских и фанатиков. Профессионалы будут верно служить своим политикам и бюрократам, но выпить кружку пива предпочтут с теми, кто искушен в их профессии, даже если они из другого лагеря.

В мире тайных операций всегда внимательно следят за каждым изменением в стане противника, а что касается новых назначений или кадровых перемещений, то это тщательно отмечают не только в лагере врагов или соперников, но и в дружественных спецслужбах. Вероятно, резидент КГБ в любой столице мира хорошо знает, кто руководит местным бюро ЦРУ или Интеллидженс Сервис, и наоборот. Однажды на приеме в Дар-эс-Саламе резидент КГБ подошел к шефу бюро Интеллидженс Сервис с бокалом виски с содовой.

— Мистер Чайлд, — торжественно произнес он, — вы знаете, кто я, а я знаю, кто вы. Наша работа не из легких. Мы не должны игнорировать друг друга. И они выпили за сотрудничество.

Большой компьютер ЦРУ в Лондоне напрямую связан с Лэнгли (штат Виргиния), и в ответ на запрос Роута машина стала перебирать списки офицеров КГБ, известных ЦРУ. Тут были данные о сотнях «доказанных» и тысячах «подозреваемых» сотрудников КГБ. Большей частью эта информация поступала от самих перебежчиков, потому что при опросе каждого вновь прибывшего перебежчика особое внимание уделялось всем изменениям в штате КГБ: кого перевели на другую работу, кого повысили в должности, кого уволили. Объем информации возрастал с каждым новым перебежчиком.

Роуту было известно, что за последние четыре года в пополнении списка офицеров КГБ очень большую помощь оказали британцы, которые сообщили ЦРУ сотни имен; одни из них уже числились в качестве «подозреваемых», другие были совсем новыми. Британцы объясняли свою осведомленность частично радиоперехватами, частично — очень детальным анализом данных, а частично — перебежчиками вроде Владимира Кузичкина, сотрудника Первого главного управления КГБ, которого они выкрали из Бейрута. Впрочем, каковы бы ни были источники хранящегося в Лэнгли банка данных, компьютер зря времени не тратил. На экранчике компьютера Рота стали появляться зеленые буквы: ПЕТР АЛЕКСАНДРОВИЧ ОРЛОВ. КГБ. ПОЛКОВНИК. ПРЕДПОЛАГАЕТСЯ, ЧТО ПОСЛЕДНИЕ ЧЕТЫРЕ ГОДА РАБОТАЕТ В ТРЕТЬЕМ ГЛАВНОМ УПРАВЛЕНИИ. ЕСТЬ СВЕДЕНИЯ, ЧТО ФАКТИЧЕСКИ ЯВЛЯЕТСЯ АГЕНТОМ КГБ В ГЕНЕРАЛЬНОМ ШТАБЕ, ГДЕ ЧИСЛИТСЯ МАЙОРОМ ГРУ. ИЗ ПРЕЖНИХ МЕСТ РАБОТЫ ИЗВЕСТНЫ МОСКОВСКИЙ ЦЕНТР ОПЕРАТИВНОГО ПЛАНИРОВАНИЯ И ПЕРВОЕ ГЛАВНОЕ УПРАВЛЕНИЕ В ЯСЕНЕВО.

Машина сообщила об Орлове все что знала, и Роут присвистнул. Теперь слова того, кто звонил ему, приобретали определенный смысл. Третье главное управление КГБ было призвано неустанно следить за надежностью и преданностью вооруженных сил СССР. Его все ненавидели и боялись, но были вынуждены терпеть. Офицеры Третьего главного управления обычно работали в армии под видом офицеров ГРУ; под этой маской легко проникать куда угодно, задавать вопросы, брать людей и объекты под наблюдение. Если Орлов действительно работал четыре года в Генеральном штабе Министерства обороны под видом майора ГРУ, он должен быть ходячей энциклопедией. Теперь становилось понятным, как он попал в группу советских офицеров, приглашенных в соответствии с недавним соглашением между НАТО и Варшавским пактом в качестве наблюдателей на воинские учения в Солсбери.

Роут бросил взгляд на часы: 7 часов 14 минут. Времени звонить в Лэнгли не оставалось. Шестьдесят секунд на принятие решения. Можно порекомендовать русскому вернуться в офицерскую казарму, незаметно проскользнуть в свою комнату и получить чашку чая от британского ординарца. Потом ехать вместе со всеми в Хитроу и возвращаться в Москву. Можно попытаться переубедить его сбежать в Хитроу, чтобы выиграть время для разговора с Кэлвином Бейли в Вашингтоне. Зазвонил телефон.

— Мистер Роут, рядом с телефонной будкой стоит автобус. Первый утренний рейс. Думаю, он привозит гражданских рабочих в тидуортские казармы. При необходимости я еще могу вернуться вовремя…

Роут набрал полные легкие воздуха. Сейчас решается твоя карьера, вся твоя судьба.

— Хорошо, полковник Орлов, мы берем вас. Я свяжусь с моими британскими коллегами — через тридцать минут вы будете в безопасном месте…

— Нет, — голос был решительным, не допускающим компромиссов. — Я перехожу только к американцам. Я должен быстро убраться отсюда и оказаться в США. Я соглашаюсь только на такие условия. Так или никак.

— Послушайте, полковник…

— Нет, мистер Роут, вы должны Забрать меня сами. Через два часа. На площади перед железнодорожной станцией Андовер. Потом доставить на базу ВВС США в Аппер-Хейфорде и посадить на самолет, отправляющийся в Америку. Я соглашусь только на таких условиях.

— Хорошо, полковник. Все будет сделано, как вы хотите. Я приеду.

За десять минут Роут успел одеться, схватить паспорт, удостоверение ЦРУ, деньги, ключи от машины и бегом спуститься в подвальный гараж, где стоял его автомобиль.

Через пятнадцать минут Роут уже ехал по Парк-лейн, направляясь на север — к Марбл-арч и Бейзуотер-роуд. Здесь было свободнее, чем на Найтсбридже и в Кенсингтоне.

К восьми часам Роут уже миновал Хитроу, свернул южнее, на автомагистраль М25, потом по шоссе МЗ поехал на юго-запад. Шоссе соединялось с дорогой АЗОЗ, которая вела к Андоверу. Роут въехал на площадь перед железнодорожной станцией, когда часы показывали десять минут девятого. Беспрерывным потоком к станции подъезжали машины, высаживали пассажиров и тут же отъезжали. Пассажиры спешили в зал ожидания. Лишь один человек, мужчина в твидовом пиджаке, серых брюках и кроссовках, никуда не торопился. Прислонившись к стене, он листал утреннюю газету. Роут подошел к нему.