– Достаточно горячие, сэр? – спросил он.
      – Да, – ответил Хорнблауэр.
      Буш еще мичманом часто носил греть на камбуз утюг, чтобы прогладить рубашку или шейный платок. Он вспомнил, что так же проверял температуру утюга. Если плевок отскакивает от металла, значит утюг опасно перегрелся, но ядра были еще горячее, гораздо горячее.
      Сэдлер затолкал решетку обратно в печь и тряпками, которыми защищал руки, вытер со лба пот.
      – Подносчики, приготовьтесь, – сказал Хорнблауэр. – Сейчас вам будет работа.
      Взглядом испросив у Буша разрешение, он снова умчался на батарею, широкими, дерганными шагами. Буш пошел за ним, но не так быстро: сказывалась усталость. Глядя, как Хорнблауэр взбегает по скату, он вдруг подумал, что тот, не будучи так крепок физически, потрудился, пожалуй, поболее него. К тому времени» как Буш поднялся на платформу, Хорнблауэр снова наблюдал за первой шхуной.
      – Палубы и переборки у нее, должно быть, жиденькие, – сказал Хорнблауэр. – Двадцатичетырехфунтовое ядро даже с такого расстояния должно пробить ее насквозь.
      – Навесный выстрел, – добавил Буш, – может пробить ей дно.
      – Может, –согласился Хорнблауэр и добавил: – сэр. – Даже после стольких лет службы на флоте он склонен был, если сильно задумается, пропускать это короткое, но такое важное слово.
      – Она снова ставит паруса! – сказал Буш. – Собирается поворачивать.
      – Буксирные концы они уже отцепили, – добавил Хорнблауэр. – Теперь скоро.
      Он посмотрел на стоящие в ряд орудия. Все заряжены порохом, запальные трубки вставлены. Клинья вынуты, так что угол подъема максимальный, дула смотрят ввысь, словно ожидая, когда в них закатят ядра. Шхуна заметно приближалась. Хорнблауэр прошел вдоль пушек; руки у него за спиной беспокойно цеплялись одна за другую. Он прошел назад, повернулся и неровной походкой двинулся вдоль ряда – казалось, он не может стоять на месте. Однако, заметив, что Буш наблюдает за ним, он виновато остановился и заметным усилием принудил себя стоять так же спокойно, как и начальник. Шхуна ползла вперед, на целых полмили опережая второе судно.
      – Можете сделать пристрелочный выстрел, – сказал наконец Буш.
      – Есть, сэр, – тут же согласился Хорнблауэр. Казалось, река ринулась через прорванную плотину. Похоже, он заставлял себя ждать, пока Буш заговорит.
      – Эй, у печи! – крикнул Хорнблауэр. – Сэдлер. Пришлите одно ядро.
      По скату поднялись подносчики, осторожно неся на носилках светящееся ядро. Оно было ярко-красное, чувствовался даже исходящий от него жар. В канал ближайшей пушки забили мокрые пыжи, носилки с ядром установили вровень с дулом. Подталкивая пыжовником и прибойником, раскаленное ядро закатили в дуло. Послышалось шипение, повалил пар. Буш снова подумал, за сколько времени ядро прожжет пыжи и войдет в соприкосновение с порохом; несладко тогда придется тем, кто будет в это время наводить пушку.
      – Выдвигай! – скомандовал Хорнблауэр. Матросы налегли на тали, и пушка прогромыхала вперед.
      Хорнблауэр встал за пушкой, присел на корточки, сощурился и посмотрел вдоль нее.
      – Правее! – Тали и рычаги повернули пушку. – Еще чуть-чуть! Довольно! Нет, чуть левее. Довольно!
      К облегчению Буша, Хорнблауэр наконец выпрямился и отошел от пушки. С обычной своей несдержанной живостью он вспрыгнул на парапет и ладонью прикрыл глаза от солнца. Буш, со своей стороны, навел на шхуну подзорную трубу.
      – Огонь! – скомандовал Хорнблауэр.
      Шипение запала утонуло в грохоте пушки. Буш увидел в синем небе черную траекторию ядра. За то время, которое требуется для вдоха, она достигла наивысшей точки и пошла вниз. Странная это была линия. Казалось, она около дюйма длинной, постоянно убавляется сзади и постоянно прибавляется впереди, устремляясь точно к шхуне. Она все еще указывала на корабль (настолько скорость ядра опережает реакцию глазной сетчатки и мозга), когда Буш увидел всплеск, точно по курсу шхуны. Вода вновь стала гладкой. Он оторвал глаз от подзорной трубы и увидел, что Хорнблауэр смотрит на него.
      – В кабельтове, – сказал Буш, и Хорнблауэр согласно кивнул.
      – Можно открывать огонь, сэр? – спросил он.
      – Да, приступайте, мистер Хорнблауэр.
      Не успел он закончить, как Хорнблауэр снова закричал:
      – Эй, у печи! Еще пять ядер!
      Бушу потребовалось несколько секунд, чтоб понять смысл этого приказа. Вот оно что: неразумно одновременно приносить на платформу картузы с порохом и раскаленные ядра. Выстрелившая пушка должна оставаться незаряженной, пока не выстрелят остальные пять. Хорнблауэр спрыгнул с парапета и встал рядом с Бушем.
      – Я вчера не мог понять, почему они все время стреляют по нам залпами, – сказал он. – Это снижает скорость огня до скорости самой медленной пушки. Теперь мне ясно.
      – Мне тоже, – сказал Буш.
      – Все пыжи на месте? – спросил Хорнблауэр у орудийной прислуги. – Точно? Тогда давайте дальше.
      Ядра закатили в пушечные дула, они зашипели, снова повалил пар.
      – Выдвигайте. Цельтесь. Канониры, цельтесь как следует.
      Шипели ядра, пар валил из поворачиваемых пушек.
      – Палите, как только наведете!
      Хорнблауэр снова оказался на парапете, Бушу все было видно сквозь амбразуру бездействующей пушки. Пять пушек выстрелили с интервалом не более двух секунд, Буш в подзорную трубу видел траектории их ядер.
      – Банить пушки! – приказал Хорнблауэр, потом громко: – Шесть зарядов!
      Он спустился к Бушу.
      – Одно упало совсем близко, – сообщил тот.
      – Два довольно близко, – сказал Хорнблауэр. – Одно совсем далеко справа. Я знаю, кто это стрелял, и я с ним разберусь.
      – Одного всплеска я не видел, – заметил Буш.
      – Я тоже. Может, большой перелет. А может, и попали.
      Матросы с картузами взбежали на платформу. Стоявшие у пушек с энтузиазмом схватили их, забили в пушки заряды, потом сухие пыжи.
      – Шесть ядер! – крикнул Хорнблауэр Сэдлеру, потом канонирам: – Вставьте запальные трубки. Забейте мокрые пыжи.
      – Она изменила курс, – сказал Буш. – Расстояние изменилось не сильно.
      – Да, сэр. Заряжай и выдвигай! Простите меня, сэр.
      Хорнблауэр поспешно подбежал к самой левой пушке – очевидно, она-то прошлый раз и стреляла плохо.
      – Цельтесь как следует, – крикнул он со своего нового места. – Как наведете, стреляйте.
      Буш видел, как Хорнблауэр присел на корточки возле пушки, а сам приготовился следить, куда упадут ядра.
      Все повторилось: взревели пушки, прибежали подносчики с новыми картузами, тут же принесли раскаленные ядра. Только после того, как ядра закатили в жерла, Хорнблауэр вернулся к Бушу.
      – Я думаю, вы попали, – сказал Буш. Он снова посмотрел в подзорную трубу. – Я думаю… Господи, так оно я есть! Дым! Дым!
      Между мачтами шхуны появилось черное облачко. Оно быстро рассеялось, и Буш засомневался. Выстрелила ближайшая пушка, порыв ветра понес на него дым, закрывший на время шхуну.
      – Черт побери! – сказал Буш, беспокойно ища, откуда было бы видно.
      Остальные пушки выстрелили почти одновременно, дым стал еще гуще.
      – Принесите свежие заряды, – крикнул Хорнблауэр стоя в дыму. – Баньте тщательно.
      Дым рассеялся, шхуна, целая и невредимая, ползла вдоль залива. Буш разочаровано выругался.
      – Расстояние уменьшилось, а пушки прогрелись, – сказал Хорнблауэр, потом громче: – Канониры! Вставить клинья!
      Он поспешил к пушкам, лично проследить, как меняют угол наклона, и прошло несколько секунд, пока он снова приказал нести ядра. В это время Буш заметил, что шлюпки шедшие впереди шхуны, подошли к ней вплотную. Это могло означать следующее: капитан шхуны уверен, что сумеет на ветре обогнуть мыс и благополучно выбраться из бухты. Нестройно громыхнули пушки. Буш увидел три всплеска возле ближнего борта шхуны.
      – Новые заряды! – кричал Хорнблауэр.
      И тут Буш увидел, как шхуна развернулась, обратив свою корму к батарее, а нос – прямо к мелям противоположного берега.
      – Какого черта… – сказал Буш сам себе. Тут он увидел, как из палубы шхуны столбом повалил дым, и, пока он радовался этому зрелищу, гики шхуны дернулись –она села на мель. Над ее корпусом сгустился дым, и Буш видел в подзорную трубу, как возвышавшийся над дымом большой белый грот разделился на части и исчез: пламя охватило его и одним махом уничтожило. Буш оторвал от глаза трубу и взглядом поискал Хорнблауэра. Тот снова стоял на парапете. Лицо его, покрытое темной щетиной, еще сильнее почернело от порохового дыма. Он широко улыбнулся, обнажив ослепительно белые, по контрасту, зубы. Матросы у пушек кричали «ура!», им вторили стоящие во дворе.
      Хорнблауэр жестами велел прекратить шум, чтобы в форте слышали, как он отменяет приказ нести новые ядра.
      – Сэдлер, отставить! Подносчики, несите ядра обратно!
      Он спрыгнул с парапета и подошел к Бушу.
      – Дело сделано, – сказал тот.
      – По крайней мере, первое.
      С горящего судна поднялся мощный столб дыма, взвиваясь все выше и выше между ее мачт. Оба лейтенанта видели, как упала грот-мачта, и тут же ушей их достиг гул взрыва – огонь добрался до порохового погреба. Когда дым немного рассеялся, они увидели, что шхуну разорвало надвое, прямо посередине. Фок-мачта еще мгновение стояла, но и она рухнула у них на глазах. Нос и корма пылали, шлюпки с командой на веслах шли через мели.
      – Неприятное зрелище, – сказал Хорнблауэр. Но Буш не видел ничего неприятного в зрелище горящего врага. Он ликовал.
      – Половина команды была в шлюпках, и, когда мы попали, некому было тушить огонь, – сказал он.
      – Ядро могло пробить палубу и застрять в трюме, – отозвался Хорнблауэр.
      Он говорил сбивчиво, заплетающимся языком, как пьяный. Буш быстро взглянул на него. Пьяным он быть не мог, хотя заросшее грязное лицо и налитые кровью глаза и наводили на такую мысль. Этот человек смертельно устал. Потом в осоловевшем взгляде Хорнблауэра блеснуло оживление, и заговорил он вполне нормально.
      – Вот и следующая, – сказал он. – Скоро она подойдет на расстояние выстрела.
      Вторая шхуна шла под парусами вдоль фарватера, рядом с ней шли шлюпки, готовые взять ее на буксир. Хорнблауэр снова повернулся к пушкам.
      – Видите следующий корабль? – крикнул он. Услышав утвердительный гул, он повернулся и заорал в сторону Сэдлера: – Подносчики, несите ядра.
      На скате появилась цепочка подносчиков с раскаленными ядрами. Ядра были пугающе горячи; жар от каждого проносимого мимо ядра – двадцати четырех фунтов раскаленного докрасна железа – окатывал волной. По заведенному порядку ядра начали закатывать в дула пушек. Тут послышались громкие восклицания, и одно из ядер с грохотом упало на каменные плиты орудийной платформы. Оно лежало, ярко светясь. Две пушки стояли незаряженными.
      – В чем дело? – спросил Хорнблауэр.
      – Простите, сэр…
      Хорнблауэр уже шагал к пушкам, посмотреть, что случилось. Над дулом одной из заряженных пушек столбом стоял пар; все три яростно шипели.
      – Выкатывайте, наводите и стреляйте, – приказал Хорнблауэр. – А вы что стоите? Откатите это ядро.
      – Ядра не входят, сэр, – произнесли сразу несколько голосов, в то время как кто-то пыжовником откатывал упавшее ядро к парапету. Подносчики с двумя другими ядрами ждали, обливаясь потом. Ответ Хорнблауэра потонул в реве одной из пушек – матросы стояли у талей, выкатывая ее, и она выстрелила сама собой. Один из матросов, сидя, кричал от боли – лафет при отдаче ударил его по ноге, и кровь уже текла на каменные плиты. Канониры двух других заряженных орудий даже не стали делать вид, что наводят их: как только пушки были выдвинуты, они крикнули «Разойдись!» и выстрелили.
      – Отнесите его вниз, к мистеру Пирсу, – сказал Хорнблауэр, указывая на пострадавшего. – Дайте-ка я гляну на это ядро.
      Вернулся Хорнблауэр удрученным и встревоженным.
      – В чем дело? – спросил Буш.
      – Ядра перекалились, – объяснил Хорнблауэр. – Черт, я об этом не подумал. Они начали плавиться в печи, потеряли форму и потому не проходили в канал. Какой я дурак, что не подумал об этом!
      Буш как старший офицер не счел нужным признать, что и сам об этом не подумал. Он промолчал.
      – А то, что не потеряло формы, было все равно слишком горячим, – продолжал Хорнблауэр. – Я самый распроклятый дурак из всех проклятых дураков. Я совсем рехнулся. Видели, как пушка выстрелила сама по себе? Теперь матросы напуганы. Они не будут наводить как следует – постараются выпалить побыстрее, чтоб не попасть под отдачу. Господи, я безмозглый сукин сын!
      – Легче, легче, – сказал Буш. Его раздирали противоречивые чувства.
      Хорнблауэр, в порыве самообвинения молотивший правым кулаком левую руку, был очень комичен, Буш не смог сдержать смеха. Но при этом Буш отлично знал, что Хорнблауэр до сих пор действовал превосходно, действительно превосходно, так быстро освоив технику стрельбы раскаленными ядрами. Более того, нужно сознаться, за время операции Буша неоднократно задевало то, что Хорнблауэр каждый раз смело берет ответственность на себя. Самолюбие его, возможно, страдало еще по одной причине – он завидовал тому, как умело Хорнблауэр поступает в любой обстановке. Чувство недостойное, и Буш с отвращением отбросил бы его, если б осознал. Однако оно делало теперешнее замешательство Хорнблауэра еще более забавным.
      – Не принимайте так близко к сердцу, – сказал Буш с широкой улыбкой.
      – Но меня бесит, что я такой… – Хорнблауэр оборвал себя на полуслове. Буш видел, как тот собрал все свое самообладание и взял себя в руки, видел, как раздосадован он своей несдержанностью, видел, как маска опытного и невозмутимого воина скрыла бушевавшие в нем чувства.
      – Вы поруководите здесь, сэр? – сказал Хорнблауэр, казалось, это говорил другой человек. – Если можно, я спущусь вниз и посмотрю, что там с печкой. Надо будет им не так налегать на мехи.
      – Очень хорошо, мистер Хорнблауэр. Пришлите сюда боеприпасы, а я поруковожу обстрелом шхуны.
      – Есть, сэр. Я пришлю ядра, которые убрали в печь последними. Они не могли еще перегреться, сэр.
      Хорнблауэр стремглав побежал по скату, а Буш прошелся вдоль пушек. Принесли и забили свежие заряды, потом сухие пыжи, потом мокрые. Наконец, появились носилки с ядрами.
      – Спокойно, спокойно, – сказал Буш. – Они не такие горячие, как предыдущие. Цельтесь тщательно.
      Но когда Буш взобрался на парапет и направил подзорную трубу на вторую шхуну, он увидел, что ее капитан изменил намерения. Он взял фок на гитовы и убрал кливер, шлюпки располагались теперь под углом к курсу шхуны и тянули ее нос, как жуки. Они разворачивали ее – шхуна предпочла вернуться в залив, чем идти под градом раскаленных докрасна ядер. Видимо, ее напугал обугленный остов ее товарки.
      – Они пустились наутек! – громко сказал Буш. – Стреляйте по ней, ребята, пока можете.
      Он увидел, как ядро описало в воздухе дугу, увидел на воде всплески. Он вспомнил, как вчера ядро, пущенное из этих самых пушек, рикошетом отскочило от воды и ударило в борт «Славы». Судя по одному всплеску, сделавшее его ядро могло рикошетом попасть в шхуну.
      – Новые заряды! – закричал Буш, повернувшись, чтоб его слышали на пороховом складе. – Банить пушки!
      Но к тому времени, как заряды забили в пушки, шхуна полностью развернулась, расправила фок и пошла обратно в бухту. Судя по последним всплескам, она будет вне досягаемости раньше, чем пушки подготовят к следующему залпу.
      – Мистер Хорнблауэр!
      – Сэр!
      – Не присылайте больше ядер.
      – Есть, сэр.
      Когда Хорнблауэр снова поднялся на батарею, Буш указал на удалявшуюся шхуну.
      – Они передумали? – сказал Хорнблауэр. – Да. А те двое что ли стали на якорь?
      Пальцы его снова тянулись к единственной подзорной трубе, которую Буш ему и протянул.
      – По крайней мере, они не двигаются, – сказал Хорнблауэр, потом повернулся и направил подзорную трубу в сторону моря. – «Слава» повернулась оверштаг. Она поймала ветер. Шесть миль? Семь миль? Через час она обойдет мыс.
      Теперь пришел черед Бушу выхватывать подзорную трубу. Разворот марселей не вызывал сомнений. Со «Славы» Буш перевел взгляд на противоположный берег бухты. Испанский флаг над другой батареей то повисал, то лениво похлопывал на легком ветерке, дувшем над побережьем. Буш не заметил нигде никаких приготовлений, и в том, как он сложил подзорную трубу и посмотрел на своего заместителя, чувствовалась некоторая завершенность.
      – Все тихо, – сказал он. – Пока не придет «Слава», делать нечего.
      – Верно, – согласился Хорнблауэр.
      Занятно было наблюдать, как оживление исчезло с его лица. На какое-то мгновение он перестал себя контролировать, и стало видно, как бесконечно он устал.
      – Мы можем покормить людей, – сказал Буш. – Я хотел бы навестить раненых. Надо разобраться с этими чертовыми пленными – Уайтинг всех их затолкал в каземат, женщин и мужчин, офицеров и барабанщиков. Бог весть, сколько у нас тут провианта. Это надо проверить. Потом назначим вахту, отпустим подвахтенных, и кто-то из нас сможет отдохнуть.
      – Верно, – сказал Хорнблауэр. Как только Буш напомнил ему, что дел еще предстоит много, он вновь принял бесстрастное выражение. – Прикажете мне спуститься вниз и заняться этим, сэр?

XI