13

: Мы задержались ненадолго только у дома мэра, чтобы собрать оружие, патроны и теплые вещи. Каллу заклинил деревянные колеса кареты и выпряг лошадей. Мне объяснили, что есть поверье, будто лесные демоны всякой другой пище предпочитают домашнюю скотину и запах лошадей притягивает их как магнит. Батальдо плакал и никак не мог остановиться, перебегая из комнаты в комнату и поджигая ковры и книги, постели и мебель.

Выбравшись из дома, мы остановились на мгновение на границе леса, глядя, как дым выбивается из открытых окон. Мэр рассказал нам, что на его глазах оборотень Драктона Белоу выгрыз внутренности его жене на главной улице Анамасобии.

— Почему вы меня спасли? — спросил я, когда он утер слезы с глаз.

— Не важно, чем мы были, Клэй. Я сам не безвинен; никто не безвинен. Мы уходим в Рай. Там нет места ненависти.

Мы вошли в огромный лес, который экспедиция старика Битона назвала Запредельем. Мое оставшееся без наркотика тело все так же гудело, но я упрямо бежал вперед, твердо решив не задерживать остальных, и не отставал от казавшегося неутомимым Каллу.

Хорошо было бежать среди обнаженных высоких деревьев по твердой снежной коре. Я, как ребенок, убегал от своей вины, и было все равно, замерзнуть в лесу, попасть в когти демонам или умереть от пули солдат Создателя. Если бы не маячивший впереди образ Вено, я, наверно, сел бы на снег и дождался бы Грету Сикес.

Через час бега мэр, задохнувшись, рухнул на снег. Мы решили остановиться на несколько минут, чтобы дать ему отдышаться. Я сам бы продержался немногим дольше. С вершины поросшего лесом холма нам был виден дым, поднимавшийся в небо над Анамасобией. И даже здесь, вдалеке, на снег ложились тонкие хлопья пепла.

В оставшейся позади долине мелькали фигуры преследователей. Одни несли ружья, другие — изобретенные Драктоном Белоу огнеметы. Сам он восседал в механической повозке собственного изобретения: маленьком двухместном экипаже, передвигавшемся на суставчатых паучьих ногах, легко преодолевавшем камни и буреломы. Я указал Каллу на солдата, державшего на поводке ощетинившуюся Грету Сикес. Меня поразило, как быстро она оправилась от удара, но великан только передернул плечами и сплюнул. Потом мы с ним подняли на ноги Батальдо и попытались неуклюжими словами ободрить его.

— Оставьте меня, — сказал мэр. — Я вас только задерживаю.

Его лицо налилось багрянцем, а парадный плащ из меха енота остался без пуговиц и топорщился мелкими сучками и хвоей. Выслушав его, Каллу обошел мэра сзади и отвесил ему пинка по мягкому месту. Батальдо подскочил, а потом оба они разразились смехом.

Причины для веселья я не видел, однако засмеялся тоже.

— Ладно, — сказал мэр. Мы перевалили гребень холма и стали спускаться. Мы уже не бежали, опасаясь, что Батальдо совсем сдаст, но шли быстро, держа точно на север, в самую глушь. На каждом шагу открывал перед нами новые чудеса, неведомые жителям городов, но нам некогда было разглядывать их. Там были деревья, голые ветви которых отмахивались, словно руки, от порхавших вокруг птиц. Поодаль паслись стада крошечных оленей цвета свежей травы, увидев нас между деревьями, они обращались в бегство, визжа как женщины, которым подпалили волосы. Красные крылатые ящерки стрекозами мелькали среди деревьев, а невидимые птицы в высоте пели человечьими голосами. Мы смотрели на все это молча, пока не вышли к ручью, где Каллу решил устроить короткий привал. Тогда мэр вслух предположил, что мы на самом деле погибли в Анамасобии и теперь странствуем в ином мире.

Я наклонился к воде, чтобы смочить пересохшее горло, когда демоны сорвались с деревьев и взметнулись из сугробов на берегу. Мэр выстрелил первым. Он промахнулся, но выстрел отпугнул нападающих и все они взлетели на верхние ветви деревьев. Оттуда они шипели на нас и роняли сухие сучья.

Каллу вскинул свое ружье, прицелился и сбил одного. Такого вопля я не слышал никогда. Пронзительный визг плюхнувшейся в снег твари вспорол привычный мир.

Демон бился на земле, взметывая снег ударами шипастого хвоста, но нам некогда было разглядывать его. Мы уже бежали прочь. Я перепрыгнул ручей с ловкостью, какой никак не ожидал от себя. Каллу легко шагнул на другой берег, а вот мэр подвернул ногу и свалился в воду. Когда мы обернулись, чтобы помочь, два демона уже уносили его, схватив за плечи, к вершинам деревьев. На лету один распорол клыками щеку Батальдо.

Каллу мгновенно перезарядил ружье, приложил к плечу и выстрелил. Он попал в хребет одному из демонов. Подстреленная тварь выгнула спину дугой и выпустила добычу. Другой демон не удержал тяжеловесного мэра и уронил его наземь. Батальдо с воплем обрушился с высоты двадцати ярдов. Я с облегчением вздохнул, увидев, что он тут же вскочил на ноги и, хромая, бросился к нам. Мэр в слепом ужасе таращил глаза и вытягивал вперед руку, словно нащупывая дорогу. Не меньше дюжины тварей сорвались с ветвей.

— Беги, — сказал мне Каллу, но я остался на месте, глядя, как он торопливо перезаряжает ружье. Шахтер тщательно прицелился, но не в снижающихся чудовищ. Его пуля пробила голову мэра, и кровавый цветок на лбу расцвел в тот самый миг, когда когти первого демона вцепились ему в воротник.

Мы и сами неслись сквозь чащу как пара демонов. Долго я, готов поклясться, слышал над головой удары крыльев и каждую минуту ожидал, что острые когти расколют мне череп как орех. Наконец Каллу крикнул, что мы оторвались, и я, остановившись, увидел, вокруг никого нет. Мы перешли на шаг и молча продолжали путь, пока не стемнело. Каллу сумел бы развести огонь, но греться мы не осмелились. Мы отыскали место в густых зарослях, которые могли хоть как-то защитить от нападения с воздуха, и Каллу велел мне спать первым, пообещав разбудить, когда придет время моей вахты. Когда я улегся на холодный снег, закутавшись во все одеяла, он принялся чистить ружье, спасшее нам жизнь. Голоса чащи, дикие призывы любви и вопли жертв пугали меня, но не помешали уснуть. В сон я провалился сразу.

Конечно, мне приснилась Арла. Ее лицо было не тронуто моим скальпелем. Мы стояли на склоне горы, глядя через ущелье на скалистый пик, плоская вершина которого сверкала золотистым светом, исходящим от деревьев и цветов пышного сада.

— Смотри, — сказала она, — осталось совсем немного.

— Поспешим, — сказал я.

— Когда мы попадем туда, я прощу тебя, обещаю, — сказала она.

И мы рука об руку побежали вниз, к длинному веревочному мосту, ведущему через ущелье, к Раю.

Меня разбудил яркий свет. Утренний, сначала показалось мне, но, протерев глаза, я увидел, что в зарослях пылает множество факелов. Я слышал шепот и постепенно начал понимать, откуда он исходит. Едва я шевельнулся, мне в спину уперлось ружейное дуло.

На прогалине посреди зарослей я разглядел Каллу с кляпом во рту, со скрученными за спиной руками и с веревкой на шее. Двое солдат тащили его прочь.

— Встать! — приказали сзади. Когда я поднялся, приказали заложить руки за голову. Подталкивая дулом в спину, солдат повел меня вслед за факелами двоих, уводивших Каллу.

Мы полчаса спотыкались в темноте, пока добрались до лагеря. Он был ярко освещен укрепленными на каждом дереве факелами. Создатель грел руки, протянув их к высокому пламени костра. Рядом с ним стояла стальная клетка с живым демоном. Тварь шипела и взлаивала, звеня рогами о решетку. У большого шатра стояла механическая повозка. Добрая сотня солдат бродили по лагерю, и еще пятьдесят стояли на часах по периметру, держа наготове огнеметы.

Меня подвели к Создателю, и он со вздохом сказал:

— Клэй, ты просто живое воплощение несбывшихся надежд. Мысль о тебе разрывает мне сердце. Что ты можешь сказать в свое оправдание?

— Убейте меня, — попросил я.

— Извини, — сказал он, кутаясь в плащ и вздрагивая. — Эта провинция беспросветна, как и твое будущее, физиономист первого класса. Ты отправишься в Город и предстанешь перед судом. Постарайся запечатлеть в памяти этот мороз — тебе будет приятно вспомнить его в жарких серных копях.

Потом мне пришлось смотреть, как он спустил Грету Сикес на связанного Каллу. Солдаты сбились в круг и азартно хохотали, глядя, как великан отбивается ногами от ловкой волчицы. Она вырвала по куску мяса из его обеих ног прежде, чем он упал и оборотень встал лапами ему на грудь. Металл заклепок ярко блестел, пока она, прогрызая кожу и кости, добиралась до сердца. Каждый раз, когда я пытался закрыть глаза, Создатель бил меня по лицу, заставляя смотреть. Кляп не давал Каллу кричать, так что я кричал за него. Создатель весело подхватывал вырывавшиеся из меня крики.

Он посадил меня рядом с собой в механическую повозку. Мы уже выбрались из леса и двигались через пепелище Анамасобии, когда взошло солнце. Солдаты, сменяя шаг перебежками, чтобы не отстать, сопровождали экипаж. Позади катилась телега, на которой стояло не менее трех клеток.

— Жаль, что ты провалил дело, Клэй. Неприятно, что пришлось прикончить городишко. Теперь придется нанимать новых шахтеров для работы в Гронусе. Я сообщу суду, что повышением платы за отопление Город обязан только тебе.

Я молчал.

— Смотри, — продолжал он, управляя повозкой одной рукой. Другой он пошарил у себя под плащом и вытащил белый плод. На нем были ясно видны два надкуса, но в остальном плод был в полной сохранности. Я сразу ощутил сладкое благоухание.

— Откуда? — спросил я, боясь услышать ответ.

— Мы перехватили их еще в городе, — ответил он.

— Девицу, младенца и бурого парнишку.

— Они живы? — спросил я.

— О, я оставил себе всех троих, — сказал Создатель. — Девушка на вес золота, после того что ты сделал с ее лицом. Одного взгляда на него хватило, чтобы прикончить десятерых, прежде чем подкреплению удалось набросить ей на голову мешок. Странник, как его, кажется, называют, сдался сам, когда увидел, что девушка у нас. Его, думаю, можно показывать на ярмарках и брать с желающих полюбоваться по два белоу.

— Что вы собираетесь делать с плодом? — спросил я.

— Прежде всего исследовать, а если он окажется не ядовит и обнаружил признаки выдающихся качеств, которые ему приписывали, — съесть, а семена посадить. — Он убрал плод за пазуху и вытащил портсигар. — Бери, — сказал он, и я взял.

Нажав кнопку на панели управления, он откинул стеклянную крышу, и дым наших сигарет относило назад холодным свежим ветром провинции. Некоторое время мы молчали: Создатель насвистывал, а я думал, что ждет меня на серных копях. Потом он вдруг откинул полу плаща и вытащил папку с бумагами.

— Маленький подарок, Клэй, — сказал он. — Скажем, на прощанье.

Он подал мне папку.

— Что это? — спросил я.

— Это писалось для тебя, однако надеюсь, ты не будешь в претензии, что я заглянул туда. Хохотал до слез, — заметил он с улыбкой.

Я вытянул первый лист и увидел красивый, летящий почерк Арлы.

«Дорогой физиономист Клэй», — начиналось послание. Я быстро разобрался, что девушка прилежно записывала все, что удавалось ей вспомнить из рассказов деда об экспедиции. Записи были озаглавлены «Отрывки из Невероятного путешествия в Земной Рай».

Суд надо мной продолжался неделю, в деле участвовали тринадцать физиономистов. Среди них были мои ученики и коллеги, но каждый с готовностью заверял публику, что пребывание в провинции каким-то образом заразило меня скверной. Все они ссылались изменения в чертах моего лица, являвших теперь картину зла, а это, разумеется, доказывало, что моя личность подверглась непоправимым искажениям. Толпа на улицах Отличного Города требовала моей крови.

Я был приговорен к казни через вдувание под череп того инертного газа, открытого Создателем, от чего голова лопалась, как перезрелая виноградина. Драктон Белоу остановил казнь в последний момент и смягчил приговор, заменив казнь ссылкой в серные копи на острове Доралис, у южных границ страны.

14

Я прибыл на Доралис в середине ночи, с пустотой в голове и в сердце. С точки зрения государственных органов я уже был мертв. Страдания в копях считались простой формальностью, долженствовавшей тянуться своим чередом сквозь сонную бюрократию пытки. В ту ночь не видно было ни луны, ни звезд, и я не мог разглядеть острова.

Море, раскачивающее маленький паром, уносивший меня под охраной четверых конвоиров к новому дому, было неласковым. Мои стражи весело обсуждали, сколько месяцев потребуется, чтобы я изжарился, как ломтик мяса, и начал обугливаться, и какие части тела первыми превратятся в соленую пыль, уносимую ветром.

Мы вошли в маленькую скалистую гавань, тускло освещенную немногими факелами. Комитет по встрече запаздывал — не было видно ни единого солдата. Конвоиры помогли мне перебраться на причал и выбросили туда же тощий мешок с пожитками. Я остался стоять в наручниках.

— Кто-нибудь скоро придет, — сказал кто-то из охраны, отталкивая паром от причала. — Надеюсь, тебе придется по вкусу запах дерьма.

— На вид он из любителей, — заметил другой, и они медленно отплыли в темноту, пересмеиваясь и махая руками на прощанье. Я стоял на уступе, вырубленном в известняковой скале. С моря дул ветер, и я глубоко вдохнул, стараясь уловить хоть одну молекулу райского плода. Как я и опасался, надежды не было.

В Отличном Городе, ожидая суда, я исчерпал запасы жалости к себе, плача и обсуждая сам с собой, как несправедливо со мной обошлись. Разумеется, только из-за несправедливости жизни я стал невеждой, губящем в своем неведении других. Теперь меня выбросило берег ада, и во мне не осталось ни капли воли. «Живое мясо», как случалось мне шутить в другой.

Прошло уже десять минут, а никто так и не пришел отвести меня в мою тюрьму. Я позабавился немного мыслью о побеге, хотя и понимал, что бежать некуда. Воды вокруг острова — как любезно сообщил мне один из конвоиров — кишели акулами и кракенами, а пустынным берегом Доралиса владели стаи диких собак. И то и другое казалось привлекательнее копей, но, потеряв себя, я исполнился фатализма, отрицавшего всякое действие, включая самоубийство.

В эту минуту я услышал шаги, поднял глаза и увидел человека с седыми волосами до плеч, в военной форме с медалями и нашивками. Когда он подошел ближе, первым моим движением было применить к нему физиогномику. Я удержался из принципа и просто взглянул в морщинистое лицо с мешками под глазами и носом старого пьяницы. Хотя в левой руке его была обнаженная сабля, человек вовсе не казался грозным. Была в нем какая-то усталость.

Подойдя, он улыбнулся и протянул мне руку, но заметил наручники и упрекнул себя: «Как глупо». Вложив саблю в ножны, он попросил меня повернуться спиной. Я повиновался, и он стал возиться у меня за спиной.

— И так сойдет, — проворчал он, засовывая в карман ключ и наручники.

По тому, как он говорил, мне показалось, что он не станет возражать, если я обернусь. Когда я оказался к нему лицом, он протянул руку, и мы обменялись рукопожатием.

— Капрал Мастер, — представился он. — Я — капрал ночной вахты.

Я кивнул.

— Вы — Клэй, — сказал он. — Думаю, вы уже поняли, какая чушь ваша физиогномика. — Он ждал ответа, но я молчал. — Добро пожаловать на Доралис, — продолжил он с усталым смешком. — Идите за мной.

Он взмахнул клинком, и я пошел за ним от пристани. Песчаная тропка привела нас в рощу кривых сосенок, напомнивших мне о Запределье.

— Простите за саблю, — заметил капрал через плечо, — но время от времени какой-нибудь одуревший дикий пес пытается добраться до меня, пользуясь темнотой. Не тревожьтесь — я умею управляться с ними. Да и в это время года они больше держатся на дальнем конце острова.

Тропа вышла из рощи и потянулась изгибами, обходя лабиринт дюн. За дюнами открылся белый песчаный берег моря. Около мили мы шагали по прибрежной полоске, а потом снова свернули в дюны, среди которых стояла большая старая гостиница.

— Дом Харро, — указал на нее капрал.

Я стоял рядом с ним, разглядывая пышный обветшалый фасад.

— Знаете выражение: «Задница Харро»? — усмехнулся капрал. Я кивнул.

— Тот самый Харро и выстроил этот дом, — сказал он. — Никогда не понимал, что значит эта поговорка. Как бы там ни было, он построил эту гостиницу много лет назад в надежде, что остров окажется привлекателен для отдыхающих из Города. Но приезжих не было, и в один прекрасный день Харро уплыл в море и там утонул. Или попал кому-то в брюхо, кто знает?

— Это тюрьма? — спросил я. Капрал указал на свою голову:

— Вот где тюрьма.

— Я должен здесь жить? — уточнил я.

— Да. Ручаюсь, вы ожидали худшего, — заметил он, — К сожалению, на данный момент вы единственный заключенный. Утром, до восхода — ваш приговор запрещает видеть солнце — мой брат, капрал дневной вахты, вытащит вас из постели и поволочет в копи, где вы будете работать до заката. Понятно?

Я кивнул.

— Вы познакомитесь с Молчальником. Он хозяйничает в гостинице. На дальней веранде неплохой бар, он с удовольствием изображает бармена, — сказал капрал.

— Спасибо, — сказал я.

— Запомните одно, Клэй, Мой брат не такой приятный человек, как я. Ночная вахта — это сон. Дневная — смерть. — Он улыбнулся и махнул мне рукой, скрываясь среди дюн.

Я нашарил дорогу через темную гостиницу, вверх по лестнице, где должны были располагаться жилые комнаты. На втором этаже оказался длинный коридор со множеством выходивших в него дверей. Одна из дверей оказалась приоткрыта, и из нее лился неяркий свет.

Это был номер 7. Войдя, я увидел, что комната недавно прибрана. Белоснежное постельное белье и свежие шторы. На полированном деревянном полу — ни песчинки. Свет шел от газовой лампы, яркость которой регулировалась особой рукояткой.

Кровать, тумбочка, туалетный столик и просторный шкаф. За шкафом устроена маленькая ванная, отгороженная вместо двери раздвижной занавеской. Над раковиной висело зеркало, слишком большое, на мой вкус, зато стены были выкрашены спокойной краской цвета морской волны. Я лег на кровать и стянул сапоги.

Оба окна были приоткрыты, и белые шторы раскачивались на ветру. До меня доносился шум и запах океана. Соленый воздух вошел в меня и налил тело свинцом. Глаза закрылись, и я еще пару секунд думал о будущем.

В ту же минуту, как мне показалось, на мою спину обрушилась палка. Кто-то пнул меня в зад. Чьи-то руки скинули меня на жесткий пол. Было совсем темно, и за окном слышались птичьи крики.

— Раздеться до исподнего! — проревел злобный нос. — Две минуты на сборы!

Я был еще в полусне, и тело ломило от полученных ударов, однако поднялся, снял верхнюю одежду и последовал за пришельцем. На нижней ступени я споткнулся и навалился на спину своему мучителю. Развернувшись, тот оттолкнул меня и ударил палкой.

— Держись на ногах, дерьмо, — проскрежетал он.

Выходя, он хлопнул дверью мне в лицо. Я вышел и встал перед ним на тропе, уходящей в дюны. Ежась в промозглой предутренней темноте, я прищурился и разглядел лицо капрала дневной вахты. Если бы не чернота длинных волос, я бы не отличил его от капрала ночной вахты. На нем был тот же мундир с нашивками и медалями, но лицо передергивала судорога ярости и страха.

— На землю! — приказал он. Я повиновался.

— Нарисуй на песке круг.

Я нарисовал.

Он ударил меня палкой:

— Побольше!

Я нарисовал круг побольше. Он присел на корточки протянул мне на ладони пару игральных костей. Кубики были красными, с белыми точками. Капрал зажал кости в кулаке и поднес ко рту, чтобы подуть них, затем встряхнул кулак и выбросил кости в нарисованный мною круг. В темноте блеснули три и четыре точки.

— Семь фунтов, — сказал он, сгребая кости в ладонь и поднимаясь.

Я поднялся тоже.

— Сегодня нарубишь семь фунтов, — пояснил он. Я кивнул.

— Вперед, и руки за голову! — крикнул он, зайдя мне за спину. Я исполнил приказ и тут же почувствовал, что в спину уперлось острие сабли.

Мы пошли по новой тропе между дюн, и, пройдя полмили по сыпучему песку, искусанный москитами, добравшимися до моих голых рук и ног, я увидел копи. Больной желтый свет сочился из-под опалубки входа в шахту, освещая поднимавшийся пар. Я закашлялся. Запах был мерзостный.

— Дыши глубже! — заорал капрал Маттер дневной вахты. — Через неделю ты сам станешь этой вонью. — Он помолчал. — Получишь кирку и заступ. И мешок — поднимать серу наверх. Еще флягу воды и три подмоченных кремата.

Он отошел в тень, но тут же вернулся с названными предметами.

Я взвалил кирку и лопату на плечо, а бечевку фляги и коричневый сверток с едой зажал в другой руке, чтобы показать капралу, что понял его.

— Вот что должны помнить мои заключенные, — проговорил тот, расхаживая передо мной.

Я гадал, в самом ли деле капралы — близнецы, или это один и тот же человек, только меняющий парик. Такое сходство выводило из равновесия.

— Первое правило! ~ прокричал он. — Каждый сам копает себе яму. Ты должен найти нетронутый участок и начинать собственный тоннель. Проработав шесть месяцев, высечешь над входом свое имя. Твои останки, сколько бы их ни было, будут погребены в этом туннеле. Понял? Я кивнул.

— Правило второе: шахта — это башка, — сказал и вдруг поднял палку и ударил меня по плечу. — Повторить! — выкрикнул он. — Повторить!

— Шахта это башка, — почти прошептал я.

— Еще раз!!! — заорал он, и я повторил. Потом он подступил ко мне вплотную, дыша мне в лицо перегаром.

— Шахта — это моя башка, — сказал он. — Ты работаешь у меня в голове, копаешься в моих мозгах, и я вижу тебя каждую минуту. Пока ты копаешься в моем мозгу, он убивает тебя. Копай хорошенько. Ты у меня узнаешь, что такое война.

Я снова кивнул и ждал очередного приказа. Он набросился на меня, размахивая палкой и вытаскивая из ножен саблю.

— За работу, болван! — ревел он. — Семь фунтов, или я накормлю тобой кракена в лагуне.

Я повернулся и побежал впереди него, но ему удалось еще раз-другой достать меня палкой. Я нырнул в желтый смрад, волоча кирку и лопату, гнилую воду и крематы. Мне казалось, что запах серы свалит меня с ног, но, угадав, что капрал остался позади, я остановился, скрючившись в желтом дыму, и дождался, пока знание и зрение прояснились. «Семь фунтов серы? — думал я. — Что такое семь фунтов серы?»

15

Стены вокруг меня светились янтарным светом: сера была смешана с каким-то светящимся веществом. В неверном сиянии я разглядел в десяти шагах перед собой деревянный мостик, перекинутый через расщелину ко входу в тоннель. Поудобнее приладив на плече орудия труда, я пошел к нему. Мостик раскачивался под ногами, но я перебрался на ту сторону, почти ожидая встретить там Гарланда.

У входа я ненадолго остановился, дрожа и откашливаясь в едком дыму. Запах держался здесь постоянно, но я то переставал замечать его, то он накатывал тяжелой волной. Чтобы представить себе этот аромат, вообразите огромную скотобойню, горящую в злокачественной лихорадке, и мысленно заройтесь в нее лицом. Тоннель был тесным и темным и извивался, как свернувшаяся змея. Горячие камни обжигали мои босые ноги. Я был на грани паники, когда впереди замерцал тусклый свет, и я бросился к нему.

Подземный зал, открывшийся мне, мог бы вместить все здание Академии Физиогномики Отличного Города. Под ногами зияла огромная яма. Я осторожно шагнул к ней и заглянул через край. Она была так широка, что дальний край терялся в желтых испарениях, подсвеченных снизу, но все же я разглядел вившуюся по стене тропку. Вдоль нее, сколько я мог видеть сквозь дым, чернели в стене отверстия тоннелей, пробитых, должно быть, такими, как профессор Флок и желчный поэт Барло. В огромности копи эти дыры казались ходами насекомых. С каждым шагом вниз по ненадежной тропе жара усиливалась, как и мерзкий букет запахов. Осторожно ступая по узкому уступу, я гадал, сколько заключенных спотыкалось здесь и падало вниз и сколько их бросилось в бездну по собственной воле. Отсюда личный тоннель представлялся надежным убежищем.

Я уже час медленно продвигался вниз, выискивая свободный участок стены. Ко времени когда я нашел что искал, я задыхался и истекал потом. Глаза так слезились от дыма, что почти не видели. Сбросив инструмент, я осторожно пристроил на уступе сверток с крематами, а потом сел, сжимая флягу, и расплакался. Слезы промыли глаза, и стало немного легче. Я глотнул воды и, хотя она в самом деле оказалась гнилой, едва удержался, чтобы сразу не осушить флягу.

Сделав еще глоток, я откинул голову назад и, скосив глаза, прочитал имя над последним отверстием. Глубоко в мерцающую серу были врезаны буквы: Ф-Е-Н-Т-О-Н. Сперва они не произвели на меня большого впечатления, но тут копь собрала всю вонь и обрушила ее на меня.

В помутившемся сознании всплыл Нотис Фентон. Это мое физиогномическое заключение привело его сюда. Помнится, он обвинялся в злоумышлении против Отличного Города и проходил по делу об убийстве Грулига. Большинство обвиняемых были казнены через раздувание головы, и теперь я понимал, как им повезло.