26

Очнувшись снова, я понял, что лежу на земле у костра, под живым зеленым пологом листвы. Тот же теплый ветерок обнимал меня, донося сладкий аромат цветущих деревьев и трав. Приподнявшись на локте, я увидел Арлу. Девушка сидела по ту сторону костра, держа на коленях малыша. Рядом на земле сидел, протянув перед собой скрещенные ноги, Странник. Заметив мой взгляд, он улыбнулся. Тем временем я заметил, что помимо ссадин и синяков у меня жестоко болит горло.

— Арла, я хочу спасти вас, — заговорил я, поднимаясь. Голова снова поплыла, и мне пришлось откинуться на спину. Они засмеялись, глядя, с каким трудом я пытаюсь сесть.

— Если вы еще живы, считайте, что вам повезло, — холодно и сухо заговорила девушка. Вуаль колыхалась от дыхания, совсем как в моих снах. — Я задушила бы вас, если бы не помешал Эа.

— Где я? — спросил я.

— Вас вынесло рекой в поддельный рай. Не знаю, как вам это удалось, но я нашла вас на берегу, — объяснила она.

— Арла, — начал я и сбился, не зная, как объяснить то, что со мной произошло. Хотелось говорить красноречиво и убедительно, но слова хлынули сами, и я бессильно барахтался в их потоке. — Я так долго ждал, пока можно будет попросить у вас прощения. Я прошел через ад и выжил только ради того, чтоб увидеться с вами.

— Ради меня вам не стоило цепляться за жизнь. За что вас прощать? За то, что вы, как мясник, разделали мое лицо и превратили в чудовище, которое показывают на ярмарке? Или просто за то, что вы самоуверенный надутый болван? — спросила она.

— Я теперь не такой, — пробормотал я. — Я побывал в серных копях. Я на вашей стороне и против Создателя, поверьте.

— Не напомнить ли вам, чем вы были до этого волшебного преображения? — проговорила она и начала медленно приподнимать вуаль.

Я готов был зажмуриться, когда Странник удержал ее руку и заговорил.

— Я вижу, что он изменился, — сказал он.

— Зато мое лицо так и осталось орудием убийства, — пожала плечами Арла.

Он протянул руку и погладил ее по плечу.

— Рано или поздно ты сумеешь простить даже это, — прозвучал его спокойный тихий голос.

Тогда она позволила мне говорить и выслушала всю невеселую повесть моих последних месяцев. Не знаю, сумел ли я убедить ее, что понял, сколько сделал зла.

— Мне ничего не Остается, как попытаться исправить содеянное, — сказал я.

Она спросила, что сталось с Каллу и Батальдо. Я рад был бы солгать, будто оба свободны и ушли через чащу к Вено, однако эта зеленая вуаль требовала правды настойчивее, чем самый пронзительный взгляд. Услышав о гибели городка, она заплакала.

— У меня осталось чуть больше недели, чтобы вытащить вас из Города, — продолжал я. — Через несколько дней Создатель потребует представить ему список горожан. Их казнь должна стать введением к торжественному открытию выставки. Он собирается представить зрителям этот ваш райский пузырь. Если я не уложусь в этот срок, то казнят меня. Ни одного имени он от меня не дождется.

Странник спросил, что я задумал. Я предложил выбраться тем же путем, каким я попал сюда. — Не выйдет, — покачала головой Арла. — Эа совсем ослаб от жизни под фальшивым солнцем. Если река чуть не убила вас, то его убьет наверняка, и тем более маленького.

— А другие выходы? — спросил я.

— Они заключили нас в этот шар. Он совершенно отдельный, а жизнь внутри должна поддерживать сама себя. Чудо, что вы наткнулись на тот путь, которым пришли. Мы о нем не знали, — сказала она.

— Из этого яйца готов проклюнуться птенчик, — вставил Эа.

— Где вы учили язык? — изумился я.

— От нее, — Странник указал на Арлу.

— Он великолепен, Клэй, — подхватила девушка. — Он такой талантливый, что просто чудо, если я могу хоть чему-то его научить.

— Помнится, — обратился я к Страннику, — в Анамасобии вы дали Арле кусочек белого плода?

— Да, — кивнул он. — Только это могло спасти ей жизнь. Она умирала.

— Я надеялся, что действие плода может стереть следы моего скальпеля, — сказал я Арле.

— Это навсегда, — отозвалась она.

— Плод, — заговорил Эа, — не всегда дает то, чего вы ждете. Тот кусочек помог ей выжить и заодно выжег стремление к власти, которой вы тогда обладали. Если бы он достался менее безгрешному человеку, могла случиться беда.

— Это в самом деле плод рая? — спросил я.

— Нет, — возразил Эа. — Его действие может показаться волшебным, но оно противно природе. Оно отнимает у жизни ее смысл. Эти плоды появились тысячи лет назад в Вено, где жил мой народ. Люди стали есть их, и страшно изменились. Если чудо, сотворенное плодом, было добрым, человек забывал настоящую жизнь. Злое чудо лишало человека надежды. Наконец старейшины моего народа увидели, чем это грозит, и велели сжечь приносящее эти плоды дерево. Я должен был унести последний оставшийся плод и скрыть его там, где он никогда не будет найден. Мы не смели уничтожить его безвозвратно, ведь он был создан лесом и не принадлежал нам. Я нашел подходящее место, а потом выпил травяное зелье, погрузившее меня в вечный сон. Я должен был стеречь плод и заботиться, чтобы никто из живущих больше не вкусил его.

— Но Гарланд угостил им тебя, а ты дал кусочек Арле, — напомнил я.

Он кивнул и улыбнулся.

— Я и без того должен был пробудиться. Тот человек, что дал мне плод, невольно изменил меня. Я не должен был давать его Арле, но когда я увидел ее в твоей комнате, то понял, что мог бы полюбить ее, — говорил он. — Действие плода помогло мне увидеть ее красоту, хотя она так отличалась от красоты моего народа. Я нарушил духовный закон Вено ради надежды на любовь. Я — дважды преступник: и здесь, и в Запределье.

О чем ты говоришь? — не понял я.

— О том, что мы любим друг друга, — ответила за него Арла.

— Любите... — повторил я. — В каком смысле?

— Во всех смыслах, — сказала она, и я услышал по голосу, что под вуалью она улыбается. Странник взял ее руку тем движением, каким старик берет руку старушки жены. Смотреть на это мне было почему-то больно. «Как они могут любить друг друга, — утешал я себя, — такие разные?» Я тряхнул головой. На глаза выступили слезы, но когда я сморгнул их и снова взглянул на двоих держащихся за руки у огня, то увидел их совсем по-другому.

Странник, всегда казавшийся мне существом, лишь отчасти напоминающим человека, вдруг стал в моих глазах самым обычным из обычных людей. Если что и отличало его от других, то разве высокий рост и темная кожа. Приглядевшись, я понял, что между пальцами у него нет никаких перепонок, а нос — обычный нос, а вовсе не щели на гладком лице.

—Смотри, — Странник выпустил руку Арлы и показал ей на меня, — он меня увидел.

Она обняла его и крепко прижала к себе.

— Клэй, — сказала она, — если ты сумеешь спасти нас, я все прощу тебе. Только помоги ему вернуться в мир, в котором он может жить. Я люблю его.

— Постараюсь, — сказал я.

— Ты должен что-то придумать. Мы пробовали разбить хрусталь камнями и палками, пробовали прокопать ход под стеной, но оказалось, что шар продолжается и под землей. Эа осмотрел каждый дюйм в поисках слабого места или отверстия. Он хотел увидеть вещий сон, но у него уже не хватило сил, — говорила Арла.

— Мне пора, — отозвался я, помрачнев при мысли о новом купании. — Отведи меня туда, где река уходит из рая. Против течения мне не выплыть.

— Я провожу, — сказал Эа, медленно поднимаясь на ноги. Встав, я подошел к Арле и протянул ей руку.

— Мне очень жаль, — сказал я.

Она сидела, качая на коленях младенца. Вуаль чуть шевельнулась, и я думал, она заговорит, но это просто ветер играл с легкой тканью.

— Я приду за вами, — сказал я.

Мы покинули маленький лагерь и пересекли фальшивый рай. Да, это была подделка, тюрьма для Арлы, ее ребенка и Странника, и все же творение Белоу потрясало. Если бы я не видел снаружи хрустального пузыря, то наверняка поверил бы, что иду через чащу Запределья. В ловушке оказались заперты всевозможные птицы, звери и даже насекомые. Не представляю, как удалось ему создать солнце и облака. Впервые за тридцать пять лет жизни я задумался, отчего небо голубое.

Добравшись до места, где река уходила сквозь хрустальную стену, я остановился и пожал Эа руку.

— Ждите меня, — сказал я.

— Я видел сон, что ты придешь, — был ответ.

Мне хотелось сказать многое, но ему, чтобы все понять, хватило молчания. Я шагнул к берегу и задумался, что лучше: прыгнуть в бурлящий поток сразу или медленно сползти с откоса. В этот момент его руки уперлись мне в спину, и я оказался в воде. Течение тут же подхватило меня, но теперь не крутило и не швыряло о дно. Рука Эа словно продолжала поддерживать направлять меня.

Я не замечал времени, но почувствовал, как течение резко ослабело, и понял, что меня вынесло на широкий плес. Всплыв, я увидел высоко над собой мраморный потолок и линию колонн, выстроившихся вдоль воды. Резервуар водопроводной станции! Не гадая, как меня сюда занесло, я просто подплыл к борту и, подтянувшись, без труда выкарабкался на сушу. В башмаках хлюпала вода, с одежды текло ручьями, но я торопливо выбрался на улицу, где вот-вот должны были появиться люди. Солнце уже всходило, и я шмыгнул в первый переулок, ведущий на восток, к дому. На бегу я дрожал и оплакивал Каллу, потерянного в третий раз. Еще тяжелее было смириться с мыслью, что сны о любви Арлы не сбудутся никогда. К ступеням своего дома я дотащился из последних сил и мог думать только о красоте. Не раздеваясь, приготовил шприц и ввел иглу в запястье. Перед глазами вспыхнули цветные пятна, и мне нелегко было устоять на ногах, стягивая промокшие штаны. Наконец лиловое снадобье немного согрело кровь. Больше всего на свете мне нужно было хоть несколько часов, чтобы отоспаться. Я дополз до постели и нырнул в лихорадочные видения красоты, уносившей меня по реке, текущей в Рай.

Я видел сцепившегося с демоном Каллу и солдат, заливавших обоих струями огня. Потом остался только огонь, и он все горел и горел, а когда вдруг погас, от них не осталось ничего, кроме сверкающей капли, упавшей на цементную дорожку, прозвенев, как самая тонкая струна, задетая ногтем. Я нагнулся, поднял эту каплю, и увидел, что она хрустальная.

Теперь я был снаружи, под темным синим небом. Здесь было довольно света, чтобы разглядеть эту хрустальную каплю. Я приблизил ее к глазам и увидел живой лес, растущий в прозрачном шарике. Пронесся вздох ветра, и подняв взгляд, я увидел в синеве огромный глаз, взирающий на меня будто из-за далекой хрустальной стены.

Картина разбилась вдребезги, и я проснулся. Было далеко за полдень. Я подошел к шкафу за одеждой, скрывая от самого себя надежду найти там сжавшегося в комок Каллу, и, конечно, не нашел ничего, кроме одежды. Без ванны можно было обойтись, учитывая основательное ночное купание. Одевшись, я заполнил пригласительные карточки, назначив прием на вечер, и вышел раздать их. Первую остановку я сделал в кафе, где купил «Газету» и две чашки озноба, чтобы окончательно проснуться. Заголовок на первой странице гласил: «ТРОЕ УБИТЫ ДЕМОНОМ НА ОЧИСТНОЙ СТАНЦИИ». Я прочел, как трое вооруженных солдат были атакованы и убиты демоном. Ни слова ни об останках Каллу, ни о плаще, уплывшем по течению. Статья была краткой и, кроме имен погибших, не приводила никаких подробностей. Я гадал, не удалось ли Каллу спастись, не бродит до он по подземному лабиринту, гремя пробившими кожу пружинами? Эта жутковатая картина почему-то вызвала у меня улыбку. Я откинулся на спинку стула, перелистнул страницы и на третьей наткнулся на маленькую заметку. Министр казначейства сломал себе шею, выпав из окна спальни.

[И^Я избавился от карточек на какой-то распродаже, раздав их кому попало. Покончив с этим, прямиком направился домой в надежде урвать еще немного сна, прежде чем явятся приглашенные. Хотелось развалиться в любимом кресле, дать отдых усталым ногам, но в дверь постучали.

— Кто там? — откликнулся я.

Дверь открылась, и вошел Создатель. В щель закрывающейся за ним двери я успел заметить вооруженный конвой, расположившийся в прихожей. Белоу держал руке коричневый бумажный мешок. Он выглядел страшно усталым, и руки у него дрожали. Я снял ноги со стола и почтительно выпрямился. Усевшись в кресло напротив, он поставил мешок и достал из него две чашки озноба. Потом еще раз запустил руку внутрь, вытащил какой-то блестящий предмет и швырнул на пол передо мной. Я сразу узнал скальпель, выпавший из моей руки, когда демон бросился на Каллу.

27

Не моргнув глазом, я протянул руку и схватил скальпель.

— Что это у вас? Я и не помню, когда видал такие.

— Это скальпель, Клэй, — сказал он.

— Понятно, но со скошенным кончиком! Ими уже давно не пользуются, — возразил я.

— Не из твоих?

— Я применяю янсунские, с двойной головкой, — заверил я. — И разрез получается чище, и удобнее для взятия срезов. Но уверяю вас, в руках какого-нибудь Флока или Мульдабара и эти могли творить чудеса.

— Узнай для меня, чей он, — сказал Белоу, подозрительно вглядываясь мне в лицо.

Я положил скальпель обратно на стол.

— Сейчас у меня начинается очередной прием. Список растет не так уж быстро. Хотя я подобрал для вас неплохую коллекцию выродков.

Он устало кивнул.

— Клэй, головные боли... они все не проходят. Стали еще чаще и с неприятными последствиями.

— Что вы имеете в виду? — спросил я.

— Мои медики уверяют, что причина в какой-то пище. Советовали отказаться от озноба, но, задница Харро, разве можно прожить напряженный день без пары чашек? — невесело усмехнулся он.

— Может, стоило бы полежать денек-другой? — предложил я.

— Ты плохо представляешь, что происходит. Прошлой ночью мои солдаты разыскивали беглого гладиатора, а нарвались на вооруженное сопротивление. Откуда у рабочих ружья? Кончилось тем, что мои люди закидали район бомбами, взорвали десяти горожан, а потом, воспользовавшись паникой, перестреляли остальных. Но это дурной знак. Народ заражен неблагодарностью, и я не знаю, где источник заразы. — Он минуту помолчал, покачивая головой. Под глазами у него темнели синяки. — Все рушится, — проговорил он.

— Может, вам лучше не пить чашку озноба, которую вы принесли? — спросил я, изображая сочувствие. Он в самом деле выглядел изможденным и внушал жалость, но я был в восторге от услышанного.

— Нет, — возразил он. — Я нарочно хотел выпить При тебе, чтобы показать, как на меня действует эта головная боль. Мне нужна твоя помощь, Клэй. Никому другому я не верю.

— Все мои способности к вашим услугам, — заверил я.

Он вымученно улыбнулся, взял со стола одну чашку. Сняв крышку, опустошил ее в два глотка.

— Это все белый плод. Нужно какое-то противоядие. Посмотри, что он сделал из меня, — сказал он, поставив чашку.

— Что сделал? — переспросил я.

— Погоди немного, — сказал он и замолк. Пауза затянулась.

— Вы сказали, у вас сбежал гладиатор? — спросил я, чтобы как-то продолжить разговор.

— Один из тех уродцев, что я использую для ярмарочных боев, — отмахнулся он. — Не думаю, чтобы он мог быть опасен, но в целом все это кажется уже перебором случайных событий.

— Вам, должно быть, нелегко, — сказал я.

— Одинокое это дело — быть Создателем, — ответил он, уставившись через мою голову в окно. — Но я не собираюсь сдаваться. Скорее перебью всех до последнего горожанина, чем отдам мой Отличный Город. Я вложил в него всю свою жизнь. Город это я, и это не фигура речи. Каждый камушек, коралл, кусочек стекла здесь — это воспоминание, мысль, идея. Мой наставник, Скарфинати, учил превращать призраки абстрактных идей в предметные образы, но я превзошел его, я превратил образы в предметы. Эти улицы, эти здания — история моего ума и сердца.

Я кивнул. Он поморщился, но невидимая боль не помешала ему продолжать.

— Все беды начались с того, что в великолепное уравнение, решение которого — совершенство, я ввел живых людей. Они чума, они заразили распадом мое видение. Простота их невежества подтачивала созданную мной сложность. Необходим порядок. Он вернет к жизни механизм моего гения, как созданная мной физиогномика сменила хаос абстрактных религий. — Закончив, он посмотрел на меня так, словно ожидал, что теперь для меня все должно стать ясно.

— Я помогу вам, — вот все, что я мог сказать. Нечего было и пытаться уследить за его мыслью.

— Я знаю, — кивнул он. — Вот потому я и вернул тебя. Пока тебя не было рядом, я понял, что только тебе доступно постичь величие моего замысла.

— Ваш гений выше моего понимания, — возразил я ему.

— Кто это придумал, кто высказал эту нелепую мысль, будто Город это его люди, а не величие архитектуры? — спросил он.

— Бред, — согласился я.

Он склонился вперед, стиснув голову обеими руками. Лицо его свело судорогой невероятной боли.

— Смотри, — приказал он сквозь зубы, раскачиваясь в кресле. И тут его отбросило назад, словно невидимым ударом в лицо. На миг воздух в комнате сгустился, в нем слышалось сухое потрескивание, и оконное стекло вынесло наружу страшным взрывом.

Я вскочил, вжался в стену. Создатель отнял ладони от головы и бледно улыбнулся:

— Уже все, Клэй. Можешь сесть.

Я сел.

— Когда приступ захватил меня в кабинете, сила, вели это можно назвать силой, раздробила голову одной из тех синих статуй в галерее. И с каждым разом все хуже.

— Отдохните, Создатель. Вам необходим отдых. 0тлежитесь, оставьте на несколько день Город министрам, — заговорил я.

— Спасибо за заботу, Клэй, но этим болванам нельзя доверить и телеги, чтобы они тут же не въехали в кирпичную стену. Это все равно что вверить свою жизнь ребенку-дебилу, — он усмехнулся. — Я бы скорее оставил у власти демона.

— Чем я могу помочь? — спросил я.

— Выясни, кто из твоих просвещенных коллег пользуется устаревшими скальпелями, и будь под рукой, чтобы я мог с тобой посоветоваться, — сказал он. — Мне нужен человек, которому можно довериться. Я справлюсь, если только рядом будет кто-то, способный понять.

Мне пришлось помочь ему подняться на ноги и проводить до двери. Выходя, он накрыл ладонью мою руку, поддерживавшую его под локоть.

— Спасибо, — сказал он. Это невероятное в его устах слово произвело на меня примерно такое же впечатление, как его выбивающая окна головная боль.

— Я пришлю кого-нибудь вставить тебе стекло, — добавил он со смешком и шагнул за порог. В тот же миг спина его распрямилась и походка стала уверенной.

— Пошли, лодыри! — крикнул он солдатам. Те окружили его, и вся процессия спустилась к парадной двери на улицу.

Посетителей в тот вечер я прогнал почти не глядя, лишь бы поскорее вернуться в спальню. Чувствовал я себя столь же скверно, как выглядел Создатель. Выйдя на ночную улицу, я задумался о Белоу и в самом деле пожалел его. Меня окружали неподражаемые творения его разума — фонари, шпили, вечная суета Города. Он сам заключил себя в хрустальную оболочку и, кажется, начинал смутно сознавать, что оказался в ловушке. Для меня такой оболочкой было почетное положение физиономиста первого класса. Давая надежную защиту, оно в то же время искажало картину настоящего мира. Теперь все должно было измениться, и это было прекрасно и в то же время горько. Но я твердо знал, что разрушу жизнь Белоу ради спасения Арлы, Эа и ребенка. Мне, как древесному человеку, Мойссаку, нужно было оставить после себя семя — и таким семенем стала эта семья.

Следующие два утра я провел, копаясь в документах Министерства Знаний. Я рассчитывал наткнуться на секрет хрустальной сферы в ранних работах Создателя. Хотя большая часть его открытий была зашифрована в его странной мнемонической системе, какие-то записи, предназначенные для инженеров, он все же вел. Мне не верилось, что такое сложное сооружение, как фальшивый рай, было создано одним мановением свободной мысли. В записях не оказалось ничего напоминающего виденное мной в подземельях очистной станции, зато там были проекты множества потрясающих изобретений. Одни уже осуществились, другие готовились к воплощению в заводских кварталах Города. Эти письменные свидетельства необыкновенного дара Создателя смущали ум и каким-то образом внушили мне мысль, что он не вполне человек. Казалось, его гений помимо воли обречен насиловать природу.

Думаю, никто годами не касался этих бумаг. Пожелтевшие пачки рассыпались и запылились так, что пыльные катышки тяжело падали на пол. Кроме того, я заметил, что среди истлевающих мечтаний Драктона Белоу поселились какие-то крылатые букашки. Когда затихал утренний гомон улиц и в полутемные комнаты возвращалась тишина, эти шестиногие захватчики затевали хоровое стрекотание, которое часто мешало мне сосредоточиться. Впрочем, все равно я только даром потерял там время.

Не хотелось думать, что два дня пропали зря. Правда, я еще исполнял официальные обязанности, а по ночам мотался по Городу в поисках Каллу. Очень хотелось навестить Арлу и Эа, но пока не созрел план побега, это было бы непозволительным риском. Я поклялся, что вернусь к ним только для того, чтобы вывести на свободу. Но для этого нужно было время, а оно уходило слишком быстро. До дня казни непригодных оставалось меньше недели.

Очередной остроумный ход подсказала мне красота. Выбравшись из Министерства Знаний, я объезжал вечерний город, осматривая из окна кареты темные переулки и подворотни. Возница получил приказание ехать не торопясь и поглядывать, не видно ли где-нибудь неуклюжего крупного человека.

В этот день я не выбрал времени принять красоту, и обходиться без нее было тяжелее обычного. Прямо в карете я ввел полную ампулу и на несколько минут расслабился, погрузившись в задумчивость. Хрустальный шар стоял у меня перед глазами, и я стал гадать, как его собирали. Арла говорила, его построили вокруг них.

Если его не выдували, как мыльный пузырь, значит, он должен состоять из отдельных частей, и где-то наверняка есть швы. Я беспомощно пытался представить себе конструкцию подобного сооружения, и тут перед мысленным взором возникла картина: я словно издалека видел копошащихся, как муравьи вокруг яйца, строителей.

Я стукнул в потолок кареты, и голос возницы отозвался:

— Ваша честь?

— Обогни парк с юга и вези меня к особняку инженера Димера, — приказал я. — Знаешь место?

— Слушаюсь, ваша честь, — пробормотал он. Пирс Димер был у Создателя главным инженером с первого дня строительства Отличного Города. Поговаривали, что он ни в чем не уступает Создателю. Димер был уже стар, но по-прежнему занимался всеми серьезными архитектурными проектами. Я знал, что у него есть дети и внуки, и рассчитывал на то, что старик любит их.

Инженер Димер был сухопар и суров. Его седые волосы были коротко подстрижены. Он впустил меня в дом, но не выказал по поводу моего визита ни малейшей радости. Мы прошли в его кабинет, небольшую уютную комнату с чертежным столом и стенами, заставленными книжными полками. Инженер был влиятельной фигурой в Городе, но мои полномочия были выше, и я знал, что он не в состоянии помешать мне прочитать его самого или любого из его семьи. Мне не хотелось играть с ним, и я сразу заговорил о деле.