ГЛАВА 7

– А это еще кто такая? – донесся до Джесс ледяной голос.

Голос донесся откуда-то извне, пробившись сквозь глухой туман ее сна. Джесс попыталась открыть сонные, ничего не видящие глаза, чтобы понять, где она и что с ней. Но, не справившись с этим, оставила свои попытки. Теперь она и так вспомнила. Это же была ночь любви, которая выдается лишь раз в сто лет… Она все еще ощущала руки Оливера, сильно прижимавшие ее к себе, вкус его поцелуев на губах, вес его сильного упругого тела… В какой-то момент она отчетливо вспомнила: последним его прикосновением был легкий поцелуй в лоб, потом он прошептал, что ему нужно отлучиться, а она пусть еще поспит. Когда он вернется, у них начнется день любви, который тоже случается раз в столетие.

Она томно улыбнулась, поправила подушку под щекой и погрузилась в сладостную дрему. Мысли уходили, продолжая легко витать где-то на периферии сознания, восхитительно легкие, светлые и…

– Я спрашиваю, кто вы? – опять прозвучал голос из внешнего мира.

Джесс недовольно поморщилась, ибо не хотела покидать мира сладостных грез. К чему это грубое вторжение реальности?

– Может, вам зайти позже? – пробормотала она, не поднимая век, стараясь не пробудиться окончательно. Эти горничные – просто наказание. – У вас наверняка и кроме этого номера есть что убрать, так что…

Вдруг кто-то сдернул с ее свернувшегося калачиком тела простыню, и когда она, вздрогнув от неожиданности, вмиг проснулась и открыла глаза, то увидела, что это существо с мерзким настырным голосом вовсе не горничная. Высокая, элегантная, безупречно одетая, в сногсшибательном красном дорогом костюме, Незваная гостья являла собой тип преуспевающей леди.

– Пошла вон из этой постели, ты, маленькая потаскушка, – презрительно изрекла блондинка.

Окончательно проснувшись, Джесс резко села, будто кровать была охвачена пламенем и огонь уже лизал пятки молодой женщины. Она протянула руку к простыне, чтобы прикрыть наготу, но блондинка оказалась проворнее, отбросив простыню далеко в сторону.

Не скромничай, крошка. Нечего корчить из себя святую невинность. Давай выметайся отсюда, пока я не позвала местного охранника, чтобы он вышвырнул тебя силой. Здесь, в этом отеле, с проститутками не церемонятся. Пошевеливайся, и чтоб ноги твоей здесь больше не было, иначе я рассержусь не на шутку.

Джесс сразу же пришла в ярость. Вот уже второй раз ее обвиняют в проституции. И если в первом случае все объяснилось, то теперь она слышит это от какой-то неведомо откуда взявшейся бешеной суки. Да кто, к черту, она такая?

– Поосторожнее с названиями, дорогуша, – холодно сказала Джесс.

Она не пыталась больше прикрыться, а стояла перед блондинкой как есть, совершен.но голая, и смотрела ей прямо в глаза. Ничего другого она и не могла сделать. Твердость, холод и никакой стыдливости.

– Ну а кто же ты, если не проститутка? – спросила блондинка, критично осматривая ее.

– Это я тебя хочу спросить, кто ты такая? – про цедила Джесс.

С ясно выраженным презрением Джесс оглядела в свою очередь незваную гостью с ног до головы, как это обычно делают женщины в отношении неприятных им особ одного с ними пола.

Блондинка была выше Джесс дюймов на шесть и не имела той гибкой округлости форм, которой обладала Джесс. Все в ней тяготело к прямым линиям. Это был тип тощей современной манекенщицы, модной и пользующейся несомненным успехом, в то время как Джессика в сравнении с ней пропорциями и совершенством форм напоминала скорее натурщицу Рубенса. Но это ни в коей мере не было для нее поводом для смущения. Напротив, она не видела, в чем может заключаться преимущество этой длинной и тощей девки перед ней, истинно женственной и неотразимо соблазнительной. Джесс, вообще никогда никому не завидовавшая, менее всего склонна была позавидовать этому типу женской красоты, в котором ничего, кроме холодной элегантности, не было.

– Мне кажется, это тебе следует объяснить причины, по которым ты ворвалась сюда и разбудила меня. И советую поторопиться с ответом, ибо не ты, а я позвоню сейчас вниз, в администрацию, и вызову охрану, – договорила Джесс.

Прежде чем ответить, блондинка подняла с пола махровый халат и, бросив его Джессике, стояла, скрестив руки на тощей груди, в ожидании, пока та в него облачится. Ее светлые, почти водянистые глаза с ненавистью следили за тем, как Джесс неторопливо приводит себя в порядок. Потом она тем же ледяным голосом проговорила:

– Я Венеция Кросслэнд, журналистка из «Стейт нъюс» и близкая подруга человека, в чьей постели вы нашли себе временное пристанище. Теперь, если у вас достаточно здравомыслия, крошка, вы без дальнейших разговоров покинете номер, поскольку в этом городе я имею влияние и вес. Если же вам удастся чересчур раздосадовать меня, то обещаю, вы потом пожалеете, что ваша мамочка произвела вас на свет.

Джесс пристально смотрела на эту женщину, удивляясь злобности бурного монолога, завершенного мерзкой ухмылкой. Но ее, Джессику, запугать непросто, и эта тощая американская шлюха вряд ли способна заставить ее молчать. И неужели такая штучка была любовницей Оливера? Просто не верится. Не ею ли он пренебрег в распорядке вчерашнего дня? И не она ли напрасно прождала его вчера, оставшись без ужина с роскошным любовником? Одна из многочисленных женщин, рассеянных по всему свету, которых он навещал во время своих поездок? Весьма вероятно. Даже скорее всего так оно и есть. После ночи любви Джесс не сомневалась, что они с Оливером обрели нечто такое, чего он никогда не испытал бы с этой костлявой блондинкой.

– Да, он говорил что-то вроде того, что у него, как у моряка, в каждом порту по девке. Ведь Нью-Йорк порт, не так ли? – Спросила она небрежно. – Впрочем, – добавила она, пренебрежительно пожав плечами, – это и неважно. Порты, города, административные центры… Кого это, в сущности, может волновать? Истина заключается в том, что нынешнюю ночь в его постели провела я, а не вы.

– Как вы смеете! Как вы смеете!запинаясь и как-то беспомощно запротестовала блондинка, ничего не соображая от ярости.

– Ну, я-то как раз смею, – невозмутимо ответила Джесс. – Я не нахожу приятным просыпаться от воя воздушной сирены, так что, думаю, лучше вам отсюда поскорее убраться, если вы не враг себе. Да, кстати, извольте оставить ключ от этого номера на столе. Вам он больше не понадобится.

Договорив, Джесс победоносно взглянула на незваную гостью.

Венеция, кем бы она там ни была, не оправившись еще от первой атаки, была совершенно вышиблена из колеи, покраснела и широко открыла глаза, обретя такой вид, что Джессика даже пожалела это существо, которому в жизни, судя по всему, пришлось всего добиваться самостоятельно, часто падая и разбивая лоб и коленки. Встреться они в другой ситуации, сердце Джесс могло бы и расположиться к этой девушке, ибо ей и самой приходилось попадать в весьма щекотливые положения, но сейчас Джесс все еще была во власти жаркой ночи, проведенной с Оливером. Она все еще продолжала ощущать его присутствие, нежные прикосновения и страстные объятия, словом, все то, что и делало эту ночь особой и ни на что не похожей.

– Как… Откуда вы знаете, что у меня свой ключ? – спросила блондинка, внезапно воспрянув для нового тура борьбы.

– Ну, для взломщицы вы не кажетесь достаточно сообразительной и ловкой, добродушно сказала Джесс, вскинув подбородок.

Про себя она должна была с большой неохотой допустить, что ключ блондинка получила от самого Оливера и скорее всего потому, что они и действительно были близки. Но думать об этом сейчас она не хотела. Нет, еще нет. Она протянула руку ладонью вверх и договорила:

– Так что отдайте его мне. Журналистки никогда не вызывали у меня особого доверия.

– Ах ты сучка, – прошипела блондинка, ковыряясь в стильной красной сумочке от Гоцци. – Ты еще пожалеешь о своих словах. Я раздую такую историю из того, что позволяет себе богатейший и влиятельнейший в компьютерном мире парень. Озаглавлю статью примерно так: «Магнат принимает в своем номере женщину легкого поведения».

Нет, не похоже, что эта мегера – его давнишняя любовница, разве что в своих мечтах. Как бы то ни было, Джессику ее последние слова довели до предела, у нее не осталось больше сил терпеть присутствие этой Венеции, но она все же импульсивно собралась оправдываться, дабы защитить себя и Оливера… А потому, подойдя к блондинке, сузив зеленые глаза и нарочито растягивая слова, саркастически произнесла:

– Сделайте так, Kpoшкa, сделайте. Почему бы и нет? Но только, прежде чем отдавать свою статью в набор, хорошенько посоветуйтесь с юристами. Я женщина не настолько легкого поведения, как вы полагаете, и не сомневаюсь, что богатейшему и влиятельнейшему в компьютерном мире парию совсем не по вкусу придется подобное оскорбление, так что вы учтите это, милочка!

Глаза Венеции вспыхнули, когда она шлепнула карту-ключ в протянутую ладонь Джесс. Губы ее скривились, и она прошипела:

– Только не держите меня за дурочку, милочка!

В последнее слово она вложила весь яд своего сарказма, отчего сознание Джесс опять заволокла ярость. Она засунула карточку в карман халата и сжала ее в кулаке, пытаясь успокоится и не выказать своих чувств, но это ей плохо удавалось.

– Немало я перевидала такого сорта журналистов, как вы! И о всех их трудах можно сказать лишь двумя словами: дешевое чтиво для идиотов.

Сказав это, Джесс подумала, что она переступила черту, которую переступать не следовало. Какие бы журналисты ни были, задев их . профессиональное чувство, ты сильно рискуешь за это поплатиться, особенно если тебе не безразлична собственная карьера. Венеция взъерошилась от негодования, совсем как угрожающая противнику кошка. Джесс даже отступила от нее на шаг, опасаясь, что та вцепится ей в волосы.

– Да как вы смеете! Как смеете!..опять забормотала гостья как-то беспомощно.

Джесс даже подумала, что для – журналистки эта дамочка, пожалуй, слишком нервна и прямолинейна. Она слишком быстро теряла контроль над своими чувствами, а для выражения гнева не могла найти пары-тройки свежих слов и выражений.

– Ну, благодарю, как говорится, за визит, мисс Флоренция Кроссворд…

– Венеция Кросслэнд! – яростно завопила журналистка. – Запомните это имя, Венеция Кросслэнд! Вы еще услышите его!

– Искренне надеюсь, что нет, – пробормотала себе под нос Джесс.

Блондинка, повернувшись на высоких каблуках, направилась к выходу. Джесс последовала за ней, чтобы убедиться, что та точно ушла.

Короткая прогулка через весь номер позволила журналистке подумать и перевести дыхание. Поэтому, когда у самых дверей она повернулась к Джесс, лицо ее было спокойно, а эмоции под контролем.

Она сладенько улыбнулась:

Еще минутку, мисс Великобритания.

– Мой вам последний совет. Не рассчитывайте, что заняли в его жизни устойчивое положение. Вы, может, и были с ним сегодняшней ночью, но завтра в его постели может оказаться кто-то совсем другой. Возможно, это снова буду я, поскольку мы близки с ним достаточно давно. – Она помолчала, оглядев Джесс сверху донизу, и неодобрительно заметила: – Вы не его тип, детка. Через пару лет, если не раньше, вы растолстеете. Да и вообще он любит утонченность и изысканность, чем вы явно похвастать не можете.

Джесс обязательно хотела оставить последнее слово за собой, хотя понимала, что лучше бы ей промолчать. Смешно реагировать на булавочные уколы этой стервы. Но все-таки не сдержалась, а гнев не позволил ей хотя бы обдумать свои слова, так что с уст ее сорвалось первое, что пришло в голову:

– Мужчины редко женятся на слишком изысканных и утонченных. У меня вот кости не выпирают повсюду, как у вас, и это дает мне явный перевес. Так что, если вы когда-нибудь еще раз приблизитесь к моему жениху, мне доставит величайшее удовольствие размазать ваш тощий зад по Пятой авеню. А теперь ступайте вон!

Ошеломленная журналистка взглянула на Джесс как безумная. Ее классические черты исказились злобой, лицо побелело, а рот начал дергаться.

– Ты… ты его невеста? – выдохнула она наконец.

О Боже, я слишком далеко зашла, метнулась в сознании Джесс паническая мысль. Нельзя делать столь опрометчивые заявления. Но слова уже сорвались с ее уст. Поглубже запахнувшись в халат, Джесс открыла дверь номера. Отрицать теперь что-либо было поздно, не следует усугублять положение и выставлять себя в смешном свете, эта женщина не должна уйти победительницей.

– Без комментариев, – проговорила она, держась за ручку двери и собираясь закрыть ее за Венецией.

Но журналистка, как и вся ее братия, владела удивительной способностью крепко вцепиться в ваши слова и выуживать из них как можно больше информации. К этому моменту краска вернулась на ее лицо, и она довольно спокойно сказала:

– Я не приношу вам своих поздравлений, мисс… Э-э… Как вас там? Ваше имя вылетело у меня из головы.

Джесс не говорила ей своего имени, и Венеция Кросслэнд об этом прекрасно знала, а потому Джесс не поддалась на провокацию. Она лишь повторила:

– Без комментариев.

Так что последнее слово осталось за ней, ибо Венеция кивнула со значительным выражением, будто желая показать, что и без того прекрасно знает, с кем имеет дело, затем повернулась, вышла в широкий коридор И быстро скрылась за его поворотом.

Джесс не захлопнула за ней дверь, а тихо закрыла, чтобы не выдать уходящей журналистке степень своего смятения. Она постояла у двери, закрыв лицо руками и глубоко дыша, чтобы поскорее успокоиться. Голова шла кругом. Это ужасно, ужасно… Ляпнуть такое! Да это во сто раз хуже, чем проснуться утром от криков обезумевшей фурии!

И та решимость, с которой ушла журналистка… Ей наверняка не составит труда выяснить имя. Это ее работа. Она, вероятно, знакома с местной администрацией, так что вся эта вчерашняя заварушка с пролитым коктейлем и исчезновением сумочки не останется для нее тайной. Весь мир узнает, что она, Джессика Лемберт, провела ночь в номере Оливера… Ох, она даже не знает его фамилии. Прыгнула в постель с мужчиной, едва успев с ним познакомиться!

Казалось, тысячи людей глядят на Джесс с ехидной улыбкой. Она нетвердо пересекла гостиную и остановилась у окна, глядя вниз, на улицу, где жизнь бурлила в этих тысячах людей, растворяя их в жарких солнечных лучах.

Она стояла, обхватив себя руками и завидуя этим мельтешащим внизу человечкам, анонимными, спешащими по своим обыденным делам, заходящим в магазины элегантным женщинам… Ей тоже захотелось оказаться там, внизу, слиться с безымянной толпой, раствориться в ней и… Ох, зачем она сказала, что человек, с которым она только что встретилась и провела ночь, сделал ей предложение! Какие у нее доказательства, что одноразовый любовник именно так и поступит? Эта журналисточка, имевшая ключ от его номера и весьма удивившаяся, найдя в его постели незнакомую женщину, не преминет теперь воспользоваться самыми мерзкими приемами своей профессии и нанести удар… Ох, Господи, что она натворила!

Но Венеция не знает всего и вряд ли узнает, пыталась хоть немного успокоить себя Джесс. Пусть Оливер богат и влиятелен, но его свидание едва ли послужит основанием для осуждения и кривотолков, если даже эта Венеция Кросслэнд и выполнит свое намерение. Он ведь холостяк.

Да, она запаниковала из-за этих сущих пустяков. Уснуть, конечно, теперь едва ли удастся. Джесс нашла в баре апельсиновый сок, налила себе в стакан и отхлебнула из него, даже не чувствуя вкуса. Худшего пробуждения и не придумаешь – столкнуться лицом к лицу с одной из любовниц Оливера, если, конечно, эта журналистка сказала правду. Вскоре она успокоилась, но другая мысль пришла ей в голову и весьма удивила и озадачила. Что это с ней? Почему она так увлеклась этим человеком? Впрочем, стоило ей, чуть ли не впервые в жизни, встретить мужчину, который был для нее желанен, в котором ей все нравилось, и вдруг – вечное невезение – откуда ни возьмись, эта фурия, чье появление грозит разрушить то, что едва началось.

Расстроенная, она отставила стакан и направилась в спальню. Подойдя к большому зеркалу, занимавшему часть стены, она скинула халат и стала себя рассматривать. Вообще ее раздражение, тщательно скрываемое от журналистки, было гораздо сильнее и глубже, чем у незваной гостьи, хотя бы уже потому, что она не давала ему выплеснуться. Джесс не была толстой, так какого черта та сказала, что… Прошедшая ночь показала, что ее тело очень нравится Оливеру. Волосы, правда, в беспорядке, особенно утром, со сна, но… Нет, она определенно не выглядит падшей женщиной, какую увидела в ней эта журналистка. Или выглядит?

Джесс склонила голову и прикусила губу. Нет, Оливер был в восторге от ее тела. Его любовные ласки были столь исступленными, что она и мысли не могла допустить о его притворстве. Но как быстро все произошло. Никогда, никогда прежде не отдавалась она мужчине так просто и легко, а главное, ни с кем она не чувствовала себя столь непринужденно и естественно. Нет, это было не просто занятие сексом, они действительно творили любовь. Оливер говорил ей удивительные слова, которых не говорят при случайной связи. Она подняла голову и, собрав волосы в узел, закрутила их на затылке, открыв лоб, уши и шею. Когда она хочет, то может выглядеть очень даже утонченной…

Она решила выбросить все это из головы. К черту эту костлявую американскую стерву. С какой стати она расстраивается из-за какой-то тощей суки? Просто смешно! Подняв с пола халат, она направилась в душ. Господи, у нее же ничего нет: ни одежды, ни туалетных принадлежностей, ни косметики, думала она, стоя под тугими струями воды. Ее удивительная ночь с Оливером, ночь любви, завершилась, и вот ее вынесло в утро голой как есть, в казенном банном халате и с неприятной мыслью об исчезновении сумочки со всем ее содержимым.

Когда она вытиралась, лоб ее наморщился, брови хмуро сошлись к переносице, огорчению, казалось, нет предела. Ночью она была на седьмом небе, потому что обаяние Оливера, его исступленные ласки заставили ее забыть обо всем, даже о потере кредитных карточек, а вот теперь беда снова накатила на нее, заставляя жалеть, что она вчера же вечером ничего не предприняла для поиска сумочки. Наверное, если бы она сразу обратилась к администрации… Впрочем, что толку теперь строить догадки…

Осознав всю нелепость своего положения, Джесс по-настоящему встревожилась, не зная, что теперь делать…

Вернувшись в спальню, она увидела Оливера, стоящего возле ночного столика. У слышав, что она вошла, он быстро задвинул ящик, куда что-то положил, и повернулся к ней, приветливо улыбнувшись.

Этого было достаточно, чтобы Джесс сразу же забыла о своей пропаже, но мгновенно вспомнила об ужасном нападении на нее журналистки. Она тотчас разрыдалась, и слезы оказались неожиданно бурными, что вообще не было ей присуще. Осев на пол возле кровати, она спрятала лицо в руках, лежащих на краю постели, и не могла остановить рыданий, растравляемая тем, что эта ужасная Венеция так испортила ей начало дня сучьими воплями. Сюда же присоединились сожаления о про павшей сумочке, о том, что она не придала этому должного значения сразу же, пока еще не было поздно, и о том, что Оливер улыбнулся ей только потому, что еще ничего не знает, а когда узнает, то всему придет конец…

– Хэй, что случилось, радость моя?спросил он, усевшись на пол рядом с ней и заключив ее в объятия.

Он нежно, как какого-то безутешно расплакавшегося подростка, прижал ее к плечу. Щекой она почувствовала гладкий шелк его рубашки, что отчасти вернуло ее к действительности.

– Не является ли столь легкая ранимость одной из твоих характерных особенностей, к которым мне предстоит привыкать? – попробовал он пошутить. – Надеюсь, ты плачешь не из-за нашей ночи любви?

Джесс уткнулась лицом в его плечо и потихоньку начала успокаиваться.

– Ох, если бы… Нет.

Она всхлипнула, ладонями потерла лицо и не удержалась от идиотского искушения спросить его, не пожалел ли он утром о случившемся.

– Я… я не знаю, – прошептала она. – Это все так потрясло меня, прошлая ночь и все остальное…

– Ну, я-то ни о чем не жалею, – сказал он, прижимая ее к себе. – И ты не должна ни о чем жалеть. Мы же, в конце концов, вполне зрелые люди и поступили так по взаимному согласию.

Джесс отстранилась от него, встала, взяла из коробки на ночном столике салфетку и вытерла слезы. Вполне зрелые люди… По взаимному согласию… Она разочарованно повторила про себя эти слова. Звучит совсем не так, как можно было бы ожидать от влюбленного мужчины.

– Я плачу не из-за нас, – вскоре заговорила она, справившись с собой и переставая всхлипывать. – Мы, разумеется, вполне зрелые люди. Просто я проснулась одна, ждала тебя… Ну и всякие мысли… О женщинах, побывавших в этой постели…

Ох, что она говорит! Опустил ась до типичных бабских причитаний на следующее утро после любовной ночи, будто женщина – жертва этой вечной игры, а не ее участница… Чего она ждет? Что он бросится утешать ее, просить у нее прощения, все исправит и вернет ее во вчерашний день? Нельзя ожидать, что он испытывает то же самое, что она. Нет, ее капризы способны лишь досадить ему. Просто нападение этой жуткой журналистки совершенно сбило ее с толку, вселив в душу сомнения и тревогу.

– Ох, Оливер, – простонала Джесс и снова опустилась на пол рядом с ним, сжимая салфетку в кулаке. – Я не то хотела сказать. Совсем не то… Какие-то африканские страсти наутро… Это совсем не мой стиль.

– Джессика, – сказал Оливер с улыбкой, – что в самом деле случилось?