ГЛАВА 14

Джесс ждала до тех пор, пока не убедилась, что Эбби заснула. Возвращаясь в свою комнату, сестры не перемолвились ни словом. Эбби, казалось, смертельно измождена и вымотана бесконечным сегодняшним днем, а потому не медля отправилась в постель.

Как она может спать, удивлялась Джессика, глядя на сестру, безмятежно разметавшуюся во сне, как она может спать, когда весь их мир разлетелся в клочья? Но Эбби действительно не понимала подоплеки нынешних событий, впрочем, пусть так и останется. Джесс и сама поняла все до конца лишь теперь, и нельзя сказать, что это пришлось ей по душе. Уильям так легко и быстро согласился на ее возмутительное предложение и даже сумму оспаривать не стал… Просто, чтобы поскорее от нее отделаться, заплатил бы и больше, лишь бы избавиться от нее.

Ох, она не хотела этих чертовых денег!

Облачаясь в цветастый шелковый capoнг, она злилась на себя, на него, на всех и вся. Заработать – да, но не таким способом. Если бы все с самого начала пошло хорошо, она могла бы честно продавать свой товар, что было для нее гораздо лучше и естественнее. Миллион за ее игру – цена, конечно, неплохая. Но продана-то, собственно, не игра, игра – лишь верхушка айсберга… Здесь разыграна другая игра, такая, чтобы покончить со всеми играми. И только теперь она по-настоящему во всем этом разобралась.

Джесс тихо проскользнула в открытые двери веранды. Вокруг стояла удивительная тишина, только вдали квакали две-три лягушки, да тихо шелестел на берегу прибой. Братья Уэбберы, должно быть, спят, в два часа ночи весь мир погружается в сон.

Джесс, утопая ногами в песке, медленно побрела к берегу. Ей хотелось очистить голову, хотелось забыть обо всем, потому что чем больше она думала, тем сильнее ощущала свою вину.

Но Эбби никогда не узнает. И вообще никто больше не узнает. Это будет ее тайной, которую она унесет в могилу.

Когда Джесс подошла к причалу, облака затянули луну. Яхта тихо покачивалась на воде, и Джесс непонятно почему подумала, что, если бы Эбби научилась в своих круизах водить яхту, они могли бы еще накануне вечером сбежать отсюда, поднять на закате паруса и уплыть, оставив братьев заниматься стряпней. Это все, чего они заслуживают, – вечно сидеть на необитаемом острове, всматриваясь в пустой горизонт. Это им было бы в отместку за все, что они учинили с ней и Эбби.

Оснований для этого предостаточно. Их тактика добывания истины слишком жестока. Обольщение. Как могли эти братья любить их и в то же время столь откровенно дурачить? Это безнравственно. Бедная, бедная Эбби, она так страдает, легко представить, как разрывается ее сердце между сестрой и возлюбленным. Сколько Эбби перенесла из-за нее, хотя бы потому, что их покойный отец так воспитал своих девочек. Семейные узы важнее всего на свете, поучал он их после того, как они потеряли мать. И они, как говорится, сблизили ряды, сплотились. Как ей сейчас не хватало отца, гораздо больше, чем всегда.

А как быть с собой? Какая ирония в том, что не успела она встретить мужчину своей мечты, как тотчас узнала, что его преданность брату и компании значит для него гораздо больше, чем она сама. Но его ласки, его нежные и страстные объятия, то, как он овладевал ею и как вел себя после всего, разве это возможно без сильного и глубокого чувства? Нет, она точно знала, что тогда он не обманывал ее.

Вдруг пара сильных рук, возникнув будто из самых тайных глубин ночи, обняла ее, и на секунду в сердце вспыхнула надежда, что это Уильям, блуждая здесь в тщетных попытках разгадать ужасную шараду, решил, что без нее, Джессики, ему нет жизни.

Но губы, жарко и жадно прильнувшие ко рту Джесс, не были губами ее возлюбленного.

– Что за черт!

Она отпрянула, сделала шаг назад, чуть не оступившись возле самой кормы яхты, но быстро восстановила равновесие. Луна лениво выползла из-за облаков, и она, страшно разозлившись, увидела Оливера!

– Ох, виноват!.. – пробормотал смущенный Оливер, тоже отступая назад. – Я… я думал, что это…

– Моя сестра? – Джесс была просто вне себя. Так обмануться! А она-то вообразила, что это Уильям! Обтерев рот ладонью, она язвительно проговорила: – И с чего это вы взяли, что после всех ваших обвинений и подозрений Эбби бросится к вам на свидание? Нет уж, позвольте мне заверить вас, что вы зря ее поджидаете. Смешно думать, что она опять упадет вам в объятия так же легко и просто, как это вышло у вас в первый раз.

– Это вышло у нас не так уж легко и просто…

– Нет, вот именно, она досталась вам слишком легко и просто, – стояла на своем Джесс. – Вы такой же сдвинутый, как и ваш братец. Оба вы полагаете себя даром Божьим, ниспосланным женщинам.

– Но я люблю Эбигейл, действительно люблю, – быстро заговорил он. – И если бы не вы, мы были бы сейчас вместе. В наших с ней отношениях не было ни расчета, ни голой похоти. И вот все принесено в жертву вам, вы и теперь разрушаете жизнь своей сестры. Я уверен, она меня тоже любит.

Джесс не смягчилась и так же сурово продолжала:

– Так почему же вы с самого начала не сказали ей, кто вы? Ха, вы не отвечаете! Да вам и нечего ответить, не так ли? Правда в том, что вы соблазнили ее, чтобы заполучить игру и…

– Ох, опять эта игра! Но она ведь не ваша! – прорвало вдруг Оливера. – Взяв миллион, вы тем самым подтвердили свою вину. Почему бы вам не сделать и второй шаг и не признаться во всем Эбби? Раз уж вы втравили ее во все это, то объясните ей хотя бы, в чем состоит правда, ведь она так ничего и не поняла. Я следил за ее растерянным личиком во время ужина. Она понятия не имеет, что вы натворили. Она невинна, как ясный день.

Джесс сердито посмотрела на него; и вдруг глаза ее наполнились слезами. Она подняла руки и быстро вытерла их под прикрытием свисающих прядей волос. Разве может она сказать Эбби правду? Это сломает ее. Она и так уже знает достаточно, еще немного, и для нее будет слишком…

Джесс подняла лицо и посмотрела на брата Уильяма.

– Никакая истина, Оливер, вам уже не поможет, – тихо заговорила она, подавив гнев. – Вы обманули Эбби, и она никогда не простит вам этого. Я могу понять, что Уильям был в прошлом повесой и, вероятно, останется им и дальше, потому что я видела в жизни гораздо больше, чем Эбби. Меня этим не удивишь. Но вы, как видно, идете по стопам своего братца, а это ничего, кроме боли сердечной, в будущем Эбби принести не может. Она чистая доверчивая душа, а вы воспользовались ее доверием, доказав своим поведением, что вы ей не пара. Вчера она рассказала мне, что случилось между вами в тот момент, когда вы впервые встретились, и я во всей этой истории вижу то, чего она из-за своей невинности разглядеть не смогла. Возвратившись домой, вы вновь обретете свою Мелани и продолжите вести тот образ жизни, который для Эбби не годится. Она полюбила шофера, а не Оливера Уэббера, плейбоя с миллионами. У вас нет никаких шансов заполучить ее, так и знайте!

Оливер выслушал ее, а затем она в ярком лунном свете увидела, как глаза его сузились.

– Так знайте, ради нее я готов покончить со всем своим прошлым, – хрипло проговорил он. – Слишком она мне дорога.

Я готов для нее на все, даже водить целыми днями автобус по Оксфорд-стрит. Я могу о ней позаботиться. Но вы, конечно, не в состоянии поверить мне, не так ли? Вам с вашим практицизмом, с вашим расчетливым умом, который помог вам при встрече с моим братом так цинично притвориться, будто вы не знаете, кто он, вам ли понять, что существует любовь, отвергающая любые расчеты?

– Уверяю вас, я не знала, кем был Уильям на самом деле, – стояла на своем Джесс. – Так же, как вы обманули Эбби, ваш братец обманул меня. Я действительно не знала, что вступила в любовную связь с Уильямом Уэббером. Но вот он точно знал, кто я, потому что я честно назвала ему свое имя. Уж одно ЭТО способно отмести все ваши обвинения. Зачем, скажите мне ради Бога, зачем бы я стала называть ему свое подлинное имя, если бы на самом деле собиралась околпачить его?

– Вероятно, потому, что полагали себя хитрее его, и так оно скорее всего и есть. Ведь вы же добились своего, заполучив миллион фунтов, не правда ли?

В голосе Оливера явно звучали циничные нотки.

– А почему бы и нет? – отбила удар Джесс. – Почему бы и не взять с проходимцев столько, сколько сможешь унести? Из всей этой истории я сделала один вывод. Надо просто сорвать с вас хорошенький куш и бежать без оглядки. Ничего другого. не остается, потому что разговаривать с вами, убеждать вас не имеет никакого смысла, слова отлетают от ваших ушей, как от стенки горох.

– Сорвать куш и бежать, вот это и подтверждает вашу вину, – услышала Джесс у себя за спиной.

Она резко обернулась. В нескольких футах от них в лунном свете стоял Уильям, и сколько времени он уже здесь стоял, неизвестно.

– Что вы двое, вообще говоря, делаете здесь, на берегу, за полночь? – небрежно спросил он. – Пытаетесь решать мировые проблемы?

– Если уж хочешь знать, то ты появился весьма некстати, – сказал Оливер брату. – Но раз уж ты подслушал наш разговор, то скажу тебе, что я обо всем этом думаю.

– Я знаю, что ты обо всем этом думаешь, Оливер, это крупными буквами написано у тебя на лбу. Ты потерял голову, закружившись с одной скромной особой женского пола. Но помни: позволив чувствам возобладать над разумом, ты окажешься женат на сестре этой опасной леди. Если сможешь жить с этим, вперед! Только знай, моего на это благословения ты не получишь.

Высказал все это Уильям мрачно и непреклонно.

Братья пожирали друг друга глазами, и Джесс с удивлением подумала, что Оливер, судя по всему, способен противостоять брату. За то короткое время, что она знала их обоих, она пришла к выводу, что между ними существует такая же глубокая родственная связь, как между нею и Эбби, но сейчас она усомнилась в этом.

Если бы у нее был выбор и она могла надеяться на исполнение одного-единственного своего желания, то попросила бы у судьбы, чтобы Оливер и ее сестра выбрались из этой грязной истории чистыми и обрели бы счастье.

Оливер на мрачную отповедь брата ничего не ответил. Он повернулся и медленно, ссутулив плечи, побрел по пристани к берегу.

Когда Джесс, тоже испытывая невыразимую тоску, хотела последовать за ним, Уильям схватил ее за руку и остановил. Его прикосновение к коже обнаженной руки заставило всю кровь броситься ей в лицо. Просто потеха, страсть, взрыв эмоций, которых она никак не ожидала, думая, что исторгла этого человека из своего сердца, и не сомневаясь, что и он исторг ее из своего. Но как все это оказалось живо, как быстро воспряла боль и ни на чем не основанные иллюзии. Она вырвала руку и потерла ее, но не уходила, будто ожидая, что еще может он добавить к тому, что уже сказано.

– Не удовольствовавшись попытками разрушить мой бизнес, вы успешно принялись за моего брата, разрушая и его жизнь, и жизнь вашей сестры. Вы же видели, как они смотрят друг на друга, вы прекрасно понимаете, что они друг для друга значат. Как же можете вы оставаться такой бессердечной?

Джесс проглотила комок в горле и гордо подняла голову. Она прекрасно понимала, что делает, и если он думает, что она не страдает, значит, он вообще ничего не понял.

– Ваш брат все это переживет, впрочем, как и моя сестра, которая с трудом избежала опасности. Но вы, Уильям, как вы можете говорить о чьей-то бессердечности? Именно вы? – Она с трудом перевела дыхание. – Вы только вдумайтесь, что вы сотворили со мной! Вы единственный из нас двоих с самого начала знали, с кем имеете дело. Ведь это вы соблазнили меня, а не я вас. И не надо внушать ни мне, ни себе, что я все это подстроила. Искренне вам говорю, положа руку на сердце, я узнала, кто вы, лишь в ту минуту, когда подняла с пола брошенную вами газету и прочитала заголовок.

– Чего стоят искренние заверения бессердечного человека? – хмуро сказал он. Нет, Джессика, в Нью-Йорке я едва не потерял контроль над собой, а вы, хотя, возможно, и испытывали какие-то чувства, все же играли спектакль, воплощая в реальность задуманный вами план. Сегодня за ужином все точки над «i» были расставлены. Вы видели, что игра проиграна, карта ваша бита, и решили сорвать с нас хотя бы этот жалкий миллион.

– Этот жалкий миллион может мне пригодиться.

– Конечно, вы ведь превысили свой кредит в банке, так что и миллион на что-нибудь сгодится.

– Откуда вы знаете?

Ох, что все это значит? Откуда ему стало известно о ее финансовом положении? Вероятно, заранее все разнюхал и с самого начала достаточно много знал о ней и о ее жизни. Но ничего не хотел знать о ее будущем.

– И вы поторопились всучить мне свой жалкий миллион, лишь бы поскорее от меня отделаться, ведь так? – ядовито воскликнула она.

– Вы что, в самом деле считаете во всем виноватым меня?

Она взглянула на него в лунном свете, и глаза ее переполнились болью. Да, она во всем винит его. Он не должен был затаскивать ее в постель, уверяя, что она нечто особенное, что она ни на кого непохожа.

– Мне больно об этом говорить, Уильям, – дрожащим голосом сказала Джесс. – Ваше коварство, ваши лживые уверения в любви, все это терзает меня до сих пор. Человек, поступающий подобным образом заслуживает всего, что сваливается на его голову.

Он снова схватил ее за руку, когда она повернулась уйти.

– Нет, стойте! Что вы хотели этим сказать?

– Драчуну ль дивиться, Вилли, что его поколотили?

И она снова попыталась вырвать руку, но он дернул ее, поворачивая на ходу, и она влетела в его объятия. Дыхание его было жарче, чем тропический бриз, овевающий ее лицо, его рот провокационно приблизился к ее губам.

– Если вы намереваетесь применить самый древний трюк из упоминаемых в Ветхом Завете, то не советую, Джессика, забудьте об этом. Возможно, это и сработало бы, если бы я все потерял и остался нищим, а сейчас я не могу и не хочу рисковать своим положением и состоянием. Я и так прошел на волосок от гибели, поддавшись на скулеж своего либидо[30], но наша сделка положила всему этому конец, вам не удастся возбудить меня, даже если кроме вас на земле не останется ни одной женщины. И знайте, если вы попытаетесь применить свой мерзкий опыт обольщения, то мне придется отправить вас на борт яхты и там запереть.

О Господи, такую галиматью может нести только мужчина, который все еще вожделеет. Услышать подобное от Уильяма! Секс. Она для него – всего лишь объект сексуальных вожделений, больше ничего. Но, судя по всему, вожделеет он весьма сильно. Ну хорошо, за этот жалкий миллион, может, ей стоит разочек отдаться ему?

Должен же он хоть что-нибудь получить за свои кровные денежки! Принуждения теперь тут никакого быть не может. Сделка совершена. Терять больше нечего, впрочем, как и находить. Не на что теперь сердиться, нечем рисковать, а просто откликнуться на скулеж его либидо, как он это называет, вот и все, и не более того. Да, ему не устоять, потому что он мужчина и потому что он уже испробовал ее и знает, каково ему с ней.

– Ах, но ведь у меня теперь есть миллион, так какой же смысл мне соблазнять вас, ну сами подумайте! Правда, я еще не держу своего миллиона в руках, но полагаю, что вы, желая от меня поскорее избавиться, не станете слишком тянуть с его вручением. Да я и не советую с этим тянуть. А секс – это секс, он к делу не относится. Теперь, когда мы ничего друг другу не должны, можно и потрахаться. Я хочу вас и с удовольствием отдамся вам столько раз, сколько вам захочется или сколько вы сможете. Поверьте мне Уильям, это такие пустяки, о которых и говорить не стоит!

– В таком случае, скрепим нашу сделку поцелуем и попробуем удостовериться, до какой степени мы оба холодны и расчетливы, и не повредит ли наша холодность и расчетливость тому немногому, что требуется для соития.

С этими словами он склонился к ней и одарил обещанным поцелуем, повергшим ее в ошеломляющее смятение. Даже теперь, когда душа ее пылает от ярости, он способен возбудить ее, сердце беззащитно перед ним, оно начинает биться так гулко, будто находится не в теле человеческом, а подвешено в огромном пространстве времени. Его руки об вились вокруг нее, обжигая ее кожу сквозь тонкую ткань саронга, а когда он раздвинул ее губы кончиком языка, в ней и совсем не осталось сил. Если он и догадывается, что она испытывает, то это ее сейчас совсем не волнует. Какая там гордость, вся она растворилась в его поцелуе. Даже его противостояние и показная холодность, от которой леденеют губы, все это стало неважно, все куда-то исчезло. Пусть думает, что хочет и верит, во что хочет, это сейчас уже ничего не может изменить. Он презирает ее и решил наказать, дав ей понять, чего она лишается на весь остаток своей жизни. Хорошо, неважно!.. Главное, что они, пусть ненадолго, но опять вместе.

И все же его поцелуй не был одним только наказанием. Джесс чувствовала, как он становится все проникновеннее. Какая бы холодность ни сковывала его, она чувствовала, как пробуждается в нем страсть, ощущала его тело, его напряженную плоть и вспоминала его слова о том, что ей возбудить его не удастся. Нет, она может его возбудить, еще как может, но не было в том ни радости, ни триумфа. У него это всего лишь рефлекторная реакция.

И вот поцелуй прекратился, и Джесс стояла, трепетно ожидая последующих действий и не сомневаясь, что на поцелуе он не становится. Его высокомерие не особенно ее задело, хотя по сердцу пробежал холодок.

– Вы были самой хорошей из всех, кого я знал, но время прошло. Как говорит ваша сестра, в море плавает много рыбы, рыбы там в изобилии. Я не хочу лишиться из-за вас сна, Джесс, ни в прямом, ни в переносном смысле. Спокойной ночи.

И он ушел, гордо расправив плечи и, очевидно, уже забыв ее. Джесс смотрела ему вслед, боль сжигала глаза, гнев и горечь переполняли душу, и жить не хотелось. В памяти ожили все обманы, все ужасные оскорбления, взаимные обвинения и упреки, и щемящая тоска жуткими когтями проскребла по душе. Она повернулась к морю и смотрела в его таинственную мерцающую тьму. Как они были счастливы, найдя друг друга!.. Нет, ей не совладать со своим сердцем, стоит только вспомнить их ночь любви… Лучше его она не знала мужчины, и сама была для него лучшей, она это знала, но подчас одной любви недостаточно. Их любви оказалось недостаточно, слишком много еще всего, что преодолеть невозможно.

Мысль о мщении вновь вернулась в сознание, особенно обострившись от его последних слов, от этого обилия рыбы в море. Бесспорно, он сильнее ее, непреклоннее и, судя по всему, решил продолжить жизнь свободного плейбоя. О, как она ненавидела его, как хотела отомстить даже за эту силу, причиняющую ей столько страданий и заставляющую чувствовать всю унизительность собственной растерянности и уязвимости. Да, она ненавидит его и за то, что переживает такую жалкую беспомощность и такую беспросветную тоску.

Самый древний трюк из упоминаемых в Ветхом Завете. Соблазнение. Да, она способна соблазнить его, но для нее самой это будет сущей мукой, ведь по натуре она вовсе не мазохистка. Смотреть на любовный акт как на очистительное средство, нечто вроде слабительного. Но пусть это послужит для нее суровым уроком. Кроме того, ей надо восстановить равновесие, собрать силы для будущего, и что, как не месть, поможет ей в этом. Если удастся отомстить по-настоящему, потом и помереть не жалко. Сколько раз в жизни ее обманывали, околпачивали, предавали, вечно у нее не получалось ничего серьезного, она даже утратила обыкновенную человеческую чувствительность, которая так украшает ее скромную сестру Эбби.

Теперешний удар судьбы болезненнее всего.

Но сейчас она может взять реванш. Да, та единственная ночь, проведенная ими в Нью-Йорке, никогда не забудется. Возможно ли повторить это? Нет, конечно. Теперь они оба наверняка будут знать, что это их последняя ночь. Для нее – нечто вроде приема слабительного, чисто гигиеническая процедура, а для него – игра с опасной женщиной, которая напоследок может. вонзить в него свое смертоносное жало.