Ревность, конечно. Если бы она так по-идиотски не ляпнула тогда Венеции об их будущем браке, ничего бы и не было. А может, все же было бы? И Венеция тут ни причем. Конечно! Ведь он с самого начала назвался чужим именем, до всякой Венеции! А газетной заварухой просто воспользовался как поводом, чтобы проще было ее похитить. Заверил, что им необходимо ускользнуть незамеченными… И здорово же они ускользнули! Конечный результат налицо, думала она с горестной тоской. Но как бы ни развивались события, результат был бы один и тот же. Он получил, что хотел, – ее программный пакет. Называет ее лгуньей, дешевкой… И кто? Лучший из всех мужчин, лучший из всех любовников, которых она имела или хотела бы иметь в будущем! Ну и ну!

После душа Джесс обмоталась большим банным полотенцем и отправилась по коридору на поиски спальни. Найдя ее, она бросила взгляд на кровать и остолбенела. Высокая кровать, задрапированная легким белоснежным шифоном. Можно подумать, что она приготовлена для невесты, девственной и соблазнительной. Она просто глаз не могла отвести от этого зрелища и, подойдя, недоверчиво прикоснулась к пологу рукой. Да, она определенно вышла бы за него замуж, если бы он сделал ей предложение. Ведь он говорил тогда, что такие ночи бывают раз в столетие и что они будут рассказывать о том, как повстречались, своим внукам… Как легко завоевать сердце женщины такой незамысловатой ложью, ведь ей ничего не стоит вообразить столь прекрасное будущее. И вот в какой ад ее это ввергло!

Джесс откинула покрывало и медленно опустилась на это девственное ложе. Она лежала нагая, прикрывшись воздушно-легким покрывалом, и старалась не думать о неприятностях. Представляла, как она отомстит ему за все, что он с ней сделал. Ах, как она ему отомстит! Хотя вряд ли это возможно, для этого у нее руки коротки. Неприкасаемый. Такой преуспевающий, такой всесильный… Разве что…

Приоткрыв глаза, Джесс улыбнулась, затем откинула покрывало и лениво провела рукой по своему красивому телу. Хорошо, он захватил ее программный пакет, но она-то сама, она-то для него недосягаема. Да, тут она недосягаема для него, с этим он ничего не сможет поделать. Никогда уже она не сможет отдаться ему со страстью. Страсть или есть, или ее нет. Он может, конечно, насильно взять ее, но ей нечем ответить на его вожделение. Да, отдаться ему она, конечно, может… Воображение ее разыгралось. Вот она, красивая, жаркая и соблазнительная, лежит здесь, на этой постели, и ждет его. Он не способен отказаться от нее, но она, возможно, способна. Она откажет ему, ей будет это нетрудно после того, как он с ней поступил.

Джесс опять улыбнулась и закрыла глаза. Она распалит его, а потом… Потом рассмеется ему в лицо. Просто расхохочется, ха, ха. Месть эта, конечно, мизерна, но все равно принесет ей огромное удовлетворение. Она даже не посмотрит на него, на его лицо, когда оттолкнет от себя именно в ту минуту, когда он будет расслаблен, разнежен и наиболее уязвим, только в тот момент, когда…

Джесс тихо застонала, и ее тело словно наяву ощутило божественную мужскую тяжесть, пронизывающую жаром изнывающую от желания плоть. Его рот обжигал ее, его прикосновения к груди дразнили и терзали танталовыми муками бесконечного ожидания. Губы его тянулись к взбухшему соску и вот наконец коснулись его. Она раскрылась навстречу ему, как цветок раскрывается навстречу жаркому утреннему солнцу, под кожей пробегали волны то жара, то холода, она изнывала от жажды, и он готов был дать ей желаемое. Поцелуи и легкие ласки страсти, его язык, пробующий на вкус ее губы, его пальцы, пробирающиеся между бедер. Она застонала, опять и опять повторяя жаждущие легкие стоны желания. Она льнула к нему, ласкала его великолепное сильное тело, теребила его густые волосы и, обняв за спину, прижимала его к себе все тесней и тесней.

Она со стоном и придыханием выгнула спину, испепеляемая желанием, ощущая, как внутри ее разгорается пламя страсти…

– Хорошенькое дело, Джессика, – услышала она из глубины адского пламени.

Тяжесть его вдруг испарилась, и она открыла глаза, потрясенная переменой, будто кто-то высыпал на ее пылающее тело ведерко с колотым льдом.

Уильям стоял рядом с постелью и смотрел на нее сверху вниз. Полностью одетый, в белом тропическом облачении и с отвратительной понимающей улыбкой, хотя глаза его были холодными и не выражали никаких чувств. Ее тело остывало недостаточно быстро, чтобы она могла сразу осмыслить, в какой степени возбуждения она находилась лишь несколько секунд назад. Она была на краю…

– О-о!.. Бастард! – разъяренно прохрипела она, слишком слабая, чтобы вскочить с кровати и ударить его.

– Продолжаете обзывать меня? Но женщины часто сами превращаются в бастардов, не правда ли?

– Вы!..

– А вы грязная крыса, – опередил он ее, явно подражая мимикой и жестами гангстерам из дешевых боевиков. Затем взял покрывало и накинул на нее, скрыв ее тело, но не ярость и возмущение. – Удивляюсь, почему нет дамского варианта слова бастард. Крыса, полагаю, достойный эквивалент ему, – язвительно рассуждал он, затем наклонился к ней, и глаза его гневно сверкнули. – Впредь лучше выбирайте слова, Джессика. И не вздумайте опять прибегать к мерзейшим на земле трюкам, пытаясь вывести меня из себя. Этак вы ничего не добьетесь!

– Как вы смеете! – взорвалась Джесс, вскакивая на колени. – Я спала, а вы… вы трогали меня и…

– Это вам приснилось, сердце мое. Теперь вставайте, одевайтесь и помните: удовольствие никогда не идет у меня прежде дела, в этом я непреклонен.

С криком ярости и возмущения она бросилась на него, но он оказался проворнее. Ему стоило лишь чуть пошевелить рукой, и она упала поперек кровати, чуть не ударившись лицом о его бедро.

Засмеявшись, он взял ее за подбородок и немного приподнял лицо.

– Ваша настойчивость изумляет меня, дорогая, но вы промахнулись на несколько дюймов.

Она вдруг вскинулась, вцепилась ровными белыми зубками ему в руку и укусила.

Успех! Она услышала, как он замычал от боли, но свет тотчас перевернулся. Вернее, это она перевернулась в воздухе и почувствовала три, четыре, нет, пять звучных шлепков по ягодицам.

Подобного унижения Джесс не испытывала никогда, она вжала лицо в покрывало так сильно, как только могла. Потом зарыдала, била кулаками по постели, и длилось это, как ей казалось, часы, а когда наконец она перекатилась на спину, опустошенная неистовым припадком бессильной ярости, лицо ее горело, глаза распухли от слез, она осипла. В спальне она была одна.

– Ненавижу! Ненавижу! – закричала она, но ничто не отозвалось на этот отчаянный крик.

Позже, немного успокоившись, Джесс оделась и вышла на омытую зноем палубу. Острота обиды немного развеялась, но пережитое унижение далеко не сразу позволило ей подняться с нижней пагубы на верхнюю. Какое-то время она стояла у основания лестницы, пока не успокоилась и не смогла справиться с выражением лица. Наверху было только двое членов команды, но они не осмелились прямо взглянуть на нее, хотя один из них все же бросил на нее взгляд, когда тащил мимо бухту каната. Они все слышали, огорченно подумала Джесс. Они наверняка слышали, как ее унижали, весь мир, должно быть, слышал.

Джесс сощурилась от слепящего солнечного света. Яхта была пришвартована к пристани и почти не покачивалась. Остров абсолютно лишен каких-либо признаков жизни. Взгляд ее остановился на песчаном пляже, таком белом и первобытном, будто на него никогда не ступала нога человека. За пляжем росло такое множество раскидистых пальм, что их массив казался скорее джунглями, чем пальмовой рощей. Редкие пронзительные выкрики длиннохвостых попугаев только подчеркивали царящее здесь безмолвие.

– Итак, вы наконец явились, – услышала она за спиной и, повернувшись, столкнулась лицом к лицу со своим мучителем, с Уильямом Уэббером. – И как раз вовремя. А знаете, Джессика, угрюмость вам совсем не к лицу.

– Послушайте, я должна сказать, что и не думала соблазнять вас. Просто мучительный плотский жар и нервное перенапряжение… Когда рядом никого нет… Вот видите, каждый день вы узнаете обо мне что-нибудь новое.

– Вот именно. Но пусть это впредь послужит вам уроком. Никогда не теряйте бдительности, не судите о жизни по книгам и никогда не забывайте, что цыплят надо считать по…

– Остыньте, Уильям, вы заговорили как ходячий учебник. Что это еще за наставления? Вы любого способны уморить до смерти!

Джесс резко повернулась и пошла от него прочь.

– Куда это вы? – окликнул ее Уильям.

– Прогуляться по берегу. Не торчать же рядом с вами, ожидая, когда вы медленными пытками отнимете у меня последние остатки жизни!

– Да, конечно, гуляйте, но не с пустыми же руками. Заодно захватите на берег пару коробок со льдом вон из той груды. Постарайтесь принести хоть какую-то пользу.

– Я вам, черт побери, не прислуга.

– Теперь придется, Джессика, и я это говорю серьезно. Здесь нет прислуги, чтобы мчаться на любой ваш кивок и призыв, так что вам придется потаскать тяжести или вы помрете с голоду!

– Потеря аппетита – давнишняя моя мечта, – сказала она насмешливо и, проигнорировав коробки со льдом, громоздящиеся на палубе, направилась в сторону трапа.

– Вы что, не слышали, что я сказал? – сердито спросил он.

– Не смешно, – бросила она, не оборачиваясь.

Когда она сошла на берег, ее высокие каблуки тотчас увязли в песке, и тут ей пришлось подумать, что на самом-то деле это очень даже смешно. Экипирована она отнюдь не для прогулок по песчаным тропическим пляжам. Нетерпеливо скинув туфли и забросив их куда подальше, главным образом потому, что это он их купил, она тотчас раскаялась в своем поступке, ибо раскаленный песок обжигал ступни. Но она продолжала ковылять по нему, не зная куда и желая лишь одного: как можно дальше уйти от этого монстра.

Ступив на каменную дорожку, начинавшуюся там, где кончался песок, и пройдя по ней несколько шагов, Джесс опять пожалела о безрассудно выброшенных туфлях, поскольку каменные плитки были еще горячее песка и огнем жгли подошвы. За это унижение она возненавидела его еще сильнее. Силой затащил ее сюда и выставил на посмешище, уж не говоря о том, что она не ведала, что ожидает ее в конце этой желтой раскаленной дорожки, какое адски грязное узилище уготовано ей – раскаленный ли на солнце каменный барак или смрадное подземелье.

– О Господи Боже мой, – простонала она.

И это рай земной, парадиз!

Тропа привела ее к пышно разросшемуся тропическому саду, источающему неземные ароматы и радующему глаз буйством красок. Пурпурные и карминные гибискусы, розовые и белые соцветия олеандра и кремовый жасмин, чего тут только не было! Джесс как зачарованная ступила в аллею жасминов чьи ветви, поддерживаемые жердями, смыкались над головой, образуя благоуханный туннель.

– Эдемский сад, не правда ли? – услышала она за спиной.

Джесс обернулась и увидела Уильяма, волокущего коробки со льдом и провизией.

– Да уж, особенно если знать, какие мрачные сцены здесь разыграются!

И она посторонилась, чтобы он мог пройти со своим громоздким грузом.

– Ну, если они и разыграются, радость моя, то не здесь, не в этом райском саду, проворчал он, проходя мимо нее.

Джесс, поджав губы, последовала за ним.

Но каменного барака в конце жасминового туннеля не оказалось. Ярко-зеленая трава саванн ковром расстилалась перед великолепнейшей деревянной виллой. Кровля, устремленная вверх, напоминала церковную, изысканно вонзаясь острием в чистое лазурное небо. Широкая тенистая веранда обегала вокруг строения. Высокие окна с раскрытыми деревянными ставнями, несколько широких застекленных патио с дверями, ведущими на веранду. Резные павлины, украшающие деревянные стены, и живые попугаи, обычные и длиннохвостые, сидящие на деревьях, наблюдали за вновь прибывшими с большим интересом.

Джесс нерешительно ступила на порог веранды и сразу же уставилась в одно из раскрытых окон. Она увидела великолепную гостиную, изысканно меблированную и декорированную в бело-голубой гамме, с диванами, усеянными синими шелковыми подушечками. Вазы разных стилей с шелестящими папоротниками, растущими в них, придавали комнате вид свежего и прохладного помещения. Мохнатые коврики местного производства терракотовых и кремовых оттенков устилали темные полированные полы, а под самым потолком лениво вращались сингапурские вентиляторы-опахала.

И в этом самом великолепном месте на земле она оказалась в качестве заложницы, тоскливо подумала Джесс. Но если Уильям решил, что все это для нее будет особого рода изощренным наказанием, то он ошибся. Она уселась в удобный плетеный шезлонг на веранде и закрыла глаза. Сквозь подступившую дремоту подумалось о молоке. Интересно, а чем здесь питаются?

– Ступайте на кухню и распакуйте продукты, услышала она приказ Уильяма. – Потом приготовьте немного выпивки и начинайте что-нибудь нам обоим готовить.

Джесс открыла глаза и кокетливо улыбнулась.

– Разве узники сами себе готовят пищу? Нет, любезный мой тюремщик. Если уж я здесь под стражей, то и пальцем не пошевелю, чтобы вам помочь.

Он подошел и остановился над ней: руки на узких бедрах, глаза грозно посверкивают.

– Позвольте напомнить вам, любезная моя узница, что это вы в опасности, а не я. А я могу устроить так, что до прибытия остальных вы познаете ад на земле, поэтому капризничать не советую. С той стороны дома есть хорошенькая генераторная будка. В ней жарко, душно и темно, а кроме того, там обитают все разновидности ползучих и летучих мерзких тварей. Окошко там одно, и очень узкое, а пол грязный, поскольку его никогда не мыли. Дверь тяжелая, деревянная, запирается снаружи. Я могу препроводить вас в это милое помещение и оставить там без еды и воды. Кричать дозволяется сколько душе угодно, все равно никто не услышит, потому что, кроме меня, ваших криков и слышать-то некому, экипаж яхты слишком далеко. Так что выбор за вами. Хотите сделать свое пребывание здесь легким и приятным, слушайтесь меня. Лично мне все равно, ведь вы сами вольны выбирать, что вам больше по вкусу – рай или ад!

Джесс приподнялась, опершись о подлокотники кресла, и раздраженно взглянула на него.

– Ретт Батлер, вот вы кто! Настоящий Ретт Батлер! Ну так давайте, Уильям, давайте, действуйте! Предпочитаю сидеть на грязном полу среди целой армии всех местных тварей, что питаются человечиной, чем готовить для вас пищу. Вперед!

Иногда Джесс удивлялась собственному идиотскому упрямству. Вот и сейчас, когда Уильям схватил ее и, бесцеремонно выдернув из шезлонга, поставил на ноги, она пожалела о сказанных словах. Но поздно. Подобно злосчастному бедолаге-репортеру, насильственно удаленному из самолета, не успела она и глазом моргнуть, как ее уже транспортировали с веранды, причем она едва успевала касаться ногами деревянного пола.

Он стащил ее со ступенек, затем, обойдя дом, доставил на задворки, к генераторной будке. Дверь была широко открыта, и даже солнечный свет, проникавший в коридор, не помешал ей явственно осознать, что это пыточная камера.

Джесс задрожала и отпрянула назад.

– О'кей, о'кей, я выполню ваше приказание. – Она вырвалась из его хватки и повернулась к нему лицом. В широко раскрытых глазах стоял ужас, и отвращение, пересилившее ярость, повергло все ее тело в дрожь. – Я сделаю все, что вы скажете. Буду для вас готовить, буду вашей рабыней, буду каждое утро мыть полы на веранде, если вы пожелаете, но только запомните одно, Уильям Уэббер, души моей вы не сломаете, нет, с нею вы ничего не сможете сделать. А поэтому… Ведь не вечно же нам здесь торчать. Поэтому, когда .в один прекрасный день мы вернемся в цивилизованный мир, я не побоюсь рассказать этому миру, что вы лживый, не гнушающийся воровством интриган, вы и ваш идиот-братец.

Может быть, вы в силах подкупить грязных законников. И само небо, но правда все равно выйдет наружу. Я не сделала вам ничего плохого, а вы по отношению ко мне нарушили все законы, какие только есть, и я не успокоюсь, пока Уэбберы не будут повержены, Даю вам слово чести!

– Ну, вы закончили свою речь? – неторопливо проговорил он, стоя перед ней со скрещенными на груди руками и всем своим видом явно давая понять, что все ее угрозы скатились с него как с гуся вода.

– Да, – решительно сказала она. И я приготовлю вам еду, Уильям Уэббер, поскольку с той минуты, как ваша алчность взяла верх над чувствами, ничего хорошего сами вы состряпать уже не сумеете. Но знайте, вы этого дела не выиграете никогда!

– Я уже его выиграл, Джессика Лемберт, Такие опасные хакеры, как вы, опасны лишь до тех пор, пока не попадутся. А вы у меня в руках, вы и ваша сообщница, так что осталось только…

– Хакеры. – как-то почти бездумно повторила Джесс неожиданно зацепившее ее, впервые прозвучавшее слово.

Сердце ее болезненно сжалось. Да он и вправду безумен.

А он тонко улыбнулся.

– Господи, вы явно переигрываете, настойчиво пытаясь изобразить святую невинность. Ну ладно, Джессика, больше ни слова до тех пор, пока тут не появятся адвокаты и пока не будет сюда доставлена ваша сообщница. Мой брат, я уверен, изложит и свою версию сего события. Так что у вас ни на чертов зуб нет шанса улизнуть от ответственности.

Потрясенная, Джесс попятилась от него. Он безумен, он абсолютно и всецело потерял рассудок. Она в жизни никогда не занималась хакерством, так какие же основания у него утверждать это? Ее собственный компьютерный разум моментально сопоставил все предшествующие события, все, что он говорил раньше, и то, что сказано им только что. И она пришла к страшному выводу: за всем этим мог стоять только вор, укравший у нее программу игры. Так вот оно что! Ее обвиняют в хакерстве, в раздобывании материала путем запрещенного проникновения в чужую рабочую компьютерную сеть!

Джесс облизала пересохшие губы. А вот это уже серьезно. Ей прекрасно известно, что такие дела преследуются по закону. Это криминальное дело. Вдруг она по-настоящему испугалась. Что она сможет сделать, если этот человек решит погубить ее и Эбби? Но она-то знала, что ни в чем не виновата, хотя что толку… Никто не поверит никаким ее объяснениям. Да и что она может объяснить? Где и как это могло произойти? Если кто-то и пробрался в систему Уэбберов, то это была не она.

Она не знала, что теперь делать и говорить. Совершенно и безнадежно лишилась дара речи. Выиграть время, вот все, что она могла. А если он начнет оказывать на нее психическое давление? Вдруг одна неплохая идея начала формироваться в ее сознании. Если он решит пойти до конца, то она знает, каких страшилок на него напустить. Да, она может! Может сделать так, что он ужаснется и отпустит ее и Эбби. Она припугнет его самым ужасным ужасом, какой только существует в мире компьютерного бизнеса, а это кого угодно способно повергнуть в панику. Да, это, пожалуй, обойдется им гораздо дороже, чем они с братцем могут себе вообразить.

Пятясь от него все дальше, Джесс опять облизнула губы. Потом развела руками в знак полного подчинения и сказала:

– Хорошо, Уильям, я не скажу больше ни слова. А сейчас я пойду и приготовлю нам чего-нибудь выпить.

– Вот хорошая девочка, – мягко одобрил он ее. – Займитесь этим, а мне нужно повидаться с экипажем, пока они не отплыли. И советую больше не дурить, опасная леди. Будем считать, что дело закончено.

Он подошел и, подняв ее лицо за подбородок, заглянул в глубину невинно зеленеющих глаз, после чего тихо проговорил:

– Если это вас утешит, то знайте, вы были лучше всех.

Он наклонился и долгим поцелуем приник к ее губам, чем напомнил ей, что он для нее тоже был самым лучшим. Боль переполнила сердце от мысли, что он поверил в ее злокозненность, что он творил с ней любовь, имея такие беспощадные намерения. И она решила отомстить ему за это прямо сейчас, не сходя с места.

Она отстранилась от него и вытерла рот тыльной стороной ладони.

– Не думаю, что вы в полной мере понимаете, насколько я опасная леди. Вы меня недооцениваете, Уильям, – заговорила она, соблазнительно улыбаясь. – И я не считаю, что дело окончено. Оно, в сущности, еще даже не начиналось.

С этими словами она повернулась и пошла к вилле.

Когда она уходила, за спиной ее не раздалось ни звука, там стояла мертвая тишина. Он даже не решился в отместку расхохотаться ей вслед. Итак, возможно, ей удалось напугать его, но это, против ожидания, не принесло ей удовлетворения. Этот поцелуй сказал ей, что, вопреки всему, он все еще властен над нею, что он все еще для нее самый лучший и желанный на свете человек. Возможно, она никогда не встретит никого, подобного ему.

И не была ли их встреча предначертанием судьбы?