Разгневанный, Оливер снова сделал движение в ее сторону, но тут послышался отдаленный звонок телефона, и это его остановило. Она с облегчением перевела дыхание, потому что Оливер просто взбесился. Он выглядел таким разозленным, что ей даже показалось, будто он хочет ударить ее, и если не сделал этого, то просто потому, что зазвонил телефон. И вот, со сжатыми кулаками и искаженным от злобы лицом, он бросился к выходу из спальни и, не оборачиваясь, буркнул, чтобы она оставалась на месте, ибо правда всегда выходит наружу!
И что же он намерен теперь делать? Думала Эбби, тоже злясь. Она сердилась на него за его гнев. Силы небесные, что она такого сказала или сделала, чтобы так беситься, и почему, почему он позорит имя ее сестры? Может, за всем этим что-то кроется? Но что?
Ох, черт с ним! Хватит ломать голову над тем, что тебе неизвестно. Ей и раньше все время казалось, что он иногда говорит и поступает странно, но влюбленное сердце на многое заставляет закрывать глаза…
Эбби присела на край кровати, размышляя о том, как быстро она подпала под его чары и угодила в его постель, не успев толком с ним познакомиться. Большую часть времени она рядом с ним в полном смысле блаженствовала, но иногда наступали минуты вроде теперешних, когда он своим поведением ставил ее в тупик. Такие безобразные сцены после восхитительных минут счастья! Вот только что они любили друг друга, и вдруг все идет к черту, все становится хуже некуда. Взять хотя бы Мелани… Ах, как было бы хорошо, если бы эта ужасная женщина не появилась здесь сегодня утром! И так продолжается с тех пор, как он увез ее из дома неведомо куда… Но ему как-то удалось завоевать доверие, о чем теперь она страшно сожалела. А она-то, чего она добилась, ЛИШЮIЙ раз напомнив ему, что он только шофер и больше ничего? Зачем она говорит так? Нет, это он довел ее до того, что она проявляет себя с худшей стороны. И потом, как смеет он называть Джессику преступницей? На каком основании? Он, который сам беспардонно влез в принадлежащий ей программный пакет. Нет, он слишком много себе позволяет. А иногда становится таким странным….
Эбби ждала и ждала, когда он наконец вернется. Времени было вполне достаточно, чтобы остыть и успокоиться. Истина в том, что она любит его, хотя некоторые его поступки вызывают недоумение. Она попыталась убедить себя, что и сама виновата, что обидела его своими резкими высказываниями, вообще всем своим поведением. Ну зачем она выдавала себя за сестру? Какой в этом прок? Но и ему непростительно, что он отзывался о Джессике так скверно.
Она избегала вспоминать его оскорбительные слова, чтобы не рассердиться опять, но они сами лезли в голову. Бесчестье, Свенгэли в юбке, вся эта грязь, грозящие неприятности, мерзкая интриганка… Но что, черт возьми, это значит? Что за всем этим стоит? Она чувствовала себя так, будто введена в игру лишь в третьем акте спектакля, не зная, что происходило в первых двух. Да и вообще все разыгрывалось так, будто этот спектакль поставлен по двум очень разным сценариям.
Кажется, Оливер вбил себе в голову мысль о каком-то преступлении, и только потому, что она сказала, будто чувствует себя преступницей. Это произошло после ее попытки позвонить домой, когда она созналась ему в обмане. Неужели он воспринял случайно сказанное слово всерьез? Почему?
Она обхватила голову руками и стала ходить туда-сюда вдоль кровати, где так упоительно провели они ночь любви. Вот тебе и романтическое ложе! Наконец она остановилась и впилась взором в эту кровать. Какой восхитительной была ночь, как нежно и искренне они любили друг друга! Да, их единственная ночь была совершенством. Но как страшно все рухнуло утром… Проклятая Мелани, черт ее принес! Своим визитом она будто растревожила осиное гнездо непонятных и злых страстей.
Но разве Мелани виновата в том, что он говорил о сестре? Кстати, о чем это он хотел сказать? О чем-то приятном, что должно ее порадовать? Нет, сомнительно, что теперь ее что-то способно здесь порадовать после всего этого ужаса, после того, как она слышала из его уст поношение в адрес Джесс.
Но он не знает, что они с Джесс сестры, пытал ась осадить она себя. Возможно, он думает, что это идея Джессики обмануть и одурачить Уильяма Уэббера. Она должна сказать ему, что это не так. Сразу же, как он вернется, она объяснит ему, как все получилось. Джессика опоздала на самолет, не смогла вовремя вернуться из Нью-Йорка и попросила ее принять Уильяма Уэббера. Но она не предлагала Эбби выдавать себя за нее, это уж просто так сложилось, и виновата во всем только она сама. Ей просто показалось, что так будет лучше для сестры, ведь не совсем удобно, что Джесс опоздала на ужин, самою же и назначенный. Почему, действительно, УУ встретила не Джессика Лемберт, а Эбби?
Вот о чем мог подумать Оливер, и ответа на этот вопрос у него не было.
Господи, почему она не сказала ему все раньше? Надо было сделать это еще вчера вечером, когда она, не в силах выносить столь двусмысленное положение, призналась ему в своей лжи. Но если вспомнить, они не дал ей особенно говорить. Они сразу же пылко отдались своим чувствам, и места словам не осталось. Может, она сама виновата в том, что Оливер не разобрался толком в ситуации? Просто она не объяснила ему все достаточно четко.
Ну ничего, она сделает это, когда он вернется. Они спокойно сядут и спокойно все обсудят. Нельзя потерять его, вот что она решила. Их любовь слишком прекрасна и совершенна, чтобы потерять ее из-за недоразумения.
Но прошло еще полчаса, а его все не было. Она занялась своими вещами, снова раскладывая их по полкам и ящикам гардероба, и тут услышала, что он вернулся.
Оливер, я…
– Соберите вещи, – раздалось от дверей.
Когда она увидела его мрачное лицо, глаза ее расширились. Вот как! В конце концов он решил, что она должна уехать. Она действительно оскорбила его, и очень сильно, он не в силах простить ей этого.
– Я… Мы должны поговорить, Оливер. Прошу простить меня за все, что я тут наговорила, и есть еще кое-что, что я должна сказать…
– У вас будет такая возможность, резко прервал он ее. – Но не теперь. Соберите вещи, мы уезжаем.
– Но я не хочу сейчас возвращаться домой. Я…
– Вы поедете не домой. – Он сделал шаг в ее сторону, лицо его было белым, все мышцы напряжены. – Вы поедете со мной.
– Куда? – воскликнула Эбби, совершенно сбитая с толку.
Оливер ничего не ответил. Он пригладил ладонью свои темные волосы, отвернулся от нее и уставился в окно.
Эбби вдруг испугалась. Судя по его виду и поведению, случилось что-то серьезное, и у него есть для нее плохие новости. Она подошла к нему и робко коснулась его руки.
– Оливер, что случилось?
Он повернулся к ней, ухмылка исказила его рот, и Эбби почувствовала: он только что принял какое-то решение.
– Звонил мистер Уэббер. Он задерживается, приносит свои извинения и хочет, чтобы я привез вас к нему.
– Как это к нему? Куда к нему? В Нью-Йорк? – Изумлению ее не было предела. – Но… но разве вы не объяснили ему, что я не Джессика?
– Он уже знал об этом, – вздохнув, ответил Оливер.
– Как знал? Откуда?
Эбби показалось, что она сходит с ума. Вдруг Оливер улыбнулся, подошел и нежно погладил ее по щеке.
– Это идеальная возможность во всем сознаться, Эбби. Мы должны поехать, в этом он непреклонен.
Эбби прижала его руку к своей щеке. Возможно, он прав. Сознаваться, так уж до конца. Но Нью-Йорк? Разминуться с Джессикой где-то над Атлантикой!
– Нет. – Эбби отстранила его руку и покачала головой, как бы подчеркивая свой отказ. – Нет! С меня довольно! Я не полечу в Нью-Йорк, чтобы встретиться с мистером Уэббером. Мне не в чем сознаваться. Это проблема Джессики, а не моя. Я выполнила ее просьбу, передала пакет и…
Вдруг Оливер налетел на нее и, схватив за руки, сильно сжал их.
– Вы что, не понимаете, в какую страшную гадость впутались? Теперь самое время доказать свою невиновность. Или, на худой конец, признаться, что вы действовали, не зная, в чем именно участвуете. Я не позволю Уэбберу быть с вами слишком жестким. Он хочет этой встречи, настаивает на ней. Там будут присутствовать адвокаты и…
Потрясенная, Эбби в ужасе отшатнулась от него и сквозь горловой спазм хрипло выдавила:
– Адвокаты?
Оливер положил руки ей на плечи, глаза его сразу же стали серьезными, что соответствовало жесткости его слов:
– Может, хватит препираться! Вы переигрываете, Эбби, сверх всякой меры. Вы с Джессикой влипли в очень скверную историю, грозящую вам крупными неприятностями, и если вы обе отдаете себе отчет в том, что для вас благо, то должны полностью прекратить свои подлые и низкие происки. Вот почему мы и полетим сейчас на Карибское море. Джессика Лемберт уже находится под охраной Уильяма Уэббера. Она причинила ему вред в Нью-Йорке, и им обоим пришлось оттуда уехать. Мы присоединимся к ним. Я не желаю больше слышать никаких объяснений и возгласов праведного гнева и удивления. Вы знали, на что шли, хотя, допускаю, и не представляли себе всей серьезности мероприятия, в котором приняли участие. Теперь собирайтесь. Через пятнадцать минут мы выезжаем.
Ошеломленная, не веря своим ушам, Эбби пять из предоставленных ей пятнадцати минут потратила на то, что просто стояла там, где он ее оставил.
Уильям Уэббер держит ее сестру под стражей? Так он сказал? Они должны присоединиться к ним на Карибском море? Все это было по ту сторону ее сознания, ничего подобного она и вообразить себе не могла.
Это все из-за Джесс, пришла к заключению Эбби, огорченно наморщив лоб. Что еще натворила ее безумная сестрица?
И Эбби должна подчиниться, потому что, если Джесс попала в какую-то передрягу, ей необходимо быть рядом.
Дрожащими руками она быстро собрала вещи. Оливер, наверное, объяснит все по дороге. Он, кажется, знает все и обо всем, во всяком случае, знает гораздо больше, чем она. Да, он должен по пути в аэропорт объяснить ей суть дела, даже если это покажется ему пустой тратой времени.
Нет, это не смешно, увещевала себя Эбби, вытирая слезы, катившиеся из-под ресниц. Совсем не смешно. Ее сестра находится в большой опасности, и Оливер, кажется, полагает, что и она, Эбигейл, тоже.
Вот тут ей впервые стало по-настоящему страшно.
ГЛАВА 11
Джесс не радовал полет к экзотическому Карибскому морю, куда они вылетели ранним утром. Оно и понятно, ведь ее похитили, это чистой воды похищение, ее насильно заставили предпринять это путешествие. Она сидела рядом с Уильямом Уэббером в отделении первого класса, морально и физически изнуренная, прижав голову к стеклу иллюминатора. Самолет держал курс на Гренаду[19].
Всю прошлую ночь она глаз не сомкнула, а о пункте их следования узнала, только успев бросить взгляд на указатель рейсов, когда Уильям проталкивался с ней через контрольно-пропускной пункт аэропорта. Говорить с ней он не желал, не отвечал на ее нервные вопросы. Почему он так поступает? Были моменты, когда она отказывалась верить, что ее так называемая сообщница действительно ее младшая сестра. Ох, если с Эбигейл что-нибудь случится, этот Уильям Уэббер пожалеет, что родился на свет. Но она до поры до времени помалкивала об их родстве, опасаясь, что если он узнает, как они близки, то может воспользоваться этим, применив какие угодно средства воздействия, включая пытки.
Джесс слегка повернула голову и бросила на него осторожный взгляд. Он просматривал журнал, предложенный стюардессой, нетерпеливо листая страницы, и был так взвинчен, что, казалось, может взорваться в любую минут. Этот человек совсем неизвестен ей. Одно слово – незнакомец, и, однако, всего лишь несколько часов назад он вдруг стал смыслом всей ее жизни.
Отвернувшись к окну, она оживила в памяти последние несколько часов. Утром они вышли из дверей «Корона Стейтс Хоутел», и в ту же минуту их атаковала пресса. Джесс в страхе за сестру соблюдала его строгие инструкции и ничего не говорила до тех пор, пока они не взлетели. Если бы все это не касалось так близко Эбби, Джесс могла бы вырваться и убежать от Уильяма, вцепившегося в ее руку выше локтя. Она бросилась бы к первому же полисмену и обвинила бы Уэббера в воровстве и киднеппинге. Но она не могла рисковать, не будучи уверена в безопасности Эбби.
В том, что они обе оказались в столь ужасном положении, она обвиняла только себя. И все из-за ее безалаберности, из-за того, что умудрилась опоздать на самолет. Если бы она вовремя вернулась домой, ей не пришлось бы просить Эбигейл принять вместо нее приглашенного на ужин УУ. Какой, должно быть, ужасный шок она пережила, столкнувшись лицом к лицу с братом Уильяма Уэббера, когда он схватил ее и увез из собственного дома в качестве заложницы. Выходит, Эбби не смогла вылететь в Париж для собеседования. Если бы Джесс еще раз позвонила в тот вечер домой, она хотя бы знала, что происходит. Хоть что-нибудь Эбби могла ей сообщить, если, конечно, у нее была такая возможность. Знать бы хоть что-нибудь, и можно было бы взывать о помощи.
Но нет, куда там вспомнить о сестре! Она так увлеклась любовью, так, черт возьми, прекрасно проводила время, так эгоистично была занята собой, что за весь вечер ни разу не подумала о сестре. Да, чувство вины, которое она испытывала теперь, приятным не назовешь.
– В своем отказе разговаривать со мной вы зашли слишком далеко, Оливер, Уильям, или как там вас. – Процедила Джесс сквозь зубы, не в силах больше сохранять томительно долгое молчание. – Вы… Это ребячество…
Он повернулся и закрыл ей рот поцелуем, но не с целью поцеловать, хотя со стороны это именно так и выглядело, а чтобы заставить ее замолчать, и это было грубо и отвратительно.
Но тут она услышала, как он шепнул ей в самое ухо:
– Здесь, в углу, подозрительный газетчик с высокочувствительным записывающим устройством. Так что молчите!
Он вернулся в исходное положение и продолжил чтение журнала. Джесс нашарила в сумочке ручку и небольшой блокнот, который всегда носила с собой. В нем она раздраженно нацарапала:
Удивляюсь, что вы с вашей подозрительностью, страстью к интригам и мафиозным образом действий до сих пор не выбросили его из самолета с высоты тридцать пять тысяч футов, забыв прицепить к нему парашют.
Р. S. я вас ненавижу.
Блокнот она сунула ему под нос. Он прочитал, взял у нее карандаш и в ответ написал:
А я удивляюсь, как вам с вашей подозрительностью, страстью к интригам и мафиозным образом действий до сих пор удается сохранять столь милую и добродушную манеру держаться. Почему бы вам самой не выброситься отсюда без парашюта? Этим вы спасли бы нас всех от лишних хлопот и неприятностей.
Р. S. На ваши чувства отвечаю взаимностью.
Джесс написала:
А почему бы вам самому не вышвырнуться из самолета?
Уильям в ответ нацарапал: Так кто из нас более ребячлив?
Джесс. бросила на него презрительный взгляд, засунула в рот большой палец и демонстративно принялась его сосать.
Уильям сардонически усмехнулся и вновь сконцентрировал все свое внимание на журнале, содержание которого, должно быть, выучил уже наизусть.
В аэропорту, когда их самолет приземлился, на борт его раньше, чем кто-нибудь успел выйти, поднялись двое рослых жителей Вест-Индии в полицейской форме. Они подхватили шипящего и брызгающего слюной репортера под ручки, и без видимых усилий повлекли из самолета, причем башмаки бедолаги не доставали до земли.
Джесс с побелевшими губами наблюдала в иллюминатор, как туземцы волокут его к маленькому белому зданию, стоящему отдельно от других, и исчезают внутри. Нога репортера так и не коснулась благословенной земли этого тропического края.
– И так будет с каждым, кто уклоняется от платы за проезд, – прошептал Уильям с удовлетворенным и чопорным видом.
– Чертов главарь мафии, вот вы кто! пробормотала Джесс, догадываясь, что стремительное выдворение репортера было делом его рук.
Видя ее возмущение, он просто улыбнулся, отчего Джесс подумала, что попала не в бровь, а в глаз. Нет, все же он страшный человек!
Ее намерение предпринять хоть что-нибудь в защиту несчастного репортера вмиг испарилось. Она поняла, что беда грозила ей во все время полета, даже когда она притворно-беззаботно переписывалась с ним, постоянно помня, что попала в сложное положение, как и ее сестра, и что человек, путешествующий с ней, психопат, от которого можно ожидать чего угодно. Но сейчас ей стало ясно, что сложное положение правильнее назвать бедой. Значит, бедой грозило каждое ее движение, даже поход в туалет, даже то, что она, скрестив ноги, кончиком туфли попала в пространство Уильяма Уэббера. Неизвестно, от чего он взорвался бы, ясно одно: в любой момент он мог поступить с ней так же, как поступил с этим настырным газетчиком.
Но, возможно, теперь, после удаления шустрого репортера, он хотя бы заговорит с ней наконец.
– Теперь мы можем говорить? – отважилась она спросить, когда они вышли из самолета.
Джесс, попав после душного самолета на свежий воздух, почувствовала даже головокружение.
– Вы будете говорить, Джессика, только когда вас спросят, и не раньше. Я все еще зол как сто чертей, до сих пор прихожу в бешенство от мысли, что вы задумали обвести меня вокруг пальца. Так что не стоит приставать ко мне с жалкими объяснениями, которые вы придумали во время полета. Путешествие еще не окончено.
И путешествие действительно продолжилось. Уильям запихнул изнуренную Джесс в белое такси, их багаж следовал за ними в другой машине. Она попыталась заговорить опять, но мрачный взгляд Уильяма подавил ее попытку.
Таксист, судя по всему, следовал полученным инструкциям, которые гласили, что если он откроет рот, то это будет грозить ему неминуемой смертью, а потому сидел за рулем с совершенно отсутствующим видом, и на всем пути от аэропорта у него не возникло ни одного вопроса.
Джесс видела, что нет никакого смысла просить его о помощи. Она уже достаточно хорошо поняла, что Уильям не остановится ни перед чем, лишь бы она молчала, и способ заткнуть ей рот фальшивым поцелуем, очевидно, не самый худший из доступных ему.
Пышная растительность зеленого острова была ошеломляюще прекрасна, и Джесс подумала, как счастлива была бы попасть сюда при других обстоятельствах. Но даже и заложницей лучше быть в тропическом раю, нежели в каком-нибудь грязном подвале. Она дрожала, думая о том, чем грозит ей конечный пункт. С этим сумасшедшим Уильямом Уэббером ждать можно чего угодно.
– Вы, случаем, не замерзли? – пробормотал себе под нос Уильям, заметивший ее дрожь, и снова погрузился в изучение журнала, захваченного им из самолета.
– Я дрожу от страха, с ужасом думая о конечном пункте нашего путешествия.
– Вы боитесь? Бросьте, Джессика, кто поверит вашему лицедейству? Нервы у вас просто стальные, и это хорошо, это вам еще пригодится.
– Хотелось бы знать, в чем меня обвиняют, потому что все это смахивает на паранойю. Не я писала этот газетный очерк, а ваша любовница. У меня не было намерения женить вас на себе, как вы это утверждаете, и я могу лишь сказать, что моя компьютерная игра ловко была вами выцарапана у меня в то время, как я хотела продать вам ее, но поскольку выкрасть ее показалось вам выгоднее, чем купить, и…
– Успокойтесь, – мрачно предостерег он.
Джесс стиснула зубы и в полном отчаянии стала смотреть в окно. Все бесполезно и безнадежно. Но она начала понимать это раньше – когда они только прилетели. Куда же они направляются? Она видела, что они все глубже и глубже забираются в джунгли, и если бы не испугалась раньше, то сейчас настало самое время пугаться по настоящему. Куда, к черту, он ее завезет? И встретит ли она там Эбби? Если да, то в каком состоянии она найдет ее? Связанной? С кляпом во рту? И главное, за что? Почему с ними происходит такое?
Спустя десять минут после того, как они свернули на ухабистый тракт, углублявшийся в джунгли, Джесс вдруг увидела внизу маленький просвет кусочек морского побережья. Узкий и единственный просвет в темноте джунглей, который вмещал в себя лишь несколько чистеньких роскошных яхт, пришвартованных к молу, уходящему в. море такой голубизны, что это казалось даже нереальным. Когда они съехали с пыльного тракта к неприметной со стороны скрытой в рощице пышных пальм бухточке, Джесс вдруг подумала, что пару последних дней она, вероятно, находится рядом с одним из богатейших людей мира.
Наверное, одна из яхт принадлежит ему. Надо, очевидно, обладать здесь достаточным влиянием и властью, чтобы произошло то, что случилось с репортером в аэропорту. Только очень богатые, могущественные и влиятельные люди могут повсюду рассчитывать на такого рода обслуживание по первому их слову или даже кивку. Но тогда почему, ох, почему, почему этот могущественный человек опускается до жалкого воровства какой-то игровой компьютерной программы?
Когда они свернули на дорогу, ведущую к побережью, Джесс смотрела в окно автомобиля и не нуждалась в указаниях Уильяма Уэббера держать рот на замке, ибо и так молчала, и ее молчание таило в себе печальную самоуглубленность. Она тщательно пыталась хоть что-то понять. Реальный мир, окружающий ее, становился все более нереальным. Она изобрела новую компьютерную игру, только и всего. Игра стоит дорого, да, дорого, но все-таки не настолько дорого, чтобы этот человек стал рисковать репутацией из-за такой малости. Нет, здесь что-то не так. Он говорил о каких-то ее бесчестных изощренных замыслах, о сообщнице… Все выглядит так, будто они с Эбби действительно совершили преступление…
– Выходите, Джессика.
Услышав приказ, она не спеша выбралась с заднего сиденья такси. Одежда прилипла к телу, тонкая струйка пота устремилась вниз по ложбинке спины.
– Куда теперь? – пробормотала она, щуря глаза от солнечного блеска, отраженного белым, сонно колышущимся на мелкой волне судном, пришвартованным к пристани.
Такси, пронзительно завизжав на повороте, скрылось в облаке пыли и песка. Джесс тем временем прочитала название яхты.
– «Уэбберс Уондер»[20], вот черт, – проворчала она. – Что за идиотское название! Чавкает, как… как мокрый латук, если не сказать похуже…
В первый раз за все время путешествия Уильям Уэббер соизволил улыбнуться, да и то чуть-чуть.
– Тут я с вами совершенно согласен. Это мой братец придумал такое идиотское название.
– В таком случае, он и сам идиот, разве нет?
Сердце ее бросилось к Эбби, захваченной в заложницы этим Уэббером, воображения у которого столько же, сколько у… у мокрого латука.
– Он богат, а потому может иногда позволить себе быть идиотом, – сказал Уильям, вновь беря ее под локоть и подталкивая к пристани.
– В семье не без урода, как водится.
Он ничего не ответил, поскольку появился член экипажа, а просто указал Джесс на ступеньки, ведущие к каюте.
Джесс сглотнула слюну. Роскошь окружала ее. Повсюду поблескивали хромированные детали, белые кожаные диваны тянулись вдоль стенных панелей розового дерева, словом, великолепное место для праздного времяпрепровождения. Благодаря кондиционеру здесь царили свежесть и прохлада. Уильям, спустившись вместе с ней с верхней палубы, тотчас проследовал по белому ковру к бару. Он тихо сказал что-то членам судовой команды, и они удалились, оставив их одних.
Джесс, как ни старалась, не могла разобрать ни слова из того, о чем говорилось, уловив лишь имя – Оливер Уэббер.
– Оливер – это ваш брат?
– Да, – сказал он, подавая ей высокий стакан с лимонным соком, смешанным с водкой, и с долькой свежего лимона, нацепленной на край. – Команда вернется за ними сюда, когда они прибудут. Он и его эта… Они уже вылетели из Хитроу.
– Ваш брат и моя сообщница? – саркастически спросила она, потягивая коктейль и задумчиво глядя на него поверх узорного стекла стакана.
Выглядел он измученным. Его кремовой полотняный костюм порядком поизмялся в дороге, волосы, слегка прибитые влажностью, завитками цеплялись за край воротника, и, судя по всему, сердце его работало с перегрузками. Измотанный, но все такой же эффектный, такой же чувственно неотразимый… Ох, она все еще ничему не научилась, все еще ощущала, как ее тянет к нему. Но это весьма недолговечное влечение, решила она, ничего не стоит подавить. После всего, через что он ее проволок, разве можно испытывать к нему что-нибудь, кроме голого сексуального влечения?
– Вот вы и сознались, Джессика, назвав все своими именами, – умиротворенно проговорил он.
Ну, нет, я ни в чем не сознавалась. Я лишь повторила ваше словцо. Это ведь вы назвали ее моей сообщницей, а не я. Просто, чтобы не спорить, хочется наконец покоя…
– Сомневаюсь, что ваша жизнь будет теперь спокойной, Джессика. Говорят, что эхо, с которым общается тюремный узник, неизбежно сокращает дни его жизни.
– Вам видней, вы, очевидно, о тюремной жизни знаете больше моего, – иронично усмехнулась она.
Его глаза сузились, он взглянул на нее как на сумасшедшую.
– Вы что, все еще не придаете серьезного значения моим словам? Для вас это всего лишь затянувшаяся шутка?
– Ну, милый мой, я вижу, у вас извращенное чувство юмора, если вы думаете, что я принимаю происходящее за шутку. Во всем, что вы делаете, очень мало забавного, Оливер…
– Уильям, – поправил он ее.
И тут Джесс ничего не смогла с собой поделать, на глаза ее накатились слезы. Она сделала большой глоток из стакана и вытерла их до того, как он успел заметить.
– Воспользоваться именем брата, чтобы дурачить меня… Как это низко, Уильям.
– Ну, полагаю, это не ниже вашей расчетливости, Джессика, – чуть ли не торжественно проговорил он. Взгляд его стал холодным и обвиняющим. Он допил свою порцию и кивнул на одну из дверей. – Там есть ванная. Может, вы хотите освежиться? Заключительный этап нашего путешествия продлится больше часа.
Джесс вскинула голову.
– И куда же мы прибудем?
– На мой остров, на мой собственный остров, изолированный от всего мира. Там никто и ничто не помешает нам докопаться до истины.
Джесс сардонически улыбнулась.
– Вместе с адвокатами, вашим братцем и моей сообщницей? Да? – Сарказм ее усилился, когда она добавила: – Это место называется, кажется, Таинственным островом? Странно, если это окажется не так, ибо все происходящее представляется мне слишком невероятным.
Он пожал плечами.
– Здесь я с вами согласен. И началось то все с бананового дайкири. Кой черт взбрело вам в голову пить эту липкую дрянь? Впрочем, может, вы и не собирались ее пить… Вы ведь и сами, Джессика Лемберт, весьма таинственная леди. Восторгаясь вашим талантом лгать, я предпочел бы иметь вас в числе своих сторонников, а не деятельных неприятелей.
Джесс передернуло. Гневно сверкнув глазами, она запальчиво сказала:
– А заодно и любовью со мной заниматься, верно? Вас послушать, так я рассчитала все это заранее, даже банановый душ, и влезла в вашу постель, заведомо зная, кто вы и что вы.
Он прищурился и помрачнел.
– Думаю, так оно и есть, Джессика.
Мотивация ваших поступков нуждается в объяснении, и весьма убедительном. Вот я, например, просто спасаю то, над чем работал всю свою жизнь, работал напряженно и честно. А вы? Что у вас за душой? Ничего, кроме хитрости и алчности. Огромная разница, на мой взгляд.
– Вы бесчувственный негодяй, – тихо проговорила она, ненавидя его всем существом.
Он ничего не ответил, указал еще раз в сторону ванной и презрительно отвернулся.
После всего хорошего, что было между ними, после пережитой страсти и нежности он так жестоко низверг ее на тот низкий уровень, где тонкие чувства невозможны. Значит, всякий раз, как он прикасался к ней, ласкал ее, овладевал ею, он делал это, преследуя определенные цели. А теперь обвиняет в этом ее. Какая невыносимая боль! Его подлость доводит ее до бешенства. Ох, как она хотела бы отомстить ему, но что она может, пока от него не вырвется?
Постепенно силы Джесс начинали восстанавливаться, и она стала выходить из дремотного состояния. Но никогда прежде она не чувствовала себя такой слабой и беспомощной. Ей всегда удавалось держать себя в форме, при любых невзгодах она способна была воспрянуть духом и продолжить жизненный путь. На этот раз она чувствовала себя так, будто ей никогда уже не подняться и не воспрянуть духом. Ни сил, ни свежего притока крови, ни воли к действиям. Неимоверная слабость, болезненные переживания, страх за Эбби, и мало всего этого: она еще страшно терзается тем, что полюбила сущее чудовище, преступного монстра, так глупо дав себя одурачить.
Шатаясь от усталости, Джесс добрела до роскошной ванной и вошла в нее. С чего начался весь этот кошмар? В чем он ее подозревает? И что сейчас происходит с Эбигейл, попавшей в лапы этого ужасного братца? Эбби ведь вообще не имеет ко всему этому никакого отношения… Но разве не сама она вовлекла сестру в свои дела? А если сама она ни в чем не виновата, так тем более, при чем тут Эбби? Господи, будет ли всему этому конец?
Слишком уж многого не понимает она в сложившейся ситуации. Такой переполох, и все из-за ее злосчастного программного пакета, которым преступно завладел Уильям. Копия, несомненно, попала в руки его брата, наверняка хитростью выманившего у простодушной Эбби этот пакет, ведь он, очевидно, представился ей Уильямом Уэббером. Итак, задумав и исполнив их похищение, превратив их в заложниц, эти лицемерные ловкачи завладели ее достоянием.
Теперь она никоим образом не сможет это никому продать. Уэбберы, держа ее здесь, объявят тем временем игру своей, получат лицензию, после чего никакой суд не поможет, они просто обвинят ее в плагиате. Тогда выиграть у них процесс будет все равно что взять Большой национальный приз, скача на толстопузой розовой свинке.
Джесс выскользнула из платья, в котором путешествовала, из кремового шелкового платья от Версаче, купленного ей Уильямом. Кстати, с чего бы он стал покупать ей одежду, если уже и тогда думал, что она преступница? Просто в голове не вмещается! Нет, виновата эта газетная статья Венеции, все с нее закрутилось.