Несколько слов об авторе

Натали Фокс получила образование в Лондоне; после окончания колледжа кем она только ни работала: и служащей в государственном учреждении, и манекенщицей, и крупье, и даже была владелицей приюта для бездомных кошек.

До тридцати лет Натали не писала, но потом за короткий срок сочинила около двадцати любовных романов.

Ее имя стало популярным. Натали Фокс обрела счастье в браке со вторым мужем, от которого у нее два сына и дочь, подарившие ей трех внуков и двух внучек. В свободное от сочинительства время она много читает, любит возиться в саду и обожает двух своих испанских кошек. «После пяти лет, проведенных в Испании, – говорит миссис Фокс, я потеряла вкус к путешествиям». Однако это не помешало ей несколько раз съездить на Карибское море, и воспоминания о тех прекрасных местах пригодились ей при создании романа «Опасные леди».

ГЛАВА 1

Ровно в семь тридцать Эбигейл Лемберт серьезно запаниковала. Еще полчаса, и он приедет, а ей так этого не хотелось!

Тысячу восточных проклятий на голову сестры за то, что ввергла ее в эту авантюру! Извольте! Теперь она должна принимать совершенно незнакомого человека, и все только потому, что из-за пустоголовости и бестолковости Джесс умудрилась опоздать на «конкорд» и не вылетела в срок из Нью-Йорка, а следовательно, не оказалась здесь, где сама должна была принимать к ужину Уильяма Уэббера.

Хотя Эбби и обожала свою фантастическую сестрицу, сейчас бы с удовольствием задушила ее подушкой. Она не знала этого малого и не особенно стремилась знать, да и вообще это дикость – принимать гостей и вести с ними учтивые беседы именно тогда, когда вам нужно спокойно собираться в Париж для завтрашнего собеседования и, главное, успеть к ночи в аэропорт!

В Хитроу опаздывать не годится, поскольку хорошо бы по прибытии в Париж поспать часов восемь, прежде чем проводить это зубодробильное собеседование в агентстве путешествий, которое обещало при первой же возможности отправить ее к Мальдивским островам на одном из своих великолепных лайнеров в качестве главной увеселительницы публики. Опоздай она на это собеседование, и останется без работы. А этого она себе позволить не могла.

– Проклятье, – раздраженно про ворчала она, взглянув на стол, изящно накрытый для ужина вдвоем.

Уотерфордский хрусталь сиял драгоценными гранями, мягко поблескивали серебряные приборы, тончайшие золоченые фарфоровые края «Королевского Доултона» загадочно посвечивали в полумраке. Одно плохо – кричащие, по спирали обкрученные канителью красные свечи в начищенных медных подсвечниках никуда не годились. Но где же взять время, чтобы сходить на Кенсингтон Найт-стрит и купить другие? Белые или натурального воска свечи здесь, на столе, сервированном подобным образом, были бы куда уместнее. Она в который уже раз посмотрела на часы. Нет, для покупок поздновато, и, если она выйдет, ей придется лететь за ними пулей, чтобы успеть вовремя вернуться.

Вдруг она опомнилась и принялась себя успокаивать. Смешно же в самом деле придавать такое значение паре неподходящих свечек. Тем более что гость может и не прийти. Замыслы Джесс вообще редко воплощались в действительность, а дружки и приятели любезной сестрицы так же необязательны, как и она сама. Но как бы там ни было, а красные свечи среди хрусталя, дорогого фарфора и серебра на кремовой камчатой скатерти неприятно резали глаз.

Накинув поверх своего лучшего шелкового платья вязаный жакет, она хотела подняться на второй этаж их квартиры, расположенной в престижном квартале Лондона, когда зазвонил телефон. Ах, это, должно быть, звонит компьютерный магнат, знакомый Джесс, чтобы отменить встречу. Хорошо бы, если так. Сбросив жакет, она поспешила к телефону, висевшему на стене кухни.

– Ох, Джесс, это опять ты! Ну? Что еще? – проговорила она со вздохом разочарования. – Я тут все приготовила. Правда, со свечами не очень… Дома нашлись только красные, видно те, что с Рождества остались, и я…

Эбби отдернула трубку от уха, так пронзительны были крики, прорвавшиеся сюда с той стороны Атлантического океана. Выждав паузу, Эбби сказала:

– О'кей! О'кей, Джесс! Я все поняла. Выбрось эти свечи из головы. Я просто старалась сделать все наилучшим образом, раз это тебе так важно. Откуда ты звонишь?

До этого Джесс в панике звонила из аэропорта, поняв, что опоздала на самолет и не поспевает домой к приему Уильяма Уэббера, но надеясь, что сестра примет его к ужину и не забудет передать программу игры. Ее звонок был поспешен и не давал точного представления о том, что она ожидает от своей сестры вечером. Просто принять его и передать программу было все, что содержали ее торопливые инструкции. Нужно надеяться, что хоть теперь, Джесс посвятит ее в подробности.

– Ты не поверишь, приходится торчать в этом привилегированном «Корона Стейтс Хоутел». – Джесс рассмеялась. – Знаешь, тут останавливаются даже сенаторы. Этакий роскошный загон, забитый хрустальными люстрами и французской стариной. Какой британец не ужаснулся бы, увидев подобное смешение всего со всем? Зато у меня есть оправдание, почему я опоздала на самолет, просто здесь подчас попадаешь в такие зоны, которые неизбежно приводят в умоисступление. Видишь ли, тут после ланча… Впрочем, долго рассказывать… – Джесс рассмеялась опять. – Короче говоря, я тут совершенно потеряла соображение, на каком я свете, вот и опоздала. Хорошо еще, что Британские авиалинии обещали отправить меня другим рейсом, но, к сожалению, это случится не раньше завтрашнего дня. Так вот и получилось, что я застряла в этом отеле.

– Я искренне надеюсь, что билет и счет за гостиницу тоже оплатят Британские авиалинии, – рискнула предположить Эбби, суеверно скрестив пальцы на телефонной трубке.

– Ох, Эбби; не смеши меня, их любезность не простирается до таких пределов. Я расплачусь сама, с нашего счета, потом… Да за это и не жалко, местечко выдающееся, ну и люди впечатляют не меньше. Кто знает, с кем здесь можно столкнуться.

Эбби издала сдавленный стон отчаяния и, потянувшись свободной рукой к холодильнику, выудила полбутылки шардонэ. Перед глазами ее будто наяву возник лист официального банковского уведомления о превышении кредита. Джесс свободно распоряжалась их общими деньгами и вела себя так, будто у них миллионы. Впрочем, ничему, что связано с ее сестрицей, удивляться не приходится.

– Послушай, Джесс, – начала Эбби, продолжая попытки одной рукой налить в бокал вина, ибо глоток-другой сейчас совсем не повредит. – Если бы ты получше представляла себе наше финансовое положение, то вряд ли сочла бы за большую мудрость останавливаться в роскошных сенаторских отелях, когда прекрасно можно переждать время до отлета на скамейке аэропорта. Дорогие отели, «конкорды»… Ради всего святого, научишься ли ты когда-нибудь экономить?

Ну, Эбби, это извечный твой пунктик.

Дальше экономии ты и подумать не способна. Небось, извела себя за эти дни. Ну представь, что появляется шанс потолкаться среди нужных людей, в местах, где они встречаются чаще, чем где-то еще. На том же «конкорде» их во много раз больше, чем на обычном рейсе. На конференции я не встретила никого интересного. В мрачном и унылом отеле, где она происходила, не было достаточно значительных постояльцев. Они все здесь, в «Корона Стейтс». А поскольку я все равно опоздала на самолет, то и решила до завтра перебраться сюда. Хоть немного побаловать себя, разве это не стоит того, чтобы промотать несколько жалких тысяч фунтов?

Эбби жадно отхлебнула вина. Что тут еще обсуждать? Джесс вольна в своих поступках. Ужас лишь в том, что ей постоянно не везло. Она порхала от одной затеи к другой, обычно промахиваясь, но всегда после каждого падения вскакивала на ноги и с завидным оптимизмом тотчас намечала новую цель, грозящую еще большим бедствием. Нестабильность их финансового положения и вынуждала Эбби наниматься время от времени на пароходные круизы, денег подзаработать и хоть немного передохнуть от кипучей деятельности сестрицы, которой, честно говоря, никак не удавалось воплотить в реальность свои грандиозные замыслы. За работу на пароходных круизах платили неплохо, так что, подзаработав деньжат, она и на этот раз выручит их обеих, тем более что дела Джесс идут из рук вон… Но Эбби понимала, что младшая сестра, более чувствительная и тонкая, чем она, никогда не примет этой ее приземленности и практичности.

– Как у тебя там насчет провизии? спросила Джесс.

Эбби оглядела пределы сияющей никелированными деталями кухни, и взор ее остановился на блюдах и подносах с едой фирмы «Приятного аппетита», доставленной на дом. Тоже недешево обошлось. Деньги, что отец оставил им в прошлом году, почти уже кончились, истраченные главным образом на безрассудные проекты Джесс, вроде этой ее последней поездки в Штаты.

– Не беспокойся. Все в лучшем виде. Для начала отварная севрюга в лимонном соусе, потом какие-то штучки из мяса ягненка, которые надо лишь разогреть, салат из молодого картофеля в замысловатом сливочном майонезе, а на десерт нечто, изготовляемое по рецепту Павловой, и…

– Звучит весьма аппетитно, – с облегчением вздохнула Джесс. – Остается надеяться, что парень не вегетарианец.

Эбби на этом конце провода смогла лишь присвистнуть. Потом завопила:

– Постой-ка! Ты что, даже не знаешь, вегетарианец он или нет?

Джесс там, в Штатах, рассмеялась, от чего рука Эбби нервно затряслась, чуть не расплескав вино.

– Дорогая, я никогда не встречалась с этим малым. Так откуда же мне знать о его вкусовых пристрастиях.

– Что?! – вскричала Эбби, чувствуя, что голова у нее пошла кругом. Ей даже показалось, что она сейчас хлопнется в обморок. – Ты никогда не встречалась с ним? – переспросила она.

– Никогда.

Господи, да ей даже в голову никогда бы не пришло, что можно пригласить в дом незнакомого человека. Тем более на ужин вдвоем, при свечах.

– Ты… ты хочешь сказать, что я должна принять этого мистера и продать ему твою сумасбродную идею новой компьютерной игры, о которой я толком ничего не знаю, в то время как сама ты с ним никогда даже не встречалась? Ну и стерва ты, Джесс! Как ты могла мне такое устроить? Я тут одна. Да он может оказаться кем угодно, какой-нибудь бешеный маньяк… Нет, я не могу принять его, Джесс, я решительно отказываюсь… А потом…

Она напомнила, что завтра должна быть в Париже, у нее там деловой разговор. И без того уж просьба сестры о приеме гостя ей не ко времени, а тут еще выясняются такие обстоятельства. Нет, она не может, бросив все дела, отдаться на волю переменчивых сестринских капризов.

– Нет, ты примешь его, – послышалось с той стороны океана. – Ты сделаешь это для меня, Эбби. Для нас обеих, в конце концов. Моя идея непременно принесет нам удачу. Если мной заинтересуется компьютерная фирма этого Уэббера, я буду на коне. Мне необходимо продать свою идею. Если нет, то нам придется расстаться с нашей роскошной квартирой.

– Ох, Джессика! – задохнулась Эбби. – Это жестоко! Ты шантажируешь меня.

Их обожаемый папочка провел последние годы оживленной бытности на земле в великолепной квартире викторианских времен. Обе сестры, несмотря ни на какие трудности, выпестованы им в довольстве. Он арендовал эту квартиру для своего семейства в лучшие времена, еще до того, как его жена, мать девочек, покинула его с неким молодым человеком. Годами он учил дочек не идти по стопам вероломной матушки, внушал им, что иногда браки благотворно действуют на людей, несмотря на то, в какой форме они продолжают существовать. Иными словами, он учил их, что за брак, когда он у вас есть, надо держаться. Девочки обожали отца за его силу, за любовь к ним и даже за то, что он хоть чему-то их учит. Потому Эбби и слышать не хотела о том, что они могут лишиться этого прекрасного, доставшегося им от отца жилища, ей было страшно представить, что однажды, возвратившись из плавания, она не сможет войти в этот дом. Ведь здесь все просто переполнено счастливыми воспоминаниями.

Слушая Джесс, Эбби закатила глаза к потолку, вернее, к небесам, когда та призывала ее всей душой стремиться понять сестру, как завещано им обеим их батюшкой. Наверное, он удивился бы, узнав, что в данной ситуации она не хочет помочь сестре, ведь все же они одна семья, родная кровь и так далее, и тому подобное….

– Стоп, успокойся и остановись, наконец!

Эбби вынуждена была прервать словесные извержения сестры, ибо ни на минуту не забывала, что и этот телефонный звонок истощает их средства. К тому же, если Джесс не остановить, она будет говорить до тех пор, пока не придет ее званый гость, этот Уильям Уэббер.

– Так ты примешь его, Эбби?

– Только одно хочу спросить тебя, Джесс, прежде чем ты положишь трубку, – мучительно-напряженно проговорила Эбби. – Как это все у тебя так вышло? Я хочу сказать, как получилось, что ты пригласила этого парня поужинать, да еще при свечах, если ты с ним даже незнакома?

– Ну, обычно ты о таких вещах и знать не желаешь, – отозвалась Джесс с легким вздохом.

– В общем, да, действительно, – согласилась Эбби, нервно кивнув, ибо не было еще такого, чтобы у Джесс не оказалось наготове объяснения на самый невероятный случай. – Но сейчас я желаю знать, сейчас я бы тебя послушала…

Она сказала это строго, пытаясь даже звуком голоса утвердить непререкаемость своего авторитета.

– Я направила ему факс, вот и все. М прежде, чем ты начнешь ворчать, Эбби, позволь мне объяснить тебе кое-что насчет Уильяма Уэббера. Он один из наиболее видных деятелей в области компьютерных программ, его компания чуть ли не крупнейшая в мире, они просто не знают себе равных. С такими парнями невозможно выйти на контакт обычными способами, позвонить по телефону, попросить дать интервью и тому подобное. И вот… Ну, словом, приходится идти на всякие увертки, подчас заходить слишком далеко…

Заходить слишком далеко? Сердце Эбби вздрогнуло и учащенно забилось.

– Продолжай, – проворчала она.

– Так вот, как я сказала, я дала ему факс с кратким описанием своей блистательной идеи, ну, как ты понимаешь, без особых подробностей, только чтобы распалить его аппетит, а потом… Ну, потом я предложила ему обсудить со мной дальнейшее за изысканной трапезой у… у меня дома.

– Боже, – выдохнула Эбби, злясь на сестрицу.

– Это сработало, Эбби, – продолжала Джесс, – потому что он сразу же ответил мне по факсу, сообщив, что идея его заинтересовала, так что, думаю, тебе нечего опасаться. Спокойно с ним поужинаешь, и все будет прекрасно. Эбби, ты меня слышишь? Ты где там? Ау!

– Да я тут, просто поднимаюсь с пола, где лежала без чувств, – слабым голосом пробормотала Эбби.

Ох, ее сестрица способна лбом стену прошибить, да и этот ее Уильям Уэббер, как видно, тоже. У таких людей, как правило, все заканчивается нелепейшим образом, не успев начаться.

– Я что, так тебя шокировала? – вкрадчиво спросила Джесс.

Не больше, чем обычно, милая.

– Прости, Эбби, что втравила тебя в это дело, но я не думала, что все так сложится и тебе придется принимать моего гостя. Знай только, я затеяла это ради тебя и сделаю, что обещала. Ты ведь знаешь, как я ненавижу твои круизы. А если дело у меня выгорит, ты первая скажешь спасибо и пошлешь к черту все эти корабли и пароходы. Это ведь для нас, Эбби. Все, что от тебя требуется, принять его и поужинать с ним. Передашь ему мои извинения и вручишь конверт, о котором я тебе говорила. Он лежит в папином кабинете. Помнишь, как он любил забираться туда, когда болезнь его совсем доконала и он не мог уже выходить из дому?

Эбби помнила, и у нее защемило сердце от столь болезненного удара, нанесенного мелкой шантажисткой Джесс и вполне достигшего цели. Там, у себя в кабинете, отец часами сиживал за компьютером, И Джесс от него не отходила. Это была единственная полезная вещь, которую Джесс унаследовала от папочки, – умение колдовать в загадочных компьютерных пространствах. Кроме того, она унаследовала отцовскую эксцентричность, которая нередко заставляла Эбби восхищаться сестрой, но подчас, как, например, в сегодняшнем случае, грозила прямо-таки катастрофой.

– Постарайся понравиться ему, Эбби, это для меня важно, – продолжала Джесс. – Он обожает красивых женщин, вкусную еду и роскошную обстановку. Я ни минуты не сомневаюсь, что ты все сделаешь как надо, дорогая. – Голос за океаном звучал все более восторженно. – Ты способна и на более сложные дела.

– Но откуда ты все это о нем знаешь, если вы никогда не встречались? – почти обессилено спросила Эбби, поскольку голова ее все еще кружилась от неожиданного поворота событий.

– Слухами земля полнится, – со смехом ответила Джесс. – Во всех новостях только и разговора, что о компьютерных плейбойчиках. Послушай, дорогая, я должна идти, иначе рискую остаться с чашкой пустого кофе без ничего. У меня тут наметилось одно занятное знакомство. Ну, нежно целую тебя, светик мой. Удачи!

Положив трубку, Эбби не просто закрыла глаза, она стиснула веки, грустно размышляя о ТОМ, что вот и опять уступила сестре. Она готова признать, что попала в довольно нелепую ситуацию. Взять уж хотя бы одно ТО, что она, сидя дома, нарядилась, как дура, в свое лучшее облегающее орехового цвета шелковое платье… Надо, правда, признать, что оно как нельзя лучше подыгрывает отливам ее пышных каштановых волос, чьи пряди эффектно ниспадают на золотисто-коричневую ткань и упруго подрагивают при каждом движении. Но для кого, в конце концов, вся эта наведенная ею красота плюс расходы? Для человека, которого никто из них не знает, для компьютерного плейбойчика (как выразилась ее сестричка), от которого им обеим может быть польза? Нет, этот мир просто обезумел!

Прошло десять минут.

Может, он не придет? – со смешанными чувствами подумала Эбби. Хотя, если он не придет, что она будет делать со всеми этими деликатесными кушаньями? Съесть все самой? Но она сейчас в таком состоянии, что в горло ничего не полезет, да еще в таком количестве. А утром она никогда не ест того, что осталось с вечера. Да ее и не будет дома. Но все потери в этой жизни окупаются, так что, если он не придет, она вздохнет спокойно, пусть даже для Джесс это и будет огорчением…

Увы, домофон подал признаки жизни, и Эбби, заслышав три негромких гудка, впала в панику. Черт возьми! Этот ненормальный уже здесь! Он все-таки заявился!

Нервно окунув палец в центр розового десерта Павловой, она слизнула крем и решила, что сахара на это блюдо пошло, пожалуй, маловато. Потом, будто очнувшись, отправилась в прихожую, к переговорному устройству.

О Боже, что ей делать? Во что это Джесс ее втравила? Но быстро собравшись с мыслями и напомнив себе о пользе общения с компьютерными магнатами, Эбби решила показать себя во всей красе, тем более что с людьми старшего возраста она всегда ладила. В круизах ее больше всего любили именно пожилые пассажиры. К тому же она вспомнила, Джесс сказала, что он обожает красивых женщин. Ну чем не Аристотель Онассис! Правда, она не считала себя особенно красивой… Хорошенькая, пожалуй…

О Господи, как бы ей хотелось оказаться сейчас где-нибудь в другом месте.

– Уильям Уэббер к Джессике Лемберт, – прозвучал искаженный домофоном, но довольно приятный голос.

Эбби целиком положилась на свою способность действовать и организовывать действо, тем более что кое-какой опыт работы на публике у нее был. В жизни она кое-что перепробовала в смысле работы, но остановилась на карьере организатора досуга отдыхающих в пароходных круизах. Эту работу она предпочла другим за разнообразие и относительно спокойный режим – знай себе плавай и время от времени организуй развлечения, устраивай то какой-нибудь конкурс, то вечер комических скетчей или поэзии, то игру в бинго[1]. Эбби все это делать умела, более того, исполняла очаровательно. Что и удерживало ее и Джесс от нищеты, раз уж ничего другого не подворачивалось.

– Поднимайтесь, мистер Уэббер, – бодро ответила она. – Второй этаж, квартира три «А». – Выключив домофон, она договорила: – Жми давай, приятель, пока не упрешься в горшок с пальмой.

Ну вот, теперь он поднимается по лестнице или заходит в лифт. Уже, должно быть, на полпути. Эбби предпочла бы, чтобы он сейчас находился где-нибудь на полпути к Кенсингтон Гарденс.

В прихожей она бросила последний взгляд в зеркало. Слишком уж она принарядилась и приукрасилась, для такого случая даже чересчур, пожалуй.

– Ну подожди, любезная сестричка, ты у меня за это поплатишься, – пригрозила она Джесс, улыбающейся с фотографии в рамочке, стоящей на столике под зеркалом.

На этом снимке они очень похожи, разве что дикие волосы Джесс порыжее и попышнее. Разница между ними всего лишь два года, однако Джесс выглядит гораздо более искушенной и взрослой, чем Эбби. Она считала Джесс – несмотря на то что буйные волосы отражали ее буйный характер – более красивой, именно классически красивой, – правда, только когда она старалась выглядеть хорошо. Эбби будто наяву увидела ее теперь, с волосами, сколотыми на затылке в пучок, в красном костюме от Донни Кэрен, стоимость которого превосходила их реальные возможности, красивой уверенной походкой проходящей по холлу этого первоклассного нью-йоркского отеля, заставляя мужчин провожать ее взглядами.

– Идешь там к гостиничному бару, сестрица, и ИДИ, и не маячь у меня перед глазами во всем блеске своей неотразимости, пока я тут весь вечер должна изображать из себя невесть что.

Она поцеловала улыбающуюся на фото сестру и убрала рамочку со снимком в ящик стола, с глаз, как говорится, долой.

Нервничая, Эбби открыла входную дверь, и первое, что увидела, это огромный букет сладостно благоухающих белых лилий и огромных подсолнухов, желтых, присыпанных пыльцой. Она тотчас принялась чихать и потому не сразу смогла разглядеть человека в черной униформе, находящегося за этим комично составленным букетом.

Ее зеленые глаза поднялись от начищенных до сумасшедшего блеска ботинок к узким, тщательно отглаженным брюкам, сидевшим почти в обтяжку на сильных мускулистых ногах, уместных скорее где-нибудь на пляже Малибу, где самодовольно прохаживаются доморощенные йоги. Форменный пиджак украшали сияющие медные пуговицы и эполеты, свисающие с плеч витыми шнурами. Завершала фантастический, чуть ли не ливрейный, наряд пара белых перчаток, одна из которых торчала из-под эполета, а другая едва виднелась на руке, держащей букет.

Ошеломленная, Эбби огорчилась за сестру и в то же время обрадовалась за себя. По крайней мере, ей не придется ужинать с незнакомым человеком. Компьютерный магнат Уэббер прислал, с извинениями за то, что не смог прийти, своего шофера!

Пара удивительно проникновенных голубых глаз вдруг появилась из-за букета, и Эбби с удивлением отступила назад. Этот шофер – нечто! Великолепный, воистину великолепный экземпляр. Просто невероятно хорош. Правда, черные как смоль вьющиеся волосы не очень хорошо смотрелись, выбиваясь из-под форменной фуражки. Зато ровный загар говорил кое-что о его нанимателе, Уильяме Уэббере… Компьютерный магнат, очевидно, много путешествовал, что давало его шоферу возможность и время при обрести столь роскошное бронзовое покрытие.

Разглядев того, кто принес букет, его униформу, глаза, волосы, Эбби обратила внимание и на правильные черты лица, особенно ей понравился благородных очертаний рот, скорее мрачный, чем улыбчивый. Но этот даритель нелепых букетов, по всему видно, человек с гораздо большим чувством юмора, чем может себе позволить простой доставщик цветов.

И вдруг на его красиво очерченных губах заиграла улыбка, демонстрирующая не только совершенство зубов, но и необъяснимое, притягивающее взгляд очарование в приподнятых уголках губ. Если бы Эбби была к тому склонна, ей бы следовало тотчас свалиться в обморок, но слабой ее никак не назовешь. Путешествуя по всему миру, она повидала достаточно великолепных мужских особей и пришла к заключению, что слишком красивые мужчины обычно гораздо менее сердечны, чем их заурядные внешне собратья. Но, как бы там ни было, она улыбнулась в ответ, что, казалось, позволило ему немного расслабиться.

– Джессика Лемберт? Мистер Уэббер просил передать вам свои извинения, что не смог прибыть на деловое свидание. Обстоятельства в последнюю минуту, увы, изменились…

Когда он говорил это, его распутные голубые глаза как бы и вправду выражали искреннее сожаление о том, что обстоятельства босса столь неожиданно роковым образом переменились.

Эбби в знак того, что извинения приняты, слегка пожала узкими плечиками и легко сказала:

– Что ж поделать, жизнь есть жизнь.

Да, вот именно, жизнь есть жизнь, и она непредсказуема. Бедняжка Джесс, опять ей не повезло. Эбби представила, каково было бы ее сестре, если бы ей самой пришлось стоять здесь и принимать эти извинения. Будто наяву увидела она несчастное лицо сестры, ее огорчение при известии о крушении очередного замысла, благодаря которому, как она надеялась, осуществила бы сделку века и стала бы жить в блистательной роскоши, не опасаясь будущего. Эбби наряду с огорчением за Джесс не могла не испытывать облегчения, оттого что она спаслась от непонятных обязанностей хозяйки странного ужина, тем более что ужин этот вряд ли решил бы ее собственные проблемы.

Последовало неловкое молчание, будто никто из них двоих не знал, что говорить и делать дальше. Эбби взглянула на цветы, и… Ох, а это что? Коробка дорогих шоколадных конфет выглядывала из-за букета. Да, мистер Уэббер понимает, как следует приносить извинения.

Глаза шофера опустились к цветам, он все еще стоял у дверей и чувствовал себя неуверенно.

– Прошу вас, внесите это сюда, – заговорила наконец Эбби. – Со стороны мистера Уэббера весьма любезно принести свои извинения столь остроумным способом.

Она отступила еще на шаг, пропуская посланца в широкую прихожую и непроизвольно издав легкий вздох облегчения. Он вдруг повернулся и взглянул на нее.

– Вы, очевидно, сильно Огорчены, что мистер Уэббер не смог появиться здесь сам? – спросил он, не угадав значения этого вздоха.

– Ну, в общем, да, скорее огорчена…

Закрывая дверь, Эбби удивленно предположила, что этот шофер, похоже, знает, что Джесс и Уильям Уэббер раньше никогда не встречались и все происходит только потому, что какая-то полоумная пригласила его босса отужинать, дабы обсудить кое-что, без чего, тоскливо подумала Эбби, магнат скорее всего прекрасно мог обойтись. Несомненно, у этого Уэббера целый штат работников, и там, в его обширной империи, наверняка есть кому разрабатывать новые идеи. Но попробуй скажи такое Джесс, этой одержимой!

Все происходящее казалось ей нереальным. Разве этот магнат не мог просто позвонить и отменить встречу? После того как он принял приглашение Джесс, чем весьма обнадежил ее, он берет и в последнюю минуту присылает шофера с извинениями и дорогими дарами. Он что, решил именно так отделаться от Джесс? Или это значит, что он сюда и сам однажды заявится? Эбби не знала, что и подумать. Ох, дорогая сестричка, неизвестно, до какой еще нелепости или несчастья доведет тебя твоя бесшабашность. Зачем бы ему посылать извинения и цветы, если он не намерен все же однажды здесь появиться?

– Проходите на кухню, – сказала она. – Я поставлю цветы вводу.

Широкой, но легкой поступью он прошел за ней на кухню и положил цветы и шоколад на крышку отделанного хромированной сталью буфета. Он с явным удовольствием избавился наконец от всего того, что занимало его руки, как человек не особенно довольный порученной ему нанимателем грязной работой. Но во время этого маневра его фуражка свалилась на пол, ибо он, похоже, забыл, что прижимает ее локтем к боку, а эполет зацепился за ручку одного из кухонных ящиков. Перчатка, заткнутая за эполет, выскользнула и бесшумно спикировала на фуражку.

От всего этого Эбби не могла не разразиться смехом.

– Сегодня, кажется, не ваш день?

К ее величайшему изумлению, он ответил не так, как она ожидала, не какой-нибудь смущенной улыбкой. Напротив, помрачнел и посмотрел на Эбби настолько сердито, что она подумала – малый на этой работе недавно, и если так пойдет дальше, то особенно долго на ней не задержится. А он поднял аксессуары своего сложного облачения, раздраженно отряхнул их и положил на стул, стоящий рядом С кухонным столом.

Что-то подсказал о Эбби предложить ему чашку кофе, скорее для того, чтобы помочь справиться со смущением, чем из желания просто угостить.

– Это все, что я могу предложить вам за ваши хлопоты. Мне кажется, выполнение подобных поручений совсем не то, чем вы обычно заняты.

– Что вы хотите этим сказать?

Удивившись его грубоватому тону, Эбби отвернулась от чайника, в который наливала воду, посмотрела на него и пожала плечами. Боже, неужели этот человек обиделся?

– Я хотела сказать, что шоферы заняты обычно только вождением машины, разве не так? Знай себе, сидят за рулем и весь день колесят, колесят по городу, зачастую не без удовольствия.

Он взглянул на нее так сурово, что она задалась вопросом: а как у него, вообще говоря, обстоит с чувством юмора? Не ошиблась ли она, предположив такое чувство у человека, заявившегося со столь симпатично нелепым букетом? Эбби улыбнулась и еще раз попыталась разрядить обстановку, ибо ощутила, что возникает чрезмерная напряженность в общении. Он явно новичок в своей работе, так что не знаешь, где и чем его можно задеть. Она для него неизвестная женщина, какая-то Джессика Лемберт, вторгшаяся в поле деятельности его босса, а следовательно, и в ход его жизни.

– Вы ведь недавно работаете? Я имею в виду, шофером? – мягко спросила она, хотя в глазах ее прыгали чертики.

– Нет, довольно давно, – ответил он, немного расслабившись и глядя, как она ставит чайник на плиту.

– Вы, должно быть, встречаете множество интересных людей, – старательно продолжала Эбби рассеивать напряженность.

С ним, однако, это было непросто, он все еще хмурился и ничем не облегчал ей задачу.

– Да, много интересных, – буркнул он, оглядывая кухню.

Глаза его остановились на хромированной поверхности столика в дальнем углу кухни, где стояли блюда с угощением для его шефа.

– Это все для мистера Уэббера? – тихо спросил он.

Эбби заметила, что мрачность его рассеивается, он даже будто развеселился, и взгляд его явно потеплел. И опять она, удивившись его осведомленности, не знала, что и подумать. Магнаты, по ее представлению, не рассказывают шоферам подробности своей личной жизни, впрочем, как и подробности служебной деятельности, от шоферов требуется лишь возить своих шефов, помалкивая, если их не спрашивают.

– Да. Мне тоже досталось хлопот, – ворчливо проговорила она.

Почему бы в самом деле не дать ему понять, что она целый день горбатилась, готовя этот миленький маленький ужин? Пусть пойдет и расскажет своему боссу, чего тот лишил себя.

– Выглядит весьма изысканно. У вас, я вижу, талант к стряпне, мисс Лемберт, – решил он ее похвалить.

На кончике языка у нее вертелось признание, что эту еду она сама не готовила и что вообще она не та мисс Лемберт, за которую он ее принимает. Он принял ее за Джессику, с которой намеревался поужинать его босс. Но вдруг ей пришло на ум: не стоит спешить с сообщением, что она не Джессика, а лучше постараться как-нибудь и чем-нибудь помочь Джесс. Пусть думает, что она Джессика Лемберт, и пусть доложит хозяину, что мисс Лемберт весьма внимательная особа, любезно предложила ему выпить кофе, а ужин приготовила просто превосходный и очень расстроилась, что его босс не смог прийти и отведать ее стряпни. Уильяму Уэбберу останется только почувствовать себя страшно виноватым, что он доставил ей так много хлопот, и он обязательно примет решение с ней увидеться. У него не может возникнуть никаких сомнений относительно ее розыгрыша, поскольку Уэббер никогда раньше с сестрами не встречался, а шофер вряд ли будет присутствовать при его встрече с Джессикой, так что эта игра прекрасно может пройти.

Эбби похвалила себя за сообразительность. Да, этот вечер не совсем еще потерян. Все еще может прекрасно устроиться, и Джесс. получит какой никакой шанс. Итак, решено. Сегодня вечером она будет Джессикой Лемберт, а не Эбигейл. В конце-то концов, разве она не артистическая натура?

– Какая жалость, что все испортится. Услышав эти слова, Эбби будто очнулась.

– Простите, не поняла, о чем вы? – спросила она удивленно.

Глаза ее расширились, когда она посмотрела на высокого, смуглого и красивого шофера.

– Об этих яствах. Говорю, какая жалость, что они испортятся.

На лице его появилась та самая обворожительная улыбка, от которой сердце Эбби сжалось. Она вдруг подумала, что он, вероятно, проголодался. Бедный малый, в это время он мог бы уже быть дома и ужинать с…

– Да, скорее всего так и будет, – согласилась она. – Одной мне всего не съесть… Может, вы поможете мне? Если, конечно, вас к ужину не ждет жена.

Он рассмеялся.

– Не очень тонкий способ выяснить, женат человек или нет.

Улыбнуться Эбби еще смогла, но сразу почувствовала, как жарко вдруг стало в кухне. Но не в кухне, конечно… Это внутренний жар разгорался в ней все сильнее. Он действительно очень красив, и она осознала, что и вправду хотела выяснить его семейное положение. Но он не стал томить ее, вынуждая на мелкие хитрости, а сразу же все прояснил, сказав:

– Нет, мисс Лемберт, у меня нет ни жены, ни подружки.

Эбби догадалась, что он понял, как жадно, затаив дыхание, она ждала ответа, и мысль эта смутила ее, заставив от него отвернуться. Нельзя же показать ему, что она, словно девочка-подросток, мгновенно залилась румянцем.

– Ну, значит, все в порядке, – выдохнула она.

Набравшись храбрости, она повернулась к нему, отложив приготовление кофе, слегка пожала плечами и улыбнулась. В холодильнике охлаждал ось шампанское, так почему бы не?

– Может, не обязательно кофе? – спросила она. – Я имею ввиду, у меня есть шампанское, правда, вы за рулем и…

– Да нет, кофе, пожалуй, будет лучше. Я могу чем-то помочь? Хотя бы открыть для вас вино?

Мысль осушить бокал шампанского показалась ей забавной. Разве она не заслужила этого? Но что делать дальше? Предложить в самом деле красивому холостому шоферу Уильяма Уэббера поужинать с ней? Мысленно же она продолжала проклинать Джесс за все то, во что та ее втравила.

– Да, откройте… Оно в холодильнике. Сказав это, она пошарила в буфете, нашла чистое полотенце и достала его на тот случай, если шампанское забьет струей. Когда она повернулась, шофера на кухне не оказалось. Он обнаружился в их изящно обставленной столовой, расположенной рядом, за красивыми, от пола до потолка, старинными складными дверями, сейчас сдвинутыми в сторону. Он стоял спиной к ней и внимательно осматривал великолепный обеденный стол, который она так старательно накрывала для ужина с гостем Джесс.

– Вы, я вижу, и вправду немало постарались, готовясь к приему мистера Уэббера, – с мрачной ухмылкой проговорил он, поворачиваясь к ней.

Что такое? То и дело в его тоне пробивалось нечто обидное, если не сказать оскорбительное. Вот и сейчас… Можно подумать, что встреча Джесс с его боссом задумана для обольщения последнего, а не для дела. Но потом Эбби решила, что этот человек, вероятно, просто ничего не знает, вот и предположил, что это все приготовлено для обольщения. Что там говорила Джесс об этом УУ? Он обожает красивых женщин, добрую еду и роскошную обстановку? Ну, Эбби не считала себя ослепительной красавицей, но все же она не какая-нибудь престарелая уродина, и пища достаточно хороша, и квартира великолепна, исходя из ее собственных представлений о великолепии жилища. Если Джесс узнала об Уэббере из бульварных газет, то шофер-то его мог знать все это из первых, как говорится, рук, поскольку перевозил его с одной экзотической встречи на другую. Вот и неудивительно, что ход его мыслей обрел такое направление.

Так и вышло, что, разгадав, как ей казалось, его мысли и испытывая вполне понятное огорчение, Эбби тихим голосом предложила гостю поужинать на кухне, в буфетном, что называется, стиле.

– Почему? Вы считаете, что ваша столовая недостаточно хороша для шофера? спросил он холодно, остановившись прямо против нее.

Он стоял теперь так близко, что она чувствовала запах качественной дорогой шерсти его униформы и чего-то еще, напоминающего лимонный крем после бритья, знакомый ей по опыту общения с богатыми пассажирами пароходных круизов. Это побудило ее к мысли, что она здорово промахнулась, предложив этому человеку поужинать, правильнее было бы поскорее отделаться от него и собираться к вылету в Париж, где ей предстоит серьезный разговор с работодателями. Хотя промашка ее бесспорно связана с его красотой, покорившей ее сердце. Но, как она теперь понимала, надо было пренебречь этим. .

Эбби вскинула подбородок. Ей было неловко еще и оттого, что она предложила этому человеку перекусить на кухне. Что ни говори, а этот шофер возит не кого попало, а нужного Джесс человека. К тому же он, судя по всему, никуда не спешил и не был особенно занят. Меньше всего ей хотелось бы чем-то обидеть его, задев самолюбие.

– Простите, если предложение поужинать на кухне показалось вам обидным. Просто я подумала, что с вашими эполетами ужинать в столовой опасно, того и гляди можно зацепиться за какой-нибудь канделябр.

Она попыталась обратить все это в шутку, хотя и начала уже сомневаться в том, что у этого человека есть чувство юмора. Вот и сейчас, слушая ее, он выглядел замороженным и определенно не хотел оттаивать.

– Если хотите, поужинаем здесь. Просто мозги у меня заняты другим, я ведь скоро должна вылететь в Париж, а если. мы соберемся ужинать здесь, в столовой, то все выйдет гораздо дольше, и я могу опоздать… Это единственная причина, почему я предложила поесть на .кухне, на скорую, как говорится, руку. Мне и посуды потом придется мыть меньше, ведь на кухне можно обойтись парой тарелок, а тут этот хрусталь, дорогой фарфор и…

– Хорошо, хорошо, я все прекрасно понял, – прервал он ее, подняв руки и как бы защищаясь от ее оправданий. – Знаете, если хотите, я просто заберу пакет, который вы хотели передать моему боссу, и исчезну.

– Па… пакет? – тупо переспросила Эбби.

Он несколько удивленно посмотрел на нее голубыми глазами, взгляд которых, казалось, проникал в самую душу.

– Выведь вышли с идеей новой компьютерной игры, – напомнил он ей, как если бы она забыла цель сегодняшней встречи. – Выпредложили обсудить это с мистером Уэббером за ужином, разве не так? Речь шла о пакете игры «Космический купол»…

Эбби с перепугу чуть не сказала: «Не знаю».

– Мистер Уэббер поручил мне взять этот пакет. Он просмотрит его и сообщит вам свое мнение, и если это действительно нечто интересное, то обязательно встретится с вами. Да, таково поручение, полученное мною. Больше ничего. Так что, если вы торопитесь, я заберу пакет и пойду восвояси.

Эбби почувствовала облегчение. Теперь наконец ситуация прояснилась. Этот чело

век знал, что она – то есть Джесс – небанальная соблазнительница, а у нее к УУ серьезное дело. И Эбби обрадовалась этому обстоятельству. Значит, у Джесс все еще есть шанс, если УУ поручил своему шоферу забрать у нее материалы. У нее просто гора с плеч свалилась, когда она осознала это. Но другая мысль заставила ее испытать неловкость. Она не разбиралась ни в компьютерах, ни в программах к ним, но этого нельзя показать, ибо, если это дойдет до Уэббера, то покажется ему весьма непрофессиональным. А она должна дать Джесс шанс, ничего ей не напортить. Да, все оборачивается гораздо лучшей стороной, чем она надеялась. Потрясение и последовавшее за ним облегчение подсказали слова, ей самой показавшиеся неожиданными:

– Ну, пожалуй, причин для столь бешеной спешки у меня нет…

Она даже подумала, не перехватывает ли через край, позволяя себе проявлять такое дружелюбие по отношению к шоферу… Впрочем, это, наверное, от эйфории облегчения, и тут уж ничего не поделаешь. Да, она чувствовала себя поначалу несколько неуверенно, но когда догадалась, что он с самого начала не предполагал, будто ее цель – соблазнение… Ведь это, в конце концов, лишь недоразумение… Господи, что же так путаются мысли? Он действительно очень привлекателен, а она никогда не ужинала с человеком просто так, дружески, поскольку вечно занята этими кругосветными плаваниями. Тем более, убеждала она себя, речь не идет о каких-либо отношениях с ним в дальнейшем. Просто взять то, что тебе дается сегодня, как нередко говаривает Джесс. Да почему бы в самом деле не порадовать себя приятным обществом?

Пожалуйста, поешьте со мной, – сказала она простосердечно. – Ужасно будет обидно, если еда пропадет, да и в самолете, когда я полечу в Париж, никто, полагаю, не бросится кормить меня деликатесами, а я и в самом деле проголодалась.

Теперь она действительно захотела есть, так что в словах ее не было никакой натяжки.

Он расслабился. Эбби заметила это по смягчившемуся выражению его глаз и чуть приподнявшимся уголкам рта, обещавшим появление его обворожительной улыбки.

– С удовольствием, Джессика, – тепло ответил он.

И сердце Эбби опять слегка и очень забавно скакнуло, но это скорее всего от внезапного опасения, как бы не поставить себя перед ним в дурацкое положение… Ведь на самом деле она Эбигейл Лемберт, а не Джессика, вот о чем не следует забывать.

– Меня зовут Оливер, и я рад встрече с вами.

Он протянул ей руку, и Эбби подала ему свою, почувствовав в его рукопожатии тепло и сдержанную силу, которую и предполагала в нем с самого начала. Но от этого прикосновения кровь бросилась ей в голову, и, когда их глаза встретились, она подумала, что он весьма опытен и, пожалуй, слишком стремителен.

Затем Эбби с удивлением подумала, что испытывает гораздо большее смятение, чем могла ожидать в начале этого необычного вечера. Она достаточно взрослая и достаточно умудренная жизнью, чтобы предвидеть приближение чего-то из ряда вон выходящего. Возникала угроза: по каким-то странным причинам взамен восхитительного ощущения чувственной взволнованности Эбби почувствовала озноб, пробежавший по ее спине. Почему? Она не знала. Возможно, просто потому, что он принимает ее за другого человека, в чем, впрочем, виновата она сама. Или она неправильно понимает его? Но как бы там ни было, преданность сестре сейчас преобладала над всем другим. В дальнейшем она будет иметь возможность послать тысячу проклятий на голову Джесс, втравившей ее в эту историю, но пока, пока…

Ах, если бы знать…

ГЛАВА 2

Эбби уже раскаивалась, что не решилась открыть Оливеру свое настоящее имя. Если бы… если бы знать, как все далеко зайдет… Ох, но она не знала, действительно не знала.

Она силилась улыбаться и надеялась, что улыбка ее выглядит вполне естественно.

– Почему бы вам не присесть и не отдохнуть, пока я подам на стол?

Он улыбнулся.

– Да, конечно, но еще только одно. Могу я попросить вас о любезности разрешить мне позвонить?

Сердце Эбби екнуло. Может, он решил позвонить жене или подружке и сказать, что задерживается? Ох, Эбигейл Лемберт, неужели ты ему поверила, что у него никого нет?

– Конечно, Оливер. Телефон в холле, в гостиной тоже и… – Она кивнула на аппарат, висящий на стене кухни.

Кивнула и тотчас возненавидела себя за мысль, что, разговаривая со своим абонентом с кухни, он потом не сможет отрицать наличие у себя партнерши. Подавив эту мысль, пришедшую из прошлого опыта общения с мужчинами, она задала себе вопрос: с какой стати стал бы этот красавчик Оливер откровенничать с ней? Ему, должно быть, лет тридцать пять, и женщины наверняка от него без ума… Все так, но сердце ее замерло, когда он предпочел позвонить из холла.

Эбби занялась приготовлением ужина, но все же держала ушки на макушке, а заодно и радовалась, что своевременно догадалась убрать фотографию, где они с Джесс сняты вдвоем. Вот сейчас, разговаривая по телефону, он мог обратить на нее внимание и потом спросить, что это за райская птичка на фотографии рядом с ней. И Эбби пришлось бы с непринужденным видом солгать, мол, это ее дражайшая тетушка Флоренс, живущая со своими кошками в Катманду.

Эбби хихикнула про себя и прислушалась к голосу из холла. Звонил он в два места, она слышала это по отзвонке в настенном аппарате. Когда он звонил в первый раз, то почти не говорил, а во второй говорил, но так тихо, что содержание разговора угадать было невозможно. Она ненавидела себя за эту попытку подслушать, но удержаться не смогла.

Минут через пять Оливер вернулся, снял ливрейный пиджак с эполетами и повесил его на спинку стула. Когда они уселись за кухонный стол и она раскладывала по тарелкам деликатесную осетрину, он спросил ее о Париже. И вот, то ли потому, что шампанское ударило ей в голову и взбудоражило нервы, то ли потому, что она все еще не знала его достаточно хорошо для того, чтобы говорить с ним правдиво, но Эбби решила попытаться прибавить Джесс еще немного шансов.

– Ну, вы же понимаете, Оливер, что на вашем боссе свет клином не сошелся, в море плавает много всякой рыбы, – с важностью проговорила она. – Существуют, я не сомневаюсь, и другие возможности, и всегда полезно держать что-нибудь про запас, продолжала она в стиле обычных разглагольствований своей сестрицы. – Одна компания в Париже заинтересовалась моим предложением, вот я и лечу туда, чтобы встретиться с ними завтра утром. У меня хорошая идея, можете поверить. Оригинальная и в чем-то неповторимая.

Сказав все это, Эбби почувствовала себя в безопасности. Он всего лишь шофер и знает, вероятно, о компьютерных играх и программах не больше, чем она. Достаточно, если он передаст это своему боссу, что будет весьма полезно для Джесс. Возможно, это ускорит их встречу, поскольку он узнает, что ее работой интересуется другая компания. Она имела представление о настроениях, царящих там, где идет торговля чем бы то ни было, а потому не сомневалась в правильности того, что делает.

– Итак, вы предлагаете свои идеи всем подряд, и тем и этим в одно и то же время? – спросил Оливер.

Эбби насторожилась. Плохо это или хорошо? Приняты ли такие правила игры в мире компьютерного программирования? Или у них там есть определенная этика, не допускающая подобного? Она и впрямь не знала, а потому чувство неуверенности вернулось к ней, поскольку она поняла, что может не помочь, а навредить Джессике, с невыгодной стороны представив ее этому Уэбберу. Вся храбрость вмиг оставила ее. Но не показывай виду, крошка! – приказала себе Эбби.

– Еще осетрины? – непринужденно спросила она с видом радушной и простодушной хозяюшки.

Да, она ни в чем не уверена, но надо держаться. Все как-нибудь утрясется. Пожив на этом свете и кое-что повидав, она знала, что еда, сам процесс поглощения пищи, да еще такой вкусной, служит прекрасной разрядкой любой напряженности.

Он не отказался от добавки, что выразил вежливым кивком, а затем сразу же спросил:

– А как насчет Нью-Йорка? Не намерены ли вы и через Атлантику перебросить свою идею?

Ну вот, получи! Да ты своей лихостью, проявленной наугад, видно, закопала и себя, и Джесс, внутренне ужаснулась Эбби, внимательнейшим образом всматриваясь в узоры тарелки. Но почему Нью-Йорк? Почему, в самом деле, он упомянул Нью-Йорк? И именно тогда, когда она решила позвонить в Нью-Йорк и проконсультироваться с сестрой! Странноватое, надо признать, совпадение. От всех этих сомнений и подозрений ей вдруг страшно захотелось спать. Начиная с полудня ей пришлось совмещать хлопоты, связанные с необходимостью помочь сестре с продажей ее пресловутой компьютерной идеи, с собственными заботами о том, как бы не промахнуться с круизами, пока эту работу не перехватили другие. И вот этот домашний прием в доме неизвестно кого, совсем в стиле историй Агаты Кристи… Собиралась устроиться на интересную работу, а вместо этого оказалась вовлеченной в дурацкую чужую историю, выпутаться из которой, возможно, окажется не так-то просто. Да еще и свою поездку во Францию сюда приплела! Все удовольствия морского плавания того и гляди уплывут у нее из-под носа. Взамен великолепного капитана на мостике банальный придворный шофер со смазливой внешностью. Нет, все это надо как-то пресечь, пока не поздно…

– Я упомянул Нью-Йорк, Джессика, вы не слышали меня? И да, осетрины я еще, пожалуй, съел бы.

Эбби заставила себя поднять голову, осторожно взглянула на него через стол и почувствовала, как спазм перехватил горло.

Прежде чем заговорить, она нервно хихикнула.

– Простите, я задумалась и мысленно оказалась очень далеко, – привела она единственное и довольно хилое оправдание своей невнимательности к гостю. – Временами это со мной случается, задумаешься о работе… Ну, вы понимаете, мелькнет какая-то новая идея…

Впрочем, она не лгала здесь.

Он улыбнулся ей, когда она передавала ему тарелку с остатками осетрины. Принимая тарелку, он прикоснулся к ее пальцам, и она опять почувствовала, как вспыхнула ее кровь, и вновь напомнила себе, что она не Джесс.

– Да, наверное, вам приходится много времени проводить со своими компьютерными человечками, снующими по другой планете. Но нельзя ли, Джессика, и мне уделить толику вашего внимания?

Он пристально смотрел ей в глаза, и Эбби почувствовала, что у него на уме. По всему видно, он не сомневался в себе и в том, что ему ничего не стоит привлечь к себе женское внимание.

– Еще раз прошу прощения, не очень вежливо с моей стороны позволить себе задуматься о работе во время приема гостя, сказала она, лихорадочно соображая, как увести разговор от опасной темы. – Давайте не будем говорить ни о моих идеях, ни о вашем боссе. Все это, согласитесь, довольно скучно… Лучше скажите, вы видели последний фильм Тарантино? Мне так очень понравилось…

И, переведя таким образом разговор в другое русло, Эбби окончательно успокоилась. Позже она приготовила кофе, и они произвели глубокое вторжение в десерт Павловой. А когда он перегнулся через стол и легонько стер пальцем крем с уголка ее губ, сердце ее бухнулось несколько раз с гибельной силой.

– Спасибо, – сказала она и нервно рассмеялась. – Я такой неаккуратный едок.

– Ну, нельзя же позволить вам заявиться в Париж с губами, перепачканными кремом, не правда ли?

Так или иначе, но его насмешливый тон раздражающе подействовал на ее нервы, изменив все буквально за секунду. Настроение ее упало, и она поняла, что, наслаждаясь приятным обществом, совсем забыла о времени. Вот уродина! Если она тотчас не начнет вострить лыжи, то запросто опоздает в аэропорт!

Оливер сразу же уловил внезапную перемену и заметил, как она быстро взглянула на часы, стоящие на холодильнике.

– Вы что-то говорили о Париже, боюсь, я злоупотребил вашим временем. Я должен загладить свою вину. Позвольте мне прибрать со стола, пока вы будете собираться в дорогу.

И он встал и начал собирать тарелки.

– О нет. Этого я вам позволить не могу, – быстро проговорила Эбби.

Она поднялась из-за стола и покраснела, ибо сказанное ею прозвучало так, будто она хочет как можно скорее от него отделаться. На самом деле это было совсем не так, но на несколько секунд она пришла в замешательство от собственных мыслей. Самое ужасное, что она не хотела, чтобы он уходил.

Они стояли и смотрели через стол друг на друга. Наступил такой момент, когда кажется, будто само время остановилось. Вечер окончился, и оба понимали это и сожалели об этом. Ладони Эбби стали влажными, она взяла салфетку и крутила ее в руках. Что теперь? Попросит ли он ее о новой встрече? Если да, то она должна объясниться с ним прямо теперь, сказать ему, кто она на самом деле, и извиниться за то, что ввела его в заблуждение, выдав себя за свою сестру. И надо быстро что-то придумать в оправдание своей лжи, чтобы не показаться ему совсем уж бесчестной, хотя что-то ничего не приходит в голову… Впрочем, возможно, ничего и не понадобится. Если она действительно понравилась ему, он вряд ли станет придавать этому особое значение, а простит ее совершенно, даже добродушно посмеется над этим, когда обнимет и губами коснется ее губ…

Она почувствовала слабость, подробно представив себе то, что нафантазировала. Оливер все еще смотрел на нее, будто никак не мог ни на что решиться. или решил покончить с этим, не успев начать? Улыбнуться ему? Или что-нибудь сказать? Она вопросительно выжидала, сделает ли он первое движение.

И он сделал первое движение.

Он прервал этот зрительный контакт и опустил глаза к тарелкам.

– Я все же уберу со стола. Хотя бы в благодарность за приятный и очень интересный вечер.

Что это значит? Эбби пришла в замешательство, разочарование заключило ее в свои объятия, а не он. Видно, она ошибалась, думая, что он очарован ею так же сильно, как она им. Очарован!.. Как бы не так! С чего это она взяла? Купидоновы стрелы и всякая такая чушь…

– Ну, хорошо, – тихо проговорила она. – Раз вы настаиваете…

– О да, Джессика, я настаиваю, – сказал он таинственно.

– Ну, а я пока, – пробормотала она, отступив от стола, – пойду соберу вещи.

И вот здесь, в неприкосновенности спальни, Эбби закрыла дверь и оперлась о нее спиной. Ну и ну, ее сердце колотилось, как паровой двигатель. Оливер едва ли не самый красивый мужчина из всех, кого она встречала, но… но что из этого следует? Смешно сказать, он разволновал ее как… Ну как что? Даже слова не подберешь. Возможно, все так сложилось именно потому, что она прожила этот вечер в обмане. Все дело в том, что она заняла место сестры и, когда Оливер появился в их доме вместо своего босса, позволила себе слишком увлечься. Ах, если бы она созналась ему раньше, сказав, кто она такая. Тогда, вероятно, ей не пришлось бы сейчас так переживать из-за всей этой чепухи.

Огорченная, Эбби сменила шелковое платье на голубые джинсы и удобную для путешествий синюю блузку, упаковала одежду для утреннего парижского собеседования, которое начинало помаленьку занимать ее мысли, и это немного успокоило. Она очень хотела получить эту работу, тем более что семейные финансы требовали существенного пополнения. Нечего сидеть и ждать, что идеи Джесс принесут доход, ведь даже неизвестно, как у нее сложится с этим Уильямом Уэббером, хотя она оптимистично уверяла себя, что все будет хорошо. Не забыть бы отдать Оливеру, прежде чем они расстанутся, пакет. Возможно, он еще скажет ей, что не хочет терять ее и жизнь ему не мила без надежды на встречу.

– Я готова, – сказала она, вернувшись. Но в кухне никого не было.

Багаж она поставила на кафельный пол и осмотрелась. Да, этот человек по ней. Он все убрал со стола, очистил тарелки и сложил их в раковину. Правда, мыть не стал, а у нее для этого не оставалось времени. Ох, Ну, Джесс прилетит и сама все перемоет, а она сегодня и так уж достаточно потрудилась на сестру.

Но неужели он так и уйдет, не сказав до встречи?

Эбби переживала чувство обиды, если не сказать отчаяние. Она отметила, что его пиджак с эполетами все еще висел на спинке стула. Хорошо уж то, что он не ушел, вообще не попрощавшись, подумала она с некоторым облегчением, но брови ее нахмурились. Кстати, а где же он сам?

Она прошла в холл. Может, он зашел в ванную… Она упрекнула себя, что не предложила гостю воспользоваться ванной раньше, так что ему самому пришлось искать, где и что.

Эбби застыла на пороге отцовского кабинета, заставленного книгами. Компьютер Джессики был включен, серебристый экран освещал зашторенную комнату, и на фоне этого слабого света вырисовывался шофер, сидящий спиной к двери.

– Что вы здесь делаете? – холодно спросила она.

То, что компьютер Джесс – домашняя святыня, Эбби знала с того самого дня, как его впервые доставили в дом и подключили к сети. Это была одна из новейших, дорогостоящих моделей. Но даже не это имело для Эбби первостепенное значение, тем более что в моделях она не особенно разбиралась, а то, что в таинственный мирок их домашнего божка вторгся некто чужой.

А Оливер тем не менее даже не обернулся на ее панически нервный вопрос. На экране явилось изображение игры «Пасьянс».

– Великолепно, – ровным голосом сказал он. – Изумительная технология. Семьдесят лет назад Лэуги Беард[2] включил первый телевизор, и посмотрите, как далеко мыс тех пор ушли. – Он обернулся и посмотрел на нее, глаза его сузились. – Кажется просто невероятным, что люди способны на такие вещи, не так ли?

Это что, вместо ответа на вопрос? Ну и ну, подумала Эбби, если так и дальше пойдет… Его отвлеченное замечание своей наглостью будто пронзило ее насквозь, парализовало, как сильнодействующий яд, лишив дара речи. Потрясенная его самовольным вторжением в эту комнату, еще больше она возмутилась тем, что он осмелился включить неприкосновенный компьютер Джессики. Она все еще стояла в холле, возле открытой в кабинет двери, и в какой-то момент ей показалось, что она теряет равновесие, ей даже пришлось отступить на шаг. Он не имеет права так себя вести. Что это такое? Бродит по квартире и, не спросив разрешения, даже посмел зайти в отцовский кабинет.

– Да, просто невероятно, – процедила она сквозь зубы.

Она даже пыталась найти его поступку какое-то оправдание, но ей это плохо удавалось. Тяжесть ситуации усугублялась еще тем, что этот нахальный шоферюга умело управляется с компьютерными операциями и ей придется просить его выключить систему, поскольку сама она не знает, как это сделать. Не стоит даже и пытаться самой выйти из программы и отключить компьютер, поскольку этот малый сразу догадается, что она попросту ничего не умеет. Можно себе представить, как он подаст это своему боссу. Ох, как легко невинный обман может вовлечь тебя в истинный кошмар.

– Может, вы все-таки выключите компьютер? Мне пора уходить.

И тут ее страдающий взгляд упал на стрелки часов. О Боже, теперь ей придется бегом бежать до метро. Может, взять такси, чтобы не опоздать? Да, видно, придется взять такси. .

Она почти уже с яростью смотрела, как он орудует мышью, штучкой, требующей микроскопически малых движений, отчего казалось, что он бездействует. Наконец, выйдя из программы, он отключил компьютер и, пройдя через кабинет, остановился прямо перед ней, очень близко.

Его близость совершенно опрокинула ее. – Вы ничего не забыли? – безмятежно спросил он.

– Паспорт, багаж, раскладушка, нагрудная собачка, – пыталась шутить она сдавленным голосом. – Нет, кажется, ничего не забыла…

Взгляд его, казалось, проникал в самую глубь ее сердца. В тусклом свете, доходящем сюда из прихожей, глаза его из голубых превратились в серые, потеряв часть своего очарования.

– А пакет, Джессика? Цель моего визита? Пакет – самое главное.

Сердце ее уныло сжалось. Конечно, самое главное пакет. А она что себе напридумывала?.

– Ах да, я сейчас. – Она вернулась в кабинет, зажгла там свет. – Здесь, где-то здесь… Куда я положила? – Говоря это, она перерыла стопку бумаг и компьютерных журналов, хотя прекрасно знала, где лежит конверт, о котором говорила Джесс. – Ах, ну вот же он…

Она подошла к нему и с улыбкой передала конверт, который он взял, но ответной улыбкой одарил ее, лишь повертев полученное в руках, после чего на лице его отразилось явное удовлетворение. Он изволил улыбнуться и сказал нечто еще более встревожившее ее. А именно:

– Копию, конечно, вы повезете в Париж.

Она даже не поняла, вопрос это или утверждение, но в одном уверилась твердо: этот Оливер относится к шоферским обязанностям гораздо более серьезно, чем обычный водила, возящий своего босса по городу.

– Разве это вас касается? – спросила она раздраженно, вспомнив его наглый вопрос за ужином относительно ее поездки в Париж.

Он спросил что-то вроде того, предлагает ли она свои идеи всем подряд, направо и налево? Этот вопрос тогда загнал ее в тупик, ведь она не знала правил игры в этом компьютерно-игровом мирке и не нашлась что ответить, поскольку вдруг засомневалась, полезно ли будет для Джесс то, как она отступает, или напротив.

Он, кажется, вновь собирался обидеться, и потому Эбби постаралась вернуть на свое лицо прежнее приветливое выражение. Он это заметил и сразу же улыбнулся.

– Проверьте еще раз, не забыли ли чего, – проговорил он. – Мне неловко, что я отнял у вас так много времени в столь не подходящий момент.

Улыбка его стала шире и обрела то самое неотразимое очарование, которое подкупило ее чуть ли не с первых минут встречи. И затем он сделал то, что повергло Эбби в совершенное оцепенение. Свободной рукой он обнял ее за талию и прижал к себе. Голос его, когда он, вздохнув, заговорил, стал вкрадчивым и томным, как горячий шоколад:

– Это был удивительный вечер, Джессика. Мне жаль, что он обрывается так внезапно, и мне бы хотелось отдалить наше прощание. Смею ли я предложить вам доставить вас в аэропорт?

Прежде чем ответить, она успела подумать, что ее нелепые фантазии становятся, судя по всему, реальностью. Его губы прикоснулись к ее губам нежно и мечтательно, и она почувствовала, как ноги становятся ватными. Он обнимал ее сильно и в то же время невероятно нежно, будто боялся спугнуть неожиданностью сокровенного поцелуя, последовавшего в первый же день знакомства. А Эбби просто растворилась в магии этого поцелуя. Ей хотелось, чтобы это божественное состояние никогда не кончалось. Все мысли ушли из головы, она лишь чувствовала прикосновение его ласковых горячих губ.

Но все когда-нибудь кончается, и вот он слегка отступил назад, а она глядела на него нежно и растроганно.

– Осторожнее, я приму ваш взгляд за знак согласия, – с самоуверенной улыбкой сказал он.

– Да, – пробормотала она тихо, понемногу приходя в себя.

Прежние опасения и тревоги покинули ее. Все как-то сразу объяснилось. Он, видимо, скучал, ожидая, когда она наконец упакуется. Потом просто пошел искать ванную, а попал в кабинет и там не мог устоять от соблазна вытащить на экран монитора пресловутый «Пасьянс». Она сделала из мухи слона. Вреда он никакого не причинил, поскольку прекрасно управлялся с компьютером…

– Так пойдемте. Уже пора.

И Эбби, двигаясь, как в сонном дурмане, прошла на кухню за багажом, а Оливер последовал за ней, облачился в форменный пиджак и взял фуражку с перчатками. Внизу, все еще ошеломленная, Эбби смотрела на длинный черный лимузин, припаркованный возле их дома. Мечтательно сонный вид мерцающей и сияющей машины вывел ее из этого состояния, напоминающего транс, в которое вогнал ее один нежный поцелуй и все, что он сулил в дальнейшем.

М вдруг она взглянула на него с ужасом, нахмурив лоб.

– Я опаздываю и чувствую, что воспользоваться вашим предложением было бы весьма кстати, но… Но вы уверены, что у вас не будет неприятностей? Я хочу сказать, может, вашему боссу не понравится, что вы отвозили меня в аэропорт на его… на этой его штуковине.

– Полагаю, обстоятельства таковы, что нам некогда особенно размышлять.

– Обстоятельства?

– Садитесь, – усмехнувшись, мягко приказал он и открыл для нее заднюю дверцу.

– Ох, я бы лучше села впереди, с… с вами.

Эбби пролепетала это, надеясь, что он не подумает, будто единственная причина ее желания быть поближе к нему. На самом деле намерение сесть впереди было внушено мыслью, что она никогда еще не ездила в таких шикарных авто, да притом с ливрейным шофером… Впрочем, это мало что объясняло даже ей самой. Просто ей действительно хотелось сесть рядом с ним.

Она заметила, что он не спешит закрыть заднюю дверцу и распахнуть для нее переднюю.

– Виноват, Джессика, предосторожность, страховка и все такое…

– О да, конечно, – буркнула она и усмехнулась. – В таком случае я буду смотреть на это как на удовольствие.

Она засмеялась и, быстро проскользнув на черное сиденье, погрузилась в его великолепное кожаное ложе, испустив глубокий вздох удовлетворения. Ну вот она, жизнь в роскоши. И Джесс может жить такой жизнью, почему бы и нет? Жаль, что ее нет здесь сейчас, хотя, если бы она сама принимала своих гостей, то здесь не было бы Эбби, и она не встретила бы великолепного уэбберовского шофера, который вез ее сейчас в Хитроу в сказочном авто.

Оливер бесцеремонно швырнул ее брезентовый портплед на заднее сиденье рядом с ней, чем опустил замечтавшуюся Эбби с небес на землю. Она сомневалась, что он поступил бы так по отношению к УУ. Поделом тебе, никогда не думай, что ты можешь иметь все это.

Когда почти неслышно заработал мотор и мягко защелкнулись дверцы, Эбби поняла, что отрезана теперь от Оливера стеклянной стеной.

Эбби оглянулась на первый этаж своего дома, зная, что баронесса Мэринкэй как всегда наблюдает сквозь тюлевые занавески за жизнью, происходящей вокруг. Так и есть. Старушка на посту! Эбби улыбнулась ей и в тот момент, когда лимузин отъезжал от тротуара, приветствовала легким королевским движением головы.

– Кто это?

Эбби вздрогнула, но тотчас догадалась, что Оливер говорит с ней по переговорному устройству. Это не избавило ее от легкого приступа клаустрофобии, а лишь усилило чувство изолированности и от мира, и от него. Как ей хотелось сидеть рядом с ним! Здесь, на заднем сиденье, она чувствовала себя такой одинокой.

– Ну, это баронесса, – ответила она, оглядываясь в поисках микрофона, не уверенная, что он ее слышит.

До нее донесся смех Оливера, и она поняла, что он видит ее в зеркало заднего обзора.

– Успокойтесь, Джессика. Я слышу все, что вы говорите. Кто такая эта баронесса?

Эбби послушалась его и расслабилась, откинувшись назад. В этот момент они проезжали Кенсингтон Найт-стрит и направлялись к Кенсингтон Гарденс. На улице давно стемнело. «Ей показалось, что из окон роскошного лимузина витрины магазинов выглядели гораздо более яркими и соблазнительными.

Эбби рассмеялась.

– На самом деле она не баронесса. Я, во всяком случае, не думаю, что она баронесса. Она милая, но немного чудаковатая старушка. Живет одна в собственной квартирке и следит за всеми, кто входит и выходит. Я всегда приветствую ее. Она такая одинокая. Вот и сейчас кивнула ей.

– Вряд ли она ЭТО видела: стекла в машине односторонней видимости, – сказал он. – Она знает, что вы направляетесь в Париж?

Эбби взглянула на окна. Да, стекла односторонней видимости. Вероятно, и пуленепробиваемые, подумала она, и ситуация в ее сознании приобрела некую театральную драматичность.

– Нет, откуда ей знать… Я всегда здороваюсь с ней, но и только. Мы вовсе неприятельницы, ничего такого. Почему выспросили?

– Так… для завязки разговора, как говорится.

Она посмотрела в зеркало, он кивнул ей и улыбнулся. И под действием его завораживающей улыбки она постаралась не думать о тех странных вопросах, которые он задавал ей время от времени.

Десять минут спустя Эбби с тревогой взглянула на него. С тех пор как он замолчал, чувство отрезанности от мира, этого одиночества за стеклянной стеной, все более возрастало, но заговорить сама она не решалась, понимая, что они опаздывают, а потому не стоит отвлекать его от дороги. И хотя багаж ее невелик, в сущности, лишь ручная кладь, и оформление не займет много времени, но все же…

Движение вокруг Гайд-парка почти замерло, лишь обычные летние туристы, незнающие, где они и куда им надо, выискивали такси, ибо таксисты точно знали и то, и другое.

Гайд-парк! А собственно, почему они-то здесь оказались?

– Оливер, простите, что отвлекаю вас от дороги, но правильно ли мы едем? встревожено спросила она.

– Доверьтесь мне. У меня радиосвязь с Королевским автомобильным клубом, и они сообщают, что в начале автотрассы M4несколько пробок. Так что я решил объехать это место. Нио чем не беспокойтесь, Джессика. Я доставлю вас куда надо.

Эбби попыталась успокоиться, хотя это оказалось не так просто. Ее удивляло выбранное им направление, он явно двигался в сторону Сити.

– Что это такое? Не понимаю! – проворчала она.

Ладони ее стали влажными, она наклонилась вперед и решила приблизиться к разделяющей их перегородке. Но, недооценив расстояние, чуть не упала с сиденья на колени, на толстый ковер, устилавший пол, отчего пришла в страшное смущение, испугавшись, что он заметил ее неловкость, и сразу же отпрянула назад, упав на спинку сиденья, нервно сцепив влажные пальцы на коленях.

Черт, если так и дальше пойдет, она точно опоздает на свой рейс.

– Оливер, это нелепо наконец! – Выкрикнула она, не в силах больше молчать.

– Хэй, не так громко, сердце мое. Я вас прекрасно слышу, – раздался из невидимого динамика его ласковый голос.

Эбби внутренне вскипела от ярости. Она знала только одно – он сменил направление. И вообще, как он смеет все время одергивать ее и что это еще за сердце мое? Она терпеть не могла всех этих сладких словечек. Все, что было хорошего в начале этого вечера, теперь бесследно испарилось, остался один гнев. Это же любому видно, что они не туда едут.

– Что происходит, Оливер? – жестко спросила она. – Из-за вашей нерасторопности я опоздаю на самолет. Проклятье, шофер называется, а сам не может без радара найти дорогу к аэропорту!

Он рассмеялся. Он действительно рассмеялся.

– Не вижу ничего смешного, – возмущенно фыркнула она. – От завтрашней встречи зависит мое ближайшее будущее. Не хватало еще из-за вас опоздать на самолет.

Ох, это было ужасно. Она сама виновата, что позволила сердцу одержать верх над разумом. Если бы не это, разве она согласилась бы, чтобы он вез ее в Хитроу?

– Остыньте, Джессика, – заговорил он нежно и вкрадчиво. – Я доставлю вас вовремя. Только не впадайте в панику. Лучше выпейте глоток-другой. Бар перед вами. И расслабьтесь, сердце мое.

– Не называйте меня так. Сердце мое, глупость какая! – вскричала Эбби, но он опять впал в молчание, оставив ее в одиночестве.

Выпить, что ли, в самом деле? Где тут что? Она нажала кнопку, торчавшую прямо перед ней, и в спинке переднего сиденья откинулась панель, открыв походный бар. Ну, и что тут? Шампанское! Как на «Титанике»! Пей и тони! Ни о чем не думай! Да, ее нынешнее положение и сравнить, пожалуй, больше не с чем, как только с гибелью «Титаника». Весь вечер происходили какие-то несуразности, и вот теперь это… Черт бы побрал ее сестрицу, заварившую всю эту кашу, и черт бы побрал ее собственную возню с этим дурацким шофером, из-за которого теперь все ее планы летят в тартарары. А она еще чуть не влюбилась в него с первого взгляда, поддалась его чарам, млела от его прикосновений, мечтала, что они вновь встретятся… Никогда теперь не станет она с этим спешить. Слезы обиды и раздражения брызнули из ее глаз. А она-то, дурочка, так радовалась весь вечер его обществу, таяла в его объятиях, от его поцелуя. Да не иначе как она свихнулась. Что это с ней было?

Но вот она увидела, что они выехали на трассу М4, и у нее сразу отлегло от сердца. Слава тебе Господи, наконец-то они на верном пути. Но облегчение, испытываемое ею, продлилось, увы, недолго.

– Ох, ради всего святого, Оливер! – вскрикнула она. – Куда мы опять едем? Вы не туда свернули!

– Прошу простить меня великодушно.

Он поступает так намеренно, осенило вдруг Эбби. Знает, для чего она летит в Париж, и решил сорвать ей поездку и встречу с конкурентами босса.

– Да что происходит? Мы же опять не туда едем! – возмущалась она.

– Ох, простите, боюсь, что сила привычки… Успокойтесь, Джессика. Доверьтесь мне.

Пока он возвращался на нужную дорогу, прошло еще несколько бесценных минут. Эбби уже боялась смотреть на часы. Кошмар какой-то! Только одно важно – ее завтрашний разговор с нанимателями; нужно устроиться на круиз во что бы то ни стало… Черт возьми, она должна, должна быть там!

– Ну, спасибо за такую езду, – прошипела себе под нос разозленная Эбби, когда они подъехали наконец к зданию аэровокзала. Она подергала ручку, но дверца с ее стороны оказалась блокирована, впрочем, как и противоположная.

Паника не на шутку охватила ее уже второй раз за вечер. Она заперта! Ослепленная бешенством, она неистово дергала поочередно то одну, то другую ручку, чувствуя, как скользят по ним ее вспотевшие ладони.

– Оливер, выпустите меня! Боже, где он?

Только сейчас она заметила его отсутствие. Да вон он, стоит возле аэровокзала и разговаривает с полицейским офицером. Они смеются, затем Оливер поворачивается и неторопливо, немилосердно пожирая бесценные минуты, оставшиеся до отлета, возвращается к лимузину, Эбби была так встревожена, так опутана страхом крушения всех своих планов, что стоило ему отпереть и открыть перед ней дверцу, как она, заторопившись наружу, споткнулась обо что-то и чуть не грохнулась на тротуар.

Оливер успел подхватить ее и поддерживал до тех пор, пока она не обрела равновесие.

В бешенстве Эбби оттолкнула его.

– Благодарю, я справлюсь сама, – нетерпеливо проговорила она и фыркнула. Но за то, как вы так бездарно везли меня сюда, благодарить вас не стоит, это был сущий кошмар. И вот вам мой совет: если хотите удержаться на своей работе, хорошенько поштудируйте карту города.

– Но я же привез вас сюда, не правда ли?

Он сказал это с такой глупой ухмылкой, что Эбби разозлилась еще больше и даже с удивлением спросила себя: что она в нем нашла и как умудрилась допустить всякие романтические бредни по отношению к такому круглому идиоту?

– Чтоб вам пусто было! – воскликнула она и как ветер помчалась в здание аэровокзала.

Прочь, прочь от этого кретина, и чем дальше, тем лучше!

Улыбка сползла с уст Оливера Уэббера, когда он бросил свое высокое стройное тело на водительское место лимузина и схватил телефонную трубку.

– Тот номер, что я дал вам раньше, Дэвид, номер, откуда на квартиру Джессики Лемберт поступил последний телефонный вызов. Вы смогли выяснить, чей он? – спросил он своего поверенного, озабоченно морща лоб.

– Да, сэр. Вызов был из Нью-Йорка, абонент – «Корона Стейтс Хоутел».

Оливер крепче сжал трубку.

– «Корона Стейтс Хоутел»? Интересно!

Леди вращается в высших сферах. Есть какая-нибудь возможность узнать, кто звонил?

– Потребуется время, сэр. Я попробую… Но вы не забыли, сэр, что ваш брат остановился в этом отеле? Он сейчас там.

– Как я мог забыть то, чего не знаю?!

Оливер буквально взорвался. Еще бы! Его братец постоянно приводил его в замешательство. Хотя он знал, что Уильям ринулся в последний момент в Штаты и нагрузил его бесславной должностью шофера для контакта с этой опасной Джессикой Лемберт, но вот где он остановился там, в Штатах, одному Богу известно. И это выясняется только теперь, в случайном замечании их поверенного.

– Как вы знаете, сэр, – счел нужным пояснить Дэвид, – его поездка туда вызвана необходимостью присутствия на конференции Хэйтона. Возможно, он сам и звонил мисс Лемберт?

– Никоим образом, – нетерпеливо возразил Оливер. – Он намеревался поужинать с ней, но, когда вместо него прибыл я, это было для нее огорчительной неожиданностью. Если бы он раньше звонил ей из Нью-Йорка, она совсем иначе реагировала бы намой приход, во всяком случае, не удивилась бы. – Оливер нервно прочесал пятерней волосы. – С другой стороны, Уильям общался с ней всего один раз, да и то, насколько я знаю, по факсу. Но это еще более огорчительно. Кто-то звонил ей из «Корона Стейтс Хоутел», и этот кто-то вполне может оказаться компьютерщиком, одним из участников конференции. Если она уже успела связаться с другими компаниями, то мы попусту хлопочем. Встретил ли там Уилл кого-нибудь из серьезных конкурентов? Разве не мог кто-нибудь перехватить мисс Джессику Лемберт, прежде чем мы по-настоящему вошли с ней в контакт?

– Нет, сэр, насколько я знаю, нет. Эта конференция не очень высокого уровня. Возможно, ваш брат, – предположил всезнающий поверенный, – и поехал-то на нее ради того, чтобы развеяться с какой-нибудь американской приятельницей.

– Да уж, скорее всего так и есть. – Оливер уныло ухмыльнулся. – Дэвид, позвоните Уиллу, скажите ему, что я говорил с Джессикой Лемберт, а будут ли дальнейшие переговоры успешными, станет ясно после того, как она успокоится. Сейчас она просто в бешенстве: опоздала на самолет. Из-за меня, кстати. Я вез ее в Хитроу. Она со своей идеей собиралась лететь в Париж, ну а я, как самый бездарный шофер, сорвал ее планы. Так что не получилось у нее покинуть Лондон. Все наше будущее поставлено на карту, и мы не должны позволить этой маленькой хакерше[3] сделать из нас дураков. Я ее тут как раз поджидаю.

– Ну и как она, сэр? Стоит потраченного времени? – спросил Дэвид.

Оливер представил себе Дэвида, упершего язык в щеку, как он всегда делал, бросая многозначительные намеки. Да, и на личном уровне, и на профессиональном леди стоила потраченного времени. И была опасна как в первом, так и во втором смыслах. Она оказалась совсем не такой, какой он ее себе представлял. Весьма привлекательна, если не сказать великолепна, и это обескуражило его. Молодая, красивая, трепетная… Ему нелегко далось все – время сдерживать себя на этом треклятом ужине и после него, и все-таки он не устоял, так замысловато она себя вела, эта маленькая сучка. Даже когда он обнимал ее, ему приходилось напоминать себе о цели визита, а кроме того, постоянно убаюкивать ее, стараясь внушить ощущение надежности и безопасности, ибо он чувствовал, что то и дело возбуждает ее подозрения. При других обстоятельствах он сразил бы ее наповал еще до того, как она успела бы изумительными зелеными глазами сразить наповал его. Но леди опасна еще и тем, что знает слишком много, так много, что это становилось опасным и для нее самой. Кроме того, она слишком горяча в делах сокровенных, и он готов в секунду воспламениться от нее.

– Да, Дэвид, – сказал он натянуто.

Она стоит потраченного времени.

– Смею спросить, сэр, как вы намерены поступить с этой опасной леди?

– Придется умыкнуть, что ж еще? – ответил Оливер и дал отбой.

ГЛАВА 3

В сущности, это был каприз, легкомысленная причуда – заказать в коктейль баре банановый дайкири, а не обычный сухой мартини. Идея поселиться в одном из престижнейших отелей Нью-Йорка не казалась теперь Джесс столь уж блестящей, и она решила утешиться экзотической выпивкой. Конференция, проходившая в другом отеле, помаленьку растеряла большую часть участников и явно пошла на спад, не закончившись лишь потому, что там осталось несколько въедливых специалистов компьютерного дела.

Джесс с привычной грустью видела, что дела ее нисколько не продвигаются, а потому нашла, что делать на конференции больше, в сущности, нечего. Утешало единственное, что Эбби там, в Лондоне, может принести ей удачу, взяв на себя труд поужинать вместо нее с Уильямом Уэббером. Как там все прошло? Может, позвонить домой еще раз? Но тут она вспомнила, что Эбби собиралась лететь в Париж. Так что теперь, чтобы узнать, как повел себя Уэббер и будет ли какая-то польза от этого званого ужина, придется подождать ее возвращения.

Но в общем она чувствовала себя спокойно, сестра вряд ли подведет ее и наверняка сделает все как надо. По временам она завидовала Эбби, ее устойчивости и положительности. Вот Эбби никогда не опоздала бы на самолет, никогда не позволила бы себе таких экстравагантных выходок, как перелет из Штатов в Англию на дорогостоящем «конкорде», и уж совершенно точно, что никогда не стала бы рассиживать в баре дорогого отеля в ожидании дорогого коктейля и с надеждой, что влиятельные люди из компьютерного мира соизволят обратить на нее внимание.

Пока бармен сосредоточенно готовил ей выпивку, эффектно помахивая шейкером, она поглядывала в зеркало на задней стенке бара. Смотрится она довольно славно в этом шелковом янтарного цвета одеяньице на узеньких бретельках, с темным, тициановским золотом волос, собранных на затылке в искусный пучок. Нет, жалкой она не выглядела. Хотя самой ей, конечно, было жалко, что она, так сильно не по средствам потратившись, вынуждена возвращаться с пустыми руками, потеряв к тому же много бесценного времени.

У себя за спиной, в зеркале, она увидела толпу участников конференции, зашедших в бар. С одним из них, аналитиком систем, приехавшим из Чикаго, она говорила прежде. Джесс пересеклась с ним, полагая, что он принадлежит к людям влиятельным, и хотя это было не совсем так, но он оказался славным малым, да и приятели его выглядели довольно забавно, так что, если они пригласят ее, не исключено, что она с ними поужинает.

– Премного благодарна, – сказала она бармену, не забыв тепло улыбнуться, когда он поставил перед ней выпивку.

Страшась даже думать о том, как поубавится ее счет от столь дорогостоящих удовольствий, Джесс взяла коктейль в невероятно длинном стакане и, соскользнув с высокого табурета, повернулась от стойки, намереваясь присоединиться к парням из Чикаго.

– О Боже! – тотчас вскрикнула она, увидев свой драгоценный коктейль на чужом костюме.

Она не заметила, что сзади подошел высокий смуглый человек и ждал, когда освободится место у стойки. Беда в том, что он стоял слишком близко, и Джесс на него наткнулась. Взгляд ее переполнился ужасом. Поначалу она даже не сообразила, чего ей больше жаль, дорогого коктейля или испорченного костюма незнакомца. Да, коктейль пропитал его явно дорогой вечерний костюм, стекая на туфли. О Господи, этой порции хватило и на ее платье. Да и на руках ее неаппетитно поблескивали потеки бананового дайкири. Ее платье, его костюм – все испорчено…

– О, я ужасно виновата, – насилу смогла выговорить Джесс.

В страшном смущении она взирала на него, не зная, что говорить и, главное, что делать. Почему, ох почему она не заказала сухой мартини!

Бармен тотчас возник рядом, пытаясь все превратить в шутку и тщетно надеясь очистить их одежду от экзотического напитка, промокая его салфетками.

– Оставьте это, – холодно сказал незнакомец.

Голос его был глубок и властен, но в то же время так обаятелен, что смущение Джесс пошло на убыль. Достаточно деликатно, но все же твердо он извлек из нервно стиснутых пальцев Джесс высокий стакан, поставил его на стойку, а затем, взяв ее под локоть, повел к выходу из бара. У нее и мысли не возникло сопротивляться, настолько уверенно он держался.

– Я действительно ужасно виновата, бормотала Джесс, семеня за ним в вызолоченных туфельках. – Пожалуйста, позвольте мне возместить ущерб. Я оплачу чистку и…

– Выостановились в этом отеле или зашли в бар, преследуя профессиональный интерес? – довольно неучтиво прервал он ее.

Джесс, шокированная недвусмысленным предположением, попыталась освободить локоть от его хватки. Слишком явно он дал понять, что имеет в виду. В бешенстве она освободила свою руку и затем, раздражаясь все сильнее, сделала то, чего раньше не позволяла себе никогда, – вкатила ему увесистую пощечину.

– Как вы смеете делать столь грязные намеки! – набросилась она на него, чувствуя лишь одно желание: навесить на другую его щеку столь же полноценную пощечину, если он вздумает продолжать в том же духе. – Вы должны извиниться, – полыхала она праведным гневом. – Потому что, если вы этого не сделаете, я позову администратора и вас удалят отсюда. И вообще, должна вам заметить…

И она все еще продолжала разгневанно возмущаться, когда он молча, с холодным спокойствием, даже, можно сказать, с апломбом, вновь стиснул ее локоть и повлек к лифтам. Он сумасшедший, это точно, в панике подумала Джесс. Держал он ее очень крепко. Фактически он почти внес ее в лифт.

К счастью, они были единственными пассажирами, и, когда двери бесшумно закрылись за ними, он отпустил ее руку. Они стояли возле противоположных стен лифта и глядели друг на друга. Впервые Джесс посмотрела на него не как на врага, а просто как на мужчину, и у нее перехватило дыхание от безмолвного восхищения. Он был едва ли не самым привлекательным из всех, кого она видела в жизни. Высокий, темноволосый, с сединой, искрящейся на висках, яркими темно-серыми глазами, которые при другом его настроении вполне могли оказаться насыщенно-голубыми. Рот благородно очерчен, но сейчас так сильно поджат, что превратился чуть ли не в тонкую линию. Нос совершенно прямой, вообще правильность черт такова, что его красоту можно назвать совершенной. Да и манера держаться просто безукоризненна. Изящно упакованная сила – вот слова, первыми приходящие на ум. А вторыми – напыщенный, чопорный эгоист.

В какую-то долю секунды Джесс сумела оценить и его самого, и положение, в котором он оказался. Люди, подобные ему, редко проявляют любезность к тем, кто поливает их дорогие вечерние костюмы банановыми коктейлями. Впрочем, коктейль мог называться иначе, реакция такого напыщенного и высокомерного типа останется той же. Коктейль, в сущности, на него и вообще можно не проливать, он все равно обдаст вас ледяным презрением и при первой возможности оскорбит.

– Так что? Вы намерены принести извинения или нет? – продолжала она стоять на своем, пока он не успел оскорбить ее еще раз.

– Нет, не намерен, – холодно ответил он. – Пока вы не успели вылить на меня еще один пунш, я хотел бы спросить, не пойти ли нам куда-нибудь сегодня вечером?

– Ну вы только гляньте на него! – Джесс ожидала чего угодно, но не этого приглашения. – Да вы последний человек на земле, к кому я побежала бы на свидание!

И действительно, сначала он ее оскорбляет, а потом, даже не извинившись, предлагает провести с ним вечер.

– Я не просил вас о свидании, сердце мое. – Он взглянул на индикатор этажности. – Просто не хотелось бы провести остаток вечера в лифте. Так что если у вас здесь номер, то вы могли бы проследовать туда, почистить свои перышки, а после этого предоставили бы мне удовольствие видеть вас снова.

Кровь прилила к щекам Джесс. Ситуация становилась все пакостнее. Она пролила на него коктейль, закатила ему пощечину, да еще какую, наговорила кучу гадостей, а он только спросил, не провести ли им вместе вечер. В страшном смущении она нажала кнопку своего этажа, не смея поднять на него глаз. И молчала. Лучше попридержать язычок во избежание новых конфликтов.

Вскоре лифт остановился, и она вышла, взглянув на незнакомца с таким выражением, что было понятно: его предложение принимается ею вместо извинения. Но почти сразу же спохватилась, что ее вечерней сумочки с ней нет. После нелепой сцены в коктейль-баре она, видно, забыла ее на стойке.

А там у нее было все – карта-ключ от номера, деньги, кредитные карточки… Сердце ее замерло при мысли, что, спустившись в бар, она может не найти сумочки. За это время кто-нибудь вполне мог стянуть ее.

– Я где-то оставила сумочку…

Она пробормотала это слабым голосом и собралась вернуться в лифт, но он преградил ей путь, закрыл дверь лифта, и теперь они стояли в холле этажа.

Опять Джессика почувствовала его руку у себя на локте, и он повел ее вдоль , коридора.

– Итак, вы здесь действительно имеете профессиональный интерес, как я и предполагал, – вскипел он, – а вовсе не остановились в этом отеле, как утверждали. Я знавал немало красивых женщин, но вы, леди, превзошли их всех. Вы наберете десять баллов из десяти за ваши чертовски крепкие нервы, но ни одного – за методы. Я имею ввиду вашу манеру лгать, не моргнув глазом.

Договорив, он остановился перед одной из дверей, отпер ее и протолкнул Джесс в такой роскошный номер, каких она еще и не видывала. Бледно-голубое здесь так удивительно тонко сочеталось с позолотой, что это восхитило ее. Если бы не бешено колотящееся сердце, она могла бы по достоинству оценить интерьер, но ярость лишила ее такого удовольствия. Она резко повернулась к нему, зеленые глаза ее горели.

– Вы продолжаете нести эту чушь? – гневно выкрикнула она. – Я не проститутка, но вы, как видно, частенько прибегаете к их услугам. На этот раз вы здорово промахнулись. Я сказала правду, мой номер в этом же коридоре, и я действительно оставила свою сумочку в баре, и, если не пойти за ней прямо сейчас, ее наверняка кто-нибудь подметет.

Он подошел к телефону, стоящему на стеклянной крышке столика из оникса.

– Какого цвета?

Джесс удивленно посмотрела на него, не сразу поняв, о чем он спрашивает. Все еще не верит ей? А вдруг сумочки там нет, вдруг кто-то уже взял ее, этот человек подумает… Она постаралась унять дрожь. В конце концов, потеря содержимого сумочки не так неприятна, как то, что он может подумать, будто она и в самом деле проститутка. Тогда он просто предложит ей переспать с ним. Да она умрет от возмущения и обиды, если он это сделает.

– Она того же цвета, что и мое платье. С длинным золотым ремешком, как бретельки моего платья.

Его холодные, очень холодные глаза осмотрели ее сверху донизу, и только потом он спросил:

– Содержимое?

Содержимое чего? Платья или сумочки? – удивленно подумала она, видя, как его оскорбительно оценивающий взгляд, задерживаясь на каждой линии и на каждом закруглении, имевшемся на ее теле, проследовал от ее забрызганных банановым коктейлем туфель вверх, к тонким золотым бретелькам. Причем одобрения в его взгляде не было.

– Доллары, карта-ключ от номера, кредитные карточки, губная помада, тушь для ресниц и освежитель дыхания на тот случай, если из-за какого-нибудь высокомерного бастарда[4] вроде вас во рту станет кисло.

Взбешенная, она мстила ему за тот циничный взгляд, которым он все еще блуждал по ее телу.

Он набрал телефонный номер и, пока ждал соединения, лениво и нагло проговорил:

– Советую поосторожнее с этим в Штатах. Здесь высока вероятность, что тот, кого вы назвали бастардом, окажется им на самом деле. Я не принадлежу к их числу у меня имеется полный комплект родителей.

– Благодарю покорно, но я не нуждаюсь ни в уроках вежливости, ни в познаниях вашего родословного древа.

Джесс показалось, что в уголках его губ про мелькнул намек на улыбку, но он отвернулся, так что уверенности у нее не было. Он негромко говорил по телефону, пока она с ужасом исследовала состояние своего платья. Да, оно безнадежно испорчено. Еще одна финансовая прореха, подумала она сердито. История ее жизни вся соткана из таких дней.

Наконец он положил трубку и распустил узел галстука.

– Снимите свою одежду, – предложил он, расстегивая воротник рубашки.

Джесс в панике отшатнулась, отступила на два шага, потом, повернувшись и краснея от возмущения, протестующе сказала:

– Говорю же вам, я не то, что вы думаете. Вы ошибаетесь, я не продажная штучка!

– Не продажная штучка? – переспросил он с явным раздражением, натянув пиджак, который собирался было снять, и упершись руками в свои узкие бедра. – А я и не собираюсь ничего покупать, сердце мое…

– Так и не смейте предлагать мне ничего такого! – прижав руки к пылающим щекам, чуть не прошипела она.

– Вам, милая, нечего опасаться. Я и не хочу ничего такого, но предложение у меня действительно есть. Предлагаю вам все же снять платье. Слуга отнесет его туда, где его почистят. Это займет не менее часа, так что, если вы не хотите все это время торчать передо мной голой, советую пройти в ванную, там, на той стороне двери, висит халат. Так вот, смею ли я предложить вам воспользоваться им? Разве я намекаю на что-нибудь иное? Не забудьте потом выйти из ванной. Иначе как я получу ваше платье для передачи его в надежные руки работников сервиса? или вы полагаете, что я должен передать им платье с его содержимым, то есть вместе с вами? Но это наверняка повлечет за собой лишние расходы!

Джесс в раздражении бросила на наглеца один из своих самых грозовых взглядов, затем, повернувшись на каблуках, направилась туда, куда он указал ей нахальным кивком, в ванную комнату. Там она с громким стуком закрыла за собой дверь и повернулась к зеркалу, все еще не в состоянии справиться с возмущением. Как он смеет разговаривать с ней подобным образом? Как смеет этот наглец, этот напыщенный хлыщ унижать ее, обращаясь с ней как с ничтожной тварью!

Почти ослепнув от ярости, она все же силилась осмотреться вокруг и не могла не заметить мраморную ванну с золочеными кранами и дельфинчиками, в изобилии налепленными повсюду. Здесь было все, в чем она нуждалась для того, чтобы привести себя в порядок, а главное – запор на двери, так что черт с ним. Она заперлась на тот случай, если он надумает войти сюда. Впрочем; эта сумасшедшая мысль не показалась ей слишком уж мерзкой. Но нет, нет… Представить себе, что этот самодовольный красавчик заявится сюда со своими сексуальными притязаниями? Тьфу!

К тому же он англичанин, подумала она, раздевшись и вставая под горячие струи душа, чтобы смыть с тела следы злосчастного коктейля, загнавшего ее в столь пикантную ситуацию. Едва ли его можно отнести к классическому типу английского джентльмена. Внешне – да, но светский человек вряд ли позволил бы себе обращаться с женщиной подобным образом!

Она довольно мрачно усмехнулась своему отражению в зеркале, второй раз за этот сумасшедший вечер вытирая волосы после мытья. Он принимает ее за проститутку, что само по себе достаточно плохо, но кто в этой ситуации осудил бы его? И все же случившееся было в полном смысле слова несчастным случаем. А если бы она действительно была проституткой, то разве стала бы причинять ему – да и себе – такие неприятности, опрокидывая на его и свою одежду густой липкий коктейль, лишь было пасть к нему в номер? Разве у проституток бывают такие нелепые методы заполучения клиента? Нет, что-то здесь не так! Во что он превратил всю эту историю? Заявляет, что не хочет ее! Можно подумать, что она ему себя предлагает! Она! Джессика Лемберт! Это больше всего злило ее, доводило просто до бешенства. Она не припомнит мужчины, который оскорбил бы ее даже взглядом. Да, уникальный случай, ноне слишком способный польстить ей.

– Итак, мы здесь здорово засели, развязно сказала она, возвратившись в гостиную.

Закутанная в толстый махровый халат, порекомендованный ей хозяином номера, и вороша пальцами волосы, она с удивлением заметила, что он тоже успел принять где-то душ и надел все свежее, не желая, очевидно, встретить ее в казенном гостиничном халате, таком же, как был на ней.

Он стоял у бара и готовил себе порцию скотча. Услышав ее слова, обернулся и подозрительно осмотрел ее. Даже в простых полотняных брюках и зеленой рубашке из хлопка, со все еще влажными, слегка взъерошенными волосами он не утратил вида человека влиятельного и преисполненного уверенности в себе. Это укрепило Джесс в мысли, что если, бы она намеренно задумала полить кого-нибудь коктейлем, тоне могла бы для этого выбрать более великолепного малого.

– Да, засели мы здесь здорово, – повторил он ее слова. – Вашу сумочку, к несчастью, так нигде и не нашли.

Не успела она вновь начать убеждать его в своей правдивости, ибо, очевидно, он все еще думал о ней, как о лгунье и проститутке, раздался короткий стук в дверь. Джесс смотрела, как он пересек комнату, направляясь к дверям, и мысленно готовила слова объяснения, которые заставят его ей поверить.

– Где ваша одежда?

– О да, конечно….

Она поторопилась в ванную, где оставила свое платье, нуждающееся в чистке, и, забрав его оттуда, передала ожидавшему слуге, после чего тот с неумолимо-строгим выражением лица крупными шагами направился к дверям. Когда она повернулась к высокому смуглому незнакомцу, он опять стоял у бара и готовил еще одну порцию выпивки. Бренди, насколько она могла разглядеть. Взяв стакан, он подошел к ней, стоявшей посреди комнаты, как неуклюжий подросток, и прямо-таки всучил его ей.

– Должно быть, сейчас вам это не повредит. Вашу сумочку видели, как выяснилось, в руке молодой особы, ушедшей из бара сразу после нас.

Джесс подумала о коварной судьбе, о своем вечном невезении. Вся ее жизнь промелькнула в этот момент перед ее внутренним взором.

Вдруг она сделала быстрый шаг к креслу и почти что плюхнулась в его уютную глубину, сжимая стакан с бренди белыми пальцами, затем приблизила к окаменевшим губам его край, сделала жадный глоток, но поперхнулась и закашлялась.

– Это я виноват. Расстроил вас… Но такое случается, – донеслось до нее сквозь слой недоверия, затуманившего ее сознание, и сквозь кашель от вставшей поперек горла выпивки. – В отеле для таких случаев держат детективов. Так что я уверен…

– Уверены в чем? – насилу справившись с дыханием, выпалила Джесс, доведенная до отчаяния сыплющимися на нее мелкими и крупными неприятностями. – Уверены, что мне вернут мою сумочку? В это чертовски трудно поверить! Да в ней вся моя жизнь! – в отчаянии вскричала она.

Деньги, кредитные карточки… Ох, еще карта-ключ от номера! Страшная мысль вдруг пришла ей в голову. Да пока она тут сидит и кашляет, ее номер уже наверняка обчистили! Пришли и подмели остатки ее имущества! О Господи, да ведь там у нее пакет новой игры! Она взяла с собой на тот случай, если здесь, в Нью-Йорке, ей повезет и удастся встретиться с кем-нибудь из крупных компьютерных деятелей. При всей уверенности, что Уильям Уэббер должен клюнуть на ее превосходную идею, все же она не исключала и других счастливых возможностей. Но за время своего пребывания здесь она, увы, ни с кем из достаточно влиятельных боссов программного бизнеса так и не познакомилась, поэтому случая показать свой пакет не представилось… А теперь еще этот ужас! Ведь если пакет попадет в чужие руки, им могут прекрасно воспользоваться.

– Это вы во всем виноваты! – Она со стуком поставила стакан на кофейный столик. – Если бы вы так нахально и бесцеремонно не потащили меня из бара, отчего я даже соображать перестала, то я ни за что не забыла бы сумочку!

– Да, вы правы. Это все моя вина, спокойно ответил он.

Смиренный тон незнакомца поверг Джесс в полное замешательство. У нее даже рот слегка приоткрылся от удивления. А он подошел к ней и легонько обнял за плечи. Глаза его смотрели на нее так странно, что кровь бросилась Джесс в голову, а его прикосновение разгневало и в то же время страшно смутило. Да, все это, черт возьми, его непоправимая вина… Но откуда эта сладкая слабость? Почему все ее существо так радостно откликнулось на его прикосновение?

– Я постараюсь искупить свою вину, искренне проговорил он. – Администрация немедленно должна сменить код на замке вашего номера, чтобы никто не смог воспользоваться украденным ключом и чтобы вы, вернувшись туда, не опасались вторжения незваных гостей. Ну а пока можете остаться здесь, даже переночевать, если хотите, поскольку нервы ваши расстроены и вы…

Но Джесс сразу же подумала, что именно может стоять за этим дружелюбным приглашением. Раз он не смог заполучить ее, оплатив, как говорится, услуги, то решил теперь действовать иначе. Ну уж нет! Он должен знать, что она не простила ему его прежних обвинений. Видно, он решил, что теперь она добровольно согласится на то, что раньше он хотел просто купить! Наивность отнюдь не была свойством Джесс. Она достаточно умудрена жизненным опытом, чтобы знать, что пара привлекательных, достаточно молодых и активных людей противоположного пола, оставшись на ночь в номере, пусть даже имеющем несколько комнат, все же неминуемо будут испытывать определенные трудности с воздержанием. Да, пока он не обнаруживает никаких признаков вожделения, напротив, выказывает нечто противоположное, но Джесс знала мужчин. Да и себя знала тоже. Вот ведь стоило ему положить руки ей на плечи, как она… ну… как бы это поточнее сказать?. Ее пронизали его токи.

– Нет, мистер, мои нервы не настолько расстроены, чтобы остаться здесь на ночь, резко прервала она его, сердито сверкнув глазами – Я и так уже засиделась тут, а на ночь оставаться и вовсе не намерена. Вы сами не знаете, что говорите. – Подбородок ее обиженно задрожал. – Я сейчас же спущусь вниз, к администратору, и прекрасно позабочусь о себе, устроив все, что нужно, для того чтобы вернуться в свой номер.

– Я не думаю, – холодно заговорил он, убирая руки с ее плеч, – что вы подобающим образом одеты для выхода и беседы с администратором. Напротив, мне кажется, что ваш внешний вид вызовет его неудовольствие.

Проклятие! Он прав. Появиться в холле фешенебельного отеля в махровом халате… Она и так уж сегодня вечером наделала достаточно глупостей. Взять хоть бы этот пролитый коктейль. Но что же ей теперь делать? Сумка украдена, и на ее находку и возвращение надеяться не приходится.

Она уже почти смирилась с потерей кредитных карточек, в конце концов их можно восстановить. Но деньги, но карта-ключ от номера, которой кто-то уже мог воспользоваться… И самой ей нечего надеть, чтобы попытаться пробиться в свой номер и проверить, все ли в сохранности. Не бежать же в самом деле к администратору в банном гостиничном халате!

Переживаемое ею отчаяние не осталось для него незамеченным. Он тихо вздохнул, взял ее пустой стакан и направился к бару. Вернувшись к ней с новой порцией бренди, он сказал:

– Я постараюсь возместить вам потери…

– И после всего этого ужаса вы надеетесь возместить мне потери?

Она весьма агрессивно выпалила это, принимая стакан с бренди, причем чуть не оттолкнула руку, протягивающую ей стакан. Бренди чудом не разлил ось, а не то ему пришлось бы опять отправляться к бару, ибо если и был в ее жизни момент, когда она нуждалась в хорошем глотке бренди, так это сейчас.

– Я редко даю такие обещания, но если даю, то выполняю. – Он резко обернулся, взглянув на нее из-под невероятно густых темных ресниц. – И сейчас один из таких редких моментов. Это моя вина. Я не должен был так стремительно вытаскивать вас из бара. От неожиданности вы забыли сумочку и лишились ее. Да, это я виноват, усилив своими действиями вашу растерянность. Кроме того, я высказал некоторые обидные и сильно задевшие вас подозрения, в чем тоже винюсь. Из-за этой истории я не смог попасть на ужин, о котором было уловлено. Очевидно, и ваши планы расстроены?

Джесс силилась улыбнуться, сделав наконец добрый глоток бодрящего бренди и почувствовав себя немного лучше.

– Честно говоря, ваши планы на вечер меня беспокоят мало. В конце концов, ни вы, ни дама, зря прождавшая вас к ужину, не потеряли в этот вечер так много, как я, – саркастически проговорила она. – Я ведь лишилась не только вечера, у меня украдена сумочка, и все из-за вашего… непристойного поведения, так что премного вам благодарна. Но мы цивилизованные люди и должны уладить все миром. Я оплачу чистку и…

– И что еще? – Он помрачнел и, отойдя к кофейному столику, сел на диванчик, обитый голубым шелком. – Сидите! – услышала она, намереваясь встать и прямо сейчас, вот так, в халате, все-таки отправиться к администратору отеля. – Сказано вам, сидите! – повторил он еще более властно. – Я заказал кое-что, надо же нам немного перекусить, пока мы будем ждать из чистки одежду. А за это время местные детективы, возможно, сообщат, удалось ли им найти вашу пропажу.

Джесс снова погрузилась в уютную глубину кресла. Он прав. Она не должна носиться по отелю полуголая, пытаясь что-то выяснить и уладить. Это было бы безумием…

– Просто я подумала, что, может, вы еще успеете поужинать со своей подружкой – ядовито проворчала она.

– Разве я говорил, что ужинаю с подружкой?

Джесс готова была пари держать, что именно это ему и предстояло, и теперь испытывала, как это ни нелепо, нечто вроде угрызений совести.

– А как насчет ваших намерений относительно ужина? – спросил он. – Ваш дружок наверняка все еще ждет вас где-нибудь в холле? Может, вы хотите позвонить вниз и объяснить ему, что вас задержало?

Джесс всматривалась в прозрачную темноту бренди. Что ж, требовать возмещения еще и за несуществующего дружка, зря прождавшего ее к ужину? Смешно. Конечно, какие-то возможности у этого вечера были, она могла бы познакомиться с кем-то полезным для воплощения ее планов. Но, впрочем, с ее невезучестью – вряд ли… Так что и говорить не о чем.

– Я была одна, – тихо ответила она и, подняв лицо, посмотрела ему прямо в глаза.

– Не скажу, что удивлен этим. Стало быть, до Нью-Йорка уже докатились слухи о появлении прекрасной, но безумной женщины, которая обожает поливать вечерние костюмы мужчин липким желтым коктейлем. – Он сопроводил свои слова легкой улыбкой, от одного вида которой сердце Джесс вздрогнуло. – Кстати, до того, как вы исполнили свой коронный номер с коктейлем, по которому я исключительно точно определил, что вы собой представляете, я как раз намеревался спросить, не хотите ли вы со мной выпить. Правда, правда! И затем, как бы между прочим, добавил:

Я видел вас на конференции.

Зеленые глаза Джесс расширились от удивления. Что это за поворот? Ох, смотри, девочка, будь осторожнее, сказала она себе. Сначала он унижает тебя мерзкими подозрениями, а потом принимается орудовать очаровательными улыбками и уважительными фразами. Испортив ему костюм, она сорвала его вечерние планы. Возможно, он решил возместить потерю за ее счет? И вот она сидит здесь, беззащитная, полуодетая… Джесс поглубже вдавилась в кресло, свободной рукой натянув свалившуюся полу халата на колени, и залпом допила свое бренди, скорее от желания освободить другую руку.

Силы небесные, разве он был на конференции? Она не помнит, чтобы видела его там. Как ЭТО возможно, что она проглядела столь изумительный экземпляр? Если бы он там был, то не мог бы не привлечь ее внимания как человек явно преуспевающий, с которым ради дела стоит войти в контакт.

А я вас там не видела.

– Да, признаюсь, я не особенно светился. Я никогда не завязываю опрометчиво быстрых знакомств, если в том нет крайней нужды, – продолжал он. – Мне и вообще приходится быть крайне осторожным и разборчивым в контактах. У меня и без того слишком обширный круг знакомств. Но иногда даже на таких конференциях не столь уж крупного масштаба можно выудить что-нибудь занимательное, что пойдет на пользу делу. Но не в этом случае. Здесь я ничего не нашел.

До Джесс вдруг дошло, что он вполне мог оказаться кем-то значительным из мира компьютерного бизнеса. Сердце ее застучало сильнее. Так, может быть, весь этот кошмар, приключившийся сегодня с нею и зачтенный в число ее вечных неудач, напротив – подарок судьбы? Значит, это судьба, непредсказуемая судьба устроила так, чтобы она опоздала на самолет, дабы иметь возможность пролить коктейль на пиджак именно того человека, который ей требовался? Выходит, что действительно лучшего костюма для своего бананового злодеяния она и найти не могла, даже если бы специально искала! Она даже подумала, не поторопилась ли уговорить сестру принять этого Уильяма Уэббера для передачи пакета. Вполне вероятно, что этот самоуверенный красавчик окажется кем-то поважнее Уэббера, хотя из всех, о ком она знала, Уэббер был самым могущественным. Но кто знает, кого из этих деятелей судьба вознесла сегодня выше всех и кого она вознесет завтра?

Джесс даже представила на минуту, что эти два компьютерных босса, про которых она не знала, кто значительнее, вступят между собой в конкурентную борьбу за ее идею. Так размечталась, что будущее показалось ей лучезарным, воспряли надежды, которым раньше она, зная свою неудачливость, не давала ходу, и, взглянув на того, кто, возможно, мог реально помочь ей обеспечить безбедное будущее, она тепло ему улыбнулась.

– Так, значит, вы захотели угостить меня бренди, а-а? В ожидании, так сказать, свидания с подружкой, которую пригласили отужинать? – сказала она не без ехидства, но смягчив против прежнего резкий тон.Ну и как вы теперь объясните своей подружке, почему ее вечер испорчен?

Теперь она слегка флиртовала, и он, заметив это, позволил себе вновь пустить в ход неотразимую улыбку. Флирт ему давался легко, это была одна из наиболее приятных форм общения с малознакомыми женщинами, не вызывавшая у него ни раздражения, ни скуки и к тому же ни к чему не обязывающая. Да и его гостья, смирившись, видно, с пропажей сумочки, чуть повеселела, что придало ее внешности еще больше привлекательности.

Она тем временем не без тревоги ожидала, как он отреагирует на ее слова, поскольку уже отметила про себя непредсказуемость его реакций. Он покрутил в руках стакан со скотчем и только потом спросил:

– Разве я говорил вам, что намеревался поужинать с подружкой?

Мало ли, что ты мне говорил, голубь мой, подумала Джесс.

– Трудно поверить, что такой привлекательный мужчина ужинает в одиночестве, без дамы, – продолжала она провоцировать его на откровенность.

Темные его брови насмешливо поднялись, и Джесс подумала, не перегибает ли она палку. Он не ответил, не поддавшись на провокацию, и смотрел будто сквозь нее, как смотрит мужчина, уже получивший удовольствие.

– Выпьете еще? – спросил он, вставая с дивана.

Джесс протянула ему пустой стакан. Он с легкой улыбкой спросил:

– Опять бренди? А как насчет сухого мартини, от которого люди влюбляются друг в друга как сумасшедшие?

Сердце Джесс бешено подскочило. Вот он и ответил.

– Почему бы и нет? – почти неслышно сказала она, откинувшись на спинку кресла и пригладив ладонью свои все еще влажные волосы.

Она не отвела от него глаз. Он помедлил, стоя над ее креслом, а затем отправился к бару, и только тогда Джесс смогла перевести дыхание. Мало того что он красив, он еще наверняка что-то представляет собой в компьютерном бизнесе, и если она правильно разыграет выпавшие ей карты…

Он вручил ей бокал с очень холодным мартини. и только собрался сесть со своим бокалом напротив, чтобы начать безумно влюбляться в нее, как зазвонил телефон.

Джесс про себя взмолилась, чтобы это не оказалось звонком из охранной службы отеля, сообщавшей, что ее сумочка найдена. Ей требовалось еще какое-то время, чтобы побыть с этим человеком. Она даже усмехнулась про себя. Ведь и десяти минут не прошло с тех пор, как она серьезно переживала из-за пропажи сумочки и сердилась на этого высокомерного типа. А теперь? Теперь она мила с ним, даже флиртует. Смешной в самом деле мир, подумалось ей, смешной и нелепый.

– Надеюсь, вы простите меня? Это деловой разговор и лучше, чтобы не утомлять вас, я поговорю из спальни, – сказал он, направляясь с телефоном в руке к дверям другой комнаты.

После того как он вышел, Джесс поудобнее устроилась в кресле. Вот так-то, крошка! Это наверняка звонит его девочка. Впрочем, это ее не сердило, не сильно, во всяком случае, сердило. Ведь она уже здесь, в его великолепном номере, а та, бедняжка, осталась без ужина с таким завидным мужчиной. Короче говоря, у нее самой сейчас больше шансов поужинать с ним, чем у его приятельницы. Они выпьют сухого мартини, поболтают, и он, возможно, не пожалеет, что все так случилось. Она расскажет ему о своей оригинальной игре, и, весьма вероятно, он заинтересуется. Если бы не пропавшая сумочка, события могли повернуться совсем иначе, она бы просто вернулась в свой номер… Впрочем, он говорил, что позже хотел бы ее увидеть. В любом случае у нее был шанс показать ему пакет своей игры и даже продемонстрировать ее саму, ведь в отеле наверняка есть компьютер. Так что она, отправляясь в Штаты, правильно сделала, захватив с собой дискету. И если дорогая сестрица, встретившись с Уильямом Уэббером, как они запланировали, тоже передала пакет, может оказаться, что ею заинтересуются два магната программного бизнеса, и кто бы из них ни выиграл борьбу за ее идею, она в любом случае получит свои миллионы.

Да, чем дальше, тем интереснее. Джесс потягивала мартини и в ожидании его возвращения будто невзначай приоткрыла полы халата, дабы он мог оценить ее великолепные ноги, раз уж собрался безумно влюбляться. Она усмехнулась своим мыслям. На самом деле выпивка тут ни при чем. Он человек, явно преуспевающий в компьютерном мире, и чуть ли не самый красивый мужчина из всех, кого она встречала. В него вполне можно влюбиться и без сухого мартини.

Уильям Уэббер сидел на краю постели и очень тихо говорил по телефону:

– Нет, Оливер, ты не перехватил меня в самый неподходящий момент. Да, я принимаю гостью, но не в постели. Это довольно занятная история про одну леди и банановый дайкири, когда-нибудь я расскажу тебе. Но в настоящий момент гораздо важнее обсудить другое. Дэвид передал мне, что ты собрался похитить эту Джессику Лемберт. Так вот, я искренне надеюсь, что это одна из его шуток, которые он подает обычно как чистую правду.

Оливер на том конце провода рассмеялся.

– Уилл, он говорил чистую правду, хотя она и похожа на шутку. Я держу ее в «Бруклендз», пакет – тоже. Дело в том, что у нее есть еще копия, с которой она собралась лететь в Париж. Подумай сам, мог ли я это допустить? Она кусается, шипит и отказывается разговаривать, но я надеюсь остудить ее. Постараюсь убедить, что лучше всего остаться здесь на ночь и встретиться с тобой лично, когда ты вернешься. Смешно сказать, но, кажется, она совершенно не ведает что творит.

– Что ты намерен делать?

– Сначала я подумал, что она продувная бестия. Ведь надо же иметь такое нахальство – предложить нам купить нашу собственную работу. Уж не знаю, как она украла у нас эту игру: то ли благодаря собственным хакерским способностям, то ли у нее есть сообщник из числа наших работников… Но меня страшно сбивает с толку, что она кажется такой невинной… Думаю, скорее всего она с кем-то или на кого-то работает, возможно даже не во все посвящена. Кажется такой честной, искренней, к тому же поразительно красива. Нет, скорее всего, у нее есть сообщник, и опасность исходит от него. Тут действительно пахнет шантажом, и довольно умелым. Помнишь, мы говорили с тобой об этом, получив ее факс? Думаю, ты был прав, когда предположил, что у нее явно имеется какой-то камень за пазухой, иначе, обращаясь к нам, она не была бы так уверена, что все это сойдет ей с рук. Скажу тебе, девочка высший класс! Ноне считает же она нас полными идиотами, непонимающими, что происходит?!

– Да, такие затеи стары как мир, – сказал Уильям, – и это может стоить нам состояния. Ее пакет – всего лишь клочок той информации, которой она могла завладеть, обшаривая нашу сеть. У нас есть и другие, новые разработки, которых нам от нее не уберечь, она все выведает и вынюхает. У меня не осталось сомнений, что она каким-то образом проникла в нашу систему и шастает по ней, как по своему дому. Весьма ловкая леди.

– Ловкая и опасная. Я видел ее домашний компьютер и должен тебе сказать, что он самой последней модели, да и периферия на высшем уровне. Допускаю, что не она заправляет, что она всего лишь пользователь, но и это, как ты понимаешь, не просто. Как бы там ни было, она все еще думает, что я твой шофер, – уныло продолжал Оливер. – Я и сам не рад, что затеял этот нелепый обман. Гораздо легче мне было бы соблазнить ее в своем истинном качестве.

– Ну да, в качестве плейбоя-миллионера, – вздохнул Уильям. – Потерпи, Оливер, это слишком серьезно, чтобы заниматься нашими маленькими обольстительными играми. Речь идет о серьезной бреши, пробитой в нашей секретности. Так что позаботься о ней получше. Где она теперь? – в гостиной. Мы остаемся на ночь, и пусть я провалюсь ко всем чертям, если к завтрашнему дню не разузнаю, действительно ли она опасная женщина или нет. Как там у тебя дела на конференции? – спросил Оливер, решив сменить тему.

– Впустую потраченное время. Не встретил никого и ничего интересного.

– В смысле бизнеса или в смысле женщин?

– Ни в том, ни в другом, хотя еще немного сухого мартини, и я могу повести себя весьма неосторожно, чем наживу лишние хлопоты, – грустно проговорил Уильям.

– Итак, ты принимаешь гостью?

– У тебя все мысли об одном, братец…

Ладно, потерпи, завтра я вернусь и сам займусь делишками этой Лемберт. У тебя есть еще, что мне сказать?

– Нет. Ни о чем не беспокойся. Ну а как там твоя цыпочка? Ничего?

– Сногсшибательна; – ответил Уильям и положил трубку.

Несколько минут он сидел, нахмурившись и пытаясь увидеть все происходящее в перспективе. Платить шантажистке шло вразрез со всеми его принципами, но он опасался, что заплатить все же придется.

Заплатите, или я предложу эту информацию другим компьютерным компаниям, — будто наяву слышал он голос этой Лемберт, которого на самом деле никогда не слышал. у нее есть копии, готовые к употреблению в сделках. Оливер молодец, что не выпустил ее в Париж. Сама ли она это сработала? Если так, то Оливер заблуждается насчет ее невинности. Если она достаточно опытна, чтобы проделывать такие штуки, то ей ничего не стоит одурачить братца, имеющего слабость к прекрасному полу, особенно если его представительницы действительно прекрасны. Ну ладно, он все выяснит и все решит, когда сам встретится с этой опасной леди.

Тяжело вздохнув, он встал и запустил пальцы в шевелюру. Здесь, всего в нескольких футах от него, находится еще одна опасная леди. Опасная для его сердца. Он никогда не встречал никого, похожего на нее. Дикая и буйная, она одним своим присутствием возбуждает все его мужские инстинкты. Не нравится ему все это. Но по каким-то ему самому непонятным причинам он продолжал удерживать ее возле себя. Он подозревал, что она сознательно интригует его, но так трудно устоять, так хочется узнать ее всю, ее мысли, тело, и это стало для него сейчас самым главным.

Прежде чем выйти к ней в гостиную, Уильям выдвинул ящик прикроватного столика и достал оттуда вечернюю сумочку. В то время как его гостья принимала душ, администратор вернул пропажу. Сумочку нашли на полу, под стойкой бара, возле того места, где сидела незнакомка. Большие чаевые и уверенность, что молодая леди пришла в бар для встречи с мистером Уэббером, убедили гостиничного детектива, что он спокойно может передать ему найденную сумочку, причем даже позволил себе при этом понимающе подмигнуть. А он сам? Что сделал он? Наверное, потому, что незнакомка так очаровала его и он так хотел задержать ее у себя подольше, он и спрятал сумочку, сказав ей о мнимой краже.

Уильям Уэббер положил сумочку обратно и запер ящик столика, ненавидя себя за столь подлый и жалкий трюк. Такие уловки совсем не в его характере. Обычно женщины не способны были вынудить его на такое, но тут совсем иной случай. Да, она весьма опасна для его сердца, но хорошо уже то, что не опасна для его бизнеса, для дела всей его жизни. Его братец Оливер вынужден иметь дело с женщиной, несущей именно такую, вторую, опасность. В сравнении в этим его, Уильяма, трудности – ничто.

Заставив себя собраться и сделав глубокий вдох, он открыл дверь спальни и вышел в гостиную, к леди, столь неожиданно ворвавшейся в его жизнь в этот нелепый вечер.

ГЛАВА 4

– Уверяю, Джессика, вам здесь ничто не грозит. Босс в отъезде, а когда узнает о случившемся, несомненно, одобрит все мои действия, – убеждал Оливер свою гостью. – Он будет рад, что я предложил вам приют на ночь. Утром первым делом выясним, как быстрее доставить вас в Париж. Первым делом!

Эбби молча кивнула и переступила порог роскошной гостиной уэбберовского загородного особняка, расположенного где-то в Кенте. Где именно, она не знала. Последние несколько часов были худшими в ее жизни. Она все еще не могла поверить, что все это происходит с ней. Но факт заключается в том, что она не в Париже, а здесь, в доме Уильяма Уэббера. Нет, это настоящий кошмар!

– Утром первым делом станет ясно, что слишком поздно, – отрезала она. У меня не остается никаких шансов успеть на условленную встречу. Если бы вы не оказались таким идиотски неопытным шофером, я сейчас уже была бы в Париже!

– Ах вот как вы теперь изволите говорить СО мной, – сказал он с легкой улыбкой. – Я и понятия не имел, что вы можете быть такой мрачной злючкой.

– у меня есть веские основания для того, чтобы злиться, – разгоряченно выпалила она. – Вы поджидали моего выхода из аэропорта с таким самодовольным видом, что я начала думать, вы все это нарочно подстроили.

– Я бы не назвал это самодовольством, – возразил он. – Полагаю, это была озабоченность. Я решил подождать на тот случай, если вы не успеете, и страшно огорчился за вас, увидев, что так и случилось.

– А потом вы предложили отвезти меня в Дувр, к паромной пристани, и…

– Да я бы и в Париж вас отвез, если бы все складывалось так, как мы задумали, прервал он ее.

– Вот именно! Если бы вы опять не заблудились! – уже почти кричала на него, сверкая глазами, Эбби. – И после этого вы еще удивляетесь, что я отказалась обсуждать ваши бредовые идеи? Единственное, что могу сказать: я не верю вам. Да, я подозреваю, вы нарочно все так подстроили, чтобы затащить меня в дом своего босса!

От страха у Эбби душа ушла в пятки, когда после всех этих долгих и бестолковых автомобильных блужданий он втащил свой лимузин в охраняемые ворота, после чего целую милю они ехали к великолепному особняку. Раньше, до того как поняла, что он безнадежно заблудился, она еще раз пыталась протестовать, но он выключил переговорное устройство, как делал всегда, когда болтовня пассажиров мешала ему исполнять водительские обязанности. Несколько раз, когда он останавливался у светофоров, она пыталась покинуть лимузин, но безуспешно. Чертов автомобиль, просто Форт Нокс[5] какой-то, все пути к спасению отрезаны. Если бы она совсем не знала его, то серьезно подумала бы, что это киднеппинг. Впрочем, она действительно не знала его и с ужасом начала понимать это слишком поздно… Но какие у него могут быть причины для ее похищения? Нет, она ничего не могла понять. Ничего.

Потом, когда они подъехали, Оливер сказал, что это поместье Уильяма Уэббера, и непринужденно спросил, почему бы ей не переночевать в его доме, после чего взял багаж и ее саму за руку, втащил сюда и предложил ей чувствовать себя как дома. Эбби в себя не могла прийти от такого нахальства. С его боссом наверняка случится удар, когда он узнает, что позволяет себе шофер в отсутствие хозяина.

– Нет уж, я бы никогда не согласилась, чтобы вы везли меня в Париж, – продолжала бушевать она. Но вдруг почувствовала такую слабость и изнеможение, что ей захотелось лечь где попало и проспать неделю.

Сейчас она полулежала в кресле, и у нее не осталось сил даже на то, чтобы злиться. Вот уже пятнадцать минут она сидит здесь, в гостиной, одна, поскольку Оливер, извинившись, куда-то удалился – то ли звонить по телефону, то ли ставить чайник, то ли еще что…

Но вот он вернулся, пересек комнату, подошел к креслу, присел на его ручку и начал легонько массировать ей плечи.

– Вы были такой несчастной, когда вышли из аэровокзала, – сказал он тихо. Это все моя вина, я понимаю. Потому и не мог не предложить отвезти вас к парому. Но, к несчастью, мы потеряли дорогу в Дувр, и это опять моя вина. Позже я возьму карту наших мест и посмотрю точно, где я ошибся, а утром первым делом довезу вас до места. Вы почувствуете себя гораздо лучше, если хорошенько выспитесь.

Он сильно и вместе с тем нежно массировал ее плечи, но она сопротивлялась желанию расслабиться. Он слишком перед ней виноват. Собеседование сорвано, Мальдивские острова уплыли у нее из-под носа и скрылись за горизонтом, а сама она чувствует себя незваным гостем в чужом доме.

– Перестаньте, – нетерпеливо сказала она и выскочила из кресла, как черт из коробочки. – Вы слишком много себе позволяете!

– Ну что вы, Джессика, я лишь пытаюсь снять с вас усталость. Мне казалось, для этого мы уже достаточно хорошо знакомы. – И он засмеялся. – Я даже целовал вас, или вы забыли?

– Это я смогу забыть, – тотчас отрезала она, искренне желая, чтобы он воспринял это серьезно.

Но он, кажется, действительно готов все превратить в шутку, полагая, что его неспособность доехать от пункта «А» до пункта «Б» – всего лишь милая оплошность, неспособная уронить его в глазах пассажира. Она наклонилась к нему, так как он все еще сидел на ручке кресла, и сердито проговорила:

– Весь этот вечер вы превратили в фарс. Я ни за что не пригласила бы вас ужинать, если бы знала, чем это все кончится. Вы, – ее палец поднялся и указал на него, – вы стихийное бедствие на колесах. Если бы я не боялась оказаться с вами где-нибудь в ущелье Пенинских гор, то потребовала бы, чтобы вы сию минуту отвезли меня домой. Непонятно, каким образом вам удалось устроиться на эту работу. Какой из вас шофер! И потом, уж не думаете ли вы, что держите удачу за хвост? Не слишком ли далеко позволяете себе заходить? – закончила она саркастически.

– В каком смысле? – спросил он, улыбнувшись, и игриво схватил ее за палец. – А пальцем показывать нехорошо.

Эбби вырвала у него палец, проигнорировав последнее замечание.

– А вы наглец! Затащили меня в дом вашего босса во время его отсутствия и предлагаете мне чувствовать себя как дома. Но это не ваш дом, чтобы так свободно распоряжаться здесь.

– Это и мой дом тоже. Раз я в нем живу, – легко ответил он.

– Я думаю, вам осталось тут жить недолго, если ваш босс хоть что-то соображает. И потом, шоферы обычно живут над гаражом, возле конюшен или еще где-то вне поля зрения хозяев, и появляются на глаза, только когда в них есть нужда. Они, как правило, не принимают женщин в гостиной господского дома.

Он имел наглость рассмеяться.

– Ох, Джессика, вы так очаровательно старомодны. Времена переменились, лорд и господин в наши дни совсем не то, что прежде. Мистер Уэббер считает, что его дом – это дом и для его штата. У меня наверху собственные комнаты. Мы с боссом хорошо ладим.

– И все же вы здесь не хозяин. Мистер Уэббер отсутствует, а у вас нет права приглашать меня сюда и предлагать остаться на ночь, даже если мы и оказались одни в этом поместье. – Она выпрямилась, но все еще смотрела на него. – Это меня и смущает. Я чувствую себя неловко и не хочу оставаться здесь. Надо позвонить и вызвать такси…

– Но сейчас слишком поздно, Джессика. Местных такси здесь нет, так что кого мы вызовем в столь поздний час? – Он помолчал, глядя на свои часы. – А утром я доставлю вас в Париж. Я настаиваю на том, чтобы вы согласились, уж это-то я могу для вас сделать.

– Завтра будет слишком поздно. Я говорила вам это еще у себя дома.

Она фыркнула, скрестила руки на груди и начала измерять шагами толстый голубой эксминстерский ковер. Ох, ситуация безнадежна. Опоздав на собеседование, она теряет возможность попасть на единственный круиз, который ей предложили. Они работают по очень точному графику. Мальдивы потеряны, это ясно, и я сама во всем виновата, подумала Эбби обреченно. Она не должна была реагировать на его добрые взгляды, прекрасные глаза и очаровательные улыбки, не должна была оставлять его ужинать. Это же не человек, а сплошной несчастный случай! Просто бедствие какое-то…

– А вы не можете перенести время вашей парижской встречи? – внезапно заговорил Оливер.

– Нет, не могу.

Эбби повернулась к нему, с удивлением отметив, что он соскользнул в роскошное бархатное кресло своего хозяина, оставив одну ногу на подлокотнике. Как говорится, гуляй, мыши, пока кот на крыше!

Она вдруг вспомнила, что намекнула шоферу о встрече с людьми некоей французской компьютерной компании, чтобы предложить им свою игру. Ох, и как ей пришло в голову пойти на такой обман! Ведь он думает, что она Джессика. Нелепая идея назваться именем сестры. Как она теперь будет выпутываться? Может, прямо сейчас сказать правду? Нет, она слишком глубоко увязла во лжи, чтобы признаться, что она не Джессика Лемберт, а ее сестра Эбигейл, совершенно не разбирающаяся во всем том, что связано с компьютерами, черт бы их побрал, и программами.

Она не предполагала, что в дальнейшем могут потребоваться ее объяснения, почему она не может перенести время парижской встречи, и теперь могла только молиться, чтобы он оставил эту скользкую тему. Надо все же попытаться позвонить и вызвать такси. Может, хоть одна машина для нее найдется. Силы небесные, во сколько же ей обойдется это возвращение в Лондон на такси? Да черт с ними, с деньгами, все что угодно, только бы не оставаться здесь на ночь.

– Я все же попытаюсь вызвать машину, – решительно заявила она, оглядываясь в поисках телефона.

– Нет, Джессика, не стоит. Поднявшись из кресла, он остановился прямо перед ней, причем так близко, что она опять ощутила лимонный запах его крема, и это вызвало уже знакомый ей трепет. Затем он взял ее маленькие, все еще скрещенные на груди руки в свои и осторожно развел их.

– Только послушайте меня. Вы устали и перенервничали, вам просто необходимо немного поспать. Да и сам я, по правде сказать, валюсь с ног. Мы поговорим обо всем завтра.

– Я не останусь! – завопила Эбби.

О Господи, зачем он взял ее за руки? Все чувства смешались, и она больше прежнего осознала свою уязвимость. Сначала, когда разразилась вечерняя катастрофа с опозданием на самолет, он явно злорадствовал, поджидал ее в машине и ухмылялся, а теперь проявляет заботливость, сочувствует и пытается сделать все, чтобы ей было хорошо. И… и она не могла не видеть, как он красив. Да, шофер из него никудышный, но как все же красив!

– Вы должны остаться, Джессика. Вы ведь уже опоздали в Париж, так почему же не постараться поправить положение? В конце концов, не все еще потеряно, и может даже оказаться, что ваше опоздание для вас же обернется к лучшему.

– И что, по-вашему, путного может из этого выйти?

Глаза ее расширились, в них появился даже проблеск надежды, хотя она понимала: останься она здесь, к добру это не приведет. Она потеряла шанс получить хорошую работу, а взамен этого останется ночевать в доме человека, пусть и могущественного, но абсолютно чуждого ей, ибо помочь он мог только Джессике, но не ей, Эбигейл. Да и вообще, Уэббер вряд ли обрадуется тому, что его шофер привез сюда незваную гостью. Но этот Оливер такой обаятельный и, как он сам сказал, уже целовал ее, и… и может поцеловать еще, а она действительно не знала, как поведет себя, если он это сделает.

– Мистер Уэббер скоро вернется, и вы сможете обсудить ваше предложение с ним лично, как сначала и планировалось, когда вы приглашали его на ужин, – продолжал он убеждать ее.

Да, она и не подумала о таком варианте. Сердце ее вздрогнуло и забилось сильнее, потому что в последний час она больше волновалась о настоящем моменте, а не о том, с чего и ради чего все начиналось. Ведь цель званого ужина заключалась в передаче Уильяму Уэбберу пакета Джесс. Но все это должно было произойти В ее доме, а не здесь, когда она оказалась на его территории. В доме, несомненно, есть компьютер… А что, если он захочет посмотреть работу ее сестры вместе с ней, обсудить что-то, задать какие-то вопросы? Да уж, тогда игру можно считать проигранной. Тогда она вынуждена будет признаться, что выдала себя его шоферу не за того человека. А как иначе объяснишь свою полную некомпетентность? Объяснить, что она сестра Джессики, что она сама является жертвой дурацкой авантюры, в результате которой лишилась выгодного контракта. Бедный Оливер, у него наверняка будут из-за нее неприятности. УУ может уволить его и тянуть с этим, надо думать, не станет!

Ох, в какую кутерьму, дорогая моя сестрица, ты меня впутала! – в который раз подумала Эбби. Черт ее побери, она там нежится в роскоши дорогого нью-йоркского отеля и, несомненно, прекрасно проводит время в ожидании того, что сестра уладит ее дела с Уильямом Уэббером.

И что подумает Оливер, этот бестолковый шофер, узнав о ее обмане, особенно если будет из-за нее уволен? Но она явно нравится ему, да и он ей тоже. И хотя он виноват в том, что она упустила выгодную работу, но делает все, чтобы утешить ее и поправить положение. Да и этот его поцелуй, и то, как он смотрел на нее… Вот и сейчас как он смотрит на нее, ожидая, что она согласится остаться. Тогда хоть на время все вопросы будут сняты, и они смогут отдохнуть, в чем оба остро нуждаются.

– Не знаю, как и быть, – только и смогла она слабо пробормотать.

– Зато я знаю, – мягко сказал он.

Затем сделал то, чего она больше всего боялась: склонил к ней темноволосую голову, и их губы второй раз встретились в поцелуе, отчего у нее опять ослабли и задрожали колени. Чувства совершенно вытеснили из сознания все мысли, а подумать было о чем, хотя бы о скором возвращении УУ. Но как-нибудь все уладится само собой, мелькнул обрывок последней мысли. Он обнял ее и сильно прижал к себе, будто боясь, что она ускользнет из его рук. Но она и не собиралась ускользать, она забыла обо всем: и о сестре с ее делами, и о том, кто она такая, и лишь одного ей хотелось – чтобы этот поцелуй длился и длился. Было такое ощущение, что, если он закончится, она разразится слезами.

Минуты или часы прошли до той секунды, когда Оливер слегка отстранился от нее. Эбби открыла томные глаза и нежно смотрела на него, не зная, что сказать или сделать. Она чувствовала непривычную сладость покорности, будто он околдовал ее и сделал своей рабой на всю жизнь.

– Это было прекрасно, – глухо пробормотал он, – и вы прекрасны! – Нежно придерживая ее за плечи, он смотрел в глубокие красивые глаза. – Я должен быть очень сильным сегодня, Джессика, – продолжал он, отступив от нее, – потому что не хочу вас пугать. Я бы мог этой ночью действовать решительнее, но не должен. Никогда еще не встречал я никого, похожего на вас. Я действительно виноват в том, что натворил вечером. Но теперь я сделаю все для вашего приятного ночлега, уложу вас в постель, приготовлю питье на ночь и оставлю вас. А утром, я чувствую это, утром между нами начнется что-то большое…

Ослабевшая от наплыва чувств и усталости, Эбби не смогла проронить ни слова. Что он сказал? Что достаточно сильно уважает ее и любит, а потому не хочет ничем огорчить? Он не такой, как все, сонно подумала она. Большинство мужчин из тех, кого она встречала, не упустили бы своего. Они здесь одни, вдали от остального мира, и все же он предпочитает уложить ее в постель и оставить одну. А завтра, оно так много сулит, что она вряд ли заснет…

– Пойдемте, – сказал он, – я покажу вам гостевую комнату.

И, взяв ее за руку, трогательно, как ребенка, вывел из гостиной и по длинному коридору со множеством дверей повел в спальню.

Эбби испытывала весьма сложные чувства, когда они с Оливером шли по закругляющейся лестнице с темными, отполированными временем и человеческими руками перилами. Этот старинный роскошный особняк великолепно меблирован бесценным антиквариатом, оттененным повсюду мягким блеском шелковых драпировок, закрывающих высокие окна. Здесь все говорило о богатстве Уильяма Уэббера, но не только. Ее сестра сказала, что он любит красивых женщин и хорошую обстановку, и теперь она видела, что имелось в виду под хорошей обстановкой. Плейбой, по всему видно, обладал не только богатством, но и незаурядным вкусом. Она даже порадовалась, что вошла сюда не одна, а с Оливером. Все-таки Оливер, при всей его красоте, не из плейбоев, не из светских повес, он обыкновенный шофер, человек реального мира, более близкого и понятного ей.

Ей было спокойнее с ним и потому, что она уже испытывала к нему определенное чувство и знала, что ее чувство не безответно. Только одно смущало: по мнению Оливера, не она, Эбби, сейчас идет рядом с ним, а ее сестра, Джесс. Впрочем, не стоит сейчас углубляться в эти мысли, и без того она падает с ног от усталости. Все трудное, все неприятное пусть подождет до утра. Новый день может подсказать, как выпутаться из этой дурацкой ситуации.

– Ох, Оливер, – выдохнула Эбби, испуганно всплывая со дна оцепеневшего сознания, когда он открыл дверь в маленькую анфиладу комнат в конце коридора.

Гостиная была выдержана в ее любимом колорите, где нежно-персиковый соседствовал с белым и бледно-зеленым. Занавеси традиционно миткалевые, слегка присборенные и таящие, казалось, в складках всю историю поместья и дома. Здесь стоял и небольшой уютный диванчик, обитый ситцем, такое же кресло и изящный, времен одного из Георгов, столик под окном. В следующей комнате, декорированной в том же колорите, что и гостиная, Эбби увидела красивую старинную кровать с пологом на четырех столбиках, гордо красующуюся чуть ли не в центре комнаты. Кровать была так великолепна и так маняще уютна, что она подумала, как сладко заснет здесь, стоит лишь ее голове прикоснуться к подушке, если только не…

– Ох, Оливер, – повторила она, беспокойно повернувшись к нему. – Вы уверены, что все будет хорошо? Я имею в виду, не рассердится ли мистер Уэббер, вернувшись домой и обнаружив здесь меня? И не получит ли его шофер великий нагоняй за подобные вольности? Вы ведь, кажется, недавно у него работаете и можете не знать всех его привычек и обычаев.

– Не беспокойтесь, я знаю его всю жизнь, – ответил Оливер с добродушной улыбкой.

Он поставил ее портплед на пол, и Эбби . подумала, что сейчас он опять обнимет ее, но она ошиблась и была немного раздосадована, потому что нуждалась в некоторой поддержке.

– Теперь вы, как послушная девочка, распакуете свои вещи, а я спущусь вниз и приготовлю нам что-нибудь выпить. Вам бы чего хотелось?

Она подумала, что от алкоголя сейчас стоит, пожалуй, отказаться, и так у него столько из-за нее хлопот в этот вечер. Хотя после порции спиртного она скорее заснула бы, но все же лучше просто какое-нибудь теплое питье.

– Если можно, я бы выпила немного горячего шоколада, – сдержанно сказала она.

– Ваше желание для меня закон! – Усмехнувшись, он шутливо поклонился ей.

Он такой милый, сказал ей столько приятного, например, про завтрашний день…

– Оливер…

Он уже подходил к двери, но, услышав ее тихий голос, остановился и обернулся. Она застенчиво улыбалась.

– Оливер, я надеюсь, вы не сердитесь на меня за то, что я так раскричалась на вас в машине и так ругала весь вечер? Теперь я подумала, что ведь каждый может заблудиться. Я была слишком груба с вами. – Она виновато и как-то беспомощно пожала плечами. – Я приношу вам свои извинения. Да, я опоздала на самолет, это так, но… – Она опять пожала плечами. – Но теперь я вижу, вы стараетесь всячески меня утешить, успокоить, за что искренне благодарна вам. Это очень мило с вашей стороны, спасибо.

В какую-то долю секунды она заметила, что его глаза подозрительно блеснули, как если бы он почувствовал себя окрыленным ее словами. А может, его сильнее стали мучить угрызения совести за то, что он как последний идиот заблудился и так подвел ее. Она даже пожалела его. Ведь если его отношения с Уильямом Уэббером до сегодняшнего дня были добрыми, то завтра все может измениться. Эта мысль весьма опечалила ее. Она подумала и решила, что завтра обязательно встретится с УУ, так для всех будет лучше.

– Вы не должны ни извиняться, Джессика, ни благодарить меня, – сказал он хрипло и вышел.

Эбби прикусила губу, удивляясь его ответу. Почему это она не должна извиняться? Мужчины не особенно любят выслушивать нелестные замечания о себе, особенно если это касается их профессии, а она наговорила ему достаточно много неприятного о его шоферском искусстве.

Она вздрогнула, оглянулась и встревожилась неизвестно отчего, когда он опять приоткрыл дверь.

– Кстати, Джессика, эта копия программы, что вы везете в Париж… Не лучше ли убрать ее на ночь в сейф?

Он стоял в дверном проеме и ждал ответа.

Эбби, застигнутая врасплох, даже не сразу сообразила, в чем дело. Ах да, ведь она солгала ему о цели своей поездки в Париж. Нет, сейчас не время признаваться в том, что она солгала… Какое мерзкое слово – солгала! Просто обманула… Ох, ну какая, в сущности, разница? Ведь у нее нет ни одной копии программы, ни одного запасного пакета игры, но признаться в этом теперь…

– Нет, Оливер, в этом нет никакой необходимости, – не очень уверенно пробормотала она, пытаясь улыбнуться. Но улыбка вышла неважная. – Здесь я чувствую себя в полной безопасности. Ограда, ворота с сигнализацией, которую вы включили, когда мы въехали… Никакому вору сюда не пробраться. – Она засмеялась. – Так что благодарю вас за предложение, но не стоит беспокоиться. У вас и без того сегодня столько хлопот…

Ее сердце вздрогнуло, поскольку она заметила, как в глазах его вспыхнуло неудовольствие. Правда, он тотчас улыбнулся, но неприятный осадок у нее все же остался. Впрочем, оба они смертельно устали, и ей, возможно, лишь показалось, что он сердится.

– Я принесу ваше питье, – сказал он и вышел.

Эбби, прикрыв глаза, почувствовала облегчение.

Завтра, завтра она откроет ему правду. Она должна это сделать, потому что настоящее ее положение непереносимо.

Обессилено перетащив портплед на кровать, Эбби раскрыла его. Ей захотелось поплескаться в глубокой ванне викторианских времен, но она решила сделать это утром; уж слишком она сейчас устала, ни на что нет сил. А силы ей понадобятся для разговора с Уильямом Уэббером, когда тот приедет.

Она вытащила старую ситцевую ночную рубашку и, сбросив джинсы и все остальное, надела ее. Хорошо бы, конечно, иметь что-нибудь более презентабельное. Она улыбнулась. За Джесс в этом смысле ей не угнаться.

Если бы Джесс оказалась сейчас здесь, с Оливером, в ее багаже наверняка нашлись бы совершенно сногсшибательные шелковые штучки. Но Джесс готова к таким ситуациям постоянно, без всяких особых приготовлений. Не для встречи с шофером, конечно, с грустью подумала Эбби, чистя в ванной зубы. Джесс всегда говорила, что еще не встретила мужчины себе под стать, достаточно умного и хитрого, не говоря уж о богатстве и славе. К чему здесь упоминалась хитрость, Эбби никак не могла понять. Вообще Джесс была так красива, что мужчины при ней терялись, но выделяла она лишь тех из них, которые в совершенстве владели собой и вполне могли при виде ее выказать если не безразличие, то хотя бы

спокойное состояние души. Но Уильям Уэббер, был, очевидно, человеком больших амбиций и вряд ли пришелся бы Джесс по вкусу, ибо ей импонировала именно мужская выдержка, а никак не высокомерие. Кроме того, все, что Джесс читала о нем в прессе, оказалось правдой, поскольку Эбби, попав во владения Уэббера, воочию увидела великолепие и роскошь его особняка, вполне соответствовавших его состоянию и положению в обществе.

Какое, однако, наслаждение лечь в постель, да еще в такую, подумала Эбби, проскальзывая под кисейный полог кровати. И еще она подумала, что Джессика, вероятно, не только продаст Уильяму свою идею, но и завладеет его сердцем, на что, правда, вряд ли ответит взаимностью. Трудность, пожалуй, заключалась в том, что Джесс страшно невезучая, вечно с ней происходит что-нибудь такое, чего она никак не планировала. Ох, ну ладно, как бы там ни было, Джесс здесь сейчас нет. И завтра она, Эбби, а не Джесс, должна предстать перед Уильямом Уэббером. Если она сумеет хорошенько собраться с мыслями и все сделает правильно, то справится с поручением гораздо лучше, чем если бы Джесс сама продавала свою идею.

Хотелось бы, конечно, получше понимать сущность возни отца и сестры со всеми этими компьютерными штучками. Но может быть, когда она встретится с УУ, ей не придется делать ничего такого, что выдало бы ее невежество в этой области. Пусть он берет пакет и смотрит все, что ему нужно, ей даже присутствовать при этом не обязательно… В конце концов, ему важно решить, будет он покупать новую идею или нет, а не выяснять степень компьютерной грамотности Джессики Лемберт.

Нет, довольно, прочь все эти мысли.! Она. слишком устала даже для того, чтобы тревожиться.

Несколько минут спустя, задремав, она услышала какое-то движение и открыла глаза. Возле кровати стоял Оливер, держа серебряный поднос с чашкой шоколада и тарелкой с бисквитами. Теперь надо хорошенько поразмыслить о нем, сонно подумала Эбби, выглянула из-за полога и томно улыбнулась, когда он присел на край кровати.

– Вы так прекрасны во сне, – нежно проговорил он и, почувствовав прилив теплого чувства, договорил: – Жаль, что в такой невзрачной рубашонке.

Но она совсем не обиделась. Он так широко улыбнулся, что стало понятно: он лишь поддразнивает ее.

Она натянула простыню до самого подбородка.

– Откуда ж мне было знать, что придется ночевать на столь изысканно-романтическом ложе. – И она рассмеялась, беря с подноса, стоящего у него на коленях, чашку с шоколадом.

Оливер осмотрел кровать и задумчиво проговорил:

– Вот уж никогда не подумал бы, что эту кровать можно назвать романтическим ложем.

Эбби пожалела о своих словах. Подумает еще, что она ждет от него чего-то сверх того, что он уже сегодня для нее сделал. А ей действительно достаточно того, что он выразил свое уважение и позаботился о ее устройстве на ночь. Достаточно того, что он выказал весьма теплые чувства к ней. Она потягивала шоколад, а он, выйдя из рассеянности, снова обратил на нее взгляд. И от этого взгляда frisson[6] пробежал по ее спине.

Она не сомневалась, что между ними возникло определенное доверие, но иногда он смотрел на нее так странно, что она начинала сомневаться во всем. Она первая отвела взгляд, опустила свои пушистые ресницы и всмотрелась в чашку с шоколадом.

Он резко встал, наклонился, поцеловал ее в лоб, пожелал спокойной ночи и, не успела Эбби перевести дыхание, чтобы ответить, покинул спальню.

Эбби вздохнула, допила шоколад и опустилась в подушки романтического ложа, вспомнив одну фразу, часто повторяемую Джессикой: этот нелепый старый мир. Да, вот именно! Влюбиться в красавчика-шофера, с которым познакомилась только накануне вечером! Вместо номера парижского отеля оказаться в Кенте, в доме незнакомого человека. А сама она не Эбигейл Лемберт, она – Джессика. Бред какой-то!.. Завтра, возможно, сбудется все то хорошее, что обещал ей Оливер, но завтра ее может поджидать другое бедствие – возвращение Уильяма Уэббера домой. «Да уж, нелепый старый мир», – пробормотала она и провалилась в глубокий сон.

Оливер Уэббер приготовил себе тройной скотч и уселся в гостиной, чтобы выпить его в одиночестве. Что, черт побери, с ним происходит? Подогревает молоко, готовит горячее питье для опасной леди, которая совершенно выбивает его из равновесия. Он смущается, не может ни слова вымолвить, а душа его так и рвется к ней. Еще это дурацкое романтическое ложе! Это его доконало. Кровать как кровать, ради всего святого, что в ней такого романтического? Сколько в ней перебывало его подружек, и ни одна из них не называла этот станок ложем, да еще романтическим. Женщины в его жизни никогда прежде не были проблемой, брать их и оставлять – это часть его жизненной философии.

А сейчас он сидит здесь, выскочив от мисс Femme Fatale[7] с таким сердцебиением, что до сих пор не может прийти в себя. Но он не должен упустить ее. Да, она, видимо, достаточно опытна в торговых сделках, порхает по всему миру, убийственно даровита и может основательно и до конца разрушить все планы фирмы «Уэббер Софтвер»[8]. Но как она, несмотря ни на что, совершенна и восхитительна! Нахалка – да, но держится с такой невинностью, кажется такой неиспорченной, что это его просто околдовало.

А может, она и впрямь невинная жертва, используемая кем-то так умело, что и не догадывается о своей роли? Но если это не так, значит, она жуткая тварь, еще более опасная из-за способности казаться чистой овечкой, и встреча с ней ничего, кроме неприятностей, ему не принесет. Да, видно, на беду свою он встретил ее. Ему ненавистно, что он сам одурачил ее, заставив думать, будто он шофер Уильяма Уэббера, своего брата и делового партнера. Ненавистно и то, что делает она, пытаясь околпачить их, держа, судя по всему, за круглых идиотов. Но больше всего он проклинал себя за те чувства, которые испытывал к ней. За то, что так неистово желал ее.

Он приготовил себе еще одну порцию выпивки и подошел к окну, глядя на знакомый с детства пейзаж родового поместья. Прямо напротив него в небе стояла полная луна, освещая земли Уэбберов, широко раскинувшиеся до самого горизонта. Он хотел бы, чтобы все так и оставалось. Нельзя позволить Джессике Лемберт разрушить их устоявшуюся жизнь. Он должен проявить твердость, вытянуть из нее все тайны, узнать, одна ли она действует или у нее есть сообщник, возможно, работающий в сети фирмы Уэбберов. Если она работает одна, то каким путем добывает информацию и скольких ей уже удалось околпачить..

И действия ему должна подсказывать трезвая голова, а не распалившееся сердце. Теплое молочно-шоколадное питье на ночь, всякие романтические ложа и нежные поцелуйчики он должен заменить тактикой, ведущей к разоблачению этой опасной особы. Он поставил стакан с недопитым виски на стол, пересек гостиную и решительно открыл дверь в спальню.

– Вы, Джессика Лемберт, сведете меня с ума!

ГЛАВА 5

– И так, на чем мы остановились? – задумчиво проговорил Уильям, возвратившись в гостиную к своей бананово-дайкириевой леди.

– Кажется, мы собирались безумно влюбиться друг в друга, – напомнила ему Джесс с многозначительной улыбкой.

Уильям сел напротив, и Джесс заметила, что его взгляд тотчас приклеился к ее весьма умело демонстрируемым ногам.

– Разве это так просто? – спросил он рассеянно, насилу оторвав глаза от предложенного ему зрелища и посмотрев ей в лицо.

– Вы сами сказали…

Зеленые глаза Джесс дразняще сияли. Он слегка покачал головой.

– А у меня такое впечатление, что инициатива исходила от вас, – возразил он с легкой улыбкой. – Женщины гораздо искушеннее в делах сердечных, так, во всяком случае, утверждают они сами.

Это ваша жена утверждает? – хитровато спросила она.

Он подумал, что чем скорее покончит с околичностями, тем лучше. Один раз он уже избежал ответа на вопрос о подружке, якобы приглашенной им на ужин, дав ей понять, что его ожидал деловой ужин. И если бы не этот ужин, то он, возможно, уже вернулся бы в Англию, домой, и коротал бы сейчас время с золотистым лабрадором, расположившимся возле ножки его любимого кресла. Она удивилась бы, узнав, что он говорит правду, ибо скорее всего думала, что дома его ждет семейство. Впрочем, возможно, она и поверила бы ему: он не казался ей человеком двуличным. Она, затаив дыхание, ждала его ответа.

Он загадочно улыбнулся, что еще больше подогрело интерес Джесс.

– Почему бы вам просто не спросить, женат я или нет?

– Мне кажется, я это и сделала, – усмехнувшись, ответила она.

Он засмеялся.

– Да, я полагаю, что вы именно это и сделали, но в той же форме, которую применили раньше, чтобы выяснить, есть ли у меня любовница. Ну что ж, прежде чем мы займемся нашими сердечными делами, позвольте мне удовлетворить вашу любознательность. Там, дома, меня не поджидает женушка с четверкой ребятишек, но вообще имеется с дюжину или около того подружек, рассеянных по всему миру. Ведь все же как ни говорите, а мужчина не может быть совсем один. Вы удовлетворены моим ответом?

– Удивлена, что дюжина только одна. Как-то не верится…

Джесс перевела дыхание, стараясь не показать, что испытывает явное облегчение. От лично, ей не о чем беспокоиться. Ничего, что он любит женщин, главное, что не женат, и это поможет ей спланировать дальнейшие действия. Осталось только узнать, кто он и откуда, и что собой представляет в деловой жизни.

– А вы? У вас есть муж, любовник, жених, наконец? – спросил он, озорно сверкнув глазами.

– Свободна как птица небесная.

Она отвернулась, чувствуя огромное облегчение оттого, что они оба узнали теперь степень свободы и одиночества друг друга.

Зеленый свет, путь открыт, на нем нет никаких препятствий, так что вперед, вперед!

– А теперь вы удивили меня, – искренне сказал он, сворачивая разговор туда, где он мог хоть что-то разузнать о ней. – Не пойму, какие причины могут существовать для вашего одиночества.

– Много, много причин, – задумчиво проговорила Джесс. – Вопреки тому, чему учил меня обожаемый покойный батюшка после того, как их брак с моей матерью разрушился, чему я не могла воспрепятствовать, я обрела весьма циничный взгляд на брак вообще. Отец частенько говаривал, что чем больше стараешься предотвратить обвал, тем неизбежнее он на тебя обрушится. Вообще я человек рисковый, но к вопросу брака это не относится. Здесь мне требуется стопроцентная уверенность. В делах сердечных я не могу позволить себе полагаться только на чувство. Важно, чтобы избранник соответствовал моим критериям, а если он не отвечает им, все очень быстро кончается. Возможно; я слишком требовательна, и это заставляет меня смешивать мыслительный процесс с сексуальным влечением, что в наши дни вряд ли может принести успех.

– Ох, не знаю. Может, вы просто-напросто не встретили никого, кто бы одним своим присутствием подавил ваш, как выговорите, мыслительный процесс, и вы все свои сто процентов уверенности отдали бы за один его поцелуй.

Джесс рассмеялась.

– Ну уж нет, я не пойду на снижение своих стандартов даже на один процент из-за какого-то поцелуя. Независимость мне дороже. Я счастлива быть тем, что я есть, и, честно говоря, получаю гораздо больше удовольствия от общения со своим компьютером, чем от встречи с каким-нибудь очередным занудой или малым, истерзанным собственными комплексами.

– И что за работа, которая доставляет вам столько удовольствия? На кого, грубо говоря, вы работаете?

Джесс не очень хотелось, чтобы он, изменив ход беседы, уходил от любовной темы. Гораздо интереснее ей было понять жизненную философию этого человека, впрочем, и причины одиночества тоже. Но об этом можно поговорить и потом, ночь еще только начинается.

Признание в том, что она нигде не работает и живет под угрозой несостоятельности в самом ближайшем будущем, если не продаст своей последней Идеи, едва ли внушит ему доверие, окажись он действительно большой шишкой в компьютерном мире.

– Я действую на свой страх и риск, непринужденно сказала она.

Не то чтобы ложь, и не то чтобы правда, а так – нечто среднее, ведь действовать на свой страх и риск это примерно то же, что быть свободным художником, звучит достаточно неопределенно и вполне прилично, создавая видимость благополучия. Она была абсолютно уверена, что этот человек не захочет иметь дело с кем-то, кто не вполне благополучен – в деловом отношении. Об этом говорит уж одно то, что он сказало конференции как о чем-то, находящемся на слишком низком для него уровне.

– А что именно скрывается за этим определением – действовать на свой страхи риск?

Джесс вопрос не понравился. Она так сильно сконцентрировалась на своем новом проекте, с которым носилась последние месяцы, что все остальное, внешнее и общее, не имело для нее значения. Потому конкретизировать ей не хотелось, но что-то ответить надо…

– Ох, да все что угодно. Консультации по настройке создаваемых систем, их расширение и усовершенствование, инсталляция[9] программ, сетевых пакетов и операционных систем, – бойко перечисляла она.

Возможно, если бы она действительно имела отношение ко всему этому, она бы не торчала сейчас здесь. Но компьютерный мир никогда не обращался к ней за подобного рода помощью, справляясь и без нее. И сейчас, в разговоре, она вела себя как рисковый человек, рисковый торговец, так же, как рисковала, пригласив УУ на ужин. Мелькнула мысль: как-то там управилась с этим рискованным мероприятием Эбби?

– Я просто потрясен, – проговорил он с неподдельным интересом.

Она улыбнулась.

– Надеюсь, и вы потрясете меня своим послужным списком, – сказала она многозначительно и столь же многозначительно, но и достаточно игриво окинула взглядом его всего.

– Что вы имеете в виду? – спросил он невинно, но Джесс видела, он понимает, что она имеет ввиду.

Прежде чем она успела сказать в ответ что-нибудь остроумное и хлесткое, послышался осторожный стук в дверь, и он с легким вздохом сожаления, что их прервали в самый неподходящий момент, пошел открывать.

Джесс молилась, чтобы это не оказалось возвратом найденной сумочки. Нет, еще не сейчас, ей надо еще немного побыть наедине с этим обаятельным мужчиной. Она повернулась посмотреть, услышаны ли ее молитвы. Да, слава Богу, это не гостиничный детектив, а всего лишь официант. Он вкатил тележку с заказанной едой, приблизился к столу и молча накрыл его, расставив кушанья и разложив серебряные приборы.

Когда официант удалился, оказавший ей гостеприимство незнакомец жестом пригласил ее к столу. Она встала и грустно проговорила:

– Мне бы переодеться… Как-то неловко вкушать такие изысканные яства в банном халате.

Он улыбнулся.

– А мне кажется, что всякий наряд вам к лицу.

– Даже этот халат? Вы слишком великодушны. Наверное, потому что чувствуете себя виноватым, – игриво ответила она, приблизившись к столу и ожидая, когда он подставит ей стул, потом, усмехнувшись, сказала: – Но прежде чем сесть… Не кажется ли вам, что мы должны представиться друг другу?

Такое впечатление, что он почувствовал облегчение, подумала Джесс, ведь он джентльмен и ждал, когда она сама это предложит. Под маской надменности скрывалась натура чуткая и уязвимая, что часто бывает с привлекательными мужчинами.

– Леди первая.

– Мисс Джессика Лемберт, – не колеблясь проговорила она, просто сообщая то, о чем до сих пор не было случая сообщить, и протягивая ему руку.

Он же не сразу ответил рукопожатием. Напротив, его глаза расширились, будто он услышал какую-то небывальщину. Она даже слегка удивилась: что это с ним такое? Не пережала ли она со своим легким, как ей казалось, флиртом? А может, он принадлежит к тому редкому типу мужчин, которым не нравится излишняя активность женщин? К тем, кому больше нравится завоевывать?

Его рука наконец протянулась навстречу ее маленькой ручке, но в рукопожатии не было истинной теплоты и дружелюбия, чего она ожидала. Его глаза как-то подозрительно сузились, и все это выглядело весьма загадочным.

– Итак, вездесущая Джессика Лемберт, э-э? – не совсем понятно пробормотал он, пожимая ее руку.

Затем он подвинул стул, и она села, заметив, что он нахмурился, чем-то явно озабоченный. Джесс пыталась понять, отчего это произошло, и решила, что ее имя напомнило ему о другой женщине, возможно, прежней любовнице, которую тоже звали Джессикой. Иных объяснений столь резкой перемены, произошедшей в нем, она не находила.

– Я вижу, что-то встревожило вас. Может, одна из вашей дюжины подружек носила такое же имя?

Он заставил себя улыбнуться, и в этом тоже была большая толика неопределенности.

– Точно, – проговорил он. – Имя не столь распространенное, но я знаю другую женщину с таким же именем. Однако это не единственная причина моего замешательства. Я смущен тем, что не спросил вас о ваших пристрастиях в еде. А вдруг вам придется не по вкусу то, что я заказал. Для начала салат «Цезарь» И палтус в винном соусе.

– Вы ничего не забыли? – спросила Джесс, когда он ставил перед ней порцию салата.

Не взглянув на нее, он пробормотал: – Анчоусы… Я просил их не класть анчоусы, я их терпеть не могу. Но вам этот салат без анчоусов, возможно, не понравится и…

– Я не анчоусы имею в виду, – прервала его Джесс, удивляясь, с чего это он вдруг так забеспокоился о каких-то анчоусах.

А он, казалось, находился за много миль отсюда, возможно, вспоминал какой-то другой ужин, с другой женщиной, той, например, которая не дождалась его сегодня на свидание.

– Я хотела сказать, не забыли ли вы представиться? – Она бодро улыбнулась, опасаясь, что он утратит интерес к ней на этой ранней стадии. – Уж раз мы начали… Обо мне вы узнали очень много, а я до сих пор даже имени вашего не знаю. – Она чуть наклонилась вперед и кокетливо взглянула на него одним из своих самых чарующих взглядов. – Уж если я и решусь безумно влюбиться в вас сегодня, то без вашего имени мне не обойтись.

– Да, конечно, имя, – пробормотал он рассеянно, поправляя и без того аккуратно разложенные официантом приборы. – Меня зовут… Оливером. Я… Хм… Я возглавляю одну из компьютерных корпораций… В Англии.

– Ох, а какую именно? – оживленно спросила Джесс. – Я их все знаю. Кстати, мы добрые друзья с Уильямом Уэббером. Вы знаете фирму Уэббера? Только не говорите мне, что вы его конкурент.

Засмеявшись, она энергично приступила к салату. Потом искоса взглянула на него, верит ли он в ее искренность. Лицо его теперь стало как бы еще более напряженным.

Джесс набила рот латуком, посыпанным стружками пармезана, а сама настороженно затаилась. Ее вдруг обеспокоило собственное опрометчивое заявление о дружеских отношениях с компьютерным магнатом, о котором этот Оливер, несомненно, слышали ли даже, что еще хуже, знаком с ним настолько хорошо, что его постоянно включают в список гостей, приглашаемых Уэббером на Рождество.

– Ну… Не… Мы с ним не совсем, конечно, близкие друзья, просто я так сказала… – начала она мямлить.

Оливер откашлялся и прервал ее.

– Конечно, я слышал о нем, но не стану утверждать, что мы с ним конкуренты, кратко ответил он и, взяв бутылку калифорнийского шардонэ, наполнил ее бокал. Затем вдруг улыбнулся и тепло предложил: Давайте отложим все дела в сторону, лучше поговорим о нас. Вам не кажется, что сама судьба свела нас сегодня вечером?

Джесс осторожно поднесла к губам наполненный до краев бокал и, сделав пару глотков, поставила его на стол. Мысленно она поблагодарила гостеприимного хозяина за то, что он свернул тему, затрагивающую Уильяма Уэббера, и все мысли сконцентрировала на нем самом, на Оливере. С таким обаятельным мужчиной легко забыть обо всех делах. Он нравился ей, открыто выказывал свой интерес к ней, да и вино оказалось превосходным.

– Судьба? Что вы хотите этим сказать? – спросила она почти шепотом.

– Судьба явилась в виде своенравного бананового коктейля. Очень романтично. Если мы действительно полюбим друг друга, то потом, спустя много лет, будем рассказывать своим внукам о том, как мы познакомились, и посмеемся вместе с ними. Весьма причудливый способ знакомиться, вы не находите?

Сердце Джесс забилось, как крылья недавно оперившегося птенца, впервые вылетающего из гнезда. Как быстро он перенесся из этого вечера в будущее, где у них уже есть внуки. Брак с этим человеком может оказаться хорошим союзом двух умов, не говоря уж о сексуальном единении, которое, как ей казалось, должно быть удачным. Впрочем, все это, возможно, последствия адской смеси бренди, мартини и вина, фатальный коктейль, навеявший на нее дурман несбыточных грез. Ах, in vino veritas, истина в вине.

И когда он через стол дотянулся до ее руки и нежно прикоснулся к ней теплыми, соблазняющими губами, Джесс показалось, что она падает с большой высоты, и это ощущение чрезвычайно ее развеселило.

– Я нахожу вас просто восхитительной, Джессика Лемберт, – проговорил он, отпуская ее руку: – Вы лучшее, что я нашел здесь, в Нью-Йорке, в этот приезд. Когда вы собираетесь возвращаться в Англию?

– Я… ну, я…

Ей вовсе не хотелось возвращаться, во всяком случае, не сейчас. Не хотелось также признаваться, что она как последняя идиотка опоздала на самолет и теперь дожидается, когда ей сообщат о возможности вылета другим рейсом. «Конкорд» может произвести на него впечатление, но это ничего не значит. Если он предложит ей задержаться на несколько дней в Нью-Йорке, она с радостью согласится.

– А когда вы возвращаетесь? – мягко ответила она вопросом на вопрос, давая ему возможность подсказать ей следующий шаг.

Он посмотрел на нее несколько удивленно и слегка пожал плечами.

– Меня сейчас это мало волнует. Думаю, судьба сама подскажет, что теперь делать. А как вы относитесь к судьбе, Джессика?

Последовала пауза, во время которой Джесс мечтательно обдумывала услышанное. Она понимала его все лучше и чувствовала, что их соединяет нечто очень сильное. Пока она непривычно долго для себя обдумывала ответ, ибо ей не хотелось сказать что-то невпопад, он встал, с неизменно томным выражением красивых серых глаз обошел стол и, взяв ее за руку, заставил подняться. Затем, нежно обняв, поцеловал в губы, отчего Джесс испытала восхитительное ощущение, голова ее слегка закружилась, и сознание поплыло куда-то за пределы…

Она даже не знала, что так бывает. Все отдалилось, остался только этот поцелуй, такой нежный, проникновенный и сокровенный.

Наконец Оливер отвел с ее лица прядку волос и тихо сказал:

– Вы не ответили на мой вопрос.

За всю свою жизнь Джесс не могла припомнить ничего подобного. Она смотрела на него, чувствуя себя в этот момент чуть лине помешанной. Силы небесные, Джессика Лемберт – помешанная! Она еще могла представить, что похожее переживала бы ее сестра, умудрившаяся в сутолоке городской жизни сохранить свою наивность и уязвимость. Но она-то, она сама, Джесс, всегда считала себя выдержанной и умудренной жизненным опытом.

Оно тихо засмеялся.

– Вы кажетесь слегка ошеломленной.

Я польщен. – Его руки соскользнули с ее плеч к талии, и он сильнее прижал ее к себе. – Я повторю вопрос. Как вы относитесь к судьбе, мисс Джессика Лемберт?

Она понимала, что вопрос таит в себе больше, чем сказано. На самом деле он пытается выяснить, согласна ли она на развитие отношений, желает ли она этого. Наверное, это и действительно судьба: одно неосторожное движение, от которого содержимое ее стакана выплеснулось на него, ввергло Джесс в притягательный мир этого человека. Они едва успели познакомиться, но ощущение такое, что они знали друг друга всегда, и это действительно похоже на судьбу. Следовать своим инстинктам было одним из сильных качеств Джесс. Иногда, правда, в ней проявлялось нечто, скорее подходящее ее пугливой сестре, служа как бы предостережением. Но Эбби здесь сейчас нет, некому поучать ее, а потому она вольна следовать зову своего сердца. Джесс верила, что у нее есть на это право, и лишь этим правом она и намерена руководствоваться.

Подняв руки, она охватила ладонями его красивое лицо. К черту все дела и заботы! В этом суровом мире не так уж много удовольствий, а появление в ее жизни такого человека сулило много радостей.

– Я редко, Оливер, теряюсь в выборе слов, но, может быть, это и есть ответ на все ваши вопросы.

Она приблизила к нему губы, и он встретил их новым поцелуем, по целуем страстным, магнетическая сила которого пронзила ее насквозь.

Он искусно приоткрыл ее губы, отчего Джесс пришла в сильное возбуждение, а когда его рука проскользнула за отворот халата и коснулась ее груди, она поняла, что назад дороги нет. Ее сердце все разрешало ей. Она знала, что хочет его, а он хочет ее. И время их жизни потекло медленно, совсем как банановый дайкири.

Прикосновения к пылающей груди принесли ей несказанное наслаждение, а он, чуть отстранившись, снова приблизился к ней, ласково покусывая ее нижнюю губу, после чего наклонился и тронул губами набухший сосок.

Джесс застонала, а он начал совершать круговые движения языком, доводя ее до исступления. Джесс почти уже потеряла власть над собой. Она желала его больше, чем кого бы то ни было раньше, и это еще раз подсказывало ей, что он совсем особый, ни на кого не похожий мужчина.

– Думаю, постель – сейчас для нас самое место, – прошептал он хрипловато и, не успела Джесс вымолвить и слова, подхватил ее на руки и понес в спальню.

Джесс прильнула к нему, лаская и целуя его волосы и шею. И минуты не прошло, как они уже были в постели. Оливер нежно целовал ее шею, и она, разгоряченная страстью, обняла его.

Халат распахнулся, и Оливер стал ласкать ее тело, отчего по коже Джесс пробегали мурашки, а потом она открыла томные глаза и увидела, как он, встав с постели, раздевается.

Тихий свет настольной лампы позволял видеть совершенное тело, постепенно обнажавшееся перед ней. Бронзовый загар говорил об отпуске, проведенном в каких-то экзотических местах, на груди темным облачком кудрявились волосы…

Джесс застонала в предвкушении сладких мгновений и закрыла глаза. Какие-то слова рвались в ее затуманенное сознание, но смысл их она даже и не старалась уловить… И вот опять она в его объятиях, таких тесных, что между ними не осталось никакого пространства, а уста сошлись в ненасытной жажде, так что, целуясь, они забывали дышать. Его прикосновения достигали именно тех мест, которые ожидали прикосновений, а его поцелуи были настолько страстными, что она чуть не теряла сознание. Она чувствовала, что совсем уже не может ждать, и тогда прильнула к нему еще сильнее и отворила губы, ответив на его поцелуй с глубочайшей страстью.

Когда наконец он овладел ею, она застонала от неслыханного наслаждения, и его страстный стон смешался с ее дыханием.

Такой остроты ощущений она никогда еще не испытывала. Ее тело оказалось в каком-то неведомом мире, где она никогда не бывала и где царили одни ощущения, а сознание полностью утратило свою власть. Она растворилась в море небесного беспорядка, подчиняясь его движениям и отвечая им, а губы ее повторяли его имя, пока он не закрыл ее рот своим, и время, казалось, растворило в себе их обоих.

Завершение пришло к ним одновременно и было столь мощным, что Джесс показалось, будто она умирает.

Через какое-то время до нее донесся его голос:

– Восхитительно, Джессика, восхитительно…

Он лег рядом с ней, нежно целуя ее лицо и заботливо отводя от него упавшие пряди волос.

. Тихо и томно они лежали в объятиях друг друга, и Джессика чувствовала, что вот-вот заснет. Ослабевшая и удовлетворенная, она хотела бы остаться в таком состоянии навсегда, в его сильных, охраняющих от всех напастей объятиях, чувствуя, как его жаркое тело прижимается к ней, а губы, такие чувственные, целуют ее пылающую кожу, овевая прохладой дыхания.

Наконец Джесс открыла глаза и посмотрела на него, лежащего рядом, опершись на локоть, и глядящего на нее с легкой улыбкой, чуть тронувшей уголки его губ.

– Один час и пятьдесят пять минут. Я бы сказал, что это побивает все мои прежние рекорды.

Она слабо улыбнулась.

– А мне показалось прошло всего три секунды…

Он склонил голову, чмокнул ее в щеку и сказал:

– Мне нравятся женщины с чувством юмора.

– Кто здесь шутит? Я уверена, что мы никак не могли заниматься любовью час и пятьдесят пять минут.

Он засмеялся, обнял ее и прижал к себе.

– Я имел ввиду, что мы знакомы всего один час и пятьдесят пять минут, на пятьдесят шестой или седьмой минуте мы уже лежали здесь. И мне кажется, что насчет трех секунд это заблуждение. Речь, полагаю, может идти о всех пяти.

Она улыбнулась.

– Да я просто поддразнила вас.

– Мне нравится, как вы меня поддразниваете. Вообще мне нравится в вас все, даже ваш ум.

– Хэй, последнему не советую особенно радоваться, – прошептала она и, обняв его, поцеловала в губы. – Два умника в одной постели – это уж слишком… Тянет затеять игру. Мне тоже нравится ваш ум, но совсем не так, как все остальное, – многозначительно продолжала она.

– Значит, вы любите играть в игры, я правильно понял? – спросил он, наклонившись над ней.

– Смотря в какие, – неопределенно ответила она, опасаясь, что он вновь заговорит о пролитом коктейле, будто она нарочно пролила его, что тоже можно было бы причислить к играм, которыми приманивают мужчин.

– В какие игры? В компьютерные, например.

Джесс сморщила носик, чтобы скрыть истинную реакцию. Она обеспокоилась тем, что гармония настоящего момента оказалась под угрозой. Но вообще забавно, что он упомянул о компьютерных играх именно тогда, когда она меньше всего о них думала. Неужели она собиралась сегодня рассказывать ему о своей новой идее? Как все изменилось! Ее намерения и мысли размыты случившимся, она насилу могла вспомнить о том, что на свете существуют компьютеры.

Вспомнив же теперь о реальном мире, она с тревогой подумала о пропавшей сумочке и о том, что, пока она находится здесь, ее номер вполне могли обчистить, украв и бесценный пакет с программой новой игры. От этой мысли мгновенно развеялось восхитительно блаженное состояние, в котором она пребывала всего несколько минут назад. Одна надежда, что воры могут оказаться людьми, не настолько просвещенными в компьютерных делах, а потому самое ценное, что находится в номере, скорее всего не возьмут… Да, оставалось надеяться лишь на это.

– Эй, где вы? – шепнул он ей на ухо, почти прикасаясь к нему губами.

Она как бы очнулась и рассеянно улыбнулась ему, подумав, что, может быть, зря она огорчается раньше времени и не стоит делиться с Оливером своими опасениями.

– Я подумала, что люди в такие минуты обычно закуривают и пускают в воздух колечки дыма, а не разговаривают о работе.

– Вы правы, – вздохнул он. – Как нечутко с моей стороны! Вы хотите курить? Сам я не курю, но могу позвонить, чтобы нам принесли сигареты.

Он собрался встать с постели, показывая, что любое ее желание – для него закон, но она схватила его за руку и притянула обратно.

– Я тоже не курю, но за предложение спасибо. Не уходите, побудьте еще рядом. Я не знаю, какой надо быть женщиной, чтобы курить в такие минуты.

Он внимательно посмотрел на нее, улыбнулся и вернулся в постель.

– Вы ни на кого не похожи, – сказал он и запечатлел на ее губах легкий поцелуй. Подумать только, не успел я вытащить вас из бара, как мы уже сотворили любовь и…

– И потеряли мою сумочку, – прервала она его, озорно сверкнув глазами. – Наводит на некоторые размышления. – Она помолчала и со вздохом добавила: – Думаю, мне стоит позвонить местному детективу и узнать, не нашли ли они ее.

Вставать, однако, не хотелось, она с удовольствием осталась бы в его постели навсегда, но мысль о том, что ее номер могут обокрасть, не давала покоя. Только что пережитые мгновения были настолько прекрасны, что у нее просто не было сил покинуть его сейчас. Но все же надо хоть что-то предпринять, сделать усилие и попытаться выяснить настоящее положение дел. Она неохотно начала вставать.

Но Оливер опрокинул ее на постель и перекатился через нее.

– Все под контролем, – прошептал он. – Если у них появятся новости, они знают, где вас найти. Я не хочу отпускать вас. Хочу забыть обо всем, что находится за этими стенами. – Голос его вновь стал хриплым и чувственным. – И вообще, почему бы нам не выкинуть все это из головы, просто лежать здесь, наслаждаясь друг другом и превратив эту ночь в целое столетие? Неужели вам этого не хочется?

Она озорно взяла его руку и провела ею по своему телу.

– я уже на пути к этому, – слабо проговорила она, понимая, что он прав и мир может подождать. – Иногда действия бывают красноречивее слов.

Она таяла от его ласковых прикосновений, действительно забывая все, кроме него самого, а он нежно изучал ее тело, полное желания. Не было ни прошлого, ни будущего. Она уже не хотела думать ни о возможных ворах, ни о перелете через океан и возвращении в Великобританию на «конкорде», на который, правда, она опять – опять! могла опоздать. Она встретила необыкновенного мужчину по имени Оливер и была без ума от него, впрочем, как и он от нее, и это самое главное.

И когда желание вновь бросило их в объятия друг друга, она знала, что не пожалеет, если утро никогда не настанет.

В предрассветных сумерках Уильям Уэббер потихоньку выскользнул из жарких любовных объятий мисс Джессики Лемберт и сел на краю кровати, опустив голову на руки.

Она спала глубоким сном И во сне была прекрасна. От него же сон бежал. Он повернулся и долго глядел на нее, тщетно пытаясь проникнуть в тайну этой женщины. Именно поэтому его одолевали беспокойные мысли.

Она очень красива, немного взбалмошна, но тем не менее восхитительна и неотразима. Он сотворил любовь с женщиной, которая ставила его в тупик, озадачивая так сильно, что держать ее постоянно при себе было единственным его желанием. Нет, своими действиями он не гордился. То, что началось как приключение на одну ночь, превращается во что-то более серьезное. Он забил гол в собственные ворота. Он уже желал эту женщину из-за нее самой, а не из-за той, кем, как он подозревал, она могла быть, и даже испытывал теперь чувство вины за свое первоначальное намерение, за то, что поставил себе целью банально овладеть ею.

Была ли она настоящей Джессикой Лемберт, той особой, что прислала ему в Лондоне факс со столь эксцентричным предложением и приглашением на ужин? Преступная Джессика Лемберт, которая держала в своих бесчестных руках секреты его фирмы? Если это так, то что она делает в Нью-Йорке? И потом, разве та, подлинная, Джессика Лемберт не похищена его братом? А если эта женщина, спящая в его постели, действительно Джессика Лемберт, то кого же похитил Оливер?

Он медленно встал и надел халат, совсем недавно снятый им с ее прекрасного тела. Потом тихонько вышел в гостиную и приготовил себе большой скотч.

Может, это сила воображения завела его так далеко, что заставила думать, будто существовало нечто более важное, чем сама мисс Джессика Лемберт? Но так много непонятного, каких-то странных совпадений… Оба они заняты в одном и том же бизнесе, и она, Господи, спаси и помилуй, она ведь сказала, что они с Уильямом Уэббером чуть ли не друзья! Но это же он, он Уильям Уэббер! Или он ошибается?.. Что, черт возьми, все это значит?

Он начал ходить по гостиной, мозг работал без остановки, прокручивая все мыслимые и немыслимые варианты объяснения. Надо же! И с этой авантюристкой они были столь упоительно близки. Ах да! Он еще так по-идиотски упомянул компьютерные игры. Если она действительно та, за кого себя выдает, то это определенно могло насторожить ее. Да нет, не может быть!..

Надо позвонить брату Оливеру… Он приложил ко лбу холодный стакан со скотчем. Как она его потрясла, назвав свое имя! Именно это и заставило его солгать. Он назвался именем брата, первое, что пришло ему в голову. Что же с ним происходит? Он превратился в лжеца, в пошлого обманщика, и все из-за чертова коктейля и огромных зеленых глаз, совершенно околдовавших его.

Глубоко вздохнув, он допил скотч и подумал, что как бы там ни было, а теперь он должен держать ее возле себя, потому что хочет и завтра быть с нею рядом. Во всех смыслах это становится необходимостью, и в личном, и в деловом, где еще предстоит разобраться. Ее вечерняя сумочка могла ему подсказать, кто эта женщина на самом деле, а он ведь даже не заглянул в нее. Позже он это сделает. Не сейчас. Потом, позже, он позвонит своему поверенному, Дэвиду, скажет, что ему нужно несколько чеков, потом позвонит и Оливеру. Теперь же он хотел только одного – вернуться к ней, обнять ее, овладеть ею, ибо она была самой великолепной женщиной из всех, каких он когда-либо встречал. Насколько опасна эта леди, он не знал. И в этот момент даже не хотел знать.

Глава 6

Наследующее утро, натянув на себя все те же джинсы и шелковую блузку, Эбби стояла у раскрытого окна и смотрела на поместье Уильяма Уэббера. Бледное бесцветное солнце поднималось над изумрудно-зелеными лужайками. Справа виднелся регулярный тисовый парк с ухоженными, аккуратно подстриженными кронами, которым искусная рука садовника придала форму павлинов и петушков. Но и настоящие павлины там бродили тоже, важно вышагивая по вымощенным дорожкам строго расчерченного парка и по газонам, находящимся прямо под окнами.

Вдыхая благоуханные летние ароматы, Эбби, казалось, должна была бы испытывать удовольствие, но этого не происходило. Ночь, проведенная в роскошной романтической кровати, не принесла облегчения, хотя ей удалось заснуть и даже выспаться, но пробуждение не радовало из-за тревоги, внушаемой непредсказуемостью дальнейших событий. Долгие минуты, проведенные в прелестной, пронизанной душистыми ароматами ванной, увы, так и не смогли освободить сознание от всего, что его омрачало.

Ей отчаянно хотелось очистить совесть, признавшись Оливеру во всей той лжи, которую она нагромоздила. Но она так глубоко увязла в ней, что вряд ли у нее достанет смелости на подобное признание. Кроме того, ей надо было набраться храбрости к моменту возвращения самого Уильяма Уэббера, поскольку она до сих пор не представляла себе, как будет выкручиваться из ситуации, если тот начнет расспрашивать ее о деталях игры, созданной Джессикой. Не сделать бы хуже!

Эбби уныло отвернулась от окна и, заметив на столе возле кровати телефон, посмотрела на часы. Джесс скорее всего еще не вернулась. Но надо позвонить домой: может, сестра звонила, тогда она услышит ее голос на автоответчике, а нет, то сама оставит сообщение для Джесс, скажет, где она, назовет здешний номер телефона. С пару минут она колебалась, говорить ли сестре, что опоздала на рейс в Париж. А, собственно, какой здесь номер телефона? Она посмотрела на аппарат, но на нем номера не было. Кстати, а где она находится? Что она скажет Джессике? Известно лишь, что это дом Уильяма Уэббера где-то в Кенте, но где именно? И как она объяснит свое пребывание здесь? Скажет, что ее привез сюда шофер, не нашедший всем известную дорогу в аэропорт Хитроу?

Всегда упрекала сестру за разболтанность и легкомыслие, а теперь сама натворила черт знает что! Можно представить, что теперь скажет Джесс!

– Куда вы хотите звонить?

Эбби вздрогнула, будто за спиной раз

дался выстрел. Должно быть, он услышал отзвонку на параллельном телефоне, когда она стала набирать номер. Повернувшись, она увидела Оливера, стоящего в дверном проеме. Он сменил ужасную шоферскую униформу на черные хлопчатые брюки и черную же спортивную рубашку и выглядел в это яркое утро довольно хмурым и усталым.

– Э-э… но я… Я оплачу, конечно, звонок.

Она протянула руку к сумочке, но он остановил ее словами:

– В этом нет никакой необходимости.

Кому вы хотели позвонить?

Он приблизился к ней с легкой улыбкой на устах. руки засунуты в карманы брюк, великолепно сидящих на его узких бедрах.

– Хм… ну… я просто… Просто хотела позвонить сестре.

Эбби чувствовала, что краснеет, будто и вправду в чем-то виновата. Но вина тут действительно была, ведь до сих пор она не говорила, что у нее есть сестра, тем более что сама-то знала: именно сестра и является настоящей Джессикой. Она попыталась справиться с дыханием и успокоиться, чтобы он не заметил ее сильнейшего смущения.

– А где она живет?

Эбби удивилась вопросу и вдруг неожиданно рассмеялась. Должно быть, он решил, что ее сестра живет в Гонконге или где-нибудь еще дальше, и испугался, что босс, получив счет за столь дорогостоящие международные переговоры, не погладит его по головке.

– Не паникуйте, я звоню всего лишь в Лондон.

Правда, чтобы избежать дальнейших расспросов, не уточнила, что звонит в Кенсингтон, в тот самый дом, где они ужинали накануне. Хотя, возможно, сейчас самый подходящий момент, чтобы сознаться во всем.

– И что вы хотели ей сказать? Что вас держат как заложницу где-то в самой глубинке графства Кент?

Зеленые глаза Эбби расширились от изумления. Вчера вечером ей, правда, приходила мысль, что ее похитили, но потом эта мысль была отвергнута как абсурдная, она даже не высказала ее вслух. Так неужели это действительно похищение?

– Я пошутил, – С улыбкой сказал он, подойдя совсем близко к ней. – Вы, как видно, относитесь к тому типу людей, которые с утра шуток не понимают.

Эбби слабо улыбнулась, но промолчала. – Так все же, что вы хотели ей сказать? – повторил он, стоя прямо перед ней и глядя ей прямо в глаза.

Эбби с удивлением подумала; почему ее допрашивают сегодня, как в испанской инквизиции? Силы небесные! Ведь она всего лишь собиралась позвонить по телефону.

– Я просто хотела узнать, вернулась ли она домой.

– Она у вас что, завсегдатай ночного клуба?

Тут Эбби нахмурилась. С чего это он так заинтересовался ее сестрой? Но опять постаралась успокоиться. Оливер ничего не знает, и это просто вина и терзания совести не дают ей покоя, заставляя подозревать неладное там, где его нет.

– Наверное, вы хотели оставить для нее сообщение, что в Париж так и не попали?

– Не пойму, что это вы так меня допрашиваете, – не сдержавшись, выпалила она. – Я же сказала, что оплачу этот злосчастный звонок, если вам угодно. На сколько я там наговорю? На несколько жалких монет? Так я заплачу прямо сейчас, и покончим с этим. – Она отвернулась от него. Столько разговоров из-за какого-то телефонного звонка… Я могу понять причины вашего беспокойства. Вы, очевидно, дорожите своей работой, а потому не хотите лишний раз прогневить босса, но это же смешно в самом деле!

Выслушав монолог гостьи до конца, он, весьма неожиданно для нее, разразился смехом.

– Вы по утрам всегда такая ворчливая? Надеюсь, что нет. Мне не хотелось бы начинать каждый день с вашего дурного настроения.

Эбби отбросила сумочку на кровать и повернулась к нему. Не ослышалась ли она? Что он такое сейчас сказал? Что он вообразил себе, говоря о каждом дне? О каждом утре, которое он якобы будет проводить с ней? Ее сердце на какую-то долю секунды замерло.

– Ох, Джессика, – придушенно проговорил он, стараясь не рассмеяться опять, затем подошел и обнял ее. – Я только пытаюсь сбить с вас ледяную корочку, которой вы покрылись к утру. Телефонный звонок не имеет никакого значения. Просто вы, наверное, все еще сердитесь, что попали сюда, не так ли? – Он не дал ей времени для ответа, лишь нежно погладил по плечам и сразу же продолжил: – Все нормально, я говорил с мистером Уэббером, он в курсе всех событий и будет рад встретиться с вами. Просил передать вам, чтобы до его приезда вы чувствовали себя как дома.

В каком-то смысле известие о том, что Уильям Уэббер знает о ее пребывании в его доме, успокоило Эбби, но все же, все же…

– И когда же он придет?

Эбби задала этот вопрос не очень уверенно, ибо испытывала весьма двойственные чувства насчет возвращения хозяина. Лучше всего отказаться от встречи с ним и вернуться домой, пока не дошло до разоблачения. Но, с другой стороны, побыть несколько часов наедине с Оливером тоже совсем не плохо. Это позволит ей найти подходящий момент, чтобы во всем ему признаться.

– Кто его знает… Сказал, что с дороги еще позвонит.

– А где он?

– В Нью-Йорке.

Эбби чуть было не сказала, что ее сестра тоже там, да вовремя успела прикусить язычок. Думая об УУ, Эбби надеялась, что он не такой раззява, как ее сестрица, и не опоздает на свой рейс, иначе ей придется ждать его здесь до скончания века.

– Но должны же вы знать время его прибытия в аэропорт!

– Он позвонит перед вылетом, а нет, так возьмет такси и прекрасно доедет и без меня.

– Да, возможно, на такси он доберется быстрее, – не преминула уколоть Эбби шофера.

Он посмотрел на нее озадаченно, пока до него не дошел смысл намека, после чего ухмыльнулся.

– Ну что вы, дорогая Джессика, хотите от своего влюбленного поклонника… Теперь вот что, не стоит ли нам подумать о завтраке? Давайте позавтракаем вместе, а потом решим, чем нам заняться днем.

Чем в самом деле заняться? Совершить с Оливером поездку по графству Кент Эбби не рискнула бы, опасаясь, как бы им не оказаться в Норфолке. Словам о влюбленном поклоннике она не придала особого значения, поскольку сказаны они слишком уж легко. Впрочем, разве не мог он и действительно влюбиться?

Спускаясь по лестнице, Эбби подумала, что ей с ним, как ни печально, не будет особенно легко. Очевидно, Оливер имел со своим боссом весьма доверительные отношения, и полномочия его явно выходили за рамки обязанностей водителя, иначе он не осмелился бы взять ее под свое крыло до приезда хозяина. Ах, если бы на ее месте была Джесс! В такой ситуации она вела бы себя гораздо свободнее и непринужденнее.

– . А что, никого из прислуги нет? спросила она, входя в великолепную, но совершенно безлюдную кухню.

– Мистер Уэббер на время своего отсутствия всех отпустил.

Эбби огляделась. Кухня в славном деревенском стиле, с зеленой плитой, массивными буфетами и простой кухонной утварью. У окна стоял коренастый обеденный стол, а за окном виднелся огороженный живой изгородью сад, где бывалого вида садовник трудился на капустных грядках.

Выглядел он по-домашнему, как-то уютно-приветливо, но неужели в таком огромном поместье не осталось никого, кроме садовника?

Оливер выдвинул по очереди несколько буфетных ящиков и вновь задвинул их, будто искал чего-то и ничего не нашел.

Эбби подумала, что его должностные обязанности вряд ли включают в себя то, что касаемо кулинарии. Она стояла возле большого стола, наблюдая, как он хмуро и нетерпеливо шарит по буфетным ящикам и полкам.

– Оливер, что вы ищете? Может, я чем помогу?

Он повернулся и с несколько растерянной улыбкой произнес:

– Я не очень хорошо ориентируюсь на кухне. Обычно здесь хозяйничает Мэри, домоправительница…

Вздохнув, Эбби приступила к холодильнику, стоявшему в небольшой стенной нише.

– Ваш намек поняла. Хотите, чтобы завтрак приготовила я.

Невесть откуда взявшаяся барственность быстро с нее слетела. Хорошо, конечно, сидеть здесь, в этом великолепном старинном особняке, и ждать, когда прислуга подаст тебе завтрак. Да что там завтрак! Просто ей хотелось увидеть хоть кого-нибудь из прислуги УУ. Ее покойный отец частенько заявлял, что по виду и поведению слуг всегда может определить истинный характер хозяина. Оливер, к примеру, как выяснилось, никудышный шофер, но по нему судить о характере его богатого босса все же непросто. Пожалуй, только одно: Уильям Уэббер довольно терпелив, ведь ему ничего не стоит нанять шофера, с которым не будет риска заблудиться в трех соснах.

– А вы не откажетесь? – спросил Оливер с облегчением, повернувшись к ней и радостно сияя. – Мне надо сделать несколько звонков, а вы тут пока похозяйничаете.

Эбби взглянула на него с лукавой улыбкой.

– Я крикну вам, когда все будет готово.

Впрочем, она догадывалась, что здесь наверняка существует гонг, созывающий обитателей дома к трапезе.

– Вы правда не сердитесь на меня? – спросил он, подойдя к ней и убирая с ее щеки выбившуюся прядь волос. – Вчера вечером я убедился, что вы прекрасно готовите даже деликатесные кушанья, так что с беконом и корзиной яиц у вас затруднений не будет.

Эбби усмехнулась, но советь ее беспокойно зашевелилась. Сколько лжи она успела нагородить с той минуты, как этот человек вошел в ее жизнь! Никаких кулинарных талантов у нее не было, скорее наоборот, но с беконом и яйцами она, конечно, справится.

– Да уж, банкет с утра я вам закатывать не намерена.

Он наклонился, чмокнул ее в кончик носа и пошел к выходу, но в дверях остановился и сказал:

– В одном можно не сомневаться: ваша стряпня наверняка будет гораздо лучше моей.

После чего дверь за ним закрылась, и Эбби какое-то время стояла посреди кухни с беспомощной улыбкой на устах, не зная, с чего начинать. Вдруг дверь приоткрылась, и в щель просунулась его голова. Кивком он показал ей на окно.

– Кажется, я не предупредил вас, что садовник испанец и ни слова не знает по-английски. К тому же он глухой, так что не пытайтесь вступить с ним беседу, от этого он только расстроится и больше ничего.

С этими словами Оливер убрал голову и закрыл дверь.

Эбби с безмолвным изумлением смотрела на дверь. С какой стати он сделал это предупреждение, косвенно запрещающее ей общение с садовником? Иногда в том, что Оливер делал и говорил, она не могла уловить смысла. И кому это ему потребовалось звонить? Нет, этот человек определенно загадочен.

Переведя дыхание, она отбросила все непонятное, подумав, что раз уж она здесь, почему бы не доставить себе удовольствие и не пожить жизнью этого странного дома. Джесс, та именно так и поступила бы, она легко принимала все предлагаемые жизнью обстоятельства и даже умудрялась извлекать из любой ситуации выгоду. Почему бы и Эбби не поступить так же?

Осмотревшись в поисках чайника, она обнаружила его неподалеку от раковины, наполнила водой до краев и поставила на плиту. Ожидала ли она, что ей придется готовить завтрак? Пожав плечами, она еще внимательней исследовала содержимое кухни.

Сначала, конечно, кофе. Она нашла все, что нужно и, когда вода в чайнике закипела, открыла кухонную дверь. К черту Оливера с его рекомендациями! Этот несчастный садовник с утра ковыряется в земле, так что чашечка кофе ему совсем не повредит.

Выйдя из кухни в сад, она окликнула садовника, вспомнив кое-что из своего школьного испанского:

– Buenas dias, senor. Quiere cafe? [10]

Садовник оглянулся, его лицо было багровым от работы, а глаза непонимающе озирались вокруг. Выходит, не такой уж он глухой, с облегчением отметила про себя Эбби и крикнула еще громче:

– Quiere cafe, senor?

Она даже мимически показала ему, что предлагает, поднеся воображаемую чашку к губам и делая губами такие движения, будто отхлебывает из нее.

Садовник так вытаращил на нее глаза, что Эбби даже испугалась, не сказала ли она по-испански какую-нибудь непристойность. Затем, к крайнему ее удивлению, на чистейшем английском, правда простонародном, довольно отчетливо пробурчал:

– Кой еще там, к чертям собачьим, кофий…

И снова засел в грядки, продолжая решать свои огородные проблемы.

Вдруг Эбби вздрогнула. Кто-то схватил ее за локоть, после чего она вновь была втянута в кухню, и дверь за ней захлопнулась.

– Я ведь, кажется, просил вас не смущать садовника!

Тон, которым Оливер это сказал, неприятно поразил ее. Он держал ее за плечи, а Эбби потрясенно смотрела на него широко распахнутыми, невинными зелеными глазами. Вдруг он ослабил хватку и как ни в чем не бывало улыбнулся.

– Простите, что накричал на вас, но этот наш садовник – старик с большими причудами, хотя и такого мистеру Уэбберу найти было нелегко. Надеюсь, вы не будете возражать против того, чтобы мы оставили его в покое?

– Да нет, в общем-то… Я просто спросила, не выпьет ли он чашечку кофе, – с самым невинным видом ответила Эбби.

Я же сказал вам, он не говорит по-английски.

– Но я обратилась к нему на испанском.

– Он глухой.

– Так почему же он обругал меня по-английски? – опять же вполне невинно спросила Эбби.

Оливер вроде бы даже зубами скрипнул. Или ей показалось?

– Ну, вы же понимаете, что иностранцы первым делом постигают непристойные слова, – проговорил он, нехотя отпуская ее руку. – Но я обязательно отчитаю его за это. Попомнит он у меня, как грубить гостям этого дома.

Сказав это, он направился к дверям и, не успела Эбби в защиту садовника и слова вымолвить, вышел. Теперь бедный старый дуралей еще и пострадает из-за нее с ее пресловутым кофuем. Но не слишком ли много этот шофер берет на себя в смысле воспитания прислуги, хотя и сам всего лишь нанят Уильямом Уэббером?

Она подошла к окну и увидела, что Оливер появился возле капустных грядок, что то сказал садовнику, и тот немедленно скрылся в садовом домике. Она прикусила губу. Этот образ жизни – с прислугой и всем таким – не был для нее привычным. Совсем другой мир. Если бы она была хозяйкой такого дома, чашка кофе, предложенная кому-либо из слуг на кухне, не стала бы чем-то таким уж невероятным, тем более что в дружеской обстановке удобнее обсуждать текущие дела. Но она не была и никогда не будет хозяйкой такого дома, как этот. Скорее уж Джесс в этом смысле повезет, а не ей. И Джесс к тому же гораздо легче будет принять подобный стиль жизни. После того как ни в чем не виновный глухой испанец-садовник скрылся из виду, она отошла от окна и принялась за приготовление завтрака, искренне сожалея, что, не зная обычаев этого дома, невольно нарушила его спокойствие.

– Это все, на что я оказалась способной в таком месте, – сказала она, наливая Оливеру и себе кофе, после того как они позавтракали яичницей с беконом, помидорами и консервированными грибами.

Помидоры Оливер принес с огорода, примирившись, как видно, с недисциплинированным садовником.

– В каком таком месте?

– Ну, в доме, стиль жизни которого совсем незнаком мне. Вообще, я бы сказала странно… Я имею в виду вас и садовника, которого вы прогнали с грядок непонятно за что. Знаете, мне почему-то все время кажется, что вы здесь не просто шофер, а кто-то рангом повыше. Иначе вы не посмели бы прогнать этого бедного садовника. Кстати, он ведь ни в чем не виноват. Думаю, я просто напугала его, ведь ему и без того не по себе: иностранец, да еще и глухой к тому же… Странно, что вы, шофер, командуете несчастным испанцем-садовником. Но, может быть, теперь принято так обращаться с прислугой? – Не сдержавшись, она хихикнула. – Не ожидала, что вы так раскипятитесь. Можно подумать, что этот простак шпионит в пользу какого-нибудь мадридского бизнесмена.

Он смотрел на нее так строго, что Эбби даже испугалась: не слишком ли много она себе позволяет, сыплет словами направо и налево, не зная удержу. Обычно это с ней бывает, когда ей не по себе. И она спросила себя, почему она все еще испытывает неловкость рядом с ним. Они ведь так славно позавтракали, им предстояло провести друг с другом несколько приятных часов до появления УУ, так что же мешает ей расслабиться и просто получать удовольствие от текущих минут, когда еще можно не думать ни о каких разоблачениях и необходимости в чем-то сознаваться?

– У вас просто невероятные глаза, вдруг ласково сказал он.

Эбби шутливо поклонилась ему, а что она ответила на это, он не расслышал.

– Скажите, вы давно работаете с компьютерами? Мне как-то трудно представить себе вас, просиживающей целыми днями в сумрачной комнате перед экраном.

Эбби продолжала помаленьку отхлебывать кофе. Ему хорошо, он разбирается во всех этих компьютерных сложностях. А ей теперь надо как-то выкручиваться или признаваться этому эрудированному шоферу в своем невежестве.

– Всегда мечтала стать актрисой, сказала она задумчиво. – Но о том же, как я со временем поняла, мечтает множество других женщин, так что не стоило и затеваться… Я, правда, приняла участие в нескольких конкурсах, но не совсем удачно, так что в конце концов решила попробовать себя в пароходных круизах.

– В пароходных круизах? Ну и ну! И как вам удается совмещать это с работой на компьютере?

Эбби почувствовала, что стоит на весьма зыбкой почве. Она и вообще не собиралась упоминать об этих злосчастных круизах. Она что, забыла, что играет здесь роль своей сестры, специалистки по компьютерным играм?

– Ох, ну как бы вам объяснить… Компьютеры – это не главное, побочный, так сказать, интерес, хобби. Балуюсь между круизами своим стареньким компьютером… Ну, вы ведь его видели…

– Я бы не сказал, что он такой уж старенький. Да и тот пакет, что вы передали для моего босса, совсем не похож на плоды баловства. Все исполнено в высшей степени профессионально. Вы работаете одна или с кем-то еще?

– Оливер, вы… вы разве видели эту программу?

Эбби изумленно вскинула брови. Да уж, он, видно, действительно в весьма близких отношениях со своим боссом, если позволяет себе вскрывать пакеты, вовсе не ему предназначенные.

– Э-э… Ну, мистер Уэббер попросил меня проверить, чтобы не вышло путаницы. Вы, например, могли случайно вложить в пакет другую дискету, да мало ли что… Этим я и занимался у вас в кабинете, когда вы застали меня там. Вы что, забыли? Но вы не ответили, вам кто-нибудь помогает?

Эбби насторожилась. Почему он это спрашивает?

– Нет, я все делаю сама, – ответила она так, как ей казалось лучше для Джесс.

Он вдруг усмехнулся и резко переменил тему:

– Ну, хорошо, как мы спланируем наш день?

И вновь Эбби почувствовала себя крайне неуютно. Перемена темы, хоть и принесла ей некоторое облегчение, но также таила в себе нечто тревожное. Ничто не могло доставить ей большего удовольствия, чем просто побыть с Оливером… Но… Ох, ее бодрость и присутствие духа вянут на глазах. Она не нашлась, что ответить ему на достаточно простые вопросы. Что же будет, когда она встретится с УУ? Ох, Джесс, внутренне простонала она, как бы мне не промахнуться! Стараюсь делать как лучше, а на самом деле, может быть, наношу тебе непоправимый вред.

– Меня все еще не оставляет мысль, что самое лучшее, пожалуй, вернуться домой, жалобно прошептала Эбби.

– Почему? – Оливер засмеялся. – Почему в самом деле? Большинство девушек на вашем месте с удовольствием согласились бы провести какое-то время здесь. Это все равно что съездить на дачу к приятелям. Здесь есть тренажерный зал, плавательный бассейн, сауна, я уж не говорю о конюшне, набитой превосходными лошадками. Мистер Уэббер сказал, чтобы я создал вам все условия для отдыха, и я буду чувствовать себя виноватым, если не справлюсь с этим заданием и позволю вам уехать.

Он встал и принялся очищать тарелки, но, взглянув на нее и увидев ее огорченное лицо, улыбнулся и снова сел за стол, оставив тарелки в беспорядке тесниться на краю стола. Взяв ее маленькую руку, он нежно ее погладил.

– Послушайте, Джессика. Вам нет никакой необходимости уезжать. В Париж вы уже опоздали, да оно, вероятно, и к лучшему. Если все пойдет как надо, то после встречи с мистером Уэббером может так получиться, что вы никогда больше не будете нуждаться в работе. Так почему бы вам не расслабиться и не повеселиться вместе со мной? – Его голос становился все более мягким. – Если быть честным, Джессика, мне совсем не хочется отпускать вас домой. Мне кажется, я начинаю влюбляться в вас, если уже не влюбился. – Он дразняще посмеивался. – Останьтесь со мной, и я обещаю, что вы не пожалеете.

И затем он склонился к ее руке и начал целовать пальцы. Глаза Эбби сами собой закрылись. Ох, как он убедительно говорит! Как проникновенно, как завораживающе. Она хотела остаться, очень хотела, но хватит ли у нее сил устоять против его притязаний, если он поведет себя слишком активно? И когда он поднял ее из-за стола и обнял, она поняла, что нет, не хватит…

Но прежде чем их губы слились в поцелуе, она пыталась сказать, что ей нужно кое-что ему сообщить. Нет, бесполезно. Поцелуй уже захватил ее магической силой, возносящей чуть не до небес.

Его руки нежно и заботливо обнимали ее, и ей хотелось лишь одного: чтобы он никогда не выпускал ее из объятий. Она пропала, безнадежно пропала, а поцелуй все длился и длился, будто исполнилось ее страстное желание, и он стал бесконечен.

Почти обессилев, она медленно подняла руки и обвила их вокруг его шеи. Запах Оливера, запах свежести и лимона так обострил ее чувства, что она вдруг поняла: ей встретился человек, с которым она хотела бы остаться, да, остаться, и больше, чем просто на один день…

– Вы что-то хотели сказать, – тихо напомнил он, когда поцелуй все-таки завершился, а его губы скользнули от ее губ к шее.

– Да… Но это… это не важно…

Она вздохнула и прикусила нижнюю губу, когда его уста потянулись к вырезу блузки. Он целовал ее теплую шелковистую кожу, и ей показалось, что она услышала его вздох и что он переживает примерно то же сладостное изнеможение, которое испытала она, когда он впервые обнял ее. Неужели он действительно влюбился в нее? А она – в него? Неужели они совсем потеряли рассудок и плывут к неминуемой развязке? Была ли она так же желанна для него, как и он для нее?

Наконец он отстранился от нее, и когда она посмотрела ему в глаза, то прочла там то же самое, что испытывала сама. Сердце ее бешено заколотил ось.

– Вы такая свежая и соблазнительная, прекрасная Джессика, – прошептал он.

Невозможно находиться с вами в одной комнате и не обнять вас. – Он приподнял ее лицо за подбородок и заглянул в глубину томных глаз. – Вы самая удивительная из всех, кого мне в последнее время доводилось встречать.

Робкая и смущенная, с сердцем, колотящимся от счастья, Эбби все же поддразнила его, как бы упрекая:

– Только в последнее время?

Он широко улыбнулся.

– Нет, сердце мое, я ошибся. Никого похожего я не встречал никогда в жизни.

– Хэй! Оливер! Олли, дорогой! Кто-нибудь есть в доме?

Крик донесся откуда-то снаружи. Эбби выскользнула из объятий Оливера и успела заметить, что он тоже отшатнулся, и от поспешности, с которой он отскочил от нее, краска стыда залила его щеки.

– Простите, но мне надо выйти. Кажется, это голос… голос девушки с конюшни, быстро проговорил Оливер.

И не успела она обернуться и спросить насчет обращения дорогой, как он вышел из кухни.

Подталкиваемая любопытством, Эбби бросилась к окну. Она увидела красивую девушку верхом на великолепном черном жеребце, которого Оливер вел под уздцы в ту сторону, где, очевидно, располагалась конюшня. Вид у него был понурый. Эбби неожиданно почувствовала укол ревности, достигший самого сердца, ибо она не могла поверить, что эта леди – девушка с конюшни. Наездница в полном костюме для верховой езды – жакет, бриджи, шляпа. Эбби пока еще способна отличить дорогую одежду хорошего кроя от того, что носят девушки, работающие на конюшне. К тому же наездница красива, изысканно красива. Да и гордая стать ее чертовой лошади весьма красноречива. Совсем приуныв, Эбби стала собирать грязные тарелки и складывать их в раковину.

Итак, у Оливера есть подружка. Может быть, и не любовница, но все же особа, занимающая в его жизни определенное место, поскольку называет его дорогим. Эбби резко опустилась на стул, угрюмо глядя в окно. Она ревновала. Какое ужасное чувство! Она и не знала, что так бывает. Да, наверное, это и есть самая настоящая ревность. Она закусила нижнюю губу. Ох, какое неприятное чувство. Недоброе. И Оливер теперь не казался ей таким хорошим, как виделся до этого. Оказывается, он лгал, но заставил ее поверить…

– Что я и говорил, – небрежно сказал Оливер, вернувшись через несколько минут в кухню. – Это Мелани…

– Девушка с конюшни, – договорила за него Эбби.

Она не верила ни единому его бойко сказанному слову. Ее недоверчивость не могла остаться незамеченной, поэтому Оливер сразу же, присев перед ней на корточки, повинился:

– Нет, Джесс, она не девушка с конюшни. Это Мелани из «Парк-Хэлл», из соседнего поместья, находящегося через дорогу. Она дочь приятелей мистера Уэббера. Приходит сюда, когда приезжает из Лондона, позаниматься верховой ездой с девушкой грумом. Они часто ездят вместе, а старый Берт присматривает за лошадьми. Просто сейчас она не нашла никого на конюшне, вот и подъехала к дому.

– И называет вас дорогойОлли! – капризно надула губки Эбби.

– Светские девушки вроде Мелани ко всем так обращаются, даже к своим лошадям. А в том, что она назвала меня Олли, нет ничего удивительного: ведь я здесь всего-навсего шофер.

Напоминание о том, что он всего лишь шофер, успокоило Эбби, и ревность ее пошла на убыль. Если бы на его месте находился Уильям Уэббер, тогда еще можно было бы поверить, что между ним и этой светской красавицей что-то есть. Правда, на ум ей пришел сюжет из[11], где хозяйка поместья влюбилась в конюха, но это, в конце концов, писательский вымысел.

Она неуверенно улыбнулась, и Оливер потеребил ее за подбородок.

– Я рад, что вы ревнуете, потому что…

– Я не ревную! – прервав его, выпалила Эбби и вскочила на ноги.

Но прежде чем она успела покинуть помещение, Оливер задержал ее, обняв за талию. Он повернул ее к себе и крепко обнял. В глазах его мелькнули огоньки триумфа, а уголки губ приподнялись в легкой улыбке, которая так ей нравилась.

Притворяться во всем, что касалось любви, Эбби не могла. Она понимала, что уже выдала себя этой вспышкой ревности, и теперь он начнет, пожалуй, приставать к ней, а сама мысль об этом была ей сейчас непереносима.

– Я польщен, – с придыханием сказал он, – и, чтобы утишить ваше смущение, смею заверить, что если бы кто-то в моем присутствии употребил по отношению к вам обращение дорогая, то мне это тоже вряд ли доставило бы удовольствие.

Она взглянула на него, и какой-то не понятный жар разлился по всему ее телу.

– Неужели? – постаралась она вымолвить как можно небрежнее.

– Не сомневайтесь, дорогая моя, – почти промурлыкал Оливер и ласково пригладил ее волосы. – И давайте выбросим из головы всех девушек вроде Мелани, – прошептал он ей в самое ухо. – Вы стоите десятка таких, как она. Есть только вы, и я, и этот прекрасный день. Давайте порадуем себя настоящей минутой.

И Эбби готова была порадовать себя настоящей минутой, но тем не менее твердо решила, что, встретившись с УУ, когда он вернется, честно скажет ему, кто она и что она и почему обманула его шофера, выдав себя за Джессику Лемберт, объяснит, что ей показалось, будто так будет лучше для дел ее сестры. И затем она непременно найдет подходящий момент, чтобы сказать всю правду Оливеру. Он так удивительно нежен, так заботливо опекает ее, что она просто не имеет права и дальше обманывать его. Но подходящий момент еще не настал. Потом, потом он непременно представится, а пока надо расслабиться и немного отдохнуть в обществе столь симпатичного ей мужчины.

Они покинули кухню и вышли поразмять ноги. День выдался и вправду великолепный, и Оливер показал ей сады и повел в розарий, где срезал для нее темно-красную розу особого сорта, лишенную шипов, которую она благосклонно приняла. Когда она, сжав стебель в горячей ладони, вдыхала удивительный аромат, то совсем забыла следить за тем, как выглядит со стороны. Эбби обладала весьма романтической душой, и ей казалось, что и он – тоже, но странно, сильный аромат розы как бы усыплял все ее чувства.

Он спросил, не хочет ли она предпринять конную прогулку, и, хотя предложение было весьма заманчиво, она отказалась на том основании, что недостаточно опытная наездница, чтобы кататься на одной из этих роскошных чистопородных лошадей. Но вот тренажерный зал весьма соблазнителен для нее. Особенно ее привлекает плавательный бассейн. Расположенный под стеклянной крышей, он ласкал взор голубизной воды, а особую привлекательность ему придавали тропические растения в вазонах, расставленных по всему периметру . С одной стороны бассейна находилась площадка с баром, столиками, шезлонгами, тоже осененными невероятно экзотической растительностью. Эбби была совершенно покорена той роскошью, в которой жил этот Уильям Уэббер. .

Оливер показал Эбби, где находится раздевалка, игнорируя ее возражения и сожаления, что у нее нет с собой купальника. Войдя, она обнаружила все, что могло еще понадобиться, целую коллекцию купальников – от бикини до вызывающе скромных, халаты на любой вкус, купальные шапочки нежных расцветок. Итак, Уильям Уэббер настоящий плейбой, как и полагала Эбби. Она выбрала аквамариновый купальник с золотистой этикеткой модной фирмы «Сансикер», подумав при этом, не доводилось ли какой-нибудь светской красотке, и даже не одной, пользоваться им до нее.

Выйдя из раздевалки, Эбби подошла к бассейну, погрузилась в воду, и они вместе переплыли бассейн, после чего она села на его край, наблюдая за Оливером. Он плыл легко, без видимых усилий, и тело его было так совершенно, а движения настолько отточены, что она усомнилась в его прошлом. Неужели он рос мальчишкой, которого ничего, кроме шоферского ремесла, не ожидало? Если бы она не знала его, то подумала бы, что он рос в достатке и роскоши.

– Может, пойдем в сауну? – предложил он, подплыв к ней и игриво плеснув водой ей на колени.

– Я прежде никогда не была в сауне, созналась она.

– А в пароходных круизах?

Он засмеялся, отвел свои мокрые волнистые волосы со лба и стащил ее в воду.

– В круизах я всегда слишком занята.

– Чем? Не иначе серфингом по Интернету?[12] – заговорщицки спросил он.

Не придав значения последнему слову, она с легкостью ответила:

– Какой уж там серфинг, я ведь трусиха. Только подумаю, что можно упасть в воду, как мне становится не по себе. Нет, я бы никогда не решилась…

Оливер резко обернулся, удивленно посмотрел на нее, и Эбби подумала, что его смутила собственная неделикатность: он, видимо, осознал, что детство ее прошло совсем не в таких условиях, чтобы научиться подобным вещам. Он ловко выскочил из воды и, явно озадаченный, сел на край бассейна.

– Я имел в виду серфинг по Интернету, это компьютерный жаргон.

Ох, Боже ты мой! Жаркая волна смущения пробежала по всему ее телу, поднявшись от пальцев ног, захлестнув ее всю и выразив себя вспыхнувшим на щеках румянцем. Она вдруг вспомнила, что постоянно слышала от Джесс выражения вроде этого, но не стремилась узнать, что они значат. Ох, ей бы стоило повнимательнее относиться к тому миру, где сестра чувствовала себя как рыба в воде.

Эбби неторопливо вышла по лесенке из бассейна и, понимая, что продолжает лгать, попыталась все же выкрутиться.

– Да я знаю, – засмеявшись, проговорила она. – Просто я… ну, я люблю возвращать словам первоначальный смысл, это вроде забавной игры в слова. Вы меня удивляете, Оливер, у вас что, совсем нет чувства юмора?

– А-а, до меня дошло…

Он улыбнулся, но Эбби страшно на себя разозлилась. Кажется, она в очередной раз упустила момент, весьма подходящий для признания.

Она пошла в раздевалку, но не успела и бретельки с плеча спустить, как он вдруг вошел и набросил ей на плечи большое пушистое полотенце.

– Позвольте, я помогу вам.

И, к изумлению Эбби, стал заботливо стягивать с нее, укрытой полотенцем, купальник. Потом повернул ее к себе и чмокнул в мокрый нос.

– Ну, как, купание доставило вам удовольствие? – тихо спросил он.

– Конечно, – ответила она и храбро улыбнулась.

– Мне показалось, вы на меня рассердились за то, что я не понял вашей забавной шутки.

На кончике языка у нее вертелось признание, что если она и рассердилась, так скорее на себя за то, что совсем завралась.

Но что-то удержало ее. Что-то подсказало ей: время для признаний еще не наступило.

– Я… ну… Я подумала, не пойти ли в самом деле в сауну, в конце концов, надо же испытать что-то еще неизведанное, но только…

Смущение было так сильно, что заставило ее умолкнуть.

– Не понимаю, что вас смущает. Это же совершенно безопасно.

Безопасно в каком смысле? Ведь сауна та же ванная, придется раздеваться донага… Впрочем, она и так уж голая здесь, под полотенцем, и…

Он вдруг засмеялся и опять поцеловал ее в нос.

– Пойдемте. Вам будет полезно предстать в самом естественном для человека виде, в натуральном одеянии, данном ему природой.

Он повел ее к выходу из раздевалки, а она, хоть и шла, но судорожно сжимала полотенце у горла, отчего он опять рассмеялся и взял ее за руки так, что полотенце раскрылось, удерживаясь только на плечах.

– Вы прекрасны, девушка, я еще не встречал такого совершенства форм, – весело проговорил он, вводя ее в небольшое пространство сауны.

И здесь, в этой жаркой, пропитанной горячим сосновым духом камере, Оливер обнял ее и очень легко, ласково стянул с ее плеч полотенце, послушно соскользнувшее вниз.

– Нет, Оливер, нет – Прошептала она и даже будто всхлипнула, когда волны чудесного жара охватили все ее тело.

– Лучше всего пребывать в таком месте без одежды, – прошептал он. – Здесь восхитительно, не правда ли?

Обнаженная и смущенная, она стояла прямо перед ним, когда он скинул плавки и повернулся к ней.

– Вы так прекрасны, Джессика.

Он приблизился, нежно поцеловал ее в губы, потом поднял на руки и положил на деревянную скамью, застланную полотенцем.

– Надеюсь, вы не станете колотить меня дубовыми вениками? – насмешливо спросила она.

А ведь и впрямь восхитительно! Они обнажены, и это кажется столь естественным, Снять одежду здесь, в сауне, совсем не то, что раздеться где бы то ни было еще.

– Не дубовыми вениками, а березовыми веточками, – сказал он тихо и улыбнулся, ложась на скамью напротив.

Он лежал на спине, закинув бронзовые руки за голову, и, казалось, заснул.

Эбби повернулась на бок, облокотилась на руку и смотрела на него. Он был великолепен в своем абсолютном покое. У нее вдруг возникло ощущение, будто они предназначены друг для друга. Она обвела взглядом его тело, зная, что он не видит, смотрит ли она на него. Но она-то сама знала. Знала, что уже безнадежно в него влюблена. Он ни на кого не похож. И он целовал ее, целовал страстно и нежно, а теперь они лежат обнаженными почти рядом, и это не кажется ей чем-то неприличным, скорее наоборот.

Она откинулась на спину и закрыла глаза, а жар так восхитительно ласкал тело, что клонило ко сну, но она не могла позволить себе заснуть. Этот ароматный зной оказывал на нее любопытное действие. Все ее нервные окончания как-то безудержно вибрировали, и она подумала, что это чисто сексуальное ощущение возникло от желания коснуться рукой прекрасного тела Оливера, склоняющегося над ней. Ей хотелось, чтобы он целовал ее, и любил, и касался ее тела, и завладел им навсегда как своей собственностью…

И вот он уже целовал ее, так сильно, страстно, будто через по целуй хотел выведать и разгадать все сокровенные тайны. Она полусонно открыла глаза, и это оказалось восхитительной правдой. Не сном и не грезами в полудреме, а изумительной реальностью. Оливер лежал на ней, горячий и тяжелый, и целовал ее в губы. Дыхание у нее перехватило от восторга, она подняла руки и стала гладить его по спине, по затылку и шее, а тело сгорало от немыслимого желания.

И вдруг сознание ее очнулось от сладостного оцепенения, отчего тело будто окатили холодной водой, остудив пыл сердца. Она не должна позволить Оливеру любить ее так, здесь… Еще нет… Все ее тело напряглось.

– Я… я не могу, – хрипло прошептала она, с трудом выбираясь из его объятий.

Пылая жарким румянцем, она вскочила со скамьи и устремилась к дверям сауны. Оливер настиг ее в раздевалке, вновь укутав разгоряченное нагое тело большим полотенцем, после чего обнял, успокаивая, и прижал к себе, будто боялся, что она убежит.

– И я не могу… Я не должен был делать так, – шептал он. – Джессика, дорогая, простите меня. Но вы так соблазнительны. Я безумно хотел вас… хотел взять вас в свою жизнь навсегда.

И это простосердечное признание так тронуло Эбби, что она, сильно прикусив нижнюю губу, уткнулась лицом ему в плечо. Это она виновата, допустив… Все сразу изменилось, сначала она, а потом и он справились со своим желанием, будто чего-то испугавшись. Они любили друг друга и желали друг друга, но теперь, взамен чувственной эйфории счастья, она почему-то испытывала необъяснимую горечь.

Она вырвалась из его объятий и отошла на безопасное, как ей казалось, расстояние.

– Я.. я немного боюсь, – пробормотала она, будучи не в силах встретиться с ним глазами и глядя куда-то в сторону. – Я… я и хотела бы, но…

– Понимаю, дорогая, – вздохнул он. – Вы правы, мы не должны торопиться. И мы не будем торопиться, Джессика, время у нас есть.

С облегчением вздохнув, Эбби смогла наконец поднять глаза и встретиться с ним взглядом.

Он улыбался ей тихой проникновенной улыбкой, которая не обрадовала Эбби, а скорее наполнила ее сердце печалью от сознания вины.

Оставшись одна, она стояла под прохладными струями душа, закрыв глаза и страшно сожалея о том, что все так переменилось. Любовь не может быть замешана на лжи. Все должно быть честно, чисто и возвышенно, как у Оливера. Он терпелив, заботлив и чистосердечен, и это заставляет ее чувствовать себя так, будто она какая-то Мата Хари. Надо признаться ему во всем, и чем скорее, тем лучше, ибо вот-вот может оказаться слишком поздно и невозможно это сделать.

А Оливер как был обнаженный нырнул в бассейн и плавал до тех пор, пока не успокоилось его сердце и не остыла голова. Он чуть было не овладел ею в сауне… Хвала Господу, у нее хватило сил остановить его.

Теперь он не сомневался, что она работает не одна, а с кем-то еще. Она не могла бы создать этот пакет игры. Дело в том, что она абсолютно не владеет компьютерной грамотой. Вся эта чепуха насчет серфинга и возвращения словам первоначального смысла… Она выдала себя и, похоже, не отдает себе в этом отчета. Но он-то все понял.

Однако его понятливость нисколько не облегчала сложности возникшей ситуации. Он и хотел бы ей верить, но она же сама призналась, что мечтала стать актрисой. Уж не разыгрывает ли она теперь перед ним спектакль, используя свои артистические задатки?

Но ведь и сам он не такой уж плохой актер. Она все еще верит, что он шофер. Господи, что за белиберда! Он должен продолжать цепляться за свою ложь до тех пор, пока существует надежда, что она сознается, на кого работает. Если она узнает, что на самом деле он не шофер Уэббера, а сам Уэббер, всему конец. Да, она намерена продать им их собственную работу и шантажировать всякий раз, как у них появится новая игра, но, как только она узнает, что он дурачил ее, положение их фирмы станет еще хуже. Что помешает ей войти в контакт с другой компьютерной компанией и запродать им свой товарец? Тем более что вокруг хватает нахрапистых дилеров, которые не пройдут мимо ее предложения и вряд ли упустят возможность крепко насолить братьям Уэбберам.

Но кроме деловой стороны существовала и личная заинтересованность. Он хотел ее больше всего на свете. Ловил себя на том, что подумывает даже о браке, который был бы чистым безумием. Правда, женившись на ней, он спасет ее от самой себя. Но откуда взялось вдруг это страстное желание защищать и опекать ее? Прежде с ним ничего подобного не случалось. Брак? Его братец сильно позабавится, узнав о таком повороте. Объявит его душевнобольным. И, возможно, будет прав. Разве с той минуты, как она отворила дверь своей квартиры и начала чихать от одного вида его идиотского букета, он находится в здравом уме и твердой памяти? Оливер Уэббер, закоренелый холостяк и повеса, встретил наконец женщину своей мечты! С ума сойти!

Выбравшись из бассейна, он пригладил ладонью мокрые волосы и ухмыльнулся. Дьявольски смешно! Ну что же никто не смеется? Это же дьявольски смешно… Но и чертовски здорово!

ГЛАВА 7

– А это еще кто такая? – донесся до Джесс ледяной голос.

Голос донесся откуда-то извне, пробившись сквозь глухой туман ее сна. Джесс попыталась открыть сонные, ничего не видящие глаза, чтобы понять, где она и что с ней. Но, не справившись с этим, оставила свои попытки. Теперь она и так вспомнила. Это же была ночь любви, которая выдается лишь раз в сто лет… Она все еще ощущала руки Оливера, сильно прижимавшие ее к себе, вкус его поцелуев на губах, вес его сильного упругого тела… В какой-то момент она отчетливо вспомнила: последним его прикосновением был легкий поцелуй в лоб, потом он прошептал, что ему нужно отлучиться, а она пусть еще поспит. Когда он вернется, у них начнется день любви, который тоже случается раз в столетие.

Она томно улыбнулась, поправила подушку под щекой и погрузилась в сладостную дрему. Мысли уходили, продолжая легко витать где-то на периферии сознания, восхитительно легкие, светлые и…

– Я спрашиваю, кто вы? – опять прозвучал голос из внешнего мира.

Джесс недовольно поморщилась, ибо не хотела покидать мира сладостных грез. К чему это грубое вторжение реальности?

– Может, вам зайти позже? – пробормотала она, не поднимая век, стараясь не пробудиться окончательно. Эти горничные – просто наказание. – У вас наверняка и кроме этого номера есть что убрать, так что…

Вдруг кто-то сдернул с ее свернувшегося калачиком тела простыню, и когда она, вздрогнув от неожиданности, вмиг проснулась и открыла глаза, то увидела, что это существо с мерзким настырным голосом вовсе не горничная. Высокая, элегантная, безупречно одетая, в сногсшибательном красном дорогом костюме, Незваная гостья являла собой тип преуспевающей леди.

– Пошла вон из этой постели, ты, маленькая потаскушка, – презрительно изрекла блондинка.

Окончательно проснувшись, Джесс резко села, будто кровать была охвачена пламенем и огонь уже лизал пятки молодой женщины. Она протянула руку к простыне, чтобы прикрыть наготу, но блондинка оказалась проворнее, отбросив простыню далеко в сторону.

Не скромничай, крошка. Нечего корчить из себя святую невинность. Давай выметайся отсюда, пока я не позвала местного охранника, чтобы он вышвырнул тебя силой. Здесь, в этом отеле, с проститутками не церемонятся. Пошевеливайся, и чтоб ноги твоей здесь больше не было, иначе я рассержусь не на шутку.

Джесс сразу же пришла в ярость. Вот уже второй раз ее обвиняют в проституции. И если в первом случае все объяснилось, то теперь она слышит это от какой-то неведомо откуда взявшейся бешеной суки. Да кто, к черту, она такая?

– Поосторожнее с названиями, дорогуша, – холодно сказала Джесс.

Она не пыталась больше прикрыться, а стояла перед блондинкой как есть, совершен.но голая, и смотрела ей прямо в глаза. Ничего другого она и не могла сделать. Твердость, холод и никакой стыдливости.

– Ну а кто же ты, если не проститутка? – спросила блондинка, критично осматривая ее.

– Это я тебя хочу спросить, кто ты такая? – про цедила Джесс.

С ясно выраженным презрением Джесс оглядела в свою очередь незваную гостью с ног до головы, как это обычно делают женщины в отношении неприятных им особ одного с ними пола.

Блондинка была выше Джесс дюймов на шесть и не имела той гибкой округлости форм, которой обладала Джесс. Все в ней тяготело к прямым линиям. Это был тип тощей современной манекенщицы, модной и пользующейся несомненным успехом, в то время как Джессика в сравнении с ней пропорциями и совершенством форм напоминала скорее натурщицу Рубенса. Но это ни в коей мере не было для нее поводом для смущения. Напротив, она не видела, в чем может заключаться преимущество этой длинной и тощей девки перед ней, истинно женственной и неотразимо соблазнительной. Джесс, вообще никогда никому не завидовавшая, менее всего склонна была позавидовать этому типу женской красоты, в котором ничего, кроме холодной элегантности, не было.

– Мне кажется, это тебе следует объяснить причины, по которым ты ворвалась сюда и разбудила меня. И советую поторопиться с ответом, ибо не ты, а я позвоню сейчас вниз, в администрацию, и вызову охрану, – договорила Джесс.

Прежде чем ответить, блондинка подняла с пола махровый халат и, бросив его Джессике, стояла, скрестив руки на тощей груди, в ожидании, пока та в него облачится. Ее светлые, почти водянистые глаза с ненавистью следили за тем, как Джесс неторопливо приводит себя в порядок. Потом она тем же ледяным голосом проговорила:

– Я Венеция Кросслэнд, журналистка из «Стейт нъюс» и близкая подруга человека, в чьей постели вы нашли себе временное пристанище. Теперь, если у вас достаточно здравомыслия, крошка, вы без дальнейших разговоров покинете номер, поскольку в этом городе я имею влияние и вес. Если же вам удастся чересчур раздосадовать меня, то обещаю, вы потом пожалеете, что ваша мамочка произвела вас на свет.

Джесс пристально смотрела на эту женщину, удивляясь злобности бурного монолога, завершенного мерзкой ухмылкой. Но ее, Джессику, запугать непросто, и эта тощая американская шлюха вряд ли способна заставить ее молчать. И неужели такая штучка была любовницей Оливера? Просто не верится. Не ею ли он пренебрег в распорядке вчерашнего дня? И не она ли напрасно прождала его вчера, оставшись без ужина с роскошным любовником? Одна из многочисленных женщин, рассеянных по всему свету, которых он навещал во время своих поездок? Весьма вероятно. Даже скорее всего так оно и есть. После ночи любви Джесс не сомневалась, что они с Оливером обрели нечто такое, чего он никогда не испытал бы с этой костлявой блондинкой.

– Да, он говорил что-то вроде того, что у него, как у моряка, в каждом порту по девке. Ведь Нью-Йорк порт, не так ли? – Спросила она небрежно. – Впрочем, – добавила она, пренебрежительно пожав плечами, – это и неважно. Порты, города, административные центры… Кого это, в сущности, может волновать? Истина заключается в том, что нынешнюю ночь в его постели провела я, а не вы.

– Как вы смеете! Как вы смеете!запинаясь и как-то беспомощно запротестовала блондинка, ничего не соображая от ярости.

– Ну, я-то как раз смею, – невозмутимо ответила Джесс. – Я не нахожу приятным просыпаться от воя воздушной сирены, так что, думаю, лучше вам отсюда поскорее убраться, если вы не враг себе. Да, кстати, извольте оставить ключ от этого номера на столе. Вам он больше не понадобится.

Договорив, Джесс победоносно взглянула на незваную гостью.

Венеция, кем бы она там ни была, не оправившись еще от первой атаки, была совершенно вышиблена из колеи, покраснела и широко открыла глаза, обретя такой вид, что Джессика даже пожалела это существо, которому в жизни, судя по всему, пришлось всего добиваться самостоятельно, часто падая и разбивая лоб и коленки. Встреться они в другой ситуации, сердце Джесс могло бы и расположиться к этой девушке, ибо ей и самой приходилось попадать в весьма щекотливые положения, но сейчас Джесс все еще была во власти жаркой ночи, проведенной с Оливером. Она все еще продолжала ощущать его присутствие, нежные прикосновения и страстные объятия, словом, все то, что и делало эту ночь особой и ни на что не похожей.

– Как… Откуда вы знаете, что у меня свой ключ? – спросила блондинка, внезапно воспрянув для нового тура борьбы.

– Ну, для взломщицы вы не кажетесь достаточно сообразительной и ловкой, добродушно сказала Джесс, вскинув подбородок.

Про себя она должна была с большой неохотой допустить, что ключ блондинка получила от самого Оливера и скорее всего потому, что они и действительно были близки. Но думать об этом сейчас она не хотела. Нет, еще нет. Она протянула руку ладонью вверх и договорила:

– Так что отдайте его мне. Журналистки никогда не вызывали у меня особого доверия.

– Ах ты сучка, – прошипела блондинка, ковыряясь в стильной красной сумочке от Гоцци. – Ты еще пожалеешь о своих словах. Я раздую такую историю из того, что позволяет себе богатейший и влиятельнейший в компьютерном мире парень. Озаглавлю статью примерно так: «Магнат принимает в своем номере женщину легкого поведения».

Нет, не похоже, что эта мегера – его давнишняя любовница, разве что в своих мечтах. Как бы то ни было, Джессику ее последние слова довели до предела, у нее не осталось больше сил терпеть присутствие этой Венеции, но она все же импульсивно собралась оправдываться, дабы защитить себя и Оливера… А потому, подойдя к блондинке, сузив зеленые глаза и нарочито растягивая слова, саркастически произнесла:

– Сделайте так, Kpoшкa, сделайте. Почему бы и нет? Но только, прежде чем отдавать свою статью в набор, хорошенько посоветуйтесь с юристами. Я женщина не настолько легкого поведения, как вы полагаете, и не сомневаюсь, что богатейшему и влиятельнейшему в компьютерном мире парию совсем не по вкусу придется подобное оскорбление, так что вы учтите это, милочка!

Глаза Венеции вспыхнули, когда она шлепнула карту-ключ в протянутую ладонь Джесс. Губы ее скривились, и она прошипела:

– Только не держите меня за дурочку, милочка!

В последнее слово она вложила весь яд своего сарказма, отчего сознание Джесс опять заволокла ярость. Она засунула карточку в карман халата и сжала ее в кулаке, пытаясь успокоится и не выказать своих чувств, но это ей плохо удавалось.

– Немало я перевидала такого сорта журналистов, как вы! И о всех их трудах можно сказать лишь двумя словами: дешевое чтиво для идиотов.

Сказав это, Джесс подумала, что она переступила черту, которую переступать не следовало. Какие бы журналисты ни были, задев их . профессиональное чувство, ты сильно рискуешь за это поплатиться, особенно если тебе не безразлична собственная карьера. Венеция взъерошилась от негодования, совсем как угрожающая противнику кошка. Джесс даже отступила от нее на шаг, опасаясь, что та вцепится ей в волосы.

– Да как вы смеете! Как смеете!..опять забормотала гостья как-то беспомощно.

Джесс даже подумала, что для – журналистки эта дамочка, пожалуй, слишком нервна и прямолинейна. Она слишком быстро теряла контроль над своими чувствами, а для выражения гнева не могла найти пары-тройки свежих слов и выражений.

– Ну, благодарю, как говорится, за визит, мисс Флоренция Кроссворд…

– Венеция Кросслэнд! – яростно завопила журналистка. – Запомните это имя, Венеция Кросслэнд! Вы еще услышите его!

– Искренне надеюсь, что нет, – пробормотала себе под нос Джесс.

Блондинка, повернувшись на высоких каблуках, направилась к выходу. Джесс последовала за ней, чтобы убедиться, что та точно ушла.

Короткая прогулка через весь номер позволила журналистке подумать и перевести дыхание. Поэтому, когда у самых дверей она повернулась к Джесс, лицо ее было спокойно, а эмоции под контролем.

Она сладенько улыбнулась:

Еще минутку, мисс Великобритания.

– Мой вам последний совет. Не рассчитывайте, что заняли в его жизни устойчивое положение. Вы, может, и были с ним сегодняшней ночью, но завтра в его постели может оказаться кто-то совсем другой. Возможно, это снова буду я, поскольку мы близки с ним достаточно давно. – Она помолчала, оглядев Джесс сверху донизу, и неодобрительно заметила: – Вы не его тип, детка. Через пару лет, если не раньше, вы растолстеете. Да и вообще он любит утонченность и изысканность, чем вы явно похвастать не можете.

Джесс обязательно хотела оставить последнее слово за собой, хотя понимала, что лучше бы ей промолчать. Смешно реагировать на булавочные уколы этой стервы. Но все-таки не сдержалась, а гнев не позволил ей хотя бы обдумать свои слова, так что с уст ее сорвалось первое, что пришло в голову:

– Мужчины редко женятся на слишком изысканных и утонченных. У меня вот кости не выпирают повсюду, как у вас, и это дает мне явный перевес. Так что, если вы когда-нибудь еще раз приблизитесь к моему жениху, мне доставит величайшее удовольствие размазать ваш тощий зад по Пятой авеню. А теперь ступайте вон!

Ошеломленная журналистка взглянула на Джесс как безумная. Ее классические черты исказились злобой, лицо побелело, а рот начал дергаться.

– Ты… ты его невеста? – выдохнула она наконец.

О Боже, я слишком далеко зашла, метнулась в сознании Джесс паническая мысль. Нельзя делать столь опрометчивые заявления. Но слова уже сорвались с ее уст. Поглубже запахнувшись в халат, Джесс открыла дверь номера. Отрицать теперь что-либо было поздно, не следует усугублять положение и выставлять себя в смешном свете, эта женщина не должна уйти победительницей.

– Без комментариев, – проговорила она, держась за ручку двери и собираясь закрыть ее за Венецией.

Но журналистка, как и вся ее братия, владела удивительной способностью крепко вцепиться в ваши слова и выуживать из них как можно больше информации. К этому моменту краска вернулась на ее лицо, и она довольно спокойно сказала:

– Я не приношу вам своих поздравлений, мисс… Э-э… Как вас там? Ваше имя вылетело у меня из головы.

Джесс не говорила ей своего имени, и Венеция Кросслэнд об этом прекрасно знала, а потому Джесс не поддалась на провокацию. Она лишь повторила:

– Без комментариев.

Так что последнее слово осталось за ней, ибо Венеция кивнула со значительным выражением, будто желая показать, что и без того прекрасно знает, с кем имеет дело, затем повернулась, вышла в широкий коридор И быстро скрылась за его поворотом.

Джесс не захлопнула за ней дверь, а тихо закрыла, чтобы не выдать уходящей журналистке степень своего смятения. Она постояла у двери, закрыв лицо руками и глубоко дыша, чтобы поскорее успокоиться. Голова шла кругом. Это ужасно, ужасно… Ляпнуть такое! Да это во сто раз хуже, чем проснуться утром от криков обезумевшей фурии!

И та решимость, с которой ушла журналистка… Ей наверняка не составит труда выяснить имя. Это ее работа. Она, вероятно, знакома с местной администрацией, так что вся эта вчерашняя заварушка с пролитым коктейлем и исчезновением сумочки не останется для нее тайной. Весь мир узнает, что она, Джессика Лемберт, провела ночь в номере Оливера… Ох, она даже не знает его фамилии. Прыгнула в постель с мужчиной, едва успев с ним познакомиться!

Казалось, тысячи людей глядят на Джесс с ехидной улыбкой. Она нетвердо пересекла гостиную и остановилась у окна, глядя вниз, на улицу, где жизнь бурлила в этих тысячах людей, растворяя их в жарких солнечных лучах.

Она стояла, обхватив себя руками и завидуя этим мельтешащим внизу человечкам, анонимными, спешащими по своим обыденным делам, заходящим в магазины элегантным женщинам… Ей тоже захотелось оказаться там, внизу, слиться с безымянной толпой, раствориться в ней и… Ох, зачем она сказала, что человек, с которым она только что встретилась и провела ночь, сделал ей предложение! Какие у нее доказательства, что одноразовый любовник именно так и поступит? Эта журналисточка, имевшая ключ от его номера и весьма удивившаяся, найдя в его постели незнакомую женщину, не преминет теперь воспользоваться самыми мерзкими приемами своей профессии и нанести удар… Ох, Господи, что она натворила!

Но Венеция не знает всего и вряд ли узнает, пыталась хоть немного успокоить себя Джесс. Пусть Оливер богат и влиятелен, но его свидание едва ли послужит основанием для осуждения и кривотолков, если даже эта Венеция Кросслэнд и выполнит свое намерение. Он ведь холостяк.

Да, она запаниковала из-за этих сущих пустяков. Уснуть, конечно, теперь едва ли удастся. Джесс нашла в баре апельсиновый сок, налила себе в стакан и отхлебнула из него, даже не чувствуя вкуса. Худшего пробуждения и не придумаешь – столкнуться лицом к лицу с одной из любовниц Оливера, если, конечно, эта журналистка сказала правду. Вскоре она успокоилась, но другая мысль пришла ей в голову и весьма удивила и озадачила. Что это с ней? Почему она так увлеклась этим человеком? Впрочем, стоило ей, чуть ли не впервые в жизни, встретить мужчину, который был для нее желанен, в котором ей все нравилось, и вдруг – вечное невезение – откуда ни возьмись, эта фурия, чье появление грозит разрушить то, что едва началось.

Расстроенная, она отставила стакан и направилась в спальню. Подойдя к большому зеркалу, занимавшему часть стены, она скинула халат и стала себя рассматривать. Вообще ее раздражение, тщательно скрываемое от журналистки, было гораздо сильнее и глубже, чем у незваной гостьи, хотя бы уже потому, что она не давала ему выплеснуться. Джесс не была толстой, так какого черта та сказала, что… Прошедшая ночь показала, что ее тело очень нравится Оливеру. Волосы, правда, в беспорядке, особенно утром, со сна, но… Нет, она определенно не выглядит падшей женщиной, какую увидела в ней эта журналистка. Или выглядит?

Джесс склонила голову и прикусила губу. Нет, Оливер был в восторге от ее тела. Его любовные ласки были столь исступленными, что она и мысли не могла допустить о его притворстве. Но как быстро все произошло. Никогда, никогда прежде не отдавалась она мужчине так просто и легко, а главное, ни с кем она не чувствовала себя столь непринужденно и естественно. Нет, это было не просто занятие сексом, они действительно творили любовь. Оливер говорил ей удивительные слова, которых не говорят при случайной связи. Она подняла голову и, собрав волосы в узел, закрутила их на затылке, открыв лоб, уши и шею. Когда она хочет, то может выглядеть очень даже утонченной…

Она решила выбросить все это из головы. К черту эту костлявую американскую стерву. С какой стати она расстраивается из-за какой-то тощей суки? Просто смешно! Подняв с пола халат, она направилась в душ. Господи, у нее же ничего нет: ни одежды, ни туалетных принадлежностей, ни косметики, думала она, стоя под тугими струями воды. Ее удивительная ночь с Оливером, ночь любви, завершилась, и вот ее вынесло в утро голой как есть, в казенном банном халате и с неприятной мыслью об исчезновении сумочки со всем ее содержимым.

Когда она вытиралась, лоб ее наморщился, брови хмуро сошлись к переносице, огорчению, казалось, нет предела. Ночью она была на седьмом небе, потому что обаяние Оливера, его исступленные ласки заставили ее забыть обо всем, даже о потере кредитных карточек, а вот теперь беда снова накатила на нее, заставляя жалеть, что она вчера же вечером ничего не предприняла для поиска сумочки. Наверное, если бы она сразу обратилась к администрации… Впрочем, что толку теперь строить догадки…

Осознав всю нелепость своего положения, Джесс по-настоящему встревожилась, не зная, что теперь делать…

Вернувшись в спальню, она увидела Оливера, стоящего возле ночного столика. У слышав, что она вошла, он быстро задвинул ящик, куда что-то положил, и повернулся к ней, приветливо улыбнувшись.

Этого было достаточно, чтобы Джесс сразу же забыла о своей пропаже, но мгновенно вспомнила об ужасном нападении на нее журналистки. Она тотчас разрыдалась, и слезы оказались неожиданно бурными, что вообще не было ей присуще. Осев на пол возле кровати, она спрятала лицо в руках, лежащих на краю постели, и не могла остановить рыданий, растравляемая тем, что эта ужасная Венеция так испортила ей начало дня сучьими воплями. Сюда же присоединились сожаления о про павшей сумочке, о том, что она не придала этому должного значения сразу же, пока еще не было поздно, и о том, что Оливер улыбнулся ей только потому, что еще ничего не знает, а когда узнает, то всему придет конец…

– Хэй, что случилось, радость моя?спросил он, усевшись на пол рядом с ней и заключив ее в объятия.

Он нежно, как какого-то безутешно расплакавшегося подростка, прижал ее к плечу. Щекой она почувствовала гладкий шелк его рубашки, что отчасти вернуло ее к действительности.

– Не является ли столь легкая ранимость одной из твоих характерных особенностей, к которым мне предстоит привыкать? – попробовал он пошутить. – Надеюсь, ты плачешь не из-за нашей ночи любви?

Джесс уткнулась лицом в его плечо и потихоньку начала успокаиваться.

– Ох, если бы… Нет.

Она всхлипнула, ладонями потерла лицо и не удержалась от идиотского искушения спросить его, не пожалел ли он утром о случившемся.

– Я… я не знаю, – прошептала она. – Это все так потрясло меня, прошлая ночь и все остальное…

– Ну, я-то ни о чем не жалею, – сказал он, прижимая ее к себе. – И ты не должна ни о чем жалеть. Мы же, в конце концов, вполне зрелые люди и поступили так по взаимному согласию.

Джесс отстранилась от него, встала, взяла из коробки на ночном столике салфетку и вытерла слезы. Вполне зрелые люди… По взаимному согласию… Она разочарованно повторила про себя эти слова. Звучит совсем не так, как можно было бы ожидать от влюбленного мужчины.

– Я плачу не из-за нас, – вскоре заговорила она, справившись с собой и переставая всхлипывать. – Мы, разумеется, вполне зрелые люди. Просто я проснулась одна, ждала тебя… Ну и всякие мысли… О женщинах, побывавших в этой постели…

Ох, что она говорит! Опустил ась до типичных бабских причитаний на следующее утро после любовной ночи, будто женщина – жертва этой вечной игры, а не ее участница… Чего она ждет? Что он бросится утешать ее, просить у нее прощения, все исправит и вернет ее во вчерашний день? Нельзя ожидать, что он испытывает то же самое, что она. Нет, ее капризы способны лишь досадить ему. Просто нападение этой жуткой журналистки совершенно сбило ее с толку, вселив в душу сомнения и тревогу.

– Ох, Оливер, – простонала Джесс и снова опустилась на пол рядом с ним, сжимая салфетку в кулаке. – Я не то хотела сказать. Совсем не то… Какие-то африканские страсти наутро… Это совсем не мой стиль.

– Джессика, – сказал Оливер с улыбкой, – что в самом деле случилось?

– Ох, да всё, – простонала она. – Посмотри на меня, на мне нитки собственной нет. Боюсь, что и номер мой обчистили за ночь, могли и кредитными карточками воспользоваться… Да я голая, голая! А тут еще просыпаешься от того, что врывается какая то костлявая валькирия и орет на тебя как безумная!

– Ради Бога, о ком ты говоришь? – спросил Оливер, ничего не понимая.

– Да эта женщина, Венеция…

– Она была здесь?

В голосе Оливера прозвучали нотки недоверия. Встав с пола, он тотчас подошел к окну и стал смотреть вниз, как будто незваная гостья только что вышла. Посмотреть вдогонку давно ушедшему – это все, что люди подчас могут сделать. Сердце Джесс болезненно сжалось. Блондинка была чем-то очень важным в его жизни.

Вдруг он повернулся к ней и ровно спросил:

– Что она тебе говорила?

Логичнее было бы спросить, что она, Джесс, отвечала Венеции. Хотя она не смогла бы признаться, что в запале раздраженности сказала, будто они хотят пожениться. Он никогда не поймет, почему женщины лгут в подобных ситуациях. Просто решит, что она по обычной женской глупости отнеслась к ночи любви слишком серьезно. Все это грустно, печально… И да, все это идиотизм, ибо на самом деле она вовсе не считала обязательным, что он относится к этой ночи так же, как она… Попытавшись взять себя в руки, Джесс встала и поглубже запахнула полы халата, который в последнее время стал ее единственным нарядом и прикрытием.

– Она наговорила массу гадостей спокойно ответила Джесс. – Ей, наверное, не очень приятно было войти в твой номер, открыв его собственным ключом, и застать в твоей постели меня. Я понимаю…

Оливер повернулся к ней, выражение его лица не предвещало ничего хорошего. Его взгляд слишком красноречив. Блондинка была для него чем-то особым.

– Так что именно она говорила? – продолжал он допытываться.

Джесс съежилась, чувствуя себя униженной, и промолчала.

– Пойми, Джессика, я должен знать. Я не успокоюсь, пока не узнаю, что здесь случилось. Не знаю, что тебе наговорила эта дешевка и липучка, но я не хочу, чтобы ты думала, будто…

– Дешевка и липучка! – негодующе выкрикнула Джесс. – Да, я вижу, и ей, и мне чертовски повезло, ведь нам с ней попался такой истый джентльмен. Это с ней ты должен был встретиться вчера вечером?

– Это она так сказала?

– Разве это что-нибудь меняет? – резко спросила Джесс.

Оливер направился к ней, теперь уже разгневанный, и Джесс подумала, что он ведет себя, как всякий заурядный мужчина, загнанный в угол, будет выкручиваться, лгать и клясться в чем угодно.

– Да, это все меняет, – произнес он довольно резко, остановившись прямо перед ней.

Его глаза потемнели, он сурово смотрел на нее сверху вниз, и Джесс ожидала теперь полного отвержения. Она приготовилась, вскинув подбородок и сильно сжав кулаки в ожидании боли, которую ей принесут его слова.

– Венеция одна из тех женщин, без которых я не мог обходиться, – начал он объяснять. – Мне тридцать восемь лет, и я холост, так что было бы нелепо утверждать, что до встречи с тобой я обходился без женщин. Венеция одна из них, причем весьма навязчивая. Я встречался с ней, приезжая в Нью-Йорк, а иногда и брал в постель. Я не монах, да и она, полагаю, не монашка. И вчера никакого свидания у меня с ней назначено не было, ибо я не действую таким способом. Если бы у меня была назначена встреча с ней, я не стал бы бросать ее ради другого, лучшего варианта, даже ради тебя. Но у меня действительно был назначен деловой ужин, который я из-за тебя отменил. И не жалею об этом. Жалею лишь о том, что дал ей ключ от номера и что из-за моей непредусмотрительности вы с ней встретились. Она журналистка и собиралась написать обо мне биографический очерк, но поскольку я все время занят, то и сказал ей, чтобы она ловила меня, когда сможет. Ну а теперь. – Он нежно обхватил ее за плечи, и глаза его как-то вдруг потеплели. – Теперь ты должна мне рассказать, что именно она тебе наговорила.

Ох, он прав, конечно. Глупо думать, что раньше у него не было женщин. Но никогда прежде не попадала она в такую ситуацию, когда другая женщина застает тебя в чужой постели и осыпает оскорблениями, причем это происходит после восхитительной ночи любви. Да-а, такого пробуждения и врагу не пожелаешь!

– Ничего особенного, – пробормотала Джесс, опустив голову, чтобы не встретиться с ним глазами. – Она… она просто была шокирована, увидев меня, впрочем, как и я. Я сказала, чтобы она убиралась. – Сунув руку в карман халата, Джесс достала карту ключ. – я… я позволила себе сказать ей, что этот ключ ей больше не понадобится.

Она передала ему ключ и, взглянув на него, увидела, что суровость покинула его лицо, а в глазах появились искорки веселья.

– Ох, Джессика Лемберт, я и вообразить себе не мог, что на свете существуют женщины, способные выставить за дверь Венецию Кросслэнд! – Он нежно сжал в ладонях ее лицо и заглянул в прекрасные, заплаканные зеленые глаза. – Забудь про нее, как я забыл. И прости, что я допустил оплошность, из-за которой тебе пришлось пережить такие неприятные минуты.

И он поцеловал ее столь длительным и сладостным поцелуем, что она будто снова погрузилась в течение их жаркой, тропически прекрасной ночи и, не успев даже осознать этого, всем сердцем простила ему все, обняла в ответ и ласкала его, тихонько теребя пряди волос.

А потом, когда он крепко обнял ее и она всем телом почувствовала его мужскую силу и нежность, то поняла, что испытывает к нему нечто до сих пор не изведанное ею, нечто такое, что можно испытывать лишь к человеку. самому близкому и желанному. Венеция была в его жизни прошлым, а Джесс, что удивительно, ощущала себя его будущим.

– Я не должен был оставлять тебя одну сегодня утром, – прервав поцелуй виновато прошептал он ей на ухо. – И если бы ты знала, как мне не хотелось оставлять тебя, но мне просто необходимо было кое-что сделать. Я позволил себе в это утро кое какие вольности.

Джесс нахмурилась и заглянула ему в лицо: интересно, что за вольности он мог себе позволить? Ей показалось, что это опять что-то неприятное, хотя по выражению его лица не поняла, что именно. Выглядел он чуть виноватым, будто хотел ей что-то сказать и никак не мог решиться.

Сердце Джесс сжалось. Плохой знак.

– Я… я позволил себе кое-что купить для тебя. Ты и сама сказала, что осталась голой. Ну я и подумал, что не мешает купить самое необходимое, туалетные принадлежности, что-нибудь из одежды и…

– Мне… Ты хочешь сказать, что мой номер и в самом деле обчищен и в нем ничего.

Джесс задохнулась, глаза ее наполнились ужасом. – О нет, только не это, – простонала она, закрыв лицо руками.

Неужели это действительно случилось? Ох, ну конечно! Очевидно, узнав об этом, он стал покупать ей одежду?

Оливер гладил ее по голове, пытался успокоить.

– Джессика, все хорошо. Одежда у тебя теперь есть…

Она отняла от лица руки и, потеряв последнюю надежду, выкрикнула:

– Значит, мой номер все-таки ограбили?

Оливер грустно кивнул.

– Это я виноват, Джессика. Там, видно, работали профессионалы, и случилось это скорее всего почти сразу же после того, как мы поднялись в мой номер. Местная охрана считает, что это сделал кто-то из присутствовавших в баре. Мы ведь не сразу сообщили о забытой сумочке, а когда ее начали искать и проверили номер, все уже произошло…

– Так, значит, это случилось тогда же! – прервала его Джесс. – Но если они знали еще вчера, то почему сразу же не сообщили мне?

– Вероятно, потому что они, прежде чем поднимать панику, надеялись сами разыскать грабителей, – предположил Оливер. – В отелях не любят, когда из-за таких историй устраивают шум. Рано утром я разговаривал с администратором…

– Но это нелепо! – гневно бросила Джесс, резко повернувшись и высвободившись из его объятий. – Они обязаны были сообщить мне сразу же… Там были вещи… Мои кредитные карточки теперь… Идиотизм! Я должна была вчера сразу же, как вспомнила о сумочке, бить тревогу! Я и хотела!..

Она выкрикивала все это с таким отчаянием, что у нее перехватило горло. Но разве она одна виновата? Ведь Оливер в прямом смысле слова схватил ее и насильно уволок в свой номер, а потом затащил в постель. Нет, нет, она сама виновата! Почему, ох, почему она не сделала так, как подсказывали ей вчера ее опасения!

– Успокойся, Джесс. Я сделаю все, что надо, не откладывая.

– Тут нечего уже откладывать, – снова взорвалась Джесс. – Раз мои вещи украдены прошлой ночью, уже поздно что-либо делать! Ох, я сама должна была побеспокоиться и…

– Джессика, пожалуйста, не паникуй. Все поправимо. Поскольку это моя вина, в том случае, если твои карточки кем-то уже использованы, я возмещу потерю. А после завтрака я куплю тебе все, что ты пожелаешь… .

– я не хочу, чтобы ты покупал все, что я пожелаю! – воскликнула Джесс, дрожащими пальцами отводя от лица упавшие пряди волос. – Да ты и не можешь!..

Пакет! Ее бесценный программный пакет! Он ведь исчез со всем остальным. Пропали месяцы работы. Конечно, это всего лишь копия, но что с того! Если дискетой кто-то воспользуется, какой смысл во всех остальных копиях, будь их хоть сотня?.

– Оливер, ты не понимаешь. Речь идет не о чертовых тряпках и не о чертовых туалетных принадлежностях! О Боже… Она вдруг застонала, вспомнив и о другой пропаже. – Ведь там был и мой паспорт. Он слишком большой, чтобы таскать его в вечерней сумочке, вот я и оставила его в номере.

Да! Еще и. паспорт! Она упала на кровать и опять зарылась лицом в ладони. Ну как она без паспорта вернется в Англию? Сотрудникам Би-Эй[13] и так уже пришлось повозиться с ней, когда она опоздала на самолет, а теперь вряд ли им удастся помочь ей сесть на «конкорд» без паспорта. Ох, почему она не похожа на свою выдержанную и рассудительную сестру, никогда не попадающую в такие идиотские ситуации, в которые попадает она, Джессика!

– А что это, по-твоему? – донесся до нее голос Оливера. – Паспорт-то единственное, что они оставили.

Она подняла голову и увидела у него в руке свой паспорт. Сам он улыбался. Широко раскрыв глаза, Джесс уставилась на паспорт, потом взяла его в руку. Это, конечно, принесло некоторое облегчение, но… Вид у нее был все такой же хмурый, и морщины на лбу не разгладились.

– А там ничего больше не было, Оливер? – спросила она безнадежно.

– Чего, например?

И вдруг она будто очнулась, осознав, что, столь бурно предаваясь отчаянию, выглядит довольно нелепо. В самом деле, теперь, когда паспорт снова у нее в руках, ему вряд ли понятно, из-за чего еще стоит так убиваться? Из-за какого-то тряпья? Из-за любимой губной помады?

– Ах да, я ведь не сказала – Она покачала головой, а затем встала и с надеждой посмотрела на него. – Может, они… Может, они оставили и пакет?

Он нахмурился.

– Что за пакет?

Нет, видно, придется сказать ему все, огорченно подумала Джесс. Просто пакет это слишком многозначное слово.

– Я… Ну, я захватила сюда, в Штаты, пакет… Иногда я делаю кое-что новенькое… Одним словом, я придумала новую компьютерную игру и… Ну, ты ведь и сам занят в компьютерном бизнесе и должен понимать секретность подобных занятий до тех пор, пока не получена лицензия… Конкуренция и все такое…

– Да, я все понял. Речь идет о пакете программы. Но зачем ты привезла его сюда? – довольно натянуто спросил он.

– Продать, конечно, зачем же еще? Поэтому я и на конференцию приехала, надеялась, что встречу кого-нибудь достаточно влиятельного, чтобы предложить ему свою работу. Ох, это чудовищно, Оливер! Она горестно вздохнула. – Несколько месяцев кропотливой работы… Все пропало! Наверняка, если воры сообразят что к чему, они и без меня найдут покупателя, а я потеряю все. – Джесс подняла руки и начала нервно убирать пальцами волосы со лба. В этом пакете заключал ось все мое будущее. Я бы могла получить за него большие деньги.

Оливер ничего не сказал, и Джесс взглянула на него с удивлением. Она из-за него сколького лишилась, а он все еще смотрит на нее, как на дурочку, ползающую по полу в поисках камешка, выпавшего из дешевого колечка.

– Ты хоть понимаешь, насколько это ужасно для меня?

Он улыбнулся, , очень странно улыбнулся..

– Но У тебя наверняка есть еще копии и оригинал на жестком диске, так из-за чего столько волнений?

– Да ведь оригинал остался дома, в Лондоне, – сказала она сердито, – а я сама здесь, в Штатах, и копия украдена здесь, в Штатах! Пока я доберусь до оригинала и смогу подтвердить свое авторское право на игру, будет уже слишком поздно, и я потеряю все, что обещало мне успех в будущем.

А что, если Эбби, встретившись с Уильямом Уэббером, сумела заинтересовать его предложением и тот согласился купить игру? Какой ужас будет, когда эта игра всплывет здесь, в Штатах!.. О Боже, даже подумать о таком скандале страшно. Она вылетит из этого бизнеса, не успев в него влететь. Уэббер скорее всего подаст на нее в суд, и никто в мире после этого не захочет иметь с ней дела.

– Вчера вечером ты упомянула имя Уильяма Уэббера, – холодно заговорил Оливер.

Джесс вскинула голову и тревожно взглянула на него. Кому приятно, когда твои мысли читают! Это настолько выбило ее из колеи, что она ни слова не смогла вымолвить в ответ.

– Ты говорила, что он твой друг, продолжал Оливер. – Так разве Уэббер недостаточно крупная фигура в деловом мире? Почему ты не предложила свою игру ему?

– Я… э-э… я…

Слов не находилось. Ну вот, захотела выставить себя чем-то значительным, а теперь получай! Так опрометчиво заявить о дружбе с человеком, которого и в глаза не видела! А Оливер его наверняка знает. Ой, что же теперь делать? Все отрицать? Что отрицать? Что она с ним знакома? Мямлить что-нибудь насчет того, что она похвасталась знакомством с Уэббером, чтобы произвести на Оливера большее впечатление? Но это, хотя и правда, прозвучит совсем по детски и вряд ли его убедит…

– Ну, понимаешь… Именно потому, что мы друзья, я и не хотела предлагать ему это. Ты же знаешь, как это бывает… Никогда не следует дело смешивать с удовольствием.

– В таком случае ты и мне ничего не предложила бы?

– Что ты имеешь в виду?

– Не захотела бы смешивать бизнес с удовольствием. Я ведь тоже варюсь в этом бизнесе, помнишь? А мы с тобой провели чертовски упоительную ночь, наслаждаясь друг другом. или это была наша последняя ночь? – мрачно предположил ОН. – Может, ты решила все же смешать то и это? А может, решила, проигнорировав собственную установку на разделение того и этого, провести со мной ночь и, воспользовавшись моим доверием и хорошим расположением, подороже продать свой бесценный пакет?

Джесс ощутила в сердце дикую боль. Так вот как он о ней думает! Впрочем, надо признать, не вполне безосновательно. Поначалу, вечером, она думала лишь пофлиртовать немного, не исключая того, что этот флирт поможет ей и в делах. Но это лишь поначалу, а потом между ними возникло нечто такое, что она и думать забыла о всякой корысти. А уж когда он отнес ее в постель и стал страстно ласкать, она вообще забыла обо всем на свете.

Горящие гневом глаза Джесс сузились, а указательный палец поднялся, и она погрозила им ему.

– Промах, дорогой мистер Оливер Твист, с вашей стороны это ужасающий промах! Я провела с вами ночь не по каким иным причинам, кроме той, что я этого хотела.

– Ну, всего лишь предположил… – растерянно пробормотал он.

– Хорошо, я скажу, что вам делать с вашими предположениями! Засуньте их в то место, в которое никогда не добирается солнечный луч! А я ухожу отсюда.

И Джесс, пылая негодованием, решительно направилась к выходу.

– Куда именно?

Дойдя до дверей спальни, она обернулась и взглянула на него. Куда в самом деле? Она в данную минуту неплатежеспособна, ей нечем расплатиться за номер, но… Разве они не должны? Ох, да конечно, они просто обязаны позаботиться о ней; ведь ее ограбили здесь, в их отеле!

– Возьму себе такой же огромный номер, как этот, а если они откажут мне, подам на них в суд за то, что допустили кражу из номера всего моего имущества. Так что я отправляюсь вниз, к администратору, в том, в чем есть. – Она потрясла полами халата и поглубже запахнулась в него. И к черту все правила приличия! Вот так-то!

Она повернулась, вышла из спальни и была уже на середине гостиной, когда увидела груду разнообразных упаковок, занимавших диван и стоящий рядом стул. Она замерла на месте, и глаза ее изумленно расширились. Здесь были коробки и фирменные пластиковые сумки с именами, мимо которых не пройдет спокойно ни одна женщина: Шанель, Армани и… Кристиан Диор. Джесс повернулась и увидела прямо перед собой Оливера. И он, не успела она и слова вымолвить, заключил ее в объятия.

– О, не делай этого, прошу тебя, – сказал он, почувствовав ее сопротивление и крепче прижимая к себе, чтобы она не вырвалась. – У тебя уже есть номер, этот, разделенный со мной. И одежды у тебя теперь достаточно, а если эта не понравится, купим другую, на твое усмотрение. Вот видишь, Джессика Лемберт, все твои проблемы решены, все позади… А может, все только начинается, – договорил он задумчиво и закрыл ее рот поцелуем, скользнув рукой за отворот халата.

Джесс почувствовала, что оседает на пол вместе с Оливером. Ошеломленная, она испытывала сладостное наслаждение и от пальцев, ласкающих ее груди, и от его ставшей уже такой знакомой, желанной тяжести. Но все же она расслабилась не настолько, чтобы забыть о высказанном ужасном предположении, будто бы она спала с ним ради продажи игры.

Раньше она хотела рассказать о своей игре, но теперь нет, теперь она ни слова не скажет о делах. Иначе она его потеряет. Пока он ходил покупать одежду, ее так раздосадовала его бывшая любовница, что она в запале сказала о браке, хотя он ничего подобного ей не предлагал. Нечистая сила! Неужели она его из-за этого может потерять!

Теперь, когда Оливер волшебным образом пробудил в ней все чувства и ощущения, когда он был близок к тому, чтобы овладеть ею, она уже знала, что должна выложить ему горькую и грубую правду. Да, сознаться во всем… Она полюбила его и не хотела потерять, и, если еще можно что-то поправить, она постарается это сделать.

Потом, когда они слились в страстных объятиях, все было забыто и прощено. Лишь пламя страсти, лишь наслаждение и это странное ощущение, что не только руки и ноги, но и сама душа ее обвилась вокруг него.

Уильям стоял у окна гостиной и смотрел вниз, на поток уличного движения, струящийся по авеню. Он слегка улыбался, слыша за спиной возгласы удовольствия, исходившие из его спальни, когда она раскрывала очередную коробку или доставала содержимое очередной фирменной сумки. Женщины, с таким восторгом примеряющие одежды и разглядывающие себя в зеркало, были для него загадкой. А она была для него загадкой вдвойне. Да, это Джессика Лемберт, все правильно. Та самая, что пригласила его поужинать к себе в дом. Рано утром, когда она спала, он внимательно осмотрел содержимое ее вечерней сумочки, потом оставалось только позвонить Дэвиду, своему поверенному, передать ему необходимую информацию и ждать от него сообщения. Оказалось, что в банке у нее колоссальное превышение кредита.

Да, Джессика Лемберт – голодная леди, в долгах, но живущая, как ни странно, в фешенебельной квартире престижного Кенсингтона. Голодные леди способны на опасные мероприятия. Ему нужно было думать, как обезопасить себя. Он лгал ей с самого начала, солгал насчет кражи ее сумочки и что ее номер обворован. В ее номере все оставалось неприкосновенным, все, кроме пакета, который он нашел, когда заходил туда. Прежде чем идти покупать ей одежду, он просмотрел дискету на компьютере в конференц-зале отеля. Несомненно, это выужено из их сетевой системы. Игра идентична одной из тех, что они изобрели. О какой-либо другой ее работе никаких сведений нет, только эта игра, но и этого достаточно, чтобы понять, что она может знать больше.

Да, хитроумная леди. Идет на большой риск, затевая такие штуки, а кроме всего прочего, держит про запас нечто более ценное, что, наверное, и служит ей подстраховкой. Словом, заполучить покупателя ей, видимо, ничего не стоит. И настолько хитрая, двойственная и загадочная, что в какие-то моменты он едва мог поверить в ее способность к такой изощренности. Как теперь, когда она восторженно восклицает над новыми одежками, и как раньше, вечером и ночью, когда он принимал ее любовные ласки как нечто совершенно и абсолютно естественное. Что ни говори, женщина, которая отдает себя с такой неподдельной и необузданной страстью, не может не вызывать восхищения.

И он уже любил ее.

Какой смысл отрицать это. Уильям Уэббер сходил по ней с ума, сходил с ума по опасной женщине. Он глубоко вздохнул. И что теперь ему прикажете делать? Принять все как есть? В любую минуту она может уйти, но и он тоже может уйти в любую минуту. Она до сих пор не знает, кто он, хотя вполне могла раскрыть его инкогнито во время вторжения в номер Венеции Кросслэнд. К счастью, видно, ни одна из них не называла имен. Он был уверен, что это так. Иначе, если бы Джессика узнала, что он Уильям Уэббер, она обязательно сказала бы что-нибудь по этому поводу, особенно после своих лживых заявлений о дружбе с Уияльмом Уэббером. Нет, беспокоиться пока не о чем. Джессика Лемберт не знает, что имеет дело с самим Уильямом Уэббером.

Уильям подошел к телефону, и рука его машинально потянулась к трубке. Он должен, должен позвонить брату и спросить, кого, к черту, он там в самом деле похитил? Ведь подлинной Джессики Лемберт не только в Лондоне, но и во всей Европе не сыскать. Но была опасность, что в тот момент, когда Дэвид найдет брата и соединит их, Джессика окажется рядом. Нет, надо найти более подходящий момент. А пока пусть его братец сам разбирается там с жертвой своего злодеяния. Уильям же сейчас хотел только одного – быть рядом со своей собственной опасной леди, видеть, какое удовольствие она получает от примерок, да просто, черт возьми, быть с ней.

ГЛАВА 8

Эбби с отвращением заглянула в кастрюлю на безобразное месиво, изготовленное ею из нормального вроде бы продукта, который под ее рукой превратился во что угодно, но только не в то, что в итальянском ресторане назвали бы спагетти по-болонски. Макароны потеряли форму, увязнув в какой-то слизи. Не успела она отвернуться, как они переварились, так что теперь есть их просто преступление против желудка. А соус! Господи, с ним все обстояло еще хуже! Она явно переборщила с томатной пастой, а зелени вообще почти никакой не нашлось. И мясо, извлеченное из холодильника, оказалось неспособным само собой превратиться в фарш для котлет. И тогда она, страшно рискуя поранить пальцы, кое-как нарубила на мелкие кусочки пару замороженных кусков филе, поскольку не решилась на еще более рискованную процедуру , связанную с использованием кухонного комбайна, обнаруженного в кладовой.

А Оливер ничем ей помочь не мог. Час назад, предложив ей приготовить спагетти, поскольку любил это кушанье, он оставил ее, удалившись в свою комнату позаниматься, как он сказал, с бумагами. Позаниматься с бумагами! Что за бумажная канитель может быть у шофера? Надо думать, он решил рассортировать парковочные квитанции.

Эбби откупорила бутылку красного вина и налила себе малость на пробу. Ей казалось, что такое вино вполне уместно в сельских условиях. Но и в городе они с Джесс всегда пили красное вино, если ели макароны. Плохо это или хорошо, но им это нравилось. Готовила Джесс, потому что Эбби часто находилась в отлучке, но главное, потому, что Эбби в кулинарии была полным профаном.

Не зная, что делать, Эбби присела за кухонный стол и предалась воспоминаниям о серебристой ночи. Вообще, это был самый удивительный день в ее жизни. Оливер был так внимателен и заботлив. После купания в бассейне и сауны они побродили вокруг дома, потом обошли сады. Ленч проблем не создал: Эбби сделала сандвичи, открыла банку с зеленым горошком, и они перекусили на террасе, распив бутылочку восхитительного совиньона. К полудню небо затянуло облаками, они удалились в дом и посмотрели видеофильм о любовной истории в каменном веке, в общем симпатичный, но уже виденный ими обоими раньше. Однако оказалось особым удовольствием смотреть его вместе, поскольку возникала иллюзия, что они видят его впервые. Когда фильм кончился, он обнял ее и поцеловал, сказав, что ради нее тоже готов убить какого-нибудь доисторического крокодила.

М вот этот день, так хорошо начавшийся, подпорчен ее полным неумением стряпать, и, что дальше делать, она не знала. Он так хвалил ее накануне за великолепно приготовленный для его босса ужин, что она не решилась признаться, что это не ее рук дело… Вот теперь приходится расплачиваться. Конечно, он сразу поймет, что она в этом вопросе абсолютно несостоятельна. Придется повиниться, и, кстати, это удобный случай, чтобы признаться во всем остальном: в том, что она не Джессика, а Эбигейл, что Джесс ее сестра, и именно Джесс работает на компьютере, а не она. Но…

Что за «но»? Какое еще «но»? На собственный вопрос Эбби не нашла ответа и, тяжко вздохнув, отхлебнула немного вина.

Возможно, все это и было бы непростительно, если бы она делала это для себя, но она поступила так, желая помочь сестре. Ах, все слишком далеко зашло… Неужели Оливер простит ее только потому, что она обманывала его из-за преданности сестре? Нет, ложь непростительна, особенно если в ней нет никакой необходимости. Вот в чем заключается истина. Что с того, что она думала, будто для сестры так будет лучше?

А с другой стороны, разве Джесс не выручит ее саму, если того потребуют обстоятельства? Сестры должны помогать друг другу, вот что она скажет ему. Но она уже будто слышит его будущие возмущенные возгласы: Как вы могли? А я-то думал,что-тозначу для вас! Неужели я так жестоко ошибся? Выходuт, сестра значит для вас больше, чем я?

Что вы за человек, если взялись так дурачить меня? Я глубоко потрясен. Вы должны покинуть дом Уильяма Уэббера сию же минуту!

– У-у, какие восхитительные ароматы. Я помираю от голода!

Эбби порывисто вскочила, чуть не смахнув со стола стакан с вином, и встала между Оливером и своим кулинарным кошмаром. Стояла, прикрывая собой плиту, где про павший продукт изнывал в одной из кастрюль, начищенных до блеска. Она даже пошире расставила руки, чтобы он не увидел сотворенного ею безобразия. В зеленых глазах отчаянно метались всполохи паники.

– Оливер, пожалуйста, не смотрите, умоляю вас. Это не очень приятно выглядит.

– Джессика, дорогая, – он неуверенно улыбнулся, – что-нибудь не так?

– Все не так! Я тут наготовила из мяса такое крошево…

– Я обожаю мясное крошево, после спагетти это мое второе любимое кушанье.

– Ох, послушайте, Оливер! – в отчаянии воскликнула Эбби, обреченно опустив руки. – Я переварила спагетти. Извините…

Она перевела дыхание и решила сознаться ему во всем, но он не дал ей договорить, а, легко рассмеявшись, обнял и прижал к себе.

– Тут вообще такая дурацкая плита… Я должен был помочь вам, но у меня с кухней тоже не очень хорошие отношения. Давайте посмотрим, что тут можно сделать.

Он явно пытался облегчить ее положение, но Эбби чувствовала себя слишком виноватой, чтобы это ей помогло. Он такой добрый и готов извиняться перед ней даже за то, в чем виновата только она одна. Она так и стояла, будто окаменев, и твердо сжимала кулачки.

– Я хочу кое-что сказать вам, Оливер, почти задыхаясь, проговорила она. – Выслушайте меня и не перебивайте. Я не умею готовить. У меня никогда не было к этому способностей. Некоторые люди могут готовить, а я не могу. Я не могу! Ну вот, теперь вы знаете… Я никуда негодная повариха, да и не люблю этого дела. Если бы мне нравилось это занятие, я, может, и научилась бы чему-нибудь, но, понимаете, хоть и говорят, что практика совершенствует нас, все же… все же факт остается фактом, я совершенно не умею ГОТОВИТЬ закончила она наконец, хотя ей казалось, что она уже никогда недоговорит этот нелепый монолог до конца.

Оливер внимательно смотрел на нее во все время ее выступления, а дослушав, просто пожал плечами и пробормотал:

– В самом деле?

– В самом деле… В самом деле что? – непонимающе повторила она, удивляясь, почему он не выказывает никаких признаков гнева.

Вот именно. В самом деле что?

Теперь он выглядел озадаченным. Иногда он далеко не сразу откликался на ее замечания, будто время от времени забывал о ее существовании. Но почему именно сейчас, когда она собиралась во всем ему признаться?

– Вы… вы меня не поняли, да? – промямлила она.

– Что тут понимать, Джессика, радость моя? – спросил он мягко, будто она ребенок, остро нуждающийся в нежности, любви и заботе.

Ну хорошо, посмотрим, что останется от этой нежности, любви и заботливости, когда она договорит все до конца. Эбби перевел а дыхание и отчаянно выпалила:

– Это не я вчера вечером готовила ужин для Уильяма Уэббера…

Вчера вечером! Господи, неужели это было только вчера вечером? Всего двадцать четыре часа назад! Влюбиться, провести несколько кошмарных часов в неопределенности, в запертом лимузине, возмечтать о высотах, на которых она никогда не бывала и не думала побывать… и теперь, теперь…

– Это не я готовила те кушанья, – повторила она раздраженно. – Их доставили в готовом виде. У нас там рядом фирма, они предлагают меню и принимают заказы, а потом готовят и доставляют с инструкцией, что и как разогреть, с чем подавать, как сервировать, ну и все такое…

Оливер так сурово взглянул на нее, что у нее даже живот скрутило от страха. А он, сложив руки на груди, продолжал сверлить ее строгим взглядом. НУ вот, он возненавидел ее за обман, он никогда не простит ей этого, она теперь навсегда его потеряет. Но вдруг она заметила смешинки, промелькнувшие в его глазах, и знакомый намек на улыбку, тронувший уголки губ. Затем, не в силах больше сдерживаться, он расхохотался.

Что тут смешного? – подумала Эбби, совсем упав духом. Она ничего не понимала, а он ничего ей не объяснял.

– Это не смешно, Оливер, – попыталась она его урезонить, но он будто не слышал. – Вы что, ничего не поняли? Я вчера сказала вам, что сама готовила ужин… Вы еще похвалили меня, говорили, что все восхитительно, что я хорошо готовлю, ну а я… Это все было ложью, вы понимаете? Я обманула вас, Оливер!

– Ох, Джессика, вы меня уморили…Он обнял ее и жарко прошептал: – Я вас обожаю. Вы такая забавная и милая. Да мне абсолютно все равно, сами вы готовили этот чертов ужин или нет. – Он поднял ее лицо за подбородок и заглянул в самую глубину красивых зеленых глаз. – Честно вам говорю, меня это мало волнует. Оттого, умеете вы готовить или нет, мое отношение к вам не изменится ни на йоту.

– Но я солгала, – протестующе уточнила Эбби.

Ну и что? Мир купается в море лжи. А потом, это ведь не какая-нибудь серьезная ложь, а так, милый маленький обманчик. Пустячок!

Пустячок! А если ему сознаться в остальном? – в отчаянии подумала Эбби. Если она и решилась на подобное признание, то теперь решимость вмиг растворилась в воздухе. Остальное – серьезная ложь, хотя на самом деле она этой лжи не произносила, не говорила, что она Джессика Лемберт, просто с самого начала не возражала ему, когда он принял ее за Джесс. А потом признание стало казаться ей почти невозможным.

– Эй, выше нос! – Он ободряюще улыбнулся ей. – Мы с вами проводим удивительный день, так нечего портить его суровым судом над маленьким глупеньким обманчиком. Теперь, с вашего разрешения, я взгляну, что у нас тут за катастрофа и нельзя ли это как-нибудь поправить.

Он чмокнул ее в лоб, потом отодвинул в сторону, приблизился к тому, что Эбби пыталась скрыть от него, и взору его предстало злосчастное слипшееся бесформенное содержимое кастрюли. А ее беспокоила вовсе не испорченная пища, а он сам, его чувства, потому она продолжала корить себя зато, что так и не смогла признаться ему во всем, хотя совсем уж была готова. Нет, она обязательно сознается ему во всем, вот только наберется храбрости… Да, страшно, если он возненавидит ее, но все же интуиция подсказывала: оставив все как есть, она сделает только хуже. А когда она наконец во всем ему сознается, он может… может… Может что? – тревожно спросила она себя. Неужели он к ней может быть недобр? Он все время говорит ей нежные, такие удивительные слова, он почти заставил ее поверить, что в будущем они будут вместе. Так какая для него разница, как ее зовут, Эбигейл или Джессика?

– Я думаю, это можно поправить, сказал наконец Оливер, помешивая остывающий соус и размышляя над трагической судьбой переваренных спагетти.

Эбби взяла стакан с вином и отхлебнула для бодрости пару глотков.

– Давайте пойдем куда-нибудь и поедим, – с живостью предложила она, надеясь, что где-нибудь в шумном ресторане ей легче будет признаться, когда вокруг люди и он не сможет слишком сильно выражать свое негодование.

– Нет, Джесс, мистер Уэббер может вернуться в любую минуту, – быстро проговорил он, с подозрением пробуя еду и шутливо констатируя прискорбный факт: – Вы были правы, уважаемая Делия Смит[14], готовить вы не умеете.

– Все больше причин куда-нибудь пойти.

Эбби вдруг почувствовала, что пойти куда-нибудь стало ей просто необходимо, хотя бы для того, чтобы увидеть людей. Очевидно, это ощущение возникло из-за того, что этот красивый особняк, да и вообще все поместье слишком изолированы от внешнего мира, даже прислуги нигде не видно. В Лондоне она привыкла каждый день видеть множество народа, и, хотя сельская жизнь ей нравилась, в сердце своем она была городской девушкой Конечно, общество Оливера восхитительно, но они будто в вакууме находятся, и это…

– Нет! – твердо проговорил Оливер, прервав размышления Эбби о разнице между городом и деревней. – Нет, Джессика, повторил он более мягко. – Мне необходимо быть здесь на тот случай, если мистер Уэббер позвонит с дороги.

Он повернулся к ней с улыбкой, и Эбби постаралась забыть, что он только что так резко ответил ей. Да, конечно, мистер Уэббер может позвонить, вызвать Оливера в аэропорт, потому-то он и не может уйти… И тут она подумала, что этот звонок будет означать конец их с Оливером идиллии здесь, в доме его босса. И это может случиться очень скоро… Вдруг у нее возникла масса разных вопросов, столько всего надо выяснить, пока Уильям Уэббер не приехали она не встретилась с ним. От одной мысли об этой встрече у нее заныло в животе.

– Вы хоть примерно знаете, когда он приедет? – задала она первый вопрос.

– Он сам себе голова. Как вы считаете, не попробовать ли нам промыть эти, скажем так, макароны под струей горячей воды?

Эбби взяла у него кастрюлю и подошла к раковине. Итак, он не знает, когда возвращается его босс. Она подумала, что чем раньше, тем лучше. Уж скорее бы это произошло.

– Что он собой представляет?

– Хорошо выглядит, богатый, умный. Как и все в их семействе.

– О, У него есть семья? Я думала, он одинок.

– В общем, да… Но… но у него есть брат и родители. Родители живут на юге Франции.

– А брат?

– Тоже неплохо выглядит, богатый, умный, – ответил он, не поворачиваясь от плиты, на которую ставил разогревать мясное кушанье, скорее напоминающее соус.

– А где он живет и чем занимается? – Живет неподалеку, а занимается тем же, чем и брат.

– Женат?

Он повернулся и удивленно посмотрел на Эбби.

– Сколько всего будет вопросов? Двадцать или двадцать один?

– Нет, – Эбби пожала плечами. Просто мне интересно. Это естественно, поскольку я нахожусь у него в гостях, и, когда он вернется, я… Ну, словом, неплохо хоть что-то знать о нем. Вот я и…

Она замолчала, подумав вдруг, что, вероятно, знает теперь об Уильяме Уэббере и его брате больше, чем об Оливере. Подумал ли Оливер и сам об этом и попросит ли он ничего не спрашивать о нем самом? Пока она не пришла к этой мысли, ей казалось, они уже хорошо знают друг друга, хотя и познакомились только вчера. Ведь за это время столько всего произошло, они столько времени провели вместе… Нет, все же она ничего не знает ни о нем, ни о его семье. Было нечто, чего они оба до сих пор не затрагивали.

– Вот вы и что? – напомнил он ей о недоговоренной фразе.

– Вот я и ничего, – с улыбкой ответила Эбби. – Просто скоро мы с ним встретимся… А вы, Оливер? У вас есть братья или сестры? И кто ваши родители?

Он наклонился к кастрюле с соусом, который начинал закипать и нуждался в помешивании, затем выключил конфорку и с улыбкой обернулся к ней.

– У меня тоже есть брат и родители, конечно. Расскажите лучше о вашей сестре.

Эбби тотчас пожалела, что затеяла этот разговор. Уж лучше бы они так и оставались в этом тесном мирке, в этом вакууме, не задавая друг другу лишних вопросов, а просто поджидая возвращения УУ.

– Что бы вы хотели знать?

Она помешивала ложкой спагетти и старалась не смотреть на него, опасаясь, что взгляд ее выдаст.

– Ну, предположим, чем она в этой жизни занимается.

– Сейчас пока ничем, промежуток между двумя работами. Но вы правы, я думаю, лучше нам не касаться этих тем.

Надо как-то уйти от разговора о сестре, он становится опасным. Но он же напомнил ей о Джесс. Вернулась ли она домой? Не мешало бы в самом деле позвонить ей. Если Джесс не вернулась, то надо хотя бы оставить ей сообщение. Ведь сестра думает, что она в Париже, а ее в Париже нет. Хорошо бы, если бы она уже вернулась, уж она-то наверняка сумеет разобраться в сложившейся ситуации, если, конечно, узнает о том, где находится Эбби. А что если… Ну да! Надо сообщить ей, что она в Кенте, и Джесс приедет сюда и все распутает!

Прекрасная идея! Эбби приободрилась. Если Джесс уже дома, она обязательно примчится сюда! Придется, конечно, кое-что объяснить ей, но, разделяя с кем-то свои трудности, уменьшаешь их вдвое.

– Вы не будете возражать, если я позвоню?

Он, якобы всецело поглощенный хлопотами над подливкой, хмуро спросил:

– Кому вы хотите звонить?

– Э-э… Ну… просто надо предупредить дантистку, что завтра я не приду. Ведь не исключено, что мистер Уэббер вернется поздно, и я смогу встретиться с ним лишь утром.

Эбби затаила дыхание, надеясь, что он примет эту версию, поскольку ей совсем не хотелось говорить ему, что она собирается звонить сестре. Если Джесс дома и пообещает приехать, тогда она скажет ему всю правду. Да, непременно скажет. После она сознается ему во всем, а завтра они, вдвоем с Джесс, встретятся с Уильямом Уэббером. Если же Джесс дома нет… Ее даже нервная дрожь пронизала. Как тогда она наберется храбрости признаться?

– А не слишком поздно звонить дантистке?

Эбби прикусила губу. Вот идиотка! Конечно, поздно! Прием в клинике заканчивается в шесть, а сейчас уже почти семь.

– У меня есть ее домашний телефон. Она… она принимает в нескольких кабинетах, потому ей и приходится поддерживать связь с клиентами через домашний телефон, и она не сердится, когда вечером ей звонят.

Эбби договаривала уже на ходу, направляясь к двери.

– Но только недолго. Скорей возвращайтесь, и мы отобедаем.

Эбби уже выходила, когда он крикнул ей вдогонку:

– Телефон есть и здесь, – и кивнул в сторону настенного аппарата.

– Ну… У меня же все равно записная книжка наверху. А на память я ее номера не помню.

И быстро вышла, пока он не успел еще что-нибудь сказать. О Господи, кажется, удалось наконец освободиться от его опеки. Поднявшись по лестнице, она насилу перевела дыхание, присела на старинный стул времен королевы Анны и опустила голову на руки.

Просто абсурд какой-то! Она сыта этим розыгрышем по горло! Ложь, ложь, все новые и новые обманы, стоило только начать… И ведь с самого начала не было никакой причины лгать. Она дурачит человека, который так мил с ней и явно не заслуживает, чтобы из него делали идиота. Закрутила такую карусель, с которой сама теперь не может спрыгнуть. Нет, надо решиться и сказать ему правду, как бы трудно это ни было, иначе все станет еще хуже. Одна ложь будет громоздиться на другую, порождая третью, и так без конца…

Все верно! Она шла к телефону, полная решимости позвонить Джесс и сказать ей все как есть. Решение ее окрепло, когда она вошла в свою спальню и подошла к кровати. Сестре она признается первой. Скажет, что полюбила Оливера и ей отвратительна мысль, что она вынуждена ему лгать, что во всем виновата она сама и что, если Джесс не приедет сюда, в Кент… Но куда, к черту, ее занесло? Где она находится? Как Джесс сюда добираться? Рыскать по всему графству в поисках особняка Уэббера?

Эбби присела на край кровати, взяла трубку и решительно набрала номер. Если удастся убедить сестру приехать в дом Уильяма Уэббера, она пойдет на кухню и спросит Оливера, как сюда добраться, а потом расскажет ему всю историю с начала до конца и еще раз позвонит Джесс…

Прижав трубку к уху и слушая зуммер вызова, Эбби тихонько молилась, чтобы Джесс оказалась дома. Ожидание казалось бесконечным. Ничего. Наконец трубку взяли.

– Ох, Джесс! – с облегчением воскликнула она, но это был автоответчик. Пришлось говорить с бездушным аппаратом. Послушай, Джесс, ты втравила меня в такую историю… Я не в Париже, как собиралась. Я в доме Уильяма Уэббера, это в Кенте, я тут с его шофером, Оливером. И я по нему с ума схожу, но самое ужасное, что вынуждена его обманывать. Он думает, что я это ты, это ужасно, а хуже всего, что я должна встретиться тут с Уэббером. Ох, и зачем только ты все это затеяла? Мне так плохо! Я чувствую себя преступницей, нет таких денег в мире, которые могут компенсировать все то, что мне пришлось пережить, и…

Вдруг откуда-то сзади протянулась рука и нажала на клавишу отбоя, другая рука отобрала у нее трубку и положила на рычаг аппарата. В ужасе Эбби оглянулась и увидела неумолимое лицо Оливера. Глаза его сузились и приобрели металлический отблеск, когда он взглянул на нее, сидящую на краешке романтичного ложа и страшно взвинченную.

– Послушайте, что, к черту, вы задумали? – грозно спросил он.

Эбби откинулась назад, пытаясь отстраниться от него, но он заставил ее встать с кровати.

– Я слышал каждое ваше слово, каждое, будь я проклят! Если вы говорили с дантисткой, то я Джеймс Бонд. Кто вы, черт побери, и что за спектакль затеяли тут разыгрывать?

Ох, Господи, в панике думала Эбби, только не это!.. Неужели придется сознаваться ему в такие минуты, когда он охвачен гневом и ослеплен подозрительностью? Нет…

– Я… я хотела сказать вам , – почти прохрипела она в ужасе, – но все не могла решиться. Ох, Оливер, я так ужасно виновата перед вами, я обманывала вас. Это совсем не похоже на меня. Я человек честный, и никогда раньше ничего подобного со мной не происходило. Просто, когда вы явились к нам в дом и приняли меня за Джессику, я почему-то не стала этого отрицать… Сама не знаю, как это вышло… А потом, потом…

Перехватив его взгляд, она запнулась, ибо он так гневно смотрел на нее, будто ненавидел всем сердцем.

Вдруг он обнял ее и сильно прижал к себе, и она почувствовал, как гнев и напряженность покидают его. Ей даже показалось, что он пробормотал что-то вроде «слава Богу», но уверенности у нее не было.

и она плакала, громко всхлипывая у него на плече, говорила, что виновата, виновата, виновата… Наступило неслыханное облегчение, оттого что он теперь все знает. Вот и пролились эти очистительные слезы.

– Но если вы не Джессика Лемберт, то кто же вы? – спросил он, когда ее всхлипы и стоны поутихли.

Эбби попыталась поднять лицо и посмотреть на него, но не смогла, ибо он сильно прижимал ее к себе, гладя по голове и нежно убаюкивая, больше не гневаясь, но, очевидно, все еще испытывая недоверие.

– Я Эбби, Эбигейл, – тихо проговорила она. – Я так виновата, Оливер, сразу не сказав вам, что я не Джессика… Я просто не ожидала, что наше знакомство продлится и что вы захотите увидеть меня еще раз, вот потому все так и получилось. А чем дальше, тем больше я боялась вас потерять, и все становилось хуже и хуже, и мне все труднее было…

– Успокойтесь, дорогая моя. Все хорошо. Вы загнали себя в тупик, но это не ваша вина. Я не сержусь на вас, милая. Вы это вы и… и…

Он поднял ее лицо за подбородок и заглянул в залитые слезами глаза. На его красивом лице не осталось и следа раздражения и гнева, и Эбби вдруг поверила, что все и вправду хорошо, и почувствовала себя так спокойно, что даже удивилась, ради чего она столько времени мучила себя. Что за дурость позволить зайти этой бессмысленной лжи так далеко! Он ясно дал ей понять, что испытывает к ней весьма глубокое чувство, так неужели она не могла сообразить, что он все ей простит?

– Кстати, я не ошибся, я все расслышал правильно? – прошептал он улыбчивым голосом. – Вы, кажется, изволили сказать, что сходите по мне с ума?

Счастливая, она взглянула на него сквозь слезы.

– Д-да… Потому-то я и звонила сестре, – созналась она. – Я не могла больше выносить, что вы называете меня Джессикой, и решила, что…

– Ох, бедная моя, – почти простонал Оливер, прежде чем закрыть ее рот поцелуем.

Поцелуй был долгим и упоительным. Сердце Эбби переполняла любовь. Она прильнула к нему, еще больше любя его за понимание. Он такой добрый, такой удивительный человек, а она лгала ему, но теперь, теперь все хорошо.

Она была счастлива, ибо сердце ее скинуло с себя непомерную тяжесть вины. И как это прекрасно, что можно любить его свободно, без страха потерять.

– Ох, Эбби, – страстно шептал он, глядя на ее зарумянившиеся щеки. – Я должен был бы догадаться, что вы Эбигейл, а не Джессика. Мне так нравится ваше имя, оно так идет вам, и знайте, я тоже теряю из-за вас рассудок, как и вы… Эбби, Эбигейл!

Он ласково повторял это имя между частыми поцелуями, которыми осыпал. ее щеки и шею. – А теперь я больше не могу, ты должна стать моей, Эбигейл, потому что сейчас настало наше время.

Романтическое ложе вдруг, будто течение вод, подхватило их, заманивая и унося в свою ласковую пучину. Оливер лежал сверху, смотрел на ее лицо и улыбался, сдвигая прядки волос со щек и лба.

– Все будет очень хорошо, моя удивительная Эбби. Теперь я не оставлю тебя и не допущу, чтобы с тобой случилось что-то плохое. Мы будем любить друг друга, и тебе совершенно нечего бояться. Уверен, что не я один хочу этого, но и ты тоже. Я говорю все это потому, что ты такая чистая и ранимая… Ты должна знать, что я всегда буду заботиться о тебе, я это твердо обещаю.

Он склонил голову и поцеловал ее страстно и пылко, и Эбби обняла его и тесно прильнула к нему. Удивительно, он простил ее, он ее любит и обещает заботиться о ней. Бояться больше нечего, ничто больше не мешает изъявлению чувств. Сердце и душа ликовали, и все, что угнетало, исчезло бесследно, оставив ее свободной, свободной любить этого человека, который столь неожиданно возник в ее жизни и занял в ней такое огромное место.

А потом все мысли покинули ее, голова закружилась от поцелуев, и она отдалась его ласкам, ничего не страшась. Он гладил ее грудь, и она так сильно желала его, что ей хотелось бы, чтобы между ними не осталось никаких запретов и ограничений.

Он расстегнул ее блузку, продолжая покрывать поцелуями лицо, шею, и потом его губы скользнули к ложбинке между грудей. Эбби изнемогала под его прикосновениями, погружалась в такие глубины чувственности, о которых раньше не подозревала. Она запустила пальцы в его темные шелковистые волосы и издала вздох наслаждения, когда его губы коснулись ее обнаженной груди.

Все это было непривычно для Эбби. Ее любовь и желание, жажда наслаждения ободрили его, сделали смелее. Раздев ее, они сам разделся, так что между ними теперь и впрямь не осталось никаких преград. Они лежали рядом, оба обнаженные, и ласкали друг друга, наслаждались красотой друг друга и не знали, как еще сильнее выразить ту нежность, что испытывали друг к другу. Чувственность их все обострялась, и ощущения были так сильны, что Эбби изнемогала от каждой новой ласки, от каждого его прикосновения и каждой клеточкой чувствовала, что назад дороги нет.

Наконец со стоном наслаждения он овладел ею, полный мужской силы, мощный и могущественный, и все же нежный и заботливый в своем неистовом вторжении. Эбби приняла его и прильнула к нему, бормоча в порыве страсти любимое имя и ощущая его всем жаждущим любви телом. А он страстно целовал ее в губы, раскрытые навстречу ему, вновь и вновь нанося сладостные удары и чувствуя, как она отвечает ему, и оба они хотели, чтобы это состояние длилось вечно.

Они двигались в едином ритме, сильно и страстно отдаваясь друг другу, и Эбби изумленно воспринимала происходящее как не изведанное ею раньше блаженство. Она выкрикнула его имя, ощутив нечто невероятное, что мощно приближалось и грозило неслыханным наслаждением. И Оливер страстно поцеловал ее, с жадностью раздвигая ее губы, и тоже стал приближаться к чему-то, что заставило его двигаться все мощней и мощней, пока он не застонал и не выдохнул ее имени, чудесного имени… Пик наслаждения был достигнут. Наступила тишина, в которой слышались только их дыхание и стук сердец, бьющихся в унисон.

Голова ее все еще шла кругом, когда она лежала в его объятиях, такая счастливая и умиротворенная, какой никогда в жизни еще не была. А потом Оливер легонько поцеловал ее в лоб, и она поняла, что они никогда не расстанутся. Это был единственный мужчина, ее мужчина, о котором раньше она могла только мечтать.

– Я люблю тебя, Эбби, – прошептал он. – Я полюбил тебя в тот момент, когда твое лицо появилось над этим дурацким букетом из лилий и подсолнухов. Мы поженимся, конечно, и немедленно. Я хочу, чтобы ты стала моей женой, чтобы ты принадлежала мне одному. Ты навсегда оставишь свою преступную жизнь и никогда в нее не вернешься.

Эбби прикрыла сонные глаза и слегка отстранилась, чтобы посмотреть на него. Прекрасные черты его лица были спокойны, будто он только что пережил приступ ярости и вот освободился от него, глаза закрыты, а все лицо казалось умиротворенным после любовных трудов. Пряди волос, темные и длинные, обрамляли его лицо, и весь он был так прекрасен и так… так удивительно забавен. Она рассеянно улыбнулась, глядя на него. И вдруг вспомнила, как он был разгневан, застав ее у телефона, когда она наговаривала на автоответчик сообщение для – сестры. Она сказала тогда, что чувствует себя преступницей. Довольно забавно, что он воспринял это серьезно.

Она снова опустилась на подушку, отдавшись полному покою. Дорогой Оливер! Какие восхитительные слова он говорил ей все время. Но только теперь она может с чистой совестью выслушивать и принимать их. Она тихонько вздохнула, опасаясь разбудить его. Любовь налетела на них романтическим ураганом, и не важно, что они знакомы всего ничего, ведь он хочет жениться на ней, он уже так сильно любит ее, что хочет жениться на ней. И в этом он весь, порывистый, пылкий, милый Оливер, размышляла Эбби, купаясь в счастье. Никаких разговоров о помолвке, просто заявил, что они поженятся, и все.

Она нежно поцеловала его в щеку и уютно прижалась к нему. Завтра не надо будет, притворяясь Джессикой, встречаться с Уильямом Уэббером. Теперь она с Оливером и не боится ничего и никого. Жизнь прекрасна.

Оливер лежал, держа в объятиях Эбби, и прислушивался к ее тихому, безмятежному дыханию. Ему не спалось, хотя поначалу казалось, что он способен проспать целую неделю. Последние двадцать четыре часа перевернули всю его жизнь, в прах развеяв образ этакого плейбоя. Да, он уже не тот повеса, который вряд ли решился бы на такой шаг, как женитьба. Он взрослый мужчина, сделавший выбор. Да, он женится на своей обожаемой Эбби, которую необходимо защитить от самой себя.

Он выяснит, действительно ли она так опасна, как он думал с самого начала. Бедная девочка, что заставило ее так глубоко увязнуть ВО всей этой грязи? Нет, ее наверняка кто-то использует, а она даже не догадывается об этом. Завтра он узнает, что представляет собой эта Джессика Лемберт, и с ней он будет далеко не так деликатен, как с Эбби. Он заставит ее ответить за содеянное.

Но вот с женитьбой… Оливер беспокой пошевелился. Не хватил ли он тут лишку? Не порождено ли его предложение эйфорией, возникшей после самого восхитительного и совершенного соития, какое у него когда-либо было с женщиной? Соединившись с ней в любовном порыве, он был уверен в себе, с своих чувствах, но не потерял ли он голову от ее невинности и уязвимости, забыв об угрозе всему, чего они с братом до бились за годы кропотливого труда? Нет, с той минуты, как она станет его женой, никакая Джессика Лемберт не сможет заставить ее участвовать в своих делишках. С той минуты, как она станет его женой, возврата к прошлому для нее не будет, и это, возможно, единственно верный путь.

Господи, прежде он никогда не помышлял о женитьбе. Может, просто потому, что еще не встречал женщины, нуждающейся в его защите? Эбби всецело нуждалась в нем, и это сыграло свою роль. Да, она никудышный кулинар, но что за проблема?. у него есть кому готовить, да и вообще столько прислуги, что ей ничего и не придется делать, только любить и обожать его, а это у нее так восхитительно получается.

Но что ей предстоит пережить, когда она узнает, что он не шофер, а тот самый красивый, богатый и умный братец Уильяма Уэббера, про которого она спрашивала? Конечно, она обрадуется, как многие другие женщины обрадовались бы на ее месте, узнай они, что их избранник – не рядовой шофер, а богатый и влиятельный человек. Зато как приятно сознавать, что тебя полюбили не за деньги и не за твое положение в обществе, а за самого себя. С другими женщинами он никогда не знал, за что именно они его любят. Вероятно, потому они с Уилли так и остались холостяками, что действительно никогда не знали истинного отношения к ним женщин.

Эбби совсем другая, а потому он хочет жениться на ней и обязательно женится. Он повернулся и ласково поцеловал ее в лоб. Завтра, прежде чем его брат вернется домой, он признается ей, кто он на самом деле. И, воображая это, он будто наяву слышал ее радостные возгласы.

Она что-то тихонько пробормотала и прижалась к нему, а он обнял ее и увидел, как на сонном лице появилась улыбка. И когда он снова овладел ею, все мысли вылетели у него из головы, а весь мир превратился в блаженный рай.

ГЛАВА 9

Джесс, сидя верхом на Оливере, массировала ему спину и ощущала себя счастливейшей женщиной на свете. Восхитительный любовник! Ненасытный к тому же. Умеет доставить несказанное наслаждение. Щедро расточает ей свое внимание, и она весь день едва успевала перевести дыхание. Венецианский Кроссворд напрочь забыт, утрата программного пакета осталась в прошлом, огорчаться она будет потом, сейчас не до этого, сейчас у нее одна забота – любить его.

– Джессика, детка, – простонал он под ней, – ты хоть представляешь, что делаешь? Это плохо для тебя кончится, вот посмотришь!

Джесс рассмеялась и еще сильнее заколотила кулаками по его спине. Он лежал лицом вниз, а она сидела на его ягодицах и продолжала массировать, перебирая каждый мускул его смазанной ароматическим маслом спины, надеясь таким образом снять боль, появившуюся у него в пояснице.

Потерпи, сейчас преодолеем болевой барьер, а потом будет хорошо и приятно, – сказала она. – Сам виноват, таскал меня по всему Нью-Йорку, по всем этим музеям и галереям, изображал из себя героя и не сознался, что у тебя разыгрался радикулит.

– Не было у меня никакого радикулита, пока я не встретил тебя, – простонал он в подушку.

– Ага, считаешь, что я виновата в ненасытности твоего сексуального аппетита, а-а?

– Нет, я тебя не виню. Но хватит меня терзать и колотить, дай хоть немного передохнуть.

Она произвела еще один сильный пассаж вдоль его спины, как бы в наказание за то, что он ворчит на нее, но не успела слезть с его ягодиц, как оказалась под ним.

– Вот видишь, что ты натворила, простонал он, прижимаясь к ней всем телом.

– Так и было задумано, – хихикнула она, почувствовав его возбуждение. Секс – лучшее лекарство от радикулита.

– К чему тогда весь этот массаж?спросил он, легко прикасаясь губами к ее губам.

– Двойная гарантия. Решила взбодрить тебя на тот случай, если ты не взбодришься сам.

– Нашла чего опасаться. Для нас с тобой это едва ли может быть проблемой, прошептал он, раздвигая ей бедра и возбуждающе поглаживая и лаская ее. – Я могу заниматься этим весь день.

– Ты-то конечно, – прошептала она, чувствуя приближающееся возбуждение. А я просто не знала, куда деться от смущения, когда ты лапал меня прямо перед картиной Боттичелли.

– Боттичелли, заметь, не возражал. Он с удовольствием изобразил бы тебя на одном из своих полотен.

– А-а! Ты этим хочешь лишний раз подчеркнуть, что я толстая?

– Я ведь говорил тебе, что обожаю твои формы так же, как Боттичелли, Рубенс и все другие парни обожали своих роскошных леди, которых живописали.

– Итак, я толстая, – сказала Джесс, изображая крайнюю обиду, возникшую от подобного предположения.

Ей было очень приятно лишний раз услышать, что он обожает ее формы. Но она сделала вид, будто хочет выбраться из-под него, что, как она понимала, возбудит его еще больше.

– Это все по мне, я обожаю толстушек. И я хочу сейчас только одного, и ты, сердце мое, хочешь того же, и даже втройне, так что нечего из-под меня выкарабкиваться.

Когда он овладел ею, губы его скользнули по ее щеке к уху, и он прошептал:

– Мы слишком много говорим.

– Ты первый начинаешь…

Дальше она уже ничего не говорила, и наслаждение, испытываемое ею, навеяло мысль, что за это счастье можно согласиться замолчать навеки.

Когда все завершилось, они лежали в изнеможении рядом друг с другом, горячие влажные и тяжело дышащие.

Джесс засмеялась и, облокотившись на подушку, всмотрелась в лицо Оливера, легонько пощипывая серебристые пряди на его висках.

– Знаешь, для своего возраста ты еще отменно работающая секс-машина, особенно если тебя вовремя смазать машинным маслом.

– Да мне всего тридцать восемь, хотя и выгляжу сейчас на все семьдесят пять, старческим голосом пробурчал он.

Вдруг глаза его открылись, он хитро улыбнулся ей, опрокинул в подушки и приник поцелуем к ее губам. Когда поцелуй завершился, она успела заметить, что глаза его посерьезнели, и в веселой панике поняла, что еще чуть-чуть, и он опять будет готов к любовным подвигам.

– Ты, Джессика Лемберт, принадлежишь к тому сорту женщин… Словом, я люблю женщин с головой, ты просто околдовала меня… Расскажи мне о своей компьютерной игре. Что она собой представляет? Помнишь, я ведь уже говорил, что если это заинтересует меня, то я…

Джесс рассмеялась и толкнула его.

– Куда подевался твой романтизм, распутник? – Она спустила ноги с кровати и потянулась к шелковому устричного цвета халату, купленному им для нее. – Кто говорит о делах в постели?

Он усмехнулся и стал смотреть на то, как она, сидя перед зеркалом туалетного столика, расчесывала пышные золотистые волосы и разглядывала разрумянившееся лицо.

– Ну, ладно тебе, не будь врединой. Я уже исчерпал все комплименты, сравнивая тебя с бесценными шедеврами живописи, а теперь заскучал, и мне захотелось поговорить о компьютерах.

Джесс повернулась и с возгласом притворного негодования швырнула в него расческой. Он увернулся, расческа пролетела мимо и скрылась за прикроватной тумбочкой, а он засмеялся, сел и, дотянувшись до бутылки с шампанским, наполнил их бокалы.

Джесс снова отвернулась и смотрела на него в зеркало, чувствуя, как сердце ее переполняется немыслимой нежностью. Им было так хорошо вместе, будто исполнились самые лучшие ее романтические фантазии.

Когда-то она мечтала, чтобы на ее билет выпал самый крупный выигрыш национальной лотереи. Смешно, но сегодня она отказалась бы от выигрыша, если бы ей предложили выбирать одно из двух. Она с любовью смотрела на него в зеркало, а он потягивал шампанское и тоже любовался ею. Ох, Боги, все это так прекрасно и ни на что не похоже… И смех, и шутки, и секс вперемежку с болтовней, и ясный ум этого мужчины, словом, все-все… Искусство и культура… Она вспомнила, как они спорили возле Пикассо, ему не нравился этот модерновый стиль, а Джесс находила его забавным. Но она понимала его точку зрения, считалась с его вкусом, да и он в свою очередь не слишком навязывал ей свои пристрастия, так что если они и поспорили, то в этом было больше игры, чем серьезных рассуждений. К тому же он единственный на всем свете мужчина, который может шутливо намекнуть на ее пышные формы и не рассердить.

– Эта твоя Венеция сказала, что скоро я растолстею, – небрежно проговорила она и, спустив халат с плеч, начала разглядывать отражение своего столь обожаемого им тела.

Самообладания она в тот момент, естественно, не лишилась, но эта прямолинейная леди Кроссворд, эта тощая журналисточка все-таки здорово достала ее.

– Толстей на здоровье, – сказал он, меня это не огорчит. Я лю… Ты нравишься мне во всех видах, быстро поправился он.

Джесс медленно повернулась к нему, сердце ее сжалось. Он чуть было не сказал, что любит ее. То, что он не произнес этого слова, заменив его другим, она восприняла как акт самозащиты, просто он не хотел так скоро выдавать свои чувства. Себя-то она уже выдала с головой, а вот он, судя по всему, человек гораздо более сдержанный. Мог быть таким холодным и расчетливым, и вместе с тем временами становился невероятно забавным. Она пыталась представить, как он торговался бы, случись ему покупать бесценные живописные полотна, и пришла к заключению, что он предложил бы на несколько тысяч долларов меньше, чем за них запрошено, переговоры провел бы спокойно, с холодной выдержкой и достаточно пристойно, а вот ей ни на что подобное выдержки и расчетливости не хватило бы.

– Я должна признаться тебе кое в чем, – наконец заговорила она.

– Ну-ка, ну-ка, послушаем! Хотя вряд ли доведется услышать что-нибудь приятное, – задумчиво отозвался он.

Джесс пожала плечами.

– Ну, как бы там ни было, а тебе придется выслушать.

Она перевела дыхание и заметила, что Оливер напрягся в ожидании ее признания. Даже будто помрачнел. Она удивилась, с чего бы это он? Чего-то опасается?

– Причина, по которой я все еще нахожусь здесь, в Нью-Йорке, та, что я позволила себе совершить одну глупость. – Ресницы ее опустились. – Я опоздала на самолет, которым должна была вернуться в Англию. В общем это получилось из-за разницы во времени и все такое… Сотрудники Британских авиалиний обещали отправить меня другим рейсом, и… они звонили мне сегодня утром, когда ты спускался вниз за газетами, сказали, что все устроили… Короче говоря, самолет улетел два часа назад… и… и, как ты понимаешь, абсолютно без меня… Ну вот я и призналась.

– И ты говоришь мне это только теперь? – спокойно спросил он.

Джесс посмотрела на него и улыбнулась.

– Да, только теперь. Но вижу, ты не понял меня, – произнесла она чуть слышно, испытывая неловкость, оттого что он мог решить, будто она пытается слишком уж нажать на него.

– Я понял тебя очень хорошо, Джесс иди сюда! – И он похлопал по кровати рядом с собой. – Иди ко мне и позволь развеять твои сомнения. Ты опасаешься сказать прямо, что не улетела из-за меня, боишься, что я не поверю и все такое… Ну так знай, мой борт тоже ушел в небо два часа назад и тоже, как ты выражаешься, абсолютно без меня. Так что сама видишь, глупости совершаешь не ты одна.

Джесс перелетела через комнату и бросилась в его объятия. Она испытала облегчение и радость от того, что услышала.

– Мне и думать не хотелось, что я должна покинуть тебя, – пролепетала она, покрывая его лицо поцелуями.

– Вот и мне не хотелось этого, – посмеиваясь, ответил он.

– Так что же нам теперь делать, Оливер?

Оставаться здесь как можно дольше, а расстраиваться из-за будущего мы будем потом.

Итак, он не хотел думать о будущем теперь. Возможно, для него тоже все произошло слишком головокружительно быстро. Но разве и будущее не принадлежит им? Ведь все, что случилось с ними, не может просто раствориться в воздухе и исчезнуть.

Джесс присела возле него, прихлебывая свое шампанское. До этого разговора она нервничала, а сейчас совершенно успокоилась.

– Ну, расскажи мне наконец о твоем про павшем пакете, – вкрадчиво заговорил он. – Если мы занимаемся с тобой любовью, это вовсе не значит, что нам нельзя обсудить и другие проблемы. Разве это не послужит только к большему нашему сближению, как ты считаешь?

И поскольку Джесс уже знала его достаточно, чтобы видеть, что он определенно не устал от нее и не заскучал, как шутливо сказал недавно, она не увидела в его предложении ничего настораживающего. Так что рассказала ему о своей компьютерной игре, не позволив огорчению от этой потери взять верх над хорошим расположением духа. Лучше посмотреть на события спокойно, надеясь, что вор, заполучивший материал, не поймет, в чем его ценность, и запихнет в мусорное ведро.

Оливер, казалось, искренне заинтересовался ее идеей, задал несколько весьма толковых вопросов. Потом спросил, как эта идея пришла к ней и как она довела ее до заключительной стадии. Джесс начала не с самой игры, а с воспоминаний о том, как они с отцом проводили многие часы за компьютером и как она обнаружила, что их совместный интерес способен заполнить пустоту ее жизни, наступившую после его смерти.

Потом, неожиданно смягчившийся и повеселевший, Оливер перекатился через кровать и наполнил бокалы шампанским. Они неторопливо прикончили его и приступили к обсуждению того, где бы им сегодня пообедать.

Джесс, пребывавшая в блаженном состоянии, приняла душ и, пока он говорил по телефону, облачилась в великолепное черное с кремовой отделкой творение от Диора, которое он ей купил. Кстати, сам факт такой покупки и вкуса, проявленного при выборе, еще более расположил ее к нему. Позже, когда они вышли, она отметила, что все головы поворачивались ей вслед, и, когда шутливо указала ему на то, что это платье привлекает слишком много внимания, он буркнул в ответ, что виною тому вовсе не платье, а она сама. К интересу, проявленному к ней мужчинами, она была привычна, но то, что здесь, в Америке, на нее глазели и женщины, показалось в новинку. Впрочем, она не исключала, что точкой притяжения женского интереса являлся сначала все-таки он, такой привлекательный и явно преуспевающий, а уж потом она, ибо не могла не возбуждать вполне понятного любопытства в качестве показателя его вкуса и выбора.

– Вы прекрасно выглядите, мисс Лемберт, – заявил он, когда она явилась наконец из спальни в облаке аромата от Диора, с легким изысканным макияжем и в сиянии тусклого тициановского золота волос, собранных в пучок.

– А ваш вечерний костюм, сэр, совершенно не пострадал, как видно, от вчерашнего бананового душа, – заметила она, оглядывая его с ног ДО головы и вспоминая их первое столкновение в коктейль-баре.

– Костюм не пострадал, но вот сердце насмешливо произнес он, чмокнув ее в кончик носа.

Джесс улыбнулась и подумала, что с ее сердцем обстоит не лучше, оно тоже находится в весьма плачевном состоянии. Стоит ей посмотреть на Оливера, как оно норовит замереть. Плохо ли, хорошо ли, но это любовь, чему еще быть?

– Так куда же мы пойдем? – спросила она, сжав в руках новую вечернюю сумочку.

– Обычно я обедаю «У Сарди», но ресторан при французском отеле в данном случае предпочтительнее. Я заранее предвкушаю это зрелище, как ты небрежно идешь там между столиками, смертельно поражая всех своей красотой, – проговорил он, обнимая ее за плечи и ведя к дверям.

– Разновидность общественных связей, – счастливо рассмеялась Джесс.

Поднимаясь по роскошной лестнице и входя в зал ресторана, они продолжали шутить и смеяться. Метрдотель показал им столик, уютно расположенный в мягко освещенной нише, усадил Джесс и, отведя Оливера в сторону, о чем-то ему тихо сказал. Джесс страшно хотелось бы знать, о чем, но она не смогла разобрать ни слова. Вдруг она увидела, что лицо Оливера резко помрачнело.

Не успела Джесс понять, что случилось, как Оливер повернулся и подозвал ее. Очевидно, они должны отсюда уйти, и уйти быстро. Джесс нерешительно встала, и вдруг произошло то, что произошло.

Джесс почувствовала на руке выше локтя крепкую хватку Оливера, двойные двери ресторана распахнулись, и в зал ворвалась целая орава репортеров, жужжaщиx, как пчелиный рой, и щелкающих камерами, которыми они были обвешаны со всех сторон. За ними по пятам следовали сотрудники охранной службы отеля, произошла даже маленькая стычка между ними и газетчиками, когда один из свободных столиков был оккупирован этой шумной братией. Все сидевшие в ресторане следили, повернув головы, за нарастающим скандалом.

– Двигайся, Джесс, двигайся, – мрачно подгонял ее Оливер.

Засверкали фотовспышки, и Джесс впервые подумала, что здесь происходит нечто вроде налета или облавы, как показывали в старых, еще черно-белых кинофильмах. Они вдруг оказались в окружении, и Оливер, еще жестче сжав ее руку, попытался пробиться сквозь толчею хроникеров, увлекая ее за собой.

– Когда свадьба, сэр? Как вы познакомились? Любовь налетела на вас как ураган?..

В эту страшную минуту Джесс все поняла. На них накатила пресса. Как и обещала Венеция. Джесс обманула ее, опрометчиво заявив, что они с Оливером собираются пожениться, и вот, пожалуйста!.. О, на сказала так, чтобы побыстрее избавиться от незваной гостьи, и вот чем все обернулось. О Господи! Это расплата за ненужную ложь! Какая глупость с ее стороны ляпнуть такое, зная, что имеешь дело с журналисткой. А теперь Венеция наслала на них целую армию охочих до сенсаций репортеров. Видно было, что Оливер просто в бешенстве от всего происходящего, теперь он возненавидит и ее, Джессику, за то, что она была так по-идиотски неосторожна с Венецией.

– Мисс Лемберт, расскажите об инциденте в коктейль-баре, – выкрикнул журналист, напирая на Джесс. Он чуть не в лицо ей совал микрофон, от которого она в ужасе пыталась отстраниться. – Это правда, что вы в ссоре выплеснули на жениха коктейль?

– Убирайтесь к черту со своими идиотскими вопросами! – грозно прикрикнул на репортера Оливер, отбрасывая микрофон от Джесс.

Он продолжал пробиваться сквозь толпу назойливых газетчиков, одной рукой сжимая руку. Джесс, а другой отпихивая камеры, нацеленные на их лица.

Сотрудники охранной службы отеля помогли им выбраться в холл и войти в лифт, но, когда двери лифта закрывались, один типчик из журналистской своры, вставив ногу между створок, спросил:

– Сэр, ваше имя довольно известно, поэтому ваша история нам крайне интересна. Скажите, вы окончательно развязались с нашей коллегой Венецией Кросслэнд или…

Охранники отеля оттащили хроникера от дверей лифта, в чем им помог и Оливер, подавшись вперед и сильно, с крепкой бранью, оттолкнув нахала.

Джесс прижалась к задней стенке лифта и в отчаянии закрыла глаза. Это ужасно, ужасно, стыдно и ужасно!.. Она не смела открыть глаза и посмотреть в лицо Оливера. Теперь он возненавидит ее. Конец всему. Он никогда не поймет, почему она так поступила.

Слышалось лишь прерывистое дыхание Оливера, пытающегося успокоиться и взять себя в руки, да стук ее сумасшедшего сердца. Может, он слышит его? Сумеет ли он когда-нибудь понять, что она пережила за эти минуты? Полное отчаяние и тоску из-за всего, что случилось.

Джесс медленно открыла глаза и увидела спину Оливера, молча ожидающего у дверей остановки лифта. Казалось, он вполне овладел собой, но даже со спины выглядел суровым. Джесс, и без того крайне смущенная, от одного его вида затрепетала от ужаса. Он страшно зол, и не столько, может быть, из-за атаки прессы, сколько из-за нее. Если бы это было не так, он давно бы уже обнял ее и постарался успокоить после того кошмара, что ей только что довелось пережить. Правда, у него была причина злиться на нее, тоскливо подумала она. Он, вероятно, думает, что дыма без огня не бывает, ибо свора газетчиков никогда на вас не нападет, если ей не намекнули на что-то пикантное. Он, конечно, понимает, что Венеция сделала это назло, но недаром же он так настойчиво расспрашивал Джесс, о чем они с ней говорили, когда та вторглась в его номер. Вина Джесс еще и в том, что она сразу не сказала ему всего.

Но почему газетчики налетели на них с таким неистовым рвением? Она сама, Джессика Лемберт, ничего собой не представляла… А Оливер?

А Оливерпредставлял…

Эта мысль возобладала над всем остальным, заставив ее почувствовать, как по всему телу поползли омерзительные мурашки. Можно было подумать, что ее с ног до головы окатили лимонным соком. До этого она не особенно задумывалась над тем, что представляет собой Оливер, насколько он богат и какой известностью пользуется в определенных кругах. Подобные вопросы не мучили ее, поскольку они были вместе и этого им обоим хватало, а теперь… Джесс стиснула кулачки и прикусила нижнюю губу. Как долго тащится лифт! Как ей дальше себя вести? Вот она, чертова любовь! Отдаешься человеку, даже не зная, кто он!

До самого их отеля не было сказано ни слова.

– Я… я думаю, что они… что… Эта история с коктейлем… Наверное, они узнали о ней от бармена, – предположила она почти неслышно, когда они шли к его номеру.

Оливер ничего не ответил: губы сурово поджаты, лицо мрачнее тучи. В номер он ее почти втолкнул, после чего вошел сам и, громко захлопнул за собой дверь. Дальше совершенно игнорировал ее, и это сильно напугало Джесс. Сдернув с шеи галстук и сняв пиджак, бросил то и другое на диван и прошел к телефону. Набрав номер, он говорил с кем-то, но так тихо, что она ни слова не могла разобрать.

Джесс, совершенно ошеломленная, сбросив туфли на высоком каблуке, подошла к бару. Ей просто необходимо ВЫПИТЬ, да и ему, судя по всему, не мешало бы, тем более что ей, когда он закончит говорить по телефону, придется кое-что объяснить ему. Трясущимися руками она приготовила два скотча, обдумывая, что и как скажет. Венеция тогда так ее прижала, что она и сообразить толком ничего не успела, вот и выпалила в крайнем раздражении первое, что пришло в голову, лишь бы отделаться от назойливой гостьи. И хотя потом сразу же пожалела об этом, но было уже поздно. Ох, как ей теперь быть, что делать и как оправдаться? Надо обязательно сказать, что ее просто ранило заявление Венеции, будто она давнишняя любовница Оливера. Ведь она, Джесс, любит его. Неужели он не может себе представить, каково ей было услышать подобное? Нет, когда он все узнает и поймет, то, конечно, простит ее… Ох, простит ли?

Она предложила ему скотч, и он чуть не вырвал его у нее из рук.

– Оливер – только и смогла она произнести.

– Не говорите ни слова, – резко сказал он. – Молчите!

Джесс отхлебывала виски и следила, как он ходит по комнате, замкнутый, с опущенными глазами, глубоко задумавшись, будто ее здесь нет.

Она вновь попыталась заговорить:

– Оливер, я должна объясниться, это совсем не то, что вы думаете…

Он даже не взглянул на нее. О чем, в самом деле, он так напряженно думает? Что терзает его? Злоба на нее, злоба на Венецию? Скорее всего, и то и это слилось воедино и обратилось в раздражение противнее одной. Ведь она здесь, под рукой, и потому всю свою ненависть он может сейчас обрушить только на ее бедную голову. Венеция – женщина отвергнутая, а потому решившая мстить. И на этом дело явно не кончится, вот почему Оливер так зол. Тот репортер, что совал микрофон прямо ей в лицо, знал, что они… Господи, да теперь весь мир узнает, что она… О Боже, это хуже всего. Она, Джессика Лемберт, случайный эпизод в его жизни, а Венеция – женщина, что-то в его жизни значащая… Господи, что толку гадать… Будь что будет!

Она бессильно опустилась на край дивана и ждала, ждала, когда он скажет хоть что-нибудь. Но о чем он думает? Почему так долго молчит? Подыскивает нужные слова, чтобы выбросить ее из своей жизни? Сердце ее разорвется, если он так поступит.

Прошло еще несколько тягостных минут, показавшихся Джесс часами, и послышался легкий стук в дверь, заставивший сердце Джесс сжаться от дурных предчувствий. Оливер пересек комнату, отпер дверь, взял газету, принесенную коридорным, и снова запер номер. .

Идя от дверей, он на ходу развернул газету, и Джесс увидела, что это «Стейт ньюс»… Она даже застонала от жуткого ощущения беззащитности. «Стейт ньюс»! Да, эта сучка не тратит слов понапрасну. Оливер будто прирос к полу в середине гостиной, напряженно глядя в развернутую газету, и вдруг гневно воскликнул:

– Господи!

Он скомкал газету и, отшвырнув ее в сторону, повернулся к Джесс, глаза его хищно сузились. Все мускулы лица были напряжены, что говорило о крайней степени ярости.

– Оставайтесь где сидите! – приказал он сдавленным голосом. – Не двигайтесь с места! – Палец его поднялся в угрожающем жесте. – Вам, леди, предстоит дать мне серьезные объяснения. Обдумайте это, да побыстрее. На этот раз, черт побери, вы зашли слишком далеко!

Сказав это, он резко повернулся и скрылся в спальне, громко хлопнув дверью, а Джесс осталась сидеть, в отчаянии уронив голову на руки. Неужели все до такой степени серьезно? Неужели происшедшее настолько глубоко затрагивает его интересы, что он почти впал в безумие? Неужели то, что она сказала Венеции об их предстоящем браке, так непереносимо для него? Почему? А может быть, Венеция действительно дорога ему и он понял, что теперь из-за нее, из-за Джесс, он потеряет ту?

Ох, ну почему она такая идиотка, почему она не думает, прежде чем говорить? Хоть бы сообразила, что имеет дело с журналист кой! Ну вот и получи! Оливер ненавидит ее, она и вправду позволила себе зайти слишком далеко. Он ни за что не поверит ее объяснениям и оправданиям. Теперь он будет смотреть на нее как на банальную охотницу за чужим богатством, попытавшуюся навязать ему брак столь мерзким способом, просто взяв и сообщив прессе об их отношениях. Он, как видно, достаточно известный человек, и вся эта история с газетной публикацией может нанести дьявольский ущерб его репутации.

Медленно и нерешительно Джесс встала с дивана, чтобы приготовить себе еще одну порцию виски. Она недоумевала, почему он ушел в спальню. Пакует ее одежду, собираясь выставить вон? Нет, она не перенесет этого. Глаза ее наполнились слезами, она сильно сжала в руке пустой стакан, и вдруг ее внимание привлекла брошенная им на, пол газета.

Быстро отставив стакан, Джесс дрожащими пальцами подняла ее, но слезы, застилавшие глаза, не сразу позволили различить буквы проклятого заголовка. Наконец она все же прочла его:

УИЛЬЯМ УЭББЕР, ЗАКОРЕНЕЛЫЙ ХОЛОСТЯК,

НАКОНЕЦ-ТО ПОПАЛСЯ НА УДОЧКУ.

Уилъям Уэббер?

Джесс читала и перечитывала, сердце ее сжалось, а все тело было будто парализовано ужасом. Это ошибка. Это не может быть правдой. Казалось, стены шатаются вокруг нее и вот-вот сойдутся и раздавят. Возникла слабость в ногах, в глазах потемнело, и она, чтобы не упасть, осела на пол. Облокотившись о ближайший стул, она снова взялась за газету и прочитала статью, не веря своим глазам и каждое слово произнося вслух, будто их звучание могло смягчить их страшный смысл. В статье были пространные рассуждения о его связях с женщинами, о его происхождении, богатстве и положении в обществе. Джессика Лемберт удостоилась лишь одного маленького стервозного абзаца: мол, никто никогда не слышал о ней. Кто она в самом деле? Никто! Этим и потряс всех выбор именитого магната. Еще упоминалось ее высказывание о том, что мужчины редко женятся на женщинах, которые этого очень сильно хотят.

Итак, он Уильям Уэббер. Оливер оказался Уильямом Уэббером!

Джесс никак не могла поверить в это, но под фотографией, где он и Венеция сняты на благотворительном балу, здесь же, в этом самом отеле, была подпись, подтверждавшая, что он именно Уильям Уэббер. Хотя она и читала о нем прежде, но вот фотографий ей видеть не доводилось. О Боже, она занималась любовью с Уильямом Уэббером, она полюбила Уильяма Уэббера!

В немом оцепенении Джесс уставилась в стену. Он лгал ей. Еще свежо воспоминание о том, как они представились друг другу. Ведь не мог же он не знать, что Джессика Лемберт именно та женщина, что в Лондоне пригласила его на ужин, и все же по какой то непонятной причине не признался ей, кто он на самом деле. А она еще по дурости заявила, что близко знакома с Уильямом Уэббером, и он не возражал ей. Почему, ох, почему он так поступил?

Может, он просто чувствовал себя виноватым, что договорился встретиться с ней в Лондоне, а сам оказался в Нью-Йорке? Ох, бедняжка Эбби, у нее было столько забот и хлопот, а в итоге никто не явился.

Да нет, чепуха! Этой причины явно недостаточно, чтобы так подло обмануть ее. И потом – лгать и в то же время нежно и страстно творить с ней любовь, зная, что…

А теперь ложь вышла наружу. И хотя он и скомкал газету, отбросив от себя, он не мог не понимать, что она поднимет ее и узнает то, что он от нее до сих пор скрывал.

Но зачем эта ложь? Она не видела никакой достаточно основательной причины обманывать ее, кроме, правда, той, что он любит Венецию, а Джесс для него и действительно просто шлюха.

Гнев захлестнул ее, но это был не бешеный припадок ярости, а постепенное и потому более опасное затопление разума ненавистью. Негодяй! Каковы бы ни были причины, заставившие его лгать ей, он имел наглость говорить, что сходит по ней с ума, отчего она сама становилась с ним безумнее целого Бедлама[15]. Места для боли в сердце не осталось, все затопило это медленно возгорающееся пламя ненависти, порожденное его ложью, тем, что он так дьявольски одурачил ее, так жестоко посмеялся над нею.

Она отшвырнула газету, встала, пересекла гостиную и резко открыла дверь спальни. Высказать немедленно ему все, что она о нем думает!..

Джесс стояла в дверном проеме, сердце ее в прямом смысле остановилось и снова забилось далеко не сразу. Оливер сидел на краю кровати, плечом прижав к уху телефонную трубку, и, судя по разговору, заказывал себе авиабилет. Но не это так сильно потрясло ее. Хотя его полное пренебрежение к ней само по себе довольно оскорбительно, но было здесь и кое-что похуже.

Ее переполненные болью глаза остановились на том, что лежало рядом с ним на постели. Ее вечерняя сумочка. Да, та самая, якобы украденная вчера вечером из коктейль-бара неизвестной женщиной.

Рот Джессики открылся почти так же широко, как была открыта сумочка, рядом с которой валялось ее содержимое, – карта ключ от номера, косметика, кредитные карточки. Все находилось здесь, буквально все.

Выходит, он лгал ей гораздо страшнее, чем она думала. Он сказал, что номер ее ограблен, что все украдено. Он даже купил ей новые тряпки и пообещал возместить утрату кредитных карточек… О Господи, почему, почему, почему?

Но скоро она все поняла. Самое жуткое свидетельство бросилось ей в глаза, когда она увидела, что еще, кроме сумочки, находится на постели.

Очевидно, еще до того, как звонить и заказывать билет в Лондон, он начал собираться. Повсюду разложена одежда, наполовину упакованные саквояжи, открытый портфель. А из кожаного портфеля выглядывал…

Джесс покачнулась, тотчас узнав свой программный пакет!

И тут, в одну секунду, для нее объяснилось все. Это был шок, глубокий и болезненный. Вот ублюдок, абсолютный выродок! Он, этот проклятый Уильям Уэббер, украл ее идею! Он единственный и был тем вором, который обокрал ее номер и обнаружил там пакет. Недаром он расспрашивал ее об игре, выпытывал всю нужную ему информацию, заведомо зная, что честно покупать ему это не придется. Просто взял и украл, а теперь собирается сделать, как говорится, ноги. Вся эта возня своры газетчиков сработала ему только на руку, а теперь он заказывает билет на самолет и смывается.

– Ублюдок!

Она безрассудно бросилась на него, желая только одного: причинить ему боль! Причинить ему боль за это мерзкое и низкое вероломство, за этот дешевый обман.

Но она ничего не успела, он схватил ее за право е запястье и вывернул руку. Его реакция оказалась на удивление быстрой и ошеломившей ее, и она, вскрикнув от боли и потеряв равновесие, упала на кровать. Сквозь всю неистовость раздражения она слышала, как он снова сел и закончил телефонный разговор, удерживая ее за руки, закинутые ей за голову, и не ослабляя хватки. Глаза его были черны от бешенства.

– Подлец! – прошипела она сквозь стиснутые зубы, ненавидя его за обвиняющий взгляд, которым он одарил ее, он же ее и обвиняет! Какая дикая несправедливость! – Ты лгал мне! Я только что прочитала в газете, что ты Уильям Уэббер, а мне ты пудрил мозги, что ты Оливер. Ты просто подонок. И дождешься, что весь мир узнает, какая ты на самом деле хитрая крыса.

– Не советую угрожать мне, Джессика Лемберт, – глухо сказал он. – Вы встретились с сильным человеком. Прежде чем распутаться с вами, я затаскаю вас по судам с этой стороны Атлантики и с той тоже.

– Ты… ты затаскаешь меня по судам?! – в ярости воскликнула Джесс. У тебя нет шанса, дорогой мой, нет ни единого шанса. Это я затаскаю тебя по судам! Я!

– Ты что же, хочешь сколотить на мне состояние? – угрожающе прорычал он. Даже и не думай об этом, ты, лживая маленькая сучка! Ты все спланировала заранее, от начала и до конца. Чертов коктейль, обольщение, потом это сообщение всему свету, что мы собираемся пожениться. Нечего, Джессика, так на меня смотреть и корчить из себя святую невинность. Вы прекрасно знали, что я Уильям Уэббер, знали с самого начала, ибо вся эта история была вами заранее спланирована. Я только один вопрос хочу задать, прежде чем мы выйдем отсюда. Кто та маленькая шлюха, столь хитроумно, благодаря своим низким уловкам, обработавшая моего брата там, в Лондоне?

– Вашего брата? – Джесс насторожилась, отчаянно попытавшись высвободить руки из его хватки. – Откуда, к черту, появился еще и брат? Я не понимаю, о чем вы говорите. И я ничего не планировала. Вы сами вор и просто…

В его глазах появились острые колючки неистовой злобы, и рук освободить он ей не позволил.

– Господи! Вы считаете себя весьма ловкой и находчивой, не так ли? Плохо, Джессика, очень плохо. Вы совсем не так ловки и находчивы, как вам кажется, вы просто глупы. Вы и ваша сообщница способны навредить только себе самим.

– Моя сообщница? – удивленно воскликнула Джесс.

Что, к черту, здесь происходит? Да он просто с ума сошел.

– Да, ваша сообщница, которая действует по ту сторону Атлантики, пока вы действуете по эту. Парочка опасных леди с одной-единственной мыслью в голове уничтожить Уэббера и построить на его костях свое будущее. Не получится, сердце мое, ни черта у вас не получится.

Вдруг он освободил ее, но Джесс была слишком ошеломлена, чтобы сразу же встать. Однако через минуту что-то подстегнуло ее, она вскочила и, с ненавистью глядя на него, заговорила, вернее даже закричала:

– Я не понимаю, что, к черту, вы тут несете! все это явный бред, и я вижу, что вы скорее всего психически неполноценный человек, ибо симптомы болезни налицо! Я только сегодня из брошенной вами газеты узнала, что человек, с которым я занималась любовью, не Оливер, а, дьявол его забери, Уильям Уэббер, о чем до этого я и не подозревала. Вы назвались Оливером, и я поверила… Да вы просто ублюдок, выродок, у меня нет для вас другого названия! А теперь еще пытаетесь перевернуть все с ног наголову и угрожать мне. Все говорит за то, что вы самый настоящий вор, подлый вор. Как вы смеете… Проклятье! Да как смеете вы так вести себя со мной?!

– Раздевайтесь, – грубо приказал он, сжимая кулаки. – Снимайте это платье и…

– Ох, что это пришло вам в голову?язвительно сказала она, уперев руки в бока. – Ха! Я не намерена заниматься любовью с человеком, который у меня на глазах превратился в… мелкого проходимца, в дешевого актеришку с базарной площади, в заурядного вора!..

– Я меньше всего собираюсь заниматься с вами любовью, – отрезал он. – Первое, что стоит на повестке дня, это задать вам хорошую взбучку. Теперь делайте, что я говорю, снимайте это сексуальное платье и займитесь своим багажом. Завтра утром нам придется выметаться отсюда. Все ваши вещи находятся в другой спальне, где вы и заночуете, потому что я не хочу, чтобы вы опять как змея заползали в мою постель. Пошевеливайтесь, потому что завтра утром мы должны убраться отсюда.

Джесс уставил ась на него в полном недоумении, подумав вдруг, что с ним все обстоит гораздо хуже, чем ей казалось до этого. Она заговорила осторожно, как говорят с сумасшедшими:

– Я просто вынуждена сейчас остаться здесь. Но в Англию я полечу сама, и когда мне будет удобно. – Она подняла с постели вечернюю сумочку и забрала из его портфеля свой пакет. – Как могли вы, Оливер, или Уильям, или как там ваше чертово имя?. Как могли вы украсть мою сумочку, залезть ко мне в номер, лгать мне, да еще и угрожать?

Сумочку ее он будто не заметил, а вот пакет вырвал из рук, да так сильно и решительно, что она чуть не потеряла равновесия и вынуждена была, чтобы не упасть, ухватиться рукой за изголовье кровати. А он держал пакет за спиной, так, что она не могла до него дотянуться.

Потом он рассмеялся, и это был сухой циничный смех, без всякого намека на обыкновенную человеческую веселость.

– у вас дьявольски крепкие нервы, если вы смеете еще и обвинять меня! Да вы просто дешевка и лгунья. Но игры кончились, дорогуша. Я перебесился и успокоился, узнав, что вы собой представляете на самом деле. А свора с газетчиками была для вас последней соломинкой, за которую, к счастью, я не дал вам возможности ухватиться. Как вы посмели объявлять меня своим женихом? Здесь я говорю вам: стоп! Теперь делайте то, что велено, переоденьтесь и упакуйте свои вещи. Мы выйдем отсюда завтра утром, как можно раньше, чтобы не подставиться прессе. Мы должны провалиться для них сквозь землю.

– Прекрасно! – выкрикнула она, угрожающе подняв сумочку, чтобы защититься от него, если он сделает хоть шаг в ее сторону. – Я, черт возьми, закачу теперь пресс конференцию, где распишу во всех подробностях, как вы со мной поступили. Представляю, как эти парни ухватятся за то, что я им скажу. Я заявлю, что вы меня обокрали, что вы стащили у меня мою идею. А там пусть они резвятся и поливают вас грязью, не каждый день им перепадают такие сенсации! Вы сами подставили под топор свою шею!

И с этими словами она повернулась и направилась к двери, но он нагнал ее и вернул назад, схватив так грубо, что она смертельно испугалась.

– А за свою нежную шейку вы не опасаетесь, милочка моя? Так вот, теперь слушайте, что я вам скажу. Хорошо слушайте. Когда завтра мы вместе выйдем из этого номера, вы у меня не пикнете. Слышите меня? Ни слова, ни полслова! Вы что, забыли, что мы помолвлены? И вы будете держать меня под руку так нежно, как будто мы и в самом деле влюбленная парочка. Вы прильнете к моей руке так, как если бы ваша ничего не стоящая, ничтожная жизнь зависела от этого, и позвольте мне уверить вас, что она действительно будет зависеть от вашего поведения. Если вы скажете хоть одно слово, у .вас возникнут серьезные трудности.

– Ха! Не советую, парень, меня запугивать, – негодующе и с вызовом сказала она. – В Англию с вами я не полечу, и если вы думаете…

– А кто говорил о совместном возвращении домой, в нашу милую Англию? Нет, Джессика Лемберт, не думайте, что отделаетесь так легко. Вы узнаете, что с вами будет дальше, но не раньше, чем мы выйдем отсюда. А до тех пор держите ваш хорошенький маленький ротик на замке.

И тут Джесс расхохоталась. Она просто не могла больше сдерживаться.

– Нет, вы действительно сумасшедший, – сквозь приливы смеха с трудом проговорила она, вырвавшись из его рук. А потому я просто вынуждена остаться здесь, – повторила она слова, сказанные ранее.

– Вы, Джессика, – заговорил он твердо и решительно, – вы просто содрогнетесь, когда разберетесь что к чему. Уверяю вас, вы попали в весьма затруднительное положение. Ваша сообщница тоже там намудрила с моим братом, пытаясь провернуть аферу с выдачей вашей, как вы утверждаете, работы за свою, так что и им предстоит прибыть в тот же пункт назначения, и, когда мы встретимся в назначенном месте и разоблачим вас обеих, нам останется только дожидаться прибытия адвокатов.

– Какие еще там пункты, адвокаты и сообщницы! – прохрипела Джесс. – Вы в своем уме? Какая сообщница? Нет у меня никаких сообщниц, я не понимаю, о чем вы говорите!

Он взглянул на нее так, будто она сама нуждалась в неотложной психиатрической помощи.

– Спрашиваете, какая сообщница? Да та сучонка, что угощала моего брата ужином в вашей кенсингтонской квартире и пыталась сбыть ему ту самую работу, что я обнаружил у вас. Кому вы собрались вешать лапшу на уши? – грубо ухмыляясь, продолжал он. – Пока вы тут напускали на меня свои неотразимые чары, он там, в Англии, захватил ее и держит заложницей. Так что на этот раз вы здорово влипли, голубушки!

Вы обе! Мы никому не позволим шантажировать нас.

Джесс охватило какое-то странное оцепенение. Ох, он настоящий сумасшедший, и она действительно может пострадать от его безумия. Шантаж, аферы, заложничество… Неужели он говорит все это об Эбби, ее дорогой сестричке, и это ее держат как заложницу в Англии? О Господи, что там случилось? Есть ли у нее хоть какие-то основания верить ему?

– Я исполню все, что сказал, Джессика, – мрачно проговорил Уильям Уэббер, глядя на нее таким мертвенно ледяным взором, что она поняла: он не шутит.

Но она не пошевельнулась. Тело застыло, будто парализованное. А потом голова потихоньку начала прочищаться, хотя она все еще не понимала его. Единственное, что она четко уяснила: ее сестра в опасности, и весь ужас заключался в том, что это она, Джессика, втравила свою дорогую Эбигейл в эту авантюру, которая, как выясняется, оказалась весьма рискованной.

Наконец она вышла из оцепенения и как автомат двинулась к двери. Надо делать все, как он приказывает, иначе она рискует никогда не увидеть Эбби. Они обе попали в лапы сумасшедших, Уэббера и его братца, кем бы он там ни был. Но почему такие кошмары выпали на долю именно им, ей и Эбби? Что такого они сделали и чем это заслужили?

Она ничего не понимала, но скоро, если она будет поступать, как он велит, все прояснится. Ничего другого не остается, сейчас у нее нет выбора. Они обе в опасности. Обе в руках опасных людей. Братцы Уэбберы! Парочка сумасшедших!

ГЛАВА 10

Счастливая, не чующая под собой ног, Эбби кружилась по кухне особняка «Бруклендз». Такого прекрасного летнего дня она и не припомнит. Солнце мягко сияло сквозь опаловую дымку, источая приятное ласковое тепло. Она распахнула дверь в сад и, зажмурившись, вдыхала дивные ароматы, доносящиеся от розовых кустов и жимолости, еще раз убеждаясь, что запахи лучше воспринимаются с закрытыми глазами. Она решила, что ей очень нравится графство Кент. Это по-настоящему английское место, такой красивый и благодатный край, можно сказать сад Англии. Она надеялась, что после свадьбы они поселятся именно здесь. Необязательно в этом поместье. Хотя Уильям Уэббер может предложить Оливеру какой-нибудь соответствующий положению шофера коттедж. Во всяком случае, Оливер может на это рассчитывать, поскольку босс очень хорошо обращается со своим штатом. И сразу же, как только они сообщат ему о своем союзе, он внимательнее отнесется к проекту Джесс и, возможно, даст ей работу, так что все в их жизни устроится наилучшим образом.

И она непременно научится готовить, это решено. О будущем надо позаботиться заранее. Прежде у нее просто не было причин заниматься кулинарией, но теперь, полюбив самого удивительного человека в мире и собираясь выйти за него замуж, она обязательно должна стать примерной хозяйкой.

Завтрак, вот о чем надо позаботиться в первую очередь. Для начала она посмотрит, в каком виде лучше подать бекон с яйцами, отдельно или сделать яичницу, а потом, возможно, попробует приготовить кеджери[16]. Пошарив по ящикам и полкам буфета, она нашла поваренную книгу и присела за кухонный стол у окна, чтобы полистать ее.

– Ну и как вы тут управляетесь без Мэри?

Эбби удивленно подняла голову и увидела… Как, значит, ее имя? Увидела Мелани, стоящую в дверном проеме, в полном костюме для верховой езды и постукивающую рукояткой хлыста по стройному бедру.

– Без Мэри? – переспросила Эбби.

– Ну да, без Мэри, без экономки, – нервно огрызнулась Мелани, но тотчас взяла себя в руки. – Вы не знакомы с ней? Она великолепна, эта старая карга, но вы, очевидно, наняты временно, . так что, скорее всего, никогда с ней не встретитесь. Где Олли?

Эбби в явном замешательстве воззрилась на гостью. Нанята временно… Она думает, что Эбби наняли на время отсутствия экономки? Но это уж действительно смешно – полагать, что ее наняли кухаркой, именно ее, так и не научившуюся за свою жизнь стряпать.

– Оливера сейчас нет дома.

Эбби намеренно назвала его полным именем, надеясь, что леди, живущая по соседству, перестанет называть его Олли, ей это страшно не нравилось.

– А где он? – спросила девушка, внимательно осматривая кухню, будто Эбби обманывала ее и он прячется где-нибудь в ящике буфета.

Эбби и сама не знала где. Рано утром Оливер поцеловал ее и сказал, что ему нужно отлучиться, а она не спросила куда и надолго ли, потому что все еще не совсем проснулась после их изумительной ночи.

– Его здесь нет, вот и все, что я знаю.

Говоря это, Эбби теребила угол поваренной книги, открытой на странице с рецептом приготовления кеджери, и страшно удивилась, увидев, что эта элегантная девушка вошла в кухню и, заглянув через плечо Эбби в книгу, позволила себе рассмеяться. Смех ее удивительно походил на лошадиное ржание.

– Не советую вам готовить это, вы сразу же потеряете работу. Он не пожелает изменить бекону и яйцам. Пойду посмотрю, может, он где-то здесь.

– Я же сказала, его нет, – стараясь не выказать раздражения, отозвалась Эбби, вставая из-за стола.

Мелани направилась к двери, ведущей в комнаты. Вот уж действительно, нервы у этой леди! Прошла мимо, будто и не слышала слов Эбби.

– Я слышу, слышу, – все же сказала девушка, но весьма высокомерно и, оглянувшись, остановила на Эбби светло-голубые глаза. – Я просто хотела убедиться сама.

– В этом нет решительно никакой необходимости, – твердо произнесла Эбби. Я вас не обманываю.

– А я и не говорю, что вы меня обманываете, – с плохо скрываемым презрением ответила Мелани, сузив красивые глаза. – Но вы здесь человек временный и, видимо, немного нервничаете, так что вполне могли ошибиться.

Эбби усмехнулась. Ей бы не хотелось, чтобы эта женщина принимала ее за прислугу.

– Меня сюда не нанимали на время, легко проговорила она, не желая. Смущать гостью допущенной ошибкой. – Я… я знакомая Оливера и дожидаюсь здесь возвращения мистера Уэббера. Нам надо обсудить с ним некоторые деловые вопросы и…

– Знакомая Олли, вот как? Деловые вопросы, да?

Говоря это, Мелани. направилась к Эбби и, пока шла, осмотрела ее с головы до ног, очевидно, не уверенная в том, что Эбби, одетая в джинсы и одну из рубашек Оливера, заправленную под ремень, может одновременно быть подружкой шофера и обсуждать деловые вопросы с Уильямом Уэббером.

– Какого рода деловые вопросы? спросила она надменно.

Недоверие, прозвучавшее в ее тоне, задело Эбби. Мол, что это еще за дела могут у нее здесь быть? Но она старалась быть выдержанной, ей не хотелось, чтобы дочь друзей Уильяма Уэббера обвинила ее в излишней вспыльчивости, что может плохо отразиться на положении Оливера в доме.

– Да так, кое-что связанное с компьютерным программированием, – ответила она небрежно, будто о компьютерах ей известно все вдоль и поперек.

– Оливер мне этого не говорил, – возразила гостья. – Он сказал, что вы заменяете Мэри на время ее отсутствия.

Эбби моргнула, вихрь мыслей промчался в эту минуту у нее в голове. Значит, это Оливер сказал, что ее временно наняли в штат? Мелани, должно быть, видела ее в окне кухни, когда в прошлый раз проезжала здесь на лошади. Она спросила, а Оливер выдумал это объяснение, чтобы отделаться от нее. Но почему он так поступил? Ах; возможно, он имеет указания от своего босса не обсуждать деловых вопросов с друзьями семейства. Эбби даже пожалела, что не ответила Мелани утвердительно, когда та сказала о временном найме. Ей не хотелось бы причинить Оливеру лишнее беспокойство.

– Ну, я не могу говорить за него, достаточно сказать, что его здесь нет, что я и сделала. – Она кивнула на поваренную книгу и улыбнулась Мелани, полагая, что всегда полезнее иметь друга, нежели врага. – Спасибо за совет насчет бекона и яиц. Возможно, кеджери – это и вправду немного слишком для первой попытки.

Мелани продолжала стоять в двух шагах от Эбби, все еще постукивая рукояткой хлыстика по ноге и глядя на нее с любопытством. Эбби, смущенная тем, что ее так разглядывают, прокашлялась и сказала:

– Если хотите оставить Оливеру записку, я буду рада передать ему. Конечно, вы можете подождать… Покататься, например, на лошади или еще что-нибудь. Он наверняка скоро вернется.

Мелани, казалось, стала более дружественной.

– О'кей, но ждать его я, пожалуй, не стану. Он, вероятно, встретится мне по пути. А если нет, то передайте ему, что я заезжала напомнить о субботней вечеринке, хорошо?

Публика будет самая разношерстная: от проституток до викариев. Я понимаю, это звучит ужасно низменно, но таковы лики благотворительности, и мы все должны сделать над собой определенное усилие… Скажите Олли, чтобы он заехал за мной около девяти. Все как обычно, сначала выпивка в «Парк-Хэлл», а потом – долой с тормозов…

Рот Эбби приоткрылся. Так, значит, Оливер приглашен этой светской девушкой на вечеринку?

– Что вы так на меня смотрите? – сухо спросила Мелани.

Настала очередь Эбби постараться проявить дружественность.

– Э-э… но Оливер не упоминал об… об этой вечеринке и…

Голос ее осекся.

– Полагаю, он и не обязан докладывать вам о своих планах, не правда ли? – жеманно улыбнувшись, спросила Мелани. – Это не имеет к вам абсолютно никакого отношения. – Она – подошла к дверям, ведущим в сад, и, прежде чем переступить порог, обернулась и сказала: – Уверена, что вы передадите ему все, что я просила, и пусть обязательно позвонит мне. Мы обычно катаемся вместе каждый день, когда он дома, ну и потом отдыхаем, конечно. Иначе… – добавила она многозначительно и слащаво, иначе, насколько я знаю Олли, он будет страдать из-за неспособности к завершению.

Эбби неподвижно замерла, видя, как Мелани, даже не оглянувшись, прошла мимо кухонного окна. Ее пронизали скверные вибрации, заставившие сердце гулко заколотиться. Мелани ясно дала понять, что их с Оливером связывают достаточно близкие отношения. Ежедневные поездки, вечеринки, неспособность к завершению… Что еще за неспособность к завершению?

К завершению чего? Впрочем, разве трудно вообразить, что может за этим стоять, уныло размышляла Эбби. Они любовники!

Она опустила взгляд в поваренную книгу, но ни слов, ни букв не различала. Оливер убеждал ее, что Мелани, когда приезжает, имеет дело с грумами, и это оказалось ложью.

Эта мысль довела Эбби до полного отчаяния. Она прикусила губу и выглянула в окно. А день начался так великолепно! И вот Кент уже не казался ей больше садом Англии, как раньше, когда любовь и счастье заставили ее кружиться по кухне.

Чем больше она думала о неприятном визите, тем больше убеждалась, что ее подозрения не совсем беспочвенны. Независимо от того, как надменно, даже пренебрежительно говорила с ней Мелани, ей было отчего огорчаться. Взять хотя бы тот факт, что Оливер сказал о ней как о временно нанятой прислуге. Ведь это ложь. Он просто успокаивал Мелани, чтобы у той не возникло подозрений, будто Эбби что-то значит для него.

Правда, в его пользу могло говорить ТО, что он не хотел раньше времени рекламировать их с Эбби отношения, хотя бы из уважения к своему боссу. Эбби ожидала здесь УУ, их встреча предполагала деловые отношения, сугубо конфиденциальные, так что Оливер просто не мог поступить иначе, он не мог сказать Мелани правду. Но сомнения в ее душе, увы, были посеяны, хотя во многом она не хотела и не могла признаться себе.

Шофер и избалованная дочь состоятельных родителей, – вновь и вновь возвращалась Эбби к этой мысли, и сердце ее так болезненно сжималось, что она даже удивилась, ибо никогда прежде не испытывала от эфемерных, в сущности, чувств, столь сильной физической боли. Леди Чаттерлей и ее любовник… Значит, такое случается не только в литературе, но и в жизни.

Ох, она совершенно выбита из колеи. Оливер казался таким искренним, но на деле выходило иначе. И то сказать, они встретились так внезапно, так все вдруг закружилось… И это, она понимала, не могло не создать трудностей. Уж слишком быстро налетел на них ураган любви. Любовь редко разит людей так стремительно, обычно она подкрадывается исподволь, не спеша, разве нет? Но что теперь скажешь? Эбби полюбила его, само сердце явственно говорило об этом, ибо, если бы это было не так, оно, сердце, не испытывало бы такой ужасной боли, именно физической боли, и сомнения в искренности Оливера не терзали бы ее так сильно.

Она отчаянно пыталась справиться с этой болью. Когда Оливер возвратился, постаралась выглядеть свежей, красивой и счастливой, внимательной и заботливой. Она хотела бы, забыв о визите Мелани, броситься в его объятия и помнить только об их удивительной ночи любви. Но, увы, этого она не смогла.

– Ты бываешь в «Парк-Хэлл»? – с вызовом спросила она, разбивая яйца в чашку. – Я понимаю, мы встретились слишком недавно, и все произошло чересчур быстро, но ты говорил, что хочешь жениться на мне, и я поверила. Однако у меня появились кое-какие сомнения. Я не временно нанятая кухарка, ты зря так ей сказал… И ты не говорил мне ни о какой вечеринке с проститутками и викариями. Хотя я понимаю, конечно, что мы слишком мало знакомы… но мне хотелось бы знать

Она замешкалась, не зная, что дальше делать с яйцами, но все же попыталась договорить:

– Я понимаю, мы зашли слишком далеко, и все случилось слишком быстро. Мы едва знаем друг друга, и это глупо, действительно глупо, но…

Он обнял ее, прежде чем она успела перевести дыхание, и улыбнулся, по-прежнему не принимая ее всерьез. Вдруг перед ней возник букет красных роз на длинных стеблях.

Эбби отстранилась и посмотрела на розы, даже потрогала их рукой, после чего перевела взгляд на Оливера, все еще посмеивавшегося над ней.

– По утрам ты такая забавная, Эбби, все время ворчишь.

– Ничего во мне нет забавного. Просто уже десять и… и что это такое?

– Розы, конечно, чему же еще быть. То, что влюбленные обычно дарят своим возлюбленным, – романтические красные розы.

Ох нет, сейчас Эбби не успокоить даже таким роскошным букетом роз.

– И это то, дорогой мой Оливер, что мужчина, сознающий вину, покупает даме своего сердца, когда его сердце содержит интерес к другой женщине. Розы купить ничего не стоит, и дар этот ни о чем не говорит, – довольно язвительно пробурчала она.

Оливер поначалу казался растерянным, затем начал о чем-то догадываться. Положив розы на стол, он наклонился к ней.

– Мы имели сегодня утром визитера, не так ли?

– Не применяй это королевское мы по отношению ко мне. И вообще, не разговаривай со мной, как с ребенком. Да, тут была визитерша, она искала тебя, и все время только и слышно было: Олли то и Олли это… К тому же ты посмел сказать ей, что меня временно наняли подменить Мэри… У вас ведь с ней связь, нет так ли? Эта связь была раньше и существует теперь. Но позволь мне сказать: ты только игрушка для нее. Такие женщины не выходят замуж за шоферов. Она просто использует тебя. Ее отец и мистер Уэббер наверняка будут просто потрясены, когда узнают, что происходит за их спинами.

Ну вот, все и высказано. Эбби перевела дыхание, отчаянно стараясь успокоиться. Оливер стоял, наблюдая за ней, не говоря ни слова, но теперь по крайней мере перестал смеяться. Ей показалось, что он испытывает даже некоторое облегчение после всего выслушанного, но уверенности в тому нее не было. Кто знает, что он чувствует на самом деле…

– И вот еще что, – вновь заговорила она. Нет, оказывается, сказано далеко не все. – Здесь свой розарий с великолепными красными розами, так почему тебе понадобилось ехать куда-то, чтобы купить их? Если, конечно, ты не собирался заехать в «Парк-Хэлл» повидаться с Мелани и договориться о вечеринке, на которую приглашен. Ох, эта вечеринка… Проститутки и викарии, а потом, как она говорит, с тормозов долой… В целях благотворительности и все такое… Подумать только!

Он скрестил на груди руки и подошел к противоположному краю стола.

– Ах, вот оно как! Теперь я начинаю кое-что понимать. Так ты действительно хочешь услышать мои объяснения или предпочтешь пребывать в неведении?

Эбби выпрямила спину.

– Какое тут может быть неведение? Мелани пришла встретиться с тобой, как она делает это ежедневно по утрам. Вы ездите вместе и кое-что еще, очевидно, тоже делаете вместе. Ты приглашен на субботнюю вечеринку, где сначала, как обычно, будет выпивка в «Парк-Хэлл»… Кстати, хотя прямо она не сказала, что вы с ней спите, какая женщина будет говорить об этом кому попало, – но упомянула некую твою неспособность к завершению, и я не настолько слабоумна, чтобы подумать, будто это относится к твоей невоздержанности в приеме алкоголя.

Последовала долгая пауза, после которой Оливер глухо спросил:

– Ну, кажется, конец истории?

А Эбби уж думала, что он никогда не заговорит, и решила, что он, выслушав ее бурный монолог, теперь выдумывает нечто в свое оправдание. Но он отвернулся от нее, забрал со стола розы, театральным жестом засунул их в помойное ведро, весьма враждебно посмотрел на нее и покинул кухню.

Так вот, выходит, как обернул ось дело! Эбби, ошеломленная и несчастная, осталась в кухне одна, уже начиная ненавидеть себя за то, что тут натворила. По всему видно, он решил пренебречь ее выступлением, впрочем, как и ею самой тоже. С влажными ладонями и разбитым сердцем она вышла из кухни в сад, окунувшись в солнечный свет, и села на грубо сколоченную скамью, бессмысленно уставившись на огородные грядки.

Она сама все разрушила. По-идиотски излила на него всю желчь своей ревности, даже не дав ему возможности объясниться. Впрочем, он и не пытался что-либо объяснить, да и не выглядел человеком, которому нужно оправдываться. И поскольку он ничего не отрицал, значит, все это правда. Они с Мелани любовники. И она страшно глупо поступила, так стремительно влюбившись в него, и так, к несчастью, сильно.

Нет, здесь ей оставаться больше нельзя, это она решила твердо. Она хочет домой, к своей милой Джесс, поплакать у нее на груди и поворчать на сестру за то, что та втравила ее во всю эту нелепую историю. Впрочем, она понимала, что не Джесс всему .виною. Да, кашу заварила сестра, но это еще не значит, что она же несет ответственность за то, что позволила себе Эбигейл. Ах, Эбби, дурочка, это все твоя доверчивость! Кому вообще можно в этом мире доверять? И с какой стати она должна ждать возвращения этого Уильяма Уэббера? Идиотизм какой-то… Оливер одурачил ее, просто поиграл с ней, воспользовавшись случаем, а в жизни его есть кто-то более притягательный. И теперь, когда все кончено, она не станет встречаться с УУ, даже если это надо для Джесс. Она просто не может.

Да, надо убраться отсюда, упаковать вещи и вызвать такси. Поскорее уехать, потому что оставаться здесь невозможно. Подавленная собственным решением, она поплелась наверх упаковываться.

– Итак, наша первая ссора, и ты решила бежать, – сказал Оливер, появившись в дверях спальни.

Эбби, даже не подняв головы от вещей, которые собирала, ответила:

– Но вы и не ожидали, что я останусь, разве не так? Я думала, что между нами произошло нечто особенное, но я ошибалась.

– Между нами произошло нечто особенное, – возразил Оливер. – Ураган это или нет, но между нами произошло нечто, стоящее сражения.

– Вы не станете сражаться слишком долго. Конец истории, вот что вы сказали в ответ на мои упреки. Fin[17].

– Ты была слишком раздражена, – холодно пояснил он. – Слишком уязвлена тем, что наговорила тут Мелани, и что бы я ни стал объяснять в тот момент, все прозвучало бы для твоего слуха недостаточно основательно.

– Да, действительно, я уязвлена, так что не стоит волноваться по поводу объяснений! – отрезала Эбби, укладывая шелковую кофточку в портплед.

– А я и не волнуюсь. Мы и правда полюбили друг друга слишком быстро, но это недостаточно веская причина, чтобы верить худшему обо мне.

Эбби подняла голову, посмотрела на него, и сердце ее защемило. По всему видно, что он не собирается ни оправдываться, ни что-либо отрицать.

– Возможно… Но ведь между вами и Мелани действительно что-то есть.

– Да, но я должен внести небольшую поправку: не есть, а было. Да ведь всего сорок восемь часов назад я сам был другим – свободным, одиноким. И я резвился на тех же полянах, где резвится множество хорошеньких пылких кобылок с горячей кровью.

Эбби уставилась на него, рот ее слегка приоткрылся от удивления. Да, какие уж там оправдания!..

– Ты ожидала услышать нечто иное?

проговорил он, будто читая ее мысли. – Думала, что я буду все отрицать? Приводить массу доводов в свое оправдание, что снимет бремя с меня и доставит удовольствие тебе?

Он медленно подошел, весьма решительное забрал у нее портплед, перевернул его над кроватью, и все ее вещи высыпались оттуда в том порядке, в каком она их укладывала.

После сего действия он нежно, но настойчиво сказал ей:

– Ты не сбежишь отсюда, Эбигейл. Так поступить – значит проявить малодушие. Если ты испытываешь ко мне настоящее чувство, то должна доверять мне. Да, мы с Мелани были близки, но больше этого не существует, потому что теперь у меня есть ты. А если я и выдал тебя за временно нанятую кухарку, то лишь затем, чтобы защитить от лишнего беспокойства. Я не хотел сцен. И поскольку с Мелани у меня теперь не может быть никаких отношений, больше нам не стоит возвращаться к этой теме. А с ней я найду время объясниться и, уверяю тебя, там не будет ни разбитых сердец, ни прочих мелодраматических страстей. Уж это я точно знаю.

– Девушку ее круга эта… эта связь с шофером никуда не могла привести, – грустно проговорила Эбби.

Да, она все еще не могла успокоиться, молясь про себя, чтобы все, что он говорит, оказалось правдой, хотя причин не верить ему у нее абсолютно не было. Она хочет верить ему, но неужели он не видит, что ее сомнения рождены болью? Мелани была так убедительна, что, услышав теперь от самого Оливера подтверждение об их близости, Эбби была уязвлена еще глубже.

Он холодно смотрел на нее.

– Знаешь, я уже обкушался постоянными упоминаниями о том, что я шофер. Это хорошая, честная работа, а в твоих устах звучит так, будто это нижайшая форма существования: обслуга, шоферня…

– О нет! Я не то имела в виду… Ох… Эбби сжала пальцами виски. Опять все пошло вкривь и вкось! – Прости меня, Оливер, я не думала, что ты это так воспримешь. – Она попытал ась улыбнуться, ненавидя себя за неосторожность выражений и думая, как лучше поправить дело. – Я живу совсем другой жизнью, у меня нет и никогда не было ни слуг, ни шоферов. Я хочу сказать, что ты первый из шоферов, с которым я встретил ась, до этого я о них ничего не знала, думала, что они живут где-нибудь рядом с гаражом… С тобой все обстоит иначе, и отношения с боссом у вас совсем не такие, как я представляла. И вдруг я обнаруживаю, что у тебя близкие отношения с богатой светской женщиной. Это смутило меня и… И Мелани… Она говорила ужасные вещи. Мне не нравится все это, и…

– Вот за это я тебя и полюбил. Ты ни на кого не похожа и такая чистая, что рядом с тобой я чувствую себя подчас крысой. иди сюда.

Он обнял ее и нежно погладил по голове.

– Мелани ничто. Забудь ее, Эбигейл.

Она мое прошлое, а ты мое будущее. Я позвоню ей и скажу, чтобы она забыла меня, и она забудет, ибо таков стиль ее жизни. Ты права, я для нее был всего лишь игрушкой.

– Нет, я совсем не понимаю нелепого мира, в котором ты живешь, простонала Эбби.

– Скоро ты поймешь его, дорогая, потому что, когда мы поженимся, тебе придется делить эту жизнь со мной.

Она подняла лицо и заглянула в его голубые глаза.

– Ох, Оливер, так ты не передумал? Ты все еще хочешь на. мне жениться? После всех этих ужасных сцен? Я действительно виновата. Я останусь здесь, дождусь возвращения мистера Уэббера и признаюсь ему, что я не Джессика. Я устала от лжи, она так сильно тянет человека вниз. Больше никогда и никому не позволю втянуть себя ни во что подобное. Как было бы хорошо, если бы мы встретились при других обстоятельствах, потому что тогда все произошло бы совсем иначе, без лжи и лишнего напряжения.

– Ох, дорогая моя, – вздохнул Оливер и крепче прижал ее к себе. – Все и так будет хорошо. Я обещал, что позабочусь о тебе, и я это выполню. – Он перебирал ее волосы, а потом отстранился и заглянул в самую глубину ее глаз. – Но все же, чтобы нам было совсем хорошо, надо освободиться от того, что нас разделяет. Я рад, что ты узнала теперь о Мелани, и хотя легко мог убедить тебя в обратном, но не стал этого делать, не хотел, чтобы между нами оставалась хоть малейшая ложь, у нас не должно быть секретов друг от друга. А то, что происходит сейчас, настораживает и заставляет думать… Послушай, Эбби, – продолжал он, и глаза его вдруг переполнились отчаянием, – я хочу, чтобы ты рассказала мне все, а потом и я кое-что скажу тебе. Скажу нечто очень хорошее и знаю, что ты будешь довольна, но сначала ты должна рассказать мне, как попала в эту ситуацию. Расскажи мне все.

Эбби взглянула на него озадаченно, глаза ее расширились.

– Рассказать все о чем?

– О Джессике Лемберт, конечно. Пока я знаю только, что эта мерзкая интриганка впутала тебя во всю эту мерзость и…

Эбби вырвалась из его объятий. Ее сестра мерзкая интриганка? О чем, ради всего святого, он говорит?

Оливер взял ее за плечи, улыбнулся и мягко сказал:

– Не пугайся, Эбигейл. Просто расскажи мне, как вышло, что она вовлекла тебя в свои делишки, и как уговорила помогать ей. Сердцем я чувствую, что тебе и во сне не приснится совершить бесчестный поступок. А она… Ведь это сущий Свенгэли[18] в юбке, ей ничего не стоило околдовать такую чистую душу, как твоя. Наверное, ты познакомилась с ней в круизе, а может, просто работала у нее и…

На этот раз Эбби отскочила от него на целый ярд. Она пришла в странное замешательство. Неужели она не говорила ему, что Джесс ее сестра? Голова ее закружилась. Она была просто уверена, что он знал об этом, вернее, ей даже в голову не приходило, что он может этого не знать. И почему, ради всего святого, почему он называет Джесс мерзкой интриганкой? Подумать только, Свенгэли в юбке! Говорит о бесчестье так уверенно, будто Джесс причинила ему лично непоправимый вред!..

На минуту Эбби почувствовала себя больной, сознание ее помутилось, она ничего не могла сообразить. Но вдруг все резко прояснилось, вернее, сфокусировалось на одной мысли: он оскорбляет ее сестру, не будучи даже знаком с нею. Волна ненависти захлестнула ее. Да, хорошо, пусть он не знает, что Джесс ее сестра, но разве это его извиняет? И есть ли во всей этой истории хоть что-нибудь, что касалось бы его лично? Какое ему дело до Джессики, которая свое предложение сделала не ему, Оливеру, а Уильяму Уэбберу, и пригласила на ужин не его, а все того же Уильяма Уэббера?.

– Эбби, дорогая, что случилось?

Он снова приблизился к ней, но она отступила и подняла руки, как бы защищаясь от него.

– Не прикасайтесь ко мне, Оливер. Я не знаю, что у вас на уме, но мне кажется, что может случиться нечто неприятное с моей стороны или с вашей. Думаю, вы слишком много на себя берете, и после того, как вы заговорили о каких-то бесчестных делах, в которые якобы кто-то меня вовлек, я за свои слова не отвечаю. Я уже все объяснила вам: это была невольная ложь, вы приняли меня за Джессику, а я вовремя не возразила. Вот и все. Я не вижу причин, по которым можно называть Джессику мерзкой интриганкой, а потому не знаю, чего еще от вас ждать. Вы человек, способный из мухи раздуть слона, а потому с вами и разговаривать опасно. Я объясню все Уильяму Уэбберу, когда он приедет. А вообще это дело его и Джессики, а не наше с вами.

Оливер помрачнел.

– Нет, Эбигейл, это все касается и нас.

Мне бы не хотелось, чтоб ты нажила себе больше неприятностей, чем уже имеешь.

– Единственная моя неприятность, взвилась Эбби, – заключается в том, что я никак не пойму, почему вы так со мной обращаетесь. Вы разговариваете со мной, будто я преступница. И все только из-за невинного обмана, случайно проскользнувшего в сложившихся обстоятельствах. Вырешили, что я Джессика, а я не стала этого отрицать. Вы упорно пытаетесь сделать из мухи слона, а если говорить начистоту, это все вообще вас не касается.

– Ты ошибаешься, Эбби, это все меня касается…

Нет, Оливер, нет! Вы шофер Уильяма Уэббера, не больше и не меньше. Пока он отсутствует, вы тут вообразили себя боссом, но факт заключается в том, что вы не босс. Мне не. нравится все, что вы здесь наговорили. Вы надеетесь на повышение по службе или еще на что? Всеми силами втираетесь в доверие своего босса, желая пробиться повыше?

Разгневанный, Оливер снова сделал движение в ее сторону, но тут послышался отдаленный звонок телефона, и это его остановило. Она с облегчением перевела дыхание, потому что Оливер просто взбесился. Он выглядел таким разозленным, что ей даже показалось, будто он хочет ударить ее, и если не сделал этого, то просто потому, что зазвонил телефон. И вот, со сжатыми кулаками и искаженным от злобы лицом, он бросился к выходу из спальни и, не оборачиваясь, буркнул, чтобы она оставалась на месте, ибо правда всегда выходит наружу!

И что же он намерен теперь делать? Думала Эбби, тоже злясь. Она сердилась на него за его гнев. Силы небесные, что она такого сказала или сделала, чтобы так беситься, и почему, почему он позорит имя ее сестры? Может, за всем этим что-то кроется? Но что?

Ох, черт с ним! Хватит ломать голову над тем, что тебе неизвестно. Ей и раньше все время казалось, что он иногда говорит и поступает странно, но влюбленное сердце на многое заставляет закрывать глаза…

Эбби присела на край кровати, размышляя о том, как быстро она подпала под его чары и угодила в его постель, не успев толком с ним познакомиться. Большую часть времени она рядом с ним в полном смысле блаженствовала, но иногда наступали минуты вроде теперешних, когда он своим поведением ставил ее в тупик. Такие безобразные сцены после восхитительных минут счастья! Вот только что они любили друг друга, и вдруг все идет к черту, все становится хуже некуда. Взять хотя бы Мелани… Ах, как было бы хорошо, если бы эта ужасная женщина не появилась здесь сегодня утром! И так продолжается с тех пор, как он увез ее из дома неведомо куда… Но ему как-то удалось завоевать доверие, о чем теперь она страшно сожалела. А она-то, чего она добилась, ЛИШЮIЙ раз напомнив ему, что он только шофер и больше ничего? Зачем она говорит так? Нет, это он довел ее до того, что она проявляет себя с худшей стороны. И потом, как смеет он называть Джессику преступницей? На каком основании? Он, который сам беспардонно влез в принадлежащий ей программный пакет. Нет, он слишком много себе позволяет. А иногда становится таким странным….

Эбби ждала и ждала, когда он наконец вернется. Времени было вполне достаточно, чтобы остыть и успокоиться. Истина в том, что она любит его, хотя некоторые его поступки вызывают недоумение. Она попыталась убедить себя, что и сама виновата, что обидела его своими резкими высказываниями, вообще всем своим поведением. Ну зачем она выдавала себя за сестру? Какой в этом прок? Но и ему непростительно, что он отзывался о Джессике так скверно.

Она избегала вспоминать его оскорбительные слова, чтобы не рассердиться опять, но они сами лезли в голову. Бесчестье, Свенгэли в юбке, вся эта грязь, грозящие неприятности, мерзкая интриганка… Но что, черт возьми, это значит? Что за всем этим стоит? Она чувствовала себя так, будто введена в игру лишь в третьем акте спектакля, не зная, что происходило в первых двух. Да и вообще все разыгрывалось так, будто этот спектакль поставлен по двум очень разным сценариям.

Кажется, Оливер вбил себе в голову мысль о каком-то преступлении, и только потому, что она сказала, будто чувствует себя преступницей. Это произошло после ее попытки позвонить домой, когда она созналась ему в обмане. Неужели он воспринял случайно сказанное слово всерьез? Почему?

Она обхватила голову руками и стала ходить туда-сюда вдоль кровати, где так упоительно провели они ночь любви. Вот тебе и романтическое ложе! Наконец она остановилась и впилась взором в эту кровать. Какой восхитительной была ночь, как нежно и искренне они любили друг друга! Да, их единственная ночь была совершенством. Но как страшно все рухнуло утром… Проклятая Мелани, черт ее принес! Своим визитом она будто растревожила осиное гнездо непонятных и злых страстей.

Но разве Мелани виновата в том, что он говорил о сестре? Кстати, о чем это он хотел сказать? О чем-то приятном, что должно ее порадовать? Нет, сомнительно, что теперь ее что-то способно здесь порадовать после всего этого ужаса, после того, как она слышала из его уст поношение в адрес Джесс.

Но он не знает, что они с Джесс сестры, пытал ась осадить она себя. Возможно, он думает, что это идея Джессики обмануть и одурачить Уильяма Уэббера. Она должна сказать ему, что это не так. Сразу же, как он вернется, она объяснит ему, как все получилось. Джессика опоздала на самолет, не смогла вовремя вернуться из Нью-Йорка и попросила ее принять Уильяма Уэббера. Но она не предлагала Эбби выдавать себя за нее, это уж просто так сложилось, и виновата во всем только она сама. Ей просто показалось, что так будет лучше для сестры, ведь не совсем удобно, что Джесс опоздала на ужин, самою же и назначенный. Почему, действительно, УУ встретила не Джессика Лемберт, а Эбби?

Вот о чем мог подумать Оливер, и ответа на этот вопрос у него не было.

Господи, почему она не сказала ему все раньше? Надо было сделать это еще вчера вечером, когда она, не в силах выносить столь двусмысленное положение, призналась ему в своей лжи. Но если вспомнить, они не дал ей особенно говорить. Они сразу же пылко отдались своим чувствам, и места словам не осталось. Может, она сама виновата в том, что Оливер не разобрался толком в ситуации? Просто она не объяснила ему все достаточно четко.

Ну ничего, она сделает это, когда он вернется. Они спокойно сядут и спокойно все обсудят. Нельзя потерять его, вот что она решила. Их любовь слишком прекрасна и совершенна, чтобы потерять ее из-за недоразумения.

Но прошло еще полчаса, а его все не было. Она занялась своими вещами, снова раскладывая их по полкам и ящикам гардероба, и тут услышала, что он вернулся.

Оливер, я…

– Соберите вещи, – раздалось от дверей.

Когда она увидела его мрачное лицо, глаза ее расширились. Вот как! В конце концов он решил, что она должна уехать. Она действительно оскорбила его, и очень сильно, он не в силах простить ей этого.

– Я… Мы должны поговорить, Оливер. Прошу простить меня за все, что я тут наговорила, и есть еще кое-что, что я должна сказать…

– У вас будет такая возможность, резко прервал он ее. – Но не теперь. Соберите вещи, мы уезжаем.

– Но я не хочу сейчас возвращаться домой. Я…

– Вы поедете не домой. – Он сделал шаг в ее сторону, лицо его было белым, все мышцы напряжены. – Вы поедете со мной.

– Куда? – воскликнула Эбби, совершенно сбитая с толку.

Оливер ничего не ответил. Он пригладил ладонью свои темные волосы, отвернулся от нее и уставился в окно.

Эбби вдруг испугалась. Судя по его виду и поведению, случилось что-то серьезное, и у него есть для нее плохие новости. Она подошла к нему и робко коснулась его руки.

– Оливер, что случилось?

Он повернулся к ней, ухмылка исказила его рот, и Эбби почувствовала: он только что принял какое-то решение.

– Звонил мистер Уэббер. Он задерживается, приносит свои извинения и хочет, чтобы я привез вас к нему.

– Как это к нему? Куда к нему? В Нью-Йорк? – Изумлению ее не было предела. – Но… но разве вы не объяснили ему, что я не Джессика?

– Он уже знал об этом, – вздохнув, ответил Оливер.

– Как знал? Откуда?

Эбби показалось, что она сходит с ума. Вдруг Оливер улыбнулся, подошел и нежно погладил ее по щеке.

– Это идеальная возможность во всем сознаться, Эбби. Мы должны поехать, в этом он непреклонен.

Эбби прижала его руку к своей щеке. Возможно, он прав. Сознаваться, так уж до конца. Но Нью-Йорк? Разминуться с Джессикой где-то над Атлантикой!

– Нет. – Эбби отстранила его руку и покачала головой, как бы подчеркивая свой отказ. – Нет! С меня довольно! Я не полечу в Нью-Йорк, чтобы встретиться с мистером Уэббером. Мне не в чем сознаваться. Это проблема Джессики, а не моя. Я выполнила ее просьбу, передала пакет и…

Вдруг Оливер налетел на нее и, схватив за руки, сильно сжал их.

– Вы что, не понимаете, в какую страшную гадость впутались? Теперь самое время доказать свою невиновность. Или, на худой конец, признаться, что вы действовали, не зная, в чем именно участвуете. Я не позволю Уэбберу быть с вами слишком жестким. Он хочет этой встречи, настаивает на ней. Там будут присутствовать адвокаты и…

Потрясенная, Эбби в ужасе отшатнулась от него и сквозь горловой спазм хрипло выдавила:

– Адвокаты?

Оливер положил руки ей на плечи, глаза его сразу же стали серьезными, что соответствовало жесткости его слов:

– Может, хватит препираться! Вы переигрываете, Эбби, сверх всякой меры. Вы с Джессикой влипли в очень скверную историю, грозящую вам крупными неприятностями, и если вы обе отдаете себе отчет в том, что для вас благо, то должны полностью прекратить свои подлые и низкие происки. Вот почему мы и полетим сейчас на Карибское море. Джессика Лемберт уже находится под охраной Уильяма Уэббера. Она причинила ему вред в Нью-Йорке, и им обоим пришлось оттуда уехать. Мы присоединимся к ним. Я не желаю больше слышать никаких объяснений и возгласов праведного гнева и удивления. Вы знали, на что шли, хотя, допускаю, и не представляли себе всей серьезности мероприятия, в котором приняли участие. Теперь собирайтесь. Через пятнадцать минут мы выезжаем.

Ошеломленная, не веря своим ушам, Эбби пять из предоставленных ей пятнадцати минут потратила на то, что просто стояла там, где он ее оставил.

Уильям Уэббер держит ее сестру под стражей? Так он сказал? Они должны присоединиться к ним на Карибском море? Все это было по ту сторону ее сознания, ничего подобного она и вообразить себе не могла.

Это все из-за Джесс, пришла к заключению Эбби, огорченно наморщив лоб. Что еще натворила ее безумная сестрица?

И Эбби должна подчиниться, потому что, если Джесс попала в какую-то передрягу, ей необходимо быть рядом.

Дрожащими руками она быстро собрала вещи. Оливер, наверное, объяснит все по дороге. Он, кажется, знает все и обо всем, во всяком случае, знает гораздо больше, чем она. Да, он должен по пути в аэропорт объяснить ей суть дела, даже если это покажется ему пустой тратой времени.

Нет, это не смешно, увещевала себя Эбби, вытирая слезы, катившиеся из-под ресниц. Совсем не смешно. Ее сестра находится в большой опасности, и Оливер, кажется, полагает, что и она, Эбигейл, тоже.

Вот тут ей впервые стало по-настоящему страшно.

ГЛАВА 11

Джесс не радовал полет к экзотическому Карибскому морю, куда они вылетели ранним утром. Оно и понятно, ведь ее похитили, это чистой воды похищение, ее насильно заставили предпринять это путешествие. Она сидела рядом с Уильямом Уэббером в отделении первого класса, морально и физически изнуренная, прижав голову к стеклу иллюминатора. Самолет держал курс на Гренаду[19].

Всю прошлую ночь она глаз не сомкнула, а о пункте их следования узнала, только успев бросить взгляд на указатель рейсов, когда Уильям проталкивался с ней через контрольно-пропускной пункт аэропорта. Говорить с ней он не желал, не отвечал на ее нервные вопросы. Почему он так поступает? Были моменты, когда она отказывалась верить, что ее так называемая сообщница действительно ее младшая сестра. Ох, если с Эбигейл что-нибудь случится, этот Уильям Уэббер пожалеет, что родился на свет. Но она до поры до времени помалкивала об их родстве, опасаясь, что если он узнает, как они близки, то может воспользоваться этим, применив какие угодно средства воздействия, включая пытки.

Джесс слегка повернула голову и бросила на него осторожный взгляд. Он просматривал журнал, предложенный стюардессой, нетерпеливо листая страницы, и был так взвинчен, что, казалось, может взорваться в любую минут. Этот человек совсем неизвестен ей. Одно слово – незнакомец, и, однако, всего лишь несколько часов назад он вдруг стал смыслом всей ее жизни.

Отвернувшись к окну, она оживила в памяти последние несколько часов. Утром они вышли из дверей «Корона Стейтс Хоутел», и в ту же минуту их атаковала пресса. Джесс в страхе за сестру соблюдала его строгие инструкции и ничего не говорила до тех пор, пока они не взлетели. Если бы все это не касалось так близко Эбби, Джесс могла бы вырваться и убежать от Уильяма, вцепившегося в ее руку выше локтя. Она бросилась бы к первому же полисмену и обвинила бы Уэббера в воровстве и киднеппинге. Но она не могла рисковать, не будучи уверена в безопасности Эбби.

В том, что они обе оказались в столь ужасном положении, она обвиняла только себя. И все из-за ее безалаберности, из-за того, что умудрилась опоздать на самолет. Если бы она вовремя вернулась домой, ей не пришлось бы просить Эбигейл принять вместо нее приглашенного на ужин УУ. Какой, должно быть, ужасный шок она пережила, столкнувшись лицом к лицу с братом Уильяма Уэббера, когда он схватил ее и увез из собственного дома в качестве заложницы. Выходит, Эбби не смогла вылететь в Париж для собеседования. Если бы Джесс еще раз позвонила в тот вечер домой, она хотя бы знала, что происходит. Хоть что-нибудь Эбби могла ей сообщить, если, конечно, у нее была такая возможность. Знать бы хоть что-нибудь, и можно было бы взывать о помощи.

Но нет, куда там вспомнить о сестре! Она так увлеклась любовью, так, черт возьми, прекрасно проводила время, так эгоистично была занята собой, что за весь вечер ни разу не подумала о сестре. Да, чувство вины, которое она испытывала теперь, приятным не назовешь.

– В своем отказе разговаривать со мной вы зашли слишком далеко, Оливер, Уильям, или как там вас. – Процедила Джесс сквозь зубы, не в силах больше сохранять томительно долгое молчание. – Вы… Это ребячество…

Он повернулся и закрыл ей рот поцелуем, но не с целью поцеловать, хотя со стороны это именно так и выглядело, а чтобы заставить ее замолчать, и это было грубо и отвратительно.

Но тут она услышала, как он шепнул ей в самое ухо:

– Здесь, в углу, подозрительный газетчик с высокочувствительным записывающим устройством. Так что молчите!

Он вернулся в исходное положение и продолжил чтение журнала. Джесс нашарила в сумочке ручку и небольшой блокнот, который всегда носила с собой. В нем она раздраженно нацарапала:

Удивляюсь, что вы с вашей подозрительностью, страстью к интригам и мафиозным образом действий до сих пор не выбросили его из самолета с высоты тридцать пять тысяч футов, забыв прицепить к нему парашют.

Р. S. я вас ненавижу.

Блокнот она сунула ему под нос. Он прочитал, взял у нее карандаш и в ответ написал:

А я удивляюсь, как вам с вашей подозрительностью, страстью к интригам и мафиозным образом действий до сих пор удается сохранять столь милую и добродушную манеру держаться. Почему бы вам самой не выброситься отсюда без парашюта? Этим вы спасли бы нас всех от лишних хлопот и неприятностей.

Р. S. На ваши чувства отвечаю взаимностью.

Джесс написала:

А почему бы вам самому не вышвырнуться из самолета?

Уильям в ответ нацарапал: Так кто из нас более ребячлив?

Джесс. бросила на него презрительный взгляд, засунула в рот большой палец и демонстративно принялась его сосать.

Уильям сардонически усмехнулся и вновь сконцентрировал все свое внимание на журнале, содержание которого, должно быть, выучил уже наизусть.

В аэропорту, когда их самолет приземлился, на борт его раньше, чем кто-нибудь успел выйти, поднялись двое рослых жителей Вест-Индии в полицейской форме. Они подхватили шипящего и брызгающего слюной репортера под ручки, и без видимых усилий повлекли из самолета, причем башмаки бедолаги не доставали до земли.

Джесс с побелевшими губами наблюдала в иллюминатор, как туземцы волокут его к маленькому белому зданию, стоящему отдельно от других, и исчезают внутри. Нога репортера так и не коснулась благословенной земли этого тропического края.

– И так будет с каждым, кто уклоняется от платы за проезд, – прошептал Уильям с удовлетворенным и чопорным видом.

– Чертов главарь мафии, вот вы кто! пробормотала Джесс, догадываясь, что стремительное выдворение репортера было делом его рук.

Видя ее возмущение, он просто улыбнулся, отчего Джесс подумала, что попала не в бровь, а в глаз. Нет, все же он страшный человек!

Ее намерение предпринять хоть что-нибудь в защиту несчастного репортера вмиг испарилось. Она поняла, что беда грозила ей во все время полета, даже когда она притворно-беззаботно переписывалась с ним, постоянно помня, что попала в сложное положение, как и ее сестра, и что человек, путешествующий с ней, психопат, от которого можно ожидать чего угодно. Но сейчас ей стало ясно, что сложное положение правильнее назвать бедой. Значит, бедой грозило каждое ее движение, даже поход в туалет, даже то, что она, скрестив ноги, кончиком туфли попала в пространство Уильяма Уэббера. Неизвестно, от чего он взорвался бы, ясно одно: в любой момент он мог поступить с ней так же, как поступил с этим настырным газетчиком.

Но, возможно, теперь, после удаления шустрого репортера, он хотя бы заговорит с ней наконец.

– Теперь мы можем говорить? – отважилась она спросить, когда они вышли из самолета.

Джесс, попав после душного самолета на свежий воздух, почувствовала даже головокружение.

– Вы будете говорить, Джессика, только когда вас спросят, и не раньше. Я все еще зол как сто чертей, до сих пор прихожу в бешенство от мысли, что вы задумали обвести меня вокруг пальца. Так что не стоит приставать ко мне с жалкими объяснениями, которые вы придумали во время полета. Путешествие еще не окончено.

И путешествие действительно продолжилось. Уильям запихнул изнуренную Джесс в белое такси, их багаж следовал за ними в другой машине. Она попыталась заговорить опять, но мрачный взгляд Уильяма подавил ее попытку.

Таксист, судя по всему, следовал полученным инструкциям, которые гласили, что если он откроет рот, то это будет грозить ему неминуемой смертью, а потому сидел за рулем с совершенно отсутствующим видом, и на всем пути от аэропорта у него не возникло ни одного вопроса.

Джесс видела, что нет никакого смысла просить его о помощи. Она уже достаточно хорошо поняла, что Уильям не остановится ни перед чем, лишь бы она молчала, и способ заткнуть ей рот фальшивым поцелуем, очевидно, не самый худший из доступных ему.

Пышная растительность зеленого острова была ошеломляюще прекрасна, и Джесс подумала, как счастлива была бы попасть сюда при других обстоятельствах. Но даже и заложницей лучше быть в тропическом раю, нежели в каком-нибудь грязном подвале. Она дрожала, думая о том, чем грозит ей конечный пункт. С этим сумасшедшим Уильямом Уэббером ждать можно чего угодно.

– Вы, случаем, не замерзли? – пробормотал себе под нос Уильям, заметивший ее дрожь, и снова погрузился в изучение журнала, захваченного им из самолета.

– Я дрожу от страха, с ужасом думая о конечном пункте нашего путешествия.

– Вы боитесь? Бросьте, Джессика, кто поверит вашему лицедейству? Нервы у вас просто стальные, и это хорошо, это вам еще пригодится.

– Хотелось бы знать, в чем меня обвиняют, потому что все это смахивает на паранойю. Не я писала этот газетный очерк, а ваша любовница. У меня не было намерения женить вас на себе, как вы это утверждаете, и я могу лишь сказать, что моя компьютерная игра ловко была вами выцарапана у меня в то время, как я хотела продать вам ее, но поскольку выкрасть ее показалось вам выгоднее, чем купить, и…

– Успокойтесь, – мрачно предостерег он.

Джесс стиснула зубы и в полном отчаянии стала смотреть в окно. Все бесполезно и безнадежно. Но она начала понимать это раньше – когда они только прилетели. Куда же они направляются? Она видела, что они все глубже и глубже забираются в джунгли, и если бы не испугалась раньше, то сейчас настало самое время пугаться по настоящему. Куда, к черту, он ее завезет? И встретит ли она там Эбби? Если да, то в каком состоянии она найдет ее? Связанной? С кляпом во рту? И главное, за что? Почему с ними происходит такое?

Спустя десять минут после того, как они свернули на ухабистый тракт, углублявшийся в джунгли, Джесс вдруг увидела внизу маленький просвет кусочек морского побережья. Узкий и единственный просвет в темноте джунглей, который вмещал в себя лишь несколько чистеньких роскошных яхт, пришвартованных к молу, уходящему в. море такой голубизны, что это казалось даже нереальным. Когда они съехали с пыльного тракта к неприметной со стороны скрытой в рощице пышных пальм бухточке, Джесс вдруг подумала, что пару последних дней она, вероятно, находится рядом с одним из богатейших людей мира.

Наверное, одна из яхт принадлежит ему. Надо, очевидно, обладать здесь достаточным влиянием и властью, чтобы произошло то, что случилось с репортером в аэропорту. Только очень богатые, могущественные и влиятельные люди могут повсюду рассчитывать на такого рода обслуживание по первому их слову или даже кивку. Но тогда почему, ох, почему, почему этот могущественный человек опускается до жалкого воровства какой-то игровой компьютерной программы?

Когда они свернули на дорогу, ведущую к побережью, Джесс смотрела в окно автомобиля и не нуждалась в указаниях Уильяма Уэббера держать рот на замке, ибо и так молчала, и ее молчание таило в себе печальную самоуглубленность. Она тщательно пыталась хоть что-то понять. Реальный мир, окружающий ее, становился все более нереальным. Она изобрела новую компьютерную игру, только и всего. Игра стоит дорого, да, дорого, но все-таки не настолько дорого, чтобы этот человек стал рисковать репутацией из-за такой малости. Нет, здесь что-то не так. Он говорил о каких-то ее бесчестных изощренных замыслах, о сообщнице… Все выглядит так, будто они с Эбби действительно совершили преступление…

– Выходите, Джессика.

Услышав приказ, она не спеша выбралась с заднего сиденья такси. Одежда прилипла к телу, тонкая струйка пота устремилась вниз по ложбинке спины.

– Куда теперь? – пробормотала она, щуря глаза от солнечного блеска, отраженного белым, сонно колышущимся на мелкой волне судном, пришвартованным к пристани.

Такси, пронзительно завизжав на повороте, скрылось в облаке пыли и песка. Джесс тем временем прочитала название яхты.

– «Уэбберс Уондер»[20], вот черт, – проворчала она. – Что за идиотское название! Чавкает, как… как мокрый латук, если не сказать похуже…

В первый раз за все время путешествия Уильям Уэббер соизволил улыбнуться, да и то чуть-чуть.

– Тут я с вами совершенно согласен. Это мой братец придумал такое идиотское название.

– В таком случае, он и сам идиот, разве нет?

Сердце ее бросилось к Эбби, захваченной в заложницы этим Уэббером, воображения у которого столько же, сколько у… у мокрого латука.

– Он богат, а потому может иногда позволить себе быть идиотом, – сказал Уильям, вновь беря ее под локоть и подталкивая к пристани.

– В семье не без урода, как водится.

Он ничего не ответил, поскольку появился член экипажа, а просто указал Джесс на ступеньки, ведущие к каюте.

Джесс сглотнула слюну. Роскошь окружала ее. Повсюду поблескивали хромированные детали, белые кожаные диваны тянулись вдоль стенных панелей розового дерева, словом, великолепное место для праздного времяпрепровождения. Благодаря кондиционеру здесь царили свежесть и прохлада. Уильям, спустившись вместе с ней с верхней палубы, тотчас проследовал по белому ковру к бару. Он тихо сказал что-то членам судовой команды, и они удалились, оставив их одних.

Джесс, как ни старалась, не могла разобрать ни слова из того, о чем говорилось, уловив лишь имя – Оливер Уэббер.

– Оливер – это ваш брат?

– Да, – сказал он, подавая ей высокий стакан с лимонным соком, смешанным с водкой, и с долькой свежего лимона, нацепленной на край. – Команда вернется за ними сюда, когда они прибудут. Он и его эта… Они уже вылетели из Хитроу.

– Ваш брат и моя сообщница? – саркастически спросила она, потягивая коктейль и задумчиво глядя на него поверх узорного стекла стакана.

Выглядел он измученным. Его кремовой полотняный костюм порядком поизмялся в дороге, волосы, слегка прибитые влажностью, завитками цеплялись за край воротника, и, судя по всему, сердце его работало с перегрузками. Измотанный, но все такой же эффектный, такой же чувственно неотразимый… Ох, она все еще ничему не научилась, все еще ощущала, как ее тянет к нему. Но это весьма недолговечное влечение, решила она, ничего не стоит подавить. После всего, через что он ее проволок, разве можно испытывать к нему что-нибудь, кроме голого сексуального влечения?

– Вот вы и сознались, Джессика, назвав все своими именами, – умиротворенно проговорил он.

Ну, нет, я ни в чем не сознавалась. Я лишь повторила ваше словцо. Это ведь вы назвали ее моей сообщницей, а не я. Просто, чтобы не спорить, хочется наконец покоя…

– Сомневаюсь, что ваша жизнь будет теперь спокойной, Джессика. Говорят, что эхо, с которым общается тюремный узник, неизбежно сокращает дни его жизни.

– Вам видней, вы, очевидно, о тюремной жизни знаете больше моего, – иронично усмехнулась она.

Его глаза сузились, он взглянул на нее как на сумасшедшую.

– Вы что, все еще не придаете серьезного значения моим словам? Для вас это всего лишь затянувшаяся шутка?

– Ну, милый мой, я вижу, у вас извращенное чувство юмора, если вы думаете, что я принимаю происходящее за шутку. Во всем, что вы делаете, очень мало забавного, Оливер…

– Уильям, – поправил он ее.

И тут Джесс ничего не смогла с собой поделать, на глаза ее накатились слезы. Она сделала большой глоток из стакана и вытерла их до того, как он успел заметить.

– Воспользоваться именем брата, чтобы дурачить меня… Как это низко, Уильям.

– Ну, полагаю, это не ниже вашей расчетливости, Джессика, – чуть ли не торжественно проговорил он. Взгляд его стал холодным и обвиняющим. Он допил свою порцию и кивнул на одну из дверей. – Там есть ванная. Может, вы хотите освежиться? Заключительный этап нашего путешествия продлится больше часа.

Джесс вскинула голову.

– И куда же мы прибудем?

– На мой остров, на мой собственный остров, изолированный от всего мира. Там никто и ничто не помешает нам докопаться до истины.

Джесс сардонически улыбнулась.

– Вместе с адвокатами, вашим братцем и моей сообщницей? Да? – Сарказм ее усилился, когда она добавила: – Это место называется, кажется, Таинственным островом? Странно, если это окажется не так, ибо все происходящее представляется мне слишком невероятным.

Он пожал плечами.

– Здесь я с вами согласен. И началось то все с бананового дайкири. Кой черт взбрело вам в голову пить эту липкую дрянь? Впрочем, может, вы и не собирались ее пить… Вы ведь и сами, Джессика Лемберт, весьма таинственная леди. Восторгаясь вашим талантом лгать, я предпочел бы иметь вас в числе своих сторонников, а не деятельных неприятелей.

Джесс передернуло. Гневно сверкнув глазами, она запальчиво сказала:

– А заодно и любовью со мной заниматься, верно? Вас послушать, так я рассчитала все это заранее, даже банановый душ, и влезла в вашу постель, заведомо зная, кто вы и что вы.

Он прищурился и помрачнел.

– Думаю, так оно и есть, Джессика.

Мотивация ваших поступков нуждается в объяснении, и весьма убедительном. Вот я, например, просто спасаю то, над чем работал всю свою жизнь, работал напряженно и честно. А вы? Что у вас за душой? Ничего, кроме хитрости и алчности. Огромная разница, на мой взгляд.

– Вы бесчувственный негодяй, – тихо проговорила она, ненавидя его всем существом.

Он ничего не ответил, указал еще раз в сторону ванной и презрительно отвернулся.

После всего хорошего, что было между ними, после пережитой страсти и нежности он так жестоко низверг ее на тот низкий уровень, где тонкие чувства невозможны. Значит, всякий раз, как он прикасался к ней, ласкал ее, овладевал ею, он делал это, преследуя определенные цели. А теперь обвиняет в этом ее. Какая невыносимая боль! Его подлость доводит ее до бешенства. Ох, как она хотела бы отомстить ему, но что она может, пока от него не вырвется?

Постепенно силы Джесс начинали восстанавливаться, и она стала выходить из дремотного состояния. Но никогда прежде она не чувствовала себя такой слабой и беспомощной. Ей всегда удавалось держать себя в форме, при любых невзгодах она способна была воспрянуть духом и продолжить жизненный путь. На этот раз она чувствовала себя так, будто ей никогда уже не подняться и не воспрянуть духом. Ни сил, ни свежего притока крови, ни воли к действиям. Неимоверная слабость, болезненные переживания, страх за Эбби, и мало всего этого: она еще страшно терзается тем, что полюбила сущее чудовище, преступного монстра, так глупо дав себя одурачить.

Шатаясь от усталости, Джесс добрела до роскошной ванной и вошла в нее. С чего начался весь этот кошмар? В чем он ее подозревает? И что сейчас происходит с Эбигейл, попавшей в лапы этого ужасного братца? Эбби ведь вообще не имеет ко всему этому никакого отношения… Но разве не сама она вовлекла сестру в свои дела? А если сама она ни в чем не виновата, так тем более, при чем тут Эбби? Господи, будет ли всему этому конец?

Слишком уж многого не понимает она в сложившейся ситуации. Такой переполох, и все из-за ее злосчастного программного пакета, которым преступно завладел Уильям. Копия, несомненно, попала в руки его брата, наверняка хитростью выманившего у простодушной Эбби этот пакет, ведь он, очевидно, представился ей Уильямом Уэббером. Итак, задумав и исполнив их похищение, превратив их в заложниц, эти лицемерные ловкачи завладели ее достоянием.

Теперь она никоим образом не сможет это никому продать. Уэбберы, держа ее здесь, объявят тем временем игру своей, получат лицензию, после чего никакой суд не поможет, они просто обвинят ее в плагиате. Тогда выиграть у них процесс будет все равно что взять Большой национальный приз, скача на толстопузой розовой свинке.

Джесс выскользнула из платья, в котором путешествовала, из кремового шелкового платья от Версаче, купленного ей Уильямом. Кстати, с чего бы он стал покупать ей одежду, если уже и тогда думал, что она преступница? Просто в голове не вмещается! Нет, виновата эта газетная статья Венеции, все с нее закрутилось. Ревность, конечно. Если бы она так по-идиотски не ляпнула тогда Венеции об их будущем браке, ничего бы и не было. А может, все же было бы? И Венеция тут ни причем. Конечно! Ведь он с самого начала назвался чужим именем, до всякой Венеции! А газетной заварухой просто воспользовался как поводом, чтобы проще было ее похитить. Заверил, что им необходимо ускользнуть незамеченными… И здорово же они ускользнули! Конечный результат налицо, думала она с горестной тоской. Но как бы ни развивались события, результат был бы один и тот же. Он получил, что хотел, – ее программный пакет. Называет ее лгуньей, дешевкой… И кто? Лучший из всех мужчин, лучший из всех любовников, которых она имела или хотела бы иметь в будущем! Ну и ну!

После душа Джесс обмоталась большим банным полотенцем и отправилась по коридору на поиски спальни. Найдя ее, она бросила взгляд на кровать и остолбенела. Высокая кровать, задрапированная легким белоснежным шифоном. Можно подумать, что она приготовлена для невесты, девственной и соблазнительной. Она просто глаз не могла отвести от этого зрелища и, подойдя, недоверчиво прикоснулась к пологу рукой. Да, она определенно вышла бы за него замуж, если бы он сделал ей предложение. Ведь он говорил тогда, что такие ночи бывают раз в столетие и что они будут рассказывать о том, как повстречались, своим внукам… Как легко завоевать сердце женщины такой незамысловатой ложью, ведь ей ничего не стоит вообразить столь прекрасное будущее. И вот в какой ад ее это ввергло!

Джесс откинула покрывало и медленно опустилась на это девственное ложе. Она лежала нагая, прикрывшись воздушно-легким покрывалом, и старалась не думать о неприятностях. Представляла, как она отомстит ему за все, что он с ней сделал. Ах, как она ему отомстит! Хотя вряд ли это возможно, для этого у нее руки коротки. Неприкасаемый. Такой преуспевающий, такой всесильный… Разве что…

Приоткрыв глаза, Джесс улыбнулась, затем откинула покрывало и лениво провела рукой по своему красивому телу. Хорошо, он захватил ее программный пакет, но она-то сама, она-то для него недосягаема. Да, тут она недосягаема для него, с этим он ничего не сможет поделать. Никогда уже она не сможет отдаться ему со страстью. Страсть или есть, или ее нет. Он может, конечно, насильно взять ее, но ей нечем ответить на его вожделение. Да, отдаться ему она, конечно, может… Воображение ее разыгралось. Вот она, красивая, жаркая и соблазнительная, лежит здесь, на этой постели, и ждет его. Он не способен отказаться от нее, но она, возможно, способна. Она откажет ему, ей будет это нетрудно после того, как он с ней поступил.

Джесс опять улыбнулась и закрыла глаза. Она распалит его, а потом… Потом рассмеется ему в лицо. Просто расхохочется, ха, ха. Месть эта, конечно, мизерна, но все равно принесет ей огромное удовлетворение. Она даже не посмотрит на него, на его лицо, когда оттолкнет от себя именно в ту минуту, когда он будет расслаблен, разнежен и наиболее уязвим, только в тот момент, когда…

Джесс тихо застонала, и ее тело словно наяву ощутило божественную мужскую тяжесть, пронизывающую жаром изнывающую от желания плоть. Его рот обжигал ее, его прикосновения к груди дразнили и терзали танталовыми муками бесконечного ожидания. Губы его тянулись к взбухшему соску и вот наконец коснулись его. Она раскрылась навстречу ему, как цветок раскрывается навстречу жаркому утреннему солнцу, под кожей пробегали волны то жара, то холода, она изнывала от жажды, и он готов был дать ей желаемое. Поцелуи и легкие ласки страсти, его язык, пробующий на вкус ее губы, его пальцы, пробирающиеся между бедер. Она застонала, опять и опять повторяя жаждущие легкие стоны желания. Она льнула к нему, ласкала его великолепное сильное тело, теребила его густые волосы и, обняв за спину, прижимала его к себе все тесней и тесней.

Она со стоном и придыханием выгнула спину, испепеляемая желанием, ощущая, как внутри ее разгорается пламя страсти…

– Хорошенькое дело, Джессика, – услышала она из глубины адского пламени.

Тяжесть его вдруг испарилась, и она открыла глаза, потрясенная переменой, будто кто-то высыпал на ее пылающее тело ведерко с колотым льдом.

Уильям стоял рядом с постелью и смотрел на нее сверху вниз. Полностью одетый, в белом тропическом облачении и с отвратительной понимающей улыбкой, хотя глаза его были холодными и не выражали никаких чувств. Ее тело остывало недостаточно быстро, чтобы она могла сразу осмыслить, в какой степени возбуждения она находилась лишь несколько секунд назад. Она была на краю…

– О-о!.. Бастард! – разъяренно прохрипела она, слишком слабая, чтобы вскочить с кровати и ударить его.

– Продолжаете обзывать меня? Но женщины часто сами превращаются в бастардов, не правда ли?

– Вы!..

– А вы грязная крыса, – опередил он ее, явно подражая мимикой и жестами гангстерам из дешевых боевиков. Затем взял покрывало и накинул на нее, скрыв ее тело, но не ярость и возмущение. – Удивляюсь, почему нет дамского варианта слова бастард. Крыса, полагаю, достойный эквивалент ему, – язвительно рассуждал он, затем наклонился к ней, и глаза его гневно сверкнули. – Впредь лучше выбирайте слова, Джессика. И не вздумайте опять прибегать к мерзейшим на земле трюкам, пытаясь вывести меня из себя. Этак вы ничего не добьетесь!

– Как вы смеете! – взорвалась Джесс, вскакивая на колени. – Я спала, а вы… вы трогали меня и…

– Это вам приснилось, сердце мое. Теперь вставайте, одевайтесь и помните: удовольствие никогда не идет у меня прежде дела, в этом я непреклонен.

С криком ярости и возмущения она бросилась на него, но он оказался проворнее. Ему стоило лишь чуть пошевелить рукой, и она упала поперек кровати, чуть не ударившись лицом о его бедро.

Засмеявшись, он взял ее за подбородок и немного приподнял лицо.

– Ваша настойчивость изумляет меня, дорогая, но вы промахнулись на несколько дюймов.

Она вдруг вскинулась, вцепилась ровными белыми зубками ему в руку и укусила.

Успех! Она услышала, как он замычал от боли, но свет тотчас перевернулся. Вернее, это она перевернулась в воздухе и почувствовала три, четыре, нет, пять звучных шлепков по ягодицам.

Подобного унижения Джесс не испытывала никогда, она вжала лицо в покрывало так сильно, как только могла. Потом зарыдала, била кулаками по постели, и длилось это, как ей казалось, часы, а когда наконец она перекатилась на спину, опустошенная неистовым припадком бессильной ярости, лицо ее горело, глаза распухли от слез, она осипла. В спальне она была одна.

– Ненавижу! Ненавижу! – закричала она, но ничто не отозвалось на этот отчаянный крик.

Позже, немного успокоившись, Джесс оделась и вышла на омытую зноем палубу. Острота обиды немного развеялась, но пережитое унижение далеко не сразу позволило ей подняться с нижней пагубы на верхнюю. Какое-то время она стояла у основания лестницы, пока не успокоилась и не смогла справиться с выражением лица. Наверху было только двое членов команды, но они не осмелились прямо взглянуть на нее, хотя один из них все же бросил на нее взгляд, когда тащил мимо бухту каната. Они все слышали, огорченно подумала Джесс. Они наверняка слышали, как ее унижали, весь мир, должно быть, слышал.

Джесс сощурилась от слепящего солнечного света. Яхта была пришвартована к пристани и почти не покачивалась. Остров абсолютно лишен каких-либо признаков жизни. Взгляд ее остановился на песчаном пляже, таком белом и первобытном, будто на него никогда не ступала нога человека. За пляжем росло такое множество раскидистых пальм, что их массив казался скорее джунглями, чем пальмовой рощей. Редкие пронзительные выкрики длиннохвостых попугаев только подчеркивали царящее здесь безмолвие.

– Итак, вы наконец явились, – услышала она за спиной и, повернувшись, столкнулась лицом к лицу со своим мучителем, с Уильямом Уэббером. – И как раз вовремя. А знаете, Джессика, угрюмость вам совсем не к лицу.

– Послушайте, я должна сказать, что и не думала соблазнять вас. Просто мучительный плотский жар и нервное перенапряжение… Когда рядом никого нет… Вот видите, каждый день вы узнаете обо мне что-нибудь новое.

– Вот именно. Но пусть это впредь послужит вам уроком. Никогда не теряйте бдительности, не судите о жизни по книгам и никогда не забывайте, что цыплят надо считать по…

– Остыньте, Уильям, вы заговорили как ходячий учебник. Что это еще за наставления? Вы любого способны уморить до смерти!

Джесс резко повернулась и пошла от него прочь.

– Куда это вы? – окликнул ее Уильям.

– Прогуляться по берегу. Не торчать же рядом с вами, ожидая, когда вы медленными пытками отнимете у меня последние остатки жизни!

– Да, конечно, гуляйте, но не с пустыми же руками. Заодно захватите на берег пару коробок со льдом вон из той груды. Постарайтесь принести хоть какую-то пользу.

– Я вам, черт побери, не прислуга.

– Теперь придется, Джессика, и я это говорю серьезно. Здесь нет прислуги, чтобы мчаться на любой ваш кивок и призыв, так что вам придется потаскать тяжести или вы помрете с голоду!

– Потеря аппетита – давнишняя моя мечта, – сказала она насмешливо и, проигнорировав коробки со льдом, громоздящиеся на палубе, направилась в сторону трапа.

– Вы что, не слышали, что я сказал? – сердито спросил он.

– Не смешно, – бросила она, не оборачиваясь.

Когда она сошла на берег, ее высокие каблуки тотчас увязли в песке, и тут ей пришлось подумать, что на самом-то деле это очень даже смешно. Экипирована она отнюдь не для прогулок по песчаным тропическим пляжам. Нетерпеливо скинув туфли и забросив их куда подальше, главным образом потому, что это он их купил, она тотчас раскаялась в своем поступке, ибо раскаленный песок обжигал ступни. Но она продолжала ковылять по нему, не зная куда и желая лишь одного: как можно дальше уйти от этого монстра.

Ступив на каменную дорожку, начинавшуюся там, где кончался песок, и пройдя по ней несколько шагов, Джесс опять пожалела о безрассудно выброшенных туфлях, поскольку каменные плитки были еще горячее песка и огнем жгли подошвы. За это унижение она возненавидела его еще сильнее. Силой затащил ее сюда и выставил на посмешище, уж не говоря о том, что она не ведала, что ожидает ее в конце этой желтой раскаленной дорожки, какое адски грязное узилище уготовано ей – раскаленный ли на солнце каменный барак или смрадное подземелье.

– О Господи Боже мой, – простонала она.

И это рай земной, парадиз!

Тропа привела ее к пышно разросшемуся тропическому саду, источающему неземные ароматы и радующему глаз буйством красок. Пурпурные и карминные гибискусы, розовые и белые соцветия олеандра и кремовый жасмин, чего тут только не было! Джесс как зачарованная ступила в аллею жасминов чьи ветви, поддерживаемые жердями, смыкались над головой, образуя благоуханный туннель.

– Эдемский сад, не правда ли? – услышала она за спиной.

Джесс обернулась и увидела Уильяма, волокущего коробки со льдом и провизией.

– Да уж, особенно если знать, какие мрачные сцены здесь разыграются!

И она посторонилась, чтобы он мог пройти со своим громоздким грузом.

– Ну, если они и разыграются, радость моя, то не здесь, не в этом райском саду, проворчал он, проходя мимо нее.

Джесс, поджав губы, последовала за ним.

Но каменного барака в конце жасминового туннеля не оказалось. Ярко-зеленая трава саванн ковром расстилалась перед великолепнейшей деревянной виллой. Кровля, устремленная вверх, напоминала церковную, изысканно вонзаясь острием в чистое лазурное небо. Широкая тенистая веранда обегала вокруг строения. Высокие окна с раскрытыми деревянными ставнями, несколько широких застекленных патио с дверями, ведущими на веранду. Резные павлины, украшающие деревянные стены, и живые попугаи, обычные и длиннохвостые, сидящие на деревьях, наблюдали за вновь прибывшими с большим интересом.

Джесс нерешительно ступила на порог веранды и сразу же уставилась в одно из раскрытых окон. Она увидела великолепную гостиную, изысканно меблированную и декорированную в бело-голубой гамме, с диванами, усеянными синими шелковыми подушечками. Вазы разных стилей с шелестящими папоротниками, растущими в них, придавали комнате вид свежего и прохладного помещения. Мохнатые коврики местного производства терракотовых и кремовых оттенков устилали темные полированные полы, а под самым потолком лениво вращались сингапурские вентиляторы-опахала.

И в этом самом великолепном месте на земле она оказалась в качестве заложницы, тоскливо подумала Джесс. Но если Уильям решил, что все это для нее будет особого рода изощренным наказанием, то он ошибся. Она уселась в удобный плетеный шезлонг на веранде и закрыла глаза. Сквозь подступившую дремоту подумалось о молоке. Интересно, а чем здесь питаются?

– Ступайте на кухню и распакуйте продукты, услышала она приказ Уильяма. – Потом приготовьте немного выпивки и начинайте что-нибудь нам обоим готовить.

Джесс открыла глаза и кокетливо улыбнулась.

– Разве узники сами себе готовят пищу? Нет, любезный мой тюремщик. Если уж я здесь под стражей, то и пальцем не пошевелю, чтобы вам помочь.

Он подошел и остановился над ней: руки на узких бедрах, глаза грозно посверкивают.

– Позвольте напомнить вам, любезная моя узница, что это вы в опасности, а не я. А я могу устроить так, что до прибытия остальных вы познаете ад на земле, поэтому капризничать не советую. С той стороны дома есть хорошенькая генераторная будка. В ней жарко, душно и темно, а кроме того, там обитают все разновидности ползучих и летучих мерзких тварей. Окошко там одно, и очень узкое, а пол грязный, поскольку его никогда не мыли. Дверь тяжелая, деревянная, запирается снаружи. Я могу препроводить вас в это милое помещение и оставить там без еды и воды. Кричать дозволяется сколько душе угодно, все равно никто не услышит, потому что, кроме меня, ваших криков и слышать-то некому, экипаж яхты слишком далеко. Так что выбор за вами. Хотите сделать свое пребывание здесь легким и приятным, слушайтесь меня. Лично мне все равно, ведь вы сами вольны выбирать, что вам больше по вкусу – рай или ад!

Джесс приподнялась, опершись о подлокотники кресла, и раздраженно взглянула на него.

– Ретт Батлер, вот вы кто! Настоящий Ретт Батлер! Ну так давайте, Уильям, давайте, действуйте! Предпочитаю сидеть на грязном полу среди целой армии всех местных тварей, что питаются человечиной, чем готовить для вас пищу. Вперед!

Иногда Джесс удивлялась собственному идиотскому упрямству. Вот и сейчас, когда Уильям схватил ее и, бесцеремонно выдернув из шезлонга, поставил на ноги, она пожалела о сказанных словах. Но поздно. Подобно злосчастному бедолаге-репортеру, насильственно удаленному из самолета, не успела она и глазом моргнуть, как ее уже транспортировали с веранды, причем она едва успевала касаться ногами деревянного пола.

Он стащил ее со ступенек, затем, обойдя дом, доставил на задворки, к генераторной будке. Дверь была широко открыта, и даже солнечный свет, проникавший в коридор, не помешал ей явственно осознать, что это пыточная камера.

Джесс задрожала и отпрянула назад.

– О'кей, о'кей, я выполню ваше приказание. – Она вырвалась из его хватки и повернулась к нему лицом. В широко раскрытых глазах стоял ужас, и отвращение, пересилившее ярость, повергло все ее тело в дрожь. – Я сделаю все, что вы скажете. Буду для вас готовить, буду вашей рабыней, буду каждое утро мыть полы на веранде, если вы пожелаете, но только запомните одно, Уильям Уэббер, души моей вы не сломаете, нет, с нею вы ничего не сможете сделать. А поэтому… Ведь не вечно же нам здесь торчать. Поэтому, когда .в один прекрасный день мы вернемся в цивилизованный мир, я не побоюсь рассказать этому миру, что вы лживый, не гнушающийся воровством интриган, вы и ваш идиот-братец.

Может быть, вы в силах подкупить грязных законников. И само небо, но правда все равно выйдет наружу. Я не сделала вам ничего плохого, а вы по отношению ко мне нарушили все законы, какие только есть, и я не успокоюсь, пока Уэбберы не будут повержены, Даю вам слово чести!

– Ну, вы закончили свою речь? – неторопливо проговорил он, стоя перед ней со скрещенными на груди руками и всем своим видом явно давая понять, что все ее угрозы скатились с него как с гуся вода.

– Да, – решительно сказала она. И я приготовлю вам еду, Уильям Уэббер, поскольку с той минуты, как ваша алчность взяла верх над чувствами, ничего хорошего сами вы состряпать уже не сумеете. Но знайте, вы этого дела не выиграете никогда!

– Я уже его выиграл, Джессика Лемберт, Такие опасные хакеры, как вы, опасны лишь до тех пор, пока не попадутся. А вы у меня в руках, вы и ваша сообщница, так что осталось только…

– Хакеры. – как-то почти бездумно повторила Джесс неожиданно зацепившее ее, впервые прозвучавшее слово.

Сердце ее болезненно сжалось. Да он и вправду безумен.

А он тонко улыбнулся.

– Господи, вы явно переигрываете, настойчиво пытаясь изобразить святую невинность. Ну ладно, Джессика, больше ни слова до тех пор, пока тут не появятся адвокаты и пока не будет сюда доставлена ваша сообщница. Мой брат, я уверен, изложит и свою версию сего события. Так что у вас ни на чертов зуб нет шанса улизнуть от ответственности.

Потрясенная, Джесс попятилась от него. Он безумен, он абсолютно и всецело потерял рассудок. Она в жизни никогда не занималась хакерством, так какие же основания у него утверждать это? Ее собственный компьютерный разум моментально сопоставил все предшествующие события, все, что он говорил раньше, и то, что сказано им только что. И она пришла к страшному выводу: за всем этим мог стоять только вор, укравший у нее программу игры. Так вот оно что! Ее обвиняют в хакерстве, в раздобывании материала путем запрещенного проникновения в чужую рабочую компьютерную сеть!

Джесс облизала пересохшие губы. А вот это уже серьезно. Ей прекрасно известно, что такие дела преследуются по закону. Это криминальное дело. Вдруг она по-настоящему испугалась. Что она сможет сделать, если этот человек решит погубить ее и Эбби? Но она-то знала, что ни в чем не виновата, хотя что толку… Никто не поверит никаким ее объяснениям. Да и что она может объяснить? Где и как это могло произойти? Если кто-то и пробрался в систему Уэбберов, то это была не она.

Она не знала, что теперь делать и говорить. Совершенно и безнадежно лишилась дара речи. Выиграть время, вот все, что она могла. А если он начнет оказывать на нее психическое давление? Вдруг одна неплохая идея начала формироваться в ее сознании. Если он решит пойти до конца, то она знает, каких страшилок на него напустить. Да, она может! Может сделать так, что он ужаснется и отпустит ее и Эбби. Она припугнет его самым ужасным ужасом, какой только существует в мире компьютерного бизнеса, а это кого угодно способно повергнуть в панику. Да, это, пожалуй, обойдется им гораздо дороже, чем они с братцем могут себе вообразить.

Пятясь от него все дальше, Джесс опять облизнула губы. Потом развела руками в знак полного подчинения и сказала:

– Хорошо, Уильям, я не скажу больше ни слова. А сейчас я пойду и приготовлю нам чего-нибудь выпить.

– Вот хорошая девочка, – мягко одобрил он ее. – Займитесь этим, а мне нужно повидаться с экипажем, пока они не отплыли. И советую больше не дурить, опасная леди. Будем считать, что дело закончено.

Он подошел и, подняв ее лицо за подбородок, заглянул в глубину невинно зеленеющих глаз, после чего тихо проговорил:

– Если это вас утешит, то знайте, вы были лучше всех.

Он наклонился и долгим поцелуем приник к ее губам, чем напомнил ей, что он для нее тоже был самым лучшим. Боль переполнила сердце от мысли, что он поверил в ее злокозненность, что он творил с ней любовь, имея такие беспощадные намерения. И она решила отомстить ему за это прямо сейчас, не сходя с места.

Она отстранилась от него и вытерла рот тыльной стороной ладони.

– Не думаю, что вы в полной мере понимаете, насколько я опасная леди. Вы меня недооцениваете, Уильям, – заговорила она, соблазнительно улыбаясь. – И я не считаю, что дело окончено. Оно, в сущности, еще даже не начиналось.

С этими словами она повернулась и пошла к вилле.

Когда она уходила, за спиной ее не раздалось ни звука, там стояла мертвая тишина. Он даже не решился в отместку расхохотаться ей вслед. Итак, возможно, ей удалось напугать его, но это, против ожидания, не принесло ей удовлетворения. Этот поцелуй сказал ей, что, вопреки всему, он все еще властен над нею, что он все еще для нее самый лучший и желанный на свете человек. Возможно, она никогда не встретит никого, подобного ему.

И не была ли их встреча предначертанием судьбы?

ГЛАВА 12

Оливер, почему вы ничего не хотите объяснить мне? – уже не в первый раз спросила Эбби, сидя на краю кровати в розово-белом гостиничном номере. – Вы заставляете меня чувствовать себя преступницей, а я не сделала ничего плохого. Поверьте, я ни в чем не виновата.

Ей и самой не верилось, что она находится в Майами, в отеле, где они должны переночевать перед утренним вылетом на Гренаду. Истощенная как физически, так и морально, не находя ответа на самые существенные вопросы, она не знала, на каком она свете, так стремительно все происходило.

Еще с вечера Оливер заказала такси на утро, чтобы из «Бруклендз» ехать в аэропорт. Очевидно, если бы он поехал на лимузине Уэббера и правил сам, они никогда бы не добрались до Хитроу. При таксисте Оливер просил ее сохранять молчание, и весь путь она проделала, сжав зубы и мучительно размышляя о событиях последних дней. В аэропорту в ожидании рейса на Майами они пребывали в небольшом зале ожидания для высокопоставленных лиц, но там они поговорить не смогли, поскольку времени до вылета оставалось немного, а Оливер к тому же на все ее беспокойные вопросы отвечал только, что все будет о'кей, и просил не расспрашивать его, поскольку он не имеет права сказать ей больше. Они летели первым классом, и Эбби заключила, что Уильям Уэббер полагает дело достаточно серьезным, чтобы позволить своему шоферу путешествовать с ней таким исключительно комфортабельным образом.

И хотя Оливер заботился о ней и относился к ней с пониманием, у нее возникло ощущение, что это продлится недолго. Он погружался в себя, подолгу молчал, морща лоб, и несколько раз раздражался, когда она проявляла особую настойчивость в расспросах и заверениях в своей невиновности. Она не знала, что ей делать дальше, оставалось только следовать за ним туда, где находилась ее сестра. Тогда и выяснится, к чему тут адвокаты и в чем их с сестрой обвиняют. В самолете она помалкивала, поскольку Оливер большую часть пути спал.

Что натворила Джесс в Нью-Йорке? Оливер сказал, что Уильям Уэббер понес от нее урон и взял ее под стражу. Можно понять так, что Джесс арестована, но Уэббер компьютерный магнат, а не ФБР какое-нибудь. И вообще, как вышло, что Джесс встретилась с ним в Америке, когда эта встреча должна была произойти в Лондоне? Что на этот раз натворила ее беззаботная сестрица? Эбби так боялась за нее, что едва осмеливалась расспрашивать Оливера, хотя и не оставляла таких попыток. Он оказался в сложной ситуации человека, обязанного выполнять распоряжения нанимателя, и заметно было, что делает это без особого энтузиазма. Теперь, когда он понуро ходил по номеру туда-сюда, она смотрела на него с искренним сочувствием. Должно быть, нелегко работать на такого человека, как Уильям Уэббер.

– Я уже сказал вам, дорогая моя, что мистер Уэббер не позволил мне ничего объяснять. Я не могу нарушить его распоряжение, – в который уже раз тихо повторил Оливер.

– Вы уже говорили это; – чуть не плача сказала Эбби, уронив голову на руки и уставясь вниз, в бело-розовый ковер. – Я не знаю, что все это значит. Вы упомянули адвокатов, и это меня напугало. Я понимаю, что это имеет какое-то отношение к моей… к Джессике Лемберт, но я знаю ее, она не способна ни на что худое, здесь какое-то страшное недоразумение. Это связано с ее компьютерной игрой? Ох, как мне хотелось бы знать, что произошло. Я просто не понимаю, что мне дальше делать.

Оливер подошел и развел ее руки. Она посмотрела на него, а он поднял ее и нежно прижал к себе.

– Бедная моя девочка, моя невинная крошка, я верю тебе. И понимаю, что напугал тебя там, в «Бруклендз», но обещаю, что позабочусь о тебе, не сомневайся в этом. Все прояснится, когда мы окажемся там…

– Где хоть это, Оливер? – пробормотала она, уткнувшись ему в плечо. – Вы говорили, где-то на Карибском море…

– Мы… Уильям Уэббер владеет там островом, местом, куда мы… куда он уезжает, когда хочет тишины и покоя. – Вдруг он резко отстранил ее. – Послушайте, Эбби, я действительно не имею права говорить о…

– Я понимаю, дорогой мой, понимаю, – прервала она его и через силу улыбнулась. – Мне кажется, он оказывает на вас страшное давление. От этого вам не сладко. Ах, как он мне не нравится. Но скоро все это, надеюсь, кончится. – Она устремила на него взгляд, полный сострадания. – Ох, Оливер, я даже вокруг себя ничего не вижу, ни полет в первом классе не доставил мне удовольствия, ни этот роскошный гостиничный номер, я просто не в состоянии чему бы то ни было радоваться. Мне так тревожно.

Оливер улыбнулся.

– Я не хочу, чтобы вы тревожились, Эбби. – Его улыбка преобразилась в усмешку. – Ждать осталось недолго, мы даже не будем распаковываться. Просто пойдем и где-нибудь славно поужинаем, а утром, до вылета, успеем купить вам кое-что из одежды, что-нибудь более подходящее для тропического климата. Да, так мы и сделаем, с утра пораньше отправимся в магазин, у меня с собой кредитная карточка Уэббера, и…

– О нет, Оливер, не глупите.

– Но я настаиваю, – решительно сказал Оливер. – А теперь пойдемте, должен же я покормить свою Эбби, да и сам не прочь съесть что-нибудь вкусненькое. Здесь отменный ресторан. – Он обхватил ее лицо и заглянул в глаза. – И помните, дорогая моя, я не допущу, чтобы с вами случилось что-нибудь плохое. Эта Джессика пусть сама отвечает за свои действия, и я хочу, чтобы вы знали: я на вашей стороне, я верю, что вы ни в чем не виноваты, хотя сначала у меня и возникли кое-какие подозрения. Но, узнав и полюбив вас, я понял, что эта женщина просто использовала вас с дурными целями. Она пыталась так же поступить и с Уэббером, но он раскусил ее, догадался, но она не та, за кого себя выдает. Она играет в такие игры, о которых вы, я убежден, и понятия не имеете. – И тут он поцеловал ее в кончик носа. – Я пойду и приму душ, а вы пока отдохните. Потом мы пойдем ужинать. Вы почувствуете себя гораздо лучше, набив животик всякой вкуснятиной.

И Эбби, когда он ушел в ванную, плюхнулась в кровать своим особым способом плюханья. Что бы все это значило? И в чем он подозревал ее с самого начала? Почему он продолжает так плохо говорить о Джесс? А если сказать ему, что они сестры? Может, тогда он будет с ней откровеннее?

Она терзалась из-за того, что открыла ему не всю правду и все еще продолжает обманывать его. Но тот ли сейчас момент, чтобы сознаться Оливеру, что они с Джесс сестры? Ведь он так настроен против Джесс, что… Впрочем, пусть даже ложь, лишь бы по неведению не навредить сестре. Потом все разъяснится. Но ох, как, однако, тягостно. Нет, нет, все будет хорошо. Раз Оливер так говорит, значит, так и будет. Джесс никакая не интриганка, и Уильям Уэббер поймет это, когда узнает, кто она и что. Не сможет не понять.

И Оливер… Кстати, что за странные отношения у него с боссом! Он знает о деловой жизни Уильяма Уэббера очень много, гораздо больше того, что полагается знать шоферу. И этот великолепный дорогой бело-розовый номер в отеле, хотя он и не в ее вкусе… Разве шоферам полагаются такие удобства?

Она заметила, что для оплаты всех путевых расходов Оливер пользовался кредитными карточками компании Уэббера, так что сразу было видно, что, хотя он просто шофер, но облечен особым доверием. Он распоряжался чужими деньгами совершенно свободно – взял, к примеру, и предложил купить ей одежду. Она, конечно, не может принять этого. Как-нибудь обойдется.

Устав тревожиться, Эбби сама не заметила, как глаза ее закрылись. Во всей этой истории так много непонятного, и все это так огорчительно. Одно утешение, что Оливер с ней, верит ей и поможет в критической ситуации, какой бы сложной она ни оказалась. Эбби доверяла ему, верила, что он готов защитить ее, и думала о том счастливом дне, когда тучи развеются, недоразумение прояснится, и они просто будут счастливы вдвоем.

Позже Эбби проснулась от поцелуя Оливера и, тихо пробормотав имя, нежно его обняла. От него исходил восхитительно тонкий аромат лимонного мыла, и она почувствовала, как он приятен ей и желанен. В его объятиях она забывала о теперешних неприятностях и тревогах. Каждое его прикосновение убеждало ее, что все будет хорошо.

После страстных поцелуев и нежных взаимных ласк он овладел ею, и все огорчительное просто испарилось. Она обвилась вокруг него и забыла обо всем на свете. Он удивительный любовник, прекрасно знающий, как доставить ей удовольствие, такой опытный, что любая его ласка возносит ее на вершину счастья. Он знал все местечки ее тела, прикосновение к которым доставляло ей истинное наслаждение, но главное было даже не в этом, а в том, что он любил ее и она любила его.

– Ох, Оливер, – вздохнув, проговорила Эбби. – Я и не предполагала, что Уильям Уэббер такой богатый.

Она стояла на берегу, глядя на ослепительно прекрасную белоснежную яхту, пришвартованную к молу. Им предстояло совершить последний этап путешествия, доплыть на этой яхте до острова Уильяма Уэббера. У Эбби такое неслыханное богатство просто в голове не укладывалось. Роскошный особняк в графстве Кент и сам по себе уже достаточно выразительно говорило преуспевании его владельца, но личный остров… Тьфу!..

Хотя она почти валилась с ног, изнуренная тропическим зноем и охмелевшая от ромового пунша, предлагаемого в самолете, но все же старалась держаться, хотя бы ради Оливера. Она очень тревожилась за него. Во время полета до Гренады он все более мрачнел. Она выпила не только свой пунш, но и его тоже, поскольку он сказал, что лучше ему держать голову свежей. Езда в такси от аэропорта до моря показалась им обоим сущим кошмаром, и он тоже выглядел теперь изнеможденным, заметно побледневшим.

И вновь она сердилась на Уильяма Уэббера за то, что тот втравил во все это Оливера, но должна была признать, что он переносил изнурительные трудности путешествия достойно. Маршрут, по всему видно, ему хорошо известен, он и сам говорил, что не впервые проделывает этот путь, да и вообще поездил по свету. Становилось понятно происхождение его великолепного загара, хотя он уже и начинал помаленьку сходить.

– Красивая яхта. Хотя название дурацкое – «Уэбберс Уондер». Чавкает, как… . мягко выражаясь, как мокрый латук. – Она хихикнула, надеясь, что и он немного развеселится.

Прежде чем ответить, он сердито взглянул на нее.

– Да, возможно… Но босс настолько богат, что может называть свою яхту, как ему заблагорассудится, тут ему и черт не указчик!

– Простите, это, конечно, не мое дело пробормотала Эбби, вздохнула и замкнулась в себе.

Оливер далеко не всегда оставался любезным. Вот и сейчас его раздраженность как рукой сняла неожиданно возникшую в ней приподнятость, вызванную созерцанием изумительных пейзажей этого удивительного острова, Гренады. Оливер может думать себе, что хочет, хоть конец света вообразить, но Эбби не может не видеть красоты этого мира, как бы подавлена она ни была, просто потому, что жизнь прекрасна, а здесь так хорошо, жаркое солнце, изумрудная пышная зелень, и можно чувствовать себя счастливой ни от чего, просто от того, что ты это видишь и этим дышишь. Мгновения жизни… Да и может ли в таком экзотическом месте случиться что-нибудь плохое?

Вся эта история – сплошное недоразумение, и если бы сейчас из-за бананового дерева появился сам Джереми Бидл[21], она бы ни капельки не удивилась. Конечно, Джесс вряд ли подверглась аресту в полном смысле этого слова. Более чем вероятно, что этот Уильям Уэббер просто влюбился в нее по уши, вот и уволок на Карибское море, замыслив нечто вроде свадебного уик-энда и… Ох, видно, я и вправду малость перебрала этого ромового пунша, подумала она, если на ум взбрело такое… Что за дурацкие фантазии в самом деле!.. Еще галлюцинаций не хватало!

Оливер взошел на борт яхты и с непререкаемым авторитетом отдал экипажу какое-то распоряжение. Эбби решила не спешить за ним следом. На борту явно шел спор, сопровождаемый отчаянной жестикуляцией. Оливер казался раздраженным. Такое впечатление, что он не может договориться с командой, члены которой подчас отвечали на его аргументы смехом.

Неторопливо прогуливаясь по молу, Эбби подумала, что солнце, пожалуй, слишком сильно припекает ее ничем не защищенную голову. Она с удовольствием купила бы в Майами соломенную шляпку. Собственно, она даже хотела бы, чтобы Оливер, как и предлагал, купил ей всю необходимую для тропиков экипировку, но гордость не позволила ей согласиться на это. И потом, ей неприятна была сама мысль, что она приобретает вещи по кредитной карточке человека, пусть и богатого, но совершенно ей не знакомого. Нет, чувство собственного достоинства превыше всего.

Но чувство собственного достоинства мало помогает от перегрева на солнцепеке, с горестной иронией заключила она. Ее голубые джинсы слишком плотны и тесны для такого климата, а шелковая рубашка липла к спине, создавая мерзкое ощущение неопрятности, да и на кожу действуя раздражающе… Интересно, сколько он намерен торчать на этой яхте, бросив ее здесь, на берегу?

– Что там у вас? – спросила Эбби, когда он покинул наконец палубу и, подойдя к ней, взял их багаж.

– Кажется, поступило штормовое предупреждение, и экипаж отказывается выйти вморе раньше завтрашнего утра.

– По мне, так это мудрое решение, прокомментировала Эбби.

– Да посмотрите на небо, Эбби, – взвился Оливер, – ни облачка не видно. Просто здесь, на острове, нынче ночью карнавал, вот они и не хотят упустить возможность повеселиться. Пойдемте, поднимемся на борт.

Эбби не понаслышке знала о непредсказуемой тропической погоде, а потому плелась за ним без особый охоты.

– Постойте, подождите минутку, Оливер. Если экипаж не хочет выходить в море, на то наверняка есть основательные причины.

Он удивленно повернулся к ней.

– Вдруг откуда ни возьмись – авторитет по мореплаванию! Вот это да! Вы, наверное, в этом такой же эксперт, как и в компьютерном деле? – саркастически спросил он.

– Ох-ох! И кто это говорит? – отбила она удар. – Это говорит шофер! Ах да, я и забыла, ведь шоферы, как известно, первые специалисты по мореплаванию, особенно те, которые не умеют ориентироваться на суше. Но не забывайте, я работала в пароходных круизах и знаю, как быстро может измениться погода, особенно в тропиках. Полагаю, этим морякам известно, что такое встретиться с тайфуном, – закончила она уже не так уверенно.

Оливер запустил пятерню в свою растрепанную шевелюру.

– Приберегите ваш пыл.

– Приберечь для чего? – спросила она несколько удивленно и, отступив на шаг, стояла теперь, уперев в руки бока.

– Для встречи со своей сообщницей и с Уильямом Уэббером, которому вам придется внятно изложить причины своего обмана, – мрачно сказал он.

Глаза Эбби расширились. Вся ее уверенность вмиг улетучилась.

Я… я не понимаю, что вы имеете в виду, – жалобно прошептала она.

Оливер издал тихий стон, выпустил из рук багаж и обнял ее. Но Эбби сейчас не могла принять его как бы извиняющуюся ласку. Она вырвалась из его объятий.

– Вы все время так делаете, Оливер, сначала взбодрите меня, утешите, а потом снова сбрасываете в провал неизвестности и тревоги. Я понимаю, вы устали, раздражены вызовом босса и тем, что вам приходится возиться со мной, но ведь и я тоже устала. Я уже по горло сыта вашими дикими подозрениями. Джессика вовсе мне не сообщница, и…

– Ох, зря вы это! – внезапно проревел он.

Эбби вздрогнула, но обернулась и с облегчением увидела, что его рев направлен не на нее.

Команда яхты покидала судно.

– Вернитесь на борт! – властно приказал Оливер и побежал к яхте.

– Нет, сэр, – сказал один из членов экипажа, казавшийся старшим. – Я слишком высоко ценю свою работу, чтобы так рисковать. Я уже сказал вам, получено штормовое предупреждение. Мистер Уэббер наверняка не…

– Сейчас я здесь приказываю, и я говорю вам, если…

– А я, сэр, говорю вам, – взбурлил вест-индеец, – ни одна страховая компания в мире не станет, случись что, платить, если мы выйдем в море, несмотря на штормовое предупреждение. Этот бот вам не QE2[22], ему ничего не стоит перевернуться, если мы попадем в шторм. Нет, сэр, как хотите, а я забираю свой экипаж.

– Мой экипаж! Мой, черт возьми! – закричал Оливер. – Если уйдете, считайте, что вы все уволены!

– Оливер! – возмущенно воскликнула Эбби.

Нет, этот шофер действительно берет на себя слишком много.

– В таком случае, сэр, согласен, увольняйте нас.

Старший в экипаже сказал это спокойно, после чего вместе с другими матросами неторопливо направился по причалу к берегу.

– Ну и черт с ними! – раздраженно пробурчал Оливер себе под нос.

– Ох, Оливер, – огорченно проговорила Эбби. – Вы не должны были так делать. Мистер Уэббер придет в бешенство, когда узнает, что вы уволили весь экипаж его яхты. Он этого не поймет…

Оливер, все еще не отошедший от перебранки с экипажем, повернулся к ней и смотрел с каким-то странным непониманием, будто до него не доходил смысл ее слов. Но ярость его пошла на убыль, он смущенно улыбнулся, пожал плечами, снова поднял багаж и ответил:

– Он поймет. Учитывая крайнюю серьезность дела, он предоставил мне cart bIanche[23], так что… – Вдруг Оливер замолчал и взглянул на нее довольно беспомощно. – Ох, Эбигейл, дорогая. Я просто не в силах больше выносить это. Решил ничего не говорить, пока мы не соберемся все вместе, но нет больше сил терпеть, чувствую себя просто больным… Психика не выдерживает. Я должен был бы сказать прежде… Я и собирался… Эбби! Что с вами? С вами все в порядке?

Нет, она не стала бы утверждать, что с ней так уж все в порядке. Голова ее вдруг закружилась, а солнечный свет померк в глазах…

– Ох, дорогая моя, вы совсем зеленая, – откуда-то издалека донесся до нее голос Оливера.

Поддерживая ее за плечи, он помог ей выйти на борт яхты.

– Вам надо полежать. Держитесь, Эбби, я помогу вам.

Со мной все хорошо, Оливер, пробормотала она, – просто я немного перегрелась на солнце.

– Скорее всего, опьянела.

Она попыталась засмеяться, но ничего у нее не получилось.

– Что… что вы хотели мне сказать? Вы хотели сказать мне что-то. Ох, Оливер, – вздохнула Эбби, опираясь на него, когда он помогал ей спуститься на несколько ступенек.

Она попыталась сконцентрировать взгляд на каком-нибудь предмете в роскошной каюте, куда они вошли, но все плыло перед ее глазами. Все же она кое-как осмотрелась.

– Ох, здесь так красиво и… и с таким вкусом…

Она не могла поверить своим глазам.

Роскошь, настоящая роскошь.

Но он не дал ей возможности рассмотреть великолепную обстановку и дорогостоящий декор, вывел в коридор и открыл дверь в спальню.

– Ох, силы небесные! – изумленно прошептала Эбби, желая только одного – поскорее лечь на эту белоснежную свадебную кровать и заснуть навеки. Голова ее все еще кружилась и была тяжела.

– Входите и позвольте мне помочь вам раздеться, – заботливо сказал Оливер. Я не должен был разрешать вам пить столько ромового пунша в такую жару, этого для вас оказалось слишком много.

– Оливер, мы не должны заниматься здесь любовью… я имею в виду, это было бы не очень хорошо, и… не очень…

Она хихикнула, повалилась на кровать и опять хихикнула, когда Оливер стягивал с нее джинсы и расстегивал блузку. А затем она испытала наслаждение совсем иного сорта: – обнаженное тело овевали прохладные струи воздуха. Она заснула почти сразу же.

Оливер стоял над постелью и смотрел на нее. Наклонившись, он убрал с ее лба выбившуюся прядку волос и легонько поцеловал в губы. В эти минуты он просто обожал ее, она так невинна и так прекрасна. Она не заслужила таких напастей, которые обрушились на ее голову, но потом, возможно, все окупится несказанным блаженством. Блаженством для них обоих. Но как он умудрился не проговориться, не сказать ей, кто он на самом деле? Просто чудом этого не произошло. Он не должен ничего говорить ей до конца путешествия. Признание было бы величайшей ошибкой. Уилл в этом смысле непреклонен. По его убеждению, чем меньше она будет знать, тем меньше у нее шансов уйти от ответственности. Нет, пусть дожидается конца путешествия.

Она просто маленькая дурочка, позволившая этой Джессике Лемберт использовать себя. Он все еще уверен, что она не знает, в чем участвует. Уилл считает, что она виновна так же, как и та, другая. И обе слишком опасны, чтобы доверять им хоть в чем-то. Возможно, Джессика Лемберт и опасна, но не его Эбби. Она только несчастная жертва. Обещая защитить ее, он не сомневался, что выполнит обещание, даже если ему придется для этого пойти против брата. Хотя подобная мысль удовольствия доставить не могла. Они с Уиллом так успешно работали вместе, что разрыв этого братского и делового партнерства был бы катастрофой. Но если он окажется перед выбором, то…

Он запустил пальцы в волосы и сжал голову. Как ему тогда поступить? Никогда не встречалась ему женщина, подобная этой, лежащей сейчас перед ним. Мысль о выборе привела его в такое смятение, что он потерял последнее представление о том, что ему совсем этим делать. Она перевернула всю его жизнь вверх дном.

Все еще глядя на нее, он задал себе вопрос: а что, если он ошибается? Ошибается во всем? Она казалась ему сейчас Спящей красавицей, волосы ее разметались по подушке, нежный румянец едва тронул щеки, а красиво очерченные губы будто ожидали поцелуя.

А что, если… Он подавил желание, возникшее у него от лицезрения невинной спящей красавицы. Актриса! Она говорила, что хотела стать актрисой. А вдруг это величайшее представление в ее жизни? Премьера, так сказать… Нельзя же совсем исключать, что она вполне в курсе дел Джессики Лемберт и так же, как та, опасна! Но он узнает правду, когда они прибудут на место, ибо на свете не существует таких женщин, которые смогут одурачить братьев Уэбберов, когда они вместе.

Мысль эта тотчас преобразовалась в желание действовать. Экипаж может проваливать ко всем чертям! Разве он так уж нуждается в них, это он-то, опытный яхтсмен? Даже если и сбудутся штормовые предупреждения, он справится с судном. Яхта практически может идти на автопилоте, поскольку оснащена аппаратурой новейших технологических разработок, так что…

Тихо закрыв за собой дверь спальни, он направился в кубрик, откуда по судовой рации связался с Уиллом и сообщил ему, что он на пути к острову.

Проснувшись, Эбби какое-то время никак не могла понять, где она находится и что это за шум, что за странные шлепающие звуки. Застонав, она обхватила живот. Да нельзя же, в самом деле, пить столько ромового пунша! Вот и расплата – ее тошнит, и все внутренности ходуном ходят…

Вдруг она перекатилась через кровать, и если не упала с нее, то лишь потому, что успела вцепиться в ее край.

Да это не внутренности ее ходят ходуном, а яхта! Она вспомнила, что находится на борту сказочного судна Уильяма Уэббера, экипаж которого Оливером уволен!

Быстро натянув джинсы и рубашку, Эбби почувствовала, что сон отлично взбодрил ее. Яхта качалась так, что она поняла: они не у пристани, а в открытом море, в синем Карибском море. Работая в круизах, она хорошо научилась различать разновидности качки.

Через портплед, лежащий на полу, она просто перешагнула. Мрачный метеопрогноз начинал сбываться. На небо наползли темные тучи. Порывы ветра разволновали море, и гребни высоких волн достигали иллюминатора. Эбби выбралась на палубу. Где же Оливер? Неужели решил вести яхту сам?

О Господи! Если он не способен доехать на своем лимузине от Лондона до Хитроу, то как он справится с яхтой, да еще в штормовую погоду?

– Эбби, вам лучше вернуться вниз, – сказал Оливер, заметив ее на пороге рубки.

При виде аппаратуры, которой было напичкано это небольшое помещение, Эбби в изумлении замерла. И вдруг вообразила, как тайфун завертит их суденышко, поволочет по океану и сбросит где-нибудь в районе Бермудского треугольника, после чего никто, никогда и нигде больше их не увидит.

– Что это? Тайфун или шторм?

– Ни то ни другое. Просто шквал, слишком порывистый ветер.

Оливер усмехнулся, причем выглядел настолько уверенным, что она почувствовала себя в полной безопасности. У нее отлегло от сердца. С таким оборудованием яхта и сама прекрасно доберется до цели.

– Ничего страшного, – добавил он, берясь за штурвал. – Когда мы приблизимся к местному рифу, я переведу яхту на ручное управление.

– Риф? – Эбби не на шутку испугало само это слово.

– Да есть тут один, маленький. Не беспокойтесь. Я знаю, как его обойти. Вы слышали про «Американский Кубок»? [24]

– Да, но здесь совсем другое…

Она собралась было объяснить ему разницу, что, мол, там совсем другие яхты, но эта – для небольших путешествий, но слова вдруг замерли у нее на устах. «Американский Кубок»? Он сказал «Американский Кубок»?

– Я бы выпил чашечку кофе, – бросил он, не оборачиваясь.

Эбби отступила назад. Просто невероятно! Как это он думает о чашечке кофе, ведя судно в такую непогоду, когда вот-вот можно врезаться в коралловый риф, после чего им обоим скучно не станет!

Она поняла, что если он способен в такой обстановке шутить, значит, испытывает явное удовольствие от того, чем занят. Нет, он совершенно спокоен, никаких признаков тревоги, хотя море расходилось не на шутку. Казалось, он точно знает, что делает, а для неумелого шофера это совсем не так уж плохо.

Приободрившись и почувствовав, что она находится в надежных руках, Эбби отправилась на поиски кухни, вспомнив, что она называется камбузом. Но подумать только, «Американский Кубок»! Спорт для особо привилегированных людей. В поисках кофе она пыталась это хоть как-то осмыслить. Ей так мало известно о его жизни… Возможно, Уильям Уэббер увлекается парусным спортом, и Оливер раньше работал у него в экипаже или еще у кого-то, кто имеет яхту.

– Все идет распрекрасно, воистину по-бристольски[25], так что покидать судно на спасательной шлюпке нет никакой необходимости, – пошутил он, когда она возвратилась с двумя чашками кофе, причем умудрившись не пролить по дороге ни капли.

Поднявшись наверх, Эбби испытала истинное облегчение, увидев, что яхта в полном порядке, а небеса опять сияют невозмутимой голубизной. В иллюминаторы можно было разглядеть цепь небольших островков, показавшихся на горизонте. Все они выглядели, как райские уголки, – белые берега и зеленые, покачивающие листьями пальмы. Глаз просто отдыхал на столь великолепной картине.

– Ох, как красиво, Оливер! – восхищенно воскликнула она. – Который из них принадлежит Уильяму Уэбберу?

Он кивнул в сторону того, который был прямо перед ними и выглядел просто драгоценной игрушкой.

– Еще несколько минут, и мы будем там. Вы как? Чувствуете себя получше? – спросил он.

Эбби сконфуженно улыбнулась.

– Простите, что я так расклеилась. Столько ромового пунша и в такую жару. – Она попивала кофе и наблюдала, как стайка дельфинов, сопровождающих яхту, выпрыгивала время от времени из аквамариновой воды. – Ох, гляньте! Ну, разве они не прелесть? Да, кстати, а что вы хотели сказать мне до того, как у меня закружилась голова?

– С этим можно подождать, дорогая, пробормотал он, и Эбби заметила, что он помрачнел и сосредоточенно принялся за кофе. И вдруг улыбнулся: – Помните только одно, я люблю вас.

Эбби ответила ему улыбкой и крепко сжала в пальцах кофейную чашку. Она вдруг почувствовала себя удивительно спокойно, все тревоги исчезли, будто их и не было. Оливер, несмотря на непогоду, прекрасно справился с яхтой – он такой отважный, такой удивительный. Скоро они встретятся с Джессикой и Уильямом Уэббером, и все обязательно уладится, все будет хорошо. Что бы там ни было, но это всего лишь ошибка, какое-то нелепое недоразумение, и УУ очень скоро убедится в этом. Джесс наверняка очаровала его, хотя он и подозревал ее в чем-то, что до сих пор остается для Эбби загадкой. Но уж такова Джесс, она просто жить не может без всяких сложностей и недоразумений. Вот и на этот раз, очевидно, она сказала или сделала нечто такое, что и подняло весь этот ужасный переполох, в результате чего они обе оказались в Карибском море, на маленьком волшебном острове. Возможно, скоро все они будут сидеть на берегу, попивая шампанское и посмеиваясь над этой дурацкой историей, возникшей из ничего.

Эбби вдруг нахмурилась. Нет, все далеко не так просто. Ведь Оливер до сих пор не знает, что они с Джесс сестры, и лучше сообщить ему сейчас, чем дожидаться, когда он услышит об этом от Уэббера или Джесс. Он бы мог узнать об их родстве и сам, заглянув в ее паспорт при покупке билетов, если бы по паспорту она была Эбигейл Лемберт, но там она значилась как Эбигейл Саммерс. Ох, как он обидится, поняв, что, признавшись в одном обмане, она умолчала о другом. Бедный, бедный дорогой Оливер, он так уверен в ней, а она… Нет, все зашло слишком далеко, и очень скверно, что она продолжает что-то от него скрывать.

– Оливер, я хочу кое-что сказать вам, заговорила она серьезно, и от перемены в ее тоне глаза его сразу стали жесткими и недоверчивыми. – Вы должны простить меня, прошептала она, опустив глаза, потому что чувствовала себя страшно виноватой перед ним. – Я хотела признаться вам раньше, но… но вы своими обвинениями все время вынуждали меня повременить… А потом я решила, что лучше и вообще пока ничего не говорить, поскольку не знала, хорошо ли это будет для Джесс, не сделать бы ей хуже. Подчас она совершает такие безумные поступки, никто не знает это лучше меня, но… Но она просто прелесть, очарует любого, сами увидите. Так вот, я решила сказать все теперь же, до того, как мы сойдем на берег. Она перевела дыхание и взглянула на него. – Я хочу сказать вам правду, Оливер. Я не была до конца честна с вами и…

Глаза Оливера сузилась, теперь в них появилась тревога, а на щеках легкий лихорадочный румянец.

– Я ничего не стану слушать, не желаю! – раздраженно выпалил он и выпустил из рук чашку, которая разбилась возле его ног.

Плотно сжав челюсти, он отвернулся и сосредоточил все свое внимание на рулевом управлении, подводя яхту к причалу и выбирая место для швартовки.

– Но вы должны выслушать меня, Оливер, – настаивала Эбби, впадая в панику, поскольку они уже прибыли и она опасалась, что не успеет со своим признанием. Поверьте, это важно, и я не хочу, чтобы вы услышали это от Джессики или мистера Уэббера…

– Оставьте это для адвокатов, – процедил он сквозь зубы.

– Долго еще вы будете пугать меня адвокатами?

– Идите, соберите свои вещи, – сухо приказал он, даже не оглянувшись на нее. В чем бы вы там ни собирались признаваться, лучше сделать это в присутствии законника, потому что, если вы скажете мне, это не поможет вам спасти свою шкуру. Господи, я, должно быть, совсем сбрендил, если позволил вам дурачить себя.

Он еще продолжал бурчать что-то себе под нос насчет Джессики, ее самой, о каком-то коварном плане их действий, который они замыслили, и о чем-то еще, чего она разобрать уже не могла.

Сжав до побеления губы, Эбби покинула рубку, и отправились за своими вещами в спальню, приготовленную непонятно для какой невесты. Глаза ее наполнились слезами негодования и обиды. Он просто невыносим. Даже не захотел ее выслушать! И опять заговорил о чем-то, смысла чего она никак не может взять в толк. Силы небесные, что за всем этим кроется?

Поднявшись на палубу, Эбби сразу же увидела сестру. Гул мотора стих, яхта, легко скользя, приблизилась к причалу, и Оливер, тоже появившийся на палубе, собирался отдать швартовы. Эбби подошла к борту и помахала сестре.

– Джесс! Джесс! – крикнула она, щурясь от слепящего солнца.

Джесс бежала от берега по длинному молу, босая, с развевающимися на ветру волосами, легкие складки алого саронга на нем увивались следом за ней. Ох, как здорово снова увидеть ее, это такое облегчение после всех пережитых злосчастий!

Сердце Эбби почти остановилось, когда Джесс приблизилась. Нет, она выглядела совсем не так жизнерадостно, как показалось Эбби издали. Она разгневана. А следом за ней на причал примчался человек, и выглядел он совсем как безумный.

Эбби сузила глаза и твердо взглянула на него. Лицо показалось ей знакомым, хотя она точно знала, что никогда прежде его не встречала. В белых шортах, серой футболке и тоже, как и Джесс, босиком. Хотя Эбби глядела на него с опаской, почти как на сумасшедшего, но не могла не отметить его поразительной привлекательности. Он настиг Джесс, когда она уже добежала до того места, где Оливер, сойдя на причал, пришвартовывал яхту.

Человек резко повернул Джесс к себе, мрачное выражение его лица не предвещало ни чего хорошего.

– Нет, стойте, нет! – Прорычал он. До прибытия адвокатов вы не получите возможности сговориться!

Джесс вырвалась от него, но человек схватил ее за талию, прежде чем она успела вскочить на борт яхты.

– Я уже вами по горло сыта, негодяй! – закричала на него Джесс. – Вы сумасшедший, самый настоящий сумасшедший! Двадцать четыре часа на этом чертовом острове лоб в лоб с вами, да еще готовя вам пищу, это кого угодно доведет до бешенства. Меня уже просто тошнит от вас с вашими криками и обвинениями. И если я узнаю, что этот безумец, этот идиот, ваш братец, хоть пальцем тронул мою Эбби, если хоть один волос упал с ее головы, вот тогда вам действительно понадобятся адвокаты, потому что я убью вас!

Эбби в ужасе закрыла лицо руками. Зачем Джесс говорит то, что способно разъярить кого угодно? Тем временем Джесс, вырвавшись из рук того человека, повернулась к Оливеру, который наблюдал всю сцену с крайним удивлением.

– А вы!.. Как смели вы похитить мою сестру? Как вы посмели удерживать ее против воли?

Эбби с ужасом увидела, как Джесс замахнулась и… О нет, она не могла глазам своим поверить… Джесс ударила Оливера кулаком в скулу! Удар был столь неожиданным и сильным, что тот, все еще ничего не понимая, отступил назад. Незнакомец, гнавшийся за Джесс, вновь настиг ее, но было уже поздно. Оливер, потеряв равновесие и какую-то долю секунды покачавшись на краю причала, плюхнулся в море.

Разъяренная Джесс, явно не удовлетворившись своим подвигом, подбежала к человеку, пытавшемуся схватить ее за руки.

– Вы тоже негодяй!

Она опять замахнулась и повторила то же самое, то есть заехала ему кулаком в челюсть. Он был настолько ошеломлен ее свирепостью, что, отшатнувшись, тоже свалился в воду.

Крайне потрясенная невероятностью происходящего, Эбби молча смотрела на сестру, которая подошла к краю причала и наблюдала, как эти двое, приняв водные процедуры, появились на поверхности и теперь выбирались из воды в крайнем смущении.

– Пусть это послужит вам уроком, братцы Уэбберы! – крикнула Джесс купающимся. – Нет ни людей, никаких других чертовых тварей, способных разлучить сестер Лемберт. Вы слишком много берете на себя, но теперь знайте, что мы не дадим себя запугать и запутать. Вы хотите кровавой войны, и вы ее получите!

Затем Джесс посмотрела на побледневшую Эбби, которая все еще стояла на палубе яхты, вцепившись в борт. Широкая улыбка победительницы появилась на лице Джесс, но вдруг она сморщилась от боли и поднесла ко рту костяшки пальцев.

– Черт, как больно! В кино это выглядит так легко и просто.

Эбби разразилась слезами, и это будто разбудило ее, выведя из столбняка. Она тотчас бросилась к сходням, но не успела с них спуститься, как сестра оказалась рядом, заключив ее в крепкие объятия.

– Ох, Джесс, – всхлипывая, бормотала Эбби, прижимаясь к сестре. – Что ты наделала! Кто этот человек? И о каких это братьях Уэбберах ты говорила? Ты не должна была бить Оливера, он здесь совсем ни при чем. Он шофер и так добр ко мне, что…

Джесс отстранилась от Эбби и уставилась на нее каким-то странным, ничего непонимающим взглядом.

– Шофер? Какой еще шофер? Этот тип, которого я только что отправила купаться вместе с Уильямом Уэббером, – его брат и деловой партнер Оливер Уэббер.

Если бы Джесс не поддержала сестру, та могла бы грохнуться на том же месте, где стояла. Голова у Эбби закружилась, колени подогнулись, а все внутренности, казалось, поднялись к самой глотке. Нет, это не может быть правдой. Этого вообще просто не может быть. Она смотрела и смотрела на Джесс и вдруг поняла: это правда, хотя бы потому, что при всех недостатках ее сестра не была лгуньей.

Сердце Эбби оледенело, а мысли пришли в такой беспорядок, что она с трудом сумела сосредоточиться. Оливер… Уэббер. Вдруг до нее дошло, как она одурачена, и удивлялась она теперь только одному – как это раньше она ничего не заподозрила? Ох, негодяй! Господи, как подло он обманул ее, и какой тупицей она оказалась, скушав все это. Однако теперь разъяснилось все, что было ей непонятно. Ведь в его словах, поступках, во всем его поведении постоянно концы с концами не сходились, а она ничего не замечала, идиотка, влюбленная дурочка!

С этой минуты ее сердце, где раньше царила любовь, наполнилось гневом и испепеляющей жаждой мщения. Она бросилась к сестре и, прижав ее к сердцу, решительно спросила:

– Джесс, что ты там говорила насчет объявления войны?

ГЛАВА 13

– Ну и втянула ты меня в дельце, нечего сказать, весьма изысканное. – Эбби в раздражении ходила туда-сюда по грязному полу. – Ох, какое унижение я пережила, когда этот чертов Оливер Уэббер перебросил меня через плечо и свалил сюда, как мешок с гнилой картошкой. Что это такое? Камера пыток?

– Это генераторная, – горестно сказала Джесс, все еще страдая от боли в суставах пальцев. Она сидела на старом потрепанном чемодане возле узкого окна, слишком узкого, чтобы думать о побеге. – То самое место, куда тебя бросают за то, что ты говоришь слишком решительно.

– Мне показалось, Джесс, что ты действовала куда решительнее, чем говорила. Где ты научилась драться кулаками?

– Нигде я этому не училась, уверяю тебя. Каждый бы набросился на них, окажись он на моем месте. Все имеет предел, и как же мне было удержаться? – Она мрачно усмехнулась. – Ох, ну разве ты не видишь, что они сумасшедшие? Хватают нас, перебрасывают через плечо и волокут в эту мерзкую дыру! Я уж рада, что этот идиот Уильям чуть не сдох от сердечного приступа, волоча мое увесистое тельце.

– Не вижу ничего смешного, Джесс, проворчала Эбби. – Сколько они собираются нас тут держать? Я уже сопрела в этих джинсах. И потом, смотри, солнце уже садится, а ночью здесь сойдутся все на свете бегающие, ползающие и летающие твари.

– Ты же слышала, , что сказал Уильям: они заперли нас, чтобы иметь возможность спокойно принять душ и переодеться. Потом, я думаю, нас призовут на заседание испанской инквизиции.

– Ох, Джесс, – простонала Эбби, найдя еще один старый пыльный чемодан и усаживаясь на него. – Что, к черту, происходит? Мне кажется, что это кошмар, что я вот-вот проснусь и окажусь дома, и все будет как прежде, все будет хорошо. Но этого не происходит, ведь не происходит, нет?

– Нет, не происходит, – тихо отозвалась Джесс. – И во всем, как обычно, виновата я. Скажи мне, Эбби, наверное, это было ужасно, когда он похитил тебя из дома? Я и подумать не могла, что с тобой могут случиться такие неприятности, ты веришь мне? – Она подошла к сестре и положила руку ей на плечо. – Я просто казню себя за то, что впутала тебя во всю эту историю. Он был груб с тобой?

Эбби встала и подошла к узкому оконцу. От гула генератора у нее разболелась голова, да и духота здесь была прямо-таки невыносимой. Но гораздо сильнее, гораздо ужаснее боль в раненом сердце, ведь Оливер так обманул ее. Его обман несоизмерим с ее маленькой ложью. Он мог сказать ей, кто он на самом деле, в те минуты, когда она признавалась ему, кто она. Впрочем, сейчас ей вспомнилось, что несколько раз он пытался что-то сказать, но так и не собрался. Видно, необходимость очистить душу была у него менее настоятельна, чем у нее. Она созналась потому, что любила его, ну а его чувства, его забота о ней были, вероятно, поверхностными, не задевающими глубин его сознания.

– Знаешь, Джесс, я была полной идиоткой, – грустно призналась Эбби. – Вот сейчас я думаю о случившемся и просто не понимаю, как это я могла быть такой слепой. Я сделала все, как ты просила, приготовила ужин и все, что нужно для хорошего приема Уильяма Уэббера. Но он не пришел. Пришел другой человек. – Эбби повернулась и, опершись о стену, закрыла глаза. – Сказал, что он шофер, и у меня не было причин ему не верить. Сказал, что мистер Уэббер не смог прийти, просил передать свои извинения. Принес цветы и коробку шоколадных конфет, ну и… Ну, понимаешь, я почувствовала себя немного неловко, ну и… и…

– И что?

Эбби сделала глубокий вдох, открыла глаза и посмотрела на сестру в начинающих сгущаться сумерках.

– Я предложила ему остаться поужинать… Ну и дальше одно повлекло за собой другое…

– Господи! Эбби! – Джесс резко вскочила на ноги. – Надеюсь, у тебя ничего с ним не было?

– Ох, Джесс, пожалуйста, не осуждай меня, – взмолилась Эбби, снова начиная ходить по грязному помещению. – Знаешь, он такой красивый, обаятельный, и мы так приятно провели вечер, а потом я сказала, что улетаю в Париж, и он предложил отвезти меня в аэропорт, я согласилась, но это было сущей катастрофой, потому что он заехал черт знает куда, а в результате я опоздала на самолет. Тогда он решил отвезти меня к паромной переправе, но опять заблудился, так что в конце концов мы оказались в Кенте, в роскошном особняке Уильяма Уэббера, где работал глухой испанец-садовник, куда потом приходила некая Мелани, сауна и великолепная романтическая кровать с пологом, ну и…

– Постой-ка! Не так быстро! – прервала ее Джесс, взяв за плечи и слегка встряхнув. – Что-то Я ничего из твоего рассказа не пойму. Какой глухой испанец? Какая Мелани в сауне и с кроватью? Вдумайся, что ты мелешь! Начни-ка с самого начала, да поспокойнее. Расскажи все по порядку.

– Нет, Джесс, ты лучше сама объясни мне, что происходит, – прошептала Эбби. – Оливер высказывал такие ужасные подозрения… Я почти ничего не поняла из того, что он говорил. Единственное, о чем я догадывалась, что это как-то связано с программным пакетом, который ты просила меня передать…

– И ты передала?

– Разумеется. А для чего же он тогда приходил?

Джесс со стоном соскользнула вниз, осев на край старого чемодана.

– Ну конечно! Как я могла тебя предупредить, когда и сама еще ничего не знала… Ох, ну и ублюдки! Теперь у них обе копии. Да, лихо они нас околпачили, ничего не скажешь, и игру, и нас обеих при брали к рукам! – Джесс охватила голову руками. Лжецы и предатели они оба. Но они у меня поплатятся, поверь мне, Эбигейл, они у меня за все поплатятся!

– Но в чем… Джесс, объясни мне наконец, в чем тут дело. Пожалуйста, прошу тебя, я ничего не понимаю.

Джесс подняла голову и посмотрела на сестру.

– Эбби, они украли мою игру. – Голос ее прерывался от волнения. – Ты отдала Оливеру Уэбберу одну копию…

– Но я не знала, что он Уэббер, – возразила Эбби. – Он сказал, что он шофер Уильяма Уэббера, и потом, ведь ты сама велела отдать пакет. Я, правда, отдала его не Уильяму Уэбберу, а его шоферу, но какая в сущности разница?

– Да нет, Эбби, я не виню тебя. Я знаю, мы так условились. Но вот чего я никак не предвидела, так это того, что он намеревался украсть идею. Уильям Уэббер обыскал мой номер в Нью-Йорке и украл мою копию, в самом прямом смысле слова украл. Он и не собирался покупать ее. Оба они воры и…

– Джесс! – прервала ее Эбби, которая не могла поверить в это. – Джесс, ты ведь уже убедилась в том, насколько богаты эти двое. Какой черт мог заставить их воровать твою идею? Это просто в голове не укладывается.

Последовало долгое молчание, такое долгое, что Эбби даже испугалась. Нет, что-то здесь не так… Оливер говорил о коварных замыслах и преступных действиях Джесс, называл ее мерзкой интриганкой…

– Ох, Джесс, – вырвалось у Эбби, скажи мне, что ты натворила?

Они обе насторожились, услышав звук отпираемого замка. Джесс быстро подскочила к сестре и, взяв ее за плечи, прошептала:

– Послушай, Эбби! Держись перед этими двумя спокойно и уверенно, но говорить предоставь мне. Ты все равно не поймешь, в чем они будут обвинять нас, так что положись на меня.

И когда оба брата ступили внутрь генераторной будки, чтобы схватить сестер своими мерзкими лапищами и потащить за собой, Эбби лихорадочно пыталась понять смысл последних слов Джесс. И задавала себе вопрос: как она, Эбби, сможет молчать и ни во что не вмешиваться, пока сестра ее будет в одиночку сражаться с этими злодеями? Разве не должны они выбираться из всей этой возмутительной неразберихи вместе?

– Ну как, обо всем успели сговориться? – ехидно спросил Уильям, схватив Джессику за руку и потащив в сторону виллы.

– А вы? – парировала она, выдернув у него руку. – Я знаю дорогу, так что нечего волочить меня силой, как тащили ваши тяжеловесы того несчастного репортеришку из самолета.

Оливер, выведя Эбби из генераторной будки, тоже крепко держал ее за руку и, следуя за теми двумя, прошептал:

– Как вы могли, Эбби?

– Отпустите! Здесь мне бежать некуда.

И не смейте изображать, что вашим чувствам нанесен непоправимый урон. Да, я сестра Джессики Лемберт, но ведь и вы, как выяснилось, брат Уильяма Уэббера, так что мы с вами квиты!

Они достигли веранды виллы, и Джесс, взяв Эбби под руку, обернулась к братьям и сухо сказала:

– Не думайте, что я буду на вас стряпать. А того, что я наготовила прежде, на всех не хватит. Вполне очевидно, что вы двое – избалованные отродья и не способны позаботиться о себе. Но с голоду вы не помрете, там что-нибудь для вас найдется. Ну а мы, если не поедим, то это нам только на пользу, вам же от этого не должно быть ни тепло ни холодно.

– Говорила бы за себя, – тихо пробормотала Эбби, поскольку изрядно проголодалась, и желудок ее протестовал против Джесс, когда та уводила ее в дальний конец веранды. Перед тем она бросила на Оливера печальный взгляд и не могла не подумать, что выглядит он все же несчастным и страдает, возможно, не меньше, чем она. Она даже позволила одной хилой мысли распуститься в полный цвет, и мысль эта была о том, что не Оливер инициатор их мучений. Нет, не Оливер! Но потом ее вновь затопила обида, в памяти всплыла его ложь – он заставил ее поверить в свое шоферское звание… Братцы Уэбберы один другого стоили, пар очка воров и обманщиков.

В конце веранды Джесс подошла к стеклянным дверям, открытым в патио, и они обе ступили внутрь. Эбби устало ссутулила плечи.

– Ну и что ты теперь думаешь делать? – весело спросила Джесс.

– В каком смысле? – спросила Эбби довольно мрачно.

– в смысле ночлега, конечно. Предпочтешь блаженство или как?

Эбби осмотрелась вокруг. Глаза ее поднялись к высокому потолку, пересеченному деревянными балками, с которых свисали вентиляторы, лениво вращающие широкими лопастями. Повсюду уютные и прохладные на вид кресла из индийского тростника под белыми миткалевыми чехлами. Деревянный пол устилали кустарной работы мохнатые коврики. На спинку дивана небрежно наброшено цветастое покрывало… Эбби чуть не расплакалась, потому что все здесь слишком причудливо И почти нереально.

– Тут, конечно, немного уютнее, чем в пыточной камере, но тюрьма она и есть тюрьма, – сказала Эбби, проглотив слезы, ибо не хотела вконец разнюниться перед сестрой.

Джесс подошла к ней и обняла за плечи. – Родная моя, мы побывали в аду и выберемся отсюда, мы обе, но для этого надо немного потрудиться. Короче говоря, у меня есть план…

Эбби застонала и отшатнулась от сестры.

– Такой же, как и последний? Видишь, куда нас завели твои вечные планы? Может, ты думаешь, что у нас тут большие возможности, в этом райском уголке? Ох нет, Джесс. Эти двое думают, что мы сообщницы, что мы совершили какое-то страшное преступление. Они вызвали сюда законников, и я даже готова подумать, что нет дыма без огня. Джесс, скажи мне, что ты натворила? Я, конечно, не разбираюсь в компьютерах, но ты, видно, сделала что-то такое, что довело этих двоих до бешенства. Ты ничего не говоришь мне… Не рассказываешь, как вышло, что в Нью-Йорке вы встретились с Уильямом Уэббером. Меня держали в Кенте якобы в ожидании его возвращения, а вы, значит, в это время были вместе. Оливер принимал меня за тебя, ну, я не стала его разубеждать и…

– Кар-р-рамба! Якор-р-рь тебе в тр-р-ри узла и кор-р-рму! Кар-р-рамба!

– Заткнись, Пинки! – крикнула Джесс замахала руками на присутствующего здесь розового, как леденец, большого попугая, разразившегося вдруг потоком матросской брани.

Эбби вдруг разрыдалась.

– Нет, я больше не могу! – кричала она сквозь рыдания. – Вы все здесь сумасшедшие вместе с вашими попугаями, и я тоже сумасшедшая, и все это сплошное проклятье, проклятье!

– Эй, выше нос, сестренка! – подбодрила ее Джесс. – Не теряй присутствия духа. Ты все это время держалась молодцом, так продержись еще немного.

– Но я люблю его, Джесс. Это хуже всего, хуже всяких потерь, хуже… Ты же не знаешь, я по уши влюбились в Оливера, и, думаю, он тоже, он ведь сказал мне, что мы поженимся, и…

– О Боже!.. – Джесс склонилась к самому уху сестры. – Ну, успокойся, дорогая, все будет хорошо, поверь мне.

Эта пара выродков, что они себе позволяют? Нет, они за все поплатятся. Если даже это будет ее последним действием на земле, она их достанет, они ее попомнят! Оливер соблазнил ее сестру, Уильям соблазнил ее, Джесс, и все с намерением завладеть игрой, ничего не платя, а действуя лишь любовью и заботливостью.

Эбби отстранила сестру, гнев теперь занял место страха.

– Оливер тоже, когда не хочет смотреть в лицо правде, подбадривает меня и внушает, что все будет хорошо. Можно подумать, что я ребенок, но это не так. – Она вытерла слезы тыльной стороной ладони. – Мне нужно принять душ, а потом я пойду и скажу этому идиотскому «шоферу» все, что я о нем думаю, – решительно заключила она.

– Правильно, девочка, – поддержала ее Джесс. – Пойдем, ты примешь душ, а я пока смешаю пару ромовых коктейлей, и мы позволим себе немного расслабиться. – Она тяжело вздохнула. – Ох, Эбби, если это утешит тебя, то знай, я в той же лодке.

Эбби подняла заплаканное лицо и прошептала:

– Что ты имеешь в виду?

Джесс пожала плечами и опустила ресницы.

– А ты как думаешь?

Эбби ни о чем не в состоянии была сейчас думать, но одна догадка в ее изможденном сознании все же промелькнула, чуть не заставив заплакать, теперь уже не из-за себя, а из-за Джесс.

– Ты… ты в него влюблена? В этого Уильяма Уэббера?

Эбби была потрясена, хотя нельзя сказать, что восприняла новость исключительно отрицательно. Ведь Джесс никогда не давала воли своим чувствам. Не было человека, который мог бы похвастаться, что завладел ее сердцем. А вот теперь нашелся такой, но, увы, он оказался вором, похитителем людей и, что самое неприятное, вряд ли отвечает на ее чувства взаимностью. Если бы это было не так, разве он засадил бы ее в генераторную будку? Да и Бог знает, что еще он вытворял над нею.

Джесс бодро вскинула голову.

– Была влюблена, Эбби, была! Но теперь с этим покончено. Он так задурил мне голову, так пошло и мерзко надул, что ни о какой любви теперь не может быть речи. Видишь ли, я ведь не знала, кто он. Он представился как Оливер, взял имя собственного братца, чтобы дурачить меня. А я, выходит, действительно дурочка, если поверила ему. Ты бы смогла полюбить такого негодяя, Эбби? Да нет, конечно, не смогла бы. Но он за все мне заплатит, это уж будь спокойна. – Джесс резко отвернулась. – Пойдем, я покажу тебе ванную.

Эбби последовала за сестрой, понимая, что та лжет самой себе. Она все еще любит этого человека. Эбби не сомневалась в этом, потому что и сама испытывала то же самое в отношении Оливера. Она тоже полюбила человека, который обманул ее, и,когда она узнала об этом, думала, что любви не осталось места, но очень скоро поняла, что смертельно ранена любовью, любовью перед которой отступает все. Джесс может сколько угодно отрицать свое чувство и грозить местью, но Эбби видела, как глубоко затронуто сердце сестры этой любовью. Она сама, Эбби, тоже хотела бы отомстить Оливеру, хотя в меньшей, конечно, степени, потому что они с Джесс совсем разные. Джесс существо более раскованное, она лучше разбирается в людях и проблемах городской жизни, ей нравятся острые ощущения, а Эбби совсем не такая, более замкнутая, спокойная, миролюбивая, но и ей в эти минуты хотелось отомстить.

Только разве это возможно – отомстить двум таким сильным и властным личностям? В их мире все решают деньги. А эти Уэбберы в бизнесе весьма удачливы и даровиты, если судить, с какой легкостью околпачили двух влюбившихся сестричек. А теперь вот держат их узницами на удаленном от всего райском островке, где между ними и цивилизованным миром нет ничего, кроме многих миль голубой воды. Еще и адвокаты сюда вот-вот прибудут, и тогда…

– Мне кажется, ты должна получше мне все объяснить, – заговорила Эбби, высвобождаясь из пыльной и пропотевшей одежды посреди мраморной ванной, находящейся рядом со спальней.

– Ты тоже расскажешь мне все поподробнее, – с энтузиазмом поддержала сестру Джесс. – А потом мы кое о чем условимся. Я имею в виду свой план…

Эбби осторожно взглянула на сестру и ступила под ласковые струи душа. Какие там еще планы? Что опять Джесс задумала? Кажется, что за всем этим скрывается нечто большее, чем просто компьютерная игра.

– Пойду приготовлю выпивку, а потом расскажем друг другу все с самого начала и хорошенько обсудим наше положение. Джесс подобрала с пола одежду сестры. Я принесу тебе во что переодеться. У меня тут куча тряпок из того, что Уильям накупил мне в Нью-Йорке. Ты потеряешь сознание, когда увидишь кое-что от Версаче.

Эбби, закрыв глаза, блаженствовала под долгожданной свежестью душа. Сестра всегда изумляла ее. Ну как в такой дикой ситуации можно думать об одежде? А с другой стороны, что толку, что Эбби без конца эту ситуацию обдумывает? Ведь она даже понять в ней ничего не может. Здесь много такого, что сестра, если захотела бы, могла ей объяснить. Ох, Джесс, милая, дорогая сестричка, родная плоть и кровь! Эбби знает о ней достаточно, насмотрелась на ее эксцентрические выходки, но уверена, что сестра органически не способна на низость, так что называть ее мерзкой интриганкой никто не смеет. Нет, родная кровь – не водица, ее любовь к сестре должна быть сильнее любви к Оливеру, так что она и мысли не должна допускать, что Джесс действительно виновата в чем-то преступном. Если жизнь поставила ее перед выбором, то она выбирает сестру и будет с ней до конца. Но так ли она уверена? Нет, надо расспросить Джесс поподробнее.

Позже девушки, забравшись с ногами в плетеные кресла и попивая коктейли, разговаривали, то и дело перебивая друг друга и издавая возгласы изумления или страха, выслушав очередную подробность из того, что случилось за это время с каждой из них, и даже, по извечному женскому обычаю, всплакнули о своей потерянной любви.

Уже совсем стемнело, и Джесс встала и зажгла несколько свечей, укрепленных на дне больших стеклянных чаш. Пинки сидел на спинке дивана и во все время разговора благоразумно помалкивал, но, когда Джесс случайно задела его чашку с арахисом, он вдруг будто включился и бодро прохрипел:

– Пр-р-ремного благодар-р-рен! Пр-рремного благодар-р-рен! Какая пр-р-релесть! Пр-р-релесть!

Эбби не могла поверить, что они находятся в таком экзотическом месте, никак не могла поверить тому, что услышала от Джесс, и даже тому, что сама рассказала сестре. Это какой-то безумный фильм Мэла Брукса[26] с подтекстом, передающим интонации ужасающих выдумок Стивена Кинга. Но самое мистическое во всей истории – план Джесс, крайне смущавший Эбби.

– Скажи, я правильно поняла, – спросила она, как только попугай успокоился, Убберы с самого начала имели цель украсть твою игру?

– Вероятнее всего. На чем я остановилась? Ах да, я хотела объяснить тебе, почему они так поступают. Впрочем, ты никогда не сталкивалась со всеми этими подпольными проблемами, затрагивающими компьютерный бизнес, ведь так? Ну как бы тебе попроще объяснить?. Допустим, их компания испытывает серьезные финансовые трудности, а потому они нуждаются в притоке свежих идей со стороны, чтобы как-то поправить свое положение.

– Продолжай, Джесс. Итак, они, по-твоему, вынуждены крутиться? Но ты бы видела их поместье и особняк в Кенте! А этот остров? Я уж не говорю о лимузине и яхте…

Это ничего не значит. Это все можно арендовать, а если даже это действительно их собственность, они в один момент могут всего лишиться, увязнув в долгах и все такое прочее… Но как бы там ни было, – пожала плечами Джесс, – каковы бы ни были их подлинные причины, они сделали это – украли мою игру.

– Хорошо. А что это за бизнес такой хакерство? – спросила Эбби.

– Кто тебе говорил о хакерстве? – изумленно ответила вопросом на вопрос Джесс.

– Оливер говорил.

Эбби провела холодным стаканом по лбу, пытаясь точно вспомнить, когда и при каких обстоятельствах Оливер упомянул это слово. Она не особенно старалась тогда запоминать, поскольку это слово ничего ей не говорило.

– Да. Уильям тоже как-то произнес его, – задумчиво проговорила Джессика, затем встала и начала ходить по комнате. Начать с того, что он, кажется, думает, будто я нарочно все подстроила, нарочно пролила на него коктейль, затем манипулировала им в постели, ха! Подумать только! Нарочно! Якобы я специально сообщила прессе о том, что мы собираемся пожениться, чтобы исподволь захватить над ним власть. Представляешь? Вот тогда-то все и закрутилось, он взвился, и посыпались на мою голову подозрения и обвинения. Думаю, он просто использовал момент, чтобы свалить все с больной головы на здоровую. Но шума поднимать не стал, пригрозил мне адвокатами, тюрьмой и тихо уволок сюда, на этот чертов остров. Я толком и понять ничего не могла, но потом, когда мы были уже здесь, у него это и проскользнуло. Он сказал что-то о том, как обычно поступают с хакерами, первое более или менее определенное обвинение…

– Так что все-таки значит – быть хакером?

– Вряд ли ты поймешь, – огорченно сказала Джесс. – Ты ведь никогда не интересовалась компьютерами и всем, что с этим связано.

– Ну, спасибо! – буркнула Эбби. – Однако ты ведь втравила меня в эту свою компьютерную историю.

– Прости, я не хотела тебя обидеть… Джесс вздохнула и серьезно взглянула на сестру. – Постараюсь объяснить попроще.

Хакеры – это компьютерные ловкачи, фанатики своего рода, как правило из любителей, но опытные. Они незаконными путями проникают в чужие компьютерные сети, отдавая предпочтение засекреченным. Есть среди них просто хулиганы, которые подобным образом развлекаются, другие охотятся за определенной информацией в сугубо корыстных целях, а третьи заражают чужие системы вирусами, что может быть причиной непоправимой потери информации со всеми вытекающими отсюда последствиями, подчас весьма тяжелыми. Еще существует целая сеть компьютерного шпионажа, что-то вроде прослушивания телефонов.

– И Уэбберы думают, что ты этим занимаешься? – ошеломленно спросила Эбби. Но на каком основании? Я имею в виду, с чего бы тебе заниматься такими делами?

– Понятия не имею. Но и Уильям, и Оливер, оба они, кажется, думают, что я именно этим и занимаюсь, а ты моя сообщница.

– Но почему все закручено вокруг твоей игры?

– Откуда, черт их возьми, мне знать? Кажется, именно с игрой они это как-то и связывают… Но точно я ничего не знаю.

– И ты не спросила об этом?

Твердой уверенности в том, что могла и чего не могла делать Джесс в этом неведомом компьютерном мире, у Эбби не было. С такой яркой индивидуальностью ей ничего не стоило впутаться в какую-нибудь авантюру. Эбби вдруг так разволновалась, что даже сердце ее забилось быстрее. Занимайся Джесс и в самом деле этим клятым хакерством и испугайся так сильно, как теперь, разве призналась бы она в этом? Стала бы она это даже обсуждать с кем бы то ни было? Все эти дни, недели и месяцы, что они с покойным отцом провели за компьютером, не прошли даром. Джесс была опытна во всем, что касалось этих непонятных для Эбби развлечений. Раз она сумела изобрести такую ценную компьютерную игру… Ужасная мысль внезапно осенила Эбби, что Джесс с ее знаниями и опытом была, вероятно, способна и на что-нибудь похлеще…

Эбби потерла лоб и стала смотреть, как ее сестра нервно ходит по комнате. Она так и не ответила на ее вопрос. Почему она не спросила Уильяма Уэббера, на чем он основывает свои подозрения?

– Джесс, ты со мной до конца откровенна? Тебе нечего мне больше сказать?

Джесс замерла на месте. Даже Пинки перестал сновать вверх-вниз по спинке дивана. Наступило молчание, слышался только тихий шелест вентиляторов над головой.

– Так ты не веришь мне, да? – заговорила наконец Джесс, до которой дошел смысл и подоплека вопроса. – Моя единственная сестра… Здорово же тебе обтесал мозги этот «шоферюга». Ты отказываешься верить в мою невиновность! Как ты можешь, Эбби, как можешь ты быть такой жестокой и вероломной?!

Эбби так резко вскочила на ноги, что Пинки шарахнулся от нее в сторону и, с трудом выровнявшись, тяжело взлетел на одно из стропил.

– Нет, Джесс, не говори так! – крикнула Эбби, – Я просто пытаюсь получше разобраться во всем этом, вот и…

– Семейные разборки, не так ли? – Вдруг прозвучал от дверей патио насмешливый голос Уильяма Уэббера.

Девушки обернулись в его сторону. Они так увлеклись беседой, что даже не слышали, как открылась дверь.

– Нет, никакими семейными разборками мы не занимаемся! – взвилась Джесс, краснея от возмущения внезапным вторжением. – Пусть мы здесь узницы, но ведите же себя пристойно и не врывайтесь без стука.

– Я никогда не стучу в двери собственного жилища, Джесс. Я пришел сказать, что ужин подан, так что, если хотите, можете присоединиться к нам.

– У нас есть выбор? – язвительно спросила Джесс.

– Конечно. Вы можете есть или не есть. Ваше право.

– В таком случае, нет!

– Пойдем, Джесс, – взмолилась Эбби. – Это смешно, в конце концов. Я помру с голоду, если не поем. Потом, после ужина, мы гораздо лучше сможем разобраться во всем. А сейчас у меня даже голова не варит.

– Ваша сестра обладает качествами, которых у вас отродясь не было, Джессика. В конце концов, мы можем поужинать с ней, а вы как хотите. Вот вам моя рука, Эбигейл. – Уильям рассмеялся и предложил Эбби руку, согнутую в локте, глядя на нее как на союзницу, а не как на неприятеля. Позвольте проводить вас к столу.

– На своем велосипеде, мистер Уэббер, – отрезала Эбби, проходя мимо него – вы можете прокатить только одну из нас, но поодиночке мы обычно не катаемся, Джесс последовала за ней и усмехнулась зло и победно, когда проходила мимо Уильяма.

Оливер уже сидел за столом, накрытым на веранде, расположенной со стороны гостиной. Стол выглядел великолепно – сталь, серебряные приборы, все поблескивает и мерцает в свете свечей. Картина эта болезненно напомнила Эбби о том вечере, когда все только начиналось, когда в их чудесной кенсингтонской квартире она приготовилась к приему Уильяма Уэббера, а ужинала с его шофером на кухне. С тех пор прошло не так уж много времени, но они успели перелететь через океан на другой континент. Ах, если бы у Эбби действительно был выбор, она предпочла бы сейчас ужинать в Лондоне, у себя дома.

При их появлении Оливер встал.

– Эбигейл, нам надо поговорить, – прошептал он, отодвигая для нее стул. – Позже, после ужина, когда все лягут. Я буду ждать вас на берегу, возле пристани.

Он держал ее стул за спинку, их пальцы случайно соприкоснулись, и между ними, будто электрический заряд проскочил, но Эбби постаралась не показать виду. Она не могла простить ему того, как он с ней поступил и как продолжал поступать, заодно со своим братцем выдвигая безумные обвинения. Нет уж! Пусть, если ему охота, хоть до утра торчит на берегу, она туда не придет.

Уильям, подавая в это время стул Джессике, сказал: .

– Полагаю, начать надо со взаимных представлений.

– Кажется, мы и без того уже прекрасно выяснили, кто есть кто, – сурово отрезала Джесс:

– Да что с вами, Джессика? Каждое мое замечание встречает у вас резкий отпор, – растягивая слова, тихо проговорил Уильям. – При такой вашей реакции мы вряд ли сможем далеко продвинуться.

– Чтобы продвигаться, надо двигаться! Так что, мистер, ближе к делу! Когда прибудут ваши адвокаты?

Сказав это, Джесс сама выхватила из ведерка со льдом, стоящего между нею и Уильямом, бутылку вина.

Оливер встал и, кивнув брату, направился в гостиную.

– Я отложил на время их приезд, – сказал Уильям и, забрав бутылку у Джесс, открыл ее и наполнил бокалы.

Эбби сидела, сложив руки на коленях, не решаясь прикоснуться к вину и добавить к уже выпитому ею раньше. Она могла, конечно, что-нибудь сказать, но Джесс посоветовала ей держаться спокойно и помалкивать, предоставив все разговоры ей.

Скоро вернулся Оливер с большим серебряным блюдом, наполненным креветками, и поместил его в центр круглого стола. Глаза Эбби расширились от удивления. Неужели это приготовил сам Оливер? На кухне в Кенте он казался таким же неумехой, как и она сама. Еще один его обман.

Тем временем Уильям продолжал:

– Мы с братом обсудили это и решили, что с законниками можно пока не спешить. Но если вы не согласитесь с нашими условиями, они, конечно, тотчас будут вызваны сюда.

– Ха, уже шантаж! – фыркнула Джесс, жестом отвергая еду, которую Оливер раскладывал по тарелкам.

– Итак, характеризуя происходящее, вы, Джессика, использовали слово шантаж, я не ослышался? – глухо проговорил Уильям.

Джесс хмуро взглянула на него.

– Да, шантаж! – вдруг вступил в разговор Оливер. – Единственное слово, которым можно объяснить ваше с сестрой поведение.

– Шантаж! – повторила Эбби, подумав про себя, что она, должно быть, успела нахвататься от попугая дурных привычек, и решила наконец взять бокал и пригубить вино.

– Успокойся, Эбби, – приказала Джесс. – Я ведь просила предоставить все это мне. – Она откинулась на спинку стула, и взор ее переходил с одного брата на другого. – Что, по-вашему, является шантажом в данной ситуации? – спросила она.

– Нет, это вы нам объясните. Ведь это вы заварили всю кашу, послав мне факс с приглашением поужинать и обсудить ваш новый проект. Вы, и никто другой, выработали свой коварный план. Кстати, вовлечение в эти грязные маневры собственной сестры тоже не делает вам чести. Тут я вполне согласен с Оливером, сказавшим мне, что она даже в компьютерных делах не разбирается и, если стала вашей соучастницей, то лишь по неведению, не зная, во что вы ее вовлекли.

Легкий жар пробежал по щекам Эбби. Значит, Оливер все-таки пытался оправдать ее перед своим грозным братцем.

– Моя сестра знала, во что вовлечена… Эбби удивленно взглянула на нее. Неужели Джесс не понимает, что это звучит как осуждение и приговор? А Джесс тем временем продолжала:

– Моя сестра это моя сестра, вот и все, что я могу сказать двум таким наглым лжецам, как вы. Вы ведь не собирались покупать мою игру. Вы, Уильям, получив мой факс, согласились отужинать со мной лишь потому, что почуяли добычу, узнав, что я изобрела нечто новенькое и тем уже ценное. Но зачем же покупать, когда можно взять задарма? Вот вы и подослали своего братца, выдавшего себя за вашего шофера…

– И шоферская униформа, скажу я вам, не самый комфортный вид одежды. Я чувствовал себя в ней как идиот, цепляясь ее чертовыми прибамбасами за все, что попадалось на моем пути, – с неподдельной грустью проговорил Оливер.

– Заткнись, Оливер! – раздраженно прикрикнул па брата Уильям.

– Я уже говорила вам, что в Нью-Йорке задержалась случайно, просто опоздала на самолет, и была страшно огорчена, что не успеваю на этот, чтобы ему провалиться, ужин! Потому я и позвонила сестре с просьбой принять Уильяма Уэббера! Уильяма Уэббера, заметьте, а не его шофера, – гневно продолжала выговаривать Джесс, будто не замечая, что ее прервали. – Так что все дальнейшее явилось для меня полной неожиданностью. Человек, которого я совершенно не знала, схватил меня, уволок в свой номер, назвался чужим именем, потом, прикарманив мою сумочку, обчистил мой номер и выкрал мою дорогостоящую игру.

И что? По-вашему, выходит, я сама все это подстроила? Абсурд! Это было выгодно только вам. И это вы все подстроили, подставив под мой невинный банановый коктейль свою мужественную грудь. Вы хорошо знали, в каком коктейле вам купаться! Иначе говоря, вы с самого начала знали, кто я, и охотились на меня. В результате ваших усилий вы заполучили обе копии игры, и обе я считаю украденными, ибо, хотя Эбби и передала вторую копию собственноручно, но…

– Не забудьте упомянуть и о третьей копии, – вновь прервал ее Оливер, сосредоточенно разбирая на части королевских размеров креветку.

– О какой третьей копии? – взглянув на брата, спросил Уильям.

Прежде чем продолжить, Оливер ополоснул пальцы в чаше с водой, где плавали кусочки льда.

– Я говорю о той копии, которую Эбигейл собиралась везти в Париж.

– Это неправда! – протестующе взвилась Эбби. – Я собиралась в Париж для того, чтобы обсудить условия своей будущей работы!

Оливер пристально смотрел на нее через стол.

– Вы тогда говорили иное. Сказали, что в море, кроме Уильяма Уэббера, плавает много другой рыбы и что вы намерены на всякий случай предложить игру и кое-кому в Европе.

Эбби густо покраснела.

– Должна сознаться, что это была ложь. Я просто подумала, что если скажу так, то это… ну, это поможет Джесс выгоднее продать игру, вот и…

– На вилле я предложил вам поместить эту копию в сейф, но вы отказались, просили меня не беспокоиться…

– Да не было там никакой третьей копии! – продолжала твердить свое Эбби. – Как я могла дать вам для помещения в сейф что-то, чего не существует в природе? Не было у меня ничего!

– Ох, и все это вскрывается только теперь! – взорвался Оливер. – Еще один ваш миленький маленький обманчик. Так скажите уж заодно, что еще вы от меня утаили?

– Эй, голубки! – саркастически прервала их перепалку Джесс. – Давайте не будем устраивать тут мелодраматических сцен. А вам, мистер шофер, – обратилась она к Оливеру, – вроде бы не к лицу уличать мою сестру в мелких обманах, когда сами вы по уши погрязли во лжи.

– Ну все! Достаточно! – крикнул Уильям, так сильно стукнув кулаком по столу, что вся серебряно-хрустальная сервировка задрожала и зазвенела. – Хватит этого нелепого базара!

– Вот именно! – выпалила Джесс. Все это начинает походить на дешевый фарс. Я полагала, что вступаю в переговоры с одной из наиболее уважаемых компьютерных фирм, а на деле выходит, что наткнулась на реанимированного Лорэла[27] с этим его чертовым Харди[28]. Я предложила вам свой товар, ни минуты не сомневаясь в вашей порядочности, потому что фирма «Уэбберс Софтвер» считается одной из лучших в мире. И что я обнаружила там? Обман и воровство, вот что! И вы еще имеете наглость в чем-то обвинять нас! – Джесс встала и с силой швырнула на стол салфетку. Достаточно – значит, достаточно. Пойдем, Эбби, предоставим этим мистерам побазарить с глазу на глаз, без свидетелей. Я ничего не хочу больше слышать.

Эбби особого восторга не выразила, поскольку красивый жест остается красивым жестом, а шанс подкрепиться она безвозвратно теряла. Но все же покорно встала и собралась последовать за сестрой, как вдруг Уильям схватил ее за руку и вернул к стулу.

– Сидите! Вы обе! И перестаньте вести себя, как парочка капризных подростков, строго прикрикнул он на них. – Послушайте, Джессика! Может быть, прервем пока разговоры и поедим по-человечески? Сами, если не хотите, можете не есть, но не дайте же помереть с голову своей любимой сестричке. Делайте, как я сказал, садитесь!

Джесс так и сделала, плюхнулась на стул, но не преминула все же бросить разгневанный взгляд на своего одноразового любовника.

– Морской еды? – предложил Оливер.

Джесс медленно перевела на него свой взор, пылающий праведным негодованием, и бедный Оливер растерянно и смущенно вернул на стол блюдо, любезно протянутое в ее сторону.

– Правильно, Джессика, не ешьте! Зачем отвлекаться на такие пустяки? Давайте сразу перейдем к делу, – повелительно проговорил Уильям. – Итак, сколько вы хотите?

Джесс язвительно усмехнулась.

– О, вижу, вы решили поторговаться?

Дошло наконец, что шансов прокрутить свое дельце у вас нет, вот и соизволили сменить тактику. Да вы и приезд адвокатов тормознули потому, что стоите на одной ноге и не знаете, найдется ли, куда поставить другую. Закрутился, значит, наш голубчик, решил, что теперь самое время поторговаться. – Джессика привстала и через стол наклонилась к Уильяму, глаза ее горели решимостью. – Ну так я удивлю вас, мистер Уэббер! Я ничего не продаю. Передумала. Не желаю торговать своими идеями теперь, когда…

– Вы не можете торговать тем, что вам не принадлежит, – мрачно прервал ее Оливер.

Джесс резко повернулась к нему и выпалила:

– Хоть вы и украли у меня дискеты, но идея все еще принадлежит мне!

Оливер откинулся на спинку стула и смотрел теперь на Джесс с холодной угрозой, отчего кровь в жилах у Эбби заледенела.

– Вы, Джессика Лемберт, лгунья и мошенница, – твердо сказал он.

– Оливер!

Эбби задохнулась от негодования, услышав, что он в глаза так возмутительно обзывает сестру.

Уильям дотянулся до Эбби и снисходительно потрепал ее по плечу, как бы успокаивая.

– Слушайте, Эбби, слушайте, вам это будет полезно. Продолжай, Оливер.

Оливер наклонился к Джессике, оцепеневшей и утратившей. дар речи от такого грубого обвинения.

– Эта игра вам не принадлежит, так как же вы собирались ею торговать? Вы называете нас ворами, в то время как вы-то и есть настоящая воровка. Эту игру, Джессика, изобрел я. Эта игра является собственностью Уэбберов, потому что я изобрел ее. Повторяю вам, изобрел ее я. И могу доказать это, ибо игра уже запатентована, мы имеем на нее авторские права. А вы, проникнув каким-то образом в нашу компьютерную систему, украли у нас идею и нам же пытаетесь ее продать.

Джесс вдруг вскочила на ноги, от ярости чуть не потеряв равновесия.

– Вы сущие выродки! – гневно выкрикнула она. – Другого слова я и не подберу! Подлецы и грабители! Вот теперь я все поняла! Неудивительно, что вы похитили нас и насильно удерживаете здесь, на своем чертовом острове. Да еще и запугиваете! Конечно, копии у вас, вам и карты в руки! Пока нас держат здесь, там быстренько производится копирайтинг![29] Когда это вы провернули? Вчера? Позавчера?

– Шесть месяцев назад, – спокойно сказал Уильям.

Руки Эбби сжались в кулаки. Она хотела бы умереть на месте. Есть вещи, которые понятны даже тому, кто не разбирается в компьютерах. И если это правда, если, эта идиотская, черт, идиотская игра и действительно… Да нет! Этого не может быть! Джесс органически не способна на такие вещи!

– Игра еще не запущена в производство, – продолжал Уильям, – но тем не менее она является нашей собственностью. Нашей!

Голова Эбби пошла кругом от столь страшного для ее сестры утверждения, но все же она нашла в себе силы подать голос.

– Так почему… почему же… почему вы сейчас решили поторговаться? – дрожащим голосом спросила она.

Все взоры вдруг обратились на нее, будто она сказала нечто совершенно неожиданное.

– Да, – заговорила Джессика, переведя внимание всех на себя. – Вот именно! Почему вы решили поторговаться, если игра, как вы утверждаете, и так принадлежит вам?

Эбби с отчаянием непонимания перевела взгляд на сестру. Почему та не отрицает страшного обвинения?

– Да просто решил купить ваше молчание. – Спокойно сказал Уильям. – Потому, Джессика, что, как вы и сами должны понимать, дело здесь не в одной игре, все гораздо серьезнее.

Джесс почти свалилась на стул. Она схватила бутылку с вином, и никто не остановил ее. Напряженность ее резко спала, хотя это мог понять только близкий человек, знавший ее всю жизнь, так, как сестра, например. Эбби следила, как она дрожащей рукой наполняет свой бокал. Джесс что-то знает, вот в чем дело. Ее не так легко запугать. Фактически Эбби не могла припомнить ни одного случая, когда Джесс не справилась бы с какой-либо ситуацией. Вот и сейчас, очевидно, она все обдумала и… Да, она откалывала подчас коленца и наживала себе на том огромные неприятности, но ей всегда с честью удавалось выйти из любой передряги. Может, и действительно существует какая-то мистическая привилегия хронических неудачников, которые в итоге переигрывают всех? Уильям сказал, что дело не только в игре, что все гораздо серьезнее, и, судя по реакции Джесс, так оно и есть. Тут что-то сверхсекретное, чего Уильям не может защитить от Джессики, и та быстро сообразила, что к чему и теперь уж своего шанса не упустит.

Эбби смотрела на сестру как зачарованная, глаз не могла отвести. Джесс теперь совершенно успокоилась, задумчиво покрутила в тонких породистых пальцах ножку бокала, смотрела вино на свет, неторопливо подносила бокал к губам, хотя какая-то нервозность все же сквозь ее действия просвечивала.

В конце концов она заговорила:

– Я знаю, что мне теперь делать. – Голос ее был на удивление спокоен и миролюбив. Она подняла темные ресницы и посмотрела Уильяму прямо в глаза. – О'кей, сэр, продается мое молчание. Обойдется вам в миллион.

Эбби схватила свой бокал и чуть не поперхнулась, сделав слишком большой глоток.

– Миллион чего? Долларов или стерлингов? – спросил Оливер.

– Стерлингов, разумеется, идиот!

– Джесс! – простонала Эбби почти не слышно.

– Заметано, – тотчас, ни секунды не промедлив, ответил Уильям. – И ваше молчание гарантируется?

Джесс только утвердительно кивнула.

Эбби не смела взглянуть на Оливера, а потому смотрела на Уильяма. И видела, что тот пристально и продолжительно глядит на ее сестру, и, хотя сделка свершилась, удовлетворения в холодном взоре компьютерного магната не наблюдалось. Настроение его явно не улучшилось. Нет, но до чего же он все-таки красив! Немного более заматеревший, чем его брат, с более жестким рисунком губ, но все же очень, очень красив. Эбби прекрасно понимала, что Джесс только в такого человека и могла влюбиться.

Умопомрачительный красавец. Но во взгляде его на Джессику мелькало нечто такое, что немало обеспокоило Эбби. Да, дело, казалось бы, сделано, но он явно не испытывал от этого ни удовлетворения, ни просто успокоенности. Напротив, выражение его лица, особенно глаз, выдавало какую-то страшную внутреннюю напряженность. Он казался расстроенным, будто чего-то лишился, будто все происшедшее оставило у него неприятный привкус во рту. Короче говоря, он выглядел влюбленным человеком, который только что обнаружил, что его возлюбленная ему неверна.

Сейчас Эбби уже не сомневалась, этот Уильям Уэббер и в самом деле влюблен в ее сестру. Нельзя сказать, чтобы она сразу и легко в это поверила, однако по всему было видно, что она права. Джесс рассказывала ей об обстоятельствах их встречи в Нью-Йорке, и она еще тогда подумала, что Уильям нисколько не похож на злодея, каким его теперь изображала Джесс.

Теперь Джесс ненавидит его, это ясно. И жаждет за все ему отомстить. Но возможно, пресловутый миллион фунтов стерлингов и есть ее месть? Эбби искренне надеялась, что это так и что больше в сознании сестры не осталось ни одной задней мысли. Иначе говоря, что она не призывает на голову влюбленного в нее магната еще какого-то зловещего наказания…

Итак, замыслы ее сестры, похоже, сбываются. Как бы там ни было, Джесс до отказа набила свой карман. Не таким, правда, способом намеревалась она это сделать, и вряд ли ожидала, что им обеим столько придется из-за этого перестрадать, но все же… Впрочем, здесь не было победителей, все – жертвы. Джесс все еще любит Уильяма, а он любит ее. Эбби любила Оливера, несмотря на то что он так бессовестно ее обманул, и сердцем чувствовала, что он не такой уж злодей и что он тоже по-настоящему любит ее. Он был преисполнен лучших чувств, пытаясь защитить ее… Грустно, конечно, что из этого ничего не вышло, поскольку для своего брата он сделал бы не меньше, чем она – для сестры. Эту потребность в родственной поддержке она еще прекрасно могла понять… Она не понимала другого…

Эбби вздрогнула, будто очнувшись, и поспешила из-за стола, поскольку Джесс уже стояла в дверях, ожидая ее. Здесь нечего больше говорить, ибо все уже сказано. Эбби бросила последний взгляд на Оливера, но он даже не посмотрел на нее. И она с отчаянно тяжкой тоской поняла, что теперь, конечно, он не пойдет ждать ее к морю.

Итак, все!

Но это все закончилось сделкой в миллион фунтов стерлингов. Вот чего Эбби решительно не могла понять.

ГЛАВА 14

Джесс ждала до тех пор, пока не убедилась, что Эбби заснула. Возвращаясь в свою комнату, сестры не перемолвились ни словом. Эбби, казалось, смертельно измождена и вымотана бесконечным сегодняшним днем, а потому не медля отправилась в постель.

Как она может спать, удивлялась Джессика, глядя на сестру, безмятежно разметавшуюся во сне, как она может спать, когда весь их мир разлетелся в клочья? Но Эбби действительно не понимала подоплеки нынешних событий, впрочем, пусть так и останется. Джесс и сама поняла все до конца лишь теперь, и нельзя сказать, что это пришлось ей по душе. Уильям так легко и быстро согласился на ее возмутительное предложение и даже сумму оспаривать не стал… Просто, чтобы поскорее от нее отделаться, заплатил бы и больше, лишь бы избавиться от нее.

Ох, она не хотела этих чертовых денег!

Облачаясь в цветастый шелковый capoнг, она злилась на себя, на него, на всех и вся. Заработать – да, но не таким способом. Если бы все с самого начала пошло хорошо, она могла бы честно продавать свой товар, что было для нее гораздо лучше и естественнее. Миллион за ее игру – цена, конечно, неплохая. Но продана-то, собственно, не игра, игра – лишь верхушка айсберга… Здесь разыграна другая игра, такая, чтобы покончить со всеми играми. И только теперь она по-настоящему во всем этом разобралась.

Джесс тихо проскользнула в открытые двери веранды. Вокруг стояла удивительная тишина, только вдали квакали две-три лягушки, да тихо шелестел на берегу прибой. Братья Уэбберы, должно быть, спят, в два часа ночи весь мир погружается в сон.

Джесс, утопая ногами в песке, медленно побрела к берегу. Ей хотелось очистить голову, хотелось забыть обо всем, потому что чем больше она думала, тем сильнее ощущала свою вину.

Но Эбби никогда не узнает. И вообще никто больше не узнает. Это будет ее тайной, которую она унесет в могилу.

Когда Джесс подошла к причалу, облака затянули луну. Яхта тихо покачивалась на воде, и Джесс непонятно почему подумала, что, если бы Эбби научилась в своих круизах водить яхту, они могли бы еще накануне вечером сбежать отсюда, поднять на закате паруса и уплыть, оставив братьев заниматься стряпней. Это все, чего они заслуживают, – вечно сидеть на необитаемом острове, всматриваясь в пустой горизонт. Это им было бы в отместку за все, что они учинили с ней и Эбби.

Оснований для этого предостаточно. Их тактика добывания истины слишком жестока. Обольщение. Как могли эти братья любить их и в то же время столь откровенно дурачить? Это безнравственно. Бедная, бедная Эбби, она так страдает, легко представить, как разрывается ее сердце между сестрой и возлюбленным. Сколько Эбби перенесла из-за нее, хотя бы потому, что их покойный отец так воспитал своих девочек. Семейные узы важнее всего на свете, поучал он их после того, как они потеряли мать. И они, как говорится, сблизили ряды, сплотились. Как ей сейчас не хватало отца, гораздо больше, чем всегда.

А как быть с собой? Какая ирония в том, что не успела она встретить мужчину своей мечты, как тотчас узнала, что его преданность брату и компании значит для него гораздо больше, чем она сама. Но его ласки, его нежные и страстные объятия, то, как он овладевал ею и как вел себя после всего, разве это возможно без сильного и глубокого чувства? Нет, она точно знала, что тогда он не обманывал ее.

Вдруг пара сильных рук, возникнув будто из самых тайных глубин ночи, обняла ее, и на секунду в сердце вспыхнула надежда, что это Уильям, блуждая здесь в тщетных попытках разгадать ужасную шараду, решил, что без нее, Джессики, ему нет жизни.

Но губы, жарко и жадно прильнувшие ко рту Джесс, не были губами ее возлюбленного.

– Что за черт!

Она отпрянула, сделала шаг назад, чуть не оступившись возле самой кормы яхты, но быстро восстановила равновесие. Луна лениво выползла из-за облаков, и она, страшно разозлившись, увидела Оливера!

– Ох, виноват!.. – пробормотал смущенный Оливер, тоже отступая назад. – Я… я думал, что это…

– Моя сестра? – Джесс была просто вне себя. Так обмануться! А она-то вообразила, что это Уильям! Обтерев рот ладонью, она язвительно проговорила: – И с чего это вы взяли, что после всех ваших обвинений и подозрений Эбби бросится к вам на свидание? Нет уж, позвольте мне заверить вас, что вы зря ее поджидаете. Смешно думать, что она опять упадет вам в объятия так же легко и просто, как это вышло у вас в первый раз.

– Это вышло у нас не так уж легко и просто…

– Нет, вот именно, она досталась вам слишком легко и просто, – стояла на своем Джесс. – Вы такой же сдвинутый, как и ваш братец. Оба вы полагаете себя даром Божьим, ниспосланным женщинам.

– Но я люблю Эбигейл, действительно люблю, – быстро заговорил он. – И если бы не вы, мы были бы сейчас вместе. В наших с ней отношениях не было ни расчета, ни голой похоти. И вот все принесено в жертву вам, вы и теперь разрушаете жизнь своей сестры. Я уверен, она меня тоже любит.

Джесс не смягчилась и так же сурово продолжала:

– Так почему же вы с самого начала не сказали ей, кто вы? Ха, вы не отвечаете! Да вам и нечего ответить, не так ли? Правда в том, что вы соблазнили ее, чтобы заполучить игру и…

– Ох, опять эта игра! Но она ведь не ваша! – прорвало вдруг Оливера. – Взяв миллион, вы тем самым подтвердили свою вину. Почему бы вам не сделать и второй шаг и не признаться во всем Эбби? Раз уж вы втравили ее во все это, то объясните ей хотя бы, в чем состоит правда, ведь она так ничего и не поняла. Я следил за ее растерянным личиком во время ужина. Она понятия не имеет, что вы натворили. Она невинна, как ясный день.

Джесс сердито посмотрела на него; и вдруг глаза ее наполнились слезами. Она подняла руки и быстро вытерла их под прикрытием свисающих прядей волос. Разве может она сказать Эбби правду? Это сломает ее. Она и так уже знает достаточно, еще немного, и для нее будет слишком…

Джесс подняла лицо и посмотрела на брата Уильяма.

– Никакая истина, Оливер, вам уже не поможет, – тихо заговорила она, подавив гнев. – Вы обманули Эбби, и она никогда не простит вам этого. Я могу понять, что Уильям был в прошлом повесой и, вероятно, останется им и дальше, потому что я видела в жизни гораздо больше, чем Эбби. Меня этим не удивишь. Но вы, как видно, идете по стопам своего братца, а это ничего, кроме боли сердечной, в будущем Эбби принести не может. Она чистая доверчивая душа, а вы воспользовались ее доверием, доказав своим поведением, что вы ей не пара. Вчера она рассказала мне, что случилось между вами в тот момент, когда вы впервые встретились, и я во всей этой истории вижу то, чего она из-за своей невинности разглядеть не смогла. Возвратившись домой, вы вновь обретете свою Мелани и продолжите вести тот образ жизни, который для Эбби не годится. Она полюбила шофера, а не Оливера Уэббера, плейбоя с миллионами. У вас нет никаких шансов заполучить ее, так и знайте!

Оливер выслушал ее, а затем она в ярком лунном свете увидела, как глаза его сузились.

– Так знайте, ради нее я готов покончить со всем своим прошлым, – хрипло проговорил он. – Слишком она мне дорога.

Я готов для нее на все, даже водить целыми днями автобус по Оксфорд-стрит. Я могу о ней позаботиться. Но вы, конечно, не в состоянии поверить мне, не так ли? Вам с вашим практицизмом, с вашим расчетливым умом, который помог вам при встрече с моим братом так цинично притвориться, будто вы не знаете, кто он, вам ли понять, что существует любовь, отвергающая любые расчеты?

– Уверяю вас, я не знала, кем был Уильям на самом деле, – стояла на своем Джесс. – Так же, как вы обманули Эбби, ваш братец обманул меня. Я действительно не знала, что вступила в любовную связь с Уильямом Уэббером. Но вот он точно знал, кто я, потому что я честно назвала ему свое имя. Уж одно ЭТО способно отмести все ваши обвинения. Зачем, скажите мне ради Бога, зачем бы я стала называть ему свое подлинное имя, если бы на самом деле собиралась околпачить его?

– Вероятно, потому, что полагали себя хитрее его, и так оно скорее всего и есть. Ведь вы же добились своего, заполучив миллион фунтов, не правда ли?

В голосе Оливера явно звучали циничные нотки.

– А почему бы и нет? – отбила удар Джесс. – Почему бы и не взять с проходимцев столько, сколько сможешь унести? Из всей этой истории я сделала один вывод. Надо просто сорвать с вас хорошенький куш и бежать без оглядки. Ничего другого. не остается, потому что разговаривать с вами, убеждать вас не имеет никакого смысла, слова отлетают от ваших ушей, как от стенки горох.

– Сорвать куш и бежать, вот это и подтверждает вашу вину, – услышала Джесс у себя за спиной.

Она резко обернулась. В нескольких футах от них в лунном свете стоял Уильям, и сколько времени он уже здесь стоял, неизвестно.

– Что вы двое, вообще говоря, делаете здесь, на берегу, за полночь? – небрежно спросил он. – Пытаетесь решать мировые проблемы?

– Если уж хочешь знать, то ты появился весьма некстати, – сказал Оливер брату. – Но раз уж ты подслушал наш разговор, то скажу тебе, что я обо всем этом думаю.

– Я знаю, что ты обо всем этом думаешь, Оливер, это крупными буквами написано у тебя на лбу. Ты потерял голову, закружившись с одной скромной особой женского пола. Но помни: позволив чувствам возобладать над разумом, ты окажешься женат на сестре этой опасной леди. Если сможешь жить с этим, вперед! Только знай, моего на это благословения ты не получишь.

Высказал все это Уильям мрачно и непреклонно.

Братья пожирали друг друга глазами, и Джесс с удивлением подумала, что Оливер, судя по всему, способен противостоять брату. За то короткое время, что она знала их обоих, она пришла к выводу, что между ними существует такая же глубокая родственная связь, как между нею и Эбби, но сейчас она усомнилась в этом.

Если бы у нее был выбор и она могла надеяться на исполнение одного-единственного своего желания, то попросила бы у судьбы, чтобы Оливер и ее сестра выбрались из этой грязной истории чистыми и обрели бы счастье.

Оливер на мрачную отповедь брата ничего не ответил. Он повернулся и медленно, ссутулив плечи, побрел по пристани к берегу.

Когда Джесс, тоже испытывая невыразимую тоску, хотела последовать за ним, Уильям схватил ее за руку и остановил. Его прикосновение к коже обнаженной руки заставило всю кровь броситься ей в лицо. Просто потеха, страсть, взрыв эмоций, которых она никак не ожидала, думая, что исторгла этого человека из своего сердца, и не сомневаясь, что и он исторг ее из своего. Но как все это оказалось живо, как быстро воспряла боль и ни на чем не основанные иллюзии. Она вырвала руку и потерла ее, но не уходила, будто ожидая, что еще может он добавить к тому, что уже сказано.

– Не удовольствовавшись попытками разрушить мой бизнес, вы успешно принялись за моего брата, разрушая и его жизнь, и жизнь вашей сестры. Вы же видели, как они смотрят друг на друга, вы прекрасно понимаете, что они друг для друга значат. Как же можете вы оставаться такой бессердечной?

Джесс проглотила комок в горле и гордо подняла голову. Она прекрасно понимала, что делает, и если он думает, что она не страдает, значит, он вообще ничего не понял.

– Ваш брат все это переживет, впрочем, как и моя сестра, которая с трудом избежала опасности. Но вы, Уильям, как вы можете говорить о чьей-то бессердечности? Именно вы? – Она с трудом перевела дыхание. – Вы только вдумайтесь, что вы сотворили со мной! Вы единственный из нас двоих с самого начала знали, с кем имеете дело. Ведь это вы соблазнили меня, а не я вас. И не надо внушать ни мне, ни себе, что я все это подстроила. Искренне вам говорю, положа руку на сердце, я узнала, кто вы, лишь в ту минуту, когда подняла с пола брошенную вами газету и прочитала заголовок.

– Чего стоят искренние заверения бессердечного человека? – хмуро сказал он. Нет, Джессика, в Нью-Йорке я едва не потерял контроль над собой, а вы, хотя, возможно, и испытывали какие-то чувства, все же играли спектакль, воплощая в реальность задуманный вами план. Сегодня за ужином все точки над «i» были расставлены. Вы видели, что игра проиграна, карта ваша бита, и решили сорвать с нас хотя бы этот жалкий миллион.

– Этот жалкий миллион может мне пригодиться.

– Конечно, вы ведь превысили свой кредит в банке, так что и миллион на что-нибудь сгодится.

– Откуда вы знаете?

Ох, что все это значит? Откуда ему стало известно о ее финансовом положении? Вероятно, заранее все разнюхал и с самого начала достаточно много знал о ней и о ее жизни. Но ничего не хотел знать о ее будущем.

– И вы поторопились всучить мне свой жалкий миллион, лишь бы поскорее от меня отделаться, ведь так? – ядовито воскликнула она.

– Вы что, в самом деле считаете во всем виноватым меня?

Она взглянула на него в лунном свете, и глаза ее переполнились болью. Да, она во всем винит его. Он не должен был затаскивать ее в постель, уверяя, что она нечто особенное, что она ни на кого непохожа.

– Мне больно об этом говорить, Уильям, – дрожащим голосом сказала Джесс. – Ваше коварство, ваши лживые уверения в любви, все это терзает меня до сих пор. Человек, поступающий подобным образом заслуживает всего, что сваливается на его голову.

Он снова схватил ее за руку, когда она повернулась уйти.

– Нет, стойте! Что вы хотели этим сказать?

– Драчуну ль дивиться, Вилли, что его поколотили?

И она снова попыталась вырвать руку, но он дернул ее, поворачивая на ходу, и она влетела в его объятия. Дыхание его было жарче, чем тропический бриз, овевающий ее лицо, его рот провокационно приблизился к ее губам.

– Если вы намереваетесь применить самый древний трюк из упоминаемых в Ветхом Завете, то не советую, Джессика, забудьте об этом. Возможно, это и сработало бы, если бы я все потерял и остался нищим, а сейчас я не могу и не хочу рисковать своим положением и состоянием. Я и так прошел на волосок от гибели, поддавшись на скулеж своего либидо[30], но наша сделка положила всему этому конец, вам не удастся возбудить меня, даже если кроме вас на земле не останется ни одной женщины. И знайте, если вы попытаетесь применить свой мерзкий опыт обольщения, то мне придется отправить вас на борт яхты и там запереть.

О Господи, такую галиматью может нести только мужчина, который все еще вожделеет. Услышать подобное от Уильяма! Секс. Она для него – всего лишь объект сексуальных вожделений, больше ничего. Но, судя по всему, вожделеет он весьма сильно. Ну хорошо, за этот жалкий миллион, может, ей стоит разочек отдаться ему?

Должен же он хоть что-нибудь получить за свои кровные денежки! Принуждения теперь тут никакого быть не может. Сделка совершена. Терять больше нечего, впрочем, как и находить. Не на что теперь сердиться, нечем рисковать, а просто откликнуться на скулеж его либидо, как он это называет, вот и все, и не более того. Да, ему не устоять, потому что он мужчина и потому что он уже испробовал ее и знает, каково ему с ней.

– Ах, но ведь у меня теперь есть миллион, так какой же смысл мне соблазнять вас, ну сами подумайте! Правда, я еще не держу своего миллиона в руках, но полагаю, что вы, желая от меня поскорее избавиться, не станете слишком тянуть с его вручением. Да я и не советую с этим тянуть. А секс – это секс, он к делу не относится. Теперь, когда мы ничего друг другу не должны, можно и потрахаться. Я хочу вас и с удовольствием отдамся вам столько раз, сколько вам захочется или сколько вы сможете. Поверьте мне Уильям, это такие пустяки, о которых и говорить не стоит!

– В таком случае, скрепим нашу сделку поцелуем и попробуем удостовериться, до какой степени мы оба холодны и расчетливы, и не повредит ли наша холодность и расчетливость тому немногому, что требуется для соития.

С этими словами он склонился к ней и одарил обещанным поцелуем, повергшим ее в ошеломляющее смятение. Даже теперь, когда душа ее пылает от ярости, он способен возбудить ее, сердце беззащитно перед ним, оно начинает биться так гулко, будто находится не в теле человеческом, а подвешено в огромном пространстве времени. Его руки об вились вокруг нее, обжигая ее кожу сквозь тонкую ткань саронга, а когда он раздвинул ее губы кончиком языка, в ней и совсем не осталось сил. Если он и догадывается, что она испытывает, то это ее сейчас совсем не волнует. Какая там гордость, вся она растворилась в его поцелуе. Даже его противостояние и показная холодность, от которой леденеют губы, все это стало неважно, все куда-то исчезло. Пусть думает, что хочет и верит, во что хочет, это сейчас уже ничего не может изменить. Он презирает ее и решил наказать, дав ей понять, чего она лишается на весь остаток своей жизни. Хорошо, неважно!.. Главное, что они, пусть ненадолго, но опять вместе.

И все же его поцелуй не был одним только наказанием. Джесс чувствовала, как он становится все проникновеннее. Какая бы холодность ни сковывала его, она чувствовала, как пробуждается в нем страсть, ощущала его тело, его напряженную плоть и вспоминала его слова о том, что ей возбудить его не удастся. Нет, она может его возбудить, еще как может, но не было в том ни радости, ни триумфа. У него это всего лишь рефлекторная реакция.

И вот поцелуй прекратился, и Джесс стояла, трепетно ожидая последующих действий и не сомневаясь, что на поцелуе он не становится. Его высокомерие не особенно ее задело, хотя по сердцу пробежал холодок.

– Вы были самой хорошей из всех, кого я знал, но время прошло. Как говорит ваша сестра, в море плавает много рыбы, рыбы там в изобилии. Я не хочу лишиться из-за вас сна, Джесс, ни в прямом, ни в переносном смысле. Спокойной ночи.

И он ушел, гордо расправив плечи и, очевидно, уже забыв ее. Джесс смотрела ему вслед, боль сжигала глаза, гнев и горечь переполняли душу, и жить не хотелось. В памяти ожили все обманы, все ужасные оскорбления, взаимные обвинения и упреки, и щемящая тоска жуткими когтями проскребла по душе. Она повернулась к морю и смотрела в его таинственную мерцающую тьму. Как они были счастливы, найдя друг друга!.. Нет, ей не совладать со своим сердцем, стоит только вспомнить их ночь любви… Лучше его она не знала мужчины, и сама была для него лучшей, она это знала, но подчас одной любви недостаточно. Их любви оказалось недостаточно, слишком много еще всего, что преодолеть невозможно.

Мысль о мщении вновь вернулась в сознание, особенно обострившись от его последних слов, от этого обилия рыбы в море. Бесспорно, он сильнее ее, непреклоннее и, судя по всему, решил продолжить жизнь свободного плейбоя. О, как она ненавидела его, как хотела отомстить даже за эту силу, причиняющую ей столько страданий и заставляющую чувствовать всю унизительность собственной растерянности и уязвимости. Да, она ненавидит его и за то, что переживает такую жалкую беспомощность и такую беспросветную тоску.

Самый древний трюк из упоминаемых в Ветхом Завете. Соблазнение. Да, она способна соблазнить его, но для нее самой это будет сущей мукой, ведь по натуре она вовсе не мазохистка. Смотреть на любовный акт как на очистительное средство, нечто вроде слабительного. Но пусть это послужит для нее суровым уроком. Кроме того, ей надо восстановить равновесие, собрать силы для будущего, и что, как не месть, поможет ей в этом. Если удастся отомстить по-настоящему, потом и помереть не жалко. Сколько раз в жизни ее обманывали, околпачивали, предавали, вечно у нее не получалось ничего серьезного, она даже утратила обыкновенную человеческую чувствительность, которая так украшает ее скромную сестру Эбби.

Теперешний удар судьбы болезненнее всего.

Но сейчас она может взять реванш. Да, та единственная ночь, проведенная ими в Нью-Йорке, никогда не забудется. Возможно ли повторить это? Нет, конечно. Теперь они оба наверняка будут знать, что это их последняя ночь. Для нее – нечто вроде приема слабительного, чисто гигиеническая процедура, а для него – игра с опасной женщиной, которая напоследок может. вонзить в него свое смертоносное жало.

Уверенная, что Эбби все еще охвачена глубоким сном, Джесс с тревогой думала о ее судьбе. Возможно, когда кончится весь этот ужас, девочка действительно обретет свое счастье с Оливером, но для этого она, Джесс, должна им как-то помочь. Но как? Скорее, она навредит им, ибо то, что она задумала сделать с проклятым Уильямом, наверняка заденет и Оливера. Может, плюнуть на все и уехать в Америку? С ее знаниями и опытом без хорошей работы она там не останется. Просто срам, что она не подумала о таком варианте еще до того, как заварилась вся эта тошнотворная каша. Эбби такая добрая, преданная сестра, всегда была с ней в трудную минуту, а Джесс ничего хорошего для нее не сделала. Напротив, близка к тому, чтобы разрушить их любовь с Оливером.

Джесс ненавидела себя за это и решила, что непременно должна что-то сделать для счастья сестры. Можно уехать, а позже послать братьям Уэбберам письмо-признание, объяснив, почему она поступала так, а не иначе… Они поймут, что никакая она не опасная женщина, что бояться им нечего, все успокоятся, и Оливер с Эбби смогут воссоединиться.

Оливер спал в комнате в конце веранды, и Джесс, сдерживая дыхание, тихонько прокралась мимо его дверей. Комната Уильяма находилась в задней половине виллы, ближе к гостиной, с окнами, выходящими на другую часть острова. Двери из патио в гостиную были открыты, впуская в дом свежее дыхание бриза. Джесс вошла в них и остановилась, ожидая, когда глаза привыкнут к темноте. Кожа ее пылала, будто под ней пробегал какой-то летучий огонь, воспламеняемый ее мыслями. Сейчас она думала о том, что решила сделать.

Прикусив губу, она неторопливо пересекла гостиную и вышла в широкий коридор, куда среди прочих выходила и дверь спальни Уильяма. Она оказалась открытой, и Джесс вошла. Комнату заливал лунный свет, отчетливо прорисовывая силуэты предметов. Уильям, обнаженный, прикрытый простыней до пояса, лежал на постели вниз лицом. Какое-то время она просто стояла, глядя на него. Волосы спутались, он совсем затеребил их, при любом огорчении запуская в шевелюру пятерню. Было приятно думать, что сейчас она – главное его огорчение, хотя это, конечно, не совсем так.

Ах, если бы все сложилось иначе! Она могла бы жить с ним под одной крышей, каждую ночь смотреть на него, спящего, и, просыпаясь утром, видеть его. Но жизнь, увы, не то, чего тебе хочется, жизнь – это сучий мост времени, по которому тебя волочет совсем не туда, куда тебе надо.

Она развязала тонкий поясок, и саронг бесшумно соскользнул с ее плеч на пол. Обнаженная, с пылающей кожей, стояла она над его ложем, чувствуя каждым сосудом и каждой веной жаркую пульсацию крови. Должна ли она так поступить – сначала сотворить с ним любовь, а потом нанести свой страшный удар? Но она вспомнила обо всех тех ударах, что он нанес ей, и осторожно скользнула под его простыню.

Он тоже пылал, хотя, возможно, просто от ночного жара. Она ласково прикоснулась к нему, провела рукой по его упругому телу, пробуждая в себе ощущения той безвозвратно ушедшей в прошлое ночи, когда любовь была для них единением двух человеческих существ, а не битвой полов, как это могло быть теперь.

Он что-то сонно пробормотал, ощутив ее легкие нежные ласки, но еще не проснувшись. Жарко дыша, она касалась легкими поцелуями плеч, шеи и наконец кончиком языка обежала вокруг уха, одного из самых его чувствительных мест.

Он издал стон, покорный стон, затем повернулся и обнял ее, и это заставило ее содрогнуться от ужаса при мысли о том, что она задумала. Слишком скверно! Она не может, не должна так поступать. Это невыносимо и…

А затем его рот жадно припал к ее устам, а руки обвились вокруг нее, и он прижал ее к себе так сильно, что она почувствовала крепость его возбудившейся плоти и… и отступать стало поздно.

Но почему теперь все не так? – удивлялась Джесс. В его поцелуе ей чудилось отчаяние, отчаяние же заставляло ее льнуть к нему. Но затем она поняла почему и догадалась, что он осознает это тоже. Это их последние ласки. Нет, раз уж она пришла к нему и он ее принял, думать об этом сейчас просто нельзя. Сознание должно отступить, не время думать. Сейчас они находятся там, где нет места мыслям, где существуют только чувственность и жажда наслаждения.

Он ласкал ее, жадно целуя в губы, в шею. А когда его губы коснулись набухших грудей, сначала одной, потом другой, она стиснула зубы, чтобы стон блаженства не прорвался наружу. Потом он снова целовал ее в губы, а она вцепилась ему в спину, так что пальцы впились в кожу, и пылко ответила на его страстный порыв.

Она почувствовала, как сильно он возбужден, и раздвинула ноги. Он прижался.. ней, и сердце ее остановилось в ожидании.

Но ничего не произошло, он просто все теснее прижимался к ней и продолжал целовать, целовал в губы, потом снова ласкали целовал грудь, затем приподнялся и поцелуями приблизился к животу и дальше, вниз… Она напряженно ждала, руки ее, закинутые за голову, вцепились в подушку, дыхание прерывалось, а когда он достиг языком самых чувствительных и уязвимых мест, ей показалось, что она сейчас умрет. Она не могла пошевелиться, совершенно обессилела, а он все ласкал и ласкал ее нежно и страстно, заставляя испытывать танталовы муки вожделения.

Когда наконец он вернулся и снова поцеловал ее в губы, ей хотелось плакать от осознания того, что ими потеряно. Она прильнула к нему с одним только желанием слиться с ним воедино, навеки стать его неотъемлемой частью. Теперь, когда он ласкал ее тело, когда легкие и нежные движения его пальцев довели ее до полного изнеможения, ей казалось, что он применяет к ней некую изощренную изнурительную пытку.

Джесс про стонала его имя, и он наконец мощно овладел ею, жаждущей и страстной. И когда это произошло, ни одна клеточка ее тела не могла поверить, что он способен оставить ее.

Не в силах больше сдерживаться, она громко стонала, все мысли, все сомнения и надежды оставили ее, было только наслаждение упоительной близостью. Она чувствовала, что они оба приближаются к завершению, и, когда это произошло, она трепетно ощутила тугую струю жизни, исходящую во чрево ее, вечный поток жизни, ниспосылаемый смертным.

Потом, лежа рядом с ним, она не смогла удержать слез. Он никогда не узнает, как истинно и глубоко она любит его. Она повернулась и зарылась пылающим лицом в подушку, вдыхая запах его волос и зная, что все это происходит в последний раз.

Он обнял ее и повернул к себе. В свете свечи, догорающей в стеклянной чаше, она разглядела его лицо, правда, неясно, но достаточно отчетливо, чтобы заметить холодность взгляда.

– С чего это вы вдруг вздумали? – спросил он.

Его тон и выражение глаз говорили о том, что он недоволен собой. Она не удивилась и даже, как ни странно, не огорчилась. Правда, в те секунды, когда он поворачивал ее к себе, у нее мелькнула надежда: он скажет ей, что любит ее, что жить без нее не может. Но нет, пустые надежды…

– Я думала, вы понимаете, – глухо пробормотала она.

– Понимал бы, не спрашивал бы.

– Ну, не ожидала! – Она вздохнула и перевела дыхание. – Многие удивились бы, услышав от вас столь глупый вопрос.

– Себя, полагаю, вы не включаете в число этих многих. – Она весьма натянуто улыбнулась.

– Думайте, как вам угодно… Я просто хотела убедиться, что мужское начало – не главное в любовных утехах.

– Но вы, однако, без меня не обошлись, – парировал он.

– Как и вы без меня, но, полагаю, это только подтверждает мою точку зрения, что я могу соблазнить вас и без вашего соизволения.

– Не уверен, что понимаю вашу точку зрения, но, как говорится, дареному коню в зубы не смотрят.

Она посмотрела на него. Вряд ли он слукавил. Ему действительно, наверное, все равно, пришла она, не пришла, а раз пришла, она или другая, он просто взял предложенное. И эта мысль глубоко ранила ее, ибо она все еще ожидала какого-то чуда.

Медленно, ощущая тоскливую боль в сердце, она поднялась и нагая стояла рядом с постелью, глядя на него сверху вниз.

– Помните, когда мы впервые встретились, вы подумали, что я проститутка? Я еще сказала тогда, что вам не удастся затащить меня в постель, а вы ответили, что вам и не хочется, а если бы захотелось, то вы бы хорошо заплатили, и проблем с этим не возникло бы. Так вот, тогда я и не подумала бы, что вы способны так хорошо платить. Миллион фунтов стерлингов. Однако, Уильям, вы это сделали. Вот, значит, почем теперь процедуры гигиенического очищения!

Она увидела, что глаза его потемнели, что он разъярен, и это удовлетворило ее, ибо гнев гораздо лучше холодности, которую он выказывал до того.

– Мне кажется, я вполне отработала свой миллион, не так ли? Ведь надо было хоть как-то возместить вам финансовые потери…

– Я ничего не желаю больше слышать! – резко прервал ее Уильям, приподнялся на локте и выпалил ей в лицо: – Я проклинаю тот день, когда спутался с вами! Вы и есть то самое, что я подумало вас сначала. Расчетливая, алчная, изворотливая и…

– И, образно говоря, плюющая вам в лицо, Уильям Уэббер! – договорила за него Джесс. – Вы никогда не считали меня тем, чем обозвали тогда и сейчас, вы с самого начала знали, кто я, и за это я ненавижу вас. Ненавижу!

– Отвечаю на ваши чувства взаимностью, в этом можете не сомневаться, – сказал он презрительно. – Теперь, Джессика, выметайтесь отсюда. Берите свой миллион и выметайтесь из моей жизни. .

– Нет ничего, что я сделала бы с большим удовольствием!

– Вот и прекрасно. А то вы прилипли ко мне, как банановый дайкири, уж и не знаю, как поскорее очиститься от этой мерзкой липкой сладости, которую я терпеть не могу!

– Ха! Не мешало бы добавить чего-нибудь кисленького! – вскричала Джесс, убирая сжавшиеся кулачки за спину, в страхе потерять контроль над собой и наброситься на него, как тогда, на пристани. – Так вот, прежде чем уйти, я это сделаю.

Она раздраженно схватила с полу саронг и облачилась в него. Для того чтобы нанести ему последний, заключительный удар, необходимо быть полностью одетой, потому что, когда она это сделает, ей, возможно, придется спасать свою жизнь бегством.

– Во-первых, можете подавиться своим жалким миллионом. Мне не надо ваших клятых денег. Я никогда не совершала и не собираюсь совершать подобных сделок. Все, чего я хотела, это продать свою игру, честно продать, но вы здорово меня надули. Я прекрасно понимаю, что теперь мне продать ее не удастся. А во-вторых, я не стану унижаться до оправданий перед вами, глупо в самом деле убеждать в чем-то глухую стену, но зато скажу вам нечто такое, что вы прекрасно расслышите и что по-настоящему вышибет вас из колеи, мистер Софтвер! Вообще-то я могла бы ничего вам не говорить, но, поскольку вы такая мерзкая крыса, мне захотелось посмотреть на ваше личико, когда вы услышите это.

Его взгляд был полон сарказма. Он словно ожидал, когда она наконец уйдет. Джесс удивилась собственной выдержке. Впрочем, нервы у нее были крепкие, и она не боялась, что вдруг в последний момент дрогнет. Он обращался с ней отвратительно, а потому заслужил свое. .

– Итак, я признаю себя виновной во всем, в чем вы меня обвиняете! Ведь вы это хотели от меня услышать, не правда ли? Хорошо, вы это услышали, я признаю свою вину. Я незаконно проникла в вашу компьютерную сеть и украла игру вашего брата. Я знаю относительно вашей компании больше, чем вы сами знаете о ней. И пока я, сидя в уютном кабинете своего отца, рыскала по вашему компьютерному мирку, я придумала, как обезопасить себя от ареста и судебного преследования. Я оставила для вас в Интернете свою визитную карточку. Скоро вы ее получите.

– О Господи, только не это! – внезапно взревел Уильям.

Джесс предвидела его реакцию и была наготове, поэтому, когда он вскочил и кинулся вокруг кровати к ней, она пересекла комнату и, схватив по дороге плетеное кресло, выставила его перед собой, будто защищаясь от разъяренного льва, хоть львом в этой ситуации была она сама. Она никогда не видела его таким взбешенным.

– Вижу, вы прекрасно поняли, что я имею в виду, верно? – Она усмехнулась. – Да, я запустила вирус, причем тошнотворно жестокий[31] вирус в компьютеры Уэбберов. Через электронную почту. Сообщение[32] читается так: «Называюсь вездесущий Рыболов», и ни один человек из всего вашего персонала не в состоянии будет предохранить вашу сеть от осыпания[33]. После сообщения все, что дорого вашему сердцу, рассыплется в прах. Так что, если хотите, можете еще успеть по возвращении домой лично пронаблюдать, как с экранов кровавым конфетти посыплются все ваши фигурки и буковки. Вы разорены, Уильям Уэббер. Это обойдется вам малость подороже, чем жалкий миллион, пренебрежительно брошенный вами же обманутой женщине! Ну, и как вам мой скромный подарочек?

С этими словами она отшвырнула стул и бросилась вон из комнаты, опасаясь за свою жизнь. Она даже не знала, преследует ли ее Уильям, просто слепо бежала, поскальзываясь на темном полированном полу гостиной, а потом веранды.

И вдруг она услышала задыхающиеся всхлипы, подумала даже: неужели это рыдает она сама? Но нет, плач исходил от скрючившейся фигурки, затаившейся за дверями патио.

– Ох, Джесс! – сквозь рыдания выкрикнула Эбби, безуспешно пытаясь хоть немного успокоиться. – Джесс, Джесс, что ты наделала!

Джесс остановилась как вкопанная и смотрела на обезумевшую от гнева и страха сестру. Она все слышала! Haвepное, их ссора с Уильямом разбудила ее и она вышла из спальни посмотреть, что происходит. Сердце Джесс содрогнулось от запоздалого сожаления. Если бы она могла повернуть время вспять и уничтожить эту чудовищную ночь! Да, если б она могла…

– Эбби, послушай, Эбби, – простонала Джесс и попыталась обнять сестру, но та отшатнулась от нее.

– Нет, Джесс, не прикасайся ко мне. Я этого не перенесу. Я слышала все, все, что ты сказала Уильяму. – Голос ее осип от страха и слез. – Ох, Джесс, зачем ты поступила так… так ужасно? Не надо было. Мы бы как-нибудь управились. Ох, папа был бы просто убит, если бы…

И тут, когда сестра упомянула их незабвенного, дорогого обеим отца, Джесс разрыдалась и побежала вдоль веранды.

ГЛАВА 15

Когда на следующее утро Эбби пришла на кухню поискать какой-нибудь еды, там появился и Оливер. Кухня представляла собой весьма уютное, сияющее чистотой белое помещение со всеми необходимыми приспособлениями и удобствами. Находясь здесь, трудно представить, что ты на уединенном острове, в маленьком райском уголке, но у Эбби не было сил даже на то, чтобы чему-то удивляться. Она и на Оливера не обернулась, хотя с первой же секунды почувствовала его присутствие. Неужели он в самом деле думал, что после его жестокого разговора с Джесс на вчерашнем ужине она, Эбби, прибежит к нему на причал?

– Здесь, на острове, мы обычно завтракаем фруктами, – первым заговорил Оливер. – Манго, папайя, ананасы. Вы не пришли, как я просил… Я ждал, ждал, а потом появилась Джесс, и я, приняв ее за вас, поцеловал…

– Представляю, как она обрадовалась, – пробормотала Эбби, атакуя огромный ананас острым ножом.

– Дорогая моя, мы с ней поговорили, – тихо сказал Оливер. – Это пытка, пытка и сплошное недоумение! Я просто не мог слышать ее слов о том…

Эбби вскрикнула и посмотрела на палец, уколотый шипом фрукта.

– Вы поранились?

Он тотчас оказался рядом, взял ее руку и поднес к губам, нежно целуя палец. Но Эбби выдернула руку и ответила:

– Ничего страшного. Все хорошо. Но лучше вам самому накромсать эти чертовы тропические колючки.

Отложив нож, она вышла на веранду и села в одно из плетеных кресел, устремив взор в глубину тропического сада. Она все еще чувствовала себя разбитой после этой ужасной ночи. Проснувшись от духоты и какого-то беспокойства, она обнаружила, что постель Джесс пуста, вышла посмотреть, куда та могла деться, и услышала крики и громкую ругань…

Вернувшись, Джесс проплакала весь остаток ночи, до первого луча солнца, проникшего в их комнату.

Эбби действительно слышала часть разговора сестры с Уильямом, но почти ничего не поняла, кроме одного – все очень плохо и очень серьезно. Уильям Уэббер ревел, как лев, разъяренный зубной болью. Слышала она также, как Джесс призналась во всем, в чем ее обвиняли, а потому Эбби, глубоко потрясенная этим, не смогла позже вынести даже прикосновений сестры.

Но потом ее одолели сомнения. Джесс не могла совершить таких преступлений, не могла и все тут. Взять хотя бы то, что она ночь напролет проревела. Будь она преступницей, разве стала бы она так горько рыдать? Да, сестра ее взбалмошна и не всегда отвечает за свои поступки, но то, в чем ее обвиняли, и в чем она сама созналась ночью, она не могла совершить. Что-то красть, потом разрушать нечто, являющееся для кого-то делом всей жизни? Нет, это исключено! Джесс не способна на такие низости.

На веранде появился Оливер, неся поднос с кувшином фруктового сока, чашками и блюдом с ананасом, нарезанным так аккуратно, будто его только что вынули из банки, купленной в супермаркете.

Когда они уселись за стол, он, наливая ей сок и передавая тарелку с вилкой, сказал:

– После завтрака займитесь сборами. Скоро мы отплываем.

– Я уж и не верю, что когда-нибудь доберусь до дома, – вяло отозвалась Эбби, прежде чем откусить от ананасовой дольки.

– Не беспокойтесь, все будет хорошо. Просто сейчас, кажется, никто из нас не понимает, что происходит. – Он глубоко вздохнул. – Позже, вероятно, я смогу вам объяснить, что…

– Нет никакой необходимости, – резко прервала его Эбби. – Я все уже знаю. Джесс преступница. То, что она делала, ужасно! украла вашу игру, незаконно проникла в тайны вашей компании… И… и запустила вирус, который уничтожит все ваши работы. Она во всем призналась сама.

– А я-то думал, что вы ничего не смыслите в компьютерах.

Она с усмешкой посмотрела на него. Он думает, что она совсем уж ничего не в состоянии понять?

Эбби со стуком поставила чашку на стеклянную крышку стола.

– Единственное, что я могу во всем этом понять: ваш брат так ее измучил, что она созналась в том, чего не делала и не могла сделать!

Оливер вздохнул и, устремив взор за пределы веранды, не спеша пил сок. Выглядел он неважно, казался до предела усталыми измученным.

– А мне кажется, она поступила самым естественным образом, – негромко сказал он, покончив с соком.

– Это вы потому так говорите, что безоговорочно принимаете сторону своего брата.

Он повернулся к ней.

– Что делать, ведь брата я знаю лучше, чем вашу сестру. .

– А я свою сестру знаю лучше, чем Уильяма!

– Хорошо, этот разговор грозит никогда не кончиться, как вы считаете; – ответил он, натянуто улыбнувшись.

– Я теперь хочу только одного – чтобы это все поскорее кончилось, – проворчала Эбби. Допив сок и помолчав еще немного, она задумчиво проговорила: – Знаете, я чувствую себя посторонним наблюдателем. Наверное, то же самое испытывал бы посетитель зоопарка, глазеющий на стаю выясняющих отношения бабуинов и удивляющийся, что они, имея столько непереносимых разногласий, все еще не поубивали друг друга. Да, я ничего не понимаю в компьютерах, но, может, именно поэтому я среди вас единственный нормальный человек. Вы все так запутались в тонкостях и сложностях вашего программистского мирка, что вам даже некогда осмотреться, как бабуинам, которые, увлекшись перепалкой, не видят, что бананы им уже принесли.

Глаза Оливера расширились от веселого удивления.

– Вообще бабуины очень умные создания.

– Да, умные. Возможно, даже умнее всех вас!

– Я не понимаю, Эбби, к чему тут бабуины? Что вы хотите сказать?

Эбби повернулась к нему.

Что тут непонятного? Ни у кого из вас нет никаких доказательств, но все подозревают друг друга в страшных грехах. Уэбберы подозревают Джессику в том, что она самая настоящая уголовница. Кстати, используя терминологию, которую употребляет Джесс, и я спрошу, есть ли еще эта игра в вашем железе? Кто ее видел? Вы оба уверены, что Джесс украла игру из ваших компьютеров. А она считает, что вы украли игру у нее, заполучив копии. Ноне может же быть, чтобы и вы, и она изобрели одну и ту же игру. Мне кажется, что, даже если бы вы и пользовались одной и той же формулой, игры все равно получились бы разные, не правда ли? Так кто у кого и что украл? Какие у вас доказательства, что Джесс что-то у вас разнюхала? Какие у вас доказательства, что все не было ровно наоборот? И какой ей смысл предлагать вам часть украденной у вас же информации? Вы считаете, с целью шантажа? Но Джесс не шантажистка. И потом, с этим вирусом… Разве вы не знали бы об этом уже теперь, если поверить, что она сделала это раньше? Она должна была бы сделать это до своей поездки в Нью-Йорк, еще до знакомства с вами, до того, как заварилась эта каша с похищениями и…

– Достаточно, Эбби, – послышался у нее за спиной суровый голос Джесс. Сама не знаешь, что говоришь.

Оливер и Эбби замерли в молчании и смотрели, как Джесс, наливает себе из кувшина сок. Потом она села, попивая из чашки, и Эбби с грустью отметила, как плохо она выглядит. Какая-то последняя стадия усталости. Даже волосы, обычно такие блестящие, спадающие к плечам роскошными, слегка волнистыми прядями, потускнели. Она была истощена переживаниями. Вряд ли хоть на минуту за ночь ей удалось уснуть, разве что задремала немного под утро.

– Я просто сказала Оливеру, что, хоть и не понимаю ничего в этих ваших компьютерах, но со стороны вижу все безумие происходящего. Я слышала вашу ссору сегодня ночью и ужаснулась, но потом, утром, подумав немного, поняла, что… Словом, я не верю ни одному слову из того, что ты сказала.

– Поверишь, когда узнаешь обо всем, – ответила Джесс.

– Но сейчас не верю, потому что у меня было время подумать. Тебя послушать, так… Нет, Джесс, тут явно концы с концами не сходятся. С чего вдруг такой резкий поворот? Почему мы вдруг решила оговорить себя. Почему? Всем нам от этого будет только хуже. Ты сеешь вокруг себя разорение и разрушение и в первую очередь вредишь себе. Почему? Скажи!

– Благодарю за поддержку, Эбби, спокойно сказала Джесс, – но ты ошибаешься, поверь мне. Я созналась в том, в чем действительно виновата. И у меня действительно все давно запланировано…

Как ты можешь такое говорить! – взорвалась Эбби. – Ничего ты не могла запланировать! Что ты выдумываешь? Это просто нелепо! Разве, отправляясь в Нью-Йорк, ты могла знать, что опоздаешь на самолет?

– И это можно спланировать.

– Нет, нельзя! – крикнула Эбби и вскочила на ноги. Оливер встал между ними, но Эбби его будто не замечала. – Я ни за что не поверю, что ты включила в своей план и меня, Джесс. Сознательно ты меня во все это впутывать ни за что не стала бы. И вообще, если бы ты знала, что встретишь Уильяма Уэббера там, в Нью-Йорке, разве ты стала бы звонить мне и просить, чтобы я приготовила для него ужин и встретила его в нашем лондонском доме? Это абсурд, и я…

– И тем не менее я знала, что он в Нью-Йорке, а потому, позвонив тебе, не думала, что у тебя возникнут неприятности, что появится кто-то еще вместо Уильяма. – Джесс помолчала, будто ища новых аргументов, потом заговорила опять: – Как ты думаешь, почему я сменила отель? Да потому, что знала, где остановился Уильям.

– Даже я не знал, где остановился мой брат, – внезапно вмешался Оливер, не понимая, на чьей стороне он в этот момент.

Глупости! – вспылила Джесс, подавляя его гневным взглядом. – Дайте мне выйти в Интернет, и я скажу, чем в эту минуту занимается наша королева!

– Разве Интернет добрался уже и до светской хроники? А я и не знал, – насмешливо проговорил Оливер.

– Молчите, Оливер! – в унисон воскликнули сестры.

Оливер возмущенно фыркнул, сбежал по лестнице с веранды и с независимым видом, посвистывая, направился в сторону сада. Наверняка решил присоединиться к братцу, который находился на пристани, готовясь к скорому их отплытию с острова.

Эбби дождалась, пока он скроется из виду, потом села и сосредоточила все свое внимание на сестре.

– Зачем ты сделала это, Джесс? Я знаю, ты обожаешь откалывать всякие дурацкие номера, но то, о чем идет речь сейчас, это уж слишком. Не имеет значения, что ты говоришь, я не верю ни одному твоему слову. Ты оговариваешь себя. Зачем?

Джесс бросила на сестру холодный, отдающий металлом взгляд.

– Выходит, ты просто не понимаешь меня, вот и все.

– Ты моя сестра, я знаю тебя так же хорошо, как себя, потому и говорю, что ты органически не способна на такое.

– Посмотрела бы я, что бы ты делала и говорила, если бы тебя приперли к стенке, – пробормотала Джесс.

Ты имеешь в виду наше теперешнее финансовое положение? Если ты поступаешь так из-за временной нехватки денег, это слабое оправдание. Я поеду в Париж, наймусь на круизы, там хорошо платят. Мы быстро поправим свои дела. Но нет, мне кажется, ты не из-за денег… Тут, я думаю, что-то еще. Наверное, все это из-за Уильяма. Он так затерзал тебя подозрениями, что ты просто от усталости, отчаяния и досады созналась в том, в чем совсем невиновата, и еще в том, что страшно для него. Ты ведь сделала это, чтобы ему отомстить, я уверена.

Джесс ничего не ответила, ни слова не проронила в свое оправдание. Да и что она могла? Пусть Эбби верит в то, о чем говорит, но правды ей не узнать никогда.

– Я вижу, ты не хочешь оправдываться даже передо мной, ведь так? – сказала Эбби, потеряв всякую надежду добиться от сестры хоть каких-то объяснений. – Хорошо, это можно отложить. Ты объяснишь мне все после. Но в одном мне признайся: я ведь попала в точку, предположив, что все это ты делаешь из мести.

Джесс подняла голову и пристально посмотрела на сестру.

– Хорошо, ты угадала, но не надейся, что тебе, удастся что-нибудь изменить и поправить. Я бы никогда не признала своей вины, если бы Уильям не был так груби жесток со мной. Я могла бы держать рот на замке, но что сделано, то сделано. Из мести я сказала ему то, что он добивался от меня услышать, и, надеюсь, он досыта теперь этим сыт.

– Но какой в этом смысл, Джесс?

– Полагаю, что никакого, – устало ответила та, с тоской. глядя в пространство, будто желая раствориться в нем, уплыв куда-то, где никто не сможет ее найти. – Давай оставим все это… Поверь, у меня была адская ночь.

– И ты заполучишь адскую жизнь, если будешь продолжать в том же духе. Тебе осталось только признаться, что ты британская шпионка. – Эбби вздохнула и отвела с лица сестры упавшие пряди волос. Я пойду собирать вещи. Очевидно, мы скоро отплываем. Ох, сколько времени потрачено зря, страшно подумать…

Она покинула Джесс, стараясь понять, что так изменило ее сестру в последнее время. Всегда была необузданной и бесшабашной, но сейчас ее поведение похоже на временное помешательство. Безумное существо, бросающееся из крайности в крайность…

– Ну, приятель, кто же за тобой смотрит, когда братцев здесь нет? – спросила Эбби у Пинки, заметив, что он глядит на нее сверху, с крышки гардероба.

– Пиастр-р-ры! Пиастр-р-ры! На аборр-рдаж!

Эбби слегка улыбнулась.

– Ах ты, старый разбойник! Сдается мне, это Оливер научил тебя всем этим пиратским словечкам. Очень на него похоже.

Вдруг глаза ее наполнились слезами, и она, упав на постель, закрыла лицо руками и разрыдалась. Она не собиралась больше из-за него плакать, но это нахлынуло независимо от ее воли, и она никак не могла остановиться. Все, все безнадежно, и все безнадежны. Оливер, Уильям, ее сестра – все безнадежны, и она сама тоже безнадежна, потому что ничего не может изменить, ничего не может сделать, ничем помочь…

Ох, этот старый нелепый мир! Все любят друг друга, но каждый слишком уязвлен и разгневан, чтобы простить и забыть. Почему жизнь так не похожа на этот остров, на этот пышный, роскошный, прекрасный рай?

Сама она уже простила Оливера. В который раз перебирая в памяти все случившееся, все то, за что порицала его, она искала и находила в своей прозревающей душе оправдание ему. Можно было бы и догадаться, что он не шофер. Какой шофер заблудится в трех соснах? Можно было понять, что он делает это с какой-то определенной целью. Так ведь оно и вышло, он ее намеренно уволок в Кент, не дав улететь в Париж. Даже Мелани он не сказал, кто она на самом деле, и садовнику, как она теперь поняла, запретил разговаривать с ней, а всему виной эта дискета, третья, несуществующая дискета с игрой, которую она якобы везла в Париж. Оливер не хотел упустить ее. Да, теперь она понимала, почему он обманывал ее. Обстоятельства сложились таким образом, что у него просто не было другого выхода. Единственное, что реально, – их любовь. Большую часть времени Оливер выглядел весьма огорченным, и хотя сначала она думала, что его огорчают неприятности, грозящие фирме, на самом деле он расстраивался из-за нее. Из-за них двоих.

Да, так оно и было. Джесс тоже полюбила, полюбила Уильяма, и Эбби казалось, что он отвечает ее сестре взаимностью, но его высокомерие не позволяет ему признаться в этом.

Эбби вытерла слезы и посмотрела на Пинки, который удивленно глазел на нее сверху, склонив набок ярко-розовую головку.

– И что же мне делать, старый мудрец? – задумчиво спросила она у него.

– Это всего лишь попугай, а не филин. Откуда тут взяться мудрости?

Голос Джесс, неожиданно раздавшийся сзади, заставил Эбби вздрогнуть. Она обернулась и увидела, как Джесс принялась складывать в кучку, в изножье кровати, всю ту одежду, что Уильям купил ей в Нью-Йорке. Диор, Шанель, Версаче… Сверху она сложила парфюмерию, косметику и туалетные принадлежности, тоже купленные им.

– Ты все оставляешь здесь? – спросила Эбби.

– Я ничего этого видеть не могу, не то что на себя надеть!

Эбби улыбнулась сквозь слезы.

– Ну вот, еще одно доказательство, что никакая ты не интриганка, как они все считают. Месяц назад ты была бы на седьмом небе от таких вещей.

– Месяц назад я еще была в своем уме.

– Да, мы все тогда были в своем уме, задумчиво проговорила Эбби.

Джесс взглянула на сестру, изо всех сил стараясь казаться бодрой, и это ей кое-как удалось. Хотя, когда она присела напротив нее на край кровати, ей подумалось, что лучше бы она нынешней ночью умерла, не дожив до рассвета. Всем, и Эбби тоже, было бы от этого только лучше. И Джесс горестно вздохнула.

– Эбби, нет никакой необходимости из-за всего этого вам с Оливером портить свою жизнь, ты же понимаешь. Он сказал мне, что по-настоящему любит тебя и готов отдать все, лишь бы не потерять тебя.

– Ох, правда? Когда он это сказал? Ночью на пристани?

Джесс рассмеялась, подошла к сестре, села рядом и обняла ее.

– Он испугался до полусмерти, когда обнаружил, что целует не тебя, а кого-то другого. Хотя, должна признаться, целуется он неплохо.

Плача и смеясь, Эбби легонько стукнула сестру в ребра.

– Ох, Джесс, ты безнравственная особа!

– Зато ты у меня особа высоконравственная, и я хочу, чтобы ты была счастлива, чтобы вы с Оливером никогда не расставались. – Она встряхнула сестру за плечи и заглянула в ее чистые, омытые слезами глаза. – Я желаю тебе счастья, Эбби. Хочу, чтобы у вас с Оливером все было хорошо, и так оно и будет, я уверена. Уильям тут ему не хозяин, и…

– Ох нет, Джесс, пожалуйста, не продолжай. Я не буду счастлива с ним после всего, что со всеми нами случилось. Каждый раз, как я вижу Уильяма, я думаю о том, какой прекрасной парой вы двое могли бы стать. Но этого, как видно, не случится. А жаль… Подумай сама, если у нас с Оливером родится ребенок, то Уильям будет ему дядюшкой, а ты тетушкой и…

– К черту, Эбби, перестань!

Джесс не хотела слышать ничего подобного. Ребенок, дяди, тети… Это причиняет такую невыносимую боль. Она встала и,подойдя к гардеробу, вытащила небольшой чемодан с собственными вещами, которые она взяла с собой, отправляясь в Нью-Йорк. Все бы сложилось совсем иначе, если бы она тогда не поехала в Штаты… Ах, эти вечные если бы да кабы, их уши торчат отовсюду.

– Куда ты? – спросила она Эбби, когда та встала и направилась к двери.

– Пойду разузнаю, когда мы отплывает. Мне-то особенно упаковывать нечего. Так, кое-что для ночевки в Париже, а остальное все на мне. – Она тяжело вздохнула. – Чтоб мне провалиться! Мы ведь почти имели это все, а-а? Парочку роскошных миллионеров! Ну что ты скажешь!..

– И попугая, – горестно усмехнулась Джесс, кивнув на Пинки, который слетел наконец с гардероба и примостился на плетеном изголовье одной из кроватей, беспокойно крутя головкой и поглядывая то на одну, то на другую сестру. – Попугая мне потерять даже досаднее, чем Уильяма, – решительно договорила она.

– Значит, Уильяма тебе потерять тоже жалко?

Эбби едва увернулась от брошенного в нее сестрой свернутого в клубок шарфа от Гермеса.

Выглядит так, будто Джесс пытается обратить в шутку дело совсем не шуточное, думала Эбби, идя по тропинке, ведущей через сад к берегу. Но нет, Эбби видела все признаки того, что сестра глубоко ранена, и своим неосторожным замечанием о ребенке она коснулась самого уязвимого ее места. Сострадание в эту секунду достигло самых глубин ее души, и Эбби вдруг в полной мере осознала всю неизмеримую бездну тоски, переживаемой Джессикой.

Она дошла до берега и ладонью прикрыла глаза от нестерпимого блеска солнца, отраженного белым песком и лучезарно прозрачным волнением моря. Как в такой райской обители могут существовать вражда и непонимание! Это несправедливо.

Она увидела обоих братьев, Уильяма и Оливера, на палубе «Уэбберс Уондер», и, судя по тому, что оба они размахивали руками, между ними шел ожесточенный спор. Эбби отступила назад, скрывшись за прибрежными зарослями. Слов не разобрать, но разговор, как ей казалось, шел о ней. Похоже, Оливер действительно, как и обещал, защищает ее, но по всему видно, что он в немалой степени зависит от брата. Сказав Джессике, что не сможет быть с ним счастлива, Эбби не покривила душой, она и вправду не представляла себе их счастья с Оливером, если эта пара, Джесс и Уильям, не будет счастлива тоже. Нет, она не лгала, сказала то, что чувствовала.

Разве не понятно, что если она хочет союза с Оливером, то должна принести величайшую в своей жизни жертву, предав ради этого свою родную сестру? Выбор здесь предрешен, она ни за что не пойдет на такое предательство. Ах, если бы удалось убедить Уильяма, да и всех…

Не попробовать ли в самом деле предпринять нечто такое, что поможет всем им разобраться в дикой и нелепой ситуации? В конце концов, она и вправду будто посторонний наблюдатель, ибо эти трое знают нечто, чего не знает она, видят только, что это нечто является серьезным обвинением Джесс, которое та сама подтверждает. Но способна ли ее сестра так губительно повлиять на все их судьбы только потому, что Уильям угрожал ей? Почему, ох, почему она так поступает?

Эбби пригладила волосы, растрепанные налетевшим вдруг бризом. Братья все еще спорили, размахивая руками, и Уильям, судя по всему, не отступал перед аргументами брата. Они все еще находились на борту яхты, и, пока они там, она не сможет поговорить с Уильямом. Удастся ли ей вообще поговорить с ним наедине?

Стоя в тени банановых пальм, она видела, как они покинули яхту и, продолжая разговаривать, направились по пристани к берегу. Слов она по-прежнему различить не могла, правда, спор их поутих, и они перестали размахивать руками. Эбби отступила в глубину зарослей, чтобы они ее не заметили. В голове ее зародилась и начала развиваться фантастическая идея.

Да, здесь необходим шок. Нечто такое, что всех их мигом приведет в чувство.

Как только братья, миновав то место, где она стояла, углубились в сад, направляясь по тропинке к вилле, Эбби как ветер помчалась к берегу и взбежала на пристань.

На пристани она потратила несколько лишних секунд, чтобы обернуться и выяснить, не замечена ли она с берега, и, успокоившись на этот счет, приступила к тому, что у моряков называется отдать швартовы. Пальцы от грубых веревок тотчас заныли, сердце как сумасшедшее колотилось от страха, что в любую минуту ее действия будут обнаружены. Но она сделала то, что задумала.

– А где Эбби? – спросил Уильям, заглянув в гостевую спальню, где Джесс пыталась закрепить собранные в пучок волосы на затылке.

– Откуда мне знать? Я за ней не слежу, – угрюмо ответила Джесс.

Ненароком бросив взгляд в зеркало туалетного столика, она увидела его мрачное, напряженное лицо, но его угнетенность, как ни странно, не принесла ей ощущения собственного триумфа. Она отвернулась, вновь углубившись в себя и не находя в душе своей ни одного просвета. Ждать от Уильяма Уэббера любви теперь – все равно что требовать уплаты дани.

– Найдите ее и обе приходите на пристань. Скоро мы отплываем. Можете оставить свой багаж здесь, Оливер захватит его.

– Смотри ты, какой он у нас джентльмен! – не сдержавшись, съязвила Джесс.

– Оставьте ваш сарказм, Джессика. Не впадайте в детство, а не то… Что за черт!

Джесс обернулась посмотреть, к чему относится последнее его восклицание, но его уже не было в комнате.

И вдруг она услышала отдаленный расстоянием шум моторов. Это на судне!

Джесс сразу же бросилась на веранду, откуда увидела, что Уильям и Оливер бегут по тропинке к морю. Кто же тогда на борту яхты?

С придушенным стоном, осознав происходящее, Джесс тоже побежала на берег, ноне по тропинке, а напрямик, сквозь густые заросли жасмина. Она достигла песчаной отмели и остановилась там как вкопанная. Сердце ее зашлось в ужасе. Уильям и Оливер добежали до пристани, но было слишком поздно. Яхта «Уэбберс Уондер» уже вышла в море. Джесс будто очнулась и бросилась к пристани.

– Эбби, ради Бога, вернись! Что ты делаешь! – рупором сложив ладони, кричал Оливер в сторону яхты.

– Что случилось? – запыхавшись, спросила Джесс, добежав до того места, где стояли братья.

Уильям повернулся к ней, глаза его горели от бешенства, и в то же время он казался растерянным.

– Она хоть знает, что делать? Когда-нибудь прежде она управляла яхтой? – Он схватил Джесс за плечи и встряхнул, будто так скорее можно получить ответ. – Говорите же, она хоть что-нибудь в этом понимает?

И он снова встряхнул ее, потому что она не отвечала.

Наконец Джесс подала признаки жизни, смущенно пробормотав:

– Я не знаю… Не знаю. Кажется… Возможно, она научилась в этих своих кругосветных круизах…

Уильям со вздохом облегчения отпустил ее.

Джесс облизнула пересохшие губы.

– Она… она там организовывала развлечения для окружающих, ну, вы знаете, бинго и все такое…

– Господи! – выдохнул Уильям и, обернувшись, вдруг закричал брату, стоявшему и вопившему на дальнем конце причала: – Не ори, Оливер, она тебя не слышит. Беги в дом и принеси рацию, так мы скорей до нее докричимся.

Оливер со всех ног помчался к дому, бежал так, будто вся его жизнь зависела от этого. Крайне встревоженный, Уильям стоял на пристани, ладонью прикрывая глаза от солнца, все его тело словно окаменело от напряженного внимания.

Джесс подошла к нему и опять спросила: – Что случилось?

– Ваша сестра сошла с ума, вот что случилось, – процедил он сквозь зубы. Она увела яхту. – Вдруг, резко повернувшись к ней, он спросил: – Это вы надоумили ее? Еще одна ваша безумная авантюра, чтобы всех нас довести до умоисступления?

– Не будьте идиотом! – отмахнулась от него Джесс, не до конца понимая серьезность происходящего. – Что вы так всполошились? У вас ведь наверняка все застраховано, все ваши сокровища. Да и что может случиться с вашей бесценной яхтой?

– А ваша сестра тоже застрахована? За нее вы не боитесь? – Он взял ее за подбородок и повернул лицом к морю.

Взгляните-ка на горизонт! Это не легкое облачко, не дымка. Эта приближающаяся тучка грозит адским шквалом, а ваша сестра может встретиться с ураганом возле кораллового рифа. Если вся эта троица сойдется в одном месте и в одно и то же время, то…

Уильям не успел договорить, потому что ноги Джесс подкосились, и он едва успел подхватить ее, предохранив от падения на деревянный настил пристани. Так он какое-то время и стоял, крепко прижимая к себе ее трепещущее тело.

– Все хорошо, дорогая. Мы сумеем вернуть ее, – проговорил он хрипло.

Они тревожно следили за яхтой, которая, чуть покачиваясь, скользила по водам все дальше и дальше от берега.

В это время на пристани появился Оливер.

– Эбби, дорогая, я знаю, ты слышишь меня. Нажми красную кнопку приемника. Возьми приемник, он у тебя справа, и нажми кнопку. Левой рукой продолжай держать штурвал.

Он начал кричать в микрофон портативной рации, едва ступив на пристань, и продолжал кричать на бегу, пока не добежал до того места, где стояли Уильям и Джесс.

Они услышали щелчок и потом голос Эбби, громкий и чистый:

– Эй, ребятишки! Тут так забавно!

– Она чокнулась, это точно, – пробормотал Уильям, все еще держа Джесс, прильнувшую к нему для опоры.

– Нет, это совсем не забавно, Эбби, серьезно сказал Оливер. – Выключай моторы! Ты, очевидно, знаешь, как это делать, раз включила их, так вот теперь выключай.

– С какой стати? – Эбби рассмеялась. – Нет, это правда смешно. А знаете, тут начинает здорово покачивать. Ой, кажется, где-то здесь близко риф, вода изменила цвет, стала посветлей, похоже на отмель… Ох, а рыбы-то сколько! Все, правда, мелочь…

– Вырубай моторы! – закричал Оливер.

– Эй, на судне, лево руля, так держать! – Эбби смеялась. – И все, заметьте, одной рукой. Ох, Олли, мне так все это нравится!

– Не надо звать меня Олли!

– Виновата, дорогой, больше не буду, – проворковала она.

– Да она пьяная! – возмущенно вскрикнул Уильям.

Все трое с ужасом следили, как яхта сначала страшно накренилась влево, казалось даже, что она зачерпнула кормой воду, затем выпрямилась и, рассекая волны, направилась в сторону рифа… и штормовых облаков.

– Пожалуйста, Эбби, дорогая, выключи моторы и…

– Ха, да если я выключу моторы, то ни за что не смогу поручиться. Итак, вперед и выше, дорогие мои! Но для этого нужно немного сосредоточиться. Позвоните мне позже.

И они явственно услышали щелчок отключения.

Оливер попробовал еще раз вызвать яхту, но ответа не последовало.

В тягостном молчании, стоя на краю причала, они только и могли, что смотреть и ждать. Джесс, вцепившись пальцами в рубашку Уильяма, едва осмеливалась взглянуть в сторону яхты. Какие демоны вселились в Эбби? Что довело ее до такого безумия? Они все понемногу двигали ее к краю, вот она в конце концов и сдвинулась…

– Но почему? – растерянно спросил, ни к кому особо не обращаясь, Уильям.

Он побледнел, с тревогой глядя на то, как яхта все удаляется и удаляется от берега и все ближе и ближе подходит к рифу.

– Наверное, я сказала или сделала что-то, что подвигло Эбби на это безумие, – нервно пробормотала Джесс.

– Да уж, вы наговорили и натворили всего предостаточно, – огрызнулся Оливер.

– Оливер, прекрати! – не отрывая глаз от яхты, отрезал Уильям.

Они все с тревожным напряжением продолжали следить за яхтой, и всем им казалось, что проходили часы.

Вдруг Оливер оживленно воскликнул: – Ох, девочка моя! Умница! Она прошла! – Он подпрыгнул на целый фут от земли, выбросив в воздух кулаки, как делают подчас победившие спортсмены. – Она прошла! Она сделала это! Проскочила мимо этого адского рифа! Ох, как я люблю ее, эту сумасшедшую! Нет, уж теперь я обязательно женюсь на ней. Ох, братцы, да это мое счастье! И я сделаю так, что и она будет счастлива!

Тут он снова взялся за рацию.

– Эбби, родная, ты справилась! Сердце мое, ты сделала это! Прошу тебя, выходи за меня замуж, девочка, лучше тебя мне никого не найти!

– Да успокойся ты, будет с тебя! – прикрикнул на брата Уильям, понемногу сбрасывая оцепенение крайней напряженности. Лучше скажи ей, чтобы глушила моторы и становилась на якорь.

– Эбби, глуши моторы и становись на якорь! – Тотчас прокричал в рацию Оливер.

– Он у вас что, попугай? – пробормотала Джесс и тотчас встревожилась, как бы ее кто не услышал.

Но Уильям услышал и теснее прижал ее к себе.

До Джессики только сейчас начало доходить, что он все еще обнимает ее. Вдруг она вспомнила, что он назвал ее дорогая, но из-за ужаса и страха память только теперь начала возвращаться к ней. Позже, когда Эбби вернется к ним и будет в полной безопасности, надо обдумать это. Ох, Эбби, почему она пошла на такой риск? Чего хотела этим добиться? И что намерена делать дальше?

В эту минуту послышался щелчок приемника, и затем вновь раздался веселый голосок Эбби:

– Глушу моторы, становлюсь на якорь. Ох, это все так просто. Здесь на любой случай есть своя кнопка. После такой практики я смогу заняться даже серфингом по Интернету.

– Нет, она точно сумасшедшая, – пробурчал Уильям.

– Сейчас я приплыву к тебе, Эбби, сказал Оливер, уже стащив свободной рукой подтяжки и расстегивая рубашку. Стой где стоишь, я приплыву за тобой.

– Нет, Оливер!

Все трое насторожились от перемены в ее тоне. Больше никакого веселья. Эбби заговорила вдруг чрезвычайно серьезно:

– Теперь слушайте меня, вы, все трое. Вы, конечно, меня не видите, только яхту. Но вот я стою здесь одна, считая себя, как говорится, заложницей. Я вижу приближающиеся штормовые облака, и хотя море все еще спокойно, но это, возможно, ненадолго. Полагаю, у вас есть полчаса, чтобы обсудить ваш конфликт и…

– Эбби! – с тревогой крикнул Оливер.

Нет, Оливер, молчи, ты слишком далеко сейчас, у тебя нет возможности заткнуть мне рот поцелуем и спустить все на тормозах. Вы все слушайте! Считайте эту ситуацию актом заложничества. Может быть, вам, мальчики, легче это понять, поскольку у вас в этих делах достаточно богатый опыт. Я выдвигаю условия. Джесс, ты тоже слушаешь?

Да! – воскликнула Джесс. – Я слушаю.

Хорошо. Мы все хотим узнать от тебя правду, хватит уже лгать, ты всех нас своей ложью погубишь. Скажи Уильяму то, в чем призналась мне. Потом помиритесь и поцелуйтесь, или что вы там обычно делаете вдвоем… Оливер, я не соглашусь выйти за тебя замуж до тех пор, пока они не помирятся. Поэтому сейчас ты должен проследить за тем, чтобы они действительно помирились, по-настоящему. Итак, у вас полчаса. Если все решится положительно, махните мне чем-нибудь белым. Если же нет…

Она ничего больше не сказала, рация отключилась, а они стояли и растерянно смотрели друг на друга. Глаза Джесс наполнились слезами. Да, во всем этом только ее вина. Это она толкнула сестру на такое отчаянно рискованное мероприятие.

– Ох, Уильям, – простонала она, склонив голову ему на грудь, и вдруг горестно воскликнула: – Что я наделала!

– Нет, что я наделал! – повторил он за ней и крепче прижал к себе.

Оливер, раздевшись до трусов, уже готов был спрыгнуть с пристани вводу, чтобы плыть к яхте, когда Уильям, выпустив Джесс из объятий, рванулся к брату и схватил его за руку.

На какую-то долю секунды Джесс показалось, что Оливер сейчас ударит брата в челюсть. Возможно, он и ударил бы, но Уильям прежде успел сказать:

– Передай ей, что все улажено. Джесс и я, мы хотим пожениться. Так что давай не мешкай, плыви и выручай ее, а не то сам получишь у меня в челюсть.

Оливер вдруг усмехнулся, взглянув на брата, затем повернулся, прыгнул в воду и поплыл в сторону яхты.

Джесс смотрела на Уильяма, и слезы струились по ее щекам. От волнения у нее перехватило горло, так что ей с трудом удалось заговорить.

– Вы так сказали, чтобы спасти мою сестру? – насилу прохрипела она.

– Конечно, – мрачно ответил Уильям.

Ответ потряс Джесс, она даже отступила на несколько шагов. Потом подняла руку и стерла с лица слезы, отчаянно стараясь справиться с волнением. Когда это ей удалось, она подняла голову и посмотрела на него.

– Но сказать такое ради спасения Эбигейл – это одно, а на деле – совсем другое. – Она горестно покачала головой. На самом деле, Уильям, вы не хотите жениться на мне. После всего, что я сделала, вы не можете и не должны.

Уильям подошел и взял ее за плечи, прикрыв ладонями обнаженную, обжигаемую пылающим солнцем кожу.

– Эбби хочет знать правду. Это ее требование: вам сознаться во всем, а нам помириться. Но знайте, я женюсь на вас даже в том случае, если вы не исполните условий своей сестры.

Джесс снова покачала головой.

– Вы не понимаете…

– Я понимаю одно, что вы обманули меня.

– И согласны жениться на мне ради спасения Эбби? Нет, Уильям, вы можете жениться на мне только ради самого себя и никак иначе. Иначе – нет. Вы не обязаны в данном случае сдержать свое слово. Мы вернем Эбби, и я сделаю все ради этих двух, Эбби и Оливера, я буду притворяться столько, сколько понадобится, пока они не обретут свое счастье. Но мы с вами никогда не поженимся, потому то вы не любите меня.

– Да я влюбился в вас в ту минуту, когда вы поливали меня своим желтым коктейлем, – сказал он с нежностью, вдруг возникшей в его голосе.

Джесс высвободила плечи из его рук и в приступе ярости попыталась отвернуться от него. Он сейчас готов делать и говорить что угодно, лишь бы выполнить условия Эбби, спасти яхту, а ее саму вытащить на берег. Он просто выполняет условия террористки. Оливер заверит Эбби, что те двое, оставшиеся на берегу, помирились, но она-то, Джесс, не может не понимать, что за словами Уильяма ничего не стоит. Это пустые слова.

Уильям схватил ее за запястья и повернул к себе.

– Я знаю, Джесс, что вы тоже любите меня. Все, что Эбби сказала Оливеру, стало мне известно. Сестры говорят друг другу все, но и братья тоже откровенны друг с другом. Впрочем, мне и не нужно свидетельств со стороны, они лишь подтверждают то, что я и сам уже понял.

Ох, как бы ей хотелось верить ему! Но, увы, это невозможно. Все это делается из-за Эбби, а не из-за нее самой.

– Как… как вы можете любить человека, которого считаете вором и хакером, насаждающим вирусы?

– Да не насаждали вы никаких вирусов, Джессика! Это ложь. Вы сказали это в горячке, обидевшись и решив мне досадить. Нет там никакого вируса.

– Нет, есть! Я сделала это еще до отъезда в Нью-Йорк!

– Да как вы могли это сделать? Вы никак не могли составить такое сообщение о вирусе, которое, как утверждаете, отправили по электронной почте еще до нашей с вами встречи.

У Джесс от удивления даже челюсть отвисла.

– Как… С чего вы взяли?

Уильям улыбнулся.

– Да сами подумайте, что это за сообщение? «Называюсь вездесущий Рыболов»! Такое название вы могли придумать только после того, как мы с вами покинули Нью-Йорк. До нашей ссоры у вас были совсем иные намерения. Просто я, пытаясь уличить вас во лжи, передал вам слова вашей сестры, узнанные мною от Оливера, что, мол, в море плавает много и другой рыбы, кроме Уильяма Уэббера. Теперь, сообразив, я решил, что и другие ваши обманы были не тем, что я думал о них раньше.

Конечно же… Как это она промахнулась с дурацкой рыбой? Впрочем, и неудивительно. В таком расстройстве, почти обезумев от горя, на ходу придумывая вирусный девиз, она воспользовалась первым, что пришло в голову, и это оказалось связано с рыбой, чего никак не могло быть до ее отъезда в Нью-Йорк. Ох, эта фраз очка Эбби…

– Но игра! И то, что я занимаюсь хакерством?

– Если вы действительно в чем виноваты, я не стану вас торопить, у вас будет время во всем мне сознаться или все объяснить. Сейчас же вы должны понять только одно: я действительно хочу на вас жениться. Я люблю вас, невзирая на то, преступница или нет. И я ничего не могу поделать со своими чувствами, поверьте мне.

Джесс до такой степени изумилась, что на глаза навернулись слезы, и вдруг, после невероятного нервного напряжения, пережитого ею, она почувствовала сильную слабость.

– Я… Мне надо сесть, – прошептала она и, сделав пару шагов, опустилась на край пристани.

Она медленно болтала ногами в воде, пока он усаживался рядом. Какое-то время они просто смотрели в море, на яхту, покачивающуюся на волнах в отдалении. Они видели, что Оливер приближается к ней, и ждали, когда он поднимется на борт. Никто не проронил ни звука. Просто сидели и ждали и наконец услышали три коротких гудка, донесшихся с яхты.

Джесс перевела дыхание, испытав облегчение, затем посмотрела на Уильяма и с нежностью улыбнулась ему.

– О'кей, парень, – засмеялась она. Да, я пойду за вас замуж. Но сначала все объясню. Правда, у меня тоже есть кое-какие условия.

Он грустно усмехнулся, обнял ее за плечи и прижал к себе, но, прежде чем глубоко и страстно поцеловать, проворчал:

– Я понимаю, леди требуется еще один жалкий миллион.

После поцелуя Джесс сказала:

– Держите ваши денежки при себе. Но вы должны пообещать мне, что Эбби никогда не узнает о том, что я вам сейчас расскажу.

– Извините, но я не даю обещаний, пока не узнаю, смогу ли их выполнить, С улыбкой ответил Уильям.

– Помнится, вы как-то говорили, что не привыкли извиняться. Выходит, теперь решили отступить от своего правила?

– Все течет, все изменяется. А почему надо что-то скрывать от Эбби?

– Ну, я думала. Не договорив, она вздохнула и, облизнув кончиком языка нижнюю губу, посмотрела на море.

Яхта все еще оставалась на месте. Что-то не заметно, чтобы Оливер спешил вернуть судно к берегу. Должно быть, они с Эбби вплотную занялись там выяснением собственных отношений, заключив друг друга в объятия. Эбби сейчас, должно быть, счастлива. Правда, она наверняка еще не пришла в себя от пережитого безумия, но счастье поможет ей успокоиться. Наверное, и к лучшему, если Эбби тоже узнает всю правду. Здесь уже нагорожено столько лжи и обманов, что им и за сотню лет всего не распутать.

– О'кей, я не стану выуживать у вас никаких обещаний, – заговорила Джесс. Не будет больше никаких тайн, никаких обманов, но что касается Эбби, я хочу, чтобы это исходило от меня и ни от кого больше. Когда мы вернемся в Англию, я найду способ все ей объяснить.

– А мне, полагаю, лучше начать объяснять теперь, – прошептал Уильям ей на ухо, шевеля дыханием прядку ее волос. – Но делайте это поскорее, сердце мое, иначе не успеете, ибо я начинаю чувствовать нечто, исходящее от опасной леди, к чему, как вы уже знаете, мое либидо не может оставаться равнодушным.

Джесс рассмеялась, испытывая огромное облегчение. Великолепный день, воистину день в раю, даже штормовые облака рассеялись, не оставив и следа в небесной лазури. Она была овеяна ощущением счастья, потому что все пошло хорошо, все вдруг как-то исправилось.

Обняв друг друга, они возвращались назад, к вилле, и Джесс начала рассказывать ему свою историю. Когда она договорила, а Уильям дослушал ее, она поняла, что прежними действиями подняла бурю в стакане воды, ни больше ни меньше. Собственно, всего она, конечно, объяснить сразу не смогла, ибо как протащить большую горку через кротовью норку? Тем не менее свести в своем рассказе концы с концами ей все-таки удалось. Правда, это и вполовину не было так забавно, как если бы она рассказывала все с самого начала и в подробностях. Но главное, ей удалось объяснить ему, что жизнь без сложностей, которые она постоянно сама себе создавала, была бы для нее слишком пресна и немыслима, все равно что сегодня не надеяться обрести то, что утрачено вчера. Как говорится, не упав вечером, не поднимешься утром. Хотя она понимала, что в будущем ей придется держать себя в строгости, ибо теперь все, что она будет, говорить и делать, не должно причинять вреда и наносить сердечные раны Уильяму Уэбберу, этому удивительному человеку, с которым судьба столь милостиво свела ее.

Да, она виновата, но главное заключается в том, что вина лежит не только на ней. Ее обожаемый эксцентричный папочка в большей степени ответствен за то, что произошло. Теперь, конечно, его здесь нет, вероятно, занимается серфингом по небесному Интернету, а узнай он обо всем случившемся с его дочерьми, наверное, удивился бы, как это из-за таких пустяков, из-за безвредного веселого развлечения могли приключиться столь грозные неприятности.

Домофон зажужжал и заговорил торжественным голосом Уильяма:

– Уильям и Оливер Уэбберы к Джессике и Эбигейл Лемберт.

– Ох, караул! – в панике заметалась Эбби. – Они уже здесь! Господи, спаси! А куда я запихнула шампанское? Надеюсь, не в духовку! Хорошо хоть, что этот паштет вроде бы удался, выглядит, во всяком случае, вполне пристойно. Как там у тебя с сервировкой, Джесс? Закончила?

Джесс нажала кнопку, отпирающую дверное устройство, давая гостям возможность проникнуть в дом. Теперь они наверняка уже поднимаются по лестнице. Она бросила на себя последний взгляд в зеркало, стоящее в холле.

– Если не считать дурацких рождественских свечей, все выглядит просто великолепно, – отозвалась она на вопрос сестры. – И перестань паниковать. Из-за чего, собственно, такой переполох? – Она пыталась подправить пару непослушно выбившихся из прически рыжих локонов, потом махнула на это рукой и вдруг заметила отсутствие на столике их фотографии. Эй, Эбби, а где наше фото? Оно же всегда тут торчало.

– Да здесь оно, здесь. – Эбби заставила сестру посторониться и, выдвинув ящик стола, достала и водрузила на место их фотографию в серебряной рамочке.

– Что это ты ее убрала?

– Это так важно? Убрала и все. А теперь достала.

Эбби вздохнула, вспомнив тот злосчастный вечер, когда она ожидала прихода Уильяма Уэббера, а вместо него явился Оливер с этим своим нелепым букетом. Ей не хотелось бы, чтобы Джесс узнала, как и почему она спрятала фотографию, ей и самой неприятно было вспоминать, с чего началась ее ложь Уильяму Уэбберу, который, как выяснилось позже, оказался Оливером. Она проникновенно взглянула на снимок.

– Папа любил эту фотографию. Ты помнишь, это мы снялись на Брайтоне, еще до его болезни, в те времена, когда вы с ним часами просиживали за компьютером, чуть не до умоисступления играя в свои ужасные видеоигры.

Джесс рассмеялась.

– Наш папочка родился несколько преждевременно. Эти вещи просто очаровали его. Ему бы родиться попозже, чтобы сейчас быть молодым человеком. Он бы братцев Уэбберов в два счета обштопал с их программами, Уильям и Оливер ему и в подметки не годились бы.

– Практически он и так обштопал Уэбберов во всем, что касается независимости и капризов, – заметила Эбби с грустной улыбкой.

– Папа никогда не делал ничего дурного, Эбби, у него никогда даже дурных намерений не появлялось, – серьезно сказала Джесс. – Теперь ты понимаешь это?

– Конечно, понимаю, – засмеявшись, ответила Эбби. – Ты все так хорошо объяснила мне, как не понимать. В нем ни на йоту не было злонамеренности. Не то что в его опасных дочерях.

– Он делал все это просто для развлечения. Его это страшно забавляло, – напомнила Джесс сестре. – Он был лихой хакер, проникал во все виды систем. Судя по его рабочим записям, он умудрился пролезть даже в систему НАСА[34]. Но он всего лишь развлекался, больше ничего. Ради, как говорится, спортивного интереса. Он никогда не использовал найденную информацию в корыстных целях. Это его просто забавляло, и он скользил себе дальше, в поисках новых развлечений. Конечно, он не должен был, наткнувшись на игру Оливера, записывать ее. Там, правда, была только первоначальная идея, еще недостаточно разработанная, Идея на ранней стадии. Но все же это была чужая идея, а не моя, как я утверждала раньше. Но я ведь уже объяснила все Уильяму, да и тебе тоже. Я воспользовалась ею, чтобы доработать. И я была спокойна, считая, что эта идея принадлежит отцу, который просто не успел довести ее до ума. Но самое удивительное в этой истории то, что я пришла почти к тем же результатам, что и Оливер.

– Оливер, он очень способный, – гордо заметила Эбби.

– Да, несомненно. Я даже допускаю, что он почти такой же способный, как и я, Джессика Лемберт! – Джесс рассмеялась и, посмотрев на сестру, спросила ее: – Ты счастлива, Эбби?

– Я грандиозно счастлива. А ты?

– О, а я счастлива исступленно. Уилл обещал, что сам сконструирует для меня свадебное платье. Чувствуешь себя просто кинозвездой какой-то. Я счастливейшая женщина на свете!

Они обе все еще переговаривались и пересмеивались, когда Джесс открыла дверь и от неожиданности даже отступила на шаг. Прямо перед ней колыхался огромный букет, превосходящий по нелепости все виденное ею доселе – белые лилии вперемежку с большими лохматыми подсолнухами, что повергло ее чуть не в истерический хохот.

Успокоилась она, только когда из-за букета выглянул Оливер и, притянув ее одной рукой к себе и букету, смачно поцеловал в губы.

– Эй, эй! Кончайте это! – возопила Эбби. – Это не я, а моя сестра, так что нечего там целоваться, зарывшись в полоумную огородную грядку! Иначе тебе придется жениться не на мне, а на ней! Ты опять все начинаешь путать? Это же я твоя невеста!

– Ах да! Прошу прощения, дорогая, сказал Оливер, выглядывая из-за букета со счастливой улыбкой. – Впрочем, это не любовный поцелуй, а всего лишь родственный, ведь Джесс как-никак мне почти невестка, в придачу еще и свояченица.

Тут из-за букета вынырнул Уильям и заключил Джесс в объятия, до поцелуя успев проворчать:

Выдержишь ли ты двойное свадебное торжество, если рядом с нами все время будет болтаться это чудовище?

Едва переведя после поцелуя дыхание, Джесс рассмеялась и сказала:

– Я бы вышла за вас, Уильям Уэббер, даже если бы вашим братом оказался Квазимодо.

– Весьма польщен, – отозвался Оливер, услышав слова Джесс и выпустив наконец Эбби из объятий, после чего плотоядно добавил: – К тому же, смею заметить, страшно голоден.

Эбби закатила глаза, потом переглянулась с Джесс, и обе захихикали.

– А я смею заметить, что пищу готовила я, – гордо произнесла Эбби.

На этот раз глаза пришлось закатывать Оливеру.

– Да нет, не пугайся, Оливер, на этот раз все получилось хорошо. Правда-правда! Джесс меня консультировала. Она ведь не только лучший хакер на свете, но и отменная повариха. Она учит меня всему. Пойдешь на кухню, увидишь сам, какой красивый паштет я приготовила. Глядя на него, нельзя не подумать, что это само совершенство.

– Не сомневаюсь, что он и на вкус хорош, особенно если его доставили от фирмы «Приятного аппетита», – шепнул Уильям Джессике, когда его брат и будущая невестка-свояченица удалились на кухню инспектировать декларированное кушанье.

– Ох, Уилли, – с улыбкой заговорила Джесс, обняв его за шею и с обожанием глядя ему в глаза, – ты можешь себе представить, что было бы, если бы я не опоздала на этот рейс из Нью-Йорка? Я бы сидела здесь и ждала тебя, как мы договорились, а ты так и не пришел бы. И ничего бы этого с нами тогда не случилось.

– Но ведь это случилось. И вообще мне кажется, ты и в Европе настигла бы меня с порцией липкого бананового дайкири. Ну, пили бы мы потом не сухой мартини, а шампанское, например. Что это меняет? Разве влюбляются только от сухого мартини? А Эбби с Оливером познакомились бы немного позже. Все это только диверсии хитроумного времени, вроде уловок шоферского идиотизма Оливера, якобы неспособного найти аэропорт в родном городе. Мы все должны были встретиться, и мы встретились.

– Я люблю тебя, Уильям Уэббер, проворковала Джесс, глядя на своего избранника сияющими от счастья глазами.

– Я тоже люблю тебя, вездесущая, как тот Рыболов, и страшно опасная леди, с усмешкой ответил он.

– Кушать подано! – донесся до них призыв Эбби.

– Ну что ж, придется идти расхлебывать, – пробормотала Джесс себе поднос. – Послушайте, мистер Уэббер, вы не очень хорошо поступили, сказав своему брату, что стряпня моей сестрицы, вероятно, никогда не будет соответствовать стандартам, принятым в области высшей кулинарии.

– Да что в этом за беда? Поднатужимся, поднакопим деньжат и наймем целый полк поваров и кухарок.

Джесс прильнула к нему и, крепко обняв, шепнула на ухо:

– Вот за это я и люблю тебя, Уилл. у тебя есть стиль, и ты умеешь громко о нем заявить. Подчас ты говоришь такое, отчего любая опасная женщина способна почувствовать себя счастливой.

– А я люблю тебя за то, что тебе удалось перехитрить, соблазнить и обманом затащить в новую жизнь бывшего плейбоя, проще говоря, миллионера-повесу, сделав из него примитивного счастливого жениха.

Когда они, держась за руки, появились в дверях столовой, то увидели, что Эбби и Оливер целуются у окна. Джесс подумала, что в ее жизни, вероятно, никогда не будет более счастливой минуты.

– Этот старый мир подчас весьма забавен, не так ли? – шепнул ей на ухо Уильям, и Джесс стерла слезы счастья со своих глаз.

ЭПИЛОГ

– Боюсь, эта твоя Венецианская Кроссвордиха оказалась права, – ворчливо заявила Джесс Уильяму, так и этак поворачиваясь перед зеркалом и разглядывая свою сильно округлившуюся фигуру. – Она предрекала мне, что я скоро растолстею, вот я и растолстела.

Одним движением она захватила копну золотистых волос и скрутила их на затылке, заколов тяжелый узел парой шпилек. Ей хотелось убедиться, что волос не стало меньше, и с помощью маленького зеркальца, в которое она глядела, повернувшись спиной к большому зеркалу, осмотрела роскошное сооружение на голове. Нет, волосу нее по-прежнему в достатке. Беспокоиться не из-за чего.

Уильям, уютно откинувшись на подушки, листал компьютерный журнал и, усмехаясь, поглядывал на обожаемую жену, которая, на его взгляд, никогда еще не была столь красивой.

По-моему, дорогая, ты не столько толстая, сколько беременная, – с самым серьезным видом утешил он ее. – Ты у нас сейчас как инкубатор. Вот вылупится наш беби, и снова будешь стройная.

Джесс повернулась и, притворно нахмурясь, проворчала:

– Что же я, по-твоему, бентамского цыпленка вынашиваю?

– Нет, конечно нет, – жмурясь от удовольствия, проговорил Уильям. – Бентамки ведь самая мелкая разновидность домашней живности, а у тебя там, кажется, что-то покрупнее.

– Смешно, Уилли, ха, ха, – без улыбки сказала Джесс и снова обернулась к зеркалу.

Погладив руками огромный округлый живот, она почувствовала, как под кожей пробежало легкое волнение. К неизменному удивлению Джесс, ее живот постоянно рос и рос, как некая непостижимая, магическая тыква. Но вспомнив, что больше ему расти уже некуда, с глубоким удовлетворением вздохнула. Время настало, сегодня утром ей сказала об этом акушерка, к которой она.

ходила консультироваться. Беби может появиться с минуты на минуту. После осмотра, советчица усмехнулась и спросила ее, не хочет ли она хоть теперь сказать мужу правду.

Ну уж нет. Брак с Уильямом, с фантастическим мистером Уэббером, не переменил ее. Она оставалась такой же импульсивной, такой же азартной, обожающей риск авантюристкой, что и прежде. Конечно, Уилл узнает ее тайну, и узнает скоро, но не сейчас, не в эту минуту. Сейчас он и половины не знает, и именно этого она и хотела.

– Ты полагаешь, это может случиться сегодня ночью?

Она ничего не ответила, печально вздохнула и попыталась вслушаться в себя: нет ли каких-либо явных признаков приближающегося события. Вдруг живот покачнулся, так что пупок чуть не уперся ей в нос, настолько бурное движение произошло в этот моменту нее во чреве… Ничего себе! Джесс горячо надеялась на опыт акушерки, та обещала сделать так, чтобы все прошло легко. Акушерка клялась, что знает такие приемы и средства, которые якобы делают роды безболезненными.

Поддерживая живот и преувеличенно выпячивая его вперед, Джесс медленно, вперевалку пошла через спальню в сторону постели, чтобы присоединиться к мужу. При этом она мурлыкала мелодию из фильма «Челюсти».

Уильям не мог удержаться от смеха, когда она плюхнулась рядом. .

– Я люблю тебя, Джесс Уэббер! – Он вздохнул, теребя ее волосы. – Ты выглядишь так, будто вынашиваешь слоненка, а не нашего крошечного малыша, но я все равно люблю тебя. И этот слоник может появиться ночью, если прислушаться к мнению акушерки…

Джессика обняла его за шею и счастливо засмеялась.

– Неужели ты еще способен любить меня, когда я достигла таких размеров?

– Запросто, – нежно сказал он и доказал это, страстно поцеловав ее в губы. Потом, правда, отодвинулся и любовно заглянул ей в глаза. – Возможно, немного сдержанности не повредит, хотя это и не просто, когда ты так близко, но зато благоразумно. Между нами стоит некто третий.

– Тот, кто портит удовольствие другим, – хихикнула Джесс. – Эй, мистер, ты куда?

Уильям перекатился на другую сторону кровати и взялся за телефон.

– Позвоню Оливеру, узнаю, все ли у них там в порядке.

Джесс отобрала у него трубку, как только он набрал телефонный номер брата, живущего теперь с женой в новом, только что отстроенном на территории «Бруклендз» особняке. После двойной свадьбы, случившейся меньше года назад, счастливые пары разъехались по разным крыльям особняка, а два месяца назад Оливер и Эбби перебрались в новый дом. .

– Оливер просто свихнулся на проблемах деторождения, – заговорила Джесс. Такое впечатление, что он сам решил рожать.

– А что, и может! Уж если моему братцу что взбредет в голову…

Джесс усмехнулась и в ожидании, когда кто-нибудь подойдет к телефону, продолжила:

– Он, я вижу, совсем дошел с этим грядущим отцовством. Читает все книжки, изучает все тонкости ухода за младенцем. Сегодня после полудня я застала его в тот момент, когда он вместе с Эбби практиковался в правильном дыхании при родах. Представь себе эту картинку: оба, скрестив ноги по-турецки, сидят посреди гостиной и старательно дышат, как парочка запыхавшихся после беготни лабрадоров.

– Не мешало и тебе присоединиться к ним, Джесс. Ты ничего не делала, чтобы хоть как-то подготовиться к рождению нашего беби, – сказал Уильям, нежно поглаживая ее по животу.

– Чего мне готовиться, я и так готова, – возразила Джесс. – Мне обеспечена лучшая медицинская помощь со всеми видами обезболивания, какие только знает человечество. Придет время, и рожу естественным образом, и, уверяю тебя, рожу не хуже Эбби. Я с этим справлюсь. Ну а если будет слишком уж больно, настою на анестезии, пусть меня обезболят от шеи и до… Слушай, Уилл, что-то у них никто не отвечает, – тревожно сказала Джесс. – Может, они уехали в клинику? Ты не думаешь, что она в этом деле может меня обскакать?

Уильям забрал у нее телефон.

– Нет, не думаю. Они бы позвонили перед отъездом, – сказал он, набирая номер повторно. – Если бы их не было, сработал бы автоответчик, а поскольку… Оливер! Это ты? Что так долго не отвечали? У вас все в порядке?

Джесс встала на колени, накинула на плечи цветастый шелковый пеньюар и прижала ухо к трубке, рядом с ухом Уильяма. Она отчетливо слышала каждый звук доносящийся с того конца провода.

– …Сейчас она готовит нечто вроде вакхического пира, – говорил в этот момент Оливер. – Какая-то разновидность вегетарианского салата, который она называет красивой отрадой, хотя по виду это больше напоминает то, что я назвал бы крысиной отравой. Ох, и еще этот, как его?. Tagliatelle[35], кажется…

– Fettuccini[36], – поправила его Эбби, приблизившись к трубке.

Оба, и Джесс и Уильям, дружно расхохотались. А Оливер грустно вздохнул и серьезно продолжал:

– Все говорит за то, ребята, что наш час приближается. Доктор Жабински – ну, ты, наверное, слышал, автор книжки «Естественное деторождение в девяностых годах», – так он пишет, что первый признак приближения родов – страшный голод, желание есть и есть. Это возвращает нас к обычаям пещерных жителей, поддерживавших огонь на тот случай, если срочно понадобится готовить еду для роженицы, так что…

– Успокойся, Оливер, я абсолютно с тобой согласен, – с доброй усмешкой прервал его Уильям. Джесс рядом с ним все еще никак не могла успокоиться после взрыва хохота. – Но я не собирался выяснять посреди ночи обычаи и привычки первобытного человека, я просто хотел узнать, все ли у вас в порядке.

– Да, все идет превосходно, если бы не этот чудовищный голод, напавший на Эбби. Впрочем, она счастлива, как жаворонок. – Тут он понизил голос до шепота: – А я, Уилли, чувствую себя немного того… Меня малость подташнивает. Нервы, надо думать. Раньше ведь я никогда с этим не сталкивался.

Джесс закатила глаза к потолку, а Уильям усмехнулся и молча ей подмигнул.

– Послушай, Оливер, может, тебе лучше заблаговременно отвезти ее в клинику? А там уж они присмотрят за вами обоими, – посоветовал он брату.

– А что у вас с Джесс, никаких признаков еще нет? – спросил Оливер.

Джесс покачала головой, а Уильям сказал:

– Нет, пока никаких. Мы ложимся спать, чего и вам желаем. Как ты можешь есть в такое время суток, не понимаю.

– Сомневаюсь, что мне кусок полезет в горло, – прошептал Оливер в самую трубку. – Между нами говоря, моя милая Эбби готовит, как бы тебе сказать… Ну, говоря попросту, готовить она совсем не умеет. Хорошо еще, Господи спаси, что нашего беби мы будем выкармливать грудью. По крайней мере, хоть одному из нас на какое-то время удастся перебиться натуральной пищей, а дальше уж и не знаю проговорил он печально, потом помолчал и добавил: – Я позвоню вам, если что…

Когда Уильям положил трубку, Джесс прильнула к нему, все еще продолжая хихикать.

– Ох, Уилли, твой братец не перестает меня потрясать. Главное, мы будем выкармливать грудью нашего беби. Мы! Ты только подумай! Господи, да что же с ним будет, когда у Эбби начнутся схватки? Он же в обморок упадет!

Все еще смеясь, они улеглись в постель, и Уильям нежно обнял жену, будто защищая ее от всякой сторонней напасти.

– А что ты думаешь насчет этого ночного обжорства? – спросил он, когда Джесс, положив голову ему на плечо, закрыла глаза и уже почти задремала, – Может, это действительно первый признак приближающихся родов?

– Не думаю, – сонно пробормотала она. – Скорее всего, это дурацкие предрассудки.

– А тебе совсем не хочется есть? Может, ты тоже проголодалась?

Джесс снисходительно улыбнулась: у ее мужа тоже не хватает терпения спокойно дожидаться своего первенца.

– Действительно, надо об этом подумать. Я бы, пожалуй, съела какой-нибудь экстравагантный сандвич. Например, черный хлеб с красной икрой и долларовым томатным кетчупом.

– Силы небесные! – проворчал он и, ругая себя за проявленную некстати инициативу, начал спускать ноги с кровати. – Томатный кетчуп! Впрочем, почему бы и нет?

Но Джесс остановила его, схватив за руку и притянув обратно в постель.

– Я пошутила, – со смехом сказала она. – Лучше сделай что-нибудь действительно полезное. Помассируй, например, мне спину.

И она легла на бок, потому что лечь на живот уже не представлял ось возможным.

Уильям начал нежно массировать ее спину и массировал до тех пор, пока она не почувствовала его жаркие, любящие губы, пробирающиеся по спине к шее.

– Ты же знаешь, что обычно случается, когда кто-то из нас начинает массировать другого, – пробормотал он ей на ухо, когда добрался до него.

– Ну вот, так я и знала! Массаж, как я вижу, действительно всегда порождает у тебя массу новых идей и…

Договорить он ей не дал, закрыв ее рот нежным поцелуем. Потом они обняли друг друга и обнаружили еще один, доступный в их положении способ чувственного наслаждения, заключавшийся в том, чтобы вот так, тесно обнявшись, вместе отплыть в царство глубокого сна.

– Нет, правда, Оливер, это не так уж и плохо, – убеждала Эбби мужа. – Попробуй немножко. Я строго следовала рецептуре и…

– Да, но ты уверена, что открыла поваренную книгу именно на той странице, которая нужна? – лениво отбивался Оливер, тоскливо поглядывая на подозрительное месиво, которым оба собирались подкрепиться на сон грядущий.

– Да ты только попробуй, дорогой мой, – продолжала уговаривать его Эбби, зачерпывая полную ложку кушанья и поднося к его губам. – И не вытаращивай глаза, как я не знаю кто проворчала она. – Я неустанно совершенствуюсь в искусстве кулинарии, а ты…

Он попробовал и удивленно вскинул брови.

– Хм, неплохо, нет, совсем даже неплохо.

– Ты правду говоришь? Или просто так?

– Нет, Эбби, говорю тебе, положа руку на сердце, это даже хорошо. Разве я могу тебя обманывать?

– Ха, с тобой ни за что нельзя поручиться!

Прежде чем она собралась разложить еду по тарелкам, Оливер обнял ее и прижал к себе так крепко, как только мог ли позволить обстоятельства.

– Разве мы не пообещали друг другу еще там, на острове, до того как вернуться в Британию, что никогда не будем обманывать друг друга?

Эбби зарылась лицом в теплую пушистую шерсть его свитера, чтобы он не заметил ее смущения. Ох, дорогой мой, ничто не переменилось со времен пребывания на райском острове. Оттуда, где они с Джесс зачали от братьев Уэбберов своих младенцев, и потянулась история еще одного обмана. А все это, конечно, Джесс, ее идея! Каким-то образом ей удалось убедить Эбби, что идея превосходна. Должна же у них быть хоть какая-то тайна от Уэбберов. Хотя, когда братья узнают, они наверняка встанут на дыбы. Забавно, но несколько месяцев назад Эбби эта идея тоже казалась изумительной, но теперь ее здорово пробирало чувство вины. Не очень-то она подходила для того, чтобы подолгу хранить секреты. Джесс в этом смысле была в своей стихии. Она-то уж не страдала от угрызений совести. А вот Эбби не могла даже подумать, каким потрясением станет для Оливера момент раскрытия истины, да и для Уильяма, надо полагать, тоже. Уж не говоря о том, что все это может подвергнуть их брачные идиллии серьезным испытаниям.

– Но они любят нас, – неотступно твердила Джесс, – а любовь закрывает глаза на все.

Так вот Эбби и согласилась на опасный эксперимент, предложенный сестрой, хотя потом не раз пожалела об этом.

И сейчас был именно такой момент. Ох, как часто хотелось ей, пока не поздно, во всем признаться Оливеру. А теперь это слишком поздно настало.

Последние несколько месяцев были для Эбби откровением. Она столько нового узнала об Оливере. Ну, пусть не совсем нового, потому что она уже знала о нем достаточно, была уверена в том, что он всегда готов защитить и поддержать ее, но ее беременность показала, что в заботах о семье он способен превзойти самого себя чуть не вчетверо. Он просто замучил ее своим вниманием, и хотя это, конечно, не могло не забавлять, но все же, что ни говори, он ее затерзал. Не позволял делать даже самые простые вещи. Эбби пришлось объяснять ему, что беременность – не болезнь, а состояние, причем такое состояние, в котором она счастлива находиться. В конце концов, когда она убедила его не поднимать вокруг нее такой суматохи, подоспела другая напасть. Поскольку Эбби решила рожать по всем правилам, он настоял на том, что будет проходить все стадии подготовки к материнству вместе с ней. И он неукоснительно выполнял с ней все упражнения, призванные облегчить роды, посещал уроки ухода за новорожденными, перечитал всю новейшую литературу по деторождению, родительским навыкам и воспитанию детей, начал даже коллекционировать в памяти все родовые поверья и приметы. И она поняла, что если бы он с самого начала знал ее тайну, то был бы вдвое невыносимее. Так что будет для всех лучше, если он правды не узнает до того момента, когда ее невозможно уже будет скрыть.

Да, Джесс права, раз уж они все это затеяли, надо доводить дело до конца, и ложь в данном случае воистину во благо.

Она отстранилась от него, заглянула в его усталое и тревожное лицо, погладила по щекам и тихо проговорила:

– Я люблю тебя, Оливер. Скоро это все произойдет, и ты перестанешь так волноваться.

– Но теперь-то я волнуюсь, – ответил он, бледный и растерянный, медленно проводя ладонями по округлости ее живота.Что-то я не чувствую, чтобы он двигался. Нет, мне это определенно не нравится, он совсем затих, наш беби.

Эбби засмеялась, скинула его руки со своего живота, отвернулась к плите и начала раскладывать по тарелкам fettuccini.

– На последней стадии они вообще мало двигаются. Наверное, помещение становится для них тесновато, а кроме того…

– А кроме того, они собираются с силами для появления на свет, – закончил за нее Оливер, вспомнив, очевидно, что-то из специальной литературы и вздохнув с облегчением.

– Да, милый, если ты говоришь, значит, так оно и есть, – промурлыкала Эбби, подавая на стол тарелки с едой.

Они сели за ночную трапезу прямо здесь, на кухне, представляющей собой уменьшенную копию кухни в главном особняке. Она любила ту кухню, и в новом доме решено было все устроить точно так же. Конечно, их кухня была поменьше, потому что они не держали экономку и такой большой штат прислуги, как Уилли и Джесс. Эбби вообще никакой прислуги заводить не хотела, так что Оливеру с трудом удалось настоять на том, чтобы в доме появлялась хоть пара помощниц. Милли и Дженет приходили с виллы каждый день, и Эбби обязательно предлагала им по чашке кофе. Милли частенько гадала на кофейной гуще и картах Таро, они втроем болтали, и из кухни нередко раздавался веселый смех. Если Оливер был дома, он иногда захаживал на кухню и принимался на них ворчать, но добродушно, больше для забавы.

В шофере они не нуждались, хотя Эрик – шофер, многие годы работающий у Уэбберов (кстати, ливрейный костюм в свое время Оливер одолжил у него) продолжал обслуживать обоих братьев. Эбби сама разъезжала по окрестностям в шикарном белом «мерседесе» и часто навещала Джесс в новой роскошной студии, устроенной для нее Уильямом и снабженной новейшим компьютерным оборудованием.

– Ох, что-то мне ничего в рот не лезет. Эбби вздохнула и, выпрямившись, потерла ноющую спину.

– Я уж, родная, подумал было, что вся эта затея со стряпней и ночным ужином заключительная стадия нашей беременности, а ты, выходит, просто решила лишний раз попрактиковаться, – сказал Оливер с тихой улыбкой. – Если так и дальше пойдет, нам скоро можно будет аннулировать счет в магазине готовой пищи.

Эбби засмеялась.

– Ну уж нет. Когда это произойдет, – она похлопала себя по животу, – у меня появится столько хлопот, что пищу готовить будет некогда.

– Ну так я сам начну готовить. Я решил стать настоящей опорой семьи.

Ох, как бы Эбби ни любила мужа, она сильно сомневалась, что ей очень уж хочется, чтобы он все время, с утра до ночи, путался у нее под ногами, создавая в доме лишнюю суету и суматоху. Он и так слишком глубоко, на ее взгляд, влез в домашнее хозяйство. Впрочем, когда он узнает правду, то, возможно, найдет, что его идея торчать весь день дома и хлопотать по хозяйству не так уж удачна.

Оливер встал и, обойдя стол, запечатлел на лбу жены трогательный поцелуй, после чего сказал:

– Ступай наверх и ложись, а я пока все тут приберу.

– Нет, Оливер, – живо возразила Эбби, поднимаясь со стула и глядя на мужа счастливыми глазами. – Мы вместе пойдем наверх, потому что у нас есть кому здесь убрать. Утром придут девушки. Ты ведь сам всегда говорил, что нехорошо оставлять их без работы.

– Прекрасно, – сразу же согласился Оливер, чмокнув жену в кончик носа. Я готов следовать за тобой, только проверю, включена ли на дверях сигнализация. Не торопись на этих ступеньках, а лучше подожди меня, я отнесу тебя на руках.

Эбби шутливо оттолкнула его.

– Да ни за что на свете! Тем более что у тебя все равно не хватит сил поднять меня с таким пузом.

Когда Оливер наконец ушел, Эбби снова опустилась на кухонный стул и сжала кулачки что есть сил, совсем так, как сделала там, на острове, Джесс, когда по колотила на пристани обоих братьев Уэбберов. Ой! Больно! Ломота в спине сделалась просто невыносимой. Но она все же храбро выпрямилась.

Никто никогда не обещал ей, что рожать будет не больно, но она выполняла все предписания и надеялась, что это во многом облегчит ее муки. Проблема только одна Оливер. Она так и не раскрыла ему своей тайны. Даже сейчас ей не хватает решимости сказать ему, что, кажется, началось… Надо что-то делать, можно, например, подкрепиться. Она пододвинула к себе блюдо с салатом, названным ею красивой отрадой. Две ложки салата вреда не принесут , правда, боль в спине все усиливалась, Нет, все равно слишком рано поднимать тревогу. Оливер сразу же впадет в панику, начнет суетиться и решит, что ее немедленно надо везти в клинику. Роды еще не скоро. Нет, лучше еще несколько часов провести в безопасности и тепле своего нового уютного дома.

Эбби решительно встала и вперевалку направилась к двери, выключая по дороге свет. Скоро обман выйдет наружу. Она заранее ужасалась тому потрясению и негодованию, которое охватит братьев Уэбберов, когда они узнают, что эти негодные девчонки Лемберт опять обвели их вокруг пальца.

Джесс проснулась, чуть только стало светать и поняла, что событие приближается. Это не было болью, которую она ожидала, только тупо и глухо ныла спина. Она лежала рядом со спящим Уиллом и со страхом думала о том, что ее ожидает. Может, лучше было бы присоединиться в свое время к Эбби и вместе с ней проходить все это дородовое обучение? Впрочем, что теперь говорить… Готовься не готовься, а все равно родишь. Да и чувствует она себя вполне удовлетворительно, никакой паники, а только уверенность, что она со всем этим прекрасно справится.

Отчасти ей помогала мысль, что в случае чего в дело будут пущены все эти обезболивающие средства. Но путь, избранный сестрой и ведущий к естественным родам, казался ей теперь более правильным… Она лежала и прислушивалась к своим ощущениям. Пройдет еще несколько часов, и она, возможно, будет кричать и умолять, как о высочайшей милости, о введении ей этого ужасного морфина, или что там еще они сейчас используют.

Но пока она все еще лежит здесь, придерживая руками огромный живот и размышляя о дорогом покойном папочке. Эти мысли не были печальными, вспоминалось все только самое хорошее, доброе, потому что, если бы он не был тем, кем он был, она не оказалась бы сейчас здесь, собираясь дать жизнь новому поколению компьютерных хакеров, которое она про изведет от своего мужа, самого удивительного человека в мире. Да, хорошие, добрые мысли, счастливые воспоминания, слегка омраченные разве лишь сожалением о том, что отец не может уже порадоваться счастью дочерей.

– Дорогая, что ты делаешь? Сейчас только четыре часа утра, – раздался сонный голос Уилла, приподнявшегося на локте.

Джесс рылась в одном из гардеробов. – Я ищу то платьице от Шанель, которое ты купил мне до того, как я растолстела. У него еще такие золоченые пуговки по всей длине, как на халате. Надеюсь, что влезу в него, когда буду покидать клинику. Полагаю, что, хоть застегнуть его мне удастся с трудом, но все же я смогу в него втиснуться. Куда вот только я его подевала…

– О Боже, Джесс! Что? Уже началось? Он так резко вскочил с кровати, что ударился о прикроватный столик и чуть не потерял равновесие.

Джесс улыбнулась, протянула ему навстречу руки, когда он бросился к ней, и обняла.

– Все хорошо. Не паникуй. – Она гладила его по голове. – Да, действительно началось, дорогой, наш беби засобирался на волю. Теперь слушай. Не звони Эрику, нечего будить его среди ночи. Ты сам отвезешь меня в клинику. Вот Эбби и Оливеру позвони. Если спят, оставь сообщение на автоответчике, а потом…

– Да, да, я знаю, что делать, – прорычал Уилл, и вдруг его рот расплылся в широкой улыбке. – Ох, Джесс, какая ты молодчина. А я-то думал, что ты начнешь вопить во все горло при первой же схватке.

– Подожди, дай время, – смеясь, ответила она.

Когда он протянул руку к телефону, она остановила его, серьезно заглянула в глаза и спросила:

– Ты ведь любишь меня, не правда ли? – Родная, я готов целовать землю, на которую ты ступала.

Джесс рассмеялась, но боль прервала ее смех.

– Обещай, что не разлюбишь меня, когда правда выйдет наружу. Обещай, что простишь мне этот мой последний маленький обман.

Уильям настороженно посмотрел на нее.

– О чем ты? Какой обман?

Джесс опустила ресницы. На этот раз она, возможно, зашла слишком далеко. Наверное, надо было все сказать ему с самого начала. Но теперь уж делать нечего, надо идти до конца. Она посмотрела на него, и в глазах ее разгорелись озорные огоньки.

– Скоро все узнаешь, – прошептала она.

Здесь в тело ее вошла настоящая боль, впервые такая жестокая. Лицо ее исказилось от этой боли, она даже пошатнулась, и Уиллу пришлось схватить ее и поддержать. Она прильнула к мужу, нуждаясь в нем в эту минуту больше всего на свете.

Два часа спустя Джесс билась в муках в родильной палате частной клиники, куда Уилл ее доставил. Она отчаянно пыталась не кричать, а если кричать, то не слишком громко, опасаясь своими воплями довести Уилла до умоисступления. Он находился тут же, сидел у ее изголовья, держал за руку, гладил по лбу и шептал слова утешения и любви. Всем этим он придавал ей силы, и она любила его за это еще больше, если можно еще больше любить.

А потом это произошло. Боль и радость, знаменующая облегчение после адски тяжелой работы. Здесь находились три медсестры и прежде консультировавшая Джесс акушерка, которая теперь важно перемещалась по палате, вникая во все, что происходило, и деятельно участвуя в этом. Она во всех отношениях курировала роды и заодно приглядывала за Уильямом, помогавшим роженице своим присутствием.

Да за ним и нужен был пригляд, ибо, когда через три минуты после рождения первой дочери Уильяма Уэббера на свет изъявила желание явиться и вторая, он отшатнулся и, сделав неверный шаг, упал как подкошенный.

– Не будь смешным, Оливер. Я и слышать не хочу, чтобы ты звонил Эрику и просил его отвезти нас в клинику. Лимузин в гараже, так что ты и сам прекрасно сможешь доставить нас по назначению.

Конечно, сказав это, Эбби сразу же подумала, что с таким водителем, как Оливер, они рискуют заехать куда-нибудь в Хитроу. Но не будить жe в самом деле шофера в четыре часа утра. Она и сама знает маршрут достаточно хорошо, так что в случае чего подскажет Оливеру верное направление. В конце концов, он ведь всегда сопровождал ее в поездках на медосмотры. Да и не посмеет он заблудиться в столь ответственном случае.

– Дыши глубже, дорогая. Вдох-выдох, вдох-выдох, вдох…

– Оливер, перестань, – с вымученной улыбкой произнесла Эбби, стараясь не выказывать, как ей больно.

Схватки теперь пошли более частые и сильные, и она чувствовала, что времени осталось не так много.

Оливер помог ей забраться на заднее сиденье лимузина и накинул на колени грубошерстный плед. Совсем некстати полил проливной дождь, что ощутимо ограничило видимость. Эбби закрыла глаза и, боясь потерять сознание, попросила Оливера ехать поскорее.

После нескольких минут движения она открыла глаза. Вспомнила короткий путь до клиники: от того места, где шли ремонтные дорожные работы, был поворот на главную трассу. Им нужно срезать путь, теперь это просто необходимо.

– Оливер! – закричала Эбби, корчась под пледом. – Следующий поворот налево! Оливер!..

– Нет, дорогая, – услышала она в переговорном устройстве его веселый голос. Судя по всему, он не понял причин ее настойчивости. – Я прекрасно знаю дорогу. Доверься мне. Ты просто немного взвинчена, вот и перепутала. Успокойся, расслабься и займись дыханием.

– Оливер! – опять закричала она. Делай, как я говорю! Это будет быстрее. Ох, дорогой, прошу тебя, поторопись!

Быстро взглянув в зеркало, Оливер понял все и, свернув туда, куда она говорила, до предела выжал акселератор. Лицо его помрачнело, он не на шутку встревожился. Но минуту спустя пришлось резко затормозить – лимузин уперся в тупик.

– Ах, черт! – простонала Эбби. – Не тот поворот! Я могла бы поклясться… Ох, скорее, Оливер!

Как черт от ладана Оливер шарахнулся из тупика, задним ходом выволок машину на прежнюю трассу и помчался дальше, проклиная себя за то, что послушался Эбби, а в промежутках успевая инструктировать ее насчет правильного дыхания.

– Мы уже почти приехали, сердце мое. Держись, родная, держись! Ох, Господи! Да за нами полиция гонится! Я превысил скорость. Ну и черт с ними!

Лимузин свернул на подъездную дорожку клиники, сопровождаемый громогласной сиреной полицейской машины, всю дорогу сидевшей у него на хвосте. В зеркало заднего обзора Оливер бросил тревожный взгляд на Эбби, со скрежетом затормозил прямо перед входом в клинику, подал несколько резких звуковых сигналов, надеясь, что в клинике их услышат, а сам выскочил под проливной дождь и, бросившись к задней дверце, открыл ее.

Но не успел он заглянуть внутрь, как в него вцепились двое дорожных полицейских, которые не поленились для такого случая вылезти из своей машины. Грубо отпихнув их в сторону, он полез на заднее сиденье. И вовремя! Именно в этот момент, прямо здесь, на сиденье «роллс-ройса», собрался появиться на свет его первенец.

– Ол… Оливер… – Эбби часто дышала и с трудом подбирала слова. – Я… я должна… должна кое-что сказать…

– Не теперь, дорогая! – закричал Оливер, лихорадочно пытаясь припомнить то, что узнал из видеороликов по деторождению. – Ну давай еще немножко, родная моя, давай… Эй ты, там! Вылезай детка! Ну же!.. Смелее!

– Нет, теперь! – закричала Эбби, но говорить уже больше не могла, поскольку все силы ей пришлось бросить на правильное дыхание.

– Ох, Эбби, да у нас же девочка! восторженно заорал Оливер. – Великолепная девочка!

– Нет, дорогой, – выкрикнула Эбби и, прежде чем снова наладить правильное дыхание для второго захода, успела произнести: – Две, Оливер, их здесь две…

– Нечистая сила!

Это были последние слова, услышанные Эбби перед тем, как в глазах у нее все потемнело и она потеряла сознание. Эту пару слов в унисон исторгли из своих хриплых глоток ошарашенные полисмены.

– Эй, вы двое, мои поздравления, ехидно ухмыльнувшись, сказала акушерка Уильяму и Оливеру Уэбберам, которые, сгорбившись, сидели в комнате для посетителей.

Они ожидали, когда закончатся все необходимые медицинские процедуры, производимые медперсоналом над их женами и новорожденными дочерьми. Бутылка шампанского в ведерке со льдом, стоящем на столике перед ними, до сих пор была не тронута, ибо оба папаши были слишком ошарашены всем, что свалилось им на голову.

– А вам, – ткнула акушерка пальцем в Оливера, – особые поздравления! Так лихо принять двойные роды! Это ж надо! Ну а вы, мистер Уэббер, – вкрадчиво обратилась она к Уильяму, – как себя чувствуете? Уже получше? Вы давеча так нас всех перепугали, когда хлопнулись оземь…

Бледный Оливер повернулся к брату, и легкая улыбка осветила его лицо.

– Ты что? В самом деле? – прошептал он, не веря своим ушам.

Уильям даже не взглянул на младшего брата. Просто махнул рукой и еще больше понурился.

– Ничего, не расстраивайтесь, – добродушно, но с веселыми чертиками в глазах постаралась утешить его акушерка. – Не вы первый, не вы последний. У нас папаши часто хлопаются в обморок. Как только успокоитесь, можете пойти и взглянуть на своих жен и девчонок. Они у вас что надо, просто загляденье, это я про дочек. – Она вздохнула. – А жены, я гляжу, у вас такие, что с ними хлопот не оберешься. Это же парочка интриганок, ни дать ни взять! Что удумали? Уговорили нас всех здесь в клинике поклясться, что мы не выдадим их секрета. Вы что, вправду не знали, что они обе ждут двойняшек?

Ни Уильям, ни Оливер не проронили в ответ ни слова. Они оба уставились в бутылку шампанского, будто именно в ней заключалась сия страшная тайна.

– Ну ладно, отдыхайте, – сказала акушерка и, крайне довольная произведенным эффектом, удалилась, оставив их наедине с собственными мыслями.

Первым проявил признаки жизни Уильям. Он дотянулся до бутылки и, откупорив ее, наполнил два бокала. Губы его, когда он протягивал брату бокал, тронула кривая ухмылка.

– Заводилой, конечно, была Джесс. Ну, она у меня поплатится! Никаких приемов, никаких вечеринок! Вдвое урежу расходы на тряпки, аннулирую ее кредитные карточки, уволю всю прислугу, а саму до скончания дней загоню на кухню.

Оливер усмехнулся.

– Ничего ты этого не сделаешь. Разве такую женщину удержишь на кухне? Да ты бы лучше радовался, раз уж правда все равно вышла наружу.

– Я и радуюсь, – со слабой улыбкой отозвался Уильям. – Просто я никогда в жизни еще не чувствовал себя таким дураком.

– И я тоже, – согласился с ним Оливер. – Это подумать! Двойня. Я отец двух девочек, просто не верится!

– Да уж, отец двух девиц и дядя двух девиц, – пробубнил Уильям.

– И ты тоже! И ты!

Уильям кивнул.

– Даже и не знаю, прокормить ли нам с тобой всю эту ораву. Ты подумай, ведь нам до конца наших дней придется содержать шестерку этих Лемберт. А я уж не говорю о моральных издержках. Шесть опасных леди Лемберт…

– Шесть опасных леди Уэббер, ты хотел сказать, – поправил его Оливер, наливая по второму бокалу шампанского.

– Да, вот именно, – задумчиво проговорил Уильям. – Все они, выходит, из клана Уэбберов. Ничего себе семейка. Да мы с ними перевернем весь компьютерный мир!

– Кажется, он уже перевернулся, – сказал Оливер.

Переглянувшись, оба новоиспеченных отца рассмеялись и встали.

– Как ты себя чувствуешь, братец? – спросил Уилл Оливера.

Тот гордо выпятил грудь и поднял свой бокал.

– Как на вершине мира, Уилл. за наших леди, благослови Бог их вероломные сердечки.

Они выпили за это, затем вышли в коридор, захватив с собой ведерко с шампанским и бокалы, и направились в палату, где пребывали их жены и дети.

Когда они вошли, Эбби и Джесс сидели в постелях и виновато улыбались, но на лицах их явно читались и радость, и гордость, и любовь. Младенцев своих держали они на руках, и вся четверка была прекрасна – темноволосые и точные копии своих красивых отцов.

– Все это Джесс придумала, – прошептала Эбби Оливеру, когда он обнял ее вместе с дочками. – Но я не жалею, что согласилась с ней, иначе ты паниковал бы вдвое больше. Но теперь ты уже успокоился, дорогой мой? Ох, Оливер, ты был великолепен, ты просто герой! Без тебя мне бы ни за что не справиться. Ох, любимый, я готова нарожать тебе еще больше детей, но молю только об одном, не превышай больше скорости, чтобы полисмены не глядели на меня всякий раз, как я рожаю.

И она нежно прильнула к мужу.

– Полагаю, это твоя идея, – нежно проворчал в это время Уилл на ухо жене, когда прижимал ее и крошечных дочек к себе. – Я даже не знаю, что мне с тобой делать. Ты совершенно, совершенно неисправима.

– Но ты обожаешь меня тем не менее, – счастливым голосом отозвалась Джесс.

Она знала, что он действительно обожает ее, и потому простит ей все на свете. Но никогда она больше не станет его обманывать. Теперь, когда она стала почтенной матерью двоих детей, ей нельзя быть такой легкомысленной. А со своими девчонками она займется серфингом по Интернету раньше, чем они начнут ходить.

– Да, я обожаю тебя, – со счастливым вздохом сказал Уилл. – Но смотри у меня, если ты затеешь еще что-нибудь в этом роде, то я…

– Ну что? Что ты сделаешь?

Джесс притянула его к себе и закрыла ему рот поцелуем. Когда она все же отпустила его, он заглянул в ее красивые зеленые глаза.

– Сделаю то, что всегда делаю, когда ты надуваешь меня, – ласково прошептал он. – И через год ты у меня живо окажешься в этой же клинике.

– И через два года, и через три, и еще… И Джесс залилась счастливым смехом.

А потом в палате с розовыми стенами наступило молчание, потому что все с удивлением разглядывали поколение Лемберт Уэббер, четверку самых опасных леди, которые перевернули мир компьютерных магнатов вверх дном! И компьютерные магнаты их за это любили!

1

игра типа лото. – Здесь и далeе nрим. перев.

2

Джон Лэуги Беард (1887-1946) – шотландский инженер, одни из изобретателей телевизионной системы

3

Hacker (англ. компьют. сленг) – компьютерный хулиган; охотник за секретной информацией, незаконно проникающий в чужие сети; программист, способный составлять программы без предварительной разработки и оперативно вносить изменения в программы, не имеющие документации.

4

Незаконнорожденный, побочный ребенок; ублюдок (груб.).

5

Место хранения американского золотого запаса.

6

Озноб, содрогание (фр.).

7

Роковая женщина (фр.).

8

Software (англ. ко.мпьют. сленг) – все, что относится к программированию (в отличие от hardware -производства самих компьютеров).

9

Привязка программы к конкретному компьютеру.

10

Добрый день, сеньор. Как насчет кофе? (исп.).

11

«Любовника леди Чаттерлей» Роман англ. писателя Лоуренса Дэвида Герберта (1885-1930).

12

Surfing the Intemet (англ. компьют. сленг) буквально: скользить, блуждать по системе международных компьютерно-коммуникационных каналов (сетей) без определенной цели в надежде случайно наткнуться на какую-нибудь интересную или забавную информацию.

13

Британские авиалинии.

14

Автор кулинарных книг и ведущая передач на англ. ТВ.

15

Первая в Европе психиатрическая лечебница, основанная в Лондоне в 1403 г. при Вифлеемской больнице.

16

Индийское блюдо из риса, яиц и лука.

17

Конец (фр.).

18

Персонаж романа англ. писателя Джорджа Дюморъе (1834-1896) «Трилъби», обладающий неимоверной властью подчинять себе людей, склоняя их к дурным поступкам.

19

Один из Малых Антильских островов вКарибском море.

20

Чудо Уэбберов (англ.).

21

Ведущий англ. ТВ, известный благодаря популярной серии передач о всяких забавных и нелепых ситуациях.

22

Тип большого пассажирского комфортабельного и надежного судна, используемого английской компанией «Кунард».

23

Полная свобода действий (фр.)

24

Международные соревнования по парусномуспорту.

25

В Бристольском заливе расположено несколько крупных морских портов и яхт-клубов.

26

Мэл Брукс (род. 1926) – амер. писатель, сценарист. скетчист, актер и кинорежиссер.

27

Стэн Лорэл (1880-1965)– амер. Комический киноактер, партнер Харди.

28

Оливер Харди (1892-1957) – амер. комичес. киноактер.

29

Оформление авторских прав.

30

Влечение, желание, страсть, стремление. Одно из основных понятий психоанализа, разработанного Зигмундом Фрейдом (1856-1939).

31

в отличие от вирусов-розыгрышей, не наносящих особых повреждений, жестокий вирус способен не только разрушить все программы, существующие в зараженной сети, но и вывести из строя оборудование. Потеря компьютерной информации для фирмы может иметь тяжелейшие последствия, вплоть до банкротства.

32

Во время «инкубационного» периода вирус себя не выдает, тайно размножаясь в системе, после чего на экране впервые появляется текст сообщения, девиз (как правило, ироничный или язвительный), которым вирус как бы заявляет о себе, и наступает активный период.

33

Распространенный тип вируса, вызывающий осыпание букв на экране дисплея.

34

Национальное управление по аэронавтике и исследованию космического пространства США.

35

Длинная лапша (итал.).

36

Блюдо из мелко нарезанного мяса (итал.).