Флинн взял ее руку в свои, и в карете снова воцарилось дружелюбное молчание. Каждый смотрел в свое окно, любуясь менявшимися пейзажами.
У Флинна не оставалось сомнений, что он узнает эту дорогу, и не только благодаря своему пешему путешествию, но и поездке на машине. Правда, такие поля, разделенные живыми изгородями и небольшими рощами, можно увидеть в любой сельской местности, но ощущение дежа-вю все чаще возвращало его в тот день, когда они ехали в Мерстан вдвоем с Ниной. Ухоженные поля, деревянные домики под сенью могучих деревьев, пахарь, бредущий за конным плугом…
Флинн жадно припал к окну и чуть не вывернул шею, чтобы рассмотреть пахаря с плугом как следует. Ведь тогда, в машине, он тоже подумал, что увидел человека с плугом, но это оказалась всего лишь куча валежника на краю поля. По крайней мере так ему показалось в тот раз.
По его спине побежал неприятный холодок.
Он откинулся на спинку сиденья, выпустил руку Мелисанды и до боли стиснул кулаки. Ладони повлажнели от пота. Мелисанда тихонько дремала в своем углу. Он глубоко вздохнул. Все эти странные совпадения не сулили ничего хорошего.
Его взгляд снова обратился к окну. Пейзаж менялся не с такой головокружительной скоростью, как в окне машины, но тем не менее не оставался на месте. И делался все более знакомым и привычным — совсем не таким, каким казался из окна машины. Грунтовая дорога была покрыта жидкой грязью, дома по обочинам были настоящими, и настоящий дым поднимался над трубами. На полях виднелась причудливая вязь узких тропинок, а на вершине далекого холма щипали траву тощие овцы.
Он сглотнул и постарался заглянуть вперед, прижавшись лицом к холодному стеклу. Кажется, дорога огибала очередную рощу, и он почувствовал странную уверенность, что через минуту перед ними откроется Мерстан.
— Мы почти приехали, — негромко сказал Флинн, погладив Мелисанду по плечу. Он хотел, чтобы она проснулась и вместе с ним пережила этот важный момент. Тогда ему проще будет поверить в то, что это происходит с ним наяву, что он сам существует наяву, а не бродит по закоулкам собственного безумного бреда.
Карета миновала поворот, обогнула рощу — и вот, извольте видеть, перед ними возник Мерстан. А перед ним, возле парадного крыльца, в конце широкой подъездной аллеи, стояла большая черная карета, запряженная четверкой нетерпеливо гарцевавших лошадей. На облучке сидел кучер в ярко-синей ливрее, и его длинный кнут торчал впереди, как рыболовная удочка.
У Флинна закружилась голова. Картина до мелочей совпадала с тем, что он видел в первый раз, только те необычные вещи, что он принял за плоды воображения, были настоящими. Боже милостивый, неужели еще тогда у него было предчувствие? У Флинна бешено забилось сердце.
Вокруг черной кареты суетились слуги — и сама карета не исчезла, стоило ему отвести взгляд. Наверное, герцог уже прибыл в свое поместье.
Того бассейна, на который обратила его внимание Нина и который показался Флинну на удивление новым и неуместным, не было и в помине, так же как и старой ивы на его берегу.
— Господи! — Мелисанда зевнула и потянулась. — Просто не верится, что мы так быстро приехали!
— В следующий раз мы выйдем из кареты и пройдемся пару миль пешком, — сказал Флинн, удивившись про себя тому, как спокойно звучит его голос.
Мелисанда беспечно рассмеялась, и Флинн позволил себе немного расслабиться. Он увидел, как кучер на крыше черной кареты щелкнул хлыстом и лошади тронулись вперед. Экипаж миновал парадное крыльцо, свернул направо и скрылся на заднем дворе.
— Лорд Мерстан нас почти не обогнал, — заметила Мелисанда. — Того времени, которое понадобилось ему одному, хватило на наши три семьи.
— Он старый упрямый осел, — ответил Флинн, твердо веря в правоту каждого своего слова. — С него станется нарочно задержаться в городе, чтобы убедиться, что мы не отложили поездку. Не удивлюсь, если бедному старине Лурдсу пришлось по его приказу дежурить сегодня утром на Регент-стрит и следить за нашим домом.
— Я смотрю, ты явно неравнодушен к Лурдсу, — заметила Мелисанда с улыбкой.
— С чего это ты взяла?
— Ты так хорошо о нем отзываешься… — ответила она, пожимая плечами.
— Я с ним почти не разговаривал.
— Значит, он тебе не нравится?
— О'кей, он мне нравится, — сердито буркнул Флинн. — Разве в этом есть что-то плохое, мисс Хорошие Манеры? Мне не следует обращать на него внимание, потому что он — слуга, а не господин?
— В этом нет ничего плохого. Вдобавок Лурдс не просто слуга в этом доме. Они с герцогом не разлучались по меньшей мере лет сорок, как только вышли в отставку с военной службы.
Флинн обернулся к ней, но не увидел ее лица. Вместо этого перед его мысленным взором возникла яркая картина. Бравый солдат в алом мундире, белых бриджах и с тяжелой саблей на боку.
— Он служил в армии, — сказал Флинн. — Рыцарем в королевской свите.
— Да, только рыцарем он не был. — Мелисанда плотнее закуталась в плащ и поправила длинные перчатки. — Похоже, маленький Норфлин очень любил слушать военные истории.
В голове у Флинна загремело слитное эхо от тяжелых сапог — еще одна картина, всплывшая из глубин памяти. Пока он приходил в себя, их карета успела миновать подъездную аллею и остановилась у крыльца.
Из дома выскочил еще один лакей в ослепительно голубой ливрее и распахнул дверцу кареты. Флинн на непослушных ногах спустился на землю, стараясь не слишком углубляться в размышления о том, почему именно этот оттенок синего цвета так нравился ему всю жизнь.
Лурдс встречал их возле дверей.
— Дворецкий покажет вам ваши комнаты, милорд, — сообщил он с низким поклоном.
— Не надо меня так называть, — сказал Флинн, больше всего желая схватить старика за плечи и заставить выпрямиться. Разве ему хватит совести обмануть столько народу, особенно этого старика и его хозяина, герцога, — даже с самыми благими намерениями? — Пока мы ничего не знаем наверняка.
— При всем моем почтении к вам, сэр, — с непробиваемым упрямством возразил Лурдс, — вы вольны придерживаться своего мнения, тогда как я давно узнал все, что считал необходимым.
— Лурдс, меньше всего я бы хотел разочаровать именно вас, — сказал Флинн, сокрушенно качая головой.
— Вы просто не способны на это, милорд.
Ну что с ним поделаешь? Флинн только крякнул, не в силах продолжать этот спор. Мелисанда улыбалась как ни в чем не бывало, грея руки в своей пушистой муфте.
В передней их встречал дворецкий. Он взял у гостей их плащи, тогда как Лурдс удалился, чтобы известить герцога об их прибытии. Перед этим он сказал, что через два часа хозяин будет ждать их к чаю в большой гостиной.
Флинн не спеша осмотрел просторный гулкий холл. Обстановка ничуть не изменилась с тех пор, когда он побывал здесь после путешествия через фонтан. Не хватало только огромного стола, ломившегося от угощений. Интересно, что чувствовала сейчас Мелисанда? Ведь ей, как говорится, пришлось вернуться на место преступления…
— Как ты себя чувствуешь? — спросил он, следом за дворецким поднимаясь по лестнице. — Тебе не очень страшно?
Она улыбнулась, но Флинн успел заметить, каким напряженным было ее лицо за секунду до этого.
— Я чувствую себя прекрасно, спасибо.
— И никаких… переживаний по поводу твоего первого визита сюда? Наверное, в честь твоей несостоявшейся помолвки устроили бесподобный бал?
— Нет, я совершенно спокойна. — Мелисанда покачала головой с веселым недоумением. — А в мою честь действительно закатили настоящий бал. — Она вдруг рассмеялась и воскликнула: — Кто бы мог подумать, что в конце концов наследником окажешься ты, и я выйду за тебя замуж!
— Ты слишком уверена в успехе, Мел, — кисло ухмыльнулся Флинн. — Мы еще только начали игру. Будем надеяться, что я не совершу какую-нибудь глупость и нас не вышвырнут на улицу.
— Ни за что не поверю, что ты на такое способен, — парировала Мелисанда, стоя на пороге отведенной для них спальни и лаская мужа лукавым взором.
Она утомилась в пути и решила вздремнуть, прежде чем спуститься к чаю, но Флинну было не до сна. Он сказал, что немного прогуляется по дому. Ему не терпелось увидеть, что еще изменилось в особняке по сравнению с тем временем, когда Кабби соберется праздновать здесь свою свадьбу. Флинн вышел в коридор и посмотрел в оба конца. Во всю его длину был расстелен роскошный восточный ковер. Полукруглые столики в простенках между дверьми были заставлены различными вазами и безделушками. Он решил пройтись направо, в сторону, противоположную той, куда они поднялись по лестнице, и тихонько миновал несколько дверей в соседние спальни.
В конце коридора над узким столиком на гнутых ножках висело изображение огромной вазы с букетом цветов, Флинн остановился возле этой картины, стараясь припомнить, где она висела в Мерстане в двадцатом веке. Где-то в середине коридора, напротив портрета Мелисанды. Он осторожно пощупал маленькую дырку в полотне как раз возле подписи художника. В двадцатом веке реставраторы сумели заделать ее более тщательно.
Флинн машинально почесал затылок. Почему ему так запомнилась эта дырка в картине? Или он заметил ее только сейчас? Но в тот же миг в памяти возникло видение: блеск острой стали, попавшей в полотно, и страх перед неминуемой расплатой.
Он перевел дыхание и вытер ладонью лоб, почему-то покрывшийся испариной.
— Из-за этой дырки разразился изрядный скандал, — послышался у него за спиной звучный голос.
Флинн обернулся и увидел герцога. Он сильно сутулился, но на этот раз предпочел обойтись без кресла и стоял, тяжело опираясь на трость.
— Юный Флинн устроил дуэль со своим кузеном, и они чуть не подрались, доказывая, чей именно клинок угодил в картину. — Старик медленно шагнул вперед. Так медленно, что Флинну захотелось ему помочь, но он понимал, что герцог воспримет его жалость как оскорбление.
— Я уверен, что картину испортил его кузен, — сказал Флинн с вежливой улыбкой. Герцог надменно задрал бровь, но было видно, что ему приятен этот разговор.
— Вот и он так говорил. Они с кузеном постоянно о чем-то спорили, и частенько дело кончалось потасовкой.
— Надеюсь, Флинну сопутствовала удача.
— Крайне редко. — Герцог покачал головой и двинулся дальше по коридору, нисколько не сомневаясь, что Флинн покорно потащится за ним. — Его кузен был на несколько лет старше, а следовательно, намного сильнее. Но Флинн всякий раз забывал об этом, стоило его как следует разозлить. Мистер Патрик, у вас тоже горячий нрав? — Старик продолжал шагать по коридору, но при этом умудрился одним взглядом дать понять, что сильно сомневается в наличии горячего темперамента у своего гостя.
— Когда-то был, — признался он. — Но мне пришлось обуздать его, поскольку слишком частые вспышки ярости не довели меня до добра.
Он вспомнил свои ссоры с отцом. Однажды у них дошло до рукопашной, и Флинн проиграл. Несмотря на бушевавшую в груди ярость, он так и не смог поднять руку на Нейла Патрика — подлеца и обманщика, оскорблявшего и его, и мать. Позднее Флинн объяснил эту скованность страхом окончательно утратить над собой контроль и забить негодяя до смерти.
Тем временем они оказались в конце коридора, у лестницы, и Флинн не выдержал. Он подал руку старому герцогу, так как всерьез опасался, что без его помощи тот просто скатится по ступеням и превратится в груду изломанных костей.
К его удивлению, герцог спокойно принял предложенную руку и стал осторожно спускаться, крепко держась за его локоть.
— Когда-то я взбегал по ней, прыгая через три ступеньки, — сказал старик. — Мне все еще кажется, что это было неделю назад.
Герцог усмехнулся, и Флинн засмеялся вместе с ним, прикинув про себя, что для него всего неделю назад герцог Мерстан покоился в земле по меньшей мере сто восемьдесят лет.
На первом этаже герцог поманил Флинна узловатым пальцем и сказал:
— Теперь туда.
Они прошли по коридору и остановились у высоких двустворчатых дверей. Но пока хозяин возился с дверными ручками, Флинна вдруг потянуло дальше по коридору какое-то смутное воспоминание об удивительной тайне.
— Простите, ваша светлость, одну минуту. — Он осторожно прикоснулся к узкому стариковскому плечу и двинулся вперед. Он чувствовал на себе пристальный взгляд лорда Мерстана, но не мог остановиться. Его слишком манило что-то, что должно было скрываться в самом конце коридора.
Флинн остановился перед дверью, ведущей наружу, в сад, но почти не взглянул на нее. Вместо этого он вернулся на два шага назад и внимательно посмотрел на стену. Ее верхнюю часть и плинтусы украшала выпуклая лепнина, а посередине находилась резная дубовая панель. Он выбрал едва заметную щель в деревянном орнаменте и сунул туда пальцы. Затем посмотрел вниз, направо, и поставил ногу на кусок лепнины на плинтусе.
Герцог оказался возле него. Он напряженно караулил каждое движение Флинна и на его вопросительный взгляд решительно произнес:
— Дальше, дальше!
Флинн снова повернулся к стене, не совсем понимая, что делает, и просто полагаясь на память рук, лежавших на холодной поверхности. Он нажал на выступ у себя под ногой и на кусок панели, пригнанный к стене недостаточно плотно. Перед ним открылась потайная дверь, и от неожиданности Флинн чуть не потерял равновесие.
Он ошалело уставился в зиявший перед ним черный провал.
Откуда он мог знать о существовании этой двери? Может, это Кабби ему рассказал? Но Флинн тут же подумал, что его пальцы слишком хорошо помнили каждый выступ, каждую выбоину. Где-то внутри зародился неприятный нервный озноб, моментально охвативший все его тело.
— Куда ведет этот ход? — спросил он.
— В коридор на втором этаже, — отвечал герцог, не спуская с него напряженного взгляда. — Как раз к той картине, на которую ты смотрел.
— Если стоять перед картиной, то дверь будет по правую руку, — вспомнил Флинн, прикрыв глаза.
Он снова поднял веки. Герцог кивал, и Флинну показалось — трудно было утверждать с уверенностью в этом полумраке, что в глазах у него стоят слезы.
— Идем со мной, — сухо приказал Мерстан. Он повернулся и снова подошел к двойным дверям. Они оказались в просторной, роскошно обставленной комнате. Напротив дверей находился огромный камин, обложенный камнем. Над камином висела голова вепря, грозно сверкавшая клыками и стеклянными глазами. Именно такая вещь способна околдовать маленького мальчика…
Выдержать два таких удара одновременно было непросто. Флинн на трясущихся ногах доковылял до кресла и сел. Герцог остался стоять перед камином.
— Это его ты запомнил? — спросил он. Флинн кивнул, пряча лицо в ладонях.
— Господи, помилуй! — вырвалось у него. Он снова и снова повторял эти слова как заведенный. Внутри у него все сжалось в болезненный комок, подкативший к самому горлу. Тело сотрясалось от озноба и отказывалось повиноваться.
— Осталась еще одна вещь, — сказал герцог.
Но Флинну казалось, что он не в состоянии двинуться с места. Он не мог заставить себя хотя бы открыть глаза. У него было такое ощущение, будто мир вокруг него стал совершенно чужим и готов исторгнуть его из себя. Ведь даже воспоминания о двадцатом веке, служившие до сих пор утешением и поддержкой, оказались пустышкой, ложью.
— Пожалуйста, возьми себя в руки.
Негромко произнесенная фраза заставила Флинна поднять голову. Но и теперь он смотрел не на герцога, а в другой конец комнаты, на массивный деревянный стол на двоих с шахматными фигурками, расставленными на доске.
Он перевел взгляд на герцога, и старик кивнул. Однако Флинну ужасно не хотелось присматриваться к этому столу, чтобы выяснить то, что и так было ясно. Потому что теперь он знал, знал наверняка. Молчание затянулось, но наконец Флинн промолвил, не поднимаясь с места:
— Там не хватает коня.
Старый герцог весь подобрался и выпрямился, глядя ему в глаза.
— Я не ошибся? — Голос Флинна окреп и стал громким и ясным. — Там нет черного коня?
Герцог оглянулся на стол, как будто прикинул, не мог ли Флинн с такого расстояния различить расставленные на доске фигуры. И только потом повернулся и кивнул.
Флинн глубоко, прерывисто вздохнул. Его пальцы сжались, как будто привычно держали знакомую полированную фигурку. Теперь он вспомнил, что повсюду таскал коня с собой, как будто это был его талисман.
— Он был у меня в детстве. Мать сказала, что я держал этого коня, когда меня нашли. Маленького коня… — Он умолк и тряхнул головой. Не хватало еще перейти на стихи! — Коня из черного мрамора.
— Лурдс спрятал его, когда играл с тобой. — Голос герцога звучал приглушенно, но был спокоен и тверд. — Вы с ним постоянно играли в «холодно-горячо». Ты помнишь?
— Он лежал за расшатанным камнем, — прошептал Флинн, как в трансе. — У основания бортика фонтана.
В комнате воцарилась тишина.
— А что это была за птица? — спросил Флинн. — Черная птица? Это был птенец, верно?
— Да.
Флинн зажмурился и вспомнил, как в тот день, когда он ехал в Мерстан с Ниной, их машину сопровождала черная птица.
— Нам о многом нужно поговорить, — наконец произнес герцог. — Но на сегодня, по-моему, хватит. Отложим разговоры до завтра.
Флинн медленно поднял на него глаза. В груди у него стало тесно от избытка чувств. И он как бы со стороны подумал: что должен ощущать человек, неожиданно нашедший своего сына? Или герцог так же не способен на родительские чувства, как и Нейл Патрик?
Однако герцога выдавали напряженно сжатые губы и прищуренные глаза, подозрительно блестевшие от влаги.
— А сегодня, — сказал он, подтверждая каждое слово тяжелым ударом трости, — сегодня мы устроим праздник.
Глава 17
На следующее утро Флинн проснулся с несомненными признаками тяжелейшего похмелья. Во рту пересохло, голова раскалывалась от боли, а воспаленные глаза никак не желали открываться. Но хуже всего было гнетущее ощущение того, что ему здесь не место. Как это ни странно, но такое чувство возникло у него только сейчас, хотя он уже вторую неделю находился в этом времени и в этой стране.
Увы, причина была слишком очевидна. До сих пор он считал себя временным гостем в этом забавном прошлом, тогда как теперь оказалось, что он всего лишь вернулся домой, в свой собственный мир. Жизнь в двадцатом веке была не более чем ошибкой, досадной прихотью судьбы.
Но с другой стороны, его не могло не радовать то, что он обеспечил Мелисанде достойное будущее, а герцог вновь обрел давно утраченного любимого сына. Кроме того, и это было не последним положительным обстоятельством, Флинн наконец-то приподнял завесу тайны над своим происхождением, и никто больше не посмеет назвать его подкидышем и сиротой.
Вообще все проведенное здесь время он жил исключительно сегодняшним днем, не тревожась о будущем и не терзаясь из-за прошлого. То есть послушно исполнял рекомендации психотерапевтов, помогавших ему избавиться от потрясения. Между прочим, ему ни разу не удалось последовать их советам, пока он не попал в девятнадцатый век.
Однако сегодня ему предстояло принять столь важное решение, что невольно возникала мысль: пожалуй, было бы лучше, если бы он не был настоящим сыном лорда Мерстана и занял его место обманным путем.
Может ли он теперь со спокойной душой вернуться назад? И следует ли ему вообще возвращаться? Ведь у наследника герцогского титула есть определенные обязательства перед окружающими его людьми. Хотя до сих пор ему становилось смешно, стоило представить на себе герцогскую корону, полагавшуюся по этикету.
Внезапно он вспомнил своего приемного отца, Нейла Патрика. Вот если бы он узнал, что его непутевый, безответственный и расхлябанный сын оказался настоящим герцогом! С каким удовольствием Флинн отдал бы приказ отрубить голову проклятому негодяю! Впрочем, такие приказы могут отдавать только короли. А жаль! Но с другой стороны, Нейл не так уж виноват в том, что его сын выглядел в двадцатом веке таким недотепой. Он просто жил не в своем времени.
Эта мысль оказалась такой ошеломляющей, что Флинн резко уселся в постели, и комната тут же поплыла перед глазами, а голова чуть не лопнула от боли. Он со стоном сжал виски руками.
Вот оно то, чего не хватало ему всю жизнь! Вот против чего был направлен его внутренний бунт, который так и не сумела потушить его мамаша со всей сворой высокооплачиваемых психотерапевтов. Он не хотел оставаться в чуждом ему времени! Он вернулся сюда, в девятнадцатый век, и был счастлив, когда смог жить только сегодняшним днем.
Да, действительно, он был счастлив. Он стер ноги до крови, шагая из Мерстана в Лондон, он постоянно натыкался на непонимание и насмешки окружающих — и тем не менее был счастлив! Ему страшно было вспомнить суету и толкучку двадцатого века, где каждый отдельный человек превращается в комок нервов, готовый взорваться по малейшему поводу. Здесь он не боялся оказаться не у дел или потерять престижную службу. Здесь он просто решал проблемы по мере того, как они возникали.
И Флинн не мог не признаться, что такая жизнь ему нравится.
Он спустил ноги с кровати и поплелся к гардеробу. А что, если он не вернется? Что может случиться плохого, если он не подойдет больше к проклятому фонтану? Будет ли он сожалеть об этом всю жизнь?
Такой вариант исключать нельзя, но Флинн считал, что тень от этой неясной угрозы будет вынести гораздо легче, чем напряжение и суету двадцатого века. И как он покинет свою молодую жену и родного отца?
Нужно обсудить все это с Мелисандой. Несмотря на то что она до сих пор не верит в его удивительную историю, говорить начистоту он может только с ней одной.
Флинн быстро оделся и спустился в утреннюю столовую, где Мелисанда завтракала вдвоем со своей теткой. При виде того обилия закусок, что были выставлены на боковом столе и посрамили бы любой ресторан в двадцатом веке, он подумал, что этим можно накормить целую деревню.
Флинн улыбнулся, встретившись глазами с Мелисандой. Она улыбнулась в ответ. Вчера Мелисанда ушла из-за стола раньше, а он был слишком пьян, чтобы толком попрощаться с ней перед тем, как вернуться к фонтану. А может, ему и не стоило прощаться? Почему бы не остаться здесь, среди родных, и не попытаться начать жизнь заново?
Пока Фелисити вела с Мелисандой негромкую беседу, в столовую вошла пожилая повариха с накрытым серебряным подносом. Она была одета в синее платье с белым передником и сразу подошла к Флинну.
— Ваш завтрак, милорд, — сказала повариха, добродушно улыбаясь. На лице ее сияла счастливая улыбка, однако глаза этой женщины выдавали, что она недавно плакала.
Флинн уже хотел было сделать замечание насчет того, что здесь и без ее подноса еды хватит не меньше чем на месяц, когда увидел румяный абрикосовый пирог.
Его рот моментально наполнился слюной, и он с удивлением посмотрел на пожилую повариху.
— Глазам не верю… Это… это же было единственной вещью, которую я мог вспомнить! — пробормотал он, осторожно прикоснувшись к пирогу и тут же отдернув руку. — Когда меня спрашивали, я говорил, что помню женщину в синем платье и абрикосовый пирог!
— Это ваше самое любимое кушанье! — Повариха поставила поднос на стол. — Не было дня, чтобы вы не попросили меня испечь такой пирог. Конечно, я могла приготовить его только тогда, когда у нас были абрикосы.
Флинн уселся за стол и взял вилку. Женщина не спускала с него любящего взгляда. Первый проглоченный кусок показался ему ожившим воспоминанием. Наслаждаясь знакомым вкусом, Флинн рассеянно улыбнулся:
— Просто невероятно!
— Очень рада, что вам нравится, милорд. Я решила, что этот пирог будет самым лучшим подарком к вашему возвращению.
— Ничего вкуснее я никогда не ел! — подтвердил Флинн.
— Вы всегда были добрым мальчиком. Завтра я снова приготовлю ваш пирог. Нынче у нас большой урожай абрикосов. — Она сделала реверанс и вышла.
Флинн молча смотрел ей вслед. Разве тут требовались еще какие-то доказательства?
Он многозначительно взглянул на Мелисанду и кивнул в сторону сада за окном. Она тут же отложила вилку, однако ей пришлось подождать, пока можно будет вежливо перебить плавную речь тети Фелисити.
— Тетя Фелисити, сегодня такой славный день! Ты не обидишься, если мы с мужем оставим тебя ненадолго и прогуляемся по саду? — Она аккуратно сложила салфетку и встала.
— Ах, наконец-то он стал твоим мужем, — заметила Фелисити с лукавой улыбкой. — Уверена, что слышу это от тебя впервые, Мелисанда.
— Вы просто запамятовали, тетя Фелисити. — возразила Мелисанда, краснея под многозначительным взглядом Флинна. — Я уверена, что звала его так и прежде.
— Ну что ж, тогда ступайте. — И Фелисити милостиво взмахнула салфеткой. — Хотя, насколько мне известно, Лурдсу не терпится повидать мистера Патрика… между прочим, долго еще мы будем его так звать? Не стоит ли перейти на лорда Арчера, к примеру? Впрочем, этот вопрос лучше решать с вашим отцом. Он наверняка позаботится о том, чтобы уже сегодня передать вам один из своих титулов. Но в любом случае вам следует дождаться Лурдса или не уходить слишком далеко.
Они пообещали, что не уйдут дальше террасы, и покинули столовую.
— Ты хотел что-то срочно обсудить со мной? — спросила Мелисанда.
Флинн заметил, как поспешно она свернула в сторону от фонтана, как только оказалась на террасе. Уж не поверила ли она ему наконец?
— Да, нам надо поговорить, — сказал он. — Только я не знаю, с чего начать.
Они молча шагали по аллее вдоль высокой живой изгороди.
— Возможно, ты мог бы поделиться со мной своими чувствами, — нерешительно начала Мелисанда. — Ведь теперь ты не можешь сомневаться в том, что являешься родным сыном лорда Мерстана. Я знаю, как тяжело тебе в это поверить, но теперь-то ты считаешь себя настоящим наследником?
— Я… — Флинн глубоко вздохнул, подбирая нужные слова. — Да, пожалуй, теперь я верю. Хотя мне действительно далось это нелегко. И что-то внутри меня сопротивляется до сих пор. Но с другой стороны, чем я хуже того же Беллингема?
Мелисанда улыбнулась и отвела глаза. Сбоку в живой изгороди открылся узкий проход, и они машинально повернули туда.
— Мелисанда, я… я размышляю над тем, чтобы остаться. Может, мне лучше не возвращаться и попытаться жить здесь…
Она чуть не подскочила на месте. На ее лице сияла такая радость, такое счастье, что у Флинна вылетела из головы старательно приготовленная речь.
— Пожалуйста, выслушай меня, — горячо заговорил он. — Ты единственная, Мелисанда, кто может понять, как тяжело мне принять такое решение. Ты же сама без конца твердишь о том, что я здесь никто, выскочка, пустое место. Но если я останусь, то от тебя мне кое-что потребуется.
— Что? — спросила она с готовностью. — Что я могу для тебя сделать? Скажи, и я это исполню!
Флинн с тревогой вглядывался в ее лицо. Она смотрела на него с такой надеждой, так доверчиво держала его за руки!
— Тебе придется мне поверить, — медленно произнес он, карауля малейшие признаки разочарования на ее лице. — Тебе придется поверить во все от начала и до конца. В то, что я попал сюда из будущего. Я не выдержу, если останусь здесь, а ты по-прежнему будешь считать меня умалишенным.
— Да, конечно, но послушай, Флинн, — отвечала Мелисанда, спокойно выдержав его взгляд, — я долго думала над твоими словами. Ты хорошо помнишь, как исчез тот мальчик… то есть как исчез ты? Лурдс сказал, что слышал, как плеснула вода в фонтане. Это значит, что ты туда упал. Не могло получиться так, что ребенком ты угодил в будущее, точно так же, как взрослым провалился назад в прошлое?
Флинн жадно всматривался в ее лицо. Неужели она наконец-то поверила ему? Возможно ли такое чудо?
— Мелисанда, когда я попал в этот дом в будущем, на стене висел твой портрет. Ты не дарила свой портрет кому-нибудь в Мерстане?
— Портрет? В Мерстан? Нет, что ты! — Она покачала головой. — С меня писали портрет, но еще в детстве, но и тот висит дома, в Броверли.
— На том портрете, который я видел, ты сидела… в красном платье. — Он прикрыл глаза, припоминая подробности. — С таким низким вырезом, но… — его руки поднялись к плечам, — с пышными короткими рукавами. — Флинн открыл глаза и вопросительно посмотрел на Мелисанду. — А в руках у тебя был смешной маленький зонтик. Ах да, вы их зовете паразолью. Ты опираешься на него, как на трость, и у него рукоятка в форме львиной головы.
Мелисанда остановилась как вкопанная и уставилась на него с открытым ртом.
— Что? Ты вспомнила? У тебя все-таки есть такой портрет? Понимаешь, я думал…
— Нет! — Она с силой тряхнула головой. — Но две недели назад я заказала в точности такое платье у своей портнихи. И зонтик с львиной головой. Это же герб Мерстана!
Флинну стало трудно дышать.
— И этот портрет мог оказаться в особняке Мерстана в двадцатом столетии только в одном случае, если ты была когда-то герцогиней Мерстан. Поскольку нам известно, что ты не стала женой Беллингема…
— Флинн, а ты не ошибся? Ты действительно видел на портрете именно меня, а не другую женщину?
— Моя приятельница даже приревновала меня к тебе. — Флинн вспомнил, как рассердилась Нина, и рассмеялся, — Я никак не мог оторваться от портрета. Тогда я подумал, — добавил он чуть слышно, — что нигде не встречал такой красоты.
Они долго смотрели друг на друга, прежде чем Мелисанда медленно улыбнулась. Она встала на цыпочки и обняла Флинна за шею, спрятав лицо у него на груди.
— Ох, Флинн… — услышал он приглушенный шепот.
Ее тело было рядом, такое податливое, такое желанное, что при одной мысли о том, чтобы покинуть ее, вернувшись в будущее, у него тоскливо заныло сердце.
— Я люблю тебя, Мелисанда, — заветные слова сами слетели с его губ, и Флинн подумал, что никогда не говорил их ни одной женщине.
Мелисанда слегка отстранилась и ласково посмотрела на него. На какое-то мгновение его охватила паника: сейчас она скажет, чтобы он вернулся с небес на землю и что она никогда его не полюбит. Но алые губки сложились в ту самую соблазнительную улыбку, что так очаровала его на портрете, и она ответила:
— И я люблю тебя. Теперь мне кажется, что я полюбила тебя с первой минуты, когда увидела на террасе. А может быть, еще раньше, — таинственно добавила Мелисанда.