Мелисанда показалась ему воплощенным совершенством, и впервые в жизни он не задавался вопросом, почему так вышло, и как долго продлится это очарование, и что ему следует в связи с этим предпринять. Флинн просто любовался ею и думал о том, как совершенна ее красота.

Да, внешне она была безупречна. Зато характер имел несколько весьма неприятных черт, с которыми Флинн предпочел бы не сталкиваться. Впрочем, коль скоро им все равно придется расстаться, он может не волноваться за то, что ее характер будет причинять ему неприятности и впредь. Никогда в жизни Флинн не встречал такой высокомерной зазнайки. И ведь она задирала нос не потому, что хотела унизить именно его, Флинна. Нет, она совершенно серьезно считала себя выше всех окружающих.

А чего стоит эта возня с ее репутацией? Неужели ей больше не о чем беспокоиться? Только и делает, что вздыхает над тем, как она выглядит, да что про нее подумают, да что скажут! Скоро Флинну будет делаться дурно от одного слова «репутация». Черт побери, ему уже сейчас тошно об этом думать!

Он перебирал в пальцах шелковистые волосы и вспоминал, как они вальсировали накануне. Он никогда не был силен в танцах — и все равно она сияла от удовольствия, кружась в объятиях Флинна. Он не ошибся: Мелисанда покраснела, действительно покраснела от смущения, когда он обнял ее. И все же не побоялась пойти с ним танцевать. Они кружились, как заправские танцоры на каком-нибудь фестивале в честь Штрауса.

Тут ему стало интересно: Штраус уже родился на свет или нет? С мыслью о том, что в свое время ему не мешало бы получше изучить историю, он задремал снова.

Мелисанда проснулась от крика уличного старьевщика:

— Тряпье! Хлам! Старье! Старье! Старье! Старое берем — новое даем!

Со смесью испуга и облегчения девушка подумала о том, что наконец-то попала в Лондон. Расправляя отекшее тело и потягиваясь, она открыла глаза. Солнце давно ушло за горизонт, и на город опустились сумерки. Только когда с ее плеча соскользнула рука Флинна, до нее дошло, на чем она спала.

Осторожно, как будто не желая его беспокоить, она выпрямилась и обнаружила, что вокруг его пальцев обвился ее тонкий локон. Мелисанда высвободила волосы и села, чувствуя, как тут же озяб на ветру тот бок, которым она прижималась к Флинну. В сумерках еще можно было рассмотреть его лицо. Во сне он показался ей еще краше, чем наяву. Какая жалость!

Интересно, был ли он когда-нибудь женат? Ведь сейчас, судя по его словам, жены у него не было. Не часто встретишь мужчину, оставшегося холостяком в таком солидном возрасте! Скорее всего жена у него все-таки была. И Мелисанда постаралась представить себе, как выглядела эта женщина. Наверняка она тоже была из бедняков, как и сам Флинн. И тем не менее ей не удалось представить рядом с ним простую деревенскую бабу с мозолистыми руками и лицом с выдубленной на солнце кожей.

Пожалуй, он мог быть женат на гувернантке или другой приличной женщине. Но разве уважающая себя гувернантка позволила бы своему мужу выражаться так грубо, как это делает Флинн? И Мелисанда решила, что в этом человеке слишком много загадочных черт. Он не был обучен языкам, не умел танцевать, не мог ездить верхом — он вообще почти ничего не умел — и в то же время не производил впечатления невежды. К примеру, он умел читать, и по большей части его словарный запас можно было счесть вполне удовлетворительным, если не обращать внимания на ужасную привычку чертыхаться каждые пять минут и на грубый акцент. А еще Мелисанде показалось, что он умеет играть в шахматы, хотя она не могла вспомнить, почему пришла к такому выводу.

Девушка посмотрела на его руку, свободно откинутую на сено, а потом заглянула ему в лицо. Судя по всему, он крепко спал. Тогда она осторожно прикоснулась к его ладони. Его пальцы по-прежнему оставались неподвижными и расслабленными, и она отважилась положить его руку к себе на колени. Тихонько расправив ему пальцы, Мелисанда убедилась, что ладонь у него гладкая и мягкая, без малейших признаков мозолей. А ногти не только отличались красивой, правильной формой, но и выглядели старательно ухоженными. Неужели это возможно? Неужели у себя в Америке он считался джентльменом? И все джентльмены там щеголяют в таких же странных нарядах, как у него?

Мелисанда тихонько провела кончиками пальцев по его ладони, чувствуя живое тепло его кожи и мышечный бугорок у основания большого пальца. Невольно она вспомнила, как этот самый палец коснулся однажды ее тела. В то утро, когда он поцеловал ее и гладил через платье ее грудь, этот палец проник под одежду и коснулся ее тела.

Повозка замедлила ход, она подняла глаза и увидела впереди длинную вереницу экипажей. Это место ей было незнакомо, однако многие из экипажей выглядели достаточно респектабельно, чтобы принадлежать высшему сословию, селившемуся в районе Гайд-парка. Слава Богу, нищие кварталы города их повозка преодолела в то время, пока они спали. Еще утром, когда их путешествие только началось, Мелисанда с содроганием думала о том, что им придется увидеть, проезжая через предместья, где селилась беднота.

Флинн пошевелился, и она поспешила отпихнуть от себя его руку. Делая вид, что не обращает внимания на то, что он открыл глаза, девушка устремила свой взгляд вперед, поверх головы мистера Портера, на маячившие перед ними кареты.

— Кажется, здесь затор, — сообщила она с видом знатока. — Но это ненадолго, скоро дорога откроется.

— Чем это воняет? — удивился Флинн с брезгливой гримасой.

— Лондоном, — снисходительно улыбнулась она. — Нет, я имел в виду дерь… тьфу ты, в общем…

— Навоз? — напрямик спросила Мелисанда.

— Да.

— Это и есть Лондон! — отрезала она не без злорадства. Несмотря на густые отвратительные миазмы, терзавшие ее обоняние всякий раз при возвращении из поместья, Лондон по праву мог считаться самым грандиозным городом в мире, и Мелисанда не могла не гордиться им, особенно в присутствии этого американца. — Рано или поздно ты привыкнешь и перестанешь обращать на это внимание, как и любой горожанин. Вдобавок в Мейфэре, где живет моя тетка, пахнет гораздо меньше. По сравнению с центром города там вообще не пахнет — кроме тех вечеров, когда где-то по соседству дают бал и множество гостей приезжает в каретах.

— Стало быть, пахнет конским навозом? — недоверчиво переспросил Флинн.

— По большей части. — Она нарочно не стала продолжать свою мысль, полагая, что об остальном он догадается сам. — Я вот о чем подумала… Мистер Портер высадит нас по дороге к рынку. Оттуда есть короткий путь до тетиного дома, хотя он пролегает по весьма неприятным кварталам. Больше всего меня тревожит челядь.

— Челядь?.. — переспросил Флинн, сонно хлопая глазами.

— Да, если я просто явлюсь к тете в таком виде и постучу в парадное, к утру об этом будет судачить весь город. Вот почему тебе следует сначала пойти одному, постучать в заднюю дверь и передать поварихе записку для моей тети. Повариха сразу передаст ее тете Фелисити, и она пошлет за мной карету. Приехать в карете будет гораздо приличнее.

— По-твоему, слуги настолько тупы, что не сумеют связать мое появление с запиской и твое прибытие в карете ровно через десять минут? — Флинн не спускал с нее сурового взгляда. — Не говоря уже о том, что ты приедешь без багажа, а вид у тебя, прошу прощения, будет в точности такой же, как сейчас…

Мелисанда гордо задрала нос, и он так и прыснул со смеху.

— Глазам своим не верю! Ты что, обиделась? По-твоему, те три дня, на протяжении которых ты спала бог знает где, ни разу не переодевалась и не мылась, пошли на пользу твоему внешнему виду?

— Ты хочешь сказать, что я выгляжу ужасно?! — с неожиданной горечью воскликнула Мелисанда. Она и сама не понимала, что ее так обидело. Если уж на то пошло, еще вчера она бы и глазом не моргнула, скажи он ей что-то подобное. Наверное, сегодня сказывалась накопившаяся усталость.

— Нет, это не совсем так, — покачал головой Флинн. — Ты по-прежнему остаешься хорошенькой. Но при этом вид у тебя такой, будто ты побывала между мельничными жерновами. Окажись я на твоем месте, первым делом избавился бы от этого платья, как только появится возможность переодеться.

Она растерянно посмотрела на свое платье. Дорогое темно-зеленое сукно давно покрылось пятнами и мелкой трухой и было измято и изжевано от ворота до подола. Девушка посмотрела на Флинна.

— Полагаю, ты проделаешь то же со своим… — Она брезгливо окинула взглядом его наряд и добавила: — Со своей одеждой.

— Во всяком случае, я был бы не прочь так поступить, — подтвердил Флинн, снимая башмак и избавляясь от набившейся туда соломы. — И начну вот с этого. — Он выразительно взмахнул башмаком перед лицом Мелисанды. — Я готов отдать все, что имею, за пару найков[5].

— Все свои сбережения? — язвительно переспросила она. — Наверное, эти твои «найки» — действительно что-то выдающееся, если ради них ты готов выложить все, что имеешь.

— Вот именно, — буркнул он, снова напяливая башмак. — И сколько раз я должен напоминать тебе о том, что у меня денег предостаточно? Просто мне не удалось их с собой захватить.

— Какая досада!

— Не то слово! — Он выпрямился и окинул взглядом улицу, по которой они проезжали. — А знаешь, все это напоминает то, что я видел в последний раз. — И он свесился с копны, стараясь разобрать вывески на магазинах.

— Ты же вроде бы говорил, что никогда прежде не бывал в Англии.

— Я имел в виду… — Он растерянно покосился на Мелисанду и добавил: — Пару дней назад.

Мелисанда недоуменно вздернула бровь.

— Ну, понимаешь, в моем времени.

— Ох… — вырвалось у нее. — Ну да, конечно. Какой там был год? Тысяча девятьсот девяностый?

— Девяносто восьмой, — совершенно серьезно поправил он, не обращая внимания на издевку.

— И ты хочешь сказать, что здесь ничего не изменилось на протяжении целых… ста восьмидесяти трех лет?

— Я хочу сказать, что эти здания по-прежнему стояли на своих местах, но при этом так не воняли.

Мелисанда сердито нахохлилась и отвернулась. Он нарочно завел этот разговор, чтобы ее разозлить! Ну и пусть делает что хочет. Все равно скоро она от него избавится, вместе с его странными, отвратительными манерами.

Краем глаза она следила за тем, как он разглядывает улицы города. И не могла оторваться от его четкого профиля, густых взлохмаченных волос, странного наряда, широких плеч и ухоженных рук. Какая жалость, что такое богатство досталось простому бедняку!

Мелисанда аккуратно сложила листок бумаги в восемь раз и протянула записку Флинну. Он крепко зажал ее в кулаке.

— Вон туда! — шепнула девушка, показав ему на длинную аллею. — Ты минуешь два задних двора, в третьем подойдешь к черному ходу и постучишь. Скажи поварихе, что у тебя важное послание к ее хозяйке. И пожалуйста, постарайся вести себя нормально!

— А я всегда веду себя нормально! — с ухмылкой возразил Флинн. — И если бы ты не вбила себе в голову, что моя одежда…

— Я хотела предупредить, чтобы ты не болтал там всяких глупостей, вроде того что ты явился из будущего или что твои родители в разводе.

— Мои родители не разводились.

Мелисанда молча закатила глаза.

— Хотя по сути им следовало развестись, — как ни в чем не бывало продолжал Флинн, — но они этого не сделали. И я никак не мог понять почему. Что вынуждало их оставаться вместе? Уверен, что дело тут не в «заботе о будущем детей», как у нас любят говорить…

— Мистер Патрик! — прошипела девушка, вцепившись ему в руку и стиснув ее с отнюдь не женской силой. — Пожалуйста, не болтайте лишнего! Честное слово, не лучше ли изобразить из себя немого? Вот именно, совершенно немого слугу! Во всяком случае, это покажется менее странным, чем те ужасные вещи, о которых ты так любишь рассуждать!

— О'кей. — Флинн торжественно поднял палец. — Я готов изображать кого угодно и даже не подам виду, что ты меня оскорбила, если ты пообещаешь купить мне новую обувь!

— Ну пожалуйста, не тяни! — в отчаянии взмолилась Мелисанда. — Хорошо, я куплю тебе все, что пожелаешь, только ступай! Я хочу как можно скорее укрыться от посторонних глаз. Чем дольше мы тут торчим, тем больше опасность, что меня узнают. Иди же! — Она спрятала лицо под капюшоном и отступила в тень стены, не спуская с него напряженного взгляда.

— Значит, черный ход? — уточнил он. — И дверь с чугунным молотком?

— Да, да. Достаточно стукнуть раз или два, и кто-нибудь из слуг обязательно тебе откроет!

— А вдруг это окажется не сама повариха? Если мне придется спросить повариху, то как я буду прикидываться немым?

— Отдай записку первому встречному! — с тяжким вздохом отвечала Мелисанда. — Я написала там имя моей тетки. Они наверняка отнесут записку тому, кто умеет читать.

— Ладно, я пошел. — Он сделал несколько шагов по аллее, но снова оглянулся. — Как ты думаешь, мне там дадут поесть?

— Я сама дам тебе поесть, если ты наконец поможешь мне попасть в этот проклятый дом!

— Проклятый? — Флинн посмотрел на нее, не веря своим ушам, и расхохотался. — По-моему, это слово считается ругательством даже на вашем островке! Уж не выругались ли вы, мисс Сент-Клер?

— Я выругаюсь еще хуже, если ты будешь и дальше тянуть время!

— Ладно. — Он повернулся, но не отказал себе в удовольствии поддеть ее: — Между прочим, я не желаю впредь слышать от тебя подобные выражения. Это звучит очень грубо и неприлично. И к тому же оскорбляет меня до глубины души.

Посмеиваясь про себя, Флинн подошел к заветной двери. Он и сам не мог понять, что заставило его так издеваться над бедной девицей. Не иначе на него что-то нашло от голода. На протяжении двух дней он едва умудрялся поесть хотя бы раз в сутки, а за последние двадцать четыре часа у него вообще не было во рту ни крошки. Стоило ему приблизиться к задней двери, как его охватило облако ароматов готовившейся еды. Желудок ответил в ту же секунду рычанием голодного льва, а рот наполнился слюной. Последние метры до двери Флинн преодолел торопливой рысью.

Он постучал три раза, и дверь открыла молодая служанка в чепчике и белом переднике. При виде Флинна она громко закричала через плечо:

— Ой, смотрите! Еще один явился! — Девушка снова обратилась к Флинну: — Ты подожди здесь немного, и она даст тебе остатки супа!

Она собралась было захлопнуть дверь, но Флинн отчаянно взмахнул рукой и крикнул:

— Погодите! — Девица отскочила назад от неожиданности. — Я пришел сюда не за этим! Хотя, конечно, не откажусь от тарелки супа, — продолжил он с сокрушенной миной, — но у меня здесь записка к миссис Кастербрук. Поверьте, это очень важно!

— Боже правый! — страдальчески скривилась девица. — Да вы только послушайте, как он говорит! Идите сюда скорее! Он не иначе как приплыл из Австралии!

— Из Америки, — машинально уточнил Флинн, — но у меня записка…

— Ну вот, дожили. Своих бродяг было мало, так теперь и заморские пожаловали? — раздался звучный голос, и в двери показалась статная особа с гладко зачесанными седыми волосами. Поверх вылинявшего коричневого платья на ней красовался засаленный передник, а на макушке поварской колпак.

— Наверное, вы и есть повариха? — сказал Флинн.

Стоило ему открыть рот, и женщина захихикала, как от щекотки.

— Батюшки, Рейчел, он и впрямь говорит не по-людски!

— Ага, дескать, он не из Австралии, а из Америки! Повариха широко улыбнулась, продемонстрировав Флинну ровно четыре гнилых зуба, торчавших из десен вкривь и вкось, словно мегалиты Стоунхенджа.[6]

— И ты тащился сюда от самой Америки, чтобы отведать моего супчика? — Она расхохоталась собственной шутке и смачно шлепнула Рейчел пониже спины. Девица залилась визгливым смехом, нисколько не обижаясь на столь хамское обращение.

Флинн испуганно оглянулся: а вдруг Мелисанда укрылась где-то поблизости и сейчас слушает, проклиная его длинный язык? Ведь собирался же притвориться немым! Между прочим, он действительно гораздо быстрее справился бы с поручением, если бы не открывал рта!

— Послушайте, у меня записка…

— Дак чего ж ты молчал? — взревела повариха, и ее мясистая лапа мигом завладела клочком бумаги.

— Для миссис Кастербрук! — выпалил Флинн, уповая на то, что имя хозяйки не позволит этой особе сунуть нос в содержание доставленного им послания-. — Приказано передать лично в руки, очень важно.

— От когой-то записка? — моментально насторожилась повариха.

— М-м… не могу сказать.

— Это еще почему? — Маленькие медвежьи глазки буравили его лицо.

Пожалуй, эта тетка запросто дала бы сто очков вперед всему Скотланд-Ярду с его профессиональными сыщиками. Если, конечно, он уже существует.

— Потому что я не знаю этого человека, — ответил Флинн. — Мне дали эту записку из окна кареты какие-то важные господа и сказали, что если я доставлю записку миссис Кастербрук, то мне дадут поесть. — Отчаявшись, Флинн пошел на откровенную лесть: — А еще эти господа сказали, что ваш дом славится на весь город своей отменной кухней.

Повариха не спеша окинула его взглядом с головы до ног. На какую-то минуту ему показалось, что сейчас его обвинят во лжи и захлопнут дверь прямо перед носом, однако повариха отступила и жестом велела ему войти.

— Ну что ж, заходи да садись к столу. Тебе велели дождаться ответа?

Флинн задумался. Кажется, насчет ответа Мелисанда ничего не говорила. Если бы он не увлекся своими дурацкими шутками, то вспомнил бы это наверняка. Но если ему не велено принести ответ, то как тогда поступить? Сидеть здесь и дожидаться ее появления? Рейчел уже наливала ему суп. Вряд ли они позволят ему сидеть здесь и прохлаждаться, как только он покончит с едой.

— Ну? — нетерпеливо рявкнула повариха.

— М-м… ага! Да, точно, мне велели доставить ответ.

— Ага — га-га! — передразнила его повариха и снова захихикала. — Ух, ну и потешная у тебя речь! Так бы и слушала весь день напролет! — Наконец-то она соизволила развернуться и направилась к двери, очевидно, ведущей в хозяйские покои.

— Садись вот тут, — предложила Рейчел. Круглолицая и симпатичная помощница повара показала ему на место за массивным круглым столом в углу кухни.

Флинн устроился за столом и осмотрелся. Кухня была довольно тесной. Несколько женщин, одетых так же, как Рэйчел, сновали туда-сюда, занимаясь своими делами. Все старательно делали вид, что им нет никакого дела до странного бродяги, однако стоило Флинну отвернуться — и то одна, то другая исподтишка бросали на него любопытные взгляды.

Он отметил про себя, что кухня выглядит довольно опрятно, хотя стерильной ее никак не назовешь. Пол был гладким и чистым — наверняка его постоянно скоблили. И мясо, и овощи, ждавшие своей очереди на рабочих столах, казались весьма свежими на вид. Напротив задней двери находился огромный очаг, в котором гудело жаркое пламя. На стене на железных крюках висело множество медных котлов и кастрюль, сверкая старательно надраенными боками. Один из котлов исходил паром над пламенем. Но прежде всего в глаза бросался огромных размеров железный вертел.

После промозглой сырости, донимавшей его последние дни, жарко натопленная кухня показалась Флинну особенно уютной и гостеприимной. Живое тепло от очага приятно согревало. Он попробовал суп, поданный Рэйчел в грубой глиняной миске. В густом бульоне плавали толстые ломти мяса в окружении моркови, картошки и лука. А Рэйчел уже несла к его столу деревянную разделочную доску, полную свежего хлеба с румяной хрустящей корочкой.

Флинну показалось, что он вот-вот хлопнется в обморок от счастья. Он с наслаждением погрузил ложку в наваристый бульон, вдохнул полной грудью аппетитный аромат и зажмурился от удовольствия.

Вздрагивая от нетерпения, он уже поднес первую ложку ко рту, как вдруг дверь у него за спиной — та самая, за которой скрылась повариха, — резко распахнулась, и у всех присутствующих вырвался дружный вздох.

Он резко обернулся и увидел роскошно одетую даму с невероятно высокой хитроумной прической. Она величаво подошла к столу, не спуская с Флинна надменного взора. Достаточно было одного взгляда на нее, чтобы убедиться, что имеешь дело с настоящей аристократкой, к тому же чрезвычайно богатой.

— Оставьте нас, — произнесла она мягким мелодичным голосом. Людям с таким голосом не требуется прибегать к повышенным тонам, чтобы заставить повиноваться даже самых нерасторопных слуг.

В кухне дважды раздался дробный стук — сначала от ножей, брошенных на столы, а потом от деревянных подметок, простучавших по полу. Флинн и опомниться не успел, как оказался наедине с этой божественно красивой леди.

— Где она? — осведомилась дама.

— Мелисанда?

Дама надменно подняла бровь и презрительно уставилась на Флинна.

— Да, моя племянница. Мелисанда Сент-Клер.

Только теперь Флинн вспомнил недавние уроки и подумал, что ему, пожалуй, не мешало бы встать. Ну что ж, придется сделать это сейчас.

— Она ждет снаружи.

— Снаружи?! — Одного короткого слова было достаточно, чтобы у Флинна возникло ощущение, будто он бросил посреди дороги бесценное сокровище и теперь его непременно украдут.

— Ага, она не пожелала идти сама. Ну понимаете, она не хотела уронить свое достоинство перед челядью. — Почему-то Флинн вспомнил, как ему было стыдно и страшно, когда в четвертом классе мисс Риз застала его подсматривавшим за девочками в туалете.

— Откуда вы явились?

— Разве вы никогда не видели чужестранца? — обреченно вздохнул Флинн. — Почему все только и делают, что расспрашивают меня об этом?

— Потому что ослиный рев больше похож на человеческую речь, чем издаваемые вами звуки!

Флинн рассмеялся, смутился и тут же разозлился на себя за то, что спасовал перед очередной задавакой.

— Полегче на поворотах, милая!

— Отведи меня к ней! — отчеканила дама, с трудом сдерживая негодование.

— Нет! — Флинн как мог приосанился и даже вышел из-за стола, чтобы меньше походить на попрошайку, явившегося в богатый дом ради тарелки супа. — Она не хотела, чтобы вы приходили за ней лично, это вряд ли пойдет ей на пользу. Если вы сейчас выйдете и за руку приведете свою племянницу в дом, наверняка найдутся любопытные, которые увидят, что она крадется через заднюю дверь, как будто ей есть чего стыдиться. Несомненно, среди слуг пойдут сплетни, и вы и оглянуться не успеете, как все…

— Мне понятны ваши доводы, сэр. Но я требую объяснить…

— Ну вот, снова-здорово! Послушайте, я предлагаю вам не терять времени даром и послать карету в то место, что указано в записке. А уж потом требуйте у нее объяснений, сколько душе угодно. Потому что я совсем запутался в последнее время и мало что понимаю, а уж тем более не смогу объяснить что-то другим.

— Соблаговолите хотя бы представиться!

— Флинн Патрик.

Она задумалась, не спуская с него подозрительного взгляда, и он снова подивился про себя, как эта очаровательная красавица может выглядеть такой властной. Однако на этот раз ей не удалось взять верх в молчаливом поединке, и она первая отвела глаза. Флинн приободрился и сказал:

— Позвольте вам напомнить, что пока вы здесь стоите и пытаетесь просверлить во мне взглядом дырку, ваша родная племянница торчит на улице и ждет экипаж.

Она и бровью не повела. Она просто стояла и смотрела на Флинна: на его лицо, на его костюм, на его туфли и снова на его лицо. Флинн чувствовал себя весьма неловко и злился все сильнее, но больше всего его мучил голод. Еще немного — и от слабости он потеряет сознание.

— Я уже отправила за ней карету, — наконец соизволила сказать леди. — В записке моя племянница просит не отпускать вас, так что извольте задержаться здесь. Я пришлю Брэйля, он проводит вас в вашу комнату. И буду весьма признательна, если вы все же сообщите мне, с какой стати моя племянница просит о такой неслыханной щедрости.

— Я немного помог ей в пути, — Флинн растерянно пожал плечами, — так сказать, оказал услугу.

Дамочка рассмеялась с такой издевкой, что Флинн почувствовал себя полным ничтожеством.

— Ах вот как, вы оказали ей услугу! И какого же рода была эта услуга, мистер Патрик? Уж не похищение ли из Мерстана?

Только теперь Флинн осознал, что ее мелодичный голосок заледенел не от избыта зазнайства, а от тщательно скрываемого гнева, даже ярости.

— Уничтожили ее репутацию, лишили перспектив на будущее — и не только ее, но и младшую сестру Мелисанды, и это вы называете услугой, мистер Патрик? Стало быть, это вам мы обязаны ее загубленной молодой жизнью?