– О, да.
Они еще о чем-то говорили, но я их уже не слышала, оглушенная этой ужасной новостью.
Когда меня отпустили, я, конечно же, должна была, не оглядываясь и ни на что не надеясь, идти к выходу, но вместо этого я двинулась в другую сторону по коридору, заглядывая за разные позолоченные великанские двери, в надежде увидеть хотя бы одним глазком беспринципного вруна, обещавшего любить меня до гробовой доски.
Просунув в щель в очередной раз свою по моде причесанную голову, внезапно я была препровождена туда вся целиком и так стремительно, что не успела воспротивиться этому насилию. Когда обернулась, то увидела мрачновато-надменного верзилу в смокинге, который смотрел на меня неулыбчиво и тяжело, как мог это делать один человек на земле, от этого всегда рождалось ощущение близкой опасности.
– Ты сменила фамилию? – холодно спросил Фрэнк.
– Нет, – выдавила я, сильно потея.
– Какого дьявола ты разгуливаешь в моем доме? Я не приглашал никого из семейства Киган.
– Но твоя жена приглашала.
– Неужели?
– Представь себе, я ее причесывала.
– Надо полагать, – ты закончила свою работу?
–Да.
Фрэнк позвонил. В комнату вошел лысый круглый мистер, которого я уже видела.
– Говард, спусти эту девицу с лестницы и проследи, чтобы духу ее здесь не было.
Я не позволила его белоперчаточному Говарду спихнуть меня с лестницы, как ему велели, сама спрыгнула, но не очень удачно, ударилась о камень и, стараясь не хромать, пошла по аллее. Обернулась один раз погрозить Фрэнку кулаком. Он стоял на своей беломраморной террасе и следил, как выполняется его подлый приказ по выдворению моего духа.
Глава 6. Повеселилась
Два месяца прошли без каких бы то ни было происшествий.
Я постаралась выкинуть все это из головы и сердца. Первое мне почти удалось, второе хуже. Там что-то застряло и время от времени болезненно напоминало о себе, правда, очередные экзамены на заочных юридических курсах я сдала успешно, кроме того, отремонтировала кухню и отпустила Денни, моего младшего брата, на волю в летний лагерь и согласилась поехать с Минни и ее мужем в «Ржавую подкову» – самое веселое заведение нашего округа. Наверное, место, где располагалось это заведение было нехорошее (в смысле облюбовавших его потусторонних, злокозненных сил) или просто в тамошнем воздухе было разлито что-то чрезмерное, потому что в «Подкове» независимо от порядков, которые пытались устанавливать ее часто сменяющиеся владельцы, посетители как-то чересчур быстро расслаблялись и начинали куролесить, доходя до откровенного буйства, нередко заканчивающегося сломанными конечностями, челюстями, резаными ранами и разного рода моральными ущербами.
Обычно буйства с ущербами обходили нас стороной, но в тот вечер изрядно подвыпившим, незнакомым громилам отчего-то сильно понадобилось из всех присутствующих женщин именно меня водружать на сцену, чтобы я там для беснующийся толпы изобразила что-нибудь зажигательное. Я не ханжа, может быть, и изобразила бы, если имела к этому хоть какие-нибудь способности, но их у меня в помине не было, а было только сильное раздражение, переходящее в слепую ярость, когда, оглядев себя на ярко освещенной сцене, куда меня насильно водрузили, я обнаружила на новых чулках две дорожки спущенных петель, а на месте рукава – узенькую полоску. Остальная часть моего лучшего, выходного платья находилась у громко гикающего здоровяка, по которому было видно, что, даже если его вежливо попросить, то он мне мою собственность не отдаст.
Когда потом, после начатой потасовки, я пришла в себя, в голове у меня стоял неумолкающий звон, локти отказывались держать мое старающееся приподняться тело и в глазах отсутствовала резкость. С трудом, кое-как наведя ее, я увидела, что нахожусь на заднем сидении машины. Салон был большой и роскошный, меня еще в таком никогда не возили; было похоже, что здоровяк, у которого я свой рукав отбирала, оказался весьма преуспевающим гангстером, непонятно только, зачем я ему понадобилась? При его деньгах он мог бы заполучить любую сговорчивую женщину в еще не рваных чулках.
Когда машина остановилась, я притворилась беспамятной, а сама принялась копить силу. Похититель удивительно осторожно вынул мое тело из машины и куда-то понес. По характерным лесным звукам: шелесту листьев, крикам ночных птиц – и густым, напоенным солнцем запахам становилось ясно, что мы где-то далеко за городом.
Я надеялась на входную дверь, что он начнет возиться с замком, тогда у меня появится шанс, но похититель без задержек открыл дверь и понес меня на второй этаж. Глаза я свои старалась не открывать, хотя пружина решимости напряженного ожидания успела закрутиться во мне до упора. Я ее еле-еле удерживала.
Особенно, когда была опущена на кровать и преступные руки, возможно, обагренные по локти чьей-нибудь невинной кровью и до моей добирающиеся, начали снимать с меня туфли, но как только я их почувствовала у себя на верхней пуговице, я не выдержала и шарахнула одним из тех безотказных приемов, которому меня когда-то Сид научил, но не рассчитала своих сил, и потом, даже если бы их было в достатке, то и тогда моя попытка не могла увенчаться успехом, с этим могучим буйволом и Сид не всегда справлялся.
Я же только судорожно, как рыба, выкинутая на берег, хватала ртом воздух, в ошеломлении уставившись на Фрэнка, который придавил меня своими ручищами, причем его это сильно забавляло.
– Это ты, что ли? – наконец вымолвила я.
– Не делай резких движений, я отпущу тебя.
Я тряхнула головой, ее пронзила такая адская боль, что, застонав, опять потеряла сознание. Когда оно возвратилось ко мне, Фрэнк, склонившись, что-то высматривал на моем лице.
– Фрэнк, а где остальные злодеи? – почему-то шепотом спросила я.
– Тебе мало одного?
– Но там их трое было.
– Парни отдыхают. Более они не потревожат тебя.
– А где Минни?
– С твоими друзьями все в порядке, я сказал, что позабочусь о тебе.
– Спасибо, Фрэнк!
– За что ты меня благодаришь, Рыжая?
– Ну, как? Ты вытащил меня из опасной переделки!
– Уверена в своей безопасности? Должен сказать, мы – в моем загородном доме, здесь никого нет, кроме одной рыжей и одного малого. Рыжая выросла и находится в его власти, и он, похоже, рад этому.
– Но ты же не станешь своей властью злоупотреблять?
– Это почему не стану?
– Ты меня спас, Фрэнк Ловайс! Я хочу, чтобы ты немедленно перестал нести этот вздор, а лучше бы принес что-нибудь более существенное: стакан воды, например, и зеркало, если кроме тебя это сделать здесь некому. И постарайся поскорее.
Как ни странно, но этот высокомерный, не привыкший, чтобы ему приказывали, верзила подчинился: принес воды и без возражений помог мне приподняться.
– А зеркало? – напомнила я.
– Не нашел, видишь ли, в доме они в виде стен.
– Тогда рассказывай! – потребовала я.
– Что тебя интересует?
– Лицо, конечно: нос, фонари и всякое такое. И еще: очень я сейчас страшная?
Фрэнк огорошил меня не сразу, а после продолжительной паузы, от которой мне сделалось очень не по себе. Не выдержав, я принялась в судорожной спешке ощупывать свое лицо, проверяя: все ли там на месте и не съехало ли куда на сторону.
– Прямо скажем, не красавица, – наконец проговорил Фрэнк.
– Нет!
– Да! Нос у вас, леди, уныло смотрит вниз, я бы сказал, загнулся…
– Неправда! Он был всегда какой надо.
– Советую не перебивать, Рыжая. Сама напросилась. Щеки ввалились, потеряв былую округлость. Губы местами разбитые, лишились соблазнительного изгиба, сейчас напоминают толстые сосиски, глаза тоже не ахти, притушили свой дерзкий, вызывающий блеск, это нетрудно среди лиловых синяков. Короче, заурядное лицо красотки, потрепанное жизненными неудачами и кулаками нетерпеливых клиентов.
– Правда?!
– Увы.
– Ну и пусть! Мне уж все равно! Я домой хочу, ты должен меня отвезти.
– Забудь об этом. У тебя серьезное сотрясение; покой это то, что тебе сейчас требуется. Ты останешься здесь.
– Но ты спустил меня с лестницы! – сварливо напомнила я.
– Тогда это было необходимо, однако сейчас я расположен оказать тебе кое-какие услуги.
– Странно, но раз ты расположен, то оставь меня, я не знаю, у меня глаза сами собой закрываются.
Я не видела, как он вышел, мгновенно уснула.
Глава 7. Сверкающие клочки
Когда я проснулась, то долгое время никак не могла взять в толк: почему у меня трещит голова при малейшем движении, и почему такая страшная слабость, и что это за незнакомая комната, и, наконец, как я оказалась одетая, под мышкой у этого спящего, наполовину раздетого мужчины? Лица я его не видела, потому что головы было не поднять, зато все остальное отлично просматривалось, в том числе моя рука на его обнаженной мускулистой груди. В голове у меня постепенно прояснилось, но, наверное, не до конца, я почему-то решила, что соседствую со вчерашним гангстером, и только потом уже поняла, благодаря особенному, дорогому запаху, что это Фрэнк. Он это скоро сам подтвердил, когда приподнялся на локтях, чтобы заглянуть в мое растерянное лицо и насмешливо спросить:
– Как спалось. Рыжая?
Я молча отчаянно краснела под его изучающим, въедливым взглядом и не могла пристойно сформулировать свой вопрос, от того что напрочь забыла ночные события.
– Я ничего не помню, я спала с тобой? – С превеликим трудом еле-еле выдавила я.
– Как видишь.
–Ты негодяй, Фрэнк Ловайс!
– Не смущайся. Рыжая, очень многие девицы побывали на твоем месте. У меня с ними превосходные отношения: я удовлетворяю их страсть ко мне и весьма щедро оплачиваю полученное девочками удовольствие.
– Фрэнк Ловайс, я не хочу тебя видеть, я лучше пойду.
В самом деле встала, дошла до дверей, но там потеряла сознание и опять оказалась на кровати со склонившимся ко мне Фрэнком. Он мне что-то втолковывал, только смысл слов не сразу доходил до меня.
– Детка, я не тронул тебя. Ты не должна опасаться меня, я привык контролировать свои желания. Ты останешься здесь, пока не поправишься. Я гарантирую тебе полную безопасность и вызову, если ты желаешь, твою подругу. Она будет присматривать за тобой, я не стану докучать тебе.
– Поклянись, что не врешь!
– Чтоб я сдох! Вздумай я позабавиться с тобой, то сначала бы раздел тебя. Предпочитаю развлекаться в первозданном виде, я не ушел потому, что кто-то должен быть рядом с тобой. Кровать достаточно широка, я лег на значительном расстоянии от тебя, между нами мог бы поместиться кто-то третий, но ты во сне подкатилась ко мне. Я не возражал, однако обязательно вернул бы тебя на твою половину, если бы мог предвидеть эту реакцию. Похоже, в свое время мы с твоим братцем переборщили в твоем воспитании.
– И зачем ты это делал?
– Я уважал Сида, мне бы не доставило радости то, что причинило бы его семье большие неприятности. Сумасбродным, непутевым девчонкам впутаться в скверную историю слишком легко, тем более таким, как его Принцесса, которой он бездумно потакал, чем нанес ей большой вред. Ты сделалась опасно самоуверенной. Рыжая, и вчера едва не поплатилась за это. Эти парни лишены сантиментов, они не отличают строптивую шлюху от бывшей чумазой принцессы, которая воображает, что ее милость также священна и неприкосновенна, как в старые времена.
– Ничего подобного, просто в «Подкове» их было больше, и муж Минни не создан для драк.
– А ты создана?
– Ага, создана! Я уже прожила одна столько времени, что уже устала; и ничего – благополучно.
– Почему ты не замужем?
– Никто не был похож.
– На кого?
– Ну на Сида и…– я запнулась, но Фрэнк догадался.
– Ты еще не забыла паршивца? Он женат.
– Я знаю. Незачем мне об этом напоминать. Лучше принеси телефон, мне надо на работу позвонить, что я завтра не выйду.
– Я сам позвоню Берджесу.
– Причем здесь он? Мне нужен Уил Донован с оптовых складов «Джексон и Джексон», я там работаю охранником.
– Серьезно?
– Что здесь такого странного? И не первый год. Кстати, к вопросу о никчемной замарашке, работаю в основном по ночам, мне так удобно, но не дремлю и уже трех злоумышленников спугнула. Уил всегда говорит, что я у него лучший охранник. В салоне я лишь подрабатываю, так что вы, мистер, малость ошиблись, и не стойте каменным истуканом.
Пока Фрэнк ходил, я уговаривала себя не расстраиваться. Патрик забыл меня, это навсегда. Он уже никогда не приедет и не увезет меня в новую, счастливую жизнь, он увез другую красавицу. Теперь можно разорвать прекрасную сказку-мечту, которую я столько лет вынашивала в душе.
Моя сказка-мечта рвалась хорошо: вот уже нет ни драконов, ни принца, ни красавицы. Я их подбросила высоковысоко! Сначала они, кружась, медленно, как снег, падали вниз, потом их подхватил внезапно налетевший, черный вихрь, скрутил и унес в никуда.
Когда пришел Фрэнк, я не заметила, что пожаловал он с пустыми руками, у меня нашлось дело поважнее: мне надо было увидеться с собой.
Фрэнк снова на удивление покладисто согласился доставить меня к ближайшей зеркальной стене.
Осмотрев себя, я удовлетворенно сказала:
– Ты наврал, Фрэнк Ловайс! Это что, по-твоему, загнутый нос? Губы, конечно, припухли, спорить не буду, но не так ужасно. А синяки? Разве это синяки?! Ты бы видел, что у меня на лице в третьем классе было! Посмотри, может, от потрясений преждевременная седина где-нибудь пробилась? Ты не там смотришь, на висках должна быть. Ну что, не отыскал?
Фрэнк покачал головой и, как ему было велено, отнес меня на кровать. Я спросила про телефон, Фрэнк ответил, что телефон мне не нужен, он известил Донована о моем уходе.
– Что ты сказал? – переспросила я.
– Я сказал, Рыжая, что ты отныне у них не работаешь. Я найду для тебя более подходящее место.
– А тебя просили об этом?!
– Нет…
– Тогда зачем ты лезешь не в свое дело?! Немедленно принеси мне телефон или я за себя не ручаюсь!
– Рыжая…– начал было опять Фрэнк, но я решительно заткнула уши.
– Пока ты не принесешь телефон, я не стану тебя слушать!
Фрэнк все равно что-то начал бубнить. Чтобы его не слушать и не видеть его шевелящихся губ и совсем ничего не слышать, я скрылась с головой под одеялом.
Через минуту он стащил с меня одеяло, протягивая телефон. Я набрала номер.
– Уил, это я!
– О, привет, Кэти! Просвети старика, по какой-такой причине ты нас оставляешь?
– Я не оставляю, Уил. Произошло недоразумение. Я вышла из строя, но не на совсем. Я скоро вернусь. Тебя неправильно информировали.
– Рад это слышать! Ребята интересуются, что это за брехун, который нас одурачил?
– Это… это так никто, посторонний человек, он поспешил и все перепутал. Ну, ладно, до скорого Уил!
– До скорого, малышка. Мы ждем тебя!
Я положила трубку и не без торжества посмотрела на Фрэнка, он был чрезвычайно рассержен.
От него даже током забило, когда он мне на выданной им его же рубашке рукава закатывал, а потом плащ свой на меня одевал и в машину относил, чтобы в клинику везти.
Там хотели меня оставить, но мы дружно отказались, вернее, я, а Фрэнк меня поддержал, но домой не отвез, как я хотела, а настырно прикатил обратно в свой лесной дом. Тут уже пришла моя очередь сердиться, и я посоветовала ему немедленно удалиться из моей комнаты. Он сказал: о кей, если мне что-нибудь понадобится, надо нажать на кнопку, – и ушел, но я его вернула, чтобы требовательно спросить:
– Где Минни?
– Не имею представления. Похоже, в ее доме не принято поднимать телефонную трубку.
– Странно… Что ты стоишь? Мне ничего не нужно.
Фрэнк ушел. Не успел он закрыть дверь, как я опять позвонила.
– Посмотри, пожалуйста. Эта кровать никуда не вделана?
– Нет.
– Ты не мог бы ее передвинуть к окну?
Он ее мигом переставил куда надо. Я его больше не вызывала, а лежала и смотрела сквозь стеклянную стену на лес, который подступал к самому дому, пока не засмотрелась и не уснула очень крепко, проснулась лишь утром от тишины и кукушки. Кукушка так старалась, что тишина делалась глубокой до абсолютной бездонности. Я боялась шевельнуться, потому что никогда еще ничего подобного не слыхала.
Кукушка замолчала, я спустила ноги и пошла легко, словно сомнамбула, будто меня кто в тот лес заманивал посмотреть, как там такая тишина смогла уродиться.
Это было чистое наслаждение – ступать босыми ногами по росистой траве и следить, как тебя со всех сторон обступают зеленые великаны и твоя голова запрокидывается к их раскланивающимся вершинам, выше которых только Бог и плывущие облака в пронзительной, торжественной синеве.
Вернулась я очень не скоро и ничуть не удивилась, застав Фрэнка, сидящим на ступеньках. Смотрел он на меня необычно: как на потустороннюю, правда, без страха, зато также не мигая. Чтобы его приободрить, я тронула Фрэнка за плечо.
– Фрэнк, я выздоровела.
– Тебя увезти?
– Нет. Я хочу здесь побыть, если ты не возражаешь, и еще я есть хочу.
Съела я все, что мне было предложено. Это было не очень-то много. Фрэнк пообещал вызвать повара с Говардом. Сам есть отказался, у него пропал весь аппетит, когда он обнаружил, что меня нет и его теперь некому вызывать.
Он сидел и молча смотрел, как я быстро уничтожаю съестные припасы и разглагольствую о тишине и походах по росистой траве. Пришлось согласиться для его же блага взять его завтра с собой, если он не проспит, тогда у него тоже появится хороший аппетит и настроение, и он не будет с нахмуренной сосредоточенностью молча пялиться на меня, а что-нибудь расскажет, чтобы и мне было интересно.
Глава 8. Зараза Непослушная
Он об этом, наверное, вспомнил, когда мы возвращались из клиники. Потому что Фрэнк спросил меня, знаю ли я из-за чего возникла вражда между ним и Сидом.
– Из-за спорных территорий, – ответила я.
– Это не совсем так. Рыжая. Первый раз мы подрались из-за тебя. Мне к тому времени исполнилось девять лет. Помню, как я забрался высоко на дерево и с неослабевающим интересом обозревал окрестности из подаренного мне отличного бинокля. Наведя его на верхнюю точку южной дороги, я увидел сначала рыжий одуванчик кудряшек с блестящими пуговицами глаз на чумазом лице, а потом все остальное в голубом комбинезоне. Девчонка была на удивление мала, но бойко топала по середине дороги; было видно, что это ей нравится. Однако чем дольше я смотрел на это чудо, тем меньше оно мне нравилось: Рыжая была одна и, похоже, не знала, что скоростные дороги прокладываются не для гуляний. К счастью, южная в тот момент оказалась пустынной, но не возникало сомнений, что долго это не продлится.
Я свалился вниз и рванул, что было сил; когда выскочил на дорогу, заорал, чтобы она сошла с нее, но девчонка как будто не слышала. Продолжая орать и размахивать руками, я помчался к ней.
Подхватить девчонку и отскочить, я успел, когда совсем рядом пронеслась первая машина, обдав нас горячим воздухом, смешивающимся с тем, что с трудом вырывалось из моих разодранных легких.
До меня не сразу дошло, почему девчонкино лицо вдруг сморщилось, а ее пальчики отталкивают мои руки, оказалось, те слишком сильно сдавили ее. Я осторожно поставил свою рыжую находку и повалился на траву. Девчонка уселась рядом.
Оторвав широкий лист лопуха, она принялась с комическим усердием обмахивать меня. Благодаря ее стараниям мне вскоре значительно полегчало.
– Где твоя мама, чудо? – спросил я, усаживаясь.
– Сам чудо!
– А кто же ты?
– Залаза Непослушная! – протараторила девчонка.
– Кто-кто?
– Говою тебе: За-ла-за!
– Понятно. Ну так где твоя мама, Зараза?
– Нету.
– А все-таки она где-то есть, ищет сейчас свою Заразу и убивается, пока та разгуливает по дорогам, где иногда машины проносятся.
– Она тама! – Зараза указала на небо.
– Умерла?
– Нет, ее бозинька плиблал.
– Кто же за тобой присматривает?
– Блатик, он пливязет мою ногу длинной велевкой, а сам иглает, иглает с ддузками.
– А ты?
– Я тозе иглаю.
– Привязанная?
– Ага, меня нельзя не пливязывать! – похвалилась Зараза.
– Почему?
– Я гулять убегу.
– А ты не убегай.
– Сказес тозе, я зе хитлющая как челт: нозницы вона сплятала, отлезала велевку и збезала гулять.
– Нагулялась?
Зараза отрицательно покачала головой и потребовала:
– Хочу молозного!
– Я бы и сам сейчас не отказался. Идем, Зараза, поищем мороженого и заодно твоего братика балбеса.
Мы пошли, но Зараза скоро устала, уселась на землю и объявила, что своими ногами дальше не пойдет, пришлось посадить ее себе на плечи.
Ходили мы весь оставшийся день, и, кажется, ни она, ни я не заметили, как он внезапно быстро закончился.
Уже зажглись фонари, когда Зараза делала последние круги на карусельном тигре. Она наотрез отказывалась слезать, но я ей посулил гору шоколада, если она согласится. Мы направились ко мне домой, потому что не отыскали ее брата. Он сам нас нашел.
Сид выхватил тебя из моих рук, ты уже крепко спала, передал своему пацану и врезал левой.Я, разумеется, ответил. Когда нас разняли, он пригрозил, что оторвет мне башку, если еще раз увидит. С тех пор я был вынужден доказывать, что не из пугливых и бываю там, где захочу.
– А почему не сказал, что спас меня?
– Он не спросил, предпочел сразу перейти к делу. Я его понимал, он пробегал весь день в напрасных поисках, отчаялся, у парня не хватило слов, на его месте я бы поступил точно так же. Я бы лишь ни при каких обстоятельствах не стал бы привязывать тебя, даже ради финала в Северо-Западной лиге.
– Тебе легко говорить, Сид был один, отец на работе, он только потом женился на мачехе. Меня очень часто не на кого было оставить. И все-таки зря ты не рассказал Сиду. Вы бы с ним подружились.
– Вряд ли, Сид разбил мой бинокль. Этого я ему при всем желании не мог простить.
– Вот так всегда: все великие войны случаются из-за глупых пустяков и недоразумений-
– Тогда это, знаешь ли, были не пустяки, но, впрочем, может быть ты и права. Должен признаться, до встречи с твоим братцем я думал уговорить родителей оставить тебя у нас, был уверен, что они согласятся, они мало в чем мне отказывали, и потом, хоть ты и была Зараза Непослушная, но я никогда не видел более занятной маленькой девчонки, которую каждый был бы рад получить в полную собственность.
– И я бы сделалась твоей сестрой?!
– Да, мне всегда хотелось иметь кого-нибудь помладше.
– И жила бы в твоем Большом Доме, из которого ты меня недавно так подло вытурил?!
– Конечно.
– О, Фрэнк! Когда-то ты был прекрасным, добрым мальчиком, тобою можно было гордиться, правда, потом ты изменился не в лучшую сторону, но все равно – спасибо, раз ты спас меня!
– Пожалуйста. А не кажется ли вам, леди, что это несчастье случилось с бедным мальчиком благодаря вам?
– Как это?
– А ты подумай: если бы ты не стащила ножницы, я бы не увидел рыжую девчонку и не спас ее, не отправился бы за мороженым и не встретил Сида, не подрался бы и бинокль был бы цел, а с ним бы уцелел прекрасный мальчик!
– По твоим словам выходит, что я, правда, виновата.
– Да, что есть, то есть. И коль мы установили и неопровержимо доказали сей прискорбный факт, то я вправе потребовать кое-какую компенсацию от вас, леди.
– Можешь конечно, но на многое не рассчитывай, с нас взятки-то гладки. Мы уже давно не платим по векселям, объявив о банкротстве.
– Неужели?
– Именно! Это было широко оглашено среди разных народов и достигло отдаленных пределов.
– Тех, где я скитался, не достигло, так что придется тебе вознаградить пострадавшего по твоей вине добровольным поцелуем.
– А…а мы уже приехали. Я расплачусь потом, как-нибудь при случае.
– О кей, пожалуй, за пару поцелуев я согласен предоставить тебе отсрочку.
Глава 9. Высокая драма
Когда мы приехали, в доме уже кто-то был, Фрэнк сказал, что это Говард. Я спросила, не спустит ли он меня с лестницы? Фрэнк ответил, что очень может быть, у него служат хорошо вышколенные слуги, которые не забывают выполнять его распоряжения; мне лучше держаться к нему поближе, в случае чего он отменит свой предыдущий | приказ.
Чтобы наглядно продемонстрировать Говарду, что я нынче у Фрэнка в фаворе и меня не нужно спускать с лестницы, я уцепилась за рукав Фрэнка, пока мы ходили по дому, Фрэнк мне его показывал.
Ты часто сюда приезжаешь? – спросила я, устраиваясь на подоконнике музыкального салона.
– Как когда.
– С женой?
– Нет, она не знает о существовании этого дома.
– Значит, здесь ты ее обманываешь со своими девицами?
– Скажем так: не только здесь.
– Зря она за тебя вышла, она могла бы найти кого-нибудь более достойного. Она мне понравилась.
– Она и мне нравится, не исключено, я люблю ее.
– Любишь и заводишь девиц?
– Одно другому не мешает. Я давным-давно погиб.
– Да, Фрэнк, ты закоренелый грешник, тебе уже ничем нельзя помочь.
– Это как сказать, может, просто рядом не было верного человека, который захотел бы помочь мне. Почему бы тебе. Рыжая, как главной причине моей гибели, не взяться за это благое дело?
– У меня не получится.
– Позволь узнать почему?
– Ты меня не будешь слушаться, ты всегда был обо мне чрезвычайно низкого мнения, а поколотить тебя мне не по силам, у меня нет мер воздействия на тебя.
– Напрасно скромничаешь, детка, если разобраться, то последние два дня я нахожусь у тебя под каблуком.
– Но я же у тебя в гостях, и ты как гостеприимный хозяин стараешься показаться лучше, чем ты есть на самом деле.
– Я гостеприимен не до такой степени. Должен признаться, у меня были совсем другие намерения, когда я увозил тебя в свое логово. Так что видишь, я успел кое в чем измениться. Принимайся, за дело, Рыжая, у тебя получится.
– Но я никогда ничем подобным не занималась, я не знаю, что надо делать!
– Я тебе подскажу.
– Ну, если ты настаиваешь… я попробую, только не говори потом, что тебя не предупреждали, что ничего не получится. Ладно, говори, что мне надо делать.
– Для начала ты должна убедить меня расстаться со всеми красотками, кроме жены, разумеется.
– Прямо сейчас убеждать?
– Ну, чем раньше начать, тем больше шансов на благополучное завершение.
– Хорошо… Фрэнк Ловайс, ты должен расстаться со всеми красотками, кроме жены, разумеется.
– Нет, Рыжая, – поморщился Фрэнк, – никуда не годится. Пораскинь мозгами, перед тобой запутавшийся человек, нестарый, в нем еще не все струны души оборваны, попытайся сыграть на них. Да и не мешает поближе подойти ко мне.
Спрыгнув с подоконника, я подошла.
– Так хорошо?
– Нет.
– А так?
– Нет.
– Нет, хорошо! И сам не приближайся!
– Почему?
– Потому что мне голову нужно высоко задирать, вот почему!
– Детка, тебе в любом случае придется подойти, иначе ты не сможешь вручить мне свои руки.
– А зачем их вручать?
– Видишь ли, без этого невозможно достичь естественной достоверности, к тому же нарушается целостность восприятия, не говоря о том, что начинающим руки всегда мешают.
– Не беспокойся, мне мои не помешают. Говорить? – Фрэнк кивнул. – Фрэнк Ловайс, ты должен расстаться…
– Ну, вот видишь, руки твои повисли. Ты не знаешь, куда их деть.
– Ничего не повисли. Я сейчас еще раз попробую. Фрэнк Ловайс, ты должен…
– Стоп.
– А если я их за спину спрячу?
– Это не поможет. В данной мизансцене у них есть одно-единственное положение и никакого другого. Прошу не забывать – настоящее искусство требует жертв и не терпит приблизительности.
– Ну, если уж требует и не терпит, – вздохнула я, придвигаясь к нему, как он хотел, и вручила ему свои руки; он их сразу пристроил у себя на груди. – Начинать?
– Валяй, – кивнул Фрэнк.
– Фрэнк Ловайс, ты должен расстаться со всеми красотками, кроме жены, разумеется.
– Это много лучше, осталось подправить текст. Постарайся сделать его максимально выразительным и не стоит прямо упоминать мою жену.
– То есть я могу говорить, как мне хочется?
– Конечно.
– Тогда… тогда. Фрэнк Ловайс… я хочу, чтобы ты немедленно покончил со своими лощеными красотками! На черта эти липучие сквалыги тебе сдались? У тебя есть кое-кто получше! И если ты будешь дальше упорствовать и погрязать, то кое-кто тебя обязательно бросит и будет, безусловно, права. Потому что как же иначе? Никакая женщина этого долго не вынесет. Я, например, тоже не вынесу, у меня уже сейчас все терпение на исходе, и забуду, что ты два раза меня спасал, и вообще тогда проваливай к чертям собачьим и даже навсегда! Точка! Я все сказала, лучше не смогу.
– Гм… убедительно. Должен сказать, пока ты спала, я отдал приказ отменить назначенные свидания.
Как отдал? Ты, разве, комедию сейчас разыгрывал?
– Я бы не назвал это комедией, высокая драма будет точнее. Я приказал сообщить, что меня запрещено тревожить эту неделю. Если бы ты меня не убедила, то я бы наверняка не удержался и пустился бы во все тяжкие, несмотря на благие намерения. От тебя одной зависит остальной срок.
– Фрэнк, я, конечно, присмотрю за тобой, если взялась, но от тебя тоже многое зависит, и ты на меня сразу все не сваливай, я еще не привыкла и устала. Я пойду к себе.
– Надеюсь, ты спустишься к ужину?
– Не знаю. Этот дом с лесом на меня как-то усыпляюще действуют, мне здесь спится как в детстве.
– Тебе повезло, а у меня жестокая бессонница. Не привык, знаешь ли, один засыпать.
– Ничего удивительного, ты начинаешь новую жизнь, это всегда нелегко, но в конце концов ты откажешься от вредных привычек и будешь возить с собой жену.
– Да, похоже, придется, однако что мне, по-твоему, сейчас делать? – Прими снотворное или прогуляйся.
– Рад бы…– начал было Фрэнк, но я не стала ждать, что он еще придумает и, хлопнув дверью, откланялась.