ГЛАВА 32. Неприятный сюрприз

Когда через несколько часов они подъехали к городским воротам, Серегил первым заметил, что число стражников удвоилось.

— Что-то случилось, — пробормотал он, оказавшись вместе со своими спутниками на заполненной народом площади.

— Тут ты прав, — ответил Микам, озираясь. — Нужно узнать, в чем дело.

Всюду люди, сбившись в тесные кучки, что-то обсуждали; говорили они тихо, все лица были серьезны. Пользуясь тем, что старшие не обращают на них внимания, стайки детей носились между лавками и лотками, дразня друг друга и подбивая приятелей стащить с прилавка сладости, пока торговец не смотрит.

Подъехав к одной такой группе горожан, Микам откинул плащ, чтобы была видна его красная ливрея Дома Орески, и обратился к какой-то женщине:

— Меня не было в городе. О чем это все шепчутся?

— О наместнике, — со слезами ответила женщина. — Благородный Бариен убит, бедняжечка!

Алек от изумления шумно втянул воздух.

— Ох, свет Иллиора! Как же такое случилось!

— Никто точно не знает, — ответила женщина, вытирая глаза концом передника.

— Его убили! — воскликнул стоявший рядом здоровяк. — Это поганых пленимарцев дело, вот увидите!

— Да заткнись ты, Фаркус! Нечего слухи распускать, — оборвал его сосед, с подозрением покосившись на ливрею Микама. — Не знает он ничего, господин. Все мы только слышали, что наместника сегодня утром нашли мертвым.

— Премного благодарен, — сказал им Микам, отъезжая. Путники галопом поскакали к Дому Орески. Бледный, но спокойный Нисандер открыл им дверь в башню.

— Мы слышали, что Бариен мертв. Что случилось? — спросил Серегил.

Нисандер прошел к столу и сел, сцепив руки на исцарапанной и покрытой пятнами поверхности.

— Похоже, что это самоубийство.

— Похоже? — Серегил чувствовал, какая буря эмоций скрывается за внешней бесстрастностью друга, но не мог прочесть его мысли.

— Когда его нашли, он лежал в постели со вскрытыми венами, — продолжал Нисандер. — Кровь пропитала матрац. Ничего не было заметно, пока не откинули одеяло.

— Тебе удалось поговорить с ним вчера вечером? — спросил Алек.

Нисандер с горечью покачал головой:

— Нет. Он уже лег, когда я приехал. Действительно, было поздно, и я не опасался, что он сбежит. Так что я… — Оборвав фразу, он протянул Микаму пергамент. — Думаю, когда я заглядывал, он как раз писал вот это. Прочти всем, пожалуйста.

Последнее короткое послание Бариена было таким же деловым, как и тысячи документов государственной важности, составленные им на протяжении долгой карьеры. Почерк был тверд, ровные строчки бежали по листу без помарок, без клякс; писавший это не колебался.

«Моя царица, — прочел Микам, — знай, что я. Бариен-и-Жал Камерис Витуллиен, в последние годы моей тебе службы совершил гнусное предательство. Мои действия были намеренными, осознанными и непростительными. Я не пытаюсь оправдаться, лишь молю тебя поверить: умер я, будучи верен своей царице. Бариен, предатель».

— Клянусь глазами Иллиора, как я мог быть таким глупцом? — простонал Нисандер, закрывая лицо руками.

— Но это же ничего не доказывает! — огорченно воскликнул Серегил. — Ни подробностей, ни имен — вообще ничего определенного!

— Идрилейн ведь знает о нашем расследовании. Думаю, она поняла, что значит это письмо, — ответил маг.

— Что ж, прекрасно, — резко сказал Серегил, поднимаясь и начиная шагать из угла в угол, — если только она вдруг не задумается о том, почему он умер сразу же после того, как началось расследование. А что, если она начнет сомневаться: не предан ли ты больше мне, чем ей? Ведь мое тело все еще в Красной башне, знаешь ли, и я хотел бы получить его обратно в целости и сохранности.

Микам снова посмотрел на записку Бариена:

— А не может ли это быть подделкой? Клянусь пламенем Сакора, мы наступили на хвост банде самых ловких мошенников в Римини.

— И что насчет Теукроса? — вступил в разговор Алек. — Мы же только от его жены знаем — да и то Кассария говорит обратное. — что он вообще собирался посетить замок. Вместо этого он мог отправиться к Бариену. Ему легко было бы проникнуть в дом — он же родня. А потом он убивает дядюшку, оставляет записку и скрывается. Я ведь говорил вам: Бариен за что-то очень на него гневался.

Нисандер покачал головой:

— Ни на теле Бариена, ни в комнате нет следов насилия, да и колдовства тоже.

— А на дверях? — поинтересовался Серегил.

— Все были заперты изнутри. Что же касается исчезновения Теукроса, если такой человек, как Бариен, счел бы, что племянник опозорил семью, то он вполне мог и сам позаботиться об устранении молодого человека — последнем долге перед семьей. Таких примеров среди аристократии сколько угодно. Но факт остается фактом: о чем бы они ни спорили накануне вечером, это наверняка сыграло роль в смерти Бариена.

— Что слышно про Форию? — спросил Микам. — Похоже, она одна из последних видела Бариена живым и к тому же посещала его по его приглашению. С ней кто-нибудь говорил об этом?

— Как объявлено, наследная принцесса в глубоком трауре и ни с кем не желает видеться, — ответил Нисандер.

— Это звучит довольно расплывчато, — задумчиво произнес Серегил. — Как ты думаешь, она замешана в заговоре?

Волшебник, не поднимая глаз, тяжело вздохнул:

— Я так не считал — пока не умер Бариен. Теперь же, боюсь, мы должны допустить такую возможность. И если окажется, что так оно и есть, то заниматься этим будем уж никак не мы с тобой.

Серегил продолжал беспокойно шагать по комнате.

— Так что мы остаемся все перед той же загадкой: один человек мертв, а другой исчез. Скажи, Нисандер, их дома обыскали?

Волшебник кивнул:

— На вилле Теукроса был найден тайник с немногочисленными поддельными судовыми документами. Там же оказались копии печатей некоторых придворных — включая твою и печати благородного Вардаруса, Бирутуса-и-Толомона, госпожи Ройян-а— Жирини.

— Моя и Вардаруса — это понятно, — пробормотал Серегил, рассеянно беря со стола секстант. — А кто такие остальные? Я никогда о них не слышал.

— Оба — не особенно знатные мелкие чиновники. Госпожа Ройян — начальница порта Кадумир на Внутреннем море, недалеко от Кротовой Норы. Эта должность — наследственная в ее семье. Молодой Бирутус недавно назначен интендантом — насколько я понимаю, по поставкам мяса в армию.

— Не похоже, чтобы это были такие персоны, чтобы из-за них пало правительство, — озадаченно сказал Микам.

— И где же эти подделки были найдены? — спросил Серегил, останавливаясь около стола.

— Довольно любопытный момент, — ответил Нисандер. — Тайник обнаружили под доской пола в спальне Теукроса.

— Под доской пола! — с отвращением воскликнул Серегил. — Клянусь шкурой Билайри, даже самого зеленого воришку этим не проведешь. С тем же успехом можно пришпилить документы к входной двери! Тут какая-то неувязка! Бариен имел, конечно, доступ к государственной печати, но чтобы он доверил ее такому идиоту? Чушь!

— Ты же сам говорил, что он обожал своего племянника, — напомнил Алек.

Серегил ткнул пальцем в пергамент:

— Человек, способный столь хладнокровно написать предсмертную записку, никогда не оказался бы таким простофилей. Попомните мои слова: за этим скрывается много больше, чем видно невооруженным глазом.

Все пятеро, находившиеся в комнате, погрузились в молчание, обдумывая противоречивые факты.

— А как насчет тех слуг, за которыми мы следили? — наконец спросил Алек.

— Да что они могут знать, — буркнул Серегил, все еще не отрывая взгляда от записки.

— Ну, насчет девушки не знаю, а тот слуга Теукроса, похоже, знал, куда нужно доставлять подделки. Он ведь предложил их отнести, помнишь? Теукрос еще сказал ему, что отвезет их сам.

Остальные вытаращили на него глаза, потом обменялись огорченными взглядами.

— Клянусь Светоносным, как мы могли прозевать такую очевидную вещь! — воскликнул Нисандер. — Слуг из обеих резиденций держат пока под стражей. Они должны быть в Красной башне. Пойдемте туда все!

— Да будет благословен день, когда я вытащил тебя из той переделки в замке Асенгаи, — засмеялся Серегил, обнимая Алека за плечи и увлекая к двери.

Приказ царицы поручал Нисандеру допрос заключенных, и, поскольку Серегил все еще пребывал в теле Теро, никому и в голову не пришло усомниться в его праве сопровождать учителя. Оставив их заниматься этой работой, Алек и Микам отправились узнавать, как дела у настоящего Теро.

Случаю было угодно, чтобы на дежурстве оказался тот самый тюремщик, который сопровождал Алека при первом его посещении башни.

— Бедняга! — покачал головой сердобольный стражник. — Плохо ему в тюрьме, благородный Алек! В первый день он был еще веселый, настоящий аристократ. А потом вроде как скис. Последние два дня он все больше помалкивает, а уж если и открывает рот, то такого наслушаешься…

Доведя посетителей до камеры, тюремщик занял свой пост в конце коридора.

— Правила те же, молодой господин. Передавать ничего нельзя.

Алек заглянул в окошечко:

— Серегил!

— Это ты, Алек?

— Да, и со мной Микам.

К прутьям решетки прижалось бледное лицо, и Алек ощутил знакомое противоречивое чувство: черты и голос принадлежали Серегилу, интонации были не его; общее впечатление оказалось сходным с тем, какое Серегил производил в роли Арена Виндовера.

— Как ты тут? — спросил Микам, стоя спиной к тюремщику.

— Очень необычные ощущения, — мрачно ответил Теро. — К счастью, меня по большей части оставляют в покое, да и Нисандер прислал несколько книг.

— Ты слышал насчет Бариена? — прошептал Алек.

— Да. Если честно, то я не уверен…

— Хорошие новости! Хорошие новости, благородный Серегил! — перебил его стражник, провожая к двери камеры появившегося пристава.

Теро снова прижал лицо к решетке.

— Меня освобождают?

— Да, да, господин! — Тюремщик поспешно отпер камеру.

Встав рядом с дверью, пристав развернул свиток и торжественно прочел: «Благородный Серегил-и-Корит Солун Мерингил Боктерса, проживающий в Римини, с тебя снимается обвинение в измене. Имя твое чисто от подозрений. Милостью царицы, выходи на свободу».

— И сказать не могу, как я рад за тебя, господин, — просиял тюремщик. Теро заморгал, попав в относительно светлый коридор. — Уж очень не хотелось бы передавать тебя в руки палачей, как сначала нам говорили. Очень бы было тяжело.

— Мне было бы тяжелее, чем тебе, — резко оборвал его Теро и пошел по коридору, не оглядываясь. Тюремщик, подняв брови, взглянул на Алека:

— Ты видишь, молодой господин?

Алек и Микам догнали Теро около лестницы.

— Ты мог бы обойтись с ним и помягче, — сердито прошипел Микам. — В конце концов, считается ведь, что ты благородный Серегил.

Теро искоса бросил на них недовольный взгляд:

— После двух бесконечных дней общения с крысами и с этими дураками он тоже не был бы особенно любезен.

Чтобы соблюсти приличия, они сразу отправились на улицу Колеса. Рансер открыл им дверь со своим обычным бесстрастным выражением.

— Меня предупредили, господин, — серьезно сказал он. — Ванна для тебя приготовлена, не соизволишь ли подняться в свои покои?

— Спасибо, Рансер, конечно, — ответил Теро, стараясь подражать обычному легкому тону Серегила. — И предупреди меня сразу же, как появится Нисандер.

Морщинистое лицо старого слуги мало что выдавало, но Алеку показалось, будто он заметил намек на странную недовольную гримасу, прежде чем тот поковылял на кухню.

Прибыв из Красной башни, Нисандер и Серегил нашли остальных за столом, накрытым в спальне хозяина.

Оказавшись лицом к лицу впервые после того, как они обменялись телами, Серегил и Теро молча разглядывали друг друга. Серегил медленно обошел вокруг своего второго «я», пораженный тем, как его собственное лицо оказывается способно выражать характерную для Теро настороженность.

— Скажи что-нибудь, — не выдержал он наконец, — Мне хочется послушать, как звучит мой голос, когда им пользуется кто-то другой.

— С тех пор как ты покинул это тело, оно разговаривало значительно меньше, чем обычно, — ответил Теро. — .Думаю, кстати, что мое горло окажется охрипшим от болтовни, когда я получу его обратно.

Серегил повернулся к Алеку:

— Ты был прав. Тембр голоса тот же самый, но обороты речи выдают другого человека. Какой интересный феномен!

— К сожалению, у нас нет сейчас времени на его изучение, — прервал его Нисандер. — Нужно поскорее вернуть вас в собственные тела.

Теро и Серегил взялись за руки со всем нетерпением, которое каждый из них был способен выразить; они стояли неподвижно, пока Нисандер произносил заклинание.

Магия никак себя не проявила, но эффект был мгновенным. Оказавшись в собственном теле, Серегил позеленел. Отпустив руку Теро, он, шатаясь, подошел к креслу у камина и упал в него. Алек поспешно наполнил чашу и протянул ее другу.

Теро тоже согнулся вдвое и с болезненной гримасой схватился за колено.

— Что ты сделал с ним? — вскрикнул он, поднимая подол мантии и разглядывая воспаленный сустав.

— Сделал? — Серегил слабо усмехнулся, ловя ртом воздух. — Сколько же неудобств доставило мне твое неуклюжее тело! — Своими длинными пальцами он провел по гладким щекам и коснулся волос. — Клянусь Четверкой, до чего же хорошо вернуть себе свою истинную форму! И к тому же ванна и чистая одежда! Я твой должник, Теро! Правда, думаю, что обилие мыла не доставило тебе удовольствия.

— Тебе нечем так уж гордиться, — раздраженно ответил Теро, принимаясь за ужин.

Все еще улыбаясь, Серегил подергал завязки рубашки.

— Не могу понять, почему ты носишь все такое облегающее, ведь…

Алек был единственным, кто заметил, как вдруг изменилось выражение лица Серегила. Прежде чем юноша успел спросить, в чем дело, Серегил поймал его взгляд и незаметно сделал ему знак молчать.

— Что рассказали слуги? — спросил в это время Микам, которому не терпелось узнать подробности.

— Их в башне не оказалось, — ответил Серегил, затягивая завязку рубашки. Его пальцы скользнули по шраму, который почему-то стал видимым. Ощущение грубого рубца заставило его волосы зашевелиться.

— Вот это сюрприз! — мрачно пробормотал Микам. — А от остальных что вы узнали?

— Слуги из обоих домов говорят одно и то же: Марсин, лакей Теукроса, и горничная из дома Бариена Каллия давно уже любовники. Их сотоварищи решили, что они вместе сбежали.

Микам скептически поднял брови.

— На мой взгляд, уж слишком много совпадений. А что насчет жены Теукроса?

— Тут улов еще меньше, — ответил Серегил. — Госпожа Алтия глупая и безобидная девчонка, после года замужества все еще смотрит мужу в рот. Все, что ей известно о его делах, — это что они приносят доход, достаточный, чтобы у нее не было недостатка в драгоценностях, нарядах, породистых лошадях.

— Значит, мы снова там, откуда начали, — простонал Алек. — Марсин, сам Теукрос и девушка-служанка были нашими единственными ниточками, а теперь мы лишились их всех.

— Придется проверить склепы; если кто-то из этих людей был убит в городе, их могли обнаружить и отвезти туда мусорщики, — сказал Серегил. — Этим займемся мы с Алеком и Микамом, поскольку только мы знаем, как они выглядели. Кстати, о мертвых телах: что теперь будет с Бариеном?

Нисандер печально вздохнул:

— По закону он должен подвергнуться порке, затем быть четвертован, выставлен на Холме Предателей и потом выброшен на городскую свалку.

Микам покачал головой:

— Что за конец для человека, сделавшего для своей страны столько хорошего! Это ему я должен быть благодарен за Уотермид — он предложил царице передать его мне.

— По крайней мере он теперь мертв, — с дрожью сказал Серегил, прекрасно понимая, что ему грозила именно такая судьба, и к тому же живому. Но в настоящий момент предаваться печальным мыслям было некогда. — Прежде чем мы все займемся каждый своим делом, Нисандер, я хотел бы поговорить с тобой наедине.

Пройдя в библиотеку, расположенную напротив, Серегил тщательно закрыл за собой дверь, потом распахнул рубашку, чтобы показать Нисандеру шрам на груди. Круглый отпечаток, оставленный деревянным диском Мардуса, зловеще выделялся на его светлой коже.