Солнце доктора Бракка

      На другой стороне трещины ледяная стена круто поднималась вверх.
      - Незачем долго искать удобного места для подъема, - сказал механик. Самое лучшее - создать наклонную плоскость, расплавив лед.
      Водитель и Барре согласились с ним. "Геркулес" подошел к ледяному барьеру. Глыбы льда, словно отрезанные ножом, поднимались из воды. Из сопел, расположенных в передней части гондолы, вылетели струи плавильного порошка. Над барьером поднялись клубы пара.
      Опытный механик действовал со знанием дела. Через несколько минут путь вездеходу был открыт. Снова заработали турбоприводы, гусеницы опустились, траки вгрызлись в лед, гондола поднялась из воды. Вскоре и "Дельфин" оказался на твердом льду и обе машины двинулись вперед.
      Они шли уже шесть часов, а буран продолжал бушевать. И все-таки Барре был рад, что ввел в действие вездеходы. Да и что еще оставалось делать - в такой ураган в воздухе не удержался бы ни один вертолет. Правда, турбовинтовому самолету не страшна любая погода. Но садиться при такой видимости на коварный лед... нет, на такой риск он бы не пошел.
      Радиостанция острова держала с вездеходами непрерывную связь. Оттуда все время запрашивали их координаты, корректировали направление. Радист с "Геркулеса" доложил Барре, что снова принял сигналы бедствия аварийного передатчика. Теперь их слышали и на острове.
      Барре вспомнил роман из жизни полярников, который прочел несколько лет назад. Чего только там не было нагорожено! Таинственная и страшная пустыня, кошмары полярной ночи, никогда не утихающие бури, космический холод. Словом, страна ужаса и смерти. Конечно, думал Барре, район полюса это не коралловые острова южных морей. Случаются и бураны, бывают и жестокие холода. Вот как сейчас! Но зато нигде так не радуешься, когда выдастся добрая погодка. И полярные ночи не так уж страшны. Мрак разгоняет луна, снег под ней искрится и, кажется, сам испускает свечение. А северное сияние! Таких красок нигде не увидишь. Летом же - полное безветрие, солнце греет так, что впору загорать. И про белых медведей в романе были написаны глупости. Арктический бродяга почти не нападает на людей - разве что в него выстрелят или он вообразит, что его преследуют. Правда, в последнем случае лучше с ним не связываться, от его когтистой лапы хоть кому не поздоровится.
      Барре все еще улыбался, вспоминая роман, когда сильный толчок вернул его к действительности. Под машинами заходил лед. Началась подвижка и сжатие льда. Машинам и людям грозила опасность. Куда ни глянь, зияли трещины, вырастали отвесные стены. Зазубренные льдины со скрежетом терлись одна о другую. Величавая музыка Арктики. Теперь вездеходам оставалось одно: найти безопасный путь, и как можно скорее. Сжимающиеся льды способны расплющить машины, как комок глины.
      Вездеход резко взял вправо, но лед стал ломаться и впереди, и позади. Пришлось лавировать с величайшей осторожностью, уклоняться от сближавшихся льдин, пересекать разводья, которые расширялись с каждой секундой. Позже никто не мог сказать, как долго продолжалась борьба.
      Постепенно подвижка льда прекратилась. Усталые люди мечтали о нескольких минутах отдыха, но никто не сказал об этом ни слова. И так потеряно слишком много времени! Надо продолжать поиски. Механики пришли на смену измученным водителям и повели машины вперед. Наконец они нашли то, что искали.
      Канадский самолет вынужден был сесть на лед из-за аварии двигателя. При посадке была повреждена кабина, сломались плоскости, но люди отделались синяками и ушибами.
      Буран бушевал четыре дня и четыре ночи. И утих лишь на пятые сутки. На остров опустилась тишина. Воздух снова стал прозрачен, и в полдень южная часть серо-голубого неба окрасилась в красноватый цвет. Луна лила холодный пепельный свет.
      Возобновились работы на открытом воздухе. Пришлось расчищать огромные снежные заносы, восстанавливать радиосвязь.
      Во второй половине дня прибыл советский самолет с продовольствием и почтой.
      Бракк давно не писал жене и, поглощенный работой, почти не думал о ней, но, когда он увидел самолет, ему страстно захотелось получить от Веры хоть несколько строк. Вечером, вернувшись наконец в свою комнату, он увидел письмо. У него радостно забилось сердце - конверт был надписан изящным почерком Веры. Даже не сняв унты, он бросился в кресло и распечатал письмо.
      Но то, что она писала ему, наполнило его тревогой. Бракк вспомнил вечер, когда Вера без него ушла на концерт.
      Пожалуй, тогда в первый раз после женитьбы он был всерьез озабочен. Разумеется, от него не укрылось, что Вера что-то утаивает. Зачем было пускаться в эту игру с телефоном, которую он так легко разгадал? Такой спектакль мог понадобиться, только если ее ждал кто-то другой. Наверняка это был Хегер. Ему даже хотелось самому убедиться в своих подозрениях, и он готов был бежать в концертный зал. На это он, однако, не решился.
      Охваченный тоской и сомнениями, ходил он по комнатам. Подошел к ее письменному столу и увидел журнал. Машинально листая его, он наткнулся на критическую статью, посвященную работе жены. Бракк многое тогда передумал. Корил себя за невнимание к ее творчеству, за то, что ни разу не спросил, как ей работается.
      Она скрыла от него свою неудачу. Почему? Он утешал себя тем, что Вера не хотела обременять его, зная, как он занят.
      Он вспомнил свои бесконечные опыты, ночные бдения за письменным столом и поразился терпению, с каким Вера переносила все это.
      В тот вечер, вернувшись с концерта, Вера была молчалива. На его вопросы отвечала односложно, и Бракк, уже готовый разувериться в своих подозрениях, снова замкнулся. А между тем приближалось время отъезда на остров. Они так и не поговорили и через несколько дней расстались в тягостном молчании.
      На острове его снова захватила работа, он с головой ушел в нее. Он так и не собрался написать жене хорошее, откровенное письмо. И вот сейчас он читал:
      "Ты никогда не поймешь, что женщине гораздо тяжелее, чем мужчине, оставаться одной так долго, - писала она. - Ты прячешься за своей, ах, какой важной, деятельностью и удивляешься, случайно узнав о том, что и жене твоей приходится сталкиваться с трудностями в собственной работе. Может ли быть счастливым такой союз?"
      Письмо Веры глубоко взволновало его. Он никогда не предполагал, что трещина в их отношениях, возникшая в тот памятный вечер, в конце концов превратится в пропасть. Им надо как можно скорее увидеться! Бракк схватил ручку и начал писать Вере. Теперь он находил нужные слова. В последних числах месяца он сможет взять отпуск. Пусть, ради всего святого, она не совершает никаких необдуманных поступков, пока они не поговорят обо всем, что им мешает.
      Он писал ей о своем глубоком уважении, о своей любви и тоске по ней, заклинал подождать еще немного. Скоро он выполнит трудное задание, приведшее его на остров, и снова будет с ней.
      Пока он в тревоге и волнении писал письмо, над островом зажглось во всей своей красе северное сияние. Высоко в небе развернулась широкая сине-зеленая полоса. Медленно теряя блеск, она стала отсвечивать красным и заколебалась, будто волнуемая ветром. Вдруг она снова вспыхнула, пустила побеги, засверкала всеми цветами радуги. Все новые лучи и полосы света устремились вверх, словно языки зеленого, красного, желтого огня. Однако это чудо длилось недолго, лучи рассеялись по небосклону, пламенная корона рассыпалась.
      Следующие несколько дней стояла хорошая погода, ртуть в термометре поднялась, было всего 8 градусов мороза. Но полярная ночь брала свое. Рассвет наступал лишь в полдень и тут же потухал. На небе ненадолго оставалось лишь слабое красноватое сияние.
      Бракк, инженер Бер и профессор Гольцман, стоя у пульта управления электростанции, заканчивали последние приготовления. Через час будут выключены турбоагрегаты, которые до этого снабжали поселок на острове электричеством. Их заменят атомные батареи. Можно будет отказаться от безумно дорогих перевозок топлива.
      На остров прибыли известные ученые из многих стран. Прилетели журналисты и репортеры, чтобы поведать миру о пуске первой полупроводниковой электростанции и о рождении искусственного солнца, которое завтра ровно в полдень засияет в зените.
      Бракк, последнее время нервный и рассеянный, в этот знаменательный день казался необычайно спокойным. И не только казался, он и на самом деле был спокоен. Так всегда бывает. Сначала заботы, разочарования, тревоги и работа, работа. Когда же цель достигнута - кажется, будто так и должно было быть. Еще полчаса - и он повернет главный рубильник. Первая в мире полупроводниковая электростанция вступит в строй. Сердце его забилось сильнее.
      В помещение, где находился пульт управления, вошли гости и ученые, прибывшие на остров. Слышался разноязычный говор. Щелкали фотоаппараты, стрекотали кинокамеры.
      Лампы, вделанные в потолок, заливали помещение дневным светом. Приятное тепло подымалось от нагреваемого электрическим током пола из синтетического материала. Стрелки измерительных и контрольных приборов, размещенных на пульте, который занимал целую стену, стояли еще на нуле. Горел только зеленый огонек маленькой сигнальной лампы. Вдруг она погасла, и тотчас зажглась красная. Это был сигнал о том, что турбоагрегаты прекратили работу.
      Бракк подошел к главному рубильнику. В помещении наступила торжественная тишина. Погасли лампы дневного света, мрак окутал людей, но продолжалось это всего несколько секунд - включили аварийное освещение. Бракк взялся за рубильник, поднял его кверху, и в тот же миг свет залил помещение.
      Со всех сторон Бракку протягивали руки. Он машинально пожимал их, не в силах сказать ни слова. Он был потрясен. Только в клубе, где должно было состояться скромное торжество, он несколько пришел в себя. Как бы он был счастлив, если бы и Вера могла быть здесь и поздравить его с успехом.
      В контрольном центре шли последние испытания излучателей. Взгляд Шетли был прикован к приборам, стрелки которых беспокойно метались. Подле него стояли Бракк, инженер Бер и профессор Гольцман. Шетли был в прекрасном настроении. Он ни на секунду не сомневался в том, что излучатели будут действовать безотказно. Ровно в двенадцать над островом засияет новое солнце... Погода стояла благоприятная. Ясное звездное небо, метеорологи обещают отсутствие шторма и даже снегопада.
      - Сейчас я видел знамения великих свершений, - с этими словами в помещение контрольного центра вошел профессор Сулков. - Только что пролетел метеор. Перед тем как пустили электростанцию, тоже пронесся метеор. От этого можно стать суеверным.
      Все засмеялись, а Шетли сказал:
      - Надо думать, при пуске ваших инфракрасных излучателей на нас свалится здоровенный болид.
      Сулков закурил папиросу и улыбаясь сказал:
      - Если этот здоровенный болид угодит прямо в долину и растопит лед до самого грунта, я приму его как дорогого гостя. Он сэкономит нам много труда. - Потом, обратясь к Бракку, он спросил: - Когда можно ожидать пуска второй очереди электростанции, господин доктор?
      - По плану - пятнадцатого числа, господин профессор. Разумеется, если не зарядит буран со снегопадом этак на недельку - другую. Монтаж атомных батарей полностью закончен. Оборудование для пульта управления второй очереди обещали прислать на следующей неделе. Когда вы собираетесь начать работы?
      - Как можно скорее. Я уже говорил с Москвой. Плавильный порошок и излучатели инфракрасных лучей готовы к отправке. С сегодняшнего дня у нас будет солнце, а значит, и свет. К чему еще откладывать? Мы все подготовили.
      К ним подошел Шетли и указал на стенные часы:
      - Без пяти двенадцать! Выйдем отсюда, автоматика уже включена.
      Стоя во мраке, ученые, гости и репортеры ожидали великого события. Все наружные лампы погасли. Собравшиеся все чаще поглядывали на светящиеся циферблаты своих часов. Как долго тянутся минуты... Ни в одной лаборатории не работали. Все вышли наружу и, подняв головы, пристально смотрели на мерцающие звезды.
      Вдруг на темно-голубом небе появился большой красный диск с размытыми контурами. Свет его медленно усиливался, пятно постепенно становилось розоватым, затем желтым, делаясь все светлее и ярче. Через несколько минут оно засверкало, как солнце. На острове стало светло, словно днем. Люди закрывали глаза, мигали, снова и снова устремляли взгляд к сияющему диску, края которого окрасились теперь во все цвета радуги.
      Все кругом изменилось как по мановению волшебной палочки. Люди с любопытством рассматривали то, что успели позабыть за полярную ночь. Все казалось внове. На южном берегу острова, где осенью громоздились глыбы льда, теперь тянулась волнистая снежная равнина. Во многих местах ветер выдул лощины, а там, где раньше залегали глубокие снега, сверкали льды.
      Второе солнце лило на остров свой холодный свет. Сотрудники Шетли на радостях пустились в пляс. Они подняли своего шефа на руки и торжественно понесли к клубу. К ним присоединились все остальные.
      За несколько недель поселок на острове приобрел совершенно иной вид. Над плоскими постройками поднялось большое куполообразное здание из небьющегося стекла, специально сооруженное для универсального зеркального телескопа. Появилась и новая физико-химическая лаборатория искусственного фотосинтеза. Взлетно-посадочные площадки были значительно удлинены и расширены. Почти каждый день прибывали тяжелые транспортные машины с научной аппаратурой.
      Искусственное солнце ежедневно включалось ровно в семь утра. На темном фоне неба начиналась фантастическая игра красок. Одни цвета вытесняли другие: место темно-красного занимал оранжевый, его сменял желтый со светло-зеленым, а через несколько минут небосклон заливал яркий белый свет. Жители острова уже привыкли к своему солнцу. Но они часто сожалели о том, что их солнце не дает тепла. Холодные лучи не могли растопить ни лед, ни снег, все было по-прежнему сковано морозом.
      В девять часов утра профессор Сулков вошел в свой кабинет. В ту же минуту зазвонил телефон. Из центра воздушных сообщений извещали о предстоящем прибытии советского транспортного самолета с грузом порошка, вызывающего таяние льда. Сулков сразу же дал указание привести в готовность вертолеты, с которых будет рассеиваться порошок.
      Не успел Сулков положить трубку, как в кабинет просунул голову начальник взрывной группы.
      - Можем начинать, товарищ профессор. Все готово.
      Вскоре тишину разорвал гром взрыва. В воздух взметнулись обломки льда и скал. К небу поднялся столб черного дыма, и, когда он рассеялся, все увидели узкую лощинку, сбегавшую от забитого льдом кратера вниз к морю. Взрыв был точно рассчитан, и теперь часть талой воды должна была устремиться по этой лощинке к морю.
      Тем временем прибыл транспортный самолет. С помощью мощного пневматического устройства мелкозернистый порошок нагнетался из трюма самолета прямо в баки вертолетов, стоявших в ряд у края взлетной дорожки.
      А еще через час сотрудники профессора Сулкова собрались на совещание. Сулков, не любивший длинных речей, коротко и по-деловому рассказал о стоящих перед ними задачах. На столе лежала карта острова. Красной линией были обозначены на ней границы котловины. Профессор указал карандашом место, где был произведен взрыв.
      - ...Таким образом, вода, которая образуется при таянии слоя льда, находящегося над уровнем моря, сможет стекать самостоятельно. Остальную воду придется выкачать. Работать будут восемнадцать машин. Как только кратер очистится ото льда, мы пустим в действие камнедробилки.
      После полудня начались работы по уничтожению ледяного покрова. Несколько ученых собрались на пункте дистанционного управления и, напряженно вглядываясь в большой экран, наблюдали за четырьмя вертолетами, готовыми к взлету. Инженер, стоявший у пульта, нажал кнопку, и на вертолетах заработали двигатели, начали вращаться лопасти. Телеуправляемые вертолеты поднялись в воздух. Машины летели сомкнутым строем, а затем повисли в воздухе над заполненным льдом кратером.
      Инженер, управлявший их полетом, нажал другую кнопку, от вертолетов отделились взрывные заряды, ушли глубоко в лед и там взорвались, раздробив поверхностный слой на тысячи кусков. Тогда инженер нажал на третью кнопку. Открылись баки, и из них посыпался плавильный порошок. Через некоторое время лед словно закипел. Большая часть талой воды тут же обратилась в пар - изображение на экране окутал плотный серый туман. Остальная вода потекла вниз по лощине, образованной взрывом. Сначала это был жалкий ручеек, но с каждой минутой воды в нем прибавлялось, и скоро к покрытому льдом морю ринулся широкий поток.
      Инженер вернул вертолеты на взлетную площадку, где их снова нагрузили порошком и взрывными зарядами.
      - Посмотрим с близкого расстояния, что там получилось, - предложил профессор Сулков.
      Все покинули пункт дистанционного управления.
      В дверях к Бракку подошел радист и передал радиограмму. Его приглашали в Москву, на научную конференцию, которая должна была состояться в январе.
      В это субботнее утро Хегер подошел к воротам института, когда сотрудники уже давно начали работу. Он был раздосадован; поломка автомобиля задержала его, пришлось идти пешком. Едва ответив на приветствие привратника, Хегер быстро пересек двор и вошел в главное здание. Рывком открыл дверь своего кабинета, повесил в шкаф пальто и шляпу, сел за письменный стол. Устало откинулся назад. Прошло несколько минут, прежде чем он сумел взять себя в руки, раздражение, вызванное вынужденной прогулкой, несколько улеглось.
      Закурив сигарету, Хегер нажал на рычаг переговорного устройства.
      - Здравствуйте, фрейлейн Пальмер. Есть что-нибудь важное?
      - Здравствуйте, господин доктор. Важного ничего нет. Четверть часа назад звонил господин Гласе. Спрашивал вас.
      - Попросите позвонить еще раз. Спасибо!
      Хегер отпустил рычаг, задумчиво уставился перед собой, поглаживая указательным пальцем усики. Лицо его приняло странное, напряженное выражение, словно он чего-то ждал. "Значит, нет... Непостижимо! Неужели климатические условия... Ерунда, процесс химического распада не может..."
      Зазвонил телефон. Говорил его ассистент Гласе.
      - Расплавьте соединительную трубку, - ответил Хегер. - Все остальное я сделаю сам. Сейчас приду.
      В вестибюле он встретил профессора Экардта, возвращавшегося к себе после утреннего обхода лабораторий. Хегер поздоровался и хотел идти дальше, но Экардт задержал его.
      - Я прочел ваш доклад и в общем согласен с вашим предложением. Считаю, однако, необходимым внести некоторые изменения. Пожалуйста, зайдите ко мне.
      Экардт вынул из письменного стола папку, раскрыл ее, прочел один абзац и сообщил, какие изменения и дополнения он предлагает внести. Хегер молча слушал его. Внутренне он соглашался с профессором. Однако он был раздосадован тем, что сам не подумал об этих возможностях. Поэтому он начал возражать, пустился в объяснения. Поскольку речь шла о весьма многообещающем усовершенствовании фотоэлемента для автоматического управления машинами, он не собирался допускать Экардта даже к малейшему участию в своей работе, как бы ни были хороши предложенные профессором изменения. Хегер предпочел бы вообще не представлять Экардту своих предложений, но это было просто невозможно - ведь профессор пока еще возглавлял институт.
      "Однако когда-нибудь ему все же придется уйти, - думал Хегер, глядя на усталое, морщинистое лицо профессора. - Стареет на глазах. Пора бы ему наконец удалиться на покой, уступить место тем, кто помоложе". Он был почти уверен, что когда-нибудь займет место Экардта. Лишь изредка, когда он вспоминал о Бракке, его охватывало легкое беспокойство. Однако тайна искаженной формулы, о которой знал только он, прогоняла тревогу.
      Профессор Экардт захлопнул папку и протянул ее Хегеру, сказав, чтобы он еще раз тщательно все обдумал и ни в коем случае не действовал чересчур поспешно.
      Он сделал пометку в своем настольном календаре. Вертя карандаш между пальцами, взглянул на Хегера, который задумчиво рассматривал папку. После длинной паузы Хегер, словно ему было трудно говорить, сказал:
      - Спасибо за ваши предложения, господин профессор. Я основательно переработаю свой доклад.
      - Хорошо, господин Хегер, только не упускайте из виду инерцию фотоэлементов.
      Экардт с видимым удовлетворением закурил сигару и принялся по своему обыкновению пускать дым колечками.
      - Я получил письмо от Бракка, - сказал Экардт.
      Глаза Хегера как-то странно сверкнули. В его взгляде, который он поспешно отвел от лица Экардта, отразилось ожидание.
      - Бракк пишет, - продолжал Экардт, - что работа успешно продвигается. Скоро будет пущена вторая очередь электростанции. Трудности возникли только в связи с прокладкой кабелей, поскольку штормы и сильные снегопады препятствовали работе. Судя по словам Бракка, искусственное солнце, зажегшееся над островом, излучает свет фантастической силы. Освобождение кратера ото льда уже началось. Зеленый уголок в центральной части Арктики, освещаемый искусственным солнцем! Просто непостижимо! Кажется, что читаешь фантастический роман. Впрочем, в середине февраля я сам собираюсь на остров.
      Он помолчал и добавил поучительным тоном:
      - Без открытия Бракка, без его атомной батареи остров и сегодня оставался бы маленькой, редко упоминаемой научной станцией, все распрекраснейшие проекты были бы просто утопией.
      Да, мы можем гордиться нашим Бракком. Усовершенствование фотоэлемента удалось ему в невероятно короткий срок. На прошлой неделе я беседовал с коллегой Чан-чи из Пражского института, который несколько лет бился над той же проблемой. Он высказал шутливое предположение, что Бракк заключил договор с сатаной. - Экардт засмеялся. - Он до сих пор не может понять, как додумался Бракк до неоднородного облучения своего элемента. Говорит, что ему самому эта идея, возможно, совсем не пришла бы в голову, а если б и пришла, то разве что через много лет. Весной на территории Пражского института начнут строить опытную электростанцию. Ждут только полного отчета Бракка.
      - И ни у кого не возникает никаких сомнений? - медленно сказал Хегер и задумчиво стряхнул пепел с сигареты. - А меня иногда берут сомнения, добавил он, стараясь не встречаться взглядом с Экардтом. - Я говорю о непродолжительности испытания атомной батареи, о поспешности, с которой было принято решение строить электростанцию на острове. Боюсь, что плод сорвали незрелым.
      Экардт посмотрел на него с удивлением.
      - Вы заговорили совсем как доктор Хенель. Сомнения, вечные сомнения! А между тем уже первая атомная батарея, работающая на полную мощность, должна была бы рассеять все сомнения. Лично у меня нет никаких колебаний. Фотоэлемент Бракка оправдал себя, а это главное.
      Вошла секретарша, и разговор прервался. Хегер попрощался и отправился в лабораторию. Он готов был надавать себе пощечин за то, что чуть не выдал себя, выступая в роли провидца.
      В лаборатории его уже ждал ассистент, подготовивший все к испытанию нового фотоэлектронного умножителя для астрономических измерений. Хегер проверил контакты и измерительные приборы, затем включил ток. Долгое время он молчал, занимаясь экспериментом. Однако по его глазам было видно, что результаты его не удовлетворяют, Хегер выключил ток, сделал записи и сказал ассистенту:
      - Нужно изменить угол падения первичных электронов. Вы уже расплавили соединительную трубку системы 4ц?
      - Нет еще, господин доктор. Вы сказали...
      - Да, знаю. Сделайте это, пожалуйста, сейчас же.
      Ассистент вышел в соседнее помещение и принялся за работу, а Хегер, стоя у окна, обдумывал изменения, которые необходимо внести в конструкцию умножителя. Он посмотрел на темные снеговые тучи, которые нависли так низко, что, кажется, едва не касались голых ветвей деревьев. Белые крыши института и причудливые сосульки на водосточных трубах напомнили ему о предстоящей поездке в горы. Лицо его прояснилось. В три часа он должен был заехать за Верой. Ему, наконец, удалось уговорить ее отправиться с ним в горы на субботу и воскресенье. Они будут вместе двое суток - два дня и две ночи. Хегер понимал, что эти двое суток могут многое изменить в жизни их обоих.
      ...Его больно задевало, что он пытался завоевать именно жену Бракка, человека, отнявшего у него научный успех, этого баловня судьбы.
      Хегер тяжело вздохнул.
      Скоро Бракк вернется с острова. Хегер знал об этом из письма Бракка Вере. Поймет ли его Вера, если он когда-нибудь откроет ей правду? Поверит ли, что только любовь к ней заставила его перехватить и утаить от нее это письмо?
      Это вышло случайно. В то утро он просмотрел институтскую почту до того, как секретарша раздала ее по отделам. Вероятно, для того чтобы выиграть время, Бракк отослал свое письмо Вере скоростным самолетом вместе со служебными документами.
      Сначала Хегер взял письмо, думая передать его Вере при скорой встрече с нею. Но ревность довела его до того, что, придя домой, он вскрыл письмо. Ему нужно было наконец узнать правду об отношениях между супругами. Ведь Вера всегда ограничивалась только намеками на разлад с мужем.
      С тех пор как Хегер прочел письмо, он пытался найти оправдание своему поступку в собственных глазах. Сможет ли когда-нибудь этот пораженный слепотой фанатик и охотник за славой сделать счастливой такую чудесную женщину? Да знает ли он вообще цену Вере? А теперь, когда она, видимо, написала ему, что не может больше быть его женой, этот человек шлет отчаянные письма, просит не делать "необдуманных шагов".
      Письмо сказало ему достаточно, хотя он и не читал того, что написала Бракку Вера. У него появилась надежда, что Вера, решившись на объяснение с мужем, думала о нем, Хегере. Эта надежда вселяла в него силу. Если он поступил непорядочно, то только ради нее.
      Хегер поднял голову. Среди облаков показался кусочек голубого неба. "Она будет счастлива со мной, как никогда раньше, - подумал он с уверенностью. - Сегодня или завтра она скажет мне "да"...
      - Соединительная трубка системы 4ц расплавлена, господин доктор, услышал он слова подошедшего ассистента.
      Хегер медленно повернулся, взял протянутую ему трубку и долго рассматривал ее. Ему нужно было время, чтобы избавиться от своих мыслей.
      Вера упаковывала вещи. Носилась от чемодана к платяному шкафу, заменяла одни уже уложенные вещи другими, что-то искала, меняла снова...
      Редко бывала она такой рассеянной. Это началось, когда она, после долгих дней отчаяния, решилась написать письмо Вернеру. Ответа не было. Сначала она надеялась, что он просто задержался с ответом; может быть, именно в последнее время на него возложили новые трудные обязанности, которые поглотили его целиком.
      Но прошли три недели терпеливого ожидания. Надежды сменились разочарованием. Только теперь она дала Курту Хегеру согласие на совместную поездку в горы. Он так давно просил об этом. Разве она все еще обязана считаться с Вернером? Он ведь оставляет ее на целые месяцы в одиночестве и даже не считает нужным ответить на ее полное отчаяния письмо.
      И все-таки ей было не по себе, снова и снова она задавала себе вопрос: вправе ли она идти на такие отношения с Хегером? Радость, с которой он принял ее согласие на поездку в горы, была весьма красноречива. Хегер ждал многого. А как она относится к Хегеру? Да, она ценит его достоинства, но она должна признаться себе, что слишком мало знает о его внутреннем мире, чтобы решить, любит ли его.
      Наконец Вера закрыла чемодан и стала надевать лыжный костюм.
      "Ничего хорошего из этого не выйдет, - снова и снова мысленно повторяла она. - Я должна сказать Хегеру твердое "нет". Как мне нужна надежда, что Вернер напишет завтра или послезавтра! Если я забуду его хотя бы на час, то может случиться..."
      Вера вздрогнула, услышав отрывистые сигналы машины Хегера, и, кончив одеваться, направилась к выходу, так и не приняв никакого решения.
      Хегер, ни слова не говоря, открыл дверцу машины. Вера села рядом с ним, несколько удивленная его молчанием. Так они доехали до автострады. Хегер включил автоводитель, оставил руль и откинулся назад.
      - Неужели тебя не радует, что мы первый раз будем вместе целых два дня? - спросил он вдруг и пытливо взглянул на Веру. Вера молчала. - Что же ты мне ничего не скажешь?
      Она сказала то, что с незапамятных времен говорят женщины, когда хотят избежать прямого ответа:
      - Не торопи меня, Курт. - И тут же попыталась увести его в сторону от этого разговора. Но Хегер не поддался на эту уловку.
      - По-моему, последнее время ты потеряла душевное равновесие, - сказал он очень серьезно. - И еще мне кажется, что у тебя в работе застой. Почему, Вера?
      "Неужели он изучил меня так хорошо, что понимает, как мне нужно его участие именно сегодня?" Лицо ее смягчилось.
      - Мне кажется, что я все-таки знаю причину, по крайней мере одну, озабоченно сказал он. - Творческие устремления должны быть неразрывно связаны с жизнью; творчество питается новыми впечатлениями, сменой ощущений.
      Все это, конечно, были прописные истины, но выкладывал их Хегер с таким участием, что Вере казалось, будто она слышит откровения. Только когда их машина проезжала мимо огромного тракторного завода, из ворот которого выходили после конца смены толпы рабочих, Вера невольно подумала: загородные поездки в конце недели, балы композиторов, посещение концертов - такая ли уж это прочная связь с жизнью?..
      Однако машина быстро неслась вперед, и Вера не успевала сосредоточиться на какой-нибудь одной мысли.
      Она совсем забыла о своих раздумьях, когда они, часа два спустя, достигнув цели поездки - гостиницы в горах, очутились среди довольных, нарядно одетых людей. Где-то играла музыка, нежный голос скрипки звучал особенно мягко. Вера почувствовала себя непринужденно, почти как дома.
      Их проводили в отведенные им номера, и Вера с Хегером разошлись по своим комнатам. Ближе к вечеру они пошли прогуляться. Вера без умолку болтала, вспоминала, как еще ребенком собирала в лесу еловые шишки, мох, грибы, ягоды.
      Хегер разговаривал мало и, казалось, чего-то ждал. Она, конечно, чувствовала это и была настороже. Напустив на себя веселость, по-детски наивно кокетничая, она старалась избежать решительного объяснения или хотя бы оттянуть его.