Глава 35

Хотя Тори испытывала дикую головную боль, она попыталась открыть глаза и осмотреться в темноте, болтаясь вниз головой. Напряжение, которое поддерживало ее силы целый день, ослабело, и отчаяние надвинулось, как густой туман. Казалось, что как бы яростно она ни сопротивлялась, от судьбы не уйти. За последние десять часов она израсходовала весь свой запас средств самосохранения, которым научил ее Дру.

Тори была неглупа. Она знала, что у Дюка Кендрика не было ни капли жалости. Что бы он ни собирался делать, он ни за что не оставит свидетеля в живых. Рано или поздно он убьет ее, и у Тори не было шансов спастись, пока она висела на лошади, перекинутая через седло со связанными руками и ногами. Она не могла дотянуться до кинжала, заткнутого за подвязку, чтобы перерезать веревку и освободиться.

Борясь с путаницей мыслей, вызванной пульсирующей головной болью, Тори пыталась сообразить, что делать. Конечно же, существовала какая-то жизненно важная капля информации, которую передал ей Дру и о которой она забыла. Ведь если не вспомнить ее, то можно сказать, что она уже мертва.

Тори перебирала в памяти каждое мгновение, которое она провела с Дру, заново переживая каждый случай, анализируя все, что он ей говорил, но ей мешали чувства, охватывающие ее, когда она ясно осознавала, что может никогда не увидеть Дру, по крайней мере в этой жизни. Все те чудесные ощущения, которые они делили друг с другом, она больше не испытает в действительности. Она никогда не выразит ту любовь, которую испытывала к нему, глубокую привязанность, которой так и не дали возможности развиться. Она сойдет в могилу, любя его всем сердцем, телом и душой, а он никогда об этом не узнает.

Тори слегка задумалась о том, будет ли Дру страдать без нее и стал ли он испытывать к ней теплые чувства за время тех мытарств, которые выпали на долю им обоим? Неужели она останется в его памяти только одной из многих женщин, которые у него были, той, которую, как ему казалось, он был обязан взять в жены, чтобы спасти свою дружбу с Калебом, той, ответственность за которую он нехотя принял на себя? Это было более чем вероятно, особенно после тех ужасных слов, которые она ему наговорила прошлой ночью, думала Тори подавленно. А до этого иногда ей казалось, что, возможно, она начинает нравиться Дру, что и он тоже испытывает к ней какое-то особое теплое чувство. Но ей он никогда не признался в этом и тем самым предал ее. В тот единственный раз, когда она сказала ему, что любит его, он все свел к логическим уравнениям.

"Думай, Чикаго!” — резко оборвала себя Тори. Совершенно бесполезно погружаться в сладкие запретные мысли о Дру в столь критической ситуации. Она сможет подумать обо всем этом, моля о чуде и страдая об утраченном счастье, когда будет стоять у жемчужных ворот рая, ожидая, когда святой Петр даст ей крылья и нимб… О Господи, судя по тому, как отвернулась от нее в последнее время удача, она, скорее всего, будет жариться на костре в аду, рядом с Тайроном Уэбстером, а не плыть на своем собственном облаке в раю.

Проклятье! Должен же быть какой-либо способ спастись от грозящей гибели. Тори продумала и отбросила дюжину замысловатых планов, понимая, что ни один из них не подходит к той ситуации, в которой она оказалась. Господи, чего бы она не отдала за то, чтобы у нее в руках оказалась коробка с бобовыми зернами, которые она могла бы бросать на дорогу, указывая Дру путь к…

Эта мысль высветила кое-что в прошлом. Тори вдруг вспомнила, как Дру, стоя перед ней, смеялся, что она отказывается снять нитку жемчуга, которую ей так давно подарил отец. Это была память о Калебе, и она никогда не расставалась со своим ожерельем. Дру смеялся над ее забавным видом — сочетанием кожаного костюма с жемчугом — и заметил, шутя, что в случае необходимости она всегда может оставить за собой след из жемчужин, чтобы он мог найти ее.

Горькая улыбка скривила губы Тори, когда она согнула связанные руки и потянулась к ожерелью. Конечно, это было рискованным предприятием, но если Ханс и Гретель могли отмечать путь хлебными крошками, чтобы выбраться из леса, она сможет сделать то же самое с помощью бусинок ожерелья, чтобы Дру нашел ее, если он вообще захочет отыскивать. Конечно, он скорее всего забыл о своей шутке, и, наверное, невозможно увидеть жемчужины на каменистой дороге, особенно в темноте. Отчаяние — мать изобретений, так перефразировала известное изречение Тори и, призвав на помощь всю свою находчивость, разорвала нитку своих любимых жемчугов.

Она слышала, как постукивают копыта лошади Дюка, терпеливо преодолевающей крутые склоны. Притворяясь, что она все еще без сознания, Тори делала минимум движений, чтобы не привлечь к себе внимания. Через равные промежутки она роняла по жемчужине из сжатого кулака, наблюдая, как сияют в лунном свете бусинки, упавшие среди камней дороги, ведущей из Вирджиния-сити. Она знала, что ей в эту ночь остается только молиться о спасении, но тропа, на которую падали жемчужины, давала ей луч надежды, хотя и очень слабый. Все же это было лучше, чем утопать в жалости к себе самой, надеясь сойти в могилу с воспоминаниями о незадавшейся любви.

Дру устало вздохнул, медленно двигаясь по дороге и внимательно разглядывая землю.

— Черт возьми, Чикаго, если ты в сознании, тогда думай, — произнес он вполголоса.

— Ты не мог бы сказать, что мы ищем? — спросил Джон Генри. — Я вижу только наши следы и следы еще дюжины всадников, проехавших по дороге туда и обратно.

— Бога ради, Энди Джо, если мы не отдадим деньги в срок, те, кто похитил Тори, ее… — Джерри Джефф замолчал, увидев, как Дру гневно нахмурился.

— Не говори так, — резко произнес Дру, сердито взглянув на брата. — Даже не думай об этом.

Держа фонарь высоко над головой, Дру проехал шагом по дороге, а его спутники печально смотрели на него. “Все напрасно”, — в отчаянии подумал Дру. Никаких следов Тори не было видно. Он хотел поймать радугу, но Тори на другом ее конце не будет…

Блеск жемчужины привлек его внимание как раз в тот момент, когда, отчаявшись, он собирался вернуться к остальным. Дру почувствовал, как в сердце забилась надежда и, соскочив с седла, вытащил жемчужину, застрявшую между камней.

— Ура! Она вспомнила! — с облегчением расхохотался он.

Калеб в замешательстве взглянул на Эдгара и братьев Салливан, которые в ответ на его молчаливый вопрос только пожали плечами. Никто не понял, о чем бормочет Дру. Когда он подозвал их, они с шумом ринулись к нему, уверенные, что у старшего из Салливанов помутился разум. Сияя от удовольствия, Дру разжал руку и показал изящную бусинку.

— Это ожерелье Тори, — сказал он мужчинам, стоявшим в замешательстве и глядевшим на Дру как на сумасшедшего. — Она оставляет для нас след из жемчужин, чтобы мы могли ее найти.

Цепляясь за единственный проблеск надежды, мужчины ехали рядом, держа высоко над головой фонари, ища другие бусины, которые укажут им путь.

— Есть! Еще одна, — закричал Билли Боб, спрыгивая с седла, чтобы подобрать очередную жемчужину.

Тори, несомненно, сохранила присутствие духа, и это придавало Дру надежду. Она научилась думать, как он, реагировать на окружающее так же, как он. Когда они встретились впервые, они были различны, как день и ночь, но за эти последние несколько месяцев стали так похожи, как будто были одним целым.

Сэм и Кларк поднялись из-за кустов и смотрели в сторону, откуда должны были доставить деньги. Там ничего не было, кроме лунных бликов и теней и приглушенного треска сверчков где-то вдали.

— А что, если Салливан не заплатит за свою чертову женушку? — пробормотал Кларк, озирая окрестности.

— Откуда, черт возьми, я знаю, что тогда, — пробурчал Сэм с раздражением. — Тайрон платит нам не за то, чтобы мы думали.

— Может быть, одному из нас вернуться в город и спросить, что делать, если деньги не привезут? — предложил Кларк.

Сэм несколько мгновений поразмышлял об этом, а затем указал на стреноженных лошадей.

— Вот ты поезжай и спроси его. А я останусь здесь и подожду Салливана и Флемминга.

Кивнув в знак согласия, Кларк пролез через кустарник и сунул ногу в стремя. Когда он ускакал, Сэм опять залег в кустах и стал ждать. Меньше чем через полчаса Кларк вернулся. На его лице застыло потрясенное выражение.

— Ну, что тебе сказал Уэбстер? — спросил Сэм нетерпеливо.

— Он ничего не сказал, — ответил Кларк.

— Ты с ним не поговорил? — Сэм непонимающе нахмурился, и его лоб пересекла глубокая морщина.

— А я не мог, — сказал Кларк. — Мертвецы не разговаривают.

— Что? — Сэм вскочил на ноги.

— Кто-то распорол брюхо Уэбстеру. Он лежит в своей конторе, и там все перевернуто вверх дном. Ругаясь вполголоса, Сэм направился к лошади.

— Нам лучше рассказать Дюку, что происходит. Он ждет у себя в хижине, думает, куда мы, к черту, запропастились. И если Салливаны убили Уэбстера, они явятся и за нами. Эти линчеватели опять на тропе войны. Проклятье!

Бандиты помчались, как молния, по пустынной дороге, размышляя, что Салливаны сделают им теперь, когда расправились с Тайроном. Все обернулось куда хуже, чем они ожидали. Сначала сбежала Тори, и ее пришлось ловить, а теперь выкуп не получен и Тайрон найден мертвым!

Торопясь сообщить Дюку эти неприятные новости, Сэм и Кларк мчались галопом по той же тропе, по которой ехали Салливаны и Флемминг. Знай они, что их ожидало впереди, они бы повернули коней и ускакали в неизвестном направлении. Дру Салливан был в данный момент очень нетерпелив, и это вскоре предстояло узнать Сэму и Кларку.

Услышав топот копыт, Дру приказал загасить фонари.

— Что там еще? — пробормотал он.

Уведя лошадей под прикрытие валунов по сторонам дороги, он внимательно смотрел на залитую лунным светом тропу, готовый кинуться на первого, кто появится перед ним. Не успели Сэм Разер и Кларк Рассел выехать из-за поворота дороги” как Салливаны набросились" на них, словно рой разъяренных ос. Удивленные возгласы слетели с губ Сэма и Кларка, когда их сбросили на землю и стали яростно избивать.

— Кто требует выкуп за Тори? — прорычал Дру, рывком ставя Сэма на ноги и тряся его так, что у того застучали зубы.

— За какую Тори? — попытался схитрить Сэм. Вести себя так было очень неразумно, принимая во внимание состояние, в котором находился Дру. Он не стал повторять свой вопрос, по крайней мере, словами, а только размахнулся и двинул Сэма так, что живот у него прилип к позвоночнику. Сэм захрипел от боли, и ноги его подогнулись. Когда Джон Генри заставил негодяя выпрямиться, Дру отклонился, чтобы было удобнее нанести еще один сокрушающий удар.

— Дюк Кендрик, — зарыдал Сэм, прежде чем Дру нанес третий удар. — Уэбстер велел нам поймать ее, но она убежала, и нам пришлось отправиться за ней снова. Мы ее догнали, когда она выскочила из конторы Тайрона и…

— Заткнись, Сэм, — рявкнул Кларк.

Джерри Джефф распрямился как пружина. Когда Кларк снова упал, болтливый язык Сэма задвигался еще быстрее.

— Вы собираетесь линчевать нас? Мы ничего плохого вашей жене не сделали. Мы только выполняли приказание. Все, что мы сделали, это…

— Куда Дюк отвез Тори? — нетерпеливо прервал его Дру.

— А вы нас повесите? — потребовал ответа Сэм.

— Если ты не ответишь на мои вопросы, через десять минут вы оба будете болтаться на веревке, — прорычал Дру с жестокой угрозой.

— Дюк отвез Тори обратно в хижину, а мы поехали за выкупом, — доложил Сэм.

— А кто стрелял в Калеба? — спросил Дру.

— Это был я, — ответил Сэм, не дожидаясь, пока получит еще один удар.

— А что касается Билли Боба?..

— Это дело Кларка, — признался Сэм, так как у самого Кларка уже не оставалось дыхания, чтобы отвечать на вопрос.

Повернувшись, Дру бросил веревки Калебу и Эдгару, которые до сих пор были только зрителями.

— Свяжите их, — приказал он, идя к лошади. — Если они будут вам докучать, просто пристрелите их.

Калеб и Эдгар связали своих пленников, а братья Салливан вскочили на коней. Пока они ехали на северо-запад, Дру проклинал все на свете, представляя себе ужас, который переживает Тори. Он и не знал, что, когда ее похитили в первый раз, она убежала, а потом попалась вновь. Было удивительно, что после перенесенных испытаний она до сих пор сохранила присутствие духа, и он не мог сердиться на нее за то, что она решила отомстить и ударила Тайрона ножом в живот. Уэбстер грозил ей адом, а она направила его по пути, ведущему прямо в это вечное пекло. Именно там было подходящее место для этого подонка. Дюк Кендрик был следующим кандидатом на полет в царство теней. Дру надеялся, что Тори доживет до той минуты, когда воочию сможет увидеть, что ее похититель наказан за те мучения, которым она подверглась.

Дру поклялся, что если Тори спасется, он никогда больше не спустит с нее глаз. У нее была удивительная способность навлекать на себя неприятности. Может быть, у Эдгара и Гвен были основания удерживать ее в рамках высшего общества. Тори никогда не попадала в беду до тех пор, пока Дру не потащил ее в Монтану. Теперь на нее свалилось столько бед — ни одна женщина не смогла бы справиться с таким количеством. Господи, ну почему он не оставил эту нимфу с фиалковыми глазами в Чикаго!

Глава 36

По-прежнему делая вид, что она без сознания. Тори оставалась без движения, как тряпичная кукла, когда Дюк перекинул ее через плечо и отнес в хижину, где положил на кровать и прикрутил ей руки к изголовью; более того, Дюк, казалось, не обращал внимания, пришла она в себя или нет. Хотя он и развязал ей ноги, не нужно было быть гением, чтобы понять, для чего он это сделал!

В тот момент, когда Дюк раздвинул коленями ее бедра и попытался задрать платье, Тори пришла в себя и разъярилась, как дикая кошка. Резко подтянув колени, она лягнула его в живот с силой дикого мула. У Дюка перехватило дыхание, он захрипел, но уже через мгновение его необузданный темперамент взял верх. Дюк становился очень жестоким и кровожадным, когда на него нападали. Он считал себя вправе причинять боль любому, но страшно оскорблялся, когда сам получал жестокий удар.

— Ах ты, маленькая дрянь! — зашипел он, наотмашь ударив Тори по лицу. — Никто не смеет до меня пальцем дотронуться, не то потом поплатится за это. Уэбстер пытался отделаться от меня, и он мертв. То же случится и с тобой, после того, как я получу тебя…

У Тори едва хватило времени осознать сказанное, Дюк снова бросился на нее, как рычащий тигр. Он вцепился в платье Тори, оно лопнуло по швам, и пуговицы разлетелись в разные стороны. Но Тори решила погибнуть со славой, сражаясь с этим сумасшедшим убийцей, до последнего дыхания. Она извивалась и крутилась и била его коленями и пятками, несмотря на то, что он еще раз ударил ее по щеке. Если бы она могла выхватить нож, который Дюк пока не заметил в попытке подавить ее сопротивление, то уже вонзила бы его в безжалостное сердце Дюка и не испытала при этом ни капли сожаления.

Хотя Тори вкладывала в борьбу всю свою энергию, которую сумела мобилизовать, она не могла долго противостоять грубой силе и звериной натуре Дюка. Он прижался к ней своим телом, и Тори содрогнулась от омерзения. Она не хотела подвергаться такому оскорблению и предпочитала разозлить его, чтобы он ее убил, только чтобы не поддаться этому отвратительному насилию. Тори постаралась забыть про резкую боль в челюсти, заставляя себя не обращать внимания на его шарящие руки, и боролась зубами и ногами, стараясь сбросить с себя мерзкое животное…

Рычание, почти нечеловеческое, раздалось в комнате. Дру вломился в дверь, сорвав ее с петель. Голубые ледяные глаза Дру неотрывно смотрели на Дюка, а тот повернулся, стараясь выхватить свой кольт. Но прежде чем Дюк успел схватить свой пистолет и разнести Дру в клочья, тот накинулся на него. Пистолет вылетел у Дюка из рук и упал рядом с Тори, но без всякой пользы, так как ее руки были все еще привязаны к изголовью кровати.

Лучистые фиалковые глаза ее расширились, когда Дру отшвырнул Дюка к стене, как будто этот подлец был легким, словно перышко. Никогда она не видела такого страшного оскала, как тот, что исказил лицо Дру. Сейчас он был на сто процентов диким зверем, бросившись на Дюка, который с трудом соображал, что происходит, после того, как ударился головой о стену. Прежде чем Дюк успел что-либо сделать, Дру опять бросился на него, нещадно избивая своими стальными кулаками. Стоны и рыдания Дюка разносились по комнате, когда он тщетно старался защититься от безжалостных ударов в живот и лицо.

Когда Дюк мешком свалился возле стены, обливаясь кровью, не в состоянии отбить хотя бы еще один сокрушительный удар, Дру наконец смог взять себя в руки. Прерывисто вздохнув, он выпрямился и повернулся к Тори. При виде разорванного платья и с-1ез, которые все еще заливали ее глаза, сердце его перевернулось. Он не мог найти слов, чтобы выразить свое сочувствие и раскаяние за тот ужас, что она вынесла. Безудержно резкий и жестокий с Дюком, он был невероятно нежен, когда помогал Тори освободиться от кляпа во рту и развязывал ей руки. Его заметно потряс вид ее разорванной одежды и ссадины на щеке. Чувства переполняли его, но они находились в таком сумбурном состоянии, что словами их было невозможно выразить.