Глава 10

— Не женщина, а ураган какой-то, — заметил Адриан, глядя на плантацию через окно. Микаэла и впрямь выдергивала сорняки, словно солдат, сошедшийся в рукопашной схватке с противником. Она задала такой темп, что никто за ней не поспевал.

— Говорю тебе, Люсьен, для нее ничего невозможного нет. Она всюду и во всем первая, словно всю жизнь ее лишали возможности сделать что-то. Я обещал не расспрашивать ее о прошлом и все же часто думаю, что же за жизнь она прежде вела.

Люсьен серьезно посмотрел на деда:

— Поскольку я здесь бываю редко, ты уж присмотри за ней, пожалуйста. Энергии у нее на десятерых хватит, как бы не извела себя вконец.

Седые брови старика поползли вверх.

— Как это, собственно, понимать? Человек, который в течение пяти лет терзал меня только за то, что я хотел сделать ему как лучше, теперь хочет, чтобы я вмешивался в жизнь его жены?

Откровенная насмешка, прозвучавшая в словах деда, заставила Люсьена задуматься. Впервые за все это время он взглянул на их размолвку глазами Адриана. Как это ни печально, получается так, что сам он грешен тем же, в чем обвиняет других.

— Извини, внучек, но я и так слишком часто встревал не в свое дело, — продолжал Адриан. — Жизнь меня кое-чему научила, и старых сшибок я повторять не намерен. Микаэла — твоя жена, и теперь ты несешь за нее ответственность, а мне просто нравится, когда она рядом.

— Да, но я скоро опять буду в отъезде, — пробурчал Люсьен, — а она уже не на шутку схватилась с Барнаби, и не похоже, что собирается отступить.

Адриан взял со стола стакан с тыквенным соком и уселся на свое любимое кресло.

— Если ты так уж о ней беспокоишься, будь любезен бывать здесь почаще либо бери ее с собой в плавание. Я, слишком стар, чтобы поспевать за Микаэлой. А то, глядишь, из-за этой спешки жизнь моя закончится быстрее, чем я рассчитывал. — Он с укором посмотрел на внука: — Или ты этого хочешь?

Удивительно, подумал Люсьен, как это удается им с дедом спокойно вести беседу, не кидаясь друг на друга, словно дикие звери, как почти всегда случалось прежде.

Не иначе Микаэла способствует их мирному сосуществованию, подобно клейкому веществу, связавшему их воедино. Что бы там в прошлом ни произошло, Люсьен больше не испытывал недобрых чувств по отношению к старому мошеннику; наоборот, на свой манер он даже испытывал к Адриану симпатию.

— Ну что за чушь ты городишь! Мне просто хочется, чтобы Микаэле ничто не угрожало и жила она поспокойнее, но, разумеется, не за счет твоего здоровья. Это ее часы идут слишком быстро, а свои ты можешь не торопить.

Микаэла поняла, что Люсьен рядом, только по многозначительному покашливанию. Она обернулась и увидела утопающие в куче вырванных сорняков до блеска отполированные черные ботинки. Встретившись с ним взглядом, она улыбнулась.

Протянув руку, Люсьен помог Микаэле подняться и повернулся к Чейни:

— Присмотри тут пока за людьми, а мы с женой проедемся по округе.

Микаэла вырвала руку — даже случайное прикосновение этого человека действовало на нее слишком сильно.

— Я не умею ездить верхом, Люсьен.

— Не может быть! — Он недоверчиво посмотрел на нее. — Наверное, это единственное, что тебе пока недоступно. Но не волнуйся, это дело поправимое.

— Однако же…

— Пошли, пошли, дорогая, сейчас я тебя научу. Уверен, тебе эта забава понравится.

Микаэлу действительно всегда ужасно злило, что Арно не позволяет ей садиться на лошадь, но сейчас она была не слишком уверена, что ей этого хочется. И с чего это Люсьен решил потратить на нее время? — с подозрением подумала она. Не похоже, чтобы это ему было так уж нужно.

— Но я не могу поехать в таком виде. Видишь, вся одежда в грязи, — схитрила Микаэла.

— Вот уж о чем стоит заботиться меньше всего. Поверь, никто ничего даже не заметит.

Пока Люсьен седлал лошадей, Микаэла, воспользовавшись стоявшим рядом с конюшней ведром воды и солидным куском мыла, насколько возможно, смыла с себя грязь. Потом Люсьен подсадил ее в седло, вскочил на своего чалого, и они направились по окаймленной деревьями дорожке, ведущей к рисовым и индиговым полям. Лошадь с места пошла рысью, и у Микаэлы сразу заболели все суставы.

— Привстань на стременах, — скомандовал Люсьен, пристраиваясь рядом с ней. — И не поднимай так высоко поводья, а то так ей трудно выдерживать правильный ритм.

Микаэла повиновалась, а затем настороженно посмотрела на него:

— Что тебе от меня нужно, Люсьен?

— Да ничего. Просто хочется побыть вместе, ну и еще научить тебя держаться в седле.

— Извини, не верю. — Она бросила на него еще один настороженный взгляд. — В последнее время меня слишком часто использовали в каких-то неизвестных мне целях.

— Позволь тебе, однако же, напомнить, что мы — муж и жена, — с нажимом сказал Люсьен. — И если хотим, чтобы на предстоящем балу все видели в нас счастливую пару, неплохо бы предварительно получше познакомиться друг с другом, ты не находишь?

— Честно говоря, — Микаэла снисходительно улыбнулась, — я в основном рассчитываю на свои актерские способности.

— Слушай, ты всегда такая упрямая?

— Нет, обычно еще больше, — огрызнулась Микаэла. — Но тебе повезло, сегодня у меня хорошее настроение.

Натянув вожжи, Люсьен заставил своего чалого остановиться и посмотрел на Микаэлу в упор:

— Зачем ты так упорно настраиваешь себя против меня? Нынче утром ты сама требовала уважительности и учтивости, и я честно стараюсь вести себя подобающим образом. — На губах Люсьена появилась насмешливая улыбка. — А может, я просто тебе нравлюсь и ты боишься в том признаться?

— Тебя я не боюсь! — вспыхнула Микаэла, решив, видимо, что чем громче прозвучит ее заявление, тем легче ему поверить.

— В таком случае докажи это. — Люсьен крепче натянул поводья, и лошадь перешла на галоп.

Да, и как же именно? Микаэла растерянно посмотрела вслед Люсьену, который, кажется, целиком слился с конем и, как кентавр, едва касаясь земли, красиво летел вдаль. Что еще нужно этому пройдохе, ведь у него и так уже все есть. Он похитил ее невинность — не совсем, впрочем, похитил, честно поправила себя Микаэла. Она сама приняла, как ни стыдно в том признаваться, активное участие в похищении. Но затем он отнял у нее свободу выбора, а теперь хочет еще и сердце забрать — наверняка для того только, чтобы после похвастать перед друзьями. Ну так не достанется ему ее сердце, пусть как угодно обхаживает ее!

Микаэла тоже перевела лошадь в галоп, и ее охватило удивительное чувство полной свободы; она рассекала ветер, словно слившись с мощным крупом лошади. Езда воспринималась ею как полет — вот чего Арно в свое время лишил ее! Микаэла пригнулась, и лошадь рванулась еще быстрее: стук копыт, свист ветра словно перенесли ее в иной мир, о существовании которого она прежде и не подозревала.

Микаэла наслаждалась полетом, пока тропинка круто не свернула в сторону; не удержавшись на лошади, Микаэла полетела на землю.

На смену головокружительной радости сразу пришло чувство страха. Едва успев вскрикнуть, она очутилась в ручье и какое-то мгновение лежала лицом вниз на мелководье, испуганно ощупывая себя. Все болело, но серьезных повреждений не было.

Позади послышался треск сучьев, заглушенный испуганным голосом Люсьена:

— Надеюсь, ты не расшиблась?

— Да нет, кажется, все в порядке. — Микаэла, охая, выбралась из ручья.

— Черт бы тебя побрал, женщина! Знай я о твоих самоубийственных наклонностях, никогда бы…

Микаэла тут же поняла, что вызвало эту вспышку. Люсьен вовсе не злился на нее: просто ему представились иное время и иное место. Она случайно лишила его защиты, пробудив воспоминания о давно утраченной любви.

— Неужели я так противен тебе, что ты готова с жизнью расстаться, лишь бы поломать этот брак? — негромко проговорил Люсьен. — Когда-то у меня была женщина, которая жизни не мыслила без замужества, и кончилось это трагически; но теперь все наоборот — для тебя брак со мной представляется настоящим кошмаром. О Господи, чем же я заслужил все это?

Микаэла никогда еще не видела Люсьена таким расстроенным. Он всегда прекрасно владел собой, позволяя другим знать, что творится у него в душе, ровно настолько, насколько это было необходимо ему. Любимых Микаэле терять не приходилось, но нетрудно представить себе, какое это испытание. Ей стало не по себе. Она корила себя за то, что вызвала эту вспышку, пробудила дремлющую боль.

Микаэла прикоснулась рукой к мускулистой груди Люсьена, но он даже не пошевелился, погрузившись в тяжелые воспоминания. Сколько раз возвращался он мыслями к той трагедии, мучительно пытаясь понять, была ли у него возможность предотвратить ее! Только сейчас, видя, как Люсьена напугало ее падение, Микаэла поняла силу его любви к Сесиль и то, что ей никогда не занять место этой женщины.

— Люсьен, — робко проговорила она. — Право, я даже не ушиблась. И на нее я ничуть не похожа. Пусть нас с тобой многое разделяет, но я вовсе не собиралась таким образом положить конец нашему браку. Понимаю, что не могу соперничать с твоими воспоминаниями, но, видишь ли, я не привыкла к любви и даже к вниманию, так что не думай, будто…

Теперь уже Люсьен клял себя за минутную слабость. Микаэла заметила прорехи в броне, которой он обезопасил себя от вторжений извне, но ощущать сейчас ее тепло для него было так же необходимо, как дышать.

В тот момент, когда Микаэла полетела в ручей, распластавшись над низким кустарником, Люсьена охватил ужас. Уже одного возвращения в места, где все напоминало о Сесиль, было достаточно, чтобы выбить его из колеи. Ему надо было держать Микаэлу, держать и не отпускать, пока не исчезнут мучительные ощущения, связывающие настоящее с трагическим прошлым.

Он впился в рот Микаэлы губами, целиком растворяясь в каждом изгибе соблазнительного тела и медово-сладостного рта. В груди его, подобно мощному потоку, мгновенно вспыхнула страсть. Губы и руки его блуждали слепо, словно сами по себе, снова открывая каждую восхитительную частицу ее тела. Его исследованию мешали разделяющие их одежды, и он принялся срывать их, чтобы плоть слилась с плотью, а сердце — с сердцем.

Микаэла была напугана этим порывом, а еще больше — собственной готовностью откликнуться на него: ей тоже не терпелось снова пережить уже знакомый ей восторг. Смутно ощущая, что ее опускают на кучу разбросанного белья, она вдруг обнаружила, что поспешно стягивает с Люсьена бриджи и рубашку в жгучем желании прикоснуться к его обнаженному телу. Пусть Люсьен все еще пребывает в плену ушедших дней и тянется к разрушенной мечте, к неутоленной любви, а она всего лишь тень женщины, которую он действительно хочет, — сейчас Микаэла готова была забыть обо всем, кроме сладостного чувства, пробуждаемого его ласками, от которых начинало бешено колотиться сердце. Когда все будет позади и реальность вступит в свои права, она будет презирать себя за это, но сейчас любовная игра сводила ее с ума. Почувствовав, как язык Люсьена коснулся ее вздрагивающих сосков, а руки, скользнув по телу, легли ей на живот, потом опустились ниже, Микаэла и сама, извиваясь, бесстыдно потянулась к нему.

Люсьен изнемогал от желания. Его ладонь скользила по шелковистой коже ее бедер, раздвигая колени, открывая путь к влажному жару желания, которое он в ней пробудил. Кончиками пальцев Люсьен прикасался к ее тайному теплу, чувствуя, как в нем сильнее зажигается сладкий огонь.

Он ласкал и ласкал Микаэлу, заставив ее наконец прошептать его имя. Сквозь прерывистое дыхание она повторяла его вновь и вновь. Люсьен чувствовал, как она тянется к нему, жаждет слиться с ним, но ему этого было мало: он хотел, чтобы в ней возгорелось то же безумное пламя, что сжигало его дотла.

Чувствуя, что изнемогает, утопает в потоке его страстных поцелуев и ласк, Микаэла обхватила лицо Люсьена обеими руками и притянула к себе. Она понимала, что это глупо, бессмысленно, и все же стремилась прогнать призрак, стоящий между ними.

— Посмотри на меня, Люсьен, — умоляюще прошептала она. — Кого ты видишь?

— Ангела, спустившегося на землю прямо с небес, — выдохнул Люсьен, с трудом отрываясь от ее губ. — Люби меня, Микаэла… Я так хочу тебя…

Но Микаэла и так уже не могла оттолкнуть его. Не отрываясь, она смотрела прямо в эти блестящие голубые глаза, и неожиданно на всем свете не осталось никого, кроме этого человека, которого она принялась страстно целовать.

Изголодавшиеся души и тела соединились. Люсьен властно вошел в нее, и Микаэла откликалась на каждое движение, прижимаясь к нему с какой-то пугающей силой. В этот момент всепоглощающее желание смело все стоявшие между ними преграды.

Микаэла изнемогала от страсти, мир перед ее глазами кружился. Ощущение было такое, будто она навсегда растворилась в бесконечном пространстве желания. Люсьен со стоном прижал ее к себе, и она почувствовала сладостное облегчение, по всему телу побежали теплые волны, и еще долго плыла она по волшебному морю удивительных фантазий.

Сколько прошло — минуты, часы? В объятиях Люсьена она потеряла представление о времени, и лишь когда туман рассеялся, позволила себе вспомнить правду. Для Люсьена она стала воплощением его ушедшей, но не забытой любви: сказав, что видит перед собой ангела, спустившегося с небес, он, конечно же, имел в виду Сесиль.

Слезы выступили на глазах Микаэлы, и Люсьен, заметив их, подумал, что в слепом порыве страсти, вероятно, ненароком слишком сильно придавил ее. Проклятие, надо бы в следующий раз быть с ней побережнее!

— Извини, — прошептал Люсьен, — я сделал тебе больно?

Сделал больно? О да, так больно, что даже представить трудно. Каким-то образом ему удалось растопить ее сердце, прорвав все защитные заграждения. У Микаэлы были все основания опасаться, что неотразимое физическое влечение затронуло более глубокие, запретные чувства, от которых разрывалось ее сердце; она зашла слишком далеко, и почва под ее ногами опасно заколебалась.

Микаэла поспешно оделась и отправилась на поиски невесть куда исчезнувшей лошади, а Люсьен, глядя ей вслед, неожиданно подумал, что гоняется за ветром. С того самого момента как эти зеленые озорные глаза впервые взглянули на него, Микаэла постоянно ускользает. Даже теперь, сделавшись его женой, она продолжает оставаться загадкой, смысл которой он никак не может разгадать.

Поднявшись на ноги, Люсьен подобрал разбросанную в беспорядке одежду. Раньше он всегда уходил с любовных свиданий первым, а вот теперь оставляют его. Немыслимо!

— Моей лошади нигде не видно, — донесся до него взволнованный голос.

Люсьен медленно отошел от ручья.

— Можешь сесть позади меня, — предложил он.

— Спасибо, я лучше пройдусь… — Не успев договорить, Микаэла почувствовала, как ее хватают под мышки и рывком сажают на лошадь Люсьена. — Ты совершенно невозможный человек, Люсьен Сафер, — прошептала она ему в затылок.

— Ну, по части невозможности у нас есть специалисты получше, — огрызнулся Люсьен.

По дороге домой никто из них не проронил ни слова. Когда же они почти приблизились к дому, случайно взглянув в сторону, Микаэла заметила Барнаби, пробирающегося через рисовое поле к юному рабу по имени Авраам: судя по всему, мальчика ужалила змея, и он упал на колени. К возмущению Микаэлы, Барнаби заорал на пострадавшего, а когда тот отказался встать, изо всех сил хлестнул его по щеке.