Глава 18

Микаэла металась по каюте, как тигр в клетке, с отвращением припоминая все, что здесь когда-то происходило. Имя Люсьена, который утаил от нее правду об их стремительном браке, звучало сейчас в ее ушах ругательством. Он обманул ее доверие, и прощения ему не будет! Если бы не Анри, встречи с которым Микаэла ожидала с нетерпением, она бы уже зачитывала Люсьену Саферу статьи приговора.

Как, должно быть, наслаждался он ее любовным воркованием! Теперь довольно, больше такой идиоткой она не будет. Он получит то обращение, которое заслужил.

Услышав скрип открывающейся двери, Микаэла усилием воли отбросила все эти рвущие сердце мысли. В каюту вошли, оживленно переговариваясь, Анри, Вэнс и Люсьен, который играл роль гостеприимного хозяина. Пока Вэнс разливал напитки, Микаэла жестом предложила брату занять место в любимом кресле Люсьена.

— Поздравляю, с мужем тебе повезло, — заметил Анри, восхищенно рассматривая пышное убранство каюты. — Никогда еще не видел такой роскоши на корабле. Это прямо-таки плавучий дворец.

— Мне просто хотелось, чтобы, сопровождая меня, моя жена путешествовала с максимальным комфортом, — пояснил Люсьен.

Микаэла бросила на него уничтожающий взгляд, но все же промолчала. По правде говоря, Люсьен в любой момент может запихнуть собственную жену в трюм и вообще забыть о ее существовании. В конце концов она для него всего лишь обуза, он только по обязанности заботится о ней.

— Боюсь, у меня для тебя дурные новости, сестра, — осторожно заговорил Анри. — После того как тебя сочли погибшей, мама упаковала вещи и отправилась в Сент-Луис. Отец с тех пор беспрестанно дуется и запрещает даже упоминать ваши имена в своем присутствии. Не могу представить себе, что заставило маму бросить его, ведь они столько лет прожили вместе. Уезжая, она оставила у меня дома, во Французском квартале, записку, но о причинах такого шага в ней не говорилось ни слова.

Однако Микаэла и не нуждалась ни в каких объяснениях. Маргарита просто хотела обрести свободу после многолетнего плена, и теперь ее дочь от души надеялась, что мать остаток жизни проведет в довольстве и покое.

Пока они с Анри говорили о семейных делах, Люсьен не спеша потягивал бренди. Из их разговора он понял, что отец обращался с Микаэлой как с чужой, всячески отдаляя ее от брата, и хотя Арно Люсьену был не знаком, он заочно невзлюбил этого человека. Ну как можно было отталкивать от себя такую женщину, как Микаэла! Впрочем, если кто и потерял от этого, то, разумеется, прежде всего сам Арно.

Анри собрался уходить, и Люсьен заметил, что глаза Микаэлы подернулись грустной дымкой.

— Надеюсь, вы скоро навестите нас в Чарлстоне, — приветливо сказал он. — Мы будем рады видеть вас в любое время.

Микаэла настороженно посмотрела на него. Что за игру снова затевает этот интриган? Может быть, он надеется своим показным гостеприимством хоть как-то смирить ее гнев? Что ж, в таком случае его ждет разочарование. Предательства она ему ни за что не простит. Возможно, на Анри и произвели впечатление светские манеры Люсьена, но она-то хорошо знает этого человека. Если Люсьен думает, что она закроет глаза на прошлое, на все его ухищрения в попытке сделать из нее преданную жену, то это просто его иллюзия. Развод — вот единственное, что она может ему предложить: оставаться дольше с этим страшным человеком она не намерена, пусть даже он и отец ее будущего ребенка. Маргарита терпела Арно десятилетиями, но она не из таких: жизнь слишком коротка, чтобы проводить ее в горе и мучениях.

После того как Анри откланялся, Микаэла сразу же перешла на судно Вэнса: здесь остались все ее вещи, на этом корабле она приплыла в Новый Орлеан и на нем же собиралась вернуться в Чарлстон. В каюте Люсьена она располагаться не будет, что бы там он на этот счет ни думал. Места в ней, конечно, много, и все-таки для них двоих недостаточно. Да что там каюта — им тесно на целом континенте!

Увидев поднимающегося по трапу Люсьена, Вэнс встретил его печальной усмешкой.

— Только что мимо меня промчалась, словно фурия, твоя жена, — доложил он. — По-моему, тебе предстоит нешуточное испытание. Может, принести кнут — хоть не с пустыми руками в клетку со львицей войдешь.

— Нет уж, лучше ответь мне на один вопрос честно и прямо, — решительно произнес Люсьен, глядя в глаза друга.

— Что за вопрос?

— Кумушки в Чарлстоне говорят правду? Вы действительно обнимались с Микаэлой?

Вэнс неловко пожал плечами и опустил взгляд.

— Отвечай, правда или злобная сплетня?

— Правда, но…

— Ясно, — ледяным тоном констатировал Люсьен и задал еще один вопрос, мучивший его все последние дни: — Ты влюблен в нее?

— О Господи, Сафер…

— Отлично, не хочешь отвечать на этот вопрос, ответь на другой, — прорычал Люсьен. — Ты спал с моей женой?

— Пошел ты к черту! — огрызнулся Вэнс. — Мы просто друзья.

— Я не спрашиваю, друзья вы или нет, — процедил Люсьен сквозь зубы. — Я спрашиваю: спал ли ты с моей женой, когда вы шли в Новый Орлеан?

— Нет! — выкрикнул Вэнс.

— Но ты был не прочь, — все сильнее распалялся Люсьен.

— Да, если тебе так хочется знать.

— В таком случае, — обманчиво мягким голосом проговорил Люсьен. — повторяю свой вопрос: ты влюблен в Микаэлу?

— Ну да, да. Теперь я все сказал. Надеюсь, ты удовлетворен? — угрюмо пробурчал Вэнс. — Но мои чувства здесь ни при чем. Микаэла твоя жена, а я уважаю брачные узы, пусть даже за ними и стоят твои дурацкие игры.

— А если я дам Микаэле развод, чего она скорее всего хочет, что дальше, Вэнс?

— А дальше то, что ты последний кретин на земле, — взорвался Вэнс. — Извини за прямоту, но, отпустив Микаэлу, ты совершишь самую большую ошибку в своей жизни. Если бы я знал, что, пока она оправляется от травмы, ты будешь держать обстоятельства вашей женитьбы в тайне, то сам бы все рассказал ей. Как это тебе пришла в голову такая глупость?

— Видишь ли… — Люсьен тоскливо посмотрел на мерцающие вдали огни города.

— Что я должен видеть? — прошипел Вэнс. — Что ты играл с ней в свои сомнительные игры? Что тебе нравилось с ней спать, словно это просто очередная красотка у твоих ног? Или ты хотел превратить ее в слепо обожающую тебя жену, чтобы она, как Сесиль, бегала за тобой, словно покорная собачонка?

— Заткнись! — взревел Люсьен. — Ты сам не знаешь, о чем говоришь.

— Неужели? — Вэнс прищурился. — Видишь ли, я действительно влюбился в эту зеленоглазую красавицу и все это время разрывался между желанием и чувством долга перед старым другом, но ты, пожалуй, не заслуживаешь такого участия хотя бы из-за того, что постоянно обманываешь Микаэлу. Видит Бог, я и поныне не представляю, зачем тебе это понадобилось, разве что ты хотел укротить эту своенравную женщину, а потом похвастаться своей победой.

— Это все? — В глазах Люсьена полыхал огонь.

— Не совсем. — Вэнс набрал в грудь побольше воздуха. — Ты заставил меня совершить этот идиотский свадебный обряд, и я ни слава не сказал, когда ты той же ночью затащил Микаэлу к себе в постель, где ей меньше всего хотелось бы оказаться. Пока ты разрушал то, что могло бы стать настоящим браком, я тоже стоял в стороне. Но теперь с меня довольно. Хочешь знать правду? Если Микаэла потребует развода и ты дашь ей его, я стану за ней ухаживать по всем правилам, а ты, мой слабоумный друг, можешь отправляться ко всем чертям! Вот теперь действительно все. — С этими словами Вэнс круто повернулся и зашагал прочь.

Люсьен долго провожал его взглядом. Он понимал, что заслужил все услышанное: действительно, с Микаэлой он вел себя нечестно. Теперь, когда стало ясно, что Микаэле выпало тяжелое детство да и замужество счастья не принесло, быть может, следует предоставить ей свободу, которой ее лишали всю жизнь? Сначала этот брак, которой он навязал ей силой и хитростью, потом плен и угрозы со стороны человека, обуреваемого жаждой мести, и все это из-за него: стоило ему рассказать Микаэле правду, и она скорее всего даже не подумала бы возвращаться в Новый Орлеан.

Что ж, наступил час расплаты за все те муки, которые он причинил ей. Тяжело вздохнув, Люсьен медленно направился в каюту Вэнса, где ему предстояло объяснение с женой. Сейчас хоть раз в жизни он поведет себя с ней честно и достойно, будет думать не о своем, но о ее благополучии.

Услышав негромкий стук, Микаэла подняла голову и, поспешно застегнув платье на груди, босиком зашлепала к двери.

На пороге стоял Вэнс.

— Можно войти?

— Это ваша каюта. — Микаэла с улыбкой отступила в сторону. — Я тут всего лишь гостья.

Вэнс обнял ее и крепко прижал к себе.

— Знаете, за эту неделю я изрядно поволновался, — негромко проговорил он, касаясь губами ее лба. — Пытался пробиться к вам в камеру, поесть чего-нибудь принести, ну и одеяла, простыни, чтобы хоть как-то скрасить ваш плен. Но этот выродок Моралес никого и близко не хотел подпускать.

Микаэла поднялась на цыпочки и легкими прикосновениями пальцев разгладила морщины, собравшиеся на лбу у Взнса. Из всех мужчин, с которыми ей пришлось иметь дело в жизни, он был единственным, кому она могла доверять, и, слава Богу, совершенно не походил на Люсьена.

— Ничего, я справилась. К тому же одиночество пошло мне на пользу — память восстановилась и все стало на свои места.

— Право, Микаэла, мне очень жаль, — искренне признался Вэис. — Если бы можно было повернуть время вспять, уверяю вас, все было бы иначе. Никто бы не заставлял вас выходить замуж, а я бы не дал вам бродить впотьмах в поисках собственного прошлого и уж конечно никогда бы не повез вас в Новый Орлеан. Вы не заслуживаете такой судьбы…

Не успела Микаэла опомниться, как Вэнс мягко прижался губами к ее губам. Раньше он ограничивался только беглыми поцелуями в щеку и дружеским похлопыванием по плечу, и если бы Микаэла так не злилась на Люсьена, она непременно указала бы Вэнсу на то, что он переходит дозволенные границы. Сейчас же она обвила руками его шею и ответила на поцелуй. Если порывистые объятия на приеме у доктора Торли в Чарлстоне можно было счесть репетицией, столь возбудившей местных сплетников и сплетниц, то сейчас для них начался бы настоящий спектакль, у которого тут же появился зритель.

Стоя на пороге, Люсьен наблюдал за этими жаркими поцелуями, и у него было такое чувство, словно ему под дых ударили. Выходит, Вэнс все же обманул его насчет своих истинных отношений с Микаэлой! В груди у него клокотала ярость. К счастью, ему удалось сдержаться, иначе вся команда сделалась бы свидетельницей душераздирающей сцены.

— Надеюсь, вам все же удастся хоть ненадолго оторваться друг от друга: я хотел бы побеседовать с моей женой наедине, — сквозь зубы проговорил он.

Вэнс обернулся и, стараясь избегать ледяного взгляда друга, молча двинулся к двери. На пороге он остановился и посмотрел на Микаэлу:

— Если понадоблюсь, я на верхней палубе.

Микаэла кивнула и молча посмотрела на Люсьена. Вид у него был совершенно невозмутимый, словно все чувства он оставил за дверью. Судя по тому, как он ведет себя, она ничего для него не значит, и, стало быть, они вернулись к начальной позиции — свадебному торжеству, как будто и не было этих нескольких месяцев чистого блаженства: они превратились в призрачный дым, уступив место безрадостной реальности.

— Если ты думаешь, что я готова тебя простить, то очень заблуждаешься, — решительно выпалила Микаэла, стремясь как можно скорее покончить с неприятным для нее разговором. — Ты не заслуживаешь ни прощения, ни сочувствия.

— А я и не претендую ни на то, ни на другое, — спокойно парировал Люсьен.

— Тогда что же тебе здесь нужно? — Микаэлу совершенно сбивало с толку его явное нежелание принести ей хоть какие-нибудь извинения. По правде говоря, Люсьен сейчас выглядел таким далеким, что она не знала, как вести себя с ним. Голос его звучал бесстрастно, словно он говорил о погоде.

— Что нужно? Просто зашел посмотреть, как ты устроилась, чем я могу помочь, а заодно узнать насчет дальнейших планов, — негромко сказал Люсьен.

— Чем помочь? С каких это пор ты стал таким внимательным?

Стараясь сохранять спокойствие, Люсьен налил себе выпить в надежде, что бренди поможет справиться с отчаянием, которое ему пока все еще удавалось скрывать. Но не успел он поднести рюмку ко рту, как Микаэла подскочила к нему, вырвала ее из его рук и залпом проглотила содержимое. Поперхнувшись, она мучительно закашлялась, но тут же протянула рюмку за очередной порцией. Вторая рюмка прошла легче, а за ней третья, четвертая. Люсьен с трудом удерживался от того, чтобы не расхохотаться: похоже, Микаэле тоже не так-то просто было справиться с обуревающими ее чувствами.

Ну что ж, подумал он, так даже легче решить бракоразводные дела. Когда обе стороны изрядно накачаются бренди, им уже ни до чего не будет дела и они обо всем смогут говорить спокойно, как незнакомые друг с другом люди.

Пока Микаэла пыталась прийти в себя после столь обильного возлияния, Люсьен наполнил рюмку до краев, выпил и вновь потянулся к бутылке. Но тут на пути ему встретилась рука Микаэлы.

— Позвольте за вами поухаживать. — Она посмотрела на него с неприкрытой издевкой.

Люсьен прикончил очередную порцию виски и передал рюмку Микаэле. Так, подливая друг другу, они постепенно осушили всю бутылку, после чего Люсьен неверными шагами двинулся к бару, где надеялся отыскать еще бренди. В этом состязании на выносливость — кто кого перепьет — Люсьен совершенно потерял счет времени, однако в своей победе он, разумеется, не сомневался, так как, мотаясь по белу свету, накопил слишком большой опыт по этой части. На ногах он держался еще вполне твердо, в то время как Микаэла при каждой набегающей волне покачивалась, словно тростинка.

— Отчего бы тебе не присесть? — неожиданно сжалившись, предложил Люсьен.

— Не надо командовать мной, — невнятно проговорила Микаэла и тут же, на изрядное расстояние промахнувшись мимо стула, грохнулась на пол.

Люсьен рассмеялся и, сев в позе лотоса рядом со своей чересчур расхрабрившейся женой, протянул ей рюмку, которую она охотно приняла.

— О Господи, от этого бренди какое-то странное чувство, — не без труда выговорила Микаэла. — У меня совершенно онемел нос. Разве это нормально? — Она посмотрела на Люсьена совершенно остекленевшими глазами.

Широко ухмыляясь, тот утвердительно кивнул.

— Пока мы окончательно не сопьемся, не мешало бы поговорить о деле, — неожиданно вспомнил он.

— О каком таком деле? — Микаэла непонимающе посмотрела на него.

— Ну, мы собирались обсудить наш брак, то есть развод. — Люсьен сделал изрядный глоток бренди. — Ты, естественно, отдаешь себе отчет в том, что это вызовет изрядный скандал. Некоторые даже считают, что лучше убить мужа, чем развестись с ним.

— Не надо подсказывать мне, что делать, — мрачно проговорила Микаэла.

— Но я ведь больше не соответствую твоим требованиям, не так ли? — помолчав немного, осторожно поинтересовался Люсьен.

Микаэла посмотрела на него как на сумасшедшего.

— Что за чушь? — искренне возмутилась она. — Ты более чем удовлетворяешь меня, и сам это отлично знаешь. Просто, занимаясь со мной любовью, ты не любил меня. Полагаю, то же самое можно сказать и о твоем отношении к тем многочисленным девицам, что были у тебя в каждом порту до и после нашей свадьбы.

— Стало быть, ты считаешь, что я был тебе неверен?

— Неверен, коварен и хитер… — Микаэла тяжело вздохнула. — Я могла бы подобрать еще десяток определений, но что-то у меня мысли путаются.

Люсьен недоверчиво посмотрел на жену. Микаэла попыталась поднести рюмку к губам — и промахнулась; желтоватая жидкость потекла у нее по подбородку и груди, так что прозрачное платье прилипло к телу. Люсьену захотелось задать ей еще несколько вопросов — спиртное действовало на нее как эликсир правды, но если не поторопиться, она просто перестанет понимать что-либо. Отставив бокал, он обхватил ладонями раскрасневшееся лицо Микаэлы.

— Я требую, чтобы ты рассказала мне о случившемся той ночью, когда ты убежала из дома и Барнаби подстерег тебя…

— Вот этого мне совсем не хотелось бы вспоминать. — Микаэла поежилась.

Однако Люсьен продолжал настаивать: ему непременно надо было знать то, что уже было известно его жене.

— Барнаби пытался тебя изнасиловать, а когда ты не далась, столкнул вниз?

Глаза Микаэлы наполнились слезами. Что-то ее мучило, но что именно, Люсьен понять не мог. Если рассказать ему все, думала в это время Микаэла, его иллюзии относительно женщины, память о которой он хранит вот уже пять лет, развеются в прах. Она не настолько жестока, чтобы поведать Люсьену о неверности Сесиль, которая хотела выйти за него замуж только ради денег.

— Расскажи мне, Микки, — настаивал Люсьен. — Мне обязательно надо все понять.

— Да не могу я, не могу! — вскипела Микаэла. — Даже и не проси. Поверь, тебе не понравится то, что ты можешь услышать.

Люсьен нахмурился:

— Что это еще за тайны?

— Нет уж, дай мне развод, и покончим со всем этим. Я тебе не нужна и никогда не была нужна. Только она. А она не… — Микаэла слизнула непрошеную слезу, кляня себя за то, что язык едва не выдал ее.

— «Она не…» Что дальше? — Люсьен обнял жену за талию и посадил к себе на колени. — Барнаби что-то знал про Сесиль и сказал тебе?

Микаэла решила отвечать на любые вопросы так, чтобы предательские расчеты Сесиль никоим образом не раскрылись. Эту тайну она унесет с собой в могилу. Но если Люсьену будет легче, когда он узнает, что Сесиль не сама покончила счеты с жизнью, то что ж, на это она еще может согласиться.

— В ту самую ночь, которую ты никак не можешь забыть, Барнаби был там. Они с Сесиль о чем-то заспорили, Барнаби ударил ее, и она свалилась с обрыва. Чейни говорил…

Микаэла уткнулась ему в грудь, чтобы хоть так укоротить свой отказывающийся повиноваться язык. Едва возникнув в голове, мысли и слова стремились немедленно вырваться наружу. Она уже самой себе не доверяла, боясь проговориться.

— Все, больше ничего не скажу. Оставь меня в покое.

Близость ее пышного тела, соблазнительное прикосновение налившихся грудей явно отвлекали Люсьена от выполнения его задачи. Как бы мучительно ни жаждал он узнать все подробности той роковой ночи и понять, какую же в конце концов роль сыграл в смерти Сесиль Барнаби, желание близости с Микаэлой пересиливало. Если это последняя ночь, которую им суждено провести вместе, то пусть хоть будет что вспоминать. Микаэла заводила его, как никакая другая женщина, и если она не останется нынче холодна, он не будет особенно настаивать на своих правах при разводе.

Люсьен мягко прикоснулся влажными губами к мочке уха Микаэлы, и она почувствовала, как ее постепенно охватывает желание, напоминая о головокружительных моментах, когда она доверчиво отдалась ему всем сердцем затем лишь, чтобы впоследствии обнаружить обман.

—. Не надо, Люсьен, — еле слышно пробормотала она. — Это нечестно, я слишком много выпила.

Люсьен и сам изрядно перебрал, и, между прочим, это только усложняло дело. Мужская гордость не позволяла ему отступить. Микаэле надо дать волю, потому что она сама того хочет, но эта ночь навсегда должна остаться у него в памяти.

Почувствовав, что ее опрокидывают на спину, Микаэла негромко застонала. От его близости затуманивалось сознание, начинало гореть тело. Она подняла взгляд и, увидев Люсьена совсем близко, ощутила его напрягшиеся мышцы и аромат мужчины, который уже давно врезался в ее память.

— Ну неужели нельзя как-то иначе, например, просто побыть вместе? — выдохнула она. — Так больно знать, что мужчина, которого ты любишь, любит другую…

Люсьен закрыл ей рот своими губами, и Микаэла не смогла оттолкнуть его. Это была заведомо проигранная битва: она всегда сгорала в том пламени, что он разжигал вокруг нее. Люсьену удавалось заставить ее забывать обо всем, кроме женского естества, жаждавшего счастья. О, если бы он только мог ее любить так, как она его любит! Тогда они были бы счастливы в браке и вместе растили ребенка, давая ему любовь, которой она была лишена в детстве. Но Люсьен всегда любил только тело Микаэлы, а не душу. Все, что у него было, он отдал женщине, которая того не заслуживала. Он боготворил Сесиль и воздвиг ей памятник в своем сердце. Ну почему в жизни все так несправедливо?

От мягкого прикосновения его губ все мучившие ее мысли вдруг куда-то исчезли. Микаэла потянулась ему навстречу — противостоять желанию было уже невозможно.

Звук его имени, вырвавшийся у нее, был подобен магическому заклинанию. Люсьен сгорал от желания. Его руки, его жадные губы слепо бродили по ее соблазнительному телу, словно хотели охватить его целиком.

Он локтем мягко раздвинул ей колени и скользнул вниз. Так он еще не любил ни одну из своих женщин. Огонь, пожиравший Люсьена, перекинулся и на Микаэ-лу. Прикосновение дрожащего кончика его языка заставило ее, застонав, вздрогнуть от наслаждения. Она подалась навстречу ему, как нежный цветок открывает свои лепестки навстречу жаркому солнцу.

Люсьен ласкал ее страстно, неустанно, зацеловывал чуть не до смерти, так что даже дыхание прерывалось. Он пробуждал к жизни все ее существо, такое ненасытное, так жаждущее любви… Пусть память об этом соитии останется с ним навек, пусть оба они навсегда запомнят этот могучий порыв страсти, эту сладость взаимной капитуляции.

Он изо всех сил стиснул ее содрогающееся тело.

— Дорогая, посмотри на меня, — прошептал Люсьен. — Я хочу, чтобы ты запомнила эту ночь. И меня запомнила.

Ресницы Микаэлы затрепетали, взгляд встретился с его обжигающим взглядом. Она ласково погладила его по груди.

— Господи, ну что за глупости! Неужели ты думаешь, будто я не знаю, кто передо мной? Ты — мужчина, который смотрит на меня, занимается со мной любовью, но видит и любит другую. — Ее губы искривились в печальной усмешке. — Да будь я слепой и глухой, все равно бы тебя узнала, разве ты сам не понимаешь этого? Я всегда чувствую, когда ты рядом. Даже когда все забылось, тебя я вспомнила сразу, стоило тебе прикоснуться ко мне. Хочешь верь, хочешь не верь, но когда-то я любила тебя и телом, и душой. И это незабываемо.

— Тогда пусть это будет нашим прощанием. — Люсьен нежно прикоснулся к ней своими чувственными губами. — Мне надо забыться, и тогда ты навсегда останешься со мной.

Это был вызов, и Микаэла приняла его. Она готова была любить Люсьена так, как любила его все это время, когда он сделался ее жизнью, самим ее существованием. Ладони ее легли на его плоский живот, скользнули ниже, остановившись на мощных бедрах. Ведь он сам хотел знать, каково это, когда тебе отдаются без остатка, не так ли? Что же, она откроет ему глубины той обреченной любви, что сжигает дотла.

Руки ее блуждали по всему телу Люсьена. останавливаясь на самых чувствительных местах. Ощутив ее пальцы на вздрагивающей мужской плоти, Люсьен задохнулся. А впрочем, сейчас ему, кажется, и дышать было не надо, все жизненные соки сосредоточились в самой сладости ее ласк. Она заводила его, не давала опомниться, вела к высшей точке наслаждения, и вот он превратился в пылающий сосуд страсти, жаждущей немедленного утоления.

Влажное прикосновение ее губ заставило Люсьена протяжно застонать. Пальцы их сплелись. Микаэла завладевала постепенно всем его существом, и огонь, пожирающий Люсьена, разгорался еще сильнее.

Губы ее, коснувшись на мгновение кончиков его пальцев, сомкнулись на гордо восставшей плоти. Трепетное дрожание ее языка доводило Люсьена до изнеможения. В конце концов он не выдержал — неумолимое желание выплеснулось наружу.

— О, Мики, — простонал он, — ты убиваешь меня!..

— Но ведь тебе нравится умирать у меня на руках, разве не так, Люсьен? — Микаэла улыбнулась и, не дожидаясь ответа, не давая ему передохнуть, вновь принялась за любовную игру.

— Ну пожалуйста, прошу тебя… — Люсьен задержал дыхание и зажмурился, тщетно пытаясь унять дрожь, пробегавшую по всему его телу. — Довольно. Хватит…

Микаэла слизнула последние свидетельства его утоленного желания, и звуки его голоса растворились в наступившей тишине. Весь он сейчас был подобен вулкану, только что извергнувшему свою пылающую лаву.

Тем временем ищущие губы Микаэлы, ее неутомимые руки продолжали свое дело.

— Посмотри на меня, Люсьен! — Она властно повторила его собственные слова. — Кто перед тобой, кого ты видишь?

— Мне для этого и глаз открывать не надо, — хрипло проговорил Люсьен. — Я тебя хоть в непроглядной мгле тысячи ночей узнаю. И в глухой тишине всегда будет звучать твой голос. Мне достаточно протянуть руку, чтобы понять: ты здесь, ты всегда со мной…

Люсьен страстно потянулся к ней, и Микаэла уступила, уверенная, что теперь он испытывает то же, что и она, любя его безумно, безоглядно. Даже если это действительно последний миг их близости, все равно Люсьен стал ее неотделимой частью, и ни пространство, ни время тут не властны. Память об этом человеке всегда будет гореть в ее душе, и никакого мужчину так, как его, она уже любить не сможет. Он открыл ей глубины ее собственного сердца, и именно поэтому она никогда не простит того, что он заставил любить себя с закрытыми глазами. Она влюбилась в то, что могло быть, точно так же, как Люсьен любил то, чего быть не могло у него с Сесиль. Теперь наконец-то Микаэла поняла, какую муку пережил он, потеряв эту женщину, но сохранив тоску мечтаний, которым не суждено было стать реальностью. Чувствуя, как всю ее, до кончиков пальцев, охватывает желание, Микаэла снова и снова отдавалась ритму любви. Она откликалась на каждое движение Люсьена, в то время как огонь внутри ее разгорался все сильнее и сильнее, пока наконец экстаз полностью не поглотил ее. Мир вокруг стал бешено вращаться; Микаэла купалась в волнах невыразимого наслаждения, отнимающего у нее последние силы. Она теснее прильнула к Люсьену, ощущая, как его дрожь передается ей, упоенно впитывая его томительные стоны. В этот последний раз ей хотелось шептать слова любви, но в конце концов безумная страсть погрузила ее во тьму умиротворенного молчания…

Глава 19

Прошло немало времени, пока у Люсьена достало сил и желания поднять голову. О Боже! Они с Микаэлой лежали на ковре, наполовину скрытые под столом.

Выходит, подхвативший их порыв страсти был так силен, что даже до кровати они не добрались. Мягкая тахта была в двух шагах, но с таким же успехом она могла быть в тысяче миль отсюда. Да что там ковер! Огонь желания поглотил Люсьена настолько, что он и колючей проволоки бы не заметил.

— Микаэла? — Люсьен приподнялся на локтях и посмотрел на ангельское лицо, чуть розовевшее в мерцающем свете ночника. Его жена была погружена в глубокий сон. Люсьен улыбнулся. Что ж, это и неудивительно — она выпила столько, что это количество бренди двух здоровых мужчин свалило бы с ног. Можно представить, каково будет похмелье!

Люсьен на цыпочках отошел в сторону, хотя никакой нужды в подобной предосторожности не было: даже если бы тяжелый компас упал на пол, Микаэла все равно бы не проснулась. Он бережно поднял ее на руки, перенес на постель, подоткнул простыни, прикрыл одеялом и, неторопливо натягивая одежду, посмотрел на спящую красавицу, золотистые волосы которой рассыпались по подушке. С улыбкой вспоминал он о необыкновенной страсти, равно охватившей их обоих, — это результат не только нынешней ночи, но и всех прежних ночей, что провели они в объятиях друг друга. Что бы ни вставало между ними, существовала некая сила, притягивавшая их друг к другу, как магнит.

Погруженный в свои мысли, Люсьен осторожно прикрыл дверь и побрел на палубу. Его угнетало то, что насчет их будущего так ничего и не было решено. Микаэла попросила развода, но о деньгах и словом не обмолвилась. Это так на нее похоже — она слишком независима, чтобы полагаться на чью-либо поддержку.