– Вроде того, – фыркает Дик, а меня вдруг охватывает беспокойство. И Билл, и Эрик меня искали и выглядели оба как-то странно. Ох, и не к добру это! Я просто всеми внутренностями ощущаю, что не к добру!
      Дик отключается, я только собираюсь вызвать Лонга, как мой браслет начинает вибрировать, сообщая, что кто-то, в свою очередь, жаждет пообщаться со мной. Смотрю на определитель. Том Вестон-Крыса. Что ж, с ним грех не поговорить.
      – Том? Хорошо, что позвонил. А я тут закрутился маленько и не успел сказать тебе спасибо.
      – Значит, договорился с Эриком? – Судя по голосу, Вестон явно подавлен или просто устал.
      – Том, что-то случилось? – прямо спрашиваю я.
      – Да тут такое дело… – мнется он. – Не мог бы ты подскочить ко мне в ресторан на часок? У меня к тебе есть просьба. Вернее, предложение…
      Предложение! Мое подсознание мгновенно делает стойку на это слово, будто охотничья собака на токующего глухаря. «Ответь „да“ на предложение, которое тебе сегодня сделают», – велели мне Игроки, но не уточнили, от кого именно оно поступит. До сих пор я был уверен, что предложение мне уже сделал Хьюго – по поводу букмекера. Не совсем понятно, зачем понадобилось Игрокам заставлять меня убивать невинного человека, но я полагал, что у них есть какие-то свои скрытые мотивы. А впрочем, я еще не успел всерьез проанализировать ситуацию – у меня просто не было на это времени. Но что, если я ошибся, и настоящее предложение – то самое, ради которого, собственно, и ведется Игра, – мне еще не поступало? Вернее, поступит прямо сейчас, причем от того, от кого я меньше всего ожидал его услышать – от Тома.
      – Брайан, ты чего молчишь? – окликает меня Вестон.
      – Извини, задумался. Так какое предложение, Том?
      – Не по коммуникатору, – возражает он. – Скажу при личной встрече.
      Смотрю на встроенные в коммуникатор часы. 20:44.
      – Том, давай после десяти. Мне сперва надо закончить одно дельце, а потом я свяжусь с тобой, лады?
      – Лады. Ты это… только не забудь, хорошо?
      Не успеваю нажать отбой, как браслет снова вибрирует. Да что ж такое сегодня! Смотрю, кто вызывает. Это Эрик. Он подождет. Нажимаю отбой и поспешно набираю код Лонга.
      – Как дела?
      – Порядок, – в своей обычной немногословно-меланхоличной манере откликается он.
      – А… наш друг? – осторожно спрашиваю я.
      – Вначале пытался бузить, потом затих.
      – Надеюсь, не навсегда? – тревожусь я.
      – Обижаешь! – фыркает Лонг. – А ты сейчас где?
      – В Мегаполисе. Собираюсь к вам в гости. Адресок не подскажешь?
      – Мы в «Гнилом Квартале»… – Лонг диктует улицу и номер дома.
      – Понял.
      Включаю в «Цирусе» режим автоматического движения, задаю компьютеру нужный адрес, и тут браслет вибрирует вновь. Смотрю, кто звонит, и соглашаюсь на разговор.
      – Здравствуйте, Билл, – говорю.
      – Здорово, коль не шутишь. – Его голос и впрямь странноват. Обычно наш тренер напорист, энергичен, а сейчас он вял и подавлен, словно и в самом деле болен или смертельно устал. – Ты где пропадаешь целыми днями, сачок?
      – Вначале в больнице, а потом меня Хью к себе в Лалибу утащил, – осторожно говорю я. – А что? Что-то случилось, Билл?
      – Случилось, – ворчит он и, судя по звукам, вздыхает.
      Я чуть не вываливаюсь из кресла от изумления – вот уж не думал, что этот железобетонный «кабан» вообще умеет вздыхать, да еще так тяжело!
      – Случилось то, что я подал на вас с Мартином заявку на участие в «Огненной Серии», – повышает Билл голос, – а ты не утруждаешь себя явками на полигон, предпочитая целыми сутками носиться незнамо где или нежить свою задницу дома на диване!
      – Дома, как вы говорите, на диване я и был-то всего пару часов, меня ж только сегодня утром выписали из клиники, – оправдываюсь я. – А потом меня вызвал к себе Хьюго. Не мог же я не поехать, если он зовет.
      Билл снова вздыхает и говорит:
      – Короче, Брайан, чтоб завтра был на тренировке, ясно?
      – Ясно.
      Вот это я влип! Кто же будет завтра сидеть с Ирэн?! Некоторое время мы с Биллом молчим. Вроде все сказано, но Билл не отключается, а я тем более не спешу это сделать первым.
      – Вообще-то я по другому поводу звоню, – наконец, признается Билл. – Я вынужден кое-что узнать у тебя… вернее, предложить…
      Он мямлит и мнется, но я уже не удивляюсь его странному поведению, потому что меня охватывает дикое беспокойство.
      – Что, Билл? Что предложить?
      – Да по коммуникатору говорить о таком как-то не с руки. Давай я подскочу к тебе домой.
      Этого еще не хватало! Ко мне домой! Но у меня там в плену Ирэн!
      – Нет! – ору я. – Меня сегодня не будет дома! Да я и сейчас не дома.
      – По бабам шляешься? – неодобрительно цедит Билл. – Вот сколько раз вам, охламонам, повторять, что за неделю до гонки ни-ни! Копите энергию, не тратьте ее на пустяки…
      – Билл, я не по бабам, – перебиваю. – Просто друг позвонил, просил помочь.
      – Ну-ну. – Он явно не верит. – И все же, Брайан, нам сегодня надо обязательно поговорить.
      Смотрю на часы. Сейчас надо к Лонгу, потом обещал к Тому. Ну, прямо хоть расписание составляй!
      – Билл, а давайте я приеду на полигон сегодня часам к одиннадцати? Вы как раз закончите тренировку, и мы спокойно поговорим.
      – Ладно, – после паузы откликается Билл. – Жду тебя к одиннадцати.
      Он отключается, а я смотрю на экран навигатора. Так, до места назначения лететь еще минут пять, успею поговорить с Эриком. Чтоб уж до кучи…
      Набираю нужный код.
      – Эрик, ты меня искал?
      – Брайан? Хорошо, что позвонил. Слушай, у меня к тебе есть предложение…
      – Да вы чего все сегодня, офигели, что ли?! – не выдерживаю я, а потом спохватываюсь. – Извини, Эрик, просто у меня выдался тяжелый денек.
      – Бывает, – апатично соглашается он, а я еле сдерживаюсь, чтобы не матернуться. И этот туда же: вял и подавлен! Ну, просто эпидемия какая-то! Они все что, сговорились?
      – Брайан, мы можем встретиться и поговорить? – просит Эрик.
      – А это обязательно сегодня?
      – Да, – внезапно раздражается он. – Это прежде всего в твоих же собственных интересах!
      Вот тебе и космические кочерыжки, как говорит Мартин!
      – Слышь, Эрик, ты хоть намекни, что за тема?
      – Да не могу я по коммуникатору, – чуть не плачет он. – Ты не думай, я не сам это придумал. Веришь, нет, падлой себя чувствую, но меня эти сволочи просто за горло взяли! Короче, нужно встретиться и как можно скорее. Лучше прямо сейчас.
      – Сейчас не могу. Давай чуть погодя. – Прикидываю, что Тома придется отодвинуть. Сперва поговорю с Виктором, а потом встречусь с Эриком. – Слушай, Эрик, у меня сейчас неотложное дело, а как только закончу, сразу свяжусь с тобой.
      – Только быстрее, – просит он и отключается, а я пытаюсь осмыслить произошедшее.
      Три звонка, три предложения. Вернее, пока только намеки на предложения. Но все трое – Билл, Том и Эрик – вели себя очень странно. Впрочем, за Эрика не скажу – я его плохо знаю, но с Биллом и Томом явно что-то не так. Связано ли их поведение с затеянной против меня Игрой? Возможно. Хотя Игроки вроде требовали, чтобы я принял только одно предложение. Так какое же из трех будет настоящим?
      Мои бесполезные рассуждения прерываются сообщением бортового компьютера:
      – Мобиль прибыл по указанному адресу. Осуществить высотную парковку?
      – Давай.
      Смотрю в окошко. Место довольно безлюдное, впрочем, в «Гнилом Квартале» давно уже не живут. Здесь еще остались кое-где работающие заводы-автоматы и действующие склады, но большая часть зданий брошена и является пристанищем бродяг, скрывающихся от закона беглецов и прочих темных личностей. Перед каждыми выборами чиновники из Правительства торжественно обещают «вскрыть эту позорную язву на теле нашего прекрасного города», но выборы проходят, чиновники меняются, а «Гнилой Квартал» остается, постепенно все больше превращаясь в экстремальную, живущую по своим, особым законам зону.
 

* * *

 
      Мой «Цирус» заканчивает парковку, двигатели глохнут, и автоматика спрашивает:
      – Открыть дверь?
      – Да.
      Выхожу, застегиваю куртку и осматриваюсь. Лонг обещал встретить меня на крыше. Точно, вон у лифта торчит его высокая и худая, словно жердь, фигура. Иду к нему. Он молча сует мне руку для приветствия. Жму и пристально вглядываюсь в его лицо. Меня так и подмывает спросить: «Скажи честно, ты Игрок или нет?», но я понимаю, насколько глупо прозвучит мой вопрос.
      – Ты чего на меня так смотришь? – удивляется Лонг.
      – А? Да нет, тебе показалось. Слушай, а ты гонками не пробовал подрабатывать? Очень у тебя бы это неплохо получилось. Ты ж в Ночной запросто мог первый приз взять.
      – Не мог бы, – возражает Лонг. – Я бы финишный досмотр не прошел. У меня в машине прибор ночного видения стоял. Я по нему шел, а иначе еще б на первом километре пути тормознулся.
      – Прибор ночного видения, огнетушитель, – присвистываю я. – Как же тебе все это удалось на трассу протащить? Лично меня перед гонкой проверяли очень тщательно. Разве что в задницу не залезали.
      – А меня вообще не досматривали, – поясняет Лонг. – Стив, ну тот, который на досмотре сидел, мой хороший приятель. Он меня на трассу без заявки и досмотра пропустил и самовольно в спецификацию внес.
      – Понятно.
      Мы заходим в лифт и едем вниз.
      – А как наш «гвоздь» себя ведет? – спрашиваю.
      – Вроде тихо. Сидит себе в уголочке и дремлет. Хотя поначалу пытался вякать, так что, уж извини, пришлось ему маленько по репе настучать.
      – А Эрик и Дик знают о нем? – как бы между прочим спрашиваю я.
      – Нет. А надо было сказать? – насмешливо смотрит на меня Лонг.
      – Нет, конечно. Просто вдруг ты случайно…
      – Брайан, – морщится Лонг, – давай в открытую. Ты хочешь узнать, не проболтался ли я? Нет, не проболтался. Ни случайно, ни нарочно. Тебя интересует, не подставил ли я тебя? И опять-таки нет. Не подставил и не собираюсь. Ты просил меня о помощи. Я помогаю и не задаю вопросов: зачем ты это делаешь и что с тем человеком будет дальше? Я не думал, что придется тебе это объяснять. Для меня это все само собой разумеется. По-моему, именно это и входит в понятие «помочь». А ты думаешь по-другому?
      – Прости, Лонг, – искренне говорю я. – Не хотел тебя обидеть, просто со мной в последнее время происходит столько всякого дерьма, что…
      – Бывает, – кивает он. – Ну что, закрыли тему?
      – Да.
      Смотрю на него и думаю, что Мартин все же ошибся, Лонг не может быть Игроком. Он нравится мне. Он… настоящий, что ли. В нем чувствуется внутренний стержень, а такое невозможно сыграть, невозможно так притвориться.
      – Брайан, ты не в моем вкусе, так что зря стараешься, – внезапно говорит Лонг.
      – Ты о чем? – не понимаю я.
      – О твоих взглядах. Ты как приехал, так с меня просто глаз не сводишь. Я, конечно, знаю, что красив, как бог, и все такое, но твое чувство останется без ответа, – дурачится он.
      – Вот облом. Но попробовать-то все-таки стоило, – поддерживаю шутку я.
      Лифт останавливается. Мы выходим в длинный, порядком запыленный коридор. Чувствуется, что если здесь и бывают люди, то очень и очень нечасто. Впрочем, освещение работает исправно – потолок привычно испускает мягкую имитацию лучей дневного света. По бокам коридора видны двери, причем не простые, а бункерного типа – бронированные, с маленькими, закрытыми снаружи металлической шторкой окошками и сложными панелями замков. Большинство дверей распахнуто настежь, а за ними видны небольшие комнатки без окон с остатками впаянных в стену двух или трех полок-кроватей и с унитазами в углу.
      – Странное место, – удивляюсь я. – Что здесь было раньше? Тюрьма?
      – Угадал, – подтверждает Лонг. – До того, как тюрьмы с Земли-3 вывели на внешнюю орбиту, здесь как раз и размещалась одна из них. Самое место для «гвоздя», ведь так? Кстати, Брайан, а ты в армии служил?
      – Нет.
      – А откуда жаргон знаешь?
      – Какой жаргон? – не понимаю я.
      – «Гвоздь» на жаргоне штурмовиков – это пленный, от которого необходимо получить какую-либо информацию, – поясняет Лонг. – И если ты не Григ и не служил в армии, тогда откуда знаешь жаргон?
      – Ты сам сказал, помнишь? В том клубе, где Ночную гонку отмечали. Ты сказал: «ломают одного гвоздя». Я и запомнил, у меня «гвоздь» сразу с «пленным» сассоциировался.
      – Понятно. – Лонг тормозит возле одной из запертых дверей. Тянется к панели замка, но вдруг останавливается и искоса смотрит на меня. – Ведь ты не Григ?
      – Похоже, что нет.
      – Но ты же знаешь его? – Лонг буквально обжигает меня взглядом.
      – Похоже, что да.
      – А где он? Он жив?
      – Вот это я и пытаюсь выяснить, – честно отвечаю я.
      – Ты это… – мнется Лонг. – Если что… Короче, ты можешь рассчитывать на меня.
      – Тогда ты должен будешь мне подробно рассказать о… в общем, вопросов у меня будет много, – ехидно обещаю я.
      – Не сомневаюсь, – в тон мне отвечает Лонг и кивает на дверь. – Ну что, открывать?
      – Давай.
      Мы заходим в небольшую камеру без окон. Видимо, раньше здесь была одиночка, потому что из стены торчит всего одна и, как ни странно, неплохо сохранившаяся кровать. Подушки, правда, нет, а пластиковый матрас выглядит грязным, но целым. Виктор Тойер лежит лицом к стене, неудобно вывернув руку, которая пристегнута наручниками к впаянному в стену металлическому кольцу.
      – Подъем, – говорит Лонг. – К тебе посетитель.
      Тойер поворачивает голову, видит меня, садится и хмуро спрашивает:
      – И что дальше, Брайан?
      У него на лице кровь из рассеченной брови и нос разбит.
      – А дальше мы поговорим, – отвечаю.
      – О чем? – безразлично спрашивает он.
      – Об Игре. Интерактивная игра «Он или Она», помнишь?
      – Нет, не помню. – Виктор смотрит удивленно и вроде искренне, а у меня перехватывает дыхание от ненависти. Ну и мразь, ну, и артист!
      – Ах, не помнишь?! – вскипаю я. – А «предложение, которое мне сделают», тоже не помнишь?! А твой коммуникатор, который должен был взорваться у меня на руке, потому что ты «забыл» предупредить меня о коде?! А букмекер, которого, по твоему замыслу, я должен был пытать?! А Ирэн? Ее ты тоже не помнишь? Вы приговорили ее к смерти только за то, что она разочек переспала со мной! Хотя, нет, постой, она же была гораздо раньше, еще там, в «Сокольничьем Парке»… Короче, так, Вик. Я знаю, что ты один из них, и ты сейчас расскажешь мне всю правду, понял? Потому что иначе…
      – Что, иначе? – щерится Тойер. – Пытать меня станешь? Щенок ты, Брайан. Наглый, шелудивый щенок. Ты можешь тявкать, сколько влезет, а на большее у тебя духу не хватит!
      – А у меня? – внезапно подает голос Лонг.
      – Понятно. – Виктор сплевывает презрительно и цедит: – Личный палач, значит.
      – Брайан, ты составь мне список вопросов, – предлагает Лонг, – и иди погуляй, а мы тут с ним поболтаем немножко.
      – Нет, Лонг. – Слова даются мне с трудом, у меня от ярости сводит скулы. – Это ты иди, а говорить с ним буду я.
      Лонг пробегает по моему лицу изучающим взглядом.
      – Ладно, пойду покурю. Только вначале маленькая предосторожность. – Он подходит к Виктору и размыкает прикрепленные к кольцу наручники. – Встать.
      Тот встает. Лонг пихает его к стене, и я замечаю, что из нее торчит еще несколько, расположенных на разной высоте колец. Лонг приковывает руку Тойера к самому высокому кольцу, а потом вытаскивает откуда-то еще наручники и пристегивает вторую руку к другому кольцу. Затем той же процедуре подвергаются ноги, так что Тойер оказывается практически распятым на стене.
      – Вот теперь можешь с ним говорить. Я буду в коридоре, неподалеку. Если что, зови. Кстати, у тебя оружие есть?
      Отрицательно качаю головой. Мой бластер остался в водах Алийского океана.
      – Держи. – Лонг протягивает мне бластер и выходит.
      Мы с Тойером остаемся одни. Он угрюмо молчит и смотрит в сторону. Я, не торопясь, проверяю обойму. Боевые. Это хорошо. Снимаю с предохранителя. Передергиваю затвор.
      – Я не умею правильно пытать, – говорю, – поэтому буду просто стрелять тебе по ногам и рукам, пока ты не сдохнешь или не заговоришь.
      – Да о чем говорить?! – взрывается Виктор. – Ты можешь превратить меня в решето, но я не смогу сказать тебе того, что не знаю!
      Бластер дергается в моей руке. Выстрел звучит как-то неестественно тихо, гораздо тише стона Виктора. Его правый рукав мгновенно набухает кровью, а зрачки расширяются от боли. Наши взгляды встречаются.
      – Ты дурак, – хрипит он. – Ты не понимаешь, во что ввязался!
      – Вот и объясни.
      Он молчит. Перевожу прицел бластера на его ногу. Второй выстрел кажется мне громче первого, а вот голос Виктора я почти не слышу. Вижу только исказившийся в крике рот и крупные горошины пота на его висках. Видно, второй выстрел оказался болезненнее первого, или пуля задела какой-то важный нервный центр, но нога Виктора подгибается, он не может стоять, но и упасть ему не позволяют наручники. И он тяжело повисает на них, с трудом опираясь на здоровую ногу, а штанина его становится красной от крови. Перевожу прицел бластера чуть выше. Губы Тойера шевелятся.
      – Погоди, – скорее угадываю, чем слышу я. – Давай поговорим.
      Опускаю бластер, и тотчас сковавшая мою душу пустота отступает, ко мне возвращается нормальное восприятие – теперь я слышу все звуки так, как учат они на самом деле.
      – Говори, – требую.
      – Скажу. Но предупреждаю, я и в самом деле очень мало знаю.
      – Не тяни время, – советую.
      – В общем, так. Несколько месяцев назад мой сын вляпался в… короче, попал он по-крупному, да так, что у меня ни денег, ни связей не хватало, чтобы его отмазать. Я уж совсем было на крайние меры решился, но тут мне на визор-фон письмо пришло. Так, мол, и так, выручим, но за услугу. А я тогда на все был готов. Ну, согласился. Велели мне со службы уходить – я тогда еще на правительство работал – и в безопасность «Отвязных Стрельцов» устраиваться. Ну, выполнил. А что мне оставалось? Пару месяцев тихо было, я уж думал, забыли про меня. А потом снова письмо. С инструкцией. А там подробно расписано, как вы с Мартином будете за Иштваном Саливаном охотиться, потом к нам, то есть в службу безопасности, обратитесь и что мне тогда надо говорить и делать. Снова выполнил, а куда мне было деваться? Сын-то у них на крючке. Его хоть и отмазали, а улики-то у них остались.
      Тойер переводит дыхание и облизывает языком губы, словно у него пересохло во рту.
      – Погоди. – Я выглядываю в коридор. – Лонг!
      – Чего? – Он невозмутимо курит у стеночки.
      – Какой на замках код?
      – Ты чего, с него наручники хочешь снять? – удивляется Лонг.
      – Да, все в порядке, он заговорил.
      Лонг отщелкивает окурок в сторону и идет в камеру. Смотрит на ногу Тойера и хмурится, а потом переводит взгляд на меня.
      – Если хочешь, чтобы он еще какое-то время пожил, рану надо обработать.
      Я киваю. Лонг размыкает наручники, толкает Тойера к кровати, достает нож и вспарывает штанину. Затем извлекает из кармана маленькую походную аптечку и обрабатывает рану. Гляжу на его ловкие, почти инстинктивные действия и думаю, что я не гожусь для этой Игры. Вот Лонг годится. И Виктор годится. А я – нет. Я другой. Это не моя трасса, и правила написаны не для меня. Мне очень трудно играть по ним, потому что все происходящее противоречит моей натуре. Мне претит проливать кровь – свою и чужую. Я терпеть не могу бластеры и холодную расчетливую жестокость. Зато я люблю скорость, риск, азарт, а такие слова, как честь, человечность, любовь и дружба, для меня все еще очень много значат…
      – Руку ему перевязывать? – спрашивает у меня Лонг.
      – Да. А попить у тебя, случайно, нету?
      – Есть. – Лонг протягивает мне плоскую армейскую флягу.
      Я беру и невесело усмехаюсь. Конечно, у него есть. У него есть все – и фляга, и аптечка, и нож, и черт знает что еще. И он в любую минуту готов ко всему – уходить от погони или преследовать самому, убивать или брать в плен, пытать или лечить. Да, он умеет играть в эти игры. Как и Виктор. Как Григ и таинственные Игроки. Да, они все умеют… А я… А я?..
 

* * *

 
      Внезапно тюремная камера, Виктор и Лонг исчезают, и я оказываюсь в странной овальной комнате без окон и дверей. У меня очередная галлюцинация, только сейчас я не Григ, а кто-то другой.
      Осматриваюсь, пытаясь понять, где я. Сероватый пластик пола и стен. Длинный, стального цвета стол. Несколько жестких, но в то же время предельно удобных стульев. Я узнаю этот зал, я бывал здесь много-много раз – и в качестве разработчика операции, и в качестве «опекуна». Это секретный зал для совещаний, и как раз сейчас здесь проходит разбор полетов, то есть анализируют последнюю, проведенную мною секретную операцию. В помещении нас всего четверо: начальник отдела, его зам по оперативной работе, главный разработчик операции, то есть я, и мой опекун и закадычный враг, коллега с оперативным псевдонимом Паук.
      До последнего момента завершения операции я не знал, кто именно мой опекун. Таковы правила – опекун негласно наблюдает за событиями и в случае чего подчищает хвосты, убирая лишних свидетелей, «сгоревших» оперативников, а порой и самих разработчиков – в том случае, если операция провалена. Но у меня провалов не бывает, так что Пауку в этом смысле нечего ловить. И все же – я знаю – он ждет, что однажды я все-таки оступлюсь, и тогда… Да, в случае чего по моему следу пойдет именно он, Паук. Он профессионален, умен, изобретателен и завистлив. И он не может мне простить, что я маоли. А он нет.
      Начальство выносит вердикт: операция проведена безупречно, и мне полагается двухнедельный отпуск.
      – Счастливчик ты, Стин, – подмигивает мне Паук. – Небось, рванешь на Илайи? Море, коктейли, девочки…
      – Может, и рвану, только в этой «операции» мне опекуны не нужны, – не могу удержаться от подковырки я.
      – Как знать, как знать, – хитро щурится Паук…
 

* * *

 
      – Брайан, ты чего? – Лонг с тревогой смотрит на меня.
      – А? Что?
      – Да ничего, просто… Взял у меня флягу и застыл, как вкопанный.
      – Я… устал чего-то.
      – А-а-а, – понимающе тянет Лонг и снова поворачивается к Виктору.
      Мотаю головой, прогоняя наваждение, откручиваю крышку с фляги и делаю глоток. Энергетический тоник. Классная штука. И фляга классная – плоская, удобная, почти невесомая. Это ее тогда опознал Дик. На ней знак штурмовых отрядов – лайдер и штурмовой автомат. Я плохо разбираюсь в оружии, но эти штурмовые автоматы – целые арсеналы в миниатюре. Чего там только не намешано, чем они только не стреляют: и лучами, и пулями, и гранатами, и чуть ли не бесшумными отравленными дротиками. Я держал такой автомат в руках несколько раз – когда был в теле Грига и вел непонятные для меня, но очень важные для него бои…
      Делаю еще глоток и перехватываю жадный, направленный на флягу взгляд Виктора. Ему до смерти хочется пить, но он ни за что не попросит. Это тоже одно из правил той жестокой Игры, в которую меня заставляют играть. Я хорошо помню, что этим правилам подчинялся и Григ – истерзанный и избитый, он почти умирал от жажды, пил воду из унитаза, но не просил. А я попросил – когда сидел привязанный в медицинском кресле в «Сокольничьем Парке». Я тогда попросил пить, и боевик в непроницаемом шлеме поднес к моим губам флягу с энергетическим тоником. Плоскую армейскую флягу, точь-в-точь такую же, как эта у Лонга…
      – Все, Брайан, я закончил. – Лонг убирает аптечку и встает. – Тебе его как, к стене опять приковать или пусть сидит?
      – Пусть сидит.
      Я протягиваю Виктору флягу. Он делает несколько жадных глотков, возвращает флягу Лонгу и выдавливает:
      – Спасибо.
      Лонг выходит.
      – Рассказывай дальше, Вик, – предлагаю.
      – На чем я остановился?
      – На нашей с Мартином охоте за Саливаном.
      – Ага… А дальше мне сказали, что если в течение ночи я получу от тебя вызов с просьбой о помощи, то должен буду проигнорировать его. Больше того, я должен посоветовать тебе уничтожить коммуникатор. Я так понимаю, это было сделано для того, чтобы ты не смог обратиться в полицию или еще куда-нибудь, когда поймешь, что помощь не придет.
      – Значит, ты и не думал тогда брать мой пеленг. А ведь разыграл все, как по нотам… Номер дома установлен… Ждите… Помощь идет… Через полчаса будем у вас…
      – Я делал то, что мне велели, – огрызается Виктор. – Хотя… Знаешь, меня тогда любопытство замучило. Я все никак не мог уловить суть аферы, понять, чего же им от тебя нужно. А я очень не люблю, когда чего-то не понимаю…
      – И что? – тороплю я.
      – В ту ночь я все-таки взял твой пеленг, установил номер дома, подождал почти до утра и поехал взглянуть. Я нашел там разбитое такси и несколько трупов боевиков – все, как я тебе и говорил. Нашел и разгромленную медицинскую комнату, и там тоже были трупы.
      – А Сятю моего там не видел?
      – Кого?
      – Ну, такое существо… вроде как сгусток тумана, только темный.
      – Нет, не видал.
      – А воду на полу видел? – настаиваю я.
      – Да, может, и была, но я внимания не обратил. Вот если б кровь на полу, тогда…
      – Нет, на эту воду ты бы внимание точно обратил, – уверенно говорю я.
      – Значит, не было ее на полу, – пожимает плечами Виктор.
      – Ладно, а потом что по твоей инструкции полагалось делать? – спрашиваю.
      – Мне велели тем утром заехать к тебе домой и посмотреть, как ты себя чувствуешь. Сказали, что у тебя может болеть голова и мучить сильная жажда. Но если только это, то оставить тебя дома, а вот если начнется приступ, срочно тащить к врачу. И адрес дали. Клиника Нанохирургии Мозга. Велели общаться только с профессором Рабишем, взять с него подписку о неразглашении и рассказать, что тебе ночью пытались нелегально поставить чип подчинения…
      – Погоди, Вик, – перебиваю я. – Про чип подчинения тебе сказали Игроки?
      – Ну да.
      – А ты случайно не знаешь, что за чип на самом деле стоит у меня в голове?
      – Что ты имеешь в виду? – удивляется он.
      – То, что сказал, – с нажимом повторяю я. – Ты знаешь, какой именно чип на самом деле стоит у меня в голове?
      – Стоп. Ты меня запутал. Ты хочешь сказать, что у тебя в голове не чип подчинения?
      – Я не знаю, потому и спрашиваю.
      – А Рабиш разве не сказал?
      – А он тоже не знает. Рабиш сказал, что в моей голове, действительно, стоит какой-то чип и что он в нерабочем состоянии, а какой конкретно чип, он не знает. Он раньше ничего подобного не видел. Может, это и чип подчинения, а может, и нет… Кстати, именно так я понял, что ты один из Игроков.
      – В смысле? – вскидывает голову Тойер.
      – Когда ты привез меня в клинику, то именно ты сказал Рабишу, что в моей голове стоит чип.
      – Да, прокол, – бормочет Тойер. – Я недооценил тебя. Это все стереотипы: дескать, гонщик не может обладать наблюдательностью и аналитическим умом. Как про вас говорят: «Врубай движки на максимум и мчись вперед, пока финиш не остановит».
      – Это очень глупая поговорка, Вик, – возражаю я. – На самом деле, гонка – это прежде всего точный расчет. Анализ трассы и соперников. Захватывающая интрига борьбы. Честной борьбы… Но мы отклонились от темы. Значит, доставил ты меня в клинику. Кстати, помнишь наш разговор в палате? Ты тогда почти открытым текстом выдал мне про Игроков. По сути, предупредил меня. И о психологах, и обо всем остальном. Но я не понимаю, зачем Игрокам понадобилось извещать меня о своем существовании?
      – А им и не понадобилось, – ворчит Виктор.
      Смотрю на него непонимающе, а потом до меня доходит.
      – А ты интересный парень, Вик, сам меня сдал, и сам же предупредить пытался? Никак совесть замучила, а? – почти дословно повторяю его же собственные слова.
      Тойер вздыхает и молчит.
      – Ладно, проехали. Рассказывай дальше, – говорю я.
      – А дальше Билл позвонил Хьюго и поднял бучу: дескать, как это так, наших гонщиков среди бела дня прямо из дома крадут, изгаляются над ними по-всякому, ноги-руки им ломают, а мы бездействуем. Ну, Хьюго в ответ мне фитилей навставлял. Я на букмекера стрелки перевел, признание из него выбил и представил Хьюго. Тот удовлетворился и велел букмекера казнить. Я только собирался выполнять, как мне новая инструкция пришла: пусть, мол, Брайан сам того букмекера убьет. Да не просто убьет, а замучит до смерти. Я им в ответ: не будет он этого делать. А они…
      – Что значит в ответ?! – вскидываюсь я. – Ты хочешь сказать, что они тебе свой электронный адресок скинули?!
      – Ну да. Чтоб сообщал о непредвиденном.
      – И ты, конечно же, не утерпел и адресата установил, да? У тебя же связи в силовых структурах наверняка остались, так что для тебя это раз плюнуть.
      – Установил, – кивает Виктор и морщится. – Установил, только толку с того чуть.
      – Вик, – зловеще начинаю я, – кончай крутить. А то ведь не посмотрю, что ты меня предупредить пытался, и снова стрелять начну. Теперь ты веришь, что я это могу?
      – Да, оказывается, можешь, – соглашается он. – Ты не перестаешь удивлять меня, Брайан…
      – Вик! – повышаю голос. – На лирику времени нет. Кто адресат?
      – Билл. Билл Тернер. Ваш старший тренер.
      Мне кажется, что из меня разом выходит весь воздух. Вернее, что мою шею охватывает жесткая петля удавки. Я задыхаюсь. Мне не хватает воздуха. Я тщусь и не могу пропихнуть его в съежившиеся, будто сухие горошины, легкие.
      – Брайан, что с тобой? – как сквозь вату слышу встревоженный голос Тойера. – Эй, как там тебя… Лонг! Сюда! Скорее!
      – А ну отойди от него! – орет Лонг. – Встать лицом к стене! Руки! Ноги шире!
      Неестественно громко щелкают наручники, а потом на меня обрушивается запах нашатыря. Терпеть не могу нашатырь! Да уберите же вы его от меня, в конце-то концов! Но запах становится гуще, насыщеннее, и я убегаю от него – прячусь во тьму…
 

* * *

 
      …Компьютер неумолим – вероятность удачного исхода операции составляет всего 65 %.