Глава 7

Райли Пэтриот жила в Нашвилле, штат Теннесси, в белом кирпичном доме с шестью белыми колоннами, белыми мраморными полами и сверкающим «мерседесом» в гараже В гостиной на белом ковре стояли белый концертный рояль и два белых дивана. Райли не позволяли входить в гостиную с тех пор, как в шесть лет она пролила на ковер виноградный сок.

И хотя сейчас Райли было уже одиннадцать, мать ничего не забывала и не прощала. Не только сок, но и множество других вещей...

Правда, теперь уже слишком поздно думать об этом. Десять дней назад на глазах множества свидетелей ее мать, Марли Моффат, оперлась на корабельный поручень, оказавшийся сломанным, и упала в реку Камберленд с верхней палубы старого колесного прогулочного судна «Олд глори». К сожалению, падая в воду, она ударилась обо что-то головой, к тому же была ночь, и ее слишком долго искали. Ава, десятимиллионная няня Райли, разбудила девочку, чтобы сообщить ей скорбную новость.

Теперь, полторы недели спустя, Райли пустилась в бега, чтобы найти брата.

Хотя она отошла от дома всего на квартал, майка уже липла к спине. Поэтому она расстегнула дутую розовую куртку. Брюки из сиреневого вельвета были двенадцатого размера, самой большой полноты и все равно сидели чересчур туго. У кузины Тринити был восьмой размер, малая полнота, но кости Райли, даже не обтянутые кожей, были шире восьмого размера, малой полноты.

Она перекинула тяжелый рюкзак на другую руку. Ее поклажа была бы куда легче, оставь она дома альбом с вырезками, но пойти на это она не могла.

Дома на улице, где жила Райли, располагались довольно далеко от дороги, некоторые стояли за оградой, поэтому тротуаров не было, зато фонари светили ярко, и Райли старалась побыстрее пробегать мимо них. Правда, вряд ли кто-то соберется ее искать.

Ноги стали зудеть, и она попыталась почесать их сквозь плотный вельвет, чем только ухудшила положение. К тому времени как она заметила побитый красный автомобиль Сэла в конце следующего квартала, ноги горели, как обожженные.

Он, как последний дурак, припарковался под фонарем и курил сигарету, быстро, нервно затягиваясь. Заметив девочку, он стал оглядываться с таким видом, словно с минуты на минуту ожидал появления полиции.

– Давай деньги, – велел он, когда она подошла к машине.

Райли не хотела находиться на свету, где всякий проезжавший мимо мог их видеть, так что проще было отдать деньги, чем спорить: меньше времени уйдет. Райли ненавидела Сэла. В свободное от школы время он работал в команде своего отца, ландшафтного дизайнера, но не этим была вызвана ненависть девочки. Просто ее тошнило, когда он вечно копался у себя в промежности, когда думал, что никто на него не смотрит, а еще плевался и говорил гадости. Но Сэлу уже исполнилось шестнадцать, и с тех пор, как он месяц назад получил водительские права, Райли использовала его как личного водителя. Не бесплатно, конечно. Водитель он был фиговый, но пока Райли самой не исполнится шестнадцать, особенно привередничать не приходилось.

Она вытащила деньги из переднего карманчика рюкзака.

– Пока сто долларов. Остальное – когда приедем на ферму.

Недаром она смотрела старые фильмы и знала, как следует расплачиваться с подозрительными типами.

У Сэла был такой вид, словно он собирается выхватить рюкзак и смыться. Но так или иначе, поживиться ему там было нечем, поскольку остаток денег она засунула в носок.

Он пересчитал банкноты, что она сочла весьма невежливым с его стороны. По ее мнению, вести себя так в ее присутствии все равно что назвать лгуньей и мошенницей.

Наконец, он сунул деньги в карман джинсов.

– Если мой старик обо всем узнает, он с меня шкуру спустит.

– От меня он ничего не узнает. Кроме тебя, здесь болтунов нет.

– А как насчет Авы?

– У нее Питер ночует. Она ничего не заметит.

Au pair[17] Райли два месяца назад приехала из Гамбурга. Питер был ее бойфрендом, и они только и делали, что трахались. Пока мать Райли была жива, Аве не позволялось приводить Питера в дом, но теперь он каждую ночь проводил у них. Только за завтраком Ава обнаружит, что Райли исчезла, а может, и тогда ничего не заметит, так как завтра нет занятий из-за учительской конференции по случаю окончания года. Кроме того, Райли приклеила на дверь записку, в которой сообщала, что у нее расстроился желудок, и просила не будить слишком рано.

Но Сэл так и не сел в машину.

– Я хочу двести пятьдесят. Совсем забыл про бензин.

Райли потянула за дверцу машины, но она оказалась закрытой. Девочка почесала ноги.

– Я дам тебе двадцатку сверху.

– Такая богатая и такая жадная!

– Двадцать пять, и то край. Я не шучу, Сэл. И не так-то уж срочно мне нужно уехать.

А вот это уже вранье. Чистое вранье. Если она не доберется до фермы брата, лучше уж закроется в гараже, заведет «мерседес» – это она умеет – и останется в машине, пока не задохнется. Никто не заставит ее выйти: ни Ава, ни тетя Гейл, ни даже папаша. Впрочем, плевать ему с высокой секвойи, даже если она сдохнет.

Но Сэл, должно быть, поверил, потому что наконец открыл машину. Она сбросила рюкзак на пол у переднего сиденья, забралась внутрь и пристегнула ремень. Внутри пахло табаком и несвежими гамбургерами. Райли вытащила из кармана рюкзака срисованный с карты путеводителя маршрут. Сэл отъехал от обочины, даже не посмотрев, нет ли рядом другой машины.

– Осторожнее!

– Расслабься. Сейчас полночь. На дороге никого нет.

У него были жесткие каштановые волосы. Несколько волосков росли и на подбородке, что, по его мнению, было очень круто.

– Ты должен выехать на шоссе сорок, – сообщила она.

– Можно подумать, я не знаю, – буркнул он, швыряя окурок в открытое окно. – По радио все время передают записи сестер Моффат. Бьюсь об заклад, ты сделаешь не меньше миллиона баксов!

У Сэла не было других разговоров, кроме как про деньги и секс, а Райли определенно не желала ничего слушать про секс. Поэтому она притворилась, будто изучает маршрут, хотя успела все запомнить наизусть.

– Повезло тебе, – продолжал Сэл. – Можешь всю жизнь не работать и только денежки загребать.

– Но я не могу ничего тратить. Все идет в мой трастовый фонд.

– А папочка? Небось не скупится!

Сэл вел машину одной рукой, но если она сделает ему замечание, он наверняка взбесится.

– Я видел твоего па на похоронах. Он даже поговорил со мной. Ничего мужик. Куда лучше твоей мамаши. Серьезно. Когда-нибудь у меня тоже будет такой прикид, как у него, и шикарный лимузин.

Райли не нравилось, когда люди говорили о ее отце, а они вечно стремились засыпать ее вопросами, словно рассчитывая, что она их познакомит, хотя он почти никогда не приезжал. И не слишком рвался увидеться с дочерью. Теперь, после гибели матери, отец собирался отправить ее в «Чатсуорт герлз», пансион, где все будут дразнить ее, потому что она жирная. А если кто и захочет с ней дружить, так только для того, чтобы познакомиться с ее отцом. Сейчас она ходила в Кимбл, но это не пансион, и даже учиться в одном классе с кузиной Тиффани все лучше, чем жить, как в тюрьме. Она умоляла отца позволить ей остаться в Кимбле и жить с Авой в маленькой квартирке, но тот сказал, что ничего не выйдет.

Поэтому она срочно должна найти брата.

На самом деле он был ее единокровным братом, и это держалось в секрете. Очень немногие люди знали об их родстве, и Райли тоже понятия не имела, что у отца есть еще один ребенок, если бы однажды не подслушала разговор мамы с ее старым бойфрендом. Ее мать была одной из сестер Моффат. Второй в дуэте была тетя Гейл, мать Тринити. Они выступали вместе с пятнадцати лет, но последние годы уже не имели такого успеха, а их новый альбом «Вечные радуги» плохо распродавался. Именно поэтому они и оказались на колесном корабле в ту ночь: ожидалась презентация для представителей радиостанций, приехавших в Нашвилл на какую-то конференцию.

Но теперь, после гибели матери, поднялась такая шумиха, что альбом сестер Моффат снова занял первое место в хит-парадах. Райли считала, что мать была бы счастлива это услышать, хотя трудно сказать наверняка, так ли это. Мать умерла в тридцать восемь лет. Тете Гейл сейчас тридцать шесть. Обе были тощими блондинками с большими сиськами. И за пару недель до гибели мать Райли отправилась к косметологу тети Гейл и сделала такие уколы, от которых губы становятся большими и пухлыми. Райли считала, что мать похожа на рыбу. Но та велела дочери держать свои дурацкие мнения при себе. Знай Райли, что мать упадет с парохода и утонет, в жизни не открыла бы рта.

Угол альбома с вырезками царапал ей щиколотку сквозь рюкзак. Жаль, что она не может вынуть его и взглянуть на снимки. Ей сразу становилось легче. Но сейчас...

Девочка схватилась за панель.

– Смотри, куда едешь! Красный горит!

– И что же? Все равно машин нет!

– Попадешь в аварию – потеряешь права.

– Не попаду!

Он включил радио, но тут же выключил.

– Бьюсь об заклад, твой па перетрахал не менее десятка тысяч девчонок.

– Может, заткнешься? – не выдержала Райли.

Ей ужасно хотелось закрыть глаза и представить, что она находится в другом месте, но если не следить за Сэлом, тот наверняка куда-нибудь врежется.

Она в миллионный раз принялась гадать, знает ли брат о ее существовании. Момент, когда она услышала о нем, был самым волнующим в ее жизни. Она сразу же завела тайный альбом, куда вклеивала статьи из Интернета и снимки, вырезанные из газет и журналов. На этих снимках он всегда выглядел веселым и счастливым, словно никогда не думал о людях плохо и ценил каждого по достоинству, даже если они были некрасивы, или костлявы, или слишком молоды.

Прошлой зимой она послала ему письмо в чикагскую штаб-квартиру «Старз», но ответа не получила. Правда, Райли понимала, что люди вроде ее отца и брата получали столько писем, что никогда не читали их сами. Когда «Старз» приехали в Нашвилл на игру с «Тайтенз», она придумала план, как увидеть брата. Собиралась потихоньку выбраться из дома, взять такси и приехать на стадион, а там проследить, из какой двери выходят игроки, и подождать брата. Она представляла, как окликнет его, как он повернет голову, а она скажет: «Привет, я Райли. Я твоя сестра»

И он счастливо улыбнется, а как только узнает ее поближе, позовет к себе жить или пригласит на каникулы, и ей не придется, как сейчас, оставаться с тетей Гейл и Тринити.

Но за день до матча у нее началась стрептококковая ангина, так что пришлось всю неделю провести в постели. С тех пор она сто раз звонила в административное здание «Старз», но как бы ни умоляла телефонистку, та неизменно отказывалась дать ей номер его телефона.

Они выехали за границу Нашвилла, и Сэл включил радио на полную громкость, так что даже сиденье Райли подрагивало. Она любила громкую музыку, но только не сейчас, когда нервы были натянуты.

Она узнала о ферме брата на следующий день после похорон, когда услышала разговор отца по телефону. Когда она поискала на карте город, упомянутый отцом, и обнаружила, что он находится в восточном Теннесси, то пришла в такой восторг, что даже голова закружилась. Из слов отца она поняла, что ферма находится недалеко от Гаррисона, и поскольку не могла его расспросить, пришлось пустить в ход таланты детектива.

Девочка знала, что люди покупают дома и фермы в риелторских агентствах, тем более что старый бойфренд матери гоже был риелтором. Поэтому она посмотрела в Интернете список риелторских фирм в Гаррисоне и поблизости, после чего стала звонить в каждую и объяснять, что ей четырнадцать лет и что в школе задали сочинение о людях, вынужденных продавать свои фермы.

Большинство риелторов оказались славными людьми и рассказали кучу историй о фермах, но поскольку все они еще продавались, девочка заключила, что брат не имеет к ним никакого отношения. Но два дня назад она наткнулась на секретаря одной фирмы, которая и поведала Райли о ферме Каллауэев, которую только сейчас купил знаменитый спортсмен, чье имя она не имеет права обнародовать. Женщина объяснила, где находится ферма, но когда Райли спросила, живет ли там сейчас знаменитый спортсмен, очевидно, что-то заподозрила и пробормотала, что у нее полно дел. Райли поняла, что брат сейчас там. По крайней мере она на это надеялась. Потому что, если его там не окажется, она не представляла, как быть дальше.

Теперь Сэл вел машину ровнее, может, потому что шоссе было совершенно прямым. Ткнув пальцем в ее рюкзак, он заорал, перекрывая музыку:

– Имеется что-нибудь пожрать?

Ей не хотелось делиться с ним едой, но тогда он остановится, заставит ее заплатить, и, кроме того, они задержатся в дороге. Поэтому она порылась в рюкзаке и вытащила чипсы с сыром.

– Что ты сказал своему отцу?

Сэл разорвал пакет зубами.

– Он думает, что я ночую у Джоуи.

Райли видела Джоуи только однажды, но он показался ей симпатичнее Сэла.

Она сообщила Сэлу номер съезда с дороги, хотя до него еще было далеко. Но Райли боялась, что если заснет, он промчится мимо, тем более, что чем дольше она смотрела на белую дорожную разметку, тем труднее становилось держать глаза открытыми...

Похоже, она все-таки задремала, потому что очнулась от ужасного скрежета тормозов, когда машина заскользила и завертелась волчком. Она ударилась плечом о дверь, а ремень больно врезался в грудь. По радио орал рэп, а дорожный щит надвигался прямо на них. Райли дико вскрикнула, осознав, что так и не увидит брата, и не станет заводчиком собак, когда вырастет.

Но за каких-то два шага до щита Сэл резко дернул руль, и машина остановилась. Она увидела его лицо в свете панельных индикаторов. Рот был открыт, а в ставших неестественно огромными глазах стыл ужас. Она тоже не хотела умирать, что бы там ни думала о «мерседесе» матери и гараже.

Снаружи стояла мертвая тишина. В машине надрывался рэпер, но Райли тихо подвывала, а Сэл жадно хватал воздух. Позади темнел съезд с шоссе, и дорога тоже была темная, если не считать фонаря, освещавшего дорожный щит с рекламой супермаркета.

Как бы сильно Райли ни стремилась отыскать брата, в эту минуту ей больше всего хотелось оказаться дома и в своей постели. Часы на панели показывали пять минут третьего.

– Перестань ныть, как ребенок! – взорвался Сэл – Лучше посмотри дурацкую карту.

Он развернулся прямо посреди дороги, и Райли на секунду зажмурилась. Под мышками было мокро, на лбу выступил пот Влажные волосы прилипли к голове. Дрожащими руками она разгладила листок с маршрутом. Сэл, не дожидаясь просьб, выключил радио. И она прочла, что им нужно проехать 5,9 мили по Смоуки-Холлоу-роуд, после чего повернуть направо на Каллауэй-роуд, где через 1,3 мили и должна находиться ферма.

Сэл заставил ее отдать ему еще один пакет чипсов. Она и сама поела немного рисовых хлопьев. Ей ужасно хотелось писать, но она не могла признаться в этом Сэлу, поэтому покрепче сжала ноги и понадеялась, что они скоро доберутся до места. Сэл уже не мчался с такой скоростью. После пережитого страха он держался за руль обеими руками и не включал радио. Из-за темноты они пропустили Смоуки-Холлоу-роуд, так что пришлось повернуть обратно.

– Что ты все прыгаешь? – злобно прошипел Сэл, словно из-за нее не сбавил скорости при съезде с шоссе.

Не могла же она сказать, что хочет писать!

– Радуюсь, что мы почти приехали.

Она что было сил вглядывалась в темноту в поисках таблички с названием фермы, когда сотовый Сэла разразился трелями. Оба подскочили от неожиданности.

– Черт, – выругался Сэл, ударившись локтем о дверцу в попытке вытащить его из куртки.

Сейчас он выглядел таким же перепуганным, как тогда на шоссе, и вместо голоса из горла вырвался писк:

– Алло?

Даже со своего места Райли слышала, как разоряется его отец, грозя немедленно вызвать полицию, если сын тут же не окажется дома. У бедняги Сэла, страшно боявшегося грозного папаши, был такой вид, словно он сейчас заплачет. Закрыв телефон, он остановил машину посреди дороги и, в свою очередь, стал орать на Райли:

– Отдавай мне деньги! Прямо сейчас!

Он выглядел настоящим психом. Райли прижалась к дверце.

– Как только мы доберемся до места.

Он схватил ее за отвороты куртки и стал тряски. Крохотный пузырек слюны показался в уголке его рта.

– Отдавай деньги или пожалеешь.

Раили вырвалась, но он так сильно напугал ее, что она сбросила туфлю.

– Деньги здесь.

– Пошевеливайся! Я хочу получить все.

– Сначала довези меня до фермы.

– Хочешь, чтобы я тебя ударил?

Она поняла, что он готов на все, поэтому стащила носок и выхватила оттуда банкноты.

– Я отдам тебе все, когда мы доберемся до места.

– Нет, сейчас, – прохрипел он, выворачивая ей руку.

Изо рта пахнуло сырными чипсами и чем-то прокисшим.

– Отпусти меня!

Он силой разжал ее пальцы и схватил деньги, после чего расстегнул ремень безопасности и, перегнувшись через Райли, распахнул дверцу.

– Проваливай!

Райли заплакала от страха.

– Сначала отвези меня на ферму. – прорыдала она. – Не бросай меня, пожалуйста.

– Сейчас же убирайся! – рявкнул он, сильно ее толкнув.

Она попыталась схватиться за ручку дверцы, но промахнулась и вывалилась из машины.

– Попробуй кому-то рассказать! – заорал он. – Только пасть раскрой и сильно пожалеешь!

Он выбросил ее рюкзак, захлопнул дверцу и отъехал. Она лежала посреди дороги, пока шум мотора не заглох. Тишину нарушал только ее плач. Было ужасно темно. Самая темная ночь в ее жизни. Ни одного фонаря, как в Нашвилле, и даже луны не было видно, только сероватое пятно в облаках, на том месте, где полагалось быть луне.

Она услышала нечто похожее на шарканье и сразу же вспомнила фильм, где маньяк выскочил из леса, похитил девочку, потащил в свой дом и разрезал на кусочки. От таких мыслей стало совсем плохо, и она, схватив рюкзак, побежала по дороге к полю.

Ушибленный локоть болел, нога ныла, а писать хотелось так, что она даже подпустила в трусы. Кусая губы, Райли стала возиться молнией. Брюки были такими тесными, что стянуть их удалось не сразу. Все это время она не спускала глаз с леса по другую сторону дороги. К тому времени, когда она облегчилась и нашла бумажный платок, глаза уже привыкли к темноте, и оказалось, что из леса так никто и не появился, но зубы по-прежнему стучали от страха.

Она припомнила маршрут. Каллауэй-роуд должна быть совсем близко, а когда она найдет ее, останется прошагать до фермы немногим меньше полутора миль, а это не слишком далеко. Беда в том, что она не помнила направления, в котором ехала машина.

Райли вытерла нос рукавом куртки. Когда Сэл вытолкал ее из машины, она покатилась по бетону и спутала направление. Она поискала табличку, но, поскольку дорога шла в гору, так ничего и не обнаружила, кроме непроглядного мрака. Может здесь проедет хоть одна машина? Но что, если за рулем будет сидеть маньяк? Или серийный убийца?

Райли решила, что когда позвонил отец Сэла, они скорее всего ехали в гору, и хотя не была ни в чем уверена, все же схватила рюкзак и стала подниматься на холм, потому что не могла оставаться на одном месте. Ночь была наполнена самыми странными звуками. Зловеще заухала сова, ветер шелестел в деревьях, какие-то твари шуршали в траве, и Райли надеялась, что это не змеи. Змей она ужасно боялась. И как бы ни старалась сдержаться, из горла рвались тихие плачущие стоны.

Она стала думать о матери. Когда Ава сообщила о ее гибели, Райли вырвало в корзинку для мусора. Сначала она жалела себя и гадала, что теперь с ней будет. Но потом вспомнила, как мать пела ей колыбельные, когда Райли была хорошенькой забавной малышкой. До того, как она растолстела и мать перестала ее любить.

Во время похорон Райли все время представляла, что испытала мать, когда ее легкие стали наполняться водой. Под конец она так расплакалась, что Аве пришлось вывести ее из церкви. Потом отец запретил ей идти на кладбище и даже сильно поругался из-за этого с тетей Гейл. Но отец в отличие от остальных не боялся тети Гейл, поэтому Ава увезла Райли домой, позволила есть столько пирожных со взбитыми сливками, сколько захочется, после чего уложила в постель.

Ветер ерошил волосы Райли. Темно-каштановые. Не то что блестящие светлые локоны, как у матери, тети Гейл и Тринити.

«Очень красивый цвет, Райли. Как у кинозвезды», – скажет брат и улыбнется. И они станут лучшими друзьями.

Чем выше она поднималась, тем труднее становилось дышать, и тем упорнее ветер старался столкнуть ее вниз. Может, мама сейчас там, на небесах, смотрит на нее и старается ей помочь? Нет. Даже если она и на небесах, наверняка курит и болтает с друзьями по телефону.

Толстый вельвет растер нежную кожу между бедрами, в груди горело. Если она идет в нужном направлении, к этому времени должна бы уже появиться табличка с названием фермы. Рюкзак тяжелел с каждой минутой, и ей пришлось тащить его за собой. Если она умрет здесь, волки скорее всего объедят ее лицо, прежде чем тело обнаружат, и никто не узнает, что это она, Райли Пэтриот.

Не успела она добраться до вершины холма, как увидела погнутую металлическую табличку «Каллауэй-роуд». Указатель тоже показывал вверх. Покрытие дороги потрескалось, и Райли споткнулась. Брюки треснули, и она снова заплакала, но заставила себя подняться. Дорога состояла из бесконечных поворотов, которые еще больше пугали ее. Неизвестно, что окажется за следующим.

Было уже почти все равно, умрет она или нет, но очень не хотелось, чтобы волки объели ее лицо, поэтому приходилось идти дальше. Наконец, Райли оказалась на вершине. Попробовала глянуть вниз: может, удастся рассмотреть ферму, – но тьма сгустилась еще больше.

Она начала спускаться с холма, и пальцы ног неприятно уперлись в кроссовки.

Но вот лес немного расступился, и она увидела проволочную ограду. Холодный ветер обдувал ее щеки, но спина под дутой розовой курткой была мокрой. Ей казалось, что она уже прошагала сотню миль. Что, если она минует ферму и даже не заметит этого?

У подножия холма что-то чернело. Волк?

Сердце Райли заколотилось.

Она остановилась. Может, скоро настанет утро?

Но утро все не наставало. И черный силуэт не двигался. Она осторожно шагнула вперед и, подойдя ближе, увидела, что это просто старый почтовый ящик. Наверное, сбоку что-то написано.

Только в темноте ничего не разберешь, да и вряд ли там значится имя брата, поскольку и он, и отец старались скрыть от посторонних, где живут.

Все же это, должно быть, его ферма!

Поэтому она свернула.

Эта дорога оказалась самой разбитой. Один гравий, без всякого покрытия. А большие деревья по обе стороны делали тьму непроглядной. Она снова упала и ободрала ладони.

Наконец, за очередным поворотом деревья расступились, и она увидела дом, но в окнах не горел свет. Ни в одном. В ее нашвиллском доме было установлено специальное устройство, включающее и выключающее свет, чтобы обмануть грабителей, когда хозяева отсутствуют. Жаль, что в этом доме нет ничего подобного, но в сельской местности, похоже, о таких вещах понятия не имеют.

Она взвалила на спину рюкзак и подобралась ближе. И увидела еще несколько строений. Что-то вроде сараев. Ей следовало бы подумать о том, что делать, если все спят. Мать ненавидела, когда ее будили слишком рано. Может, и брату это тоже не понравится А что, если его вообще здесь нет? Если он по-прежнему в Чикаго?