Глава 6

Когда водитель уехал, Дин сунул пальцы в задние карманы и обошел фургон с таким видом, словно ему только что доставили новую машину. Блу, не дожидаясь его, ступила на подвесную ступеньку и открыла дверь.

Темно-красный интерьер оказался столь же заманчивым, как внешний облик фургона. Каждая поверхность, от балок, изгибавшихся по выгнутому потолку, до деревянных реек на стенах и панелей между рейками, была разрисована пляшущими единорогами, вьющимися лозами и причудливыми цветами. В глубине вагона висел шелковый занавес, отделанный бахромой и сдвинутый в сторону. За ним виднелась кровать, напомнившая Блу о корабельной койке. По левой стороне стояла еще одна кровать. За ней стоял раскрашенный буфет с двойными дверцами. Небольшие предметы мебели, подготовленные для перевозки, были завернуты в толстую бумагу.

В фургоне было два миниатюрных окна: одно в центре боковой стены, другое – над кроватью в задней части. На обоих висели белые кружевные занавески, как в кукольном доме. Занавески придерживались петлями из фиолетовой тесьмы. На одной стороне рядом с плинтусом был нарисован коричневый кролик, жующий вкусный стебелек клевера.

Внутренность фургона была такой уютной, настолько абсолютно совершенной, что Блу захотелось плакать. Она и заплакала бы... если бы только не забыла, как это делается.

Вошедший Дин тоже огляделся.

– Потрясающе.

– Должно быть, обошелся тебе в целое состояние.

– Она заключила выгодную сделку.

И без пояснений было понятно, кто такая она.

Только в центре фургон был достаточно высок, чтобы Дин мог выпрямиться во весь рост. Он стал снимать обертку с деревянного столика.

– В Нашвилле есть парень, который занимается реставрацией таких кибиток. Так их называют. Какой-то звукозаписывающий магнат, заказавший его, отступился от сделки.

Кибитка. Слово понравилось Блу. Было в нем нечто экзотическое.

– Как это Эйприл удалось уговорить тебя на покупку?

– Объявила, что фургон – самое подходящее место, чтобы складировать пьяных гостей. Кроме того, у многих моих друзей есть дети, и я подумал, что им будет интересно поиграть здесь.

– Кроме того, ты решил, что будет классно владеть такой шикарной вещью. Единственная цыганская кибитка во всей округе, верно?

Он не стал отрицать.

Блу провела ладонью по стенам.

– Большинство узоров нанесено по шаблону, но есть и ручная работа. Неплохо сделано.

Дин принялся шарить по углам. Открыл буфет, вытащил ящички, исследовал бра из кованого железа в виде морского конька.

– Здесь есть электропроводка, так что нужно потолковать с электриком и провести сюда свет.

Блу не хотелось уходить, но он придержал дверь, и пришлось выйти во двор. Электрик сидел на корточках перед распределительной коробкой. Стоявший рядом радиоприемник передавал старые песни. В нескольких шагах стояла Эйприл с блокнотом в руке, изучая бетонную плиту. Блу вспомнила, что Дин сегодня ни разу не упомянул об отъезде матери.

Песня кончилась, и зазвучали вступительные аккорды одной из баллад Джека Пэтриота – «Прощай, до встречи».

Дин словно споткнулся. Заминка была такой незначительной, что Блу ничего не заметила бы, не поведи себя Эйприл так же странно. Резко вскинув голову, она захлопнула блокнот.

– Выключи это, Пит.

Электрик уставился на нее, не спеша выполнить просьбу.

– Ладно, не стоит.

Эйприл сунула блокнот под мышку и устремилась к дому. Одновременно с ней Дин направился на передний двор. Намерение поговорить с электриком было забыто.

Блу принялась бродить по разросшемуся саду. Вместо того чтобы придумать, как добраться в город и поискать работу, она размышляла над тем, чему стала свидетелем.

Джек Пэтриот смолк, и сестры Моффат запели «Позолоченные листья». С недавних пор, после гибели Марли, все радиостанции считали своим долгом транслировать хиты сестер Моффат, обычно в паре с балладой Пэтриота «Прощай, до встречи», что Блу находила несколько странным, поскольку они развелись много лет назад.

Перебирая все это в памяти, она зашагала к дому.

Трое мужчин, переговаривавшихся на незнакомом ей языке, устанавливали на кухне угольно-черные рабочие столы из мыльного камня. Эйприл сидела в обеденном уголке, хмуро разглядывая страницу блокнота.

– Вы художница. Помогите мне, – попросила она Блу. – С одеждой у меня проблем нет, но я не слишком хорошо рисую архитектурные детали, тем более, что сама не уверена, чего хочу.

Блу надеялась стащить еще один пончик, но в коробке остались только пятна от желе и немного сахарной пудры.

– Мы строим крытое крыльцо, – продолжала Эйприл.

Блу села рядом и взглянула на рисунок.

– Не хочу, чтобы крыльцо выглядело так, словно пристроено

к полуразрушенной рыбацкой хижине, – пояснила Эйприл. – Мне хочется иметь большие окна, прорезанные над решетчатыми стенами, чтобы света было как можно больше, а также карнизы, чтобы крыльцо не казалось неестественно высоким, но не знаю, как это лучше сделать.

Блу, немного подумав, начала делать наброски.

– Мне нравится, – кивнула Эйприл. – Не могли бы вы нарисовать заднюю стену? И окна?

Блу послушно нарисовала каждую стену, следуя описанию Эйприл. Та внесла несколько изменений, и вместе они пришли к соглашению.

– Вы молодец, – похвалила Эйприл, когда рабочие пошли на перекур. – Не могли бы сделать для меня кое-какие наброски интерьера? Но может, я слишком многого хочу? Вы так и не сказали, как долго собираетесь здесь пробыть и какие отношения у вас с Дином.

– Мы помолвлены, – сообщил Дин с порога.

Женщины не слышали, как он подошел. Дин поставил пустую кружку от кофе рядом с плитой и стал рассматривать творчество Блу.

– Она уедет только вместе со мной.

– Помолвлены? – переспросила Эйприл.

Дин не поднял глаз от блокнота.

– Совершенно верно.

Блу едва сдержалась, чтобы не закатить глаза к небу. Опять он доводит Эйприл! Хочет напомнить матери, как мало она значит для него. Показать, что настолько презирает ее, что даже не удосужился сообщить о своей женитьбе! Какая подлость по отношению к человеку, почти что лежащему на смертном одре!

– Поздравляю, – бросила Эйприл, откладывая карандаш. – И как долго вы знакомы?

– Достаточно давно, – заверил он.

Блу не могла и дальше оставлять Эйприл в заблуждении относительно того, будто между ними что-то было прошлой ночью.

– Хочу объяснить, что, хотя мы спали в одной постели, я была полностью одета.

Эйприл скептически вскинула брови. Блу постаралась принять смиренный вид.

– В тринадцать лет я приняла обет целомудрия.

– Ч-что? – ахнула Эйприл.

– Не принимала она никакого обета, – вздохнул Дин.

Честно говоря, Блу действительно дала такой обет, хотя даже в то время сомневалась, что исполнит его. Но она давно бы примирилась с Богом, если бы не сестра Люк, которая и втравила ее в это дельце.

– Дин не соглашается со мной, но я считаю, что брачная ночь должна стать событием. Поэтому сегодня же перебираюсь в кибитку.

Дин фыркнул.

Эйприл долго смотрела на Блу, прежде чем перевести взгляд на Дина.

– Она... прелестна.

– Не трудись, – отмахнулся он, кладя блокнот на стол. – Можешь смело говорить все, что думаешь. Поверь, я высказался гораздо откровеннее.

– Эй!

– Впервые я увидел ее на уличном карнавале, – продолжал Дин, – рассматривая рабочие столы. – Она просунула физиономию в деревянную резную рамку, чем и привлекла мое внимание. Ты должна признать, что лицо у нее необычное. К тому времени, как я увидел ее фигуру, было уже слишком поздно.

– На случай, если ты не заметил, я здесь сижу, – напомнила Блу.

– Не заметила в ней ничего плохого, – не слишком убедительно заверила Эйприл.

– У нее полно других изумительных качеств, – сообщил Дин, изучая петли на дверце буфета. – Так что на остальные я смотрю сквозь пальцы.

Блу прекрасно видела, какое направление принимает разговор, и поэтому провела пальцем по горкам сахарной пудры на дне коробки из-под пончиков.

– Не все разбираются в модах, Дин. И это не такой уж большой грех.

– Кто бы говорил! Женщина, на которую все здешние мужчины смотрят с обожанием!

– Она обещала, что, когда мы поженимся, покупать ей одежду буду я, – объявил Дин.

Взгляд Блу остановился на холодильнике.

– Там, случайно, не найдется яиц и немного сыра для омлета?

Серебряные серьги Эйприл запутались в длинных волосах.

– Тебе придется жить с этим, Блу. В три года он закатывал истерики, если костюмчик от Андерус плохо сидел. В третьем классе он носил одежду только от «Оушн пэсифик», а в старших классах – от Ральфа Лорена. Клянусь, он научился читать по одежным этикеткам!

Оказалось, что Эйприл сделала ошибку, пустившись в воспоминания. Губы Дина пренебрежительно искривились.

– Удивительно, что ты запомнила столько деталей, прожив все то время в бессознательном состоянии, – усмехнулся он, подходя к Блу.

Судя по тому, как властно он положил руку ей на плечо, она задалась вопросом, не была ли изобретена помолвка специально для того, чтобы безоговорочно привлечь ее на свою сторону. Бедняга и не подозревал, что в лице Блу столкнулся с истинным Бенедиктом Арнолдом[16].

– На тот случай, если Дин не снизошел до того, чтобы рассказать о своей матери, – отчетливо выговорила Эйприл, – я была наркоманкой.

Блу не знала, как реагировать на такое признание.

– И фанаткой. Спала с рок-музыкантами, – спокойно продолжала Эйприл. – Детство Дина проходило либо с няньками, либо в пансионах, и все для того, чтобы я могла осуществить свою мечту: заторчать и заташить в постель как можно больше рок-звезд.

Блу действительно не имела понятия, как на это реагировать. Дин снял руку с ее плеча и отвернулся.

– Э... давно вы распрощались с прошлым? – спросила она наконец.

– Немногим более десяти лет назад. Сначала работала на других. Последние семь лет – на себя.

– Чем вы занимаетесь?

– Я стилист и консультант по вопросам моды в Лос-Анджелесе.

– Стилист? Здорово! И что входит в ваши обязанности?

– Ради Бога, Блу...

Дин схватил свою кружку и поставил в раковину.

– Работаю с актрисами. Голливудскими женами. Женщинами, у которых больше денег, чем вкуса, – пояснила Эйприл.

– Словом, гламурная работа.

– Скорее дипломатическая.

Такие вещи были вполне понятны Блу.

– Убеждаете пятидесятилетнюю звезду «мыльных опер» отказаться от мини?

– Осторожнее, Блу, – предупредил Дин. – Ты переходишь на личности. Эйприл пятьдесят два, но, бьюсь об заклад, ее шкаф набит мини всех цветов.

Блу с завистью оглядела бесконечно длинные ноги его матери.

– И бьюсь об заклад, каждое выглядит потрясающе.

Дин отошел от раковины.

– Поедем в город. Мне нужно кое-что купить.

– Заодно зайдите в бакалею, – попросила Эйприл. – В коттедже у меня есть продукты, но здесь почти ничего не осталось.

– Обязательно, – пообещал Дин и, схватив Блу за руку, шагнул к двери.

Едва машина вылетела на шоссе, Блу нарушила тяжелое молчание:

– Я не стану лгать ей. Если она спросит, какого цвета будут платья подружек невесты, я скажу правду.

– Никаких подружек, а следовательно, никаких проблем, – прошипел он. – Мы сбежим в Вегас.

– Любой, кто меня знает, поймет, что я в жизни не сбегу в Вегас.

– Но она тебя не знает.

– Зато знаешь ты. Пожениться в Вегасе – все равно что признаться перед всем миром, что ты слишком ленив и неорганизован, чтобы придумать план получше. Я слишком горда для такого.

Он включил радио на полную громкость, чтобы заглушить ее голос. Блу не любила ошибаться в людях, особенно в мужчинах, и не могла смотреть сквозь пальцы на его жестокость по отношению к матери. Поэтому она приглушила звук и принялась изводить «жениха»:

– Я всегда хотела поехать на Гавайи, но до сих пор это было мне не по карману. Думаю, мы поженимся там. На берегу модного курорта и на закате солнца. Я так рада, что нашла богатого мужа!

– Мы не женимся!

– Совершенно верно! – рявкнула она. – Поэтому я и не желаю лгать твоей матери.

– Ты у меня на жалованье или нет?

Блу села прямее.

– Разве? Давай поговорим на эту тему.

– Не сейчас, – отмахнулся он так раздраженно, что она сочла

за лучшее временно замолчать.

Они проехали сначала заброшенную хлопкопрядильную фабрику, почти утонувшую в зарослях, потом ухоженный парк мобильных домов с полем для гольфа и плакатом, рекламирующим вечера караоке по пятницам. То тут, то там, на старом плуге или колесе от телеги виднелись почтовые ящики. Когда Блу надоело рассматривать пейзажи, она решила предпринять еще одну тихую атаку на личную жизнь самозваного жениха.

– Поскольку мы помолвлены, не считаешь, что пора рассказать мне о своем отце?

Его пальцы сильнее, чем следует, сжались на рулевом колесе.

– Нет.

– Я умею делать выводы и соединять разрозненные факты.

– Отсоедини их.

– Это сложно. Как только мне в голову приходит идея…

Он бросил на нее убийственный взгляд:

– Я не желаю говорить о своем отце. Ни с тобой и ни с кем на свете.

Она немного поспорила с собой, прежде чем двинуться дальше:

– Если действительно хочешь сохранить его имя в секрете, не стоит впадать в бешенство каждый раз, когда по радио поет Джек Пэтриот.

Дин разжал пальцы.

– Ты слишком все драматизируешь, – чересчур небрежным тоном бросил он. – Мой отец недолго пробыл барабанщиком в оркестре Пэтриота, вот и все.

– Единственным барабанщиком в группе был Энтони Уилнис. И поскольку он чернокожий...

– Плохо знаешь историю рока, беби. Почти все турне «Юниверсал оуменс» Уиллис просидел со сломанной рукой.

Может, Дин и правду говорит, но Блу почему-то так не думала. Эйприл не скрывала своего рок-н-ролльного прошлого, и Блу видела, как оба они застыли, когда по радио передавали «Прощай, до встречи». От одной возможности того, что Дин может быть сыном Пэтриота, у нее голова шла кругом. Она была влюблена в рок-звезду с десяти лет. И где бы ни жила, всегда таскала за собой его записи и журнальные вырезки с его портретами, вклеенные в школьные тетради. Его песни делали ее одиночество менее мучительным.

Дорожный знак возвестил о том, что они добрались до Гаррисона. Вторая табличка объявляла, что город продается, и потенциальные покупатели могут обращаться к Ните Гаррисон.

– Видел?! – удивленно воскликнула Блу. – Как можно продавать целый город?!

– Не так давно на аукционе в Интернете был продан такой же город, – пожал плечами Дин.

– Да, ты прав. А помнишь, как Ким Бейсингер купила тот маленький город в Джорджии? Я все забываю, что это Юг. Здесь случается много всего такого, чего не бывает в других местах. То есть возможен любой идиотизм.

– На твоем месте я держал бы это мнение при себе, – посоветовал он.

Они миновали похоронный зал и церковь. Большинство домов из рыжеватого песчаника в деловой части города, занимавшей ровно три квартала, выглядели так, словно были построены в начале двадцатого века. На широкой главной улице с двух сторон тянулись диагональные автостоянки. Блу заметила ресторан, аптеку-закусочную, пекарню и магазин подержанных вещей. Чучело оленя с табличкой «Открыто», свисавшей с его рога, охраняло дверь антикварного магазинчика «Чердак тетушки Миртл». По другую сторону раскинулся парк со старыми деревьями, квадратными часами с циферблатами на каждой стороне и чугунными фонарными столбами, увенчанными белыми шарами. Дин остановил машину у аптеки.

Блу не особенно поверила его заявлению насчет жалованья, но сможет ли она найти работу в таком маленьком городе?

– Ты ничего странного не заметил? – спросила она, когда Дин выключил зажигание.

– Странного? Помимо тебя?

– Ни одного заведения фастфуд. Никаких закусочных быстрого питания на шоссе. Ни одного ресторана для автомобилистов. Куда все подевались? Если убрать с улиц машины и не обращать внимания на моды, трудно понять, какой сейчас год.

– Интересно, что именно ты заговорила об одежде, – хмыкнул он, оглядывая ее шорты и майку. – Похоже, ты понятия не имеешь о дресс-коде, который обязателен для новой работы. Или не прочла памятной записки?

– Это дерьмо? Я ее выбросила.

В окне парикмахерской «Барбс трессиз энд дей спа», рядом с аптекой, показалось женское лицо. В страховом агентстве на противоположной стороне улицы из-за плаката, объявлявшего о церковной благотворительной распродаже, выглянул лысеющий мужчина. Вероятно, сейчас в каждом окне каждого дома на этой улице виднеется чья-нибудь физиономия. В таком маленьком городке новость о прибытии столь знаменитого соседа распространилась в считанные минуты.

Блу вошла в аптеку вслед за Дином, сохраняя почтительное расстояние в три шага, что еще больше обозлило его, хотя он сам затеял перепалку и с утра придирался к ней. Он тут же исчез в глубине помещения, пока Блу говорила с кассиршей. Работы, естественно, для нее не нашлось.

В аптеку почти вбежали две женщины: белая и черная. За ними появился мужчина из страхового агентства, в сопровождении пожилой особы с мокрыми волосами. За ними влетел тощий парень с пластиковым бейджиком, удостоверявшим, что его зовут Стив.

– Вот он, – объявил страховой агент остальным.

Все, вытянув шею, уставились на Дина. Сцену дополнило вторжение женщины в розовом деловом костюме. Каблуки серо-коричневых лодочек звонко цокали по кафельным плиткам пола. На вид она была ровесницей Блу: слишком молода для таких залаченных волос. Впрочем, не Блу критиковать чужие прически. Она и сама бы подстриглась, если бы не пришлось так внезапно покинуть Сиэтл.

Блу едва успела подвинуться к прилавку с косметикой, как женщина, с благоговейным придыханием произнося имя Дина, воскликнула:

– Дин! Я только что услышала, что ты приехал на ферму, и как раз собралась навестить тебя, но по пути узнала, что ты уже здесь.

Блу отвела взгляд от косметики как раз вовремя, чтобы увидеть, как лицо Дина, равнодушно смотревшего на вновь прибывшую, неожиданно просветлело.

– Моника! Рад тебя видеть.

В руке он держал маникюрные ножницы, лейкопластырь и пакет чего-то, похожего на гелевые вкладыши в туфли. И никаких презервативов.

– Господи, весь город просто на ушах стоит! – продолжала Моника. – Все ждали твоего появления. Твоя экономка просто поразительна! Надеюсь, ты с первого взгляда влюбился в свой новый дом.

– Совершенно верно, поразительна.

Моника упивалась разговором, как ледяным стаканом сладкого чаю.

– Надеюсь, ты немного побудешь с нами.

– Пока не знаю. Это зависит от некоторых обстоятельств.

– Но не можешь же ты уехать, пока не познакомишься с влиятельными лицами Гаррисона! Буду, счастлива устроить небольшую коктейль-пати и представить тебя всем, – объявила Моника, вцепившись в его руку. – Уверена, тебе здесь понравится.

Он привык к назойливому вниманию окружающих и поэтому уе отстранился, но кивнул в сторону прилавка с косметикой.

– Я хочу представить тебе кое-кого. Блу, подойди сюда и познакомься с моим риелтором.

Блу подавила инстинктивный порыв нырнуть за прилавок. А вдруг эта женщина поможет ей найти работу!

Изобразив по возможности самую дружелюбную улыбку, она направилась к парочке. Дин высвободился из чересчур цепкой хватки риелтора и обнял Блу за плечи.

– Блу, это Моника Доил. Моника, это моя невеста. Блу Бейли.

Теперь он откровенно наслаждался.

– Мы собираемся пожениться на Гавайях. На пляже, в лучах закатного солнца. Блу хотела ехать в Вегас, но для таких эскапад я слишком организованный человек.

Странно. Он вполне способен отбиться от женщин, не прибегая к помощи воображаемой невесты, но, очевидно, слишком ленив, чтобы отмахиваться от всех трусиков, сыплющихся на него.

Все же нужно признать, что Блу сильно удивилась.

Лицо Моники сразу погасло, но она мужественно скрывала свое разочарование, быстро-быстро похлопав глазами и постаравшись как можно внимательнее рассмотреть Блу. Особенно ее поразила камуфляжная майка, позаимствованная из прачечной самообслуживания после того, как месяц провисела на доске объявлений.

– Вы очень милы, – вынесла наконец приговор Моника.

– По крайней мере Дин так считает, – скромно подтвердила Блу. – Но я все еще не понимаю, как ему удалось преодолеть мое отвращение к спортсменам.

Он предостерегающе стиснул ее, но не рассчитал сил, и она уткнулась носом ему в подмышку, пахнувшую восхитительно дорогим мужским дезодорантом, одним из тех, которые продаются в стеклянных фаллических флаконах и с логотипом дизайнера на пробке. Блу не спешила высвободиться, но все же, поняв, как неприлично это выглядит, высунула голову.

– Я увидела табличку «Продается» на въезде в город. Что это значит?!

Моника поджала обведенные карандашом накрашенные губы.

– Нита Гаррисон в своем мерзком репертуаре, вот и все. Некоторые люди вообще не стоят упоминания. Мы стараемся не обращать на нее внимания.

– Но это правда? – настаивала Блу. – Город действительно продается?

– Полагаю, это зависит от того, что вы подразумеваете под понятием «город».

Блу попыталась было спросить, что подразумевает сама Моника под понятием «город», но та уже созывала переминавшихся в проходе людей, представляя Дину одного за другим.

Уйти им удалось только минут через десять.

– Я разрываю помолвку, – проворчала Блу, следуя за Дином к машине. – От тебя одни неприятности.

– Но, милая, надеюсь, наша любовь достаточно сильна, чтобы выдержать несколько толчков на жизненной дороге, – возразил Дин, останавливаясь у газетного автомата.

– Пойми, объявив меня своей невестой, ты выставляешь себя на посмешище, – терпеливо объяснила она. – Эти люди не слепы. Вместе мы выглядим по меньшей мере странно.

– У тебя серьезные проблемы с самооценкой, – заметил он вынимая мелочь из кармана.

– У меня? Сам подумай: никто не поверит, что такая умница, как Блу Бейли, западет на пустоголового типа вроде тебя.

Он проигнорировал ее колкость и вытащил газету. Она встала перед ним.

– Прежде чем мы отправимся в бакалею, мне нужно узнать насчет работы. Почему бы тебе не поесть в ресторане, пока я навожу справки?

Дин сунул газету под мышку.

– Я уже сказал: ты работаешь на меня.

– И каковы же мои обязанности? – осведомилась Блу – Сколько ты платишь?

– Об этом не волнуйся.

Все утро он злился на нее, и это ей не нравилось. Не ее вина, что его мать умирает. Ладно-ладно, это ее вина, но он-то этого не знает, и нечего наказывать Блу за несчастья Эйприл.

Стоило им подойти к бакалейной лавке, как их снова окружила толпа. Все стремились познакомиться с Дином. Он был сердечен и добр с местными обитателями, от прыщавого продавца до старого калеки в кепи с эмблемой ветеранов иностранных войн. Дети постарше были в школе, но он гладил лысые головки новорожденных, тряс слюнявые кулачки и даже завел интересную беседу с очаровательной трехлеткой по имени Реджи, не желавшую пользоваться горшочком. Ничего не скажешь, Дин был самым абсурдным сочетанием эгоизма и порядочности, которое она когда-либо встречала в человеке, хотя порядочность, похоже, заканчивалась, когда речь заходила о ней.

Пока он отдавал дань собственной популярности, она ускользнула за покупками. Выбор в магазине был невелик, но основные продукты имелись. Дин подошел, когда она уже стояла в очереди к кассе, и вынул свою карточку «Виза». Блу молчаливо стерпела унижение. Но так больше продолжаться не может. Ей нужны свои деньги.

Дин выгрузил продукты и, оставив Блу решать, куда их положить, вернулся во двор, чтобы загнать машину в сараи.

Интересно, что даже Аннабелла не знала, кто его отец, а Блу все разнюхала после четырех дней знакомства! Ну у нее и интуиция! А хитрости так просто вагон!

Приходилось все время держать ухо востро, чтобы обыграть ее.

Очистив в сарае место для машины, он поискал лопату и мотыгу и пошел в атаку на сорняки, заполонившие фундамент. Вдыхая запах жимолости, он точно вспомнил, почему купил эту ферму вместо дома на побережье южной Калифорнии, о котором всегда мечтал. Здесь ему было хорошо. Он полюбил старый дом и холмы его охранявшие. Приятно сознавать, что эта земля – часть чего-то более основательного, чем футбольный матч. Но больше всего ему нравилось одиночество. Никакой людный пляж южной Калифорнии не мог бы дать ему этого. А если уж так захочется искупаться в океане, он всегда может сесть в самолет.