Хью Пентикост
      Обожравшийся каннибал
      Перевод И. Турбина
      Часть первая
      Глава 1
      Сегодня понедельник. А в ближайшую субботу -- день рождения Великого Человека. Это будет расточительное, но лишенное души празднество, от одной мысли о котором мистер Пьер Шамбрэн почувствовал себя в таком же напряжении, в каком ему довелось побывать только один раз в жизни -- утром в день "Д", когда в прибрежном городке Британии они ждали приказа Эйзенхауэра наступать. Он уже принимал участие в проведении одного приема, который давал Великий Человек, но тогда отнесся к нему с детской наивностью, хотя был одним из самых опытных гостиничных управляющих, известным человеком в этом бизнесе. Любой прием, независимо от его сложности и стоимости, не вызвал бы у него такого отношения. Однако теперь Шамбрэн уже кое-что знал. Этот Великий Человек -- просто гений по части превращения простых детских вещей в сущий ад, изощренный садист, который не оставит в покое никого из штата отеля и будет держать всех в состоянии безумия в течение целых шести дней.
      Он ощутил беспокойство от одержимости Великого Человека утром в понедельник и понимал, что оно продлится до раннего утра воскресенья, когда вконец измотанная команда официантов, их помощников и портье начнет устранять хаос, который останется в бальном зале "Бомонда" после двухсот пятидесяти гостей.
      Это беспокойство не было связано ни с излишней нервозностью, ни тем более с трусостью. Во время войны Шамбрэн был более чем хорошим солдатом, потому что отличался от тех тупоголовых героев, которые бросались навстречу опасности, не оценивая степени риска. Его живое воображение позволяло ему всегда ее предвидеть и проявлять реальную храбрость. Да и рутинные обязанности главного менеджера отеля "Бомонд" сталкивали Шамбрэна с самыми неожиданными ситуациями, каждая из которых требовала от него и такта, и железных нервов. Несмотря на репутацию самого шикарного отеля Нью-Йорка, в "Бомонде" часто возникали мелкие, но неприятные проблемы. Здесь всегда было много пьяных, случались драки, ходили девушки по вызову -- самые дорогие в Нью-Йорке, но все же девушки по вызову. Бывали вздорные необоснованные жалобы, самоубийства, сердечные приступы у пожилых джентльменов, причуды старых вдов с такими деньгами, что они не могли сказать, сколько их у них, попадались странные люди, вроде того греческого джентльмена с двадцать четвертого этажа, который стегал плетью двух девушек, привязав их к спинке кровати, и забил бы, пожалуй, до смерти, если бы не захотел присовокупить к своей коллекции мазохиста еще и ни в чем не повинную горничную. Мистер Шамбрэн решал такие и многие другие проблемы с учтивой эффективностью. Но этот прием Великого Человека...
      В отеле "Бомонд" ему уделяли особое внимание и заботу не просто из дружеского расположения, а за немалые деньги. Великий Человек заплатил за восьмикомнатные апартаменты 194 тысячи долларов, а ежегодная плата составляла 32 тысячи. Это заставляло весь штат отеля относиться к нему с особым трепетом. Великому Человеку приходилось говорить "сэр", даже не испытывая к нему никакого уважения.
      Обеспокоенный тем, чем грозит предстоящая неделя ему самому и его штату, мистер Шамбрэн закурил египетскую сигарету и посмотрел в широкое окно кабинета, которое выходило на Центральный парк. Управляющий был невысок, коренаст, смугл, с мешками под глазами, которые обычно смотрели очень жестко, но временами в них вспыхивали искорки юмора. Француз по рождению, он попал в эту страну маленьким мальчиком и думал как американец. Обучение гостиничному бизнесу привело его обратно в Европу, Шамбрэн бегло говорил на нескольких языках, при случае мог показать прекрасные манеры, но думал как настоящий американец.
      -- Вот дрянь! -- высказался он, обращаясь к зеленым лужайкам Центрального парка.
      Существовало два очень уязвимых места, которые требовали его немедленного внимания. Управляющий повернулся в своем вращающемся кресле и поднял трубку одного из телефонов, стоящих на письменном столе.
      -- Да, пожалуйста?
      -- Это Шамбрэн, Джейн. Могу я поговорить с миссис Вич?
      -- Сию минуту, сэр.
      Шамбрэн слегка улыбнулся. В старые времена девушки-телефонистки на коммутаторе отвечали по телефону фразой: "Могу я вам помочь?" Отклики порой бывали не очень приятные. "Как насчет того, чтобы появиться в моем номере, если вы блондинка с хорошей фигурой?" -- интересовался звонивший. Так что слова "Да, пожалуйста" были гораздо безопаснее.
      Миссис Вич, старшая телефонистка, была крупной дамой с пышной грудью. Она очень гордилась своей умелой работой, тактичностью и предельной сдержанностью своих девушек. Примерно восемьдесят процентов останавливающихся в отеле мужчин имели с ними дело, и им поневоле приходилось быть циничными, пропуская через себя входящие и исходящие сообщения, касающиеся скрытой стороны жизни сотен людей.
      -- Доброе утро, мистер Шамбрэн, -- приветствовала миссис Вич в своей обычной начальственной манере управляющего.
      -- Какое прекрасное утро!
      -- Да, мистер Шамбрэн.
      -- Но сейчас оно станет менее прекрасным.
      -- Надеюсь, на нас нет никаких жалоб, мистер Шамбрэн? По моим записям, мы вчера приняли одиннадцать сотен вызовов без единой ошибки.
      -- Сегодня ваши записи будут иными. Вы сидите, миссис Вич?
      -- Прошу прощения?
      -- Вы сейчас сидите?
      -- Да, сэр.
      -- В субботу вечером Великий Человек дает прием по случаю своего дня рождения. Все колеса закрутятся уже сегодня в десять часов. Я советую вам посадить одну девушку только на звонки из пентхауса "М", а также на звонки мистера Амато.
      -- Вечером в субботу?! -- воскликнула миссис Вич дрогнувшим голосом.
      -- У нас нет времени на переживания, миссис Вич. Провода просто раскалятся. Постарайтесь сделать все возможное.
      -- Для этого я здесь и нахожусь, мистер Шамбрэн.
      -- Разумеется. Вам всегда все удавалось. А теперь не соедините ли вы меня с мистером Амато?
      -- Одну минуту, мистер Шамбрэн.
      Управляющий тщательно загасил сигарету в латунной пепельнице, стоящей на его столе.
      -- Менеджер по банкетам! -- ответил веселый приветливый голос.
      -- Амато? Это Шамбрэн.
      -- Доброе утро, мистер Шамбрэн. Чудесный день.
      -- Может, и так. Но вот я, Амато, нашел у себя на столе записку от Великого Человека из пентхауса "М". Он в субботу вечером дает по случаю своего дня рождения прием в бальном зале для двухсот пятидесяти гостей.
      -- В эту субботу?
      -- В эту субботу.
      -- О Боже!
      -- Именно так.
      -- О Боже!
      -- И теперь я иду к вам, Амато, чтобы пожать вашу руку прежде, чем вы явитесь к десяти часам на аудиенцию к Его Величеству.
      -- О мой Бог!
      -- Так я иду, Амато. Будьте добры, примите вашу бромовую сельтерскую и успокаивающие прежде, чем мы увидимся. По-моему, мне просто вредно видеть, как вы глотаете в девять тридцать утра всю эту фармакопею.
      -- О Боже! -- опять простонал Амато упавшим голосом.
      Управляющий спустился на лифте со своего четвертого этажа в холл отеля "Бомонд". Его натренированный глаз сразу же ухватил все детали и прежде всего новую, установленную только позавчера, ярко освещенную, привлекающую все взгляды витрину с драгоценностями от Тиффани. На витрине Боннуити вместо вечерних платьев теперь были выставлены зимние лыжные костюмы.
      Джерри Додд, офицер внутренней охраны, которого никто не называл местным сыщиком, ибо так не было принято в "Бомонде", стоял у лифта. Завидев Шамбрэна, он ему дружески кивнул.
      Управляющий направился к регистрационной стойке. Эттербери, клерк по приему гостей, приветствовал его с облегченной улыбкой.
      -- Все занято, кроме резерва.
      Два апартамента они всегда держали в резерве на случай неожиданного приезда особо важных персон. Ими распоряжались только Шамбрэн и владелец отеля, Джордж Баттл. Но так как мистер Баттл постоянно жил на Французской Ривьере, считая, как судачили в отеле, свои деньги и никогда не доводя счета до конца, этим резервом распоряжался единолично управляющий.
      -- Никаких пожаров этой ночью? -- спросил он.
      -- Ни одной пометки в карточке учета, -- ответил Эттербери.
      Шамбрэн повернулся, намереваясь пройти по вестибюлю, чтобы подняться в офис Амато, но в этот момент двери одного из скоростных лифтов открылись и его взору предстало нечто напоминающее привидение.
      "Привидением" была очень прямая и величественная леди в норковой шубе устаревшего покроя, но с великолепным мехом. На черной ленте, перекинутой через шею, висела такая же муфта. Левая рука леди была спрятана в этой муфте, а в правой она держала поводок, на конце которого сопел кургузым носом черно-белый японский спаниель. Управляющий двинулся ей навстречу, помня о том, что эта миссис Джордж Хевен была представлена ему как сошедшая с ума дама. Она могла быть сколько угодно сумасшедшей, но занимала в отеле вторые по стоимости апартаменты.
      Он щелкнул каблуками, отвесил поклон и расплылся в улыбке номер один.
      -- Доброе утро, миссис Хевен. Какое прекрасное утро!
      Спаниель наградил Шамбрэна злобным взглядом, а леди вообще не удостоила вниманием и прошла так, будто его вовсе здесь на было. Впечатление осталось такое, что, не отступи управляющий в сторону, она прокатилась бы по нему, словно грозный армейский танк. Повернувшись, он посмотрел, как она вышла через вращающиеся двери на Пятую авеню. Рядом с нею семенил спаниель.
      -- Что, опять с ней столкнулись? -- спросил с сочувствием стоявший рядом Джерри Додд.
      Шамбрэн печально улыбнулся:
      -- Семь месяцев, Джерри, миссис Хевен живет у нас. И каждый день в течение этих месяцев я желаю ей доброго утра, а она проходит мимо, не обращая на меня никакого внимания, будто я кресло, стоящее у стены. Не было ни жалоб, ни проблем, но каким-то образом я ее обидел. Это терзает меня, Джерри.
      -- А может, наоборот, вам повезло? -- предположил офицер охраны. -- С час назад она говорила с привратником Уотерсом. После этого у него был довольно жалкий вид.
      -- Да не хочу я никаких разговоров с нею, Джерри! Но меня разбирает любопытство. Что я такого сделал, чтобы она обиделась?
      -- Может, вам просто плюнуть на это, -- посоветовал Джерри. -- А то вас вскроют, как банку с горохом.
      -- Вот это мудрый совет, мой друг!
      * * *
      На стакане, стоящем на письменном столе перед Амато, еще сохранился ободок пены от наскоро проглоченной бромовой сельтерской воды. На столике возле письменного стола лежала целая коллекция лекарств -- пилюли, бутылочки с жидкостями, порошки, и было видно, что совсем недавно все это трогали. Амато был худым, смуглым, высоким сорокалетним мужчиной, а в данный момент еще и очень бледным. Уроженец Рима, в молодости он, наверное, слыл очень красивым, с профилем как у Цезаря на старой монете. Теперь же несколько обрюзг от диспепсии и зарождающейся язвы. Когда Шамбрэн вошел в его офис, Амато заломил руки, как мать у могилы погибшего героя.
      -- Если я сейчас умру без всякого предупреждения, что вы станете делать? -- спросил он.
      -- Попытаюсь нанять другого банкетного менеджера из отеля "Пьер", -спокойно ответил управляющий и, присев у письменного стола, закурил свою неизменную египетскую сигарету.
      -- Как я могу закупить мясо одного возраста для двухсот пятидесяти гостей? -- завопил мистер Амато. -- За такое короткое время невозможно купить мясо нужного качества!
      -- Тогда пусть едят пироги, -- улыбнулся Шамбрэн.
      -- Да знаете ли вы, что это значит? -- продолжал кричать Амато. -Споры вокруг каждого блюда, каждой бутылки вина, каждой детали сервиса! А когда мы сделаем все так, как он хочет, Его Величество заявит, что все не так. Мои лучшие метрдотели ничего не станут делать, если только оплата не будет очень высокой.
      -- Оплата будет такой, как он захочет, -- буркнул Шамбрэн.
      -- Я знаю это по последнему разу! Цветы с Гавайских островов, специальная лососина с канадского северо-запада, вина, которых нет в наших подвалах...
      -- Да, у нас нет таких вин, -- согласился управляющий.
      -- Что ему взбредет на этот раз?
      -- Советую вам подкинуть ему один-два коварных финта.
      -- Финта?
      -- Дожмите его, как говорят по телевидению.
      -- Но как?
      Шамбрэн тронул свои черные усики выхоленным указательным пальцем.
      -- Суп из хвостов кенгуру! К нему, кстати, можно подать специальную мадеру.
      -- Суп из хвостов кенгуру?! Управляющий мечтательно улыбнулся:
      -- Только что привезенных из Австралии.
      -- А это хорошо? -- ухватился за предложение Амато.
      -- Суп невероятно отвратителен на вкус, -- радостно сообщил Шамбрэн. -Но все двести пятьдесят гостей съедят его до последней капли, потому что никто из них все равно ничего не поймет. А вам это доставит мгновение истинного удовольствия.
      На бледных губах менеджера по банкетам промелькнула грустная улыбка.
      -- Суп из хвостов кенгуру, -- тихо повторил он. -- Благодарю вас, мистер Шамбрэн.
      -- Не стоит благодарности. -- Управляющий положил сигарету. -- Я понимаю, что молодое мясо -- это проблема. Попробуйте артишоки и пюре из каштанов.
      -- Вам не потребуется никого нанимать, если я скончаюсь, -- польстил ему Амато.
      -- Займитесь своей работой. Не убьет же вас Его Величество. А через неделю наступит новый понедельник, и для вас все уже будет позади. -Шамбрэн посмотрел на часы, которые висели позади письменного стола Амато. Они показывали без одной минуты десять. -- Предлагаю вам выпить еще стаканчик бромовой -- и вперед, мой друг.
      * * *
      Миссис Вич, старшая телефонистка, действовала быстро и умело. Уже без пяти десять все необходимые соединения были сделаны, и Джейн Приндл, курносая рыжеволосая девушка, ее лучший оператор, сидела за пультом, через который должны были проходить все звонки в пентхаус и из него, а также к мистеру Амато, которому скоро должны будут начать звонить со всего света.
      Над ячейкой пентхауса "М" загорелась красная лампочка.
      -- Ну вот, начинается, -- сухо констатировала Джейн и, соединившись, сладким голосом проворковала: -- Да, пожалуйста?
      В трубке послышался высокий холодный голос с сильными британскими интонациями:
      -- Пожалуйста, точное время.
      Джейн быстро разъединилась с пентхаусом.
      -- Его Величество дает миллионный прием, но слишком беден, чтобы купить себе часы. -- И, восстановив связь, сладким голосом пропела: -- Десять часов одна минута.
      -- Вы уверены?
      -- Да, сэр. У нас часы "Вестерн юнион".
      -- Благодарю вас.
      В пентхаусе положили трубку.
      -- Ну вот, теперь он знает, который час, -- объявила девушка.
      -- Соедините меня с мистером Амато, -- попросила миссис Вич телефонистку, сидящую рядом с Джейн.
      Менеджер по банкетам ответил не совсем любезно.
      -- Это миссис Вич, мистер Амато, -- представилась главная телефонистка. -- Его Величество только что звонил, чтобы проверить время. Вы опаздываете на назначенную вам встречу уже на одну минуту и тридцать четыре секунды.
      -- О Боже! -- вырвалось у Амато.
      Глава 2
      Когда мужчина достигает почтенного семидесятипятилетнего возраста, кажется вполне логичным, что он хочет отметить свой юбилей. А если к тому же это знаменитый, известный всему миру человек, которому более пятидесяти лет сопутствовали лишь выдающиеся успехи в его деле, можно ожидать, что многие не менее известные люди приложат все усилия, чтобы на нем присутствовать.
      Конечно, несмотря на то, что виновник торжества был одним из самых богатых людей в мире, такой праздник вполне могли бы устроить его поклонники. Но Великий Человек задумал сам дать прием, и уже это привело весь персонал отеля "Бомонд" в настоящее смятение. Дело в том, что список приглашенных мог оказаться неожиданным и вовсе без великих имен. На свою семьдесят пятую годовщину он спокойно мог собрать странную компанию панков, неврастеников, алкоголиков, нимфоманок и дешевых искателей приключений, среди которых окажется только несколько известных представителей прессы, непонятных политических фигур и вполне респектабельных персон, которые не могут позволить себе не появиться на приеме у Обри Муна.
      Обри Мун!
      Британец по рождению, он стал знаменитым уже двадцатилетним. Это случилось в 1908 году. Его первые рассказы были Декадентскими, расплывчатыми и публиковались в журналах, редакции которых находились на левом берегу Сены. Мун устраивал щедрые приемы даже в те дни. И еще тогда он отлично понял, что даже самые верные друзья отходят от него так же легко, как сдирается кожа с банана. В то время и теперь его главной целью было показать грубо, без всякой жалости самые слабые места человека. Муна хотелось избегать, как ядовитую медузу. В период своего раннего творчества он вечно писал о разрушенных семьях, моральных отклонениях, нечестности людей. Потом, под влиянием таких мастеров рассказа, как Киплинг и Сомерсет Моэм, оставил свой негативный стиль и стал видным военным корреспондентом. Но его безжалостность только усилилась, а репутация возросла, потому что Мун вскрывал секреты сильных мира сего. У него возникла жажда власти, стремление контролировать жизнь именитых мужчин и женщин. И все во имя честной, святой журналистики. Муна боялись и ненавидели, но принимали таким, как есть, потому что игнорировать его -- означало бы показать всему миру, что вы чего-то опасаетесь. После войны начались путешествия по всему свету, появились романы, пьесы, сначала приз Пулицера, а потом и Нобелевская премия в области литературы. Голливуд тоже сделал свой золотой вклад в его банковские счета. Мун легко мог превратить маленького актера или актрису в настоящую звезду. Но смотрите! Его руки всегда были чисты, он мог в любой момент сломать их репутацию и карьеру. Этот человек запускал пальцы во многие дела, будь они английскими или американскими. После Первой мировой войны неожиданно стал завзятым путешественником. Изучил Средний Восток, как немногие англоязычные люди в то время, поднимался в горы, летал на самолетах и, как сам любил рассказывать, через определенные интервалы успешно занимался любовью с женщинами всех цветов кожи.
      -- Никогда не забуду ту маленькую итальяночку в Неаполе, -- говорил он и в то же самое время смешивал с грязью все остальное женское население Италии и католическую церковь в придачу.
      Вот таков был Обри Мун, если описать его кратко.
      В семьдесят пять он стал карикатурой на самого себя в тридцать. Во время Первой мировой войны, одетый в форму, Мун был симпатичным и романтичным, подтянутым, веселым, смуглым, хорошо сложенным, с вызывающими черными усиками и темными как вороново крыло волосами, прилизанными, блестящими. В семьдесят пять его волосы и усы все еще оставались такими же, но было ясно, что это уже не дар природы -- они были искусно выкрашены. Щеки стали пухлыми и бледными, а под глазами возникли большие мешки. Губы под мертвыми усами стали тонкими и постоянно кривились в ехидной усмешке. Для него не было никого значительного -- от рассыльного мальчика до президента.
      Два года назад Обри Мун явился в "Бомонд", чтобы приобрести самые шикарные апартаменты -- пентхаус. Мистер Шамбрэн показал ему пентхаус "L", который как раз был свободен и продавался. Мун совершенно спокойно отнесся к его цене в 194 тысячи долларов, не произвела на него никакого впечатления и стоимость ежегодного содержания в 32 тысячи.
      -- Это меня вполне устраивает, -- заявил он Шамбрэну. -- Но мне нужен пентхаус "М".
      -- Пентхаус "М" уже продан и занят, мистер Мун, -- пояснил Шамбрэн. -Но пентхаус "L" совершенно такой же, как и "М".
      -- Я желаю "М", -- потребовал Обри Мун. -- Я готов заплатить владельцу пентхауса "М" десять тысяч, чтобы он уступил его мне.
      -- Совершенно невозможно. Теперешнему владельцу пентхауса "М" не нужны десять тысяч долларов, мистер Мун.
      -- Тогда сделка не состоится.
      Управляющий отеля разочарованно пожал плечами:
      -- Как хотите. Но могу я спросить, почему вы хотите именно пентхаус "М"?
      -- Все очень просто. Моя фамилия начинается с буквы "М". И я желаю пентхаус "М" или пойду в другое место.
      На лице Шамбрэна ничего не отразилось.
      -- Предположим, мне удастся уговорить владельца пентхауса "М" заменить на его двери букву "М" на букву "L", а к вашей двери прикрепить "М". Так вас устроит? Такая работа будет стоить всего пять долларов.
      -- Только если мои апартаменты будут называться "пентхаус "М"!
      Это было началом длинной шахматной партии между управляющим отелем "Бомонд" и Обри Муном, которую Шамбрэн вел с виртуозным умением.
      Его не интересовало то обстоятельство, что кровать Обри Муна была копией старинной китайской джонки. Не трогало и то, что пентхаус "М" был украшен бирманскими ширмами, обит китайской парчой, уставлен тибетскими буддами и увешан роскошными восточными коврами. Ему было все равно, что в гостиной возвышалось нечто вроде трона с сиденьем из пенистой резины, покрытым японскими шелками. Его не волновало и то, что во время своих нечастых визитов в пентхаус он был вынужден смотреть на Муна снизу вверх, а тот сидел развалясь, курил сигарету в длинном янтарном мундштуке и попивал охлажденное кокосовое молоко. Вот Амато в этой ситуации будет чувствовать себя как раб, ползущий на коленях. А Шамбрэн презирал Обри Муна и мог себе это позволить, потому что тот ничего, абсолютно ничего для него не значил. Единственной заботой управляющего было не рассмеяться в присутствии Великого Человека. Он был уязвим только в этой области. Но и не подозревал, что Мун догадывается о его скрытом желании рассмеяться и ненавидит его за это. Острая как бритва враждебность Обри Муна терпеливо выжидала, когда Пьер Шамбрэн потеряет бдительность.
      * * *
      Марго Стюарт сидела за маленьким столиком перед портативной пишущей машинкой в нескольких футах от трона Обри Муна, что возвышался в гостиной. Он только что положил телефонную трубку после того, как справился о времени.
      -- Мистер Амато заплатит мне за эту невежливость, -- произнес Мун. -Мне не нравится, когда обслуживающий персонал третирует меня подобным образом. Ну, Сэнди, на чем мы остановились?
      Светлые волосы Марго Стюарт и выступающие летом веснушки уже много лет назад дали ей прозвище Сэнди. Но только немногие люди, которых она любила, пользовались им, и в их числе Обри Мун.
      Ей пришлось взглянуть наверх. Мун развалился на японских шелках с янтарным мундштуком в тонких губах и смотрел на нее своими черными глазками. У нее было такое чувство, будто со своей высоты он смотрит прямо в вырез ее
      платья. Она почувствовала, что начитает нервничать. Ей казалось, что по ее коже ползет похотливый паук. И когда-то, подумала Марго с леденящим душу ужасом, это может случиться, и тогда из-за своих специфических проблем она окажется беззащитной.
      Девушка глубоко вздохнула и напомнила:
      -- Представление. Вы хотите, чтобы мистер Уолдрон из отдела представлений отеля занялся этим?
      -- Я не хочу, чтобы мистер Уолдрон из отдела представлений делал что-нибудь для меня, -- заявил Мун высоким язвительным голосом. -- Кстати, Сэнди, мне больше нравится треугольный вырез на платье, чем квадратный. Я не отношусь к пуританам, которые считают, что скрытое возбуждает больше, чем открытое напоказ. Но заметьте себе, в рабочее время только V-образые вырезы.
      Она сидела за столом выпрямившись, положив руки на клавиатуру машинки, чтобы скрыть их дрожь.
      -- Меня всегда удивляет, Сэнди, когда я вспоминаю, какая вы скромница. -- Его причмокивание било ее по нервам. -- Ну хорошо, вернемся к делу. Позвоните в "Метрополитен-опера" и скажите, что я хочу, чтобы полный хор и ансамбль были здесь, у меня, после вечернего субботнего представления.
      Машинка тихо застучала. Сэнди довольно долго работала у Муна, так что давно перестала удивляться. Он с таким же успехом мог пригласить членов Верховного суда, и они, возможно, пришли бы.
      -- Вы имеете в виду какую-то особую музыку? -- уточнила она.
      -- Как и торт, который, как я считаю, будет архитектурным триумфом. Пусть они появятся в конце обеда и споют "С днем рождения".
      -- Но их главное представление?
      -- Моя дорогая Сэнди, это и будет их главным и единственным представлением. Они споют "С днем рождения, дорогой Обри" и пойдут домой.
      Даже она была в изумлении.
      -- Хор "Метрополитен-опера"?
      -- А что, вы знаете, кто может спеть лучше? Если знаете, мы их пригласим.
      -- Я не знаю хора лучше.
      -- Чудесно. Кстати, отель хочет воспользоваться моим приемом, чтобы сделать себе рекламу. Хочу быть уверен, что это та реклама, которую я смог бы одобрить. Попросите директора по связям с общественностью прийти сюда в два часа, чтобы поболтать со мной. Как ее зовут?
      -- Элисон Барнуэлл, -- ответила Сэнди, упершись взглядом в пишущую машинку. Она почти чувствовала сардоническую ухмылку Муна.
      -- И что вы скажете об этой мисс Барнуэлл, Сэнди?
      -- Ничего не могу сказать, мистер Мун. Она всегда так любезна и дружелюбна.
      -- Вот и мне хотелось бы знать, насколько она дружелюбна, -- сообщил Мун тихим коварным голосом. -- Длинные ноги, безупречная фигура, натуральные рыжие волосы. Полна жизненных соков, как я думаю. -- Он помолчал. -- Ну, Сэнди?
      -- Я ничего не могу сказать, мистер Мун.
      -- Да нет, конечно, вы можете сказать. Вы обижены на нее за то, что у нее есть столько вещей, которых вы лишены. Хорошо, пригласите ее сюда к двум часам. И, Сэнди...
      -- Да, мистер Мун.
      -- Можете быть свободны на пару часов в это время. Вы мне не понадобитесь.
      Зазвонил дверной звонок.
      -- Это мистер Амато, -- сказала Сэнди.
      -- Впустите его, -- велел Мун, криво улыбаясь, -- и предоставьте его мне. А вам советую пройти в свою каморку и немедленно связаться с "Метрополитен-опера". Их цена, вы понимаете, -- это наша цена.
      Сэнди поднялась и направилась к двери, за которой с бумагами и папками стоял и потел Амато.
      -- Доброе утро, мистер Амато, -- приветствовала его девушка.
      -- Доброе утро, мисс Стюарт.
      -- Мистер Мун ждет вас.
      -- Я так сожалею, что опоздал. Я...
      -- Проходите сюда, мистер Амато. -- Мун, в японском кимоно на плечах, смотрел на него сверху вниз. Его острые черные глазки мельком взглянули на золотые часы на руке. -
      Думаю, вы сможете объяснить причину своего опоздания на семь минут.
      -- Я старался предугадать ваши требования, -- промямлил Амато. -- Я знал, что вы зададите определенные вопросы... и хотел подготовить ответы на них. Уверен, что вы...
      Сэнди прошла к дальней двери, за которой находилась ее звукоизолированная "каморка". Но, подойдя к ней, замедлила шаги. Как раз справа от нее была стойка из тикового дерева, служившая баром. На ней стояли виски, джин, водка, коньяк.
      Водка почти не оставляет следов при дыхании, подумала девушка. Один добрый глоток ее сейчас спас бы ей жизнь. Но утром, в семь минут одиннадцатого?..
      Она быстро прошла к себе и закрыла дверь. В каморке села за письменный столик. Ладони ее были влажными.
      Сэнди потянулась к телефону, но он как раз в этот момент зазвонил. Она подняла трубку и сказала:
      -- Апартаменты мистера Муна.
      -- Это мистер Гамаль, мисс Стюарт. -- У говорившего был хорошо поставленный голос с оксфордским произношением, но небольшим иностранным акцентом.
      Осман Гамаль был египетским дипломатом и временно снимал помещение на одиннадцатом этаже "Бомонда".
      -- Доброе утро, мистер Гамаль.
      -- Я полагаю, -- сказал мистер Гамаль в своей изысканной манере, -- что бесполезно просить вас соединить меня с мистером Муном.
      -- Боюсь, совершенно бесполезно.
      -- Я очень ценю ваше время, мисс, но, если вы соедините меня, я попытаюсь использовать этот шанс.
      -- Мне очень жаль, мистер Гамаль. Если я попытаюсь соединить вас, то он тут же положит трубку, а потом выгонит меня с работы.
      На другом конце провода послышался долгий вздох.
      -- Вы не знаете хотя бы, когда он собирается выйти?
      -- Не представляю, мистер Гамаль. Он может не выходить по четыре дня. Он планирует прием по случаю своего дня рождения в субботу вечером.
      -- Еще один прием?
      Сэнди почувствовала, будто по ее спине провели холодным пальцем. Рассчитанная ненависть на том конце провода была просто пугающей.
      -- Я могу сказать вам это, мистер Гамаль, -- вы внесены в список приглашенных. Может, тогда вы сможете с ним поговорить?
      -- Меня всегда приглашают, -- отозвался египтянин, -- потому что ему доставляет удовольствие лишний раз плюнуть в меня. Пожалуйста, простите мне мою вульгарность, мисс Стюарт.
      -- Разумеется.
      Потом последовала длинная пауза, и наконец телефон замолчал совсем. Спустя мгновение Сэнди снова подняла трубку. На этот раз ее голос был уже не таким ровным.
      -- Джейн? Соедините меня, пожалуйста, с мисс Барнуэлл из офиса связей с общественностью.
      Элисон Барнуэлл никогда не казалась усталой или раздраженной, несмотря на то что работала в этом сумасшедшем доме. И люди всегда чувствовали себя лучше, услышав ее жизнерадостный голос.
      -- Это Сэнди Стюарт, Элисон.
      -- Привет, дорогая. Как жизнь? -- ответила та. -- Полагаю, мы начинаем наши дела?
      -- Сейчас у моего босса мистер Амато.
      -- Черт побери! -- отреагировала Элисон.
      -- Мистер Мун приглашает вас в пентхаус к двум часам. Он хочет обсудить с вами вопросы связи с общественностью.
      -- Просто польщена этим, -- отозвалась мисс Барнуэлл.
      -- Элисон?
      -- Что-то не так, Сэнди? Ваш голос звучит как-то странно.
      -- Да, есть немного, -- призналась Сэнди. -- Элисон?
      -- Да?
      -- Не могли бы вы послать к нему кого-нибудь вместо себя? Я хочу сказать, что вы могли бы заболеть, или оказаться занятой на показе мод, который должны провести, или еще что-нибудь.
      -- Мое дорогое дитя, здесь, в "Бомонде", мы готовы бросаться куда угодно только по одному слову Великого Человека, даже сказанному шепотом.
      -- Не встречайтесь с ним, Элисон!
      Наступило короткое молчание, а потом на другом конце провода послышался теплый и лишенный всякого признака страха смех.