— Ну ладно, ну что ты? — Гоша был ошеломлен. — Зачем тебе-то туда? Я — за деньгами, а тебе зачем? Простой каприз? Хочу — и все? Брось. Не нужно так поступать. Не разумно это.

— А женщина — существо неразумное, — с вызовом сказала Валя. — Плевала я на разум. Я сказала тебе — пойду, значит, пойду.

— Ладно, — сказал Гоша. — Я, может быть, и сам туда не пойду, я еще не решил. Надо обойти, посмотреть.

— Ну, давай посмотрим, — согласилась Валя. — Только смотри не смотри, толку не будет.

Они пошли вдоль стены. «А чего это я собрался туда лезть? — подумал Гоша. — Надеюсь на авось, что ли? Я надеюсь на авось, а Ермаков — на меня. Никто из Светлого квартала выбраться не мог, надо же. А может быть, не сильно и хотели?» Он остановился, пораженный пришедшей в голову мыслью.

— Что? — спросила Валя.

— Да так, — ответил Гоша. — Мысль одна пришла. Не спрашивай какая, я ее думаю.

— Ну, думай.

Гоша, осматривал стену квартала. Они свернули и пошли вдоль второй стены. Здесь на колючей проволоке висели обрывки каких-то тряпок, в одном месте колючка была оборвана. «Точно, — думал Гоша, — Не очень-то им и хотелось оттуда выходить. Вообще — зачем они туда шли? Разве для того, чтобы выйти? Может быть, как Арина — за светлыми желаниями? Динамитом пробовали. Да ну, не верю. Стена как стена, динамитом вполне можно взорвать. Но тут-то — другой случай. Другой?»

— Валя, — сказал он. — Так почему его назвали Черным?

— Так никто толком не знает. Говорят, что это место, где исполняются самые черные желания, вот почему.

— Ага, — кивнул Гоша. — Знаем мы эти желания. Да ты сама была в Светлом квартале. Много там светлых желаний?

— Ну, много, немного… — нерешительно сказала Валя. — Не знаю. Там, где я жила, все были одержимы желанием что-то вырастить. Хлеб, огурцы там, помидоры, свиней, коров. Разве плохое желание?

— А Пороховницын?

— Ну, у него тоже желание не плохое. Свобода и одиночество. Вот только исполняет он его как-то не так. Мне показалось тогда, что тех солдат в черных мундирах он сам себе надумывает.

— Хм, а ведь, пожалуй, верно! — сказал Гоша. — А про Арину что скажешь?

— Да что сказать? Служение Богу тоже желание хорошее. Ведь хорошее же? Ну и вот. Так что ты не думай, что Черным квартал назвали просто так.

— Понятно. Маньяки-убийцы, детская проституция, стрельба, всякая другая ерунда.

— Думаю, еще хуже, — сказала Валя.

— Куда уж хуже? — Гоша передернул плечами.

— Ну, всего этого и здесь навалом.

— Мда… А квартальчик-то небольшой. Вот он уже и кончился. А откуда там люди-то?

— А откуда здесь люди? — Валя повернулась к нему. — Вот оттуда же и там.

— Кинзилит жрут?

— Гляди-ка, запомнил! — усмехнулась Валя. — Ну да, жрут, наверное. Кстати, неплохо бы подкрепиться, а?

— Нет уж, — Гроша поежился, с сомнением посмотрел на брикет, который Валя достала из кармана. — Я не хочу съесться, как Кит.

Валя пожала плечами, откусила кусок, принялась жевать. Гоша отвернулся. Он-то думал, что уже перегорело в душе, остыло. Куда там! Вон как в груди ноет, с тех пор как увидел ее здесь. Эх… Вести ее с собой в квартал никак нельзя. Ну никак. Так ведь не отстанет же! Ба! Стоит ему произнести ключевую фразу, и он вернется в институт, а она останется здесь. А потом, когда он снова попадет сюда, ее уже тут не будет.

— Кстати, — сказала Валя, не глядя на него. — Если ты задумал смыться, а потом явиться сюда один, так у тебя этот номер не пройдет. — Она словно прочитала его мысли. — Смоешься сейчас, я одна пойду в квартал, так и знай. И не делай такие глаза! У тебя на физиономии все написано.

— Да я же спиной к тебе стоял! — ахнул Гоша.

— Все равно, — она спрятала брикет, посмотрела на него, усмехнулась. — Значит, у тебя на затылке все написано.

— А может, ты тут мысли читать научилась? — вкрадчиво спросил он.

— Нет, не думаю, — она прожевала кинзилит, вытерла губы рукой. — Просто я тебя немножко знаю. А что? Значит, думал об этом?!

— Ну думал, — нехотя согласился Гоша. — Слушай, а может, не пойдешь?

— Все! — она выставила вперед ладонь. — Вопрос окончен. Больше на эту тему не говорим.

— Да ну тебя! — рассердился Гоша. — Вопрос окончен! Тоже мне, выражение! Безграмотное совсем.

— Тебя что, выражение бесит или то, что я в квартал собралась?

— И то, и другое.

— Я так и думала. Ты лучше скажи, как перелазить будем? Метра четыре тут, да еще колючка.

— Лестницу надо поискать. Какую-нибудь пожарную оторвем где-нибудь. Или веревку. Но лестница лучше.

— Знаю, где веревка есть! — оживилась Валя. — Бельевая. Пойдет?

— Надо посмотреть.

— Ну так пойдем!

Она схватила его за руку и повела в один из дворов, потом в другой, третий, пока они не увидели бельевую веревку, протянутую от одного тополя к другому. Некогда белая веревка почернела — видно было, что висит она тут очень давно. Они отвязали ее, Гоша попробовал ее на прочность, с сомнением покачал головой.

— Ладно, — сказал он, — Вдвойне свяжем. Идем.

Он подхватил с земли обрезок трубы, на немой вопрос Вали ответил, что пригодится, и они пошли к стене в том месте, где была оборвана колючка. Гоша привязал веревку к обрезку, поискал, где между бетонными плитами вверху есть щель побольше, закинул трубу за стену так, чтобы веревка угодила в щель, а труба заклинила в щели. Он попробовал подтянуться на веревке, сказал, что она, пожалуй, выдержит его, и полез вверх. Взгромоздившись на гребень стены, он дал знак подниматься Вале. Та неуклюже полезла, Гоша свесился как можно ниже, подхватил ее рукой, помог подняться. Они сели на гребне, отдышались.

— Ну вот, — сказала Валя, — Сейчас спустимся, и конец нам.

— Типун тебе на язык! — сказал Гоша, — Кто ж так говорит! Эх!

Они огляделись. Стена проходила метрах в четырех от дома, промежуток между стенами был завален строительным мусором.

— Смотри, гастроном! — сказала Валя.

Действительно, пред ними была витрина гастронома. Валя наклонилась вперед, вглядываясь, пытаясь разглядеть, что там внутри.

— Там консервы, — сказала она. — И вообще, всякая жратва.

— Где? Где? Не вижу ничего.

— Да ты вглядись, вглядись! Там, внутри.

— Нет, не вижу, — Гоша покачал головой.

— Пошли? — Валя повернулась к нему, глаза ее горели. — Сто лет не ела нормальной пищи.

— Никуда мы не пойдем, — сказал Гоша.

— Как это?

— Соваться в пекло без подготовки — все равно что выбраться на поле боя и начать собирать там цветочки. Голову оторвут — это в лучшем случае.

— А в худшем?

— А в худшем — хоронить будет нечего. Спускайся назад.

Валя с сожалением посмотрела на гастроном, начала спускаться. Гоша спрыгнул следом.

— Оружием тут у вас торгуют? — спросил он.

— Не знаю, — Валя пожала плечами. — Кинзилитом торгуют. А оружие — кому оно нужно?

— Что, совсем ни у кого нет?

— Говорю же — не знаю. У Кита нехудо бы спросить, он тут долгожитель, все и всех знает. Только где его найдешь, Кита этого? Он же на месте не сидит.

— Мы сделаем проще, — задумчиво сказал Гоша. — Я вернусь в институт, и они сделают тайник с оружием, им же это раз плюнуть.

— Ну да. А меня как ты найдешь потом?

— Я вернусь в это же время. Они могут рассчитать время, им и это — раз плюнуть.

— Ну давай, — Валя погрустнела, отвернулась.

— Конец фильма, — громко сказал Гоша.

Город смазался, уплыл куда-то, вместо него выплыло лицо Ермакова на фоне белой занавески. Рядом маячила любопытная физиономия лаборанта.

— Ну что? — спросил Ермаков и сглотнул.

— Все в порядке, — бодро сказал Гоша, — Видел я этот ваш квартал. Но соваться туда не стал, не люблю ходить по незнакомым местам с голыми руками. — Он помахал ладонями. — В общем, так. Мне нужна взрывчатка, пистолеты, можно даже автомат, ну и патроны.

— Коля, — сказал Ермаков, не отрывая взгляда от Гошиного лица, — Ступай, наколдуй там тайничок с оружием. Да поживее.

Лаборант убежал. Гоша сел на кушетке, снял шлем. Сказал:

— Предупреждать надо.

— О чем?

— О том, что там людей полно. О кинзилите этом. О том, что там животные есть.

— Животные? Ах, ну да, собаки, кошки.

— Не только. Я еще и крыс видел.

— Да, да, — Ермаков покивал, достал сигарету, закурил, потом спохватился, что курить здесь нельзя, погасил сигарету. — Там вообще происходит черт знает что. Люди — да, знаю. Про собак-кошек знаю. Про крыс теперь знаю. Извините, что не предупредил, мне как-то казалось это несущественным. В то же время я говорил вам, что туда проникают и без нашей аппаратуры. Говорил ведь? Ну вот. И потом. Там же не опасно, ведь так?

— Не думаю, что не опасно, — сказал Гоша. — Один на меня налетел, ограбить хотел, наверное.

— Ну вы же с ним справились? Они там как зомби, заторможенные. Это кинзилит на них так действует. Сам я его не пробовал, но думаю, это какая-нибудь гадость, действующая на сознание. Надо бы напустить туда милицию, пусть каналы поставки перекроют. Или фабрику найдут.

— Толку не будет. Это как торговля наркотиками — все борются, но никто победить не может.

— Вполне возможно.

Влетел запыхавшийся лаборант.

— Готово. Тайник есть. Рядом с тем местом, где вы перелезть хотели. Там справа дворик есть, войдете, сразу налево — вход в подвал. Спуститесь, сразу же увидите кладовку с номером тридцать семь. Дверь проволокой замотана. Там все лежит.

— Где мы перелезть хотели? — переспросил Гоша. — А вы что же, наблюдали за нами?

— Ну, конечно, — лаборант покраснел.

— Да, Георгий, — сказал Ермаков. — А как иначе? Только боюсь, что в Черном квартале мы вас видеть уже не сможем. Так что надейтесь только на себя.

— Да я и так, — сказал Гоша, надевая шлем. — Давайте меня туда же и в то же время.

— Георгий, — мягко сказал Ермаков, — А девушку-то вы зачем впутываете?

— Я не впутываю, — угрюмо ответил Гоша. — Она сама впуталась, и отговаривать ее бесполезно. Такой характер. Давайте, начинайте.

— Ты же сказал, что я и не замечу ничего! — набросилась на него Валя.

— А сколько времени прошло?

— Не знаю, ну, минут пять, наверное.

— Ну ты нетерпеливая, — усмехнулся он. — Ладно, пойдем вооружаться.

Следуя указаниям, они нашли подвал, спустились. Здесь было почти темно, хорошо, что кладовка оказалась близко от входа. Гоша открыл дверь, постоял, привыкая к полумраку. Кладовка оказалась битком набита оружием. Здесь были и автоматы, и пистолеты, и винтовки, и карабины, пара пулеметов, гранаты.

— Ух ты, — сказала Валя. — Целый арсенал.

— Перестарался Коля, — Гоша покачал головой.

— Кто это — Коля? — Валя вертела в руках огромный кольт.

Гоша взял у нее кольт, проверил обойму, вернул. Сам засунул пару пистолетов за пояс, нашел сумку, сложил туда несколько обойм, рожки к автомату, коробки с патронами.

— Может быть, это и не понадобится совсем, — бормотал он, осматривая оружие. — А вдруг понадобится? Смотри. Вот это — предохранитель. Пока не передвинешь вот сюда — стрелять не будет. Да хватит тебе двух, зачем жадничаешь. Вот, сумку возьми, — он нашел еще одну сумку, положил и туда боеприпасы, протянул Вале. — Да без надобности пистолетами не махай. — Он пытался спрятать за пазуху десантный автомат Калашникова, это плохо получалось — куртка у него была короткая. — Мы мирные ребята, идем, никого не трогаем, просто наблюдаем. Но, в случае чего, себя в обиду не дадим. Поняла?

— Да уж, что тут непонятного.

— А может быть, все-таки не пойдешь? Ладно, ладно, понял. Черт, автомат этот… Мешать только будет. — Гоша вытащил автомат, с сожалением посмотрел на него, хотел положить, потом вдруг решительно надел ремень поверх куртки. — Собственно, что это я? Ну не будем мы мирными ребятами, так что с того? Возьми-ка и ты автомат. Запасаться, так запасаться. Нож возьми. Ага, вот этот. Портупею бери. Снимай куртку-то, я помогу.

Он надел на нее портупею с двумя кобурами под мышками, рассовал пистолеты.

— Во, воины! — сказал он, оглядывая свою воинственную подругу, у которой на лице появилось выражение кинодивы, вооруженной до зубов. — Ладно, теперь нам сам черт не страшен. Пошли.

Они выбрались из подвала, подошли к стене, где свисала их веревка. Гоша взобрался на стену, помог Вале.

— Ну, вперед? — сказал он. — Распотрошим гастроном?

— Вперед, — зловеще сверкнув глазами, сказала Валя. — Я как раз жрать хочу, не могу.

Гоша перебросил веревку вовнутрь, осторожно спустился, поймал Валю. Они медленно двинулись к гастроному. Входная дверь оказалась запертой. Валя подобрала с земли кирпич, вопросительно посмотрела на Гошу. Тот кивнул, Валя неумело размахнулась и бросила тяжелый кирпич в витрину. Стекло загудело, но не разбилось.

— Бронированное, небось, — сказал Гоша. — Его и автоматом не возьмешь. Гранатой попробуем. Отойди-ка вон туда, спрячься за угол и открой рот.

— Знаю, — отозвалась Валя. — Ученая уже.

Гоша выдернул чеку, бросил гранату под окно, бегом присоединился к Вале, обнял ее, прикрывая.

Грохнул взрыв, посыпалась штукатурка, зазвенело стекло. Они выглянули.

— Ура! — сказала Валя. — Жрать хочу — не могу.

Гоша остановился, взял ее за руку.

— В принципе еще есть время отступить, — сказал он. — Войдем в магазин, и все ведь.

— Я знаю, — отозвалась Валя и взглянула на него незнакомыми глазами. — Я с тобой.

— Ладно, — сказал Гоша. — Я тоже жрать хочу. Они влезли в разбитое окно. Один из прилавков разбился, там лежали колбасы, обсыпанные стеклом, от них шел сильный тухлый запах. Магазин оказался не очень большим, прилавки располагались вдоль стен в виде буквы "г". Вдоль прилавков, по стенам, шли стеллажи, среди них стеллаж с консервами. Они набрали тушенки, паштетов, Гоша прихватил бутылку вина. Уселись за прилавком, прямо на полу, так, чтобы никто не мог подобраться сзади, вскрыли консервы, Гоша по-гусарски отбил горлышко у бутылки, протянул Вале, та осторожно отхлебнула, вернула ему.

— За наше путешествие, — сказал он. — И чтобы без проблем.

Валя кивнула, рот у нее был набит паштетом.

— Вообще-то, — говорил Гоша, — мы вошли очень громко. Если тут есть кто, они не могли не услышать. Ну правильно, — он понизил голос. — Вот и гости. Точнее, хозяева. Он отставил банку тушенки, взял автомат на изготовку, тихо снял его с предохранителя, приложил палец к губам. Валя тоже приготовила автомат к стрельбе. Кто-то шел, не таясь, по магазину. Судя по всему, он был один. Звук доносился со стороны подсобного помещения. «Странные какие шаги, — подумал Гоша. — Пьяный он, что ли?»

Человек вошел в торговый зал, остановился. Постоял минуту, вышел из-за прилавка.

— Стекло лазбито, — сказал он, сильно картавя.

Ребенок! Гоша и Валя переглянулись. Гоша осторожно выглянул, увидел у разбитого окна мальчишку лет четырех, перепоясанного поверх грязной голубой курточки пулеметными лентами без патронов. На ногах у него были старые потрепанные джинсы, на голове — черная шапочка. В руках мальчишка держал тяжелый для него пистолет Макарова.

— Что там, Петька? — крикнул еще один детский голос из подсобки.

— Стекло лазбито! — повторил Петька громко. — Иди сюда.

Из подсобки послышались неуверенные шаги. Петька топтался возле окна. Второй ребенок подошел к нему, остановился. Девочка. Лица у детей какие-то знакомые, где-то Гоша их видел.

— Они что, фанату кинули? — спросила девочка. Гоша посмотрел на Валю, покачал головой. Резко встал, направил на детей автомат и сказал:

— Смирно стоять. Оружие на пол!

На лицах детей отразилось сильное удивление. Петька уронил пистолет на пол, а девчонка закрыла лицо руками и неожиданно заревела. Валя вышла к ним, подняла пистолет, похлопала их по бокам.

— Больше ничего нет, — сказала она, — Да не реви ты! Мы вас не тронем.

Девчонка резко перестала реветь, отняла руки от заплаканных глаз небесно-голубого цвета на грязном миловидном личике, шмыгнула носом. Она была одета в длинное драповое пальто до полу, из-под него виднелись почти новые ботинки. На шее повязано кашне, на голове такая же шапочка, как у Петьки. Она выглядит чуть постарше, но не более чем на год.

— Ну-с, — сказал Гоша, подходя к ним. — Да ты опусти, опусти руки, — он снисходительно похлопал Петьку по плечу. — Что мы тут делаем?

— Откуда я знаю, что вы тут делаете? — с вызовом отозвался Петька.

Гоша и Валя рассмеялись, а Петька насупился.

— А вы что тут делаете? — спросила Валя.

— Нас послали посмотлеть, что тут случилось, — ответил мальчишка.

— Кто послал?

— Отец.

— Ага, — сказал Гоша. — Значит, отец есть? Как его зовут?

— Геолгий.

— Угу. А мать?

— И мать есть, — угрюмо сказал Петька. — Ее Валей зовут.

Гоша и Валя переглянулись.

— Ну, — сказал Гоша, — ведите нас к отцу с матерью.

— Это зачем еще? — удивился Петька.

— Как зачем? — Гоша рассмеялся. — Знакомиться будем. Вот с тобой мы уже знакомы. А эта молчаливая девочка? Она тебе кто?

— Я сестра его! — девчонка вскинула голову, сверкнула своими голубыми глазами. — Меня Маша зовут.

— Ну что же, Петя и Маша, пошли к родителям.

— Пап, ну ладно, — ноющим голосом сказал Петька. — Ну попались мы, попались. Пловалили миссию. Ладно. Наказывай, только не издевайся.

Гоша опешил, посмотрел на Валю. Та тоже была в шоке.

— Мам, — виновато сказала Маша. — Мы провалились.

— Я вижу, — глухо ответила Валя, беспомощно посмотрела на Гошу.

Это что же, детишки принимают их за своих родителей? Дурдом.

— Так, — сказал Гоша как можно строже, — Вы что же, думаете, это игра? Провалились, и все? Я не играю, у меня камешек в ботинок попал? — Он взмахнул автоматом. — Смирно стоять! За свои промахи надо отвечать!

Ребятишки вытянулись по стойке смирно, виновато хлопали глазами.

— И почему вы сразу же выложили, как зовут ваших родителей? — продолжал Гоша, краем глаза заметив, что Валя приняла правила этой дикой игры и сделала строгое лицо. — Вас что, пытали? Вам выкручивали руки? Геолгий! — передразнил он Петьку. — Валя. А если бы это были не мы? Вы что же, так и отвели бы пришлых к своим родителям? Вот таких вооруженных до зубов — к родителям? Эх! И чему я вас только учил? Вот что! Вам обоим сегодня двойка. Большая, жирная двойка!

— Да ладно тебе, — Валя положила ему на руку мягкую ладонь. — Совсем застращал детей. Они все понимают.

Дети стояли, виновато опустив головы. Гоша посмотрел на Валю, улыбнулся, снова сделал строгое лицо.

— Ладно, — сказал он уже мягче. — Мы еще поговорим об этом, но не сегодня. На сегодня хватит. Идем домой. Ступайте вперед. Только в оба глядеть! Вперед!

Дети пошли вглубь подсобки, Гоша и Валя переглянулись.

— Дурдом, — сказал Гоша, и Валя кивнула.

Они вышли из магазина через металлическую дверь, держащуюся на одной петле, попали в довольно чистый и безлюдный двор с детскими грибочками, деревянными лошадками, горками и избушками, миновали этот двор и вошли в подъезд девятиэтажного дома из силикатного белого кирпича. «Лифт, конечно, не работает», — подумал Гоша, и ошибся. Дети вошли в кабину лифта, Валя и Гоша последовали за ними. Маша решительно нажала кнопку с цифрой восемь, и лифт поехал вверх. Они вышли на восьмом этаже, подошли к двери с номером сто двадцать семь. Петька и Маша встали по бокам двери.

— Пап, открывай, — сказал Петька.

Гоша посмотрел на массивную дверь. Явно металлическая, отделанная деревянной рейкой. Он нерешительно порылся в карманах, думая о том, что валяет дурака. Однако в кармане неожиданно обнаружилась связка каких-то неизвестных ключей. Гоша постарался, чтобы удивление не отразилось на его лице, достал ключи, позвенел ими, подбирая по замочной скважине, вставил ключ, повернул. Затылком он чувствовал дыхание Вали, она шептала что-то непонятное. Замок открылся! Валя глубоко вздохнула, а Гоша почувствовал, что весь взмок от пота.

— Ну, — сказал он, не узнавая своего голоса. — Что стоим? Заходите!

Дети юркнули в дверь, что-то кричали, толкаясь у двери в ванную.

— Дурдом, — сказал Гоша, дикими глазами глядя на Валю.

— Ты где ключи взял? — срывающимся шепотом спросила Валя.

— В кармане, — нервно хохотнул Гоша. — Послушай, я и сам не знаю. Я же говорю — дурдом. Ладно, пошли.

Они вошли в прихожую. Дети возились и визжали в ванной, там лилась вода. Валя осторожно заглянула в комнату, ожидая увидеть настоящих родителей, но там никого не было. Гоша встал у нее за спиной, тоже посмотрел. Диван-кровать, два кресла, шкафы с книгами, тумба с телевизором, у которого треснуло стекло. Валя прошла дальше, на кухню, Гоша постоял немного, последовал за ней. На кухне все сияло чистотой, стоял старый холодильник «Бирюса», два стола, на стенах висели три шкафчика, старая чугунная раковина в углу.

— Угу, — сказал Гоша. — Однокомнатная, что ли?

— Ты что! Не заметил дверь в детскую?

Они вышли, Валя показала ему дверь. В детской стояла двухъярусная кровать, коробки с игрушками, двухтумбовый стол и платяной шкаф, на стене висело настоящее двуствольное ружье.

— Гоша, — сказала Валя. — А что мы будем делать, когда родители заявятся? Еще перестреляют нас с перепугу.

— Ну уж, — с сомнением сказал Гоша. — Не перестреляют, небось.

Он вышел в коридор, тщательно запер входную дверь, задвинул задвижку.

— Постучат, — сказал он, — там видно будет. Из ванной с визгом вывалились дети. Они посмотрели на их умытые лица, у Петьки только передняя часть лица оказалась вымытой. Гоша усмехнулся, а Валя сказала:

— Так, Петя! Ты на себя в зеркало смотрел? Петька опустил голову, а Маша хихикнула.

— Идем, я тебя умою, горе мое. Валя взяла мальчишку за руку и повела назад в ванную.

— Горе мое, — повторил Гоша шепотом, разглядывая Машу. Та вприпрыжку побежала в комнату. На ней были джинсовый комбинезон и старая водолазка. — Дурдом.

Он покачал головой, вошел в комнату, медленно сел в кресло. Маша лежала на диване на животе, листала какой-то иллюстрированный журнал. Гоша бросил взгляд в угол, на дверь стенного шкафа. Почему-то он знал, ЧТО там, в этом шкафу. Еще он знал, что шкаф заперт на врезной замок, ключ от которого у него в кармане. Он покачал головой, достал ключ, подошел к шкафу. На пластине, закрывающей замочную скважину, отчетливо были видны царапины. «Вот Петька! — подумал Гоша. — Опять лазил! Голову оторву чертенку!» Он открыл шкаф, оглядел стойку с автоматами и пистолетами, сумки с гранатами, усмехнулся, вышел в коридор, принес свое и Валино снаряжение, расставил на свободные места. В Валиной сумке он обнаружил четыре банки мясных консервов, отнес их на кухню. В это время Маша включила телевизор и переключала каналы в поисках чего-нибудь интересного. Гоша с опаской посмотрел на экран — он хорошо помнил тот шок, который испытал в гостинице, глядя в телевизор — но на этот раз передачи были вполне обычными.

Из ванной вышли Валя с Петькой, Петька был тщательно вымыт и причесан.

— Мам, а что у нас на ужин? — спросил он.

— Сейчас посмотрим, — сказала Валя и ушла на кухню.

Гоша взял Петьку за руку, подвел к шкафу, молча указал на царапины. Мальчишка шмыгнул носом, потупился.

— Пап, я больше не буду.

— Надеюсь, — со всей возможной строгостью сказал Гоша.

— Пап, я правда больше не буду, — мальчишка поднял на него глаза, полные слез.

— Мужчины не плачут, — сказал Гоша, чувствуя в горле комок. — Ступай.

На кухне что-то заскворчало, донесся вкусный запах жареного мяса, и Гоша вдруг почувствовал зверский голод, словно кто-то повернул выключатель и голод набросился на него. Он запер шкаф, пошел на кухню, краем глаза увидев, что Петька и Маша возятся на диване, отбирая друг у друга журнал.

— Так что у нас на ужин? — спросил он, оглядывая стройную фигурку Вали, которую несколько скрадывал свободный бежевый свитерок.

— Макароны по-флотски, — сказала Валя, оборачиваясь. — Только ты мне скажи, откуда я знаю, где тут что лежит?

Гоша пожал плечами.

— То-то родители заявятся, а мы тут хозяйничаем, — сказал он.

— Я уж и так со страхом жду, не нагнетай, — Валя отвернулась к плите, на которой уже кипела вода в кастрюле.

Гоша подошел к окну. Окно выходило во двор, все такой же пустынный. Темнело, приближалась ночь. Он зажег свет в кухне и в комнате, вернулся. Электронные часы на микроволновой печи показывали половину девятого. В соседних домах не было ни одного огонька. Гоша побарабанил пальцами по стеклу.

— Припозднились хозяева, — пробормотал он. — Ладно, посмотрим.

Он вышел в комнату, сел в кресло. По телевизору шел какой-то голливудский боевик, что-то взрывалось, горело, герои бежали, прятались, стреляли. Гоша поморщился. Новости бы посмотреть. Ему не давали покоя пустой двор и темные окна. Дурдом.

Вскоре Валя позвала к столу. Дети бросились в кухню, толкаясь и визжа. Гоша с улыбкой посмотрел на них, пошел следом. Они быстро съели свои порции, будто наперегонки, подняли тарелки, прося добавки.

— Я так и думала, что будет мало, — сказала Валя. У детей сделались унылые лица. — Поэтому я сделала две сковороды.

— Ура! — закричали дети, а Валя и Гоша улыбнулись.

Дети наелись и ушли, а Гоша сказал:

— По-моему, нам нужно выпить.

Он открыл холодильник, взял из дверцы початую бутылку водки, на мгновение застыл, подумав, что вот и он знает, где и что лежит. Валя поставила на стол две рюмки, он разлил водку.

— За что выпьем? — спросила она.

— За то, чтобы все было хорошо.

Они выпили, закусили остатками макарон.

— Десятый час, — сказала Валя. — Хозяев нет. Что будем делать?

— Ждать, — ответил Гоша. — Только ждать. Еще по одной?

Они выпили еще.

— Знаешь, — сказала Валя. — Я в этой квартире чувствую себя очень уютно. Словно это моя квартира, и я здесь все устраивала так, как есть. Все стоит на местах, мне не хочется ничего передвинуть, переставить, все как надо. А ты?

— И я так же, — сказал Гоша. — Кстати, ты знаешь, что у нас в стенном шкафу?

— Оружие, — сказала Валя, и у нее сделались большие глаза.

— Да, — кивнул Гоша. — И этот чертенок опять туда лазил. Выдернет чеку из гранаты, не дай бог…

— Замок там очень простой. Поставь другой. И дверь хлипкая…

Они уставились друг на друга, помолчали, потом Гоша медленно произнес:

— Пусть хозяин делает.

— Да, конечно, — испуганно сказала Валя. — Это я так, по инерции.

Они помолчали. Потом Гоша сказал:

— А откуда у Петьки взялся пистолет? Он в магазине был с пистолетом.

— Наверное, ему отец дал. Он же незаряженный был, я проверила.

Гоша покачал головой, налил по третьей.

— Ой, я уже пьяная, — сказала Валя.

— Да ладно. Что тебе, на работу завтра, что ли?

Он уставился на нее, силясь вспомнить, что им предстоит завтра. Валя тоже смотрела на него, лицо у нее было растерянное. Потом молча взяла рюмку, опрокинула водку в рот, отломила кусочек хлеба, принялась жевать.

— Дурдом, — с нервным смешком сказал Гоша.

— Знаешь, — сказала Валя, — я уже сколько времени не ем кинзилит и меня не уносит.

— Да?

— Да. И чувствую — не унесет. Вот тебе и Черный квартал. Ну и чудно! Не надо этого дурацкого кинзилита. Он рыбой отдает, причем плохой рыбой. Терпеть не могу плохую рыбу! Который час? Десять? Пойду-ка я детей уложу. А ты тут без меня не пей, ладно? Я приду, допьем. Что нам, правда, на работу завтра, что ли?

Гоша кивнул. Валя вышла к детям.

— Мам, ну рано же еще! — хором начали канючить дети. — Ну, мам!

— Все, все. Зайдите к папе, он пожелает вам спокойной ночи.

Дети послушно зашли в кухню, лица у них были недовольные. Гоша поцеловал их в щеки, и они ушли в детскую. Он вздохнул. Вот так. У них есть дети. Нате вам. Вот там, в жизни, никаких детей у них не было, а здесь есть. И что самое интересное, дети ему нравились. Мальчик и девочка. Просто и мечтать о большем нельзя. Мальчик и девочка. Гоша поймал себя на мысли, что ему хочется, чтобы никакие родители не пришли сюда, и он покачал

Головой, прошептал: «Дурдом». Если раньше он прислушивался, не раздастся ли требовательный стук в дверь, с надеждой, то сейчас думал об этом со страхом. И ему хотелось, чтобы в дверь никто не постучал! Он встал, вышел в комнату, выключил свет и телевизор, постоял в полумраке. Да, пожалуй, если в дверь все-таки постучат, он воспримет это не с облегчением. Далеко не с облегчением! Пришла Валя.

— Угомонились? — спросил Гоша.

— Ну, разве ты не знаешь, что они еще долго лежат и рассказывают друг другу разные истории? Гоша вздохнул, взял ее за руку и отвел на кухню.

— Садись, мать, — сказал он и усмехнулся. — Давай выпьем.

— М-да, — сказала Валя. До нее дошло, что она никак не может знать, как ведут себя дети после того, как она пожелает им спокойной ночи, но почему-то знает. — Давай, отец, выпьем.

Они засмеялись, выпили.

— Десять часов, — сказала Валя. — Ну когда они придут-то?

— Кто?

— Как кто, родители.

— Они не придут, — сказал Гоша, и Валя уставилась на него большими глазами. — Да, не придут. И знаешь почему? Потому что они уже здесь! — Гоша похлопал себя по груди. — Брось, не делай такие глаза. Ты давно уже все поняла, только боишься признаться. Нет у них других родителей, кроме нас.

— Мама, — тихо сказала Валя.

— Вот-вот. Мама — это ты. А я — папа.

— Брось, не смешно.

— Не смешно, — согласился Гоша. — Лучше скажи, что дальше будем делать? Я теперь понял, чем Черный квартал затягивает. Не знаю как других, а нас с тобой — детьми.

— Послушай. Ты можешь отличить живот рожавшей женщины от живота не рожавшей?

— Ты к чему это? — опешил он.

— Ну можешь или нет? Ответь.

— Ну… думаю, что смогу.

— Посмотри! — она встала, задрала свитер, показывая свой живот.

— Ну… вижу. У тебя очень красивый живот. Я тебе всегда говорил…

— Да я не об этом. По животу видно — я рожала или нет?

— Ну, не рожала.