Выехали быстро и без сопровождения, на одной-единственной «ниве»: водитель, автоматчик, Шамиль, да сам Виноградов. Почему — Владимир Александрович так и не понял, а уточнять что-то не осталось ни сил, ни желания.

Когда машина покатилась по пыльному, пустому шоссе, Владимир Александрович все же не выдержал и обернулся.

— Забыл что-то?

— Нет. К сожалению…

Дорожный знак на выезде отсутствовал.

Досадно! А Виноградов надеялся прочитать хотя бы название остающегося позади населенного пункта.

Ничего… Добраться бы до своих, а там разберемся.

Издали коттеджи смотрелись совсем по-европейски: черепица на крышах, флюгеры, красный и белый кирпич.

Просто, Швейцария какая-то. Или даже австрийские Альпы…

За одним из заборов Владимир Александрович увидел свежие штабеля досок, а чуть дальше обратил внимание на приоткрытый контейнер с импортными стеклопакетами и торчащую в небо стрелу автокрана.

Очевидно, некоторые дома ещё достраивались.

— Нравится? — Тон у Шамиля был не совсем обычный.

— Красиво.

— Да… За год появилось. Даже меньше.

— После войны? — Удивился Виноградов. И все же спросил:

— А что это вообще такое? Интересное место.

Шамиль изобразил на лице улыбку и заговорил, тщательно подбирая слово за словом.

Судя по его обьяснениям, в красивых и уютных коттеджах образцово-показательного городка жили сплошь родственники нынешнего республиканского министра финансов.

А до ввода российских войск тут вообще ничего не было: поля, водокачка, да какой-то совхозный сарай, сгоревший при первой же бомбардировке… Но потом боевые действия закончились, и Москва, послушно приступила к выплате различных компенсаций победителям.

Как водится, перечисление федеральных средств на восстановление разрушенной экономики происходило под неусыпным контролем дюжины министерств и ведомств с обеих сторон.

В том числе, и министерства финансов республики.

— Теперь понятно?

— Понятно.

Бюджетные деньги в России-матушке умеют разворовывать не хуже. Генеральские дачи, приватизация, квартиры для депутатов… Но возвести сразу целый городок, да ещё на глазах десятков тысяч беженцев и бездомных?

— И вы терпите?

— Каждый устраивается, как умеет.

В голосе Шамиля не было даже намека на осуждение. Впрочем, зависти не было тоже, и это Виноградову почему-то понравилось…

Некоторое время ехали молча.

Потом сосед обернулся к Владимиру Александровичу:

— Слушай, насчет утра… — он махнул рукой куда-то назад. — Я рад, что все хорошо закончилось.

— Хорошо? — Виноградов представил окровавленный затылок убитого.

— Слушай! Могла вообще быть стрельба… За такие деньги, понял?

— А мальчишка-то тут при чем?

— Он не мальчишка! — Вскинулся Шамиль. — Он — солдат, понял? Он сюда воевать приехал, с оружием,понял? А не в гости…

— Его не спрашивали. Его послали!

— Ну и что?

Конечно, всегда есть выбор. Но… иногда его нет.

— Пленных убивать нельзя.

Шамиль оскалился:

— Да? И бить нельзя? Слушай, и пытать?

— Нельзя.

Машину затрясло на камнях, но собеседники этого не замечали.

Шамиль сорвал с лица очки и почти вплотную приблизился к Виноградову:

— Видишь? Видишь, да?

Уродливый шрам на месте глаза, мертвая кожа…

— Нравится?

— Нет, — честно признал Владимир Александрович.

— Осколок в руку, осколок в грудь и третий — вот сюда… Слушай! Я тогда на похороны отца приехал. Он человек уважаемый был, много народу собралось, даже из других районов. А ваши узнали — и по кладбищу! Сначала накрыли ракетами, а потом уже вертолеты прошлись, понял? Понял?

Виноградов кивнул, но Шамиль даже не обратил на это внимания:

— А знаешь, кто это сделал?

— Нет.

— И я не знаю! — Откачнулся собеседник. — Но наверное, такой же сопляк, как тот, сегодняшний… Может, даже и он сам, а?

Владимир Александрович опустил глаза.

Чертова война! У каждого, кто её пережил, навсегда останется собственная правда, оплаченная своей или чужой кровью.

Ведь сказано: только мертвые сраму не имут.

И еще: не судите, да не судимы будете…

Виноградов выучил много всяких красивых слов, но сейчас все они прозвучали бы некстати.

— Ох, так его душу!

На очередном повороте водитель резко вывернул руль вправо, и Владимира Александровича навалило на соседа:

— Извини.

Шамиль не ответил. Восстановив утраченное равновесие, он сразу же снова надел темные очки и отодвинулся от Виноградова.

Тот тоже поставил между ног оказавшийся на полу чемоданчик, сел поудобнее и принялся разглядывать горы за окнами автомобиля.

— Вы все виноваты… Все.

Виноградов обернулся: в голосе Шамиля больше не было ни злобы, ни истерики. Он говорил так, как рассуждают о чем-то обыденном и уже давным-давно известном, не требующем доказательств.

— И женщины? И дети?

— Да, — собеседник переложил автомат на колени. — Слушай, я до войны, в институте даже хотел жениться на одной москвичке. Но теперь… Ненавижу! Ненавижу вас всех.

Виноградов припомнил вчерашние фотографии на экране телевизора:

— И журналистов? Этих, которые заложники?

— Конечно. Почему нет? — Пожал плечами Шамиль.

— Ну, они же, вроде, друзья ваши. Нет?

Собеседник поправил берет. Потом не спеша, со вкусом и удовольствием произнес одно-единственное слово:

— Дерьмо.

— Неужели?

— Проститутки…

И вообще-то, возразить Владимиру Александровичу было нечего.

… Самошина и Гвоздюка он знал уже довольно давно, чуть ли не с первого дня работы в пресс-службе милицейского Главка. А познакомился майор с ними так же, как с большинством журналистов, пишущих и снимающих на криминальные темы.

В Большом Доме заканчивалось какое-то протокольное мероприятие, уже пошли вопросы с мест — и брошенный в одиночку «под танк» Виноградов с трудом пытался комментировать для телевидения и газет очередное заявление начальника ГУВД.

— Скажите, майор…

Владимир Александрович отыскал глазами поднятую руку:

— Представьтесь, пожалуйста.

Встал парень — упитанный, розовый, с усиками и бородкой:

— Алексей Самошин, компания ЦРТВ. Скажите, правда ли, что…

Худо-бедно, пресса в конце концов получила свое.

И отправилась по рабочим местам — нагонять строчки для гонорара и в меру способностей монтировать отснятый материал… Но прежде чем Владимир Александрович покинул пустеющий зал, к его столу приблизились двое:

— Послушай, старик! Это мой оператор… Он тут опоздал немного.

Виноградова несколько покоробило такое фамильярное обращение:

— Очень жаль, Алексей… простите, как вас?

На пластиковой карточке не значилось отчества собственного корреспондента ЦРТВ Самошина, поэтому майор запнулся.

— Да ладно тебе! Можно по имени.

— Чем могу помочь? — Владимир Александрович во-время вспомнил старое правило работников пресс-служб: с журналистами, как с малыми детьми, собаками и психически больными нужно обходиться ласково.

— Надо бы ещё раз. Я задам свой вопросик, ты опять ответишь… И нет проблем! Понял?

— Понял? — Повторил вслед за Самохиным верзила с телекамерой на плече.

Фамилия оператора была написана на репортерской карточке: Гвоздюк. Причина же опоздания читалась прямо на лице этого самого Гвоздюка: опухшие веки, красные глаза и запах тяжелого похмелья.

— Поехали, — согласился Виноградов, глянув на часы у двери. — Только быстро!

Потом высокая, худощавая фигура Гвоздюка и бородка Самошина попадались на глаза Владимиру Александровичу постоянно.

Круг журналистов, аккредитованных при ГУВД, достаточно узок, поэтому майор то и дело встречал эту парочку на брифингах и пресс-конференциях руководства Главка, в милицейских рейдах по рынкам, на местах заказных убийств и прочих печальных происшествий, составляющих криминальную хронику города.

Сюжеты, снятые ими, особой оригинальностью и остротой не блистали, но смотрелись не хуже и не лучше других, ежесуточно заполняющих выпуски телевизионных новостей.

Общение Виноградова с ребятами из ЦРТВ носило характер эпизодический и ни к чему не обязывающий. Но примерно через полгода, когда майор уже исполнял обязанности начальника пресс-службы, Самошин заявился прямо к нему в кабинет:

— Слушай, старик… — начал он, двигая по ковру тяжелое кресло для посетителей. — Есть дело.

Суть предложения заключалась в следующем. Надо дать интервью — небольшое, минут на пять. Что-нибудь о безопасности дорожного движения, статистику происшествий по региону, какой-нибудь жуткий фактик… Условий — два.

Во-первых, Владимир Александрович должен сняться на фоне огромного, красочного щита с рекламой некого акционерного общества, торгующего на российском рынке импортными автомобилями. А во-вторых, на вопрос Самошина о том, какая из марок легковых машин является по его мнению самой надежной и безаварийной, майору следует назвать вполне конкретную модель, недавно появившуюся в продаже.

— Сколько? — Поинтересовался Виноградов.

— Двести баксов, старик.

— Ско-олько?

— Пятьсот!

Владимир Александрович прекрасно представлял себе, что такое «левый» заказной сюжет. По идее, каждая секунда рекламного времени должна быть официально оплачена, и это с утра до ночи трепетно отслеживается соответствующими структурами. За любую, даже скрытую и косвенную рекламу, мелькнувшую на экране без санкции, нарушителя ждет суровая кара — от штрафа до позорного увольнения.

Конечно, голь на выдумки хитра. И тележурналисты так или иначе находят способы поработать на свой личный карман, но чтобы для этого использовались представители правоохранительных органов…

— Пятьсот? Шутишь.

— Семьсот баксов, старик! — Подскочил в кресле Самошин. — Больше не могу, честное слово. А то нам с Витькой вообще ни хрена не останется, понял?

… Вечером после этого визита майор встретился в «Старом кафе» с приятелем-журналистом, сделавшим себе громкое имя не без помощи Владимира Александровича.

Услышав фамилию Самошина, приятель поморщился:

— Чмо педальное… Раздолбай! Гвоздюк когда-то вроде был ничего мужиком, но спился вконец последнее время. А зачем они тебе, Саныч?

Выслушав рассказ майора, он кивнул:

— Похоже. Подшакаливают, где могут…

И собеседник поведал Владимиру Александровичу про парочку с ЦРТВ довольно много любопытного.

Например, Виноградов узнал, что Самошин постоянно по уши в долгах. Из своей пишушей и снимающей братии ему никто больше ни копейки не дает, вот парень и полез во всякие авантюры.

— Заказной материал — это ещё что…

— Слушай, а что у него такое случилось? Почему денег нет?

Приятель Владимира Александровича хмыкнул:

— Казино «Екатерина Вторая» знаешь? На Загородном?

— «Катьку»? Конечно.

— Ну, так вот! Самошин оттуда не вылезает.

— Игрок? — Удивился Виноградов.

— Мудак. Он там уже оставил столько… Мне люди рассказывали.

Собеседнику стоило верить — сети его информаторов временами завидовал даже РУОП. Благодаря чему не только обыватели, но и милиция зачастую узнавали самые свежие новости о российской организованной преступности исключительно из статей этого человека.

— А длинный, его оператор?

Оказалось, что за Витькой Гвоздюком, работавшим раньше на питерском телевидении, подобных грехов не водилось. Но и ему уже пару раз били в Доме журналиста морду — за пьяный базар и склонность приставать к чужим девицам.

— Спасибо. Буду иметь в виду.

— Ерунда, не за что…

С тех пор Владимир Александрович старался соблюдать при общении со сьемочной группой ЦРТВ некоторую дистанцию. И последний раз один на один встретился с Алексеем Самошиным при обстоятельствах не столько неожиданных, сколько неприятных.

Было это месяца три назад.

Виноградов только добрался до дома, как заверещал телефон.

— Да, слушаю.

— Это квартира Виноградова?

— Да.

— Прошу прощения, товарищ майор… Из четвертого отделения по охране метро беспокоят, дежурный Яковенко.

— Слушаю вас. Что случилось?

— Да тут одного задержали… Журналист! Фамилия Самошин. Требует вас к телефону.

— Требует?

Дежурный помялся:

— Ну, уже, вроде, просит. А поначалу…

История получалась действительно некрасивая. Женщина-контролер остановила гражданина Самошина на входе в метро — то ли из-за нетрезвого вида, то ли просто проездной документ проверить. Тот обиделся, отпихнул её и двинулся дальше.

Но далеко не ушел.

Женщина позвала на помощь наряд из пикета. Милиционеры вежливо попросили Самошина пройти куда следует, на что он стал махать журналистским удостоверением и бородой вперед попер на представителей власти: я, мол, вас всех! погоны, мол, посрываю! да я с самим генералом на дружеской ноге!

И разумеется — мать-перемать, мать-перемать…

Впрочем, руки гражданину Самошину заломили только после того, как тот попытался убежать на эскалатор.

— Вот, товарищ майор. Такие дела! — Закончил дежурный.

— А я при чем?

— Не знаю… У этого корреспондента при досмотре ваша визитка обнаружилась. Спросили — откуда, а он сразу стал просить, чтобы позвонили… — В голосе дужурного послышались нотки сомнения:

— Так что, не давать ему трубку?

Виноградов вздохнул:

— Давайте…

Работа со средствами массовой информации никогда не ограничивалась одними только протокольными мероприятиями. В конце концов, за что сотрудники пресс-службы ГУВД получают зарплату? За формирование в газетах, на радио и по телевизору положительного, пристойного образа современной милиции. Денег на подкуп журналистов государство не выделяет, значит приходится платить услугами.

— Владимир Александрович? — Голос у Самошина был испуганный и нетрезвый.

— Слушаю.

— Владимир Александрович, скажите им, а? Выручайте!

Виноградов молча проклял себя за привычку раздавать направо и налево свои милицейские визитки.

— Ладно. Позови дежурного…

Из отделения майор и Самошин вышли вместе.

— Запомнил? Завтра сделаешь все, как договорились.

— Понял. Нет проблем!

— Проблемы есть, — разочаровал спутника Владимир Александрович. — Пока проблемы есть.

— Хорошо. Я все сделаю.

— Обязательно. Вот тогда все действительно будет в порядке.

— Спасибо. Слушайте… Слушай… — Самошин выгреб из кармана возвращенные милиционерами деньги:

— Пошли по стаканчику? Коньячка? Чисто символически?

Владимир Александрович пожал плечами: от таких предложений отказываться не принято, но…

— Вот сюда, зайдем? А то не по-русски как-то!

Людей пустых и никчемных от спиртного развозит быстро. А может быть просто — коньяк попал Самошину, как говорится, на старые дрожжи.

Во всяком случае, после первых ста граммов журналист стал пускать слюни и жаловаться на судьбу:

— Слушай, Саныч… Гады они, понял? Сволочи!

Потом его потянуло на подвиги.

Виноградов вполуха слушал, как собеседник грозится всем показать что-то такое… что-то эдакое мужское совершить… подвиг такой…

— Ты думаешь, я — что? О, про меня ещё заговорят все!

Потом это все Владимиру Александровичу надоело:

— Пора. Зови официантку.

Но даже пока майор запихивал Самошина в такси, тот ещё пытался шептать ему на ухо про грядущую секретную командировку, про репортаж, который он из неё привезет, про огромные деньги, про славу, про баб…

В тот вечер Виноградов принял эти слова за пьяную похвальбу журналиста-неудачника. И каково же было его удивление, когда спустя всего пару недель в информационном блоке он увидел знакомую бородку на фоне гор и трубопровода:

— Алексей Самошин и Виктор Гвоздюк, специально для…

А ещё через несколько дней средства массовой информации разнесли по миру весть об очередном захвате заложников.

На этот раз жертвой похитителей стала сьемочная группа телеканала ЦРТВ.

Доехали без проблем, вскоре после полудня.

— Ну, слава Аллаху! Вот и все…

— Вижу. Наконец-то.

Горная база полковника Асхабова больше всего напоминала крепость. Собственно, так и было. Когда-то она защищала единственный выход на перевалы — и помнила, говорят даже нашествие Чингисхана.

Конечно, время и люди не пощадили средневековую крепость. Но и сейчас то, что осталось, производило впечатление: пятиметровые стены из тесаного камня, грозные башни у дороги, прорези бойниц…

В небе, чуть пониже солнца, развевался знакомый Виноградову флаг республиканской гвардии.

А до войны сюда часто возили туристов и отдыхающих — на шашлыки.

Еще в крепости, говорят, работали всякие-разные археологические экспедиции. Так уж повелось, что при каждой очередной заварухе местные жители археологов вырезали: в девятнадцатом году, в тридцать втором, в сорок первом… Вот они и лежат теперь неподалеку, на кладбище — бедолаги-ученые, попавшиеся кому-то под горячую руку.

«Ниву» пропустили беспрепятственно.

Внутри, за стенами, одно на другое громоздились двух — и трехэтажные строения различных эпох и стилей — все, впрочем, одинаково пыльные и неказистые.

Свободного пространства между домиками оставалось так мало, что водитель с трудом выискал место для парковки.

— Осторожно…

«Нива» втиснулась между грузовиком без номера, но с плохо закрашенной эмблемой вооруженных сил России, и самоходной артиллерийской установкой времен войны против гитлеровцев.

— Вылезай.

Вообще, боевых машин вокруг было много, в основном, конечно — бронетранспортеры и БМД. Имелся даже танк… Часть техники, судя по всему, ржавела тут в полной неподвижности не первый год, но кое-что содержали в полном порядке.

Появление Владимира Александровича и его сопровождающих вызвало среди обитателей крепости заметное оживление. Со всех сторон автомобиль сразу обступили бородачи в камуфляже, увешанные по местной моде легким и тяжелым стрелковым вооружением.

Впрочем, к собственному удивлению Виноградов заметил среди мужчин и пару особ так называемого слабого пола. Женщины были молоды, миловидны, но носили автоматы, подсумки, ремни — и отличались от товарищей по оружию только отсутствием растительности налице.

Только после того, как Шамиль по очереди поприветствовал всех, оказавшихся у машины, а с некоторыми даже обнялся, двинулись дальше.

Идти оказалось недалеко — до соседнего дома.

— Вот, это здесь — штаб гарнизона.

— Понятно.

Местная письменность ещё не была переведена с кириллицы на арабскую вязь, поэтому Владимир Александрович без труда прочитал табличку у входа.

— Заходи, майор! Не бойся.

— Да чего уж теперь…

Асхабов оказался точно таким же, как на многочисленных газетных фотографиях: ещё не старик, но в возрасте. Горбатый нос, густые брови, губы в ниточку — словом, типичное «лицо кавказской национальности».

Форма сидела на нем ладно, хотя и не по-военному, скорее, как хорошо подогнанный штатский костюм. Владимир Александрович сразу обратил внимание на золотистую многолучевую звезду — высший орден республики, такой же, как Владимир Александрович видел утром.

Дверь за спиной гостей скрипнула, и они остались втроем в комнате с белыми стенами и портретом покойного президента над столом.

— С приездом, — улыбнулся хозяин, но руки не подал.

— Здравствуйте.

— Все в порядке?

Шамиль кивнул, а Виноградов пожал плечами.

— Как доехали?

— Шумно.

— Присаживайтесь. Да, я знаю про обстрел. И про все прочее…

Владимир Александрович покачал головой:

— Я имею в виду не засаду даже. Учитывая тайный характер договоренностей и специфику операции… Какая же тут секретность, если про мою поездку и про деньги в этом чертовом портфеле каждая собака знает? Не говоря про здешних так называемых полевых командиров?

— Нормально! Все так и было задумано, — усмехнулся хозяин, и увидев недоуменно поднятые брови майора добавил:

— Потом обьясню. Позже… Открывайте.

Владимир Александрович положил чемоданчик на полированый стол. Набрал комбинацию цифр и щелкнул замками:

— Прошу! Опись согласно договоренности.

Он поднял крышку, демонстрируя плотно уложенные пачки долларов:

— Двести тысяч ровно, старыми купюрами. Половина «стольников», половина — по пятьдесят и двадцать баксов.

— Хорошо, — даже на первый взгляд было видно, что валюта разного достоинства и по большей части уже побывала в употреблении. Асхабов взял в руки пристроенный поверх денег лист бумаги с подписями и печатью. Сверился:

— Да, все в порядке.

Конечно, даже подобный «винегрет» можно пронумеровать покупюрно, чтобы затем дать ориентировки и проконтролировать сбыт. Но похитители сделали все, чтобы затруднить эту задачу.

Ведь прежде чем всплыть где-нибудь по официальным каналам, валюта совершит в российском «теневом» обороте такой путь, что проследить его практически нереально. А за границей Интерполу и без нас проблем хватает.

— Могу теперь воспользоваться телефоном?

— Да, конечно.

Асхабов протянул Владимиру Александровичу черную трубку с кнопочками и антенной.

— А куда нажимать?

Хозяин помог набрать код, номер и сам дождался ответа:

— Алле? Кто говорит?

Невидимый собеседник представился и трубка вернулась к майору:

— Здравствуй, дядя Вася! Это я… Спасибо, добрался хорошо. Разок, правда, был дождик, но лично меня не замочило.

Виноградов помолчал, прислушиваясь.

— Да, конечно. И письмо, и фотографии Леночкинины… Сейчас вот рассматриваем, любуемся.

Собеседник ещё о чем-то спросил.

— Не-ет! Совсем наоборот! Все родственники уже в курсе — и знакомые, и не очень… Некоторые даже встречать меня ездили, но дедушка настоял, чтобы я у него поселился.

Владимир Александрович облегченно вздохнул: доклад окончен… Теперь, когда все контрольные слова были сказаны именно в той самой, строго-насторого определенной последовательности, можно было немного расслабиться.

— Ну, целую… Тете тоже приветик! Передаю трубку.

Пока Асхабов обусловленными фразами подтверждал по телефону благополучное прибытие «внука», майор обратил внимание на Шамиля.

Бородач наклонился над распахнутым дипломатом с деньгами и ухмыляясь поскребывал ногтем его пластиковые стенки. Не обнаружив внутри ни взрывных устройств, ни хитрой электронной защиты, сопровождающий повернул голову в сторону Виноградова:

— Молодец! Хитрый…

Виноградов развел руками и тихо ответил:

— Извини… Так спокойнее было, верно?

Шамиль выругался — на своем языке, но вполне беззлобно и скорее даже с некоторым одобрением.

— Где расписаться?

Хозяин уже закончил разговор и достал ручку. Поставив автограф на поданном Виноградовым бланке, он шлепнул туда же печать, потом потряс бумагой в воздухе:

— Держи. Смотри, не потеряй!

Все трое весело и облегченно рассмеялись — ещё не союзники, но уже соучастники.

— Все, — Асхабов закрыл чемоданчик.

— Пересчитывать не будете?

— Нет. — Хозяин покачал головой, весело прищурил глаза и все же не удержался от пояснения:

— Мы с этим вашим… «дядей Васей» когда-то вместе Академию в Москве заканчивали. В одном номере два года жили, я у его дочери на свадьбе гулял.

— Нет вопросов!

Благодаря журналистам, биография нынешнего шефа республиканской гвардии была известна достаточно широко. Куда меньше знал Виноградов о прошлом своего непосредственного руководства, но ничего удивительного не было в том, что нынешние противники в недалеком прошлом списывали друг у друга лекции по тактике и за одним столом обмывали очередные воинские звания.

… А потом, конечно, было угощение.

Владимир Александрович давно заметил, что для людей, оказавшихся вне дома не по своей воле — в командировках, плаваниях, дальних экспедициях, на зоне, — единицей времени становится промежуток между приемами пищи. Жизнь течет от завтрака до обеда, потом — до ужина, потом — спасительный перерыв на сон, и все начинается сначала…

Убрав чемоданчик в сейф, хозяин проводил Виноградова и Шамиля в соседнюю комнату:

— Проголодались?

Выпить с дороги не предложили, здесь это было не принято.

За столом говорил в основном Асхабов. Владимир Александрович только поддерживал ни к чему не обязывающую беседу, налегая на овощи и баранину, а Шамиль молчал.

— Что известно про Самошина и Гвоздюка? Последняя информация есть? — Поинтересовался наконец майор.

— Нормально. Живы, здоровы… Скоро сами убедитесь.

Владимир Александрович кивнул:

— Надеюсь. Я ведь все равно должен оставаться здесь до конца.

— До конца чего?

— До окончания обмена. Но так, чтобы не слишком засветиться. Хотя, впрочем, уже…

— Да, — с выражением сытости на лице подтвердил Асхабов. — Они уже знают, что деньги на выкуп сюда доставлены.

— Ну, об этом известно не только похитителям.

— Правильно. Значит, тем более у них не возникнет теперь никаких сомнений.

— Сомнений в чем? Ведь все равно при обмене заложников…

Асхабов отмахнулся:

— Да не будет обмена… Еще чего — такие деньги всяким мерзавцам платить!

— Как это? — Положил вилку на скатерть Виноградов.

— Подожди. Подожди немного, сейчас поймешь.

Это прозвучало довольно сухо.

Хозяин отдал какой-то гортанный приказ Шамилю. Тот вытер губы, встал и не глядя в сторону Владимира Александровича вышел за дверь.

Оставшись наедине с Асхабовым, майор подумал, что незаметно и быстро убить этого крепыша вряд ли получится. Будет шум, возня, на крики прибежит охрана, которая сначала побьет, а потом все равно прикончит… С другой стороны, по местным обычаям вряд ли удобно отправлять гостя на тот свет сразу же после совместной трапезы.

Некоторое время сидели молча.

Затем хозяин, не поднимаясь, собрал на край стола остатки еды и грязную посуду. Накрыл все это полотняной салфеткой так, что теперь на скатерти оставались только хлебные крошки.

Скрипнула дверь.

В комнату по-кошачьи скользнула мужская фигура. Сразу же вслед за ней вошел Шамиль с огромным подносом: чайник, чашки, сахарница, печенье и сушки в фарфоровой вазе…

— Салам! — Шамиль занялся сервировкой, а незнакомец присел на свободный стул.

И он, и расположившийся напротив Виноградов разглядывали друг друга с нескрываемым интересом.

Неизвестно, что думал о Владимире Александровиче мужчина. На взгляд же майора этот человек ничем не выделялся: ватник, пропахшая костром шапка-ушанка с пятном от кокарды, борода, автомат…

— Это двоюродный брат Шамиля, — пояснил хозяин. — Младший.

— Очень приятно, — кивнул Виноградов, не зная, что ещё можно ответить.

— Он только что вернулся из банды. Видел там журналистов.

— Ого! — Владимир Александрович даже присвистнул.

— Это наш самый лучший разведчик… Еще с войны работал на Департамент нацбезобасности.

Асхабов дождался, пока всем нальют чаю и продолжил:

— Теперь мы знаем точно место, где держат заложников. И тот, и другой пока — в полном порядке. Передвигаются свободно, почти без присмотра. Спят вместе с двумя людьми из охраны…

— Это хорошо.

— Сегодня ночью он вернется в банду. Вступит в контакт с журналистами и передаст им, что надо делать.

— В каком смысле?

— Утром, пораньше, мы атакуем… И освободим заложников.

Владимир Александрович растерялся:

— Вы уверены, что именно так следует поступить? Опасность…

— Риска почти никакого. Все знают, что деньги доставлены в крепость и завтра после полудня бандиты будут ждать от меня посредников. В условленном месте — ведь считается, что база до сих пор не обнаружена. А мы заявимся чуть раньше, и прямо к ним домой!

Глупо пытаться исправить то, что не в твоей власти.

Поэтому Виноградов только пожал плечами:

— Мое мнение что-то изменит?

— Нет, — улыбнулся хозяин.

— Я могу доложить своему руководству?

— Нет, — опять улыбка, только более жесткая. — Потом.

Помолчали. Каждый по-разному…

— Что сейчас от меня требуется? — Чай был горячий, крепкий, но больше Владимиру Александровичу не хотелось.

— Напишите записку. Вы ведь, кажется, знаете господ Самошина и Гвоздюка лично?

Майору стало ясно, почему именно его кандидатура так устраивала всех с самого начала:

— Допустим. Допустим, знаю.

— Вот и прекрасно. Надо написать что-то такое, чтобы журналисты сразу поняли — это не провокация. Что человек, который к ним пришел, действительно друг. Понимаете? Какие-то только вам и им известные детали, эпизоды…

— Понял. А если я откажусь?

Настал черед Асхабова пожать плечами:

— Все равно операция состоится. Только риск будет больше.

Владимир Александрович уточнил:

— Значит, связаться с шефом мне нельзя?

— Незачем.

— Тоже верно… Сколько времени я могу думать?

— Нисколько, — вздохнул хозяин. — Надо идти прямо сейчас, чтобы к ночи добраться до банды.

Виноградов посмотрел на Шамиля, потом на его так и не проронившего ни слова брата-разведчика:

— Хорошо. Сейчас сделаю. Но… Есть условие.

— Какое?

— Я поеду с вами. И буду пристутсвовать — с начала до конца.

Понятно, что любым участием в штурме Владимир Александрович брал на себя часть ответственности за силовую операцию. В случае удачи это Виноградову никаких особых выгод не сулило — при трагическом же исходе на майора навешают всех собак. Впрочем, даже если он останется в стороне, одной только записки будет вполне достаточно… Поэтому, семь бед — один ответ!

— Ну, как?

Первым ответил Шамиль, сверкнув стеклами темных очков:

— Пожалуйста!

Вслед за ним хмыкнул Асхабов:

— Зачем? Хотя, конечно, воля ваша.

Бородатый разведчик молча опустил глаза. Может быть даже, он вообще не понимал по-русски…

Спал Виноградов не раздеваясь, но довольно крепко.