Часы от президента

И проснулся легко, почти сразу же.

— Ну, едешь?

— Да, конечно.

То ли местный «спецназ» привык к ночным подьемам, то ли просто Владимира Александровича разбудили позже других — во всяком случае, из дома он вышел, когда штурмовая группа уже была готова к выходу.

Полная луна отражалась на склонах гор, которые матово-черной бахромой очертили высокий и звездный купол неба.

— Готов? — Раздался над ухом голос Шамиля.

— Оружие дай? — Попросил Виноградов.

— Зачем тебе, майор? В кого стрелять будешь?

— В себя. Если что… — Он хотел продолжить, но ладонь уже ощутила холодную и знакомую тяжесть пистолета ТТ. — Спасибо!

— Не промахнись, — посоветовал Шамиль. — И не отставай!

Гвардейцы уже один за другим покидали крепость.

… Привал сделали только под утро.

Честно говоря, майор к этому моменту уже не раз проклял себя за то, что не остался на базе. Вверх, вниз, снова вверх, в сторону — горные тропы петляли во тьме кромешной, сменяя одна другую, и казалось, что никогда не будет конца этому изнурительному марш-броску.

Владимир Александрович шел налегке, в середине колонны, однако сил у него после команды Асхабова осталось только на то, чтобы рухнуть на край тропы.

Да, не те уже годы. И здоровье…

Впрочем, остальным спутникам, увешанным с головы до пят оружием и боеприпасами, приходилось, пожалуй, не легче.

Привалившись липкой от пота спиной к чему-то твердому, Владимир Александрович вытянул перед собой ноги в шнурованных ботинках:

— Фу, бля…

Дыхание восстановилось, но сразу противно задрожали колени.

— На, глотни!

Прямо перед носом Виноградова возникла рука с фляжкой.

— Спасибо, Шамиль.

Владимир Александрович пригубил ароматную жидкость, и как раз в этот момент появился возглавлявший колонну Асхабов.

Присел рядом:

— Ну, как? Как настроение?

— Уже лучше, — ответил майор, ощущая во рту приятную кофейную горечь. Потом не сдержался:

— Далеко еще?

— Прилично… Ладно, отдыхайте!

Через секунду он растаял в темноте, и вскоре по цепочке передали команду идти дальше…

На исходные позиции выдвигались медленно, зато почти бесшумно.

— Вон, видишь? Домики.

— Вижу, — Виноградов убрал от лица бинокль.

— Они в том, который слева.

— Хорошо.

Вообще, разобрать что-либо, даже с помощью оптики было сложно. Внизу, в котловине густой пеленою разлегся туман, а солнце ещё только готовилось выкатиться из-за гор.

Владимир Александрович вспомнил, как вечером чертили схему предстоящего штурма:

— Так… Вот отсюда пойдем, и вот здесь. Тут — двое останутся, на всякий случай. Понял?

— Логично.

Асхабов сверился с рисунком, который оставил разведчик:

— Шамиль сразу же выводит заложников через старое русло, к тропе. Группа прикрытия с пулеметом будет на скале. Есть возражения?

— Вроде, нет… — На бумаге все выглядело грамотно, а вот как уж получится…

Понимал это и Асхабов:

— В бою всего не предусмотришь. Понимаете?

Виноградов вздохнул:

— Обьясните только, что главное — заложники.

— Разумеется, майор. Конечно…

А сейчас Владимир Александрович лежал среди камней и настороженно прислушивался к звукам, доносящимся с той стороны, куда ушел со своими людьми Шамиль.

Впрочем, ничего особенного пока слышно не было.

Виноградов вернул бинокль:

— Все тихо там?

— Да, — Асхабов покосился на рубиновый глаз торчащего из кармана прибора. — Пока тихо…

Майор уже знал, что в случае опасности или непредвиденных осложнений брат Шамиля должен включить «радиомаяк» — но приемный датчик пока не пульсировал, оставаясь по-прежнему темным и безжизненным.

Секунды тянулись, обостряя слух — и Владимир Александровичу показалось даже, что он начал различать дыхание притаившихся вокруг автоматчиков.

— О чем задумался, майор? — Шепнул Асхабов.

— Смешно… Думаю, как теперь деньги начальству обратно сдавать.

— Какие деньги?

— Ну, доллары… Которые на выкуп.

— Доллары? Забудьте про них.

Лежащий рядом человек заговорил чуть громче, но так, чтобы его никто кроме Виноградова услышать не мог:

— Вам-то что? Сдал-принял, подпись-протокол.

— Ну, как же…

— Послушайте, майор. Деньги списаны. И какая разница, кому они достанутся — бандитам или тем, кто спасет заложников?

Владимир Александрович только крякнул.

— В конце концов, это мои проблемы, верно? — Асхабов посмотрел на циферблат советских «командирских» часов:

— Время. Пошли!

Шорох осыпающихся под ногами камней казался Виноградову неестественно громким.

Выхватив пистолет, он побежал вниз по склону вместе со всеми, с трудом различая по бокам и впереди себя силуэты атакующих — одинаково страшные от натянутых на лицо черных шапочек-масок.

Рядом кто-то споткнулся, упал и зашипел от боли.

И почти сразу лопнула предутренняя тишина. Сначала взрыв, потом очередь из автомата, потом ещё несколько длинных, злобных очередей…

— Ал-лаху акбар!

Над головами бегущих раскрылся красивый и страшный веер огня.

Виноградов тоже зачем-то выстрелил из пистолета в темноту: один раз, другой, третий… Неожиданно майор увидел прямо перед собой обмазанную серой глиной стену:

— Здесь? Или дальше?

Но уже из-за угла выскочила фигура в точно такой, как у бегущих рядом с майором, вязаной маске с прорезями для глаз. Сверху, на самую макушку, был натянут знакомый берет.

Владимир Александрович на всякий случай все же плюхнулся животом на землю:

— Шамиль?

— Ох, билять! Чуть не убил тебя…

Пока, значит, все шло по плану. Штурмовые группы встретились, как и намечено — у дома с заложниками.

— Где они? Живы?

Виноградов с Шамилем одновременно обернулись на крики и звук вышибаемой прикладом двери: х-хрясь! х-хрясь!

Бойцы вынесли преграду за доли секунды, вместе с засовом и рамой. Убедившись, что изнутри никто не выстрелил, один из автоматчиков шагнул через порог…

Глаза сначала среагировали на вспышку, и лишь потом по барабанным перепонкам ударил громовой раскат. Волна воздуха, пламени и осколков прокатилась правее того места, где замер Владимир Александрович, поэтому его даже не сбило с ног.

— Ложись! Лежи! — Тяжелая рука Шамиля потянула майора вниз.

— Растяжка, так? — Сплюнул пыль Виноградов.

— Сам знаю.

Для подобных штучек использовались обычные гранаты и какой-нибудь шнур. Сойдет и телефонный провод, даже леска…

Слава Богу, журналистов в домике не нашли. Их вообще не оказалось на базе — так же, как не было на ней к моменту штурма ни одного живого существа.

Только несколько чучел в камуфляже, да установленные повсюду мины натяжного действия… Просто чудо, что в ночной суматохе погибли всего двое — парень, который подорвался в самом начале, и тот, кто шагнул через дверной проем.

Правда, ещё двоих легко зацепило своими же шальными пулями.

… Уже совсем рассвело, а Владимир Александрович все сидел на каком-то бетонном обломке в двух шагах от злополучного домика.

— Уходим…

Голоса Асхабова прозвучал так, что майор вздрогнул.

— Да, конечно.

За секунду перед этим начальник республиканской гвардии закончил короткий, но тяжелый разговор с кем-то по радиотелефону.

— Ты был там, внутри?

— Был. Сволочи! А где Шамиль?

— Догонит. Его сейчас лучше не трогать.

— Пожалуй…

Владимир Александрович вспомнил увиденное: труп брата Шамиля, изуродованный и оскопленный, следы долгих и жутких пыток, кровь… На перерезанную от уха до уха шею разведчика кто-то издевательски прицепил «радиомаяк».

— Пошли? Осторожнее только, смотрите под ноги.

— Пойдем.

В общем-то, у Виноградова были все основания больше мин опасаться выстрела в спину.

Запросто прикончат, почему нет? Кому теперь нужен свидетель такого позора?

Однако, до крепости добрались без приключений. Даже быстрее, чем ночью: во-первых, стало совсем светло, а во-вторых, примерно на середине пути гвардейцев поджидала вызванная Асхабовым бронеколонна.

Скрываться больше не имело смысла…

Первое, что сделал Асхабов, когда они вернулись — это предложил Владимиру Александровичу вместе пообедать.

— Вдвоем?

— Да. Надо потолковать.

Шамиль занимался покойником, и ему было явно пока не до еды и не до разговоров.

— Пожалуй, действительно. Самое время… — Слова Виноградова прозвучали несколько двусмысленно, но хозяин сделал вид, что не понимает намека.

На крик его появилась заплаканная женщина. Она принесла посуду, поднос с овощами, что-то горячее — и тихо исчезла.

Мужчины сели за стол.

— Может быть, водки? Немного есть.

— Простите… Простите, я что — так похож на человека, которому срочно требуется выпить?

— Нет. Все в порядке.

Владимир Александрович вслед за Асхабовым положил себе на тарелку копченого мяса.

— Что теперь будет? — Кивнул он в сторону двора, где несколько бородачей слушали Шамиля.

— Он убьет их всех. Или наоборот…

— А заложники?

— Теперь это не имеет значения. Для Шамиля.

— А для нас?

— Для нас… — Хозяин помолчал. — Для нас — имеет!

Виноградов приготовился слушать.

— Майор, ты жить хочешь?

— Хочу. Но иногда не очень.

— Это правильно, — одобрил Асхабов. — Тогда считаем, что ночью ничего не было.

Виноградов промолчал, но уже с интересом.

— Ну, побегали, постреляли… При чем тут журналисты!

— Совсем не при чем?

— Совсем. Проводилась обычная операция… Допустим, по борьбе с транспортировкой наркотиков через перевалы.

Владимир Александрович хмыкнул:

— А результаты?

— С этим-то как раз проблем нет, — в свою очередь ухмыльнулся начальник республиканской гвардии. — Что же мы, пару мешков травы не предьявим?

— Думаю, запросто.

Местный героин и маковая соломка славились далеко за пределами гор и в прессе время от времени возникали версии о причастности нынешнего режима к их перепродаже в Россию.

— Значит, договорились?

— О чем?

— Послушайте, майор! Не надо. Не надо меня уверять, что это первый компромисс в вашей карьере.

И опять что-то в тоне собеседника заставило Виноградова поверить в осведомленность местных спецслужб.

— Что будет дальше делаться по заложникам?

— Обменяем. Теперь уже без всяких… Как говорится, утром деньги — вечером стулья.

* * *

Остаток дня майор отсыпался.

Потом захотел пройтись, но хозяин под каким-то предлогом пригласил его к себе, там и ужинать пришло время…

А в темноте много не нагуляешься. К тому же у Владимира Александровича создалось впечатление, что Асхабов намеренно оберегает его от каких-либо контактов с обитателями крепости.

Даже Шамиль куда-то исчез и не появлялся…

— Может быть, телевизор включить?

— С удовольствием!

Майора тут же оставили в кампании идиотов и идиоток из какого-то заунывного сериала. Потом была реклама, а после неё начался вечерний выпуск новостей.

Про похищенных журналистов упомянули только вскользь, для порядка — без сюжета и даже без картинки. Ночной инцидент в горах тоже в сводки информационных агенств не попал, зато Владимир Александрович с интересом посмотрел репортаж из Африки.

Там, в одной бедной маленькой стране уже которую неделю северо-восточные негры вовсю вырезали за что-то негров юго-западных. А разнимать их поручено было миротворцам из Иностранного легиона.

Формально это подразделение входило в состав французских вооруженных сил. Фактически же оно с некоторых пор на четверть комплектовалось выходцами из России и прочими братьями-славянами. Поэтому, кое-кого из нынешних «легионеров» Владимир Александрович вполне мог встречать в своем недалеком, но бурном прошлом. Майору даже показалось, что на экране мелькнула пара знакомых лиц…

Делать больше было нечего. Виноградов плюнул на все и опять полез в койку — до завтрака.

… На этот раз очень долго не удавалось заснуть. Или из-за перепутанного и сбившегося с ног на голову времени суток, или из-за диковатых впечатлений проваленной операции.

Во всяком случае, Виноградов час за часом то шумно ворочался под одеялом, то лежал с открытыми глазами, глядя в пятна на потолке и прислушиваясь к доносящимся со двора звукам.

Асхабов что-то опять готовил.

Постоянно скрипела дверь штаба начальника республиканской гвардии — это приходили и уходили люди. Одни уезжали, другие возвращались… Владимиру Александровичу показалось даже, что один раз он услышал конский топот.

— Господи, прости меня грешного!

Наверное, с самого начала это была авантюра.

Брат Шамиля погиб мучительно и страшно.

У каждого есть свой порог, свой предел. А потому только сопливые теоретики могут осудить парня за то, что тот не выдержал пыток.

Остальное — дело техники: банда снялась и увела заложников, оставив вместо себя «камуфляж» и целое минное поле.

Но кто предал? И когда? С самого начала?

Или разведчик сам на чем-нибудь прокололся?

Ладно, если вытащим журналистов — очень многое прояснится… Виноградов вспомнил про оставшуюся в чужих руках записку, и ему стало не по себе.

Скорее бы все это закончилось. Одна надежда на то, что победителей, как правило, не судят.

… Асхабов уже ждал Владимира Александровича.

И выглядел он, надо сказать, значительно лучше майора: выбритый, чистый, пахнущий одеколоном. Хотя спал, пожалуй, раза в два меньше, чем гость.

С другой стороны для Виноградова все утренние гигиенические процедуры свелись к омовению теплой водой из кувшина — не было даже безопасного лезвия, чтобы убрать щетину. Зубная паста тоже осталась дома, отчего во рту стоял привкус вчерашней еды.

— Готовы?

— Ну, голому собраться — только подпоясаться!

— Прошу к столу! Мы все уладили.

— В каком смысле? — Владимир Александрович взял нож и стал привычно намазывать бутерброд.

— Чай, кофе? Растворимый…

— Спасибо, я налью. Разрешите сахар?

— Пожалуйста… Мы опять связались с похитителями. Они согласны вернуться к прежним договоренностям.

— «Нулевой вариант»?

— Да. Как будто, ничего не было.

— Что от меня потребуется?

Хозяин отогнул манжету и посмотрел на циферблат:

— Схема простая… Около одиннадцати выезжаем. Оставляем в условленном месте деньги, забираем инструкцию. По ней находим тайник, где уже находятся приготовленные для обмена заложники.

Не поднимая на собеседника глаз, Виноградов отхлебнул кофе.

— Вас что-то смущает?

— Место назначали они?

— Да, — хозяин встал, обошел стол и застыл за плечом у Владимирома Александровича. — Вот, смотрите!

На скатерть легла сложенная в несколько раз карта-километровка:

— Здесь мы, вот это — трасса. Поворот, спуск… Видите значек? Это специальная площадка для грузовиков, раньше на ней водители-дальнобойщики останавливались.

— Понимаю.

— Так вот, деньги надо оставить под эстакадой. Там и будет записка — у правой опоры, которая ближе к дороге.

Виноградов потер переносицу:

— Интересно! — Судя по карте, подходы к площадке, да и сама она отлично просматривались со всех сторон. — А что нам мешает вместо долларов напихать бумаги? Или придумать какой-нибудь сюрприз… со взрывателем?

Собеседник вздохнул:

— Очевидно, так рассчитано, что забрав чемоданчик и убедившись в обмане, они успевают ликвидировать журналистов.

— Хорошо. А если наоборот? Выкуп бандиты получат, но вместо заложников мы найдем что-нибудь… — Владимир Александрович замялся, — что-нибудь совсем не то?

— Приходится рисковать. Выбора нет.

Помолчали.

Асхабов забрал карту и вернулся на место:

— Еще кофе? Не стесняйтесь.

— Спасибо, достаточно.

— Смотрите, — пожал плечами хозяин. — Скоро ехать, а дорога неблизкая. Неизвестно, когда вернемся… Дело в том, что похитители выдвинули условие. Догадываетесь?

Майор пожал плечами:

— Возможно. И какое?

— На «закладку» должны выйти вы. Лично. И никто другой!

— Они что там, в лицо меня знают? — удивился Виноградов.

Но теперь уже настал черед Асхабова пожимать плечами…

Со стороны это, наверное, смотрелось диковато.

Притихшие горы вокруг, дорога с осыпавшимися обочинами, безветрие и пустота… А посередине — одинокая фигура с портфелем.

Стараясь ступать по проложенной гусеницами колее, Владимир Александрович двигался в сторону автомобильной площадки.

Пистолет, так и не взятый назад Шамилем, стыдливо пригрелся за пазухой: толку от него сейчас не было бы никакого. Зато вызывающе оттягивал руку выставленный напоказ чемоданчик с валютой.

Страха не было. Не было привычной тревоги, куда-то исчезла даже накопившаяся за командировку усталость…

Виноградов хотел обдумать все это подробнее, но времени на самоанализ уже не оставалось — он с точностью до минуты вышел в условленное место.

Природа сама подарила его когда-то путникам для ночлега и отдыха. Почти на всем протяжении дорога петляла в узкой щели между почти отвесными склонами, но тут горы чуть-чуть расступились — и образовали ровную, вытянутую в форме эллипса площадку.

Говорят, когда-то здесь свободно, без помехи движению, можно было разместить полдюжины «камазов» и «татр» с прицепами. И для водителей имелось все необходимое: родничок, навес для мелкого ремонта у скалы, кострище… А главное — та самая металлическая эстакада, к которой сейчас направлялся Владимир Александрович.

— Если смерти, то мгнове-е-енной… если раны — небольшой!

Он тянул сейчас эту свою любимую революционную песенку, почти как молитву: не задумываясь, но с искренним чувством.

Качество исполнения оставляло желать лучшего: и музыкальный слух, и голос у Виноградова, конечно, были, но совместить их ему ещё ни разу не удавалось. Пел Владимир Александрович плохо. Отвратительно пел! Впрочем, кому не нравилось — могли и не слушать…

Особенно здесь.

Майор демонстративно уселся на полусгнившую скамью, всего в паре шагов от эстакады: пусть понервничают. Наблюдатели, мать их душу!

А может, и нету вокруг никого… Виноградов прикрыл глаза, помолился, теперь уже по-настоящему, и встал.

Прямо к вдавленной в грунт опоре «скотчем» был на совесть примотан полиэтиленовый пакет.

Владимир Александрович оглянулся. Поставил чемоданчик так, чтобы получилось устойчиво и незаметно со стороны дороги. Затем принялся отрывать виток за витком клейкую ленту…

— Ну, что? Прочитал?

К стыду своему Виноградов и не заметил, как очутился в окружении республиканских гвардейцев. Путь налегке, обратно, от эстакады к тому повороту, за которым майора высадили из машины, занял всего минут десять — значительно меньше, чем он шел с чемоданчиком.

— Да, вот. Смотрите.

Владимир Александрович протянул сверток.

Асхабов сунул руку под полиэтилен и достал из-под надорванной уже пленки бумажный конверт. Повертел его туда-сюда, но не обнаружив ни надписей, ни марок сунулся внутрь:

— Ага… Понятно.

— Где это? Далеко? — Полюбопытствовал Виноградов.

— Нет, не очень. Рядом.

Владимир Александрович опять взял у него из руки листок: стрелка, изображение микроавтобуса, несколько цифр и два слова печатными буквами. По-русски…

Запищал сотовый телефон. Асхабова вытащил трубку:

— Алле?

Выслушав сообщение, коротко ответил и дал отбой. Потом пояснил специально для майора:

— Они подьехали. Чемодан забрали. Проверили…

— Все в порядке?

Вопрос был задан невпопад, но Асхабов только махнул рукой:

— По машинам!

Колонна развернулась и пошла в сторону крепости. Но примерно через семьсот метров головной БТР нырнул вправо и почти не считаясь с отсутствием дороги запрыгал по руслу высохшей речки.

Стало не до расспросов.

Виноградова и его спутников без пощады швыряло от борта к борту и главное теперь было — не прикусить язык и уберечь голову от самых болезненных ударов.

Наконец, бронетранспортер застыл на месте — и Владимир Александрович уткнулся носом в спину здоровяку с переднего сиденья.

— Вылезаем?

— Да, пошли… Быстрее!

Белую «мазду» с тонированными стеклами заметили почти одновременно:

— Вон они! Все точно. Пошли?

— Спокойно.

Микроавтобус заполз передком на огромный валун, и стоял, почти уперевшись своими японскими фарами в небо.

Вокруг, конечно, ни души.

Однако, вместо того, чтобы сразу броситься к «мазде», Асхабов послал две группы на осмотр окресности — попадать в засаду ему больше не хотелось.

Потом вперед пошли бородач с миноискателем и ещё один сапер, и только после них командир гвардейцев приступил к самому главному.

Кабина была пуста.

— Ну, во имя Аллаха!

Задняя дверь микроавтобуса открылась легко, без скрипа.

— Господи…

На дне салона лежали два тела, накрытых большим и тяжелым куском брезента.

— Отойди-ка, майор! — Асхабов перегнулся внутрь, насколько это было возможно, и потянул на себя дальний край материи:

— Живой! Живой, да?

Тут и Владимир Александрович не разглядел даже, а угадал какое-то шевеление:

— Самошин? Ну, бляха… Живой!

Журналист был крепко-накрепко, по рукам и ногам спеленут парашютными стропами. Шея его профессионально фиксировалась петлей-удавкой, которая при этом удерживала ещё и забитый в рот кляп.

— Нож есть? А то задохнется от радости!

Опережая Асхабова, майор до конца сдернул с лежащих брезент:

— Гвоздюк?

— Вах-х…

Второго журналиста никто не связывал.

Нужды в этом, собственно, не было. Длинное, нескладное тело телевизионного оператора оказалось мертвым: одна ладонь у сердца, другая сжата в кулак.

На запрокинутом лице, вокруг синих губ темнели кровоподтеки.

— С ним что — все? Точно, да? — Не хотел верить себе Асхабов.

Владимир Александрович убрал руку с шеи покойника:

— Да. Уже давно…

— Ах, билять! Порву, падлы!

И в этот момент тихо, по-кошачьи всхлипнул Самошин…

* * *

Владимир Александрович обернулся на скрип дверных петель:

— Спит?

— Заснул. — Асхабов прошел к столу. — Убирать?

— Да, пожалуй. Мне достаточно.

Хозяин взял почти пустую литровую бутыль «Московской», закрыл её и упрятал в шкаф:

— Ладно. Аллах простит. Верно, майор?

— Не знаю. Я православный, нам разрешается…

Вообще-то, они с Асхабовым выпили всего по стаканчику, остальное водка досталось вызволенному из плена журналисту.

Вот ему-то как раз водочка пришлась как нельзя кстати…

— Успокоился хоть немного?

— Ну, в общем — да. Развезло парня, но это и к лучшему.

На крепость опустилась ночь, и Владимир Александрович опять остался один на один с начальником республиканской гвардии. Тусклая лампочка под потолком, стол, скатерть… Со стороны могло показаться, что Виноградов заглянул сюда просто по-соседски, на чашку чаю.

О главном говорить не хотелось.

— Оператора жалко.

— Этого, второго? Да, конечно.

Всем известно, что для заложников последние сутки перед решением их судьбы являются самыми тяжелыми. Страх и надежда, неуверенность и возбуждение сменяют друг друга, доводя людей до нервного срыва, непоправимо уродуя психику и даже порой — убивая.

Алексей Самошин ещё не скоро окончательно оправится от пережитого. А Виктор…

— Он что, действительно здорово пил?

— Да, постояннно. Зашибал… — Виноградов припомнил отечное, вечно похмельное лицо Гвоздюка.

— Он с какого года?

— Не помню. Лет на десять-двенадцать старше Алексея.

Конечно: возраст уже, подорванное алкоголем сердце. Вот и приступ. Самошин сказал, что Виктор даже не мучался — умер во сне, прошлой ночью. Когда стали будить, спохватились — ан, уже поздно!

Бедняга-журналист… Владимир Александрович представил себе, каково это ему было — пролежать несколько часов в полной неизвестности, спеленутым, посреди чужих гор.

Да ещё бок о бок с мертвецом.

Майора передернуло:

— Значит, что у нас получается?

— Да, собственно, хорошего мало.

Они оба старались «работать» с Самошиным мягко, без давления, но кое-что из его сумбурных, путаных обьяснений вытянуть удалось.

Во-первых, обстоятельства похищения. В целом они не отличались от официальной версии: выехали в горы, снимать репортаж про нефтепровод, сразу за перевалом «жигули» остановили вооруженные люди, пришлось пересесть в другую машину. Потом журналистам завязали глаза и повязки снять разрешили только в каком-то бункере…

Вообще, за время плена Самошин и Гвоздюк сменили несколько пещер и подвалов. Была, кажется, даже одна городская квартира. Но в подробностях, касающихся численности, вооружения, экипировки и мест базирования похитившей их банды Алексей пока путался — вполне естественно, эту информацию из него вынут позже московские профессионалы.

Кормили журналистов небогато, но вдоволь. Не били. Бытовые условия, конечно, убогие — каменный век, но жить можно.

Что же касается последних событий, то с точки зрения заложника они развивались так. Позавчера им с Виктором сообщили, что из России наконец прибыли деньги — все двести тысяч долларов. По такому поводу был организован даже праздничный ужин…

Но уже следующим вечером произошло что-то страшное: шум, стрельба, нечеловеческие крики. Когда все стихло, заложникам показали окровавленное тело. Якобы, человек под пытками признал, что послан для организации побега журналистов. И что ночью готовится нападение спецназа на лагерь… В подтверждение этого была продемонстрирована записка Виноградова.

— Саныч, я ведь сразу понял, что это ты писал! — Хитро улыбнулся уже окончательно осоловевший от выпитого Алексей. — Когда там насчет метро был намек… Насчет той истории, верно?

— Верно, — кивнул без особой охоты майор. — А потом что?

— Потом нам наручники надели. И сразу увели, суки… Куда-то ещё дальше в горы… А ночью Витька умер!

Самошин успел ещё поведать, как нынешним утром его связали, бросили рядом с покойником на пол «мазды» и отвезли в неизвестность.

После этого началась очередная пьяная истерика, и хозяин увел журналиста спать — под присмотр автоматчиков.

… Владимир Александрович зевнул:

— Ладно. Поздно уже… Я готов!

— К чему? — Поднял брови Асхабов.

— Ну, хотя бы выслушать ваши предложения. Предложения по версии, которая станет официальной.

— А в чем, собственно, дело? Что вас смущает, майор?

Виноградов отставил чашку:

— Ничего себе, шуточки… Самошин — это, конечно, хорошо. Но ведь бандиты нас все-таки надули, второй-то журналист вернулся мертвым! А российские деньги, между прочим, заплачены за обоих заложников, припоминаете?

Хозяин опять сделал удивленное лицо:

— Какие деньги?

Несколько секунд в комнате висела тишина — Владимир Александрович обдумывал слова собеседника.

Асхабов продолжил:

— Ведь кто вообще знает про то, что передавался какой-то выкуп? Про его размер? Никто! Просто будет заявлено: совместными усилиями дипломатов, а также правоохранительных органов обеих стран освобожден остававшийся в живых заложник. И второго бы спасли, но… Так сказать, несчастный случай, в котором меньше всего виноваты наши и ваши спецслужбы.

Виноградов вздохнул:

— Понятно. Красивая картинка… Вопросов нет.

— Да ни у кого их не будет, поверьте! Мировая общественность обрадуется до жопы, что хоть так эта история закончилась… А двести тысяч долларов для Москвы — не деньги, верно? Спишут, не впервой!

Возразить оказалось нечего:

— Спишут. Не впервой.

Ставки в игре значительно больше, чем портфель с валютой или даже судьба несчастного пьяницы-оператора. Кто-то там, наверху, привычно сдает карту, кто-то вистует, кто-то уходит без двух или остается при своих…

А вот сам майор в таком раскладе оказывается никому не нужен. Как раз, наоборот. Он теперь лишнее, а потому опасное звено в этой темной истории, потенциальный источник утечки.

Видимо, Асхабов почувствовал настроение гостя:

— Все в руке Аллаха!

— Посмотрим.

Глупо умирать заранее. Это мы всегда успеем… Поэтому Владимир Александрович сменил тему:

— Шамиля что-то давно не видно.

— Соскучились?

Виноградов с деланным безразличием пожал плечами:

— Вы сами сказали, что он доставит меня на границу.

— Шамиля пока нет. Он занят. Утром вернется…

Собственно, майора сейчас интересовало только, знает ли кто-нибудь кроме одноглазого про пистолет, лежащий сейчас у него за пазухой.

— Тогда я, пожалуй, пойду? Попробую заснуть?

Вполне возможно, Шамиль в суматохе просто забыл, что отдал ТТ Виноградову. Или не посчитал пока нужным доложить… Тогда у Владимира Александровича появлялся дополнительный шанс.

— Конечно. Спокойной ночи!

— И вам того же.

Поднявшись «к себе», Виноградов согнал с койки прикорнувшего на краю одеяла автоматчика:

— Все. Давай, брат, посиди снаружи…

Прежде, чем расшнуровать обувь, он прислушался к жалобному похрапыванию Самошина:

— Во, бедолага!

Журналист лежал на спине и при свете звезд лицо его казалось очень бледным, обиженным и усталым.

Владимир Александрович подумал, что, в общем, приятно так обманываться. Уже бывало пару раз, когда в тяжелой ситуации люди, которых он недооценивал и не замечал, оказывались на высоте.

Вот и Самошин.

Там, дома, вид его не вызывал у майора ничего, кроме пренебрежения и снисходительной ухмылки. А ведь гляди-ка! Глупо поступил, но по-мужски: сорвался черт-те куда, пусть в погоне за славой и журналистским долгом, полез под пули…

— Алексей… Эй, слышишь? Леха!

Но сосед продолжал храпеть, и Виноградову пришлось вылезти из-под одеяла, чтобы перевернуть его на бок.