Ф.Скотт Фицджеральд
      Две вины
      1
      - Смотрите - видали ботиночки? - сказал Билл. - Двадцать восемь монет.
      Мистер Бранкузи посмотрел.
      - Неплохие.
      - На заказ шиты.
      - Я и так знаю, что вы франт каких мало. Не за этим же вы меня звали?
      - Совсем даже не франт. Кто сказал, что я франт? - возмутился Билл. Просто я получил хорошее воспитание, не то что иные прочие в театральном мире.
      - И еще, как известно, вы красавец писаный, - сухо добавил Бранкузи.
      - Конечно. Уж не вам чета. Меня девушки принимают за актера... Закурить есть? И что самое главное, у меня мужественный облик, чего уж никак не скажешь про здешних мальчиков.
      - Красавец. Джентльмен. В шикарных ботинках. И везуч как черт.
      - А-а, вот тут вы ошибаетесь, - заспорил Билл. - Голова на плечах, это - да. За три года - девять постановок, четыре прошли на "ура", одна провалилась. Ну при чем здесь везение?
      Бранкузи надоело слушать, он задумался, уставившись в одну точку невидящими глазами. Сидящий перед ним молодой румяный ирландец всеми порами источал такое самодовольство - не продохнуть. Но пройдет немного времени, и он, как всегда, спохватится, услышит сам себя и, устыдившись, поспешит спрятаться в свое второе "я" - этакого утонченно-высокомерного покровителя искусств по образу и подобию ультраинтеллигентов из Театральной гильдии. Между этими двумя ипостасями Билл Мак-Чесни до сих пор еще не сделал окончательный выбор, такие натуры обычно определяются годам к тридцати.
      - Возьмите Эймса, возьмите Гопкинса, Гарриса - любого возьмите, продолжал разглагольствовать Билл. - Кто из них лучше меня?.. В чем дело? Хотите выпить? - спросил он, видя, что Бранкузи посматривает на стену, где висел винный шкафчик.
      - Я не пью по утрам. Просто там кто-то стучит. Вы б им велели перестать. Слышать не могу, страшно действует на нервы.
      Билл встал и распахнул дверь.
      - Никого нет... - начал он. - Эй! Вам чего?
      - Ой, простите, - ответил женский голос. - Простите, ради бога! Я разволновалась и сама не заметила, что, оказывается, держу в руке карандаш.
      - А что вам здесь надо?
      - Я к вам. Секретарь говорит, что вы заняты, а у меня к вам письмо от Алана Роджерса, драматурга. Я хотела передать вам его лично.
      - Мне некогда. Обратитесь к мистеру Кадорна.
      - Я обратилась. Но он был не слишком любезен, а мистер Роджерс говорил...
      Бранкузи нетерпеливо пододвинул стул и посмотрел в открытую дверь. Посетительница была очень юная, с копной ослепительных золотых волос и гораздо более волевым лицом, чем можно было подумать по ее лепету. У нее был твердый характер, потому что она родилась и выросла в городке Делани, штат Южная Каролина, но откуда было знать об этом мистеру Бранкузи?
      - Как же мне быть? - спросила она, без колебаний отдавая свою судьбу в руки Билла. - У меня было письмо к мистеру Роджерсу, а он вот дал мне письмо для вас.
      - Ну, и что я должен сделать? Жениться на вас? - взорвался Билл.
      - Я хотела бы получить роль в одном из ваших спектаклей.
      - Тогда сидите тут и ждите. Я сейчас занят... Где мисс Кохалан? - Он позвонил, с порога еще раз сердито оглянулся на посетительницу и закрыл за собой дверь. Но за это время с ним произошла обычная метаморфоза, и теперь с мистером Бранкузи разговор возобновил человек, который на проблемы театрального искусства смотрит, можно сказать, просто глазами Макса Рейнгардта.
      К половине первого он уже ни о чем не помнил, кроме того, что будет величайшим на свете режиссером и что сейчас, за ленчем, он встретится с Солом Линкольном, которому все это втолкует. Он вышел из кабинета и вопросительно посмотрел на мисс Кохалан.
      - Мистер Линкольн не сможет с вами встретиться, - доложила она. - Он только что звонил.
      - Ах, только что звонил, - в сердцах повторил Билл. - Тогда вычеркните его из списка приглашенных на четверг.
      Мисс Кохалан провела черту поперек лежащего перед нею листа бумаги.
      - Мистер Мак-Чесни, вы, наверно, про меня забыли?
      Билл обернулся к посетительнице.
      - Да нет, - неопределенно ответил он и добавил, опять обращаясь к секретарше: - Ладно, черт с ним, все равно пригласите его на четверг.
      Есть в одиночку ему не хотелось. Он теперь ничего не любил делать в одиночку, ведь для человека известного и влиятельного общество удивительно приятная вещь.
      - Может быть, вы уделите мне две минуты, - снова начала рыженькая.
      - Сейчас, к сожалению, не могу.
      И вдруг он понял, что таких красивых, как она, не видел никогда в жизни. Он не мог оторвать от нее глаз.
      - Мистер Роджерс мне говорил...
      - Может, перекусим вместе? - предложил он и, дав мисс Кохалан несколько поспешных и противоречивых указаний, распахнул перед своей дамой дверь.
      Они стояли на Сорок второй улице и дышали воздухом для избранных - его было так мало, что хватало всего на несколько человек. Был ноябрь, театральный сезон начался уже давно. Биллу стоило повернуть голову вправо - и там сияла реклама одного спектакля, потом влево - и там горели огни другого. Третий шел за углом - тот, что он поставил вместе с Бранкузи и с тех пор зарекся работать на пару.
      Они вошли в "Бедфорд-отель", и среди официантов и служителей поднялась суматоха.
      - Как тут мило, - любезно, но искренне сказала девушка.
      - Актерская берлога. - Он кивал каким-то людям. - Привет, Джимми... Билл... Джек, здорово... Это Джек Демпси... Я редко сюда хожу. Больше в Гарвардский клуб.
      - Так вы учились в Гарварде? Один мой знакомый...
      - Да.
      Он колебался. Относительно Гарварда существовали две версии, и неожиданно он выбрал ту, которая соответствовала истине.
      - В Гарварде. Меня там считали деревенщиной, никто знаться со мной не хотел, не то что теперь. На той неделе я гостил у одних на Лонг-Айленде такой фешенебельный дом, боже ты мой, - так там у них двое светских молодчиков, которые в Кембридже меня в упор не замечали, вздумали панибратствовать, я им теперь, видите ли, "старина Билл".
      Он еще поколебался и вдруг решил на этом поставить точку.
      - Так вам что, работа нужна? - спросил он. Он вдруг вспомнил, что увидел у нее дырявые чулки. Перед дырявыми чулками он пасовал, терялся.
      - Да. Иначе мне придется уехать обратно домой, - ответила она. - Я хочу стать балериной, заниматься русским балетом, знаете? Но уроки такие дорогие, вот и приходится искать работу. Заодно, я думала, немного привыкну к сцене.
      - Пляски, значит?
      - Нет, что вы, классический балет.
      - Павлова, например, она разве не пляшет?
      - Ну что вы! - Она ужаснулась, но потом продолжила свой рассказ. - Дома я занимаюсь у мисс Кэмпбелл, вы, может, быть, слышали? Джорджия Берримен Кэмпбелл. Ученица Неда Уэйберна. Она просто замечательная! Она...
      - Да? - Он слушал рассеянно. - Дело нелегкое. В агентствах от актеров отбою нет, и послушать их всех, так они что угодно могут - до первой пробы. Вам сколько лет?
      - Восемнадцать.
      - Мне двадцать шесть. Приехал сюда четыре года назад без единого цента в кармане.
      - Ну да?
      - А теперь могу хоть сегодня прикрыть лавочку, мне хватит до конца жизни.
      - Честное слово?
      - В будущем году устрою себе отпуск на год. Женюсь... Айрин Риккер, слыхали про такую?
      - Еще бы! Моя любимая актриса.
      - Мы помолвлены.
      - Правда?
      Потом, когда они снова вышли на Таймс-сквер, Билл небрежно спросил:
      - А что вы сейчас делаете?
      - Работу ищу.
      - Да нет же. Вот сейчас.
      - Ничего.
      - Может, зайдем ко мне, выпьем кофе? Я живу на Сорок шестой улице.
      Глаза их встретились, и Эмма Пинкард решила, что в случае чего сможет за себя постоять.
      В просторной светлой комнате-студии с огромным диваном в десять футов шириной она выпила кофе, он - виски с содовой, и его рука легла ей на плечи.
      - С какой стати я должна вас целовать? - решительно сказала она. - Мы почти незнакомы, и потом вы помолвлены с другой.
      - Пустяки. Она не рассердится.
      - Так я и поверила!
      - Вы - хорошая девушка.
      - Во всяком случае, не дура.
      - Ну и ладно. Оставайтесь себе хорошей девушкой.
      Она поднялась с дивана и стала рядом, свежая и спокойная и ничуть не смущенная.
      - Я так понимаю, что теперь мне работы у вас не получить? - беззлобно спросила она.
      Он думал уже о другом - о каком-то разговоре, о репетициях, - но, поглядев, опять увидел на ней дырявые чулки. И позвонил по телефону: