Гамлет и Джуд Фаули переглянулись и пожали плечами, когда я поднялась на сцену и устремила взгляд в толпу. Хитклиф, с точки зрения которого все происходящее лишь отодвигало момент его триумфа, сердито зыркнул на меня. Как ни странно, я не волновалась. В душе плескалось нечто вроде притуплённого восторга. Потом меня наверняка вывернет наизнанку, и не раз, но пока мне было хорошо.
      — Добрый вечер, — начала я под гробовое молчание аудитории. — Никто не может отрицать, что сюжетов не хватает, но вы должны узнать о СуперСлове™ две важные вещи.
      — Текстоуправление? — безуспешно повторял в свой мобильный комментофон Твид. — Твид — Текстоуправлению, Твид — Текстоуправлению!
      Это ненадолго. Как только в ГТУ поймут, что случилось, они напишут себе новую комментофонную линию.
      — Во-первых, никаких новых сюжетов нет. За все время обкатки программы о них даже речи не заходило. Либрис, не будете ли вы так любезны представить сейчас хотя бы один «новый» сюжет?
      — Пока СуперСлово™ не запущено, к ним нет доступа, — огрызнулся тот, бросая злобные взгляды на Твида, безуспешно пытавшегося связаться с ГТУ.
      — Значит, таких испытаний не проводилось. Во-вторых, — продолжала я, — СуперСлово™ содержит ограничитель «трех прочтений». Это означает полное прекращение книгообмена. Библиотеки закроются, букинистические магазины уйдут в прошлое. Слова способны учить и освобождать, но ГТУ хочет, чтобы они стали только товаром, который можно продать, и ничем более.
      Толпа зашепталась — не обычным для Книгомирья описанием речи, а по-настоящему. Семь миллионов человек принялись обсуждать мои слова.
      — Орлик! — услышала я крик Твида. — Доберись до ГТУ! Бегом, если придется, пусть восстановят комментофонные линии!
      — Это абсурд! — вопил Либрис, едва не лопаясь от ярости. — Ложь, проклятая ложь!
      — Вот, — сказала я, бросая на столик перед сценой диновский экземпляр «Маленького принца». Технология перемещения работала превосходно — на каждый из ста тысяч столиков легла книга. — Эта книга сделана по системе СуперСлово™. Прочтите первую страницу и передайте книгу соседу. И увидите, который из вас по счету не сумеет ее открыть.
      — Твид! — взвыл Либрис, по-прежнему стоявший рядом со мной на сцене и с каждой минутой бесившийся все сильнее. — Сделайте хоть что-нибудь!
      Я показала на Ксавье.
      — Словомагистр Либрис в состоянии легко опровергнуть все мои аргументы, просто переписав факты. Он уже мог бы разблокировать книгу, но ему мешает одно: все линии связи с Главным текстораспределительным управлением перекрыты. Как только они снова заработают, книги у вас на столах окажутся разблокированы. Перкинс был убит, когда раскрыл этот заговор. Он успел рассказать об этом Ньюхену, и того тоже убили. Мисс Хэвишем ничего не знала, но ГТУ подозревало, что она знает, и ее также заставили замолчать.
      Глашатай встал и направился к сцене.
      — Это правда? — спросил он, сверкая глазами.
      — Нет, ваше глашатайство! — ответил Либрис. — Честью клянусь! Как только мы снова выйдем на связь, мы сумеем опровергнуть любые заявления превратно информированной мисс Нонетот!
      Глашатай посмотрел на меня.
      — Продолжайте, сударыня. Народ вас слушает, но как долго это протянется, понятия не имею.
      — В-третьих, и что всего важнее, все книги, написанные в системе СуперСлово™, управляются прямо из Главного текстораспределительного управления, так что нужда в беллетриции отпадет. Все мы станем просто техниками низшего ранга при ГТУ.
      — Ага! — перебил меня Либрис. — Вот вы и проговорились об истинных ваших побуждениях! Вы боитесь потерять работу!
      — Не боюсь, Либрис. Мой настоящий дом — на Той Стороне. Я только обрадовалась бы, отпади в Киигомирье нужда в полицейской службе, — но не ценой уничтожения Кладезя Погибших Сюжетов!
      Толпа одновременно ахнула в семь миллионов глоток.
      — Больше не потребуются сюжетные конструкторы, эхолокаторы, воображатели, грамматактики и орфокорректоры. Не понадобится обучать генератов, поскольку персонажи будут конструироваться с минимальной необходимой описательностью. Я говорю о массовом вымывании вдохновения из процесса написания книги и замене его простой формулой. Персонал Кладезя будет распущен, и управлять процессом станут несколько техников напрямую из ГТУ, которое при помощи СуперСлова™ примется писать книги, минуя всех вас.
      — И что же тогда будет с нами? — послышался чей-то голос.
      — Вас заменят, — просто сказала я. — Заменят набором существительных и глаголов. Ни надежд, ни мечтаний, ни будущего. Никаких выходных, поскольку вам их и не захочется: вас сведут к простым словам на странице, безжизненным, как краска и бумага, коими вы и станете.
      Воцарилось молчание.
      — Доказательства! — завопил Либрис. — Пока вы только прядете нить, как какой-нибудь сюжетный конструктор! Где доказательства?
      — Хорошо же, — проговорила я. — Мистер Брэдшоу, внесите жаворонка, будьте так любезны.
      Мистер Брэдшоу достал из-под стола небольшую клетку и передал мне.
      — Я видела СуперСловесного персонажа собственными глазами. Это пустая оболочка. Если старая книга читается при помощи СуперСлова™, она делается суперчитабельна, но написанная при помощи СуперСлова™ становится плоской и лишенной чувства. Это просто шизбургер от повествования. Да, Кладезь, может быть, и требует расходов, и многословен, но все книги, которые читают По Ту Сторону, созданы там, даже самые великие.
      Я достала жаворонка из клетки.
      — Вот доказательство, из-за которого погиб Перкинс.
      Я посадила маленькую птичку рядом с вымыслопередатчиком, и аудитории передалось описание жаворонка:

      Здравствуй, дух веселый!
      Взвившись в высоту,
      На поля, на долы,
      Где земля в цвету,
      Изливай бездумно сердца полноту!
 
      К солнцу с трелью звучной,
      Искрой огневой!
      С небом неразлучный,
      Пьяный синевой,
      С песней устремляйся и в полете пой!

      
 
      Аудитория хорошо отреагировала на эти слова, и, несмотря на нервную обстановку, послышались аплодисменты.
      — И что тут не так? — набросился на меня Либрис. — СуперСлово™ берет язык и использует его настолько полно, что вы и вообразить себе не можете!
      Глашатай взглянул на меня.
      — Мисс Нонетот, — сказал он, — объяснитесь.
      — Хорошо, — медленно проговорила я. — Это описание жаворонка сделано не при помощи СуперСлова™. Я взяла его сегодня утром в Библиотеке.
      Мистер Брэдшоу достал вторую птицу, с виду похожую на первую, и толпа зашепталась, ожидая развязки. Брэдшоу передал мне птицу.
      — А вот версия СуперСлова™. Сравним?
      — Незачем! — быстро вклинился Либрис. — Мы все поняли. — Он обернулся к Глашатаю. — Сэр, нам нужно еще несколько недель, чтобы подчистить мелкие недостатки…
      — Продолжайте, Четверг, — велел Глашатай. — Посмотрим, как справится СуперСлово™.
      Я поместила птичку перед вымыслопередатчиком, и тот начал транслировать сухое научное описание:

      «Короткохвостый, с большими крыльями с бледными краешками. Жаворонка легко узнать в полете. Имеет характерный светлый рисунок на коричневом оперении на грудке и черно-белый рисунок под хвостом. Откладывает яйца в ямку в земле. Немного поет».

      — Объявляю голосование немедленно! — воскликнул Глашатай, взбираясь на сцену.
      Я бросила взгляд на Твида, который потыкал кнопки своего комментофона и улыбнулся.
      — В чем дело? — спросила я.
      — А? — спросил Глашатай.
      — Голосование! — поторопила я. — Скорее!
      — Конечно, — сказал он, прекрасно понимая, что Главное тексторасиределителыюе управление не побеждено, пока не проведено голосование.
      Совет жанров пока был ни при чем, но окажется втянут в дело самым непосредственным образом, если ГТУ рискнет пойти против решения общекнигомирного референдума. Вот этого они уже не смогут переписать.
      — Отлично! — сказал Твид в комментофон. — Связь восстановлена.
      Он улыбнулся мне и махнул рукой Либрису, который вдруг сделался театрально спокоен, как бывают спокойны абсолютно уверенные в себе люди.
      — Очень хорошо, — медленно проговорил Либрис. — Глашатай призвал к голосованию, и, как положено по закону, я имею право ответить на любую критику.
      — Опровержение опровержения? — воскликнула я. — В законе такого нет!
      — Есть! — мягко сказал Либрис. — Может, желаете заглянуть в Книгомирную конституцию?
      Он достал из кармана тоненькую книжечку, и я ощутила дынный запах даже с того места, где стояла. В ней будет написано то, что им угодно. Либрис подошел к Глашатаю и тихо сказал ему:
      — Мы можем провести голосование либо спокойно, либо жестко. Мы можем устанавливать правила, отменять правила, подменять правила. Мы можем делать все, что захотим. Вам скоро предстоит оставить пост. Становитесь на мою сторону — и уйдете легко. Упретесь — и я вас раздавлю.
      Либрис обернулся ко мне.
      — Вам-то что за дело? Никто По Ту Сторону не заметит никакой разницы. У вас неделя на то, чтобы собраться и уйти, — даю слово.
      Глашатай гневно воззрился на Либриса.
      — Сколько тебе заплатили?
      — А платить и не понадобилось. Деньги здесь ни при чем. Просто я влюблен в технологию. Она слишком совершенна, чтобы ей помешали такие люди, как вы. Я получу стопроцентный контроль. Все пойдет через ГТУ. Больше не будет никакого Кладезя, никаких генератов, никакого Совета, никаких забастовок недовольных персонажей из детских стишков. Конструирование и сбыт необходимо объединить ради эффективности! Но знаете, что в этом самое ценное? Больше никаких авторов. Никаких срывов крайних сроков! Никаких сомнительного качества продолжений — все книги серии будут на одном уровне! Когда издателю понадобится бестселлер, ему потребуется только связаться с нашим единственным представителем на Той Стороне!
      — Хоули Ганом, — пробормотала я.
      — Именно. Знаете, сколько теряется денег, когда люди дают друзьям почитать свои книги? Доход от рекламы и вложений, осуществленных при помощи СуперСлова™, уже принес миллиарды! На каждой странице книги мы поместим Ссылки на сопутствующие товары. Это все к лучшему, Четверг, и с точки зрения искусства, и с точки зрения финансов. А в качестве первого шага мы сольем эти два слова навсегда. Как вам нравится финискусство?
      Невероятно, но все оказалось куда хуже, чем я думала. Все равно как если бы заводы по производству красок решили напрямую сотрудничать с художественными галереями.
      — Но как же книги? — воскликнула я. — Они же будут ужасны!
      — Да через несколько лет этого никто и не заметит, — отмахнулся Либрис. — Мистер Глашатай, вы с нами или нет?
      — Я скорее умру! — воскликнул тот, дрожа от гнева.
      — Как хотите, — ответил Либрис.
      Послышался сухой треск, и у меня на глазах Глашатай как-то оцепенел.
      — А теперь, — сказал Либрис, — давайте покончим со всем этим. Глашатай, опровергнете ли вы заявления мисс Нонетот по всем пунктам?
      — С удовольствием, — механически проговорил глава беллетриции.
      Я, не веря ушам своим, повернулась к нему и увидела, что его черты стали не столь четкими, как прежде, — словно фотография не в фокусе. Над сценой снова поплыл дынный запах.
      — Друзья! — начал Глашатай. — Мисс Нонетот жестоко ошибается…
      Я повернулась к Либрису, который смотрел на меня с торжествующей улыбкой, и полезла в сумку за пистолетом, но тот превратился в пастилу.
      — Ну-ну, — прошептал словомагистр. — Это же книгомирный пистолет, а Книгомирье сейчас под нашим контролем. Как жаль, что вы потеряли свой потусторонний браунинг в драке с Твидом!
      У меня оставался только один козырь. Я выхватила свой Путеводитель, открыла, пролистнула текстовый маркер и шляпапульту и остановилась прямо на стеклянной панели, под которой находился красный рычажок. Надпись на стекле гласила: «В СЛУЧАЕ БЕСПРЕЦЕДЕНТНОЙ ОПАСНОСТИ РАЗБИТЬ СТЕКЛО». Если это не беспрецедентная опасность, тогда уж я не знаю, что еще должно случиться. Я разбила стекло, схватилась за рычаг и изо всех сил дернула его вниз.

      Церемония вручения Букверовской премии завершилась уже под утро. В суматохе все позабыли о вручении главной награды вечера, и Хитклиф был взбешен. Я видела, как он сердито выговаривал своему личному воображателю спустя где-то час после явления Большой Шишки. Конечно, в следующем году он получит свою награду, но рекорда уже не выйдет, и это ему не нравилось. Наверное, подумалось мне, по возвращении домой он отыграется на Линтоне и Кэтрин. Так и вышло.
      Никто не был потрясен сильнее меня явлением Большой Шишки, когда я дернула за аварийный рычаг. Для неверующих это стало настоящим шоком, как, впрочем, и для верующих. Она уже так давно сделалась просто фигурой речи, что все были потрясены, узрев ее во плоти. Мне она показалась довольно обыкновенной женщиной лет за тридцать, а Шалтай-Болтай сказал мне потом, что Шишка выглядела как большое яйцо. Как бы то ни было, мраморная скульптура, которая сейчас стоит в вестибюле Совета жанров, изображает Большую Шишку такой, какой ее увидел каменщик мистер Прайс: в кожаном фартуке, с молотком и резцом.
      Большая Шишка сразу же разобралась в ситуации. Она заморозила весь текст в зале, заблокировала двери и приказала немедленно начать голосование. Она вызвала главу Совета жанров, и все единогласно проголосовали против СуперСлова™. Ко мне она обратилась трижды. В первый раз сказала, что мне вручается Большое Писало, во второй раз спросила, не возьму ли я на себя обязанности Глашатая, а в третий поинтересовалась, как вращаются потусторонние зеркальные дискотечные шары — моторчиком или силой света. Я ответила (по порядку вопросов): «спасибо», «да» и «не знаю».
 
      Когда церемония закончилась, я через вяло копошащийся Кладезь Погибших Сюжетов вернулась к шкафу, где стояли «Кэвершемские высоты» и, усталая, но довольная, вчиталась домой. В качестве Глашатая мне предстоит заниматься только административными делами, по книгам прыгать не придется. Буду сидеть себе спокойно, толстеть и думать о возвращении в родной Потусторонний мир, когда малыш Нонетот и его мамочка достаточно окрепнут. Вместе мы вернем Лондэна, каких бы трудов это ни стоило, поскольку у моего ребенка обязательно будет отец, я уже поклялась в этом. Открыв дверь в «Сандерленд», я ощутила, как старый гидросамолет чуть качнулся под ногами. Когда я впервые сюда приехала, это немного раздражало меня, но теперь я не могла себе представить, как может быть иначе.
      Мелкие волны шлепали по обшивке, где-то ухнула сова, возвращаясь в свое дупло. Это место стало для меня таким же домом, как и моя квартирка на Той Стороне. Я сбросила туфли и шлепнулась на диван рядом с бабушкой, задремавшей над недовязанным носком. Данный шедевр достиг уже двенадцати футов в длину, поскольку бабушка, как она сама говорила, «еще не набралась мужества перейти к пятке».
      Я на мгновение прикрыла глаза и крепко заснула, не опасаясь Аорниды. Очнулась я уже около десяти, и то не сама — меня дергала за край платья Пиквик.
      — Ой, не сейчас, Пики, — сонно пробормотала я, едва не напоровшись на вязальную спицу при попытке повернуться на бок.
      Но Пиквик продолжала меня дергать, и в итоге я села, протерла глаза и с хрустом потянулась. Однако моя любимица не отставала, и мне пришлось тащиться следом за ней по лестнице в мою спальню. На постели в осколках скорлупы сидело нечто неописуемое, представлявшее собой шарик пуха с двумя глазками и клювиком.
      — Плок-плок, — сказала Пиквик.
      — Ты права, — сказала я ей, — она красавица! Поздравляю.
      Дронт-птенец захлопал глазами, широко распахнул клюв и пронзительно пискнул:
      — Плик!
      Пиквик тревожно посмотрела на меня.
      — Надо же! — сказала я. — Так сразу и мятежный подросток!
      Пиквик подтолкнула птенца клювом, и тот возмущенно пликнул, прежде чем утихомириться.
      Я немного подумала и сказала:
      — Ты ведь не собираешься кормить ее, как морские птицы, отрыгивая прямо в клюв?
      Внизу распахнулась дверь.
      — Четверг! — взволнованно позвал Рэндольф. — Ты здесь?
      — Здесь! — крикнула я и, оставив Пиквик с ее птенцом, спустилась вниз.
      Крайне возбужденный Рэндольф мерил шагами гостиную.
      — В чем дело?
      — В Лоле.
      — Опять связалась не с тем парнем? Послушай, Рэндольф, тебе надо отучаться так ревновать…
      — Нет, — перебил он, — тут другое. «Девушки начинают первыми» не нашел издателя, и автор в пьяном угаре сжег единственную рукопись! Вот почему ее не было на церемонии!
      Я вздрогнула. Если книга уничтожена По Ту Сторону, все персонажи и сюжетные повороты отправляются в утиль…
      — Да, — сказал Рэндольф, читая мои мысли, — они хотят продать Лолу с аукциона!
      Я быстро переоделась, и мы прибыли на аукцион как раз тогда, когда торги уже сворачивались. Большинство описательных сцен уже разошлись, остроты продавались все одним лотом, все автомобили, большая часть гардероба и мебели были проданы. Я пробилась в первые ряды и увидела Лолу, с несчастным видом сидевшую на своем чемоданчике.
      — Лола! — воскликнул Рэндольф, и они обнялись. — Я привел на подмогу Четверг!
      Она вскочила и улыбнулась, и эта безнадежная полуулыбка была красноречивее многих томов.
      — Давай, — я схватила ее за руку. — Идем отсюда.
      — Не так быстро! — сказал высокий мужчина в безупречном костюме. — Никакое имущество не может быть унесено отсюда неоплаченным!
      При этом из ниоткуда вынырнули несколько здоровенных громил.
      — Она со мной, — заявила я.
      — Нет. Она — лот девяносто седьмой.
      — Я Четверг Нонетот, избранный Глашатай! — сообщила я ему. — И Лола со мной.
      — Я знаю, кто вы и что вы. Но бизнес есть бизнес. У меня все законно. Можете увести эту генератку хоть через десять минут — как только выиграете аукцион.
      Я устремила на него гневный взгляд.
      — Я намерена прикрыть эту грязную торговлю и получить максимум удовольствия в процессе!
      — Да ну? — отозвался мужчина. — Прямо душа в пятки. Итак, вы будете торговаться или я снимаю лот с торгов для приватного тендера?
      — Она вам не «лот»! — гневно прорычал Рэндольф. — Это Лола, и я ее люблю!
      — Ах, вы разбиваете мне сердце. Торгуйтесь или валите отсюда, выбор за вами.
      Рэндольф наладился дать ему в морду, но один из громил крепко схватил его.
      — Держите под контролем своего генерата, или обоих выгоню! Понятно?
      Рэндольф кивнул, и его отпустили. Мы стояли рядом в первом ряду и смотрели на Лолу, которая молча плакала в свой платок.
      — Джентльмены. Лот девяносто седьмой. Очаровательная генератка 134, номер по каталогу TSI-1404912-С. Привлекательна и мила. Не часто выпадает шанс заполучить весьма интересную и горячую молодую особу подобного типа. Высокая потребность в сексуальном общении, легкая глуповатость и очаровательная невинность в сочетании с неуемной энергией делают ее особенно пригодной для пикантных романов. Предлагайте цену!
      Дело было плохо. Хуже некуда. Я повернулась к Рэндольфу.
      — Деньги у тебя есть?
      — Около десяти фунтов.
      Ставки уже достигли тысячи. У меня и десятой доли таких денег не водилось ни здесь, ни дома. Да и продать нечего было, чтобы добыть такую сумму. Ставки росли, и Лола все больше впадала в отчаяние. Судя по суммам, которые за нее давали, ей светил сериал, а то и права на кинопостановку. Я вздрогнула.
      — Шесть тысяч! — заявил аукционист.
      Теперь осталось только два знаменитых дилера, между ними и шла торговля.
      — Кто больше?
      — Семь тысяч!
      — Восемь!
      — Девять!
      — Не могу на это смотреть, — выдохнул Рэндольф.
      По лицу его струились слезы. Он отвернулся и пошел прочь, а Лола все глядела ему вслед.
      — Кто больше? — спросил аукционист. — Девять тысяч раз… девять тысяч два…
      — СТАВЛЮ ОДНУ ОРИГИНАЛЬНУЮ ИДЕЮ! — крикнула я, выуживая из сумки крохотный осколок фантазии, подаренный мне мисс Хэвишем, и направляясь к столу аукциониста.
      Когда я подняла над головой пламенеющий фрагмент и триумфально положила его на стол, воцарилось гробовое молчание.
      — Осколок оригинальности за эту шлюху? — прошипел человек в первом ряду. — Совсем у Глашатая крыша поехала.
      — Лола дорога мне, — мрачно сказала я. Мисс Хэвишем велела мне использовать этот осколок мудро, и, по-моему, я поступила именно так. — Этого хватит?
      — Хватит, — сказал продавец, забирая осколок и алчно разглядывая его в лупу. — Этот лот снимается с торгов. Мисс Нонетот, вы — счастливая обладательница генератки.
      Лола, бедняжка, чуть не описалась от счастья. Она крепко держалась за меня бесконечные пять минут, пока оформлялись документы.
      Мы обнаружили Рэндольфа на тумбе у причала. Он сидел, устремив печальный тусклый взгляд в Текстовое море. Лола наклонилась и что-то прошептала ему на ухо.
      Рэндольф вскочил, обернулся и обнял ее с радостным криком.
      — Да! — крикнул он. — Да, я говорил правду! И только правду!
      — Ну ладно, пташки влюбленные, — встряла я, — думаю, пора покинуть этот скотский рынок.
      Мы отправились домой в «Кэвершемские высоты». Рэндольф и Лола держались за руки и строили планы, мол, неплохо бы устроить приют для генератов, переживающих тяжелые времена, только вот как бы изыскать средства? Ни у одного из них не было подъемных на такой проект, но их слова заставили меня призадуматься.
      На следующей неделе, когда меня окончательно утвердили в должности Глашатая, я вынесла на Совет жанров предложение купить «Кэвершемские высоты» и переоборудовать роман в курорт для персонажей, нуждающихся в отдыхе от порой напряженной и вечно повторяющейся жизни, какую приходится вести обитателям Книгомирья. Нечто вроде «текстуального Батлинза», только без массовиков-затейников. К моему удовольствию, Совет предложение принял, поскольку оно решало проблему персонажей детских стишков. Джек Шпротт прыгал от радости, узнав эту новость, и вовсе не был обескуражен громадными изменениями, которые придется совершить, дабы справиться с наплывом посетителей.
      — Боюсь, сюжет о наркотиках вылетает, — сказала я ему, когда мы несколько дней спустя за ланчем обсуждали это.
      — Да и черт с ним! — воскликнул он. — Все равно он мне никогда не нравился. А боксер на замену у нас есть?
      — История с боксом тоже накрылась.
      — А… А как насчет побочной линии с отмыванием денег, когда я обнаруживаю, что мэр сидит на откате? С этим-то все в порядке?
      — Не совсем… — промямлила я.
      — И ему тоже конец? — переспросил Джек. — Да хоть убийство-то у нас осталось?
      — Осталось, — ответила я, протягивая ему новый сюжет, который накануне состряпала на пару с вольным воображателем.
      — Ага! — сказал он, жадно глотая строчки. — «В Рединг пришла Пасха — плохое время для яиц. Шалтай-Болтай обнаружен разбитым вдребезги под стеной в районе трущоб…»