— Неудивительно! — В голосе Марии все еще слышалось волнение. — Любой потерял бы. — Женщина сидела на краешке кровати и выглядела все еще обиженной. — Но все-таки могла бы меня разбудить. Я бы за минуту оделась.

— Наверное, Аласдэр решил, что ожоги опаснее, чем они оказались на самом деле. — Не важно, поверила ли в ее историю Мария. Важно, что она согласилась ее принять.

— Наверное… не знаю… А вот и Тильда. Она поможет тебе лечь в постель.

Эмма решила, что будет разумно уступить и согласиться на роль инвалида. Это умаслит Марию и несколько утихомирит. Ей нравилось хлопотать над своей юной подопечной. Ну и пусть потешится — тем меньше будет задавать вопросов. Когда-нибудь она услышит о несчастном случае с Аласдэром и, несомненно, заинтересуется. Но тот мост неизбежно предстояло перейти.

Аласдэр перенес обследования, крепко стиснув зубы. Но от кровопускания отказался, посчитав, что у него и так достаточно синяков и ссадин и нечего добавлять к ним новые.

Доктор Бейли посетовал, но настаивать не стал.

— Несчастный случай на дороге — так сказали мне ваши люди. — Он снял полотняные бинты на ребрах Аласдэра.

— Да, — не разжимая зубов, подтвердил молодой человек. — Невероятно глупо. Переоценил себя.

— Сильно спешили, сэр?

— В известном смысле да. — Аласдэр поморщился. — Ох, ради Бога, поосторожнее!

— Бинтовать следует туго, сэр, иначе ребра срастутся неправильно. — Врач пропустил мимо ушей поток проклятий, который посыпался на его голову. — В ближайшие два дня поменьше двигайтесь. Иначе есть опасность, что обломок ребра проткнет ваше легкое. Полежите, дайте ребрам время срастись.

Молодой человек ругался с необычайной энергией, но в душе понимал, что врач прав. И подтверждением тому служила острая боль, которая сопровождала каждый вдох.

— Я только что от леди Эммы, — невинно проговорил доктор. — Полагаю, вы были с ней, когда она обожгла ноги?

— Если бы я был с ней, она бы не обожглась, — нисколько не покривив душой, возразил Аласдэр.

— Совершенно справедливо, сэр. Представьте себе: поставила ноги на каминную решетку! — Врач покачал головой. — Невероятно. Почти невозможно. Никогда бы не поверил.

Аласдэр не ответил. Бейли славился как отчаянный распространитель слухов. Он уже сейчас, наверное, предвкушал, как будет рассказывать своим многочисленным пациентам об этих странных несчастных случаях. В течение недели весть о непонятных событиях облетит весь город. Поэтому единственным достойным ответом могло послужить лишь молчание. Друзья посмеются над ним, потому что он умудрился перевернуться в экипаже. Но с этим придется смириться.

— Лорд Аласдэр, вам только что пришло письмо. — На пороге спальни с серебряным подносом в руке появился Кранем. — Посыльный передал, что ответа не нужно.

Конверт был скреплен печатью конногвардейского полка. Аласдэр не мешкая сломал сургуч. Чарльз Лестер сообщал, что благополучно получил четыре посылки и в ближайшие часы собирается их распаковать.

Аласдэр мрачно кивнул. Он нисколько не сомневался, что безликие люди Лестера в проведении допросов поднаторели нисколько не меньше, чем сообщники Поля Дени.

Кажется, дело, которое заварилось со смертью Неда, подошло к своему завершению. И он мог, не отвлекаясь ни на что другое, целиком сосредоточиться на Эмме. То есть сосредоточиться, поправился Аласдэр, когда тело отпустит боль.

Но прошло целых три дня, прежде чем Аласдэр смог подняться на ноги. Он чувствовал себя слабым, как ребенок. И даже без советов Бейли лежал плашмя, давая своим несчастным ребрам покой, — все равно он не смог бы никуда пойти.

Друзья прослышали про несчастный случай, и его дверной молоток стучал без умолку. Но Аласдэр только пожимал плечами, каялся в неловкости и со всей возможной любезностью отвечал на неуклюжие остроты.

Об Эмме он знал очень мало. Только получил сообщение, что она чувствует себя намного лучше, но ходит еще с трудом и поэтому предпочитает уединение. Они с Марией не принимали гостей. Он посылал им цветы: кипы роз, нежные фиалки — и принимал вежливую благодарность. И каждый раз досадовал: откуда эта отстраненность? Стоило только обрадоваться, что они с Эммой наконец достигли взаимопонимания, как она снова от него ускользала.

Неужели винила его в том, что случилось? Бог свидетель, она имела на это право. Аласдэр сам постоянно себя клял. Вероятно, испытание оказалось настолько тяжелым, что к Эмме еще не вернулись обычная веселость, неуемная энергия и чувство юмора, составлявшие основу ее характера.

Три дня Аласдэр лежал на спине, досадовал и кипятился. Дышать постепенно становилось легче, режущая боль постепенно притуплялась. На четвертый день он поднялся, сам доплелся до кресла в салоне, но там рухнул, обливаясь потом и чертыхаясь.

— Повремените, сэр. Время пройдет, и поправитесь, — наклонился над ним Кранем.

— У меня нет времени. — Аласдэр и сам бы не сумел объяснить, откуда у него такое чувство, будто, прикованный к постели, он теряет драгоценное время. Что-то происходит с Эммой, а его нет рядом, чтобы это предотвратить.

Эмма чувствовала себя смущенной не меньше Аласдэра. Она не понимала своих ощущений. Будто все вокруг покрыла серая паутина. Девушка убеждала себя, что это погода — обычная, несносная английская погода, когда с небес беспрестанно моросит мелкий дождь. Что это реакция на испытание, которому ей пришлось недавно подвергнуться.

Но ничего не получалось. Было ясно, что она приближалась к рубежу, к которому шла все последние недели. Столкновение в «Красном льве» в Барнете заставило ее серьезно задуматься, но не разрешило того единственного противоречия, которое по-настоящему имело значение. Но теперь, побывав в лапах Поля Дени и испытав беспредельный ужас, она многое переосмыслила и поняла голую, без прикрас правду. Либо она выйдет замуж за Аласдэра, либо больше никогда его не увидит. Нельзя жить только одной страстью и телесным желанием.

Она его любила. Говорила ему об этом и не лгала. Когда Эмма была с ним, она жила полной жизнью. И пила до дна из источника чувств — не важно, любила ли его в тот момент или ненавидела. В конце концов они представляли собой две стороны одной монеты.

Но сможет ли она существовать бок о бок с человеком, у которого столько тайн? Для которого так естественно хранить секреты? И который не признавал никаких вопросов и отвечал сарказмом на все, что хотя бы отдаленно считал любопытством?

С другой стороны, она его знала. Знала очень хорошо. Хотя огромные кладовые его души оставались для нее закрытыми. Он всегда старался держаться отчужденно. Даже когда был мальчишкой, наступали моменты, когда он не желал ни с кем разговаривать, даже с Недом. Играл свою музыку, один уходил на прогулки и почти со злобным удовольствием одергивал всякого, кто пытался проникнуть в его уединение.

Нед говорил, что это из-за его родных. Аласдэр никогда не чувствовал, что он один из них. Он отрезал себя от собственной семьи и выбрал себе другую. Но обиды детства проходят долго, если вообще проходят. Эмма поняла это еще девочкой. Вдвоем с Недом они окружили Аласдэра заботой, прощали его внезапные бегства и обидные ответы на их попытки проникнуть в его одиночество.

Но сможет ли она с ним жить? Стать его женой? Зная, что он оттолкнет ее, если она ненароком или намеренно перейдет черту. Сможет ли существовать рядом с человеком, имеющим собственную личную жизнь, которой он не собирается с ней делиться? Он сказал, что любит ее, и Эмма ему поверила. Но достаточно ли он ее любит, чтобы поделиться собой? Может ли он вообще подарить кому-нибудь частичку себя?

Девушка лежала без сна и смотрела в потолок, где мерцали отблески пламени камина и сгущались ночные тени. Он клялся, что сейчас она единственная в его жизни женщина. И Эмма с готовностью поверила, потому что Аласдэр никогда не лгал. Он ненавидел ложь. Если не хотел о чем-то говорить, то просто молчал.

Как никогда не говорил о матери своего ребенка.

Люси. Эмма не слышала даже имени до того, как он произнес его в Барнете. Не знала, кто его ребенок — сын или дочь. Как можно выходить замуж за человека, если знаешь о нем такие вещи, но не решаешься ни о чем спросить? Он бы ответил, что это ее не касается. Но это ее касалось.

Аласдэр был великолепным любовником. И судя по всему, прекрасным управляющим ее состоянием. Но он никогда не станет настоящим мужем. По крайней мере не для нее, ведь она так любит предельную ясность и откровенность во всем. Эмма ненавидела секреты. Не собиралась примиряться, если кто.-то ее обманывал. Может быть, это недостаток ее характера. Но она себя знала. И чувствовала, что отдать себя человеку, который не собирался быть до конца с ней честным, значило множить свои несчастья. Лучше порвать сразу, пока еще можно пережить боль.

Но каждый раз, когда решение казалось принятым, Эмма передумывала. И всякую ночь лежала без сна и изучала блики на потолке. И, обдумывая все заново, искала причины изменить свое решение.

После пяти таких ночей ее терпение лопнуло. Она поднялась утром и проковыляла в комнату для завтраков, где Мария сидела за традиционной трапезой. Увидев Эмму, та оторвалась от чая, подняла глаза, и ее лицо сразу стало озабоченным.

— Дорогая, почему ты не завтракаешь в кровати?

— Достаточно належалась. И собираюсь выйти, как только оденусь.

— Тебе нельзя выходить! — воскликнула Мария. — Ни в коем случае! Что с твоими бедными ножками?

— Идут на поправку. — Эмма намазала маслом тост. — Надену тапочки. Они не будут жать.

— Что ж, если хочешь подышать воздухом, давай прогуляемся, — изменила тактику Мария. — Не вижу ничего дурного в том, если мы немного прокатимся.

— Сегодня утром у меня дела, которые я должна сделать одна, — возразила девушка. — А вечером, в пять часов, можем прокатиться в парке. Пусть все видят, что мы снова на людях.

— Одна? — Мария явно обиделась. — Что это за дела, которые ты должна делать одна?

Эмма нахмурилась. Если она скажет, что собирается совершить такую ужасную вещь, как посещение Аласдэра в его квартире, с бедной женщиной немедленно случится истерика. Юные дамы не посещают дома джентльменов, даже если джентльмен их давнишний друг и опекун.

— Не могу тебе сказать, — призналась девушка. — Да ты и не пожелала бы этого знать. — Она улыбнулась. — Поверь, Мария, не пожелала бы.

— О Господи! Неужели что-нибудь скандальное? — Женщина выглядела по-настоящему расстроенной.

— Я изо всех сил постараюсь, чтобы меня никто не заметил, — продолжала успокаивать Эмма.

— И на том спасибо. — Ее слова Марию явно не утешили, и, когда девушка позвала Харриса и приказала подать к парадному наемный экипаж, компаньонка воздела руки к небу и удалилась к себе в будуар.

Эмма назвала вознице адрес на Албемарл-стрит. Безликий наемный экипаж был лучшей возможностью избегнуть нежелательных комментариев. Когда они свернули на нужную улицу, девушка высунулась из окна, пытаясь разглядеть номера домов.

— Следующий на правой стороне! — крикнула она вознице. Тот подъехал к тротуару и остановил экипаж. Спускаясь на землю, Эмма подняла глаза на эркеры с каждой стороны от входа и застыла, так и не приняв ногу с подножки.

Это были окна гостиной Аласдэра. И в них она видела самого Аласдэра. Он держал в объятиях женщину — маленького роста, такую, что ее голова доходила ему только до груди, — поглаживал ее ладонью по затылку.

Эмме сделалось дурно, и она забралась обратно в экипаж.

— Эй, кучер, поезжай в конец улицы и остановись на углу.

Возница пожал плечами и повиновался. На углу Стаффорд-стрит он натянул вожжи, и сидевшая в экипаже женщина уставилась на дом номер 16.

Неужели она в самом деле видела это? Как Аласдэр обнимал женщину в своей гостиной? В голове проносились один за другим вопросы. Он обещал, что она будет его единственной женщиной. Он же поклялся!

Застыв в оцепенении, она смотрела на дом. И в этот миг дверь отворилась. На ступеньках показался Аласдэр — одной рукой он обнимал женщину. А та смотрела на него снизу вверх, как показалось Эмме, с явным восхищением. Девушка продолжала наблюдать. Вот Аласдэр обнял свою гостью за плечи, поцеловал, потом стиснул так, что ее ступни едва не оторвались от земли.

А ведь считалось, что Аласдэр залечивал раны… слишком серьезные, чтобы выйти из дома и доехать до Маунт-стрит. Оказалось, не такие уж они серьезные, его раны, раз он мог развлекаться с женщиной. Аласдэр улыбнулся и нежно потрепал женщину по щеке.

Эмма почувствовала, как на нее нахлынула волна ярости. Как он посмел ей солгать?! Нисколько не изменился — такой же бесстыжий развратник, как всегда! Предлагает женщине брак и тут же тешится с другой, которая подвернулась под руку.

Эмма смотрела, как женщина шла вдоль улицы, а Аласдэр стоял у двери и махал ей вслед. Когда он скрылся внутри, Эмма покопалась в кошельке, подала вознице шиллинг, спрыгнула на землю, даже не коснувшись ногой ступеньки, и бросилась обратно к номеру 16.

Она ударила в дверь так сильно; что стало ясно: ее душит нестерпимая ярость.

Кранем с удивлением уставился на женщину, у которой на бледном от злости лице бешено сверкали глаза.

— Полагаю, лорд Аласдэр дома, — проговорила она и шагнула по коридору налево мимо оторопевшего слуги.

Кранем закрыл парадное и поспешил назад, чтобы отворить перед Эммой дверь гостиной, но не успел — девушка сама распахнула створку и, ворвавшись внутрь, захлопнула ее перед носом дворецкого.

— Эмма! — воскликнул удивленно Аласдэр и привстал из-за стола, где наливал себе в бокал херес. — Чему обязан таким удовольствием, дорогая? — Он подошел к ней, протянул навстречу руки, но, заметив выражение лица, опустил их. Его улыбка погасла, глаза погрустнели.

— Только не говори, что ты не принимаешь дам! — презрительно бросила девушка. — Я в это не поверю, сэр! Они тут стоят гуртом, ждут своей очереди, чтобы удостоиться чести…

— Эмма, ради Бога, прекрати! — перебил ее Аласдэр. — Какого дьявола? Ты сама не понимаешь, что говоришь. — И колко добавил: — Впрочем, как и всегда, когда бросаешь мне обвинения. Что я сделал на этот раз?

— А ты не знаешь? — Девушка не верила собственным ушам. — Это уже слишком, Аласдэр! — Взволнованными шагами она обошла комнату, и при каждом ее движении вихрем взлетал кружевной подол юбки из бледного крепа.

Аласдэр смотрел на нее в замешательстве, но уже готов был тоже взорваться от гнева, хотя и не мог догадаться о причине негодования Эммы.

Она остановилась прямо перед ним и заговорила очень медленно, выделяя каждое слово, как будто что-то хотела внушить тупице:

— Ты сказал, что я единственная женщина в твоей жизни. Помнишь это, Аласдэр? Помнишь?! — Она ткнула его указательным пальцем в плечо. — И вот я вижу, что в твоих объятиях другая…

— Думай что говоришь, Эмма! — перебил он ее и схватил за запястье все еще протянутую в его сторону руку. Голос прозвучал очень тихо. — Думай что говоришь.

Эмма решила, что не стоит винить ту женщину, кто бы она ни была: шлюха или высокородная дама.

— Так кто же она? — спросила девушка с нарочитым сарказмом. — Женщина, которую ты обнимал в этой самой комнате десять минут назад? Которую целовал на ступенях перед парадным? Не незнакомку же в самом деле? Кого-то, кого хорошо знаешь. С кем состоишь в очень близких отношениях. — Эмма презрительно отвернулась. — Впрочем, какое это имеет значение? Я никогда тебе не верила. Ты мне всегда лгал!

— Я тебе никогда не лгал, — спокойно ответил Аласдэр. — И не стой ко мне спиной! — Он схватил ее за плечо и дернул к себе. — Говоришь о доверии, Эмма? А скажи, тебе не приходило в голову: чтобы тебе доверяли, ты должна доверять сама? Об этом ты не подумала? Почему всегда из того, что видишь, ты делаешь самые немыслимые заключения? Только представь, насколько тяжело постоянно находиться под подозрением. Чувствовать, что ты постоянно следишь за мной и стараешься на чем-то поймать.

— Неправда! — воскликнула девушка. — Я совсем не такая! А вот ты постоянно от меня таишься. Многое, что происходит в твоей жизни, отказываешься вообще обсуждать. Как я могу тебе доверять, если не представляю, что с тобой происходит? Пусть даже ты сам не придаешь этому никакого значения. А когда тебе не хотят о чем-то говорить, естественно, начинает казаться, что от тебя что-то скрывают. После этого последнего раза… после того, что было раньше… разве я могу тебе верить?

Эмма порывисто закрыла рукой глаза, потому что на них уже наворачивались злые слезы.

— Судя по всему, ты не собираешься говорить, кто та женщина. Что же мне остается думать?

— Хватит! — отрезал Аласдэр с внезапной холодной решимостью. — Я думал, мы можем поладить. Но я ошибался. Ничего не выходит! Я не могу и не хочу жить под постоянным подозрением и остерегаться каждого своего шага.

— Согласна, хватит! — огрызнулась девушка. — Ничего не выходит. Об этом я и ехала тебе сказать! — Она повернулась к двери, от резкого движения взметнулась пышная юбка. — Прощай, Аласдэр! — Дверь с треском захлопнулась за ее спиной.

Аласдэр подошел к окну — губы сжаты, глаза злые — и смотрел, как Эмма не оглядываясь быстро удалялась по улице.

— Упрямая, недоверчивая ведьма с несносным характером, — объявил он бархатным шторам. Ни один мужчина его положения ни за что не смирится с такой. Неужели кто-нибудь захочет одергивать себя каждую минуту, контролировать себя при каждом разговоре, шарахаться от любой знакомой?

Аласдэр не ожидал прихода Люси этим утром. Никогда прежде она так не поступала, но на этот раз была причина: Тим бесповоротно решил, что в школу он больше не пойдет. Майк отказался вмешаться. И Люси, чьей заветной мечтой было, чтобы сын, как и его отец, вырос настоящим джентльменом, прибежала к Аласдэру.

Молодой человек сам не знал, стал бы он все это объяснять, спроси его Эмма спокойным тоном вместо того, чтобы набрасываться, словно тигр, и смешить нелепыми выводами.

Аласдэр обмяк в кресле — ребра снова заныли, синяки саднило, будто в унисон мрачному настроению. Если быть до конца честным, решил он про себя, то, пожалуй, он ни в чем бы не признался Эмме. В ответ на ее расспросы он, как обычно, замкнулся бы, а то и обиделся.

Но имела ли она право на объяснения? Аласдэр потянулся к бокалу с хересом и машинально пригубил вино, чувствуя, как на волю вырываются боль и досада.

Черт побери! Существовала ли на свете еще одна такая злая, сварливая женщина? И вдобавок она якобы пришла ему объявить, что у них ничего не выйдет? Все-таки решила не выходить за него замуж?

Аласдэр осушил бокал и поставил его на стол. По спине, вдоль позвоночника, словно провели ледяным пальцем. Неужели сегодняшняя ссора серьезнее обычных? Конечно, она не думала то, что говорила. И он тоже. Оба в запале бросали друг другу в лицо фразы, которые не следовало принимать всерьез. Такие уж они были люди.

Но если Эмма пришла ему отказать и собиралась это сделать до их ужасной размолвки, дело другое. Ведь если она что-то решала, разубедить ее бывало очень непросто.

Но разубедить надо. Без этой женщины Аласдэр не представлял себе жизни. Да, без упрямой, недоверчивой ведьмы с несносным характером.

Аласдэр поднялся с кресла и подошел к фортепьяно. Пальцы пробежались по клавишам, сыграли гаммы. И только после этого полились звуки «Времен года» Гайдна. Воистину говорят, что музыка обладает способностью укрощать самый бешеный нрав. А Аласдэру в этот миг успокоение требовалось как ничто иное. Он насмешливо хмыкнул. Вскоре ему предстояло ломать привычки всей его жизни.