— Ты как наседка. — Девушка тепло улыбнулась. — Ну ладно, пошли ужинать. Я ужасно проголодалась. — Пикник в греческом храме, казалось, состоялся очень давно. А приготовленный Аласдэром перед тем, как они уехали из «Зеленого гуся», коньячный пунш нисколько не утолил голод, хотя и навеял приятный дурман во время промозглой дороги домой.

Мария немного успокоилась. Она знала, что хороший аппетит свидетельствует о крепком здоровье.

Они уже собирались сесть за стол, когда из вестибюля донесся чей-то голос. Эмма замерла, рука застыла на спинке стула.

— Неужели Аласдэр? — удивилась Мария. — Интересно, он останется на ужин?

— Если пригласите, — ответил с порога молодой человек. — Я отвел Ласточку в конюшню. Сэм считает, что обваренные кипятком отруби — панацея от любой неприятности после дождя. Я думал, тебе интересно будет знать, Эмма.

Аласдэр улыбнулся, довольный собой, и обозрел стол.

— Если это настоящие эйлсбери[4], я, безусловно, останусь. А потом буду сопровождать вас обеих на Кинг-стрит.

Он был одет для «Олмэкса». И Эмма в который раз подметила, что черные бархатные бриджи до колен, белый жилет, полосатые чулки и приталенный фрак с фалдами очень идут его изящной фигуре. И сегодня не изменила своего мнения. Он выглядел словно изящная гибкая пантера — сдержанная и в то же время грозная.

— Сейчас я накрою, сэр. — Харрис щелкнул пальцами спешащему лакею, чтобы тот поставил еще один прибор.

Аласдэр встал за стулом Эммы и придержал его для нее. Руки словно невзначай коснулись ее плеч. И он почувствовал, как она напряглась. Молодой человек помедлил и, прежде чем сесть на свое место, несильно сжал ей сзади шею.

Его взгляд упал на буфет, где стояла бутылка с вином.

— Кларет, Эмма? К ужину.

— Подать бургундское, сэр? — тут же спросил Харрис.

— Остались бутылки девяносто девятого года? Из той партии, что была подарена лорду Эдварду на его совершеннолетие?

— Шесть штук, сэр. Пойду возьму одну в подвале. — Дворецкий двинулся к выходу.

Эмма нахмурилась. Это ее дом, и Харрис должен подчиняться ей. Но память о прошлом прочно засела в его голове: дворецкий явно вспомнил старые времена, когда Аласдэра наравне с Недом считали одним из членов семьи.

Гость поднял глаза и увидел выражение лица Эммы.

— О! — На его губах появилась грустная улыбка. — Я превысил свои полномочия?

— Джентльмены знают о винах гораздо больше, чем дамы, — примирительно заявила Мария. — Эмма нисколько не против того, чтобы вы распоряжались напитками.

— Мария, что за чушь! — запротестовала девушка. — У тебя какие-то древние понятия. Я разбираюсь в винах не хуже Аласдэра.

— Тебе положено, — вставил он. — Потому что всему, что ты знаешь, ты выучилась от Неда и от меня. Хотя, кажется, забыла некоторые основополагающие вещи. — Он с упреком покачал головой.

Прежде чем Эмма успела возмутиться, заговорила Мария:

— Ты, конечно, не совсем обычная дама, но вообще я предпочла бы оставить подобные дела в умелых руках мужчин. Аласдэр, угощайтесь уткой. И вареные грибы вам придутся по вкусу.

Аласдэр положил себе сам, а вскоре с двумя запыленными бутылками бургундского Неда появился Харрис и стал разливать.

— Немного и мне. Спасибо, — проговорила Мария. — Бургундское для меня тяжеловато.

— Бедняга миссис Уидерспун! Харрис, налейте ей бокал кларета. — Эмма уколола Аласдэра взглядом. — У миссис Уидерспун от бургундского болит голова.

— Ах вот что! Это объясняет промах нашей хозяйки! — с облегчением воскликнул Аласдэр. — А то я было начал подозревать, что Эмму покинул вкус. Кларет хорош перед ужином, а не во время еды. — Он милостиво посмотрел на девушку поверх бокала.

Каким он был несносным! Никто не мог вывести Аласдэра из себя. А он чувствовал себя здесь как дома — держался настолько легко, что всякое проявление оскорбленного достоинства могло показаться глупостью. Эмма положила себе пирога с мясом и с внезапным горьким чувством утраты поняла, как в доме не хватало Неда — он бы сумел ответить на насмешку. В ушах зазвучал его немного насмешливый голос в противовес такому ехидному тону Аласдэра. Сочный смех, более глубокий по сравнению со смехом друга.

Эмма подняла голову и встретилась с немигающим взглядом опекуна. Он понял, о чем она подумала. Глаза наполнились состраданием и чувством собственной утраты… их общей утраты. Нед бы порадовался тому, что случилось между ними, поздравил бы себя с тем, что выбрал правильную стратегию. Но понял бы он, что теперь она так же далека от мысли о свадьбе с его другом, как и три года назад, когда сбежала от алтаря?

Мария, явно не понимая, что над столом внезапно нависла туча, пересказывала какой-то слух. Прошло несколько секунд. Аласдэр что-то заметил — раз, другой, третий, — и они принялись болтать, предоставив Эмме в молчании собираться с мыслями.

Она была совершенно не против провести сегодняшний вечер в обществе. Она сможет думать о своем, поддерживая небрежную светскую болтовню: ведь на таких раутах она сходит за серьезный разговор. Они сойдутся с Аласдэром на паре танцев, но не больше — иначе их осудят за нарушение неписаного закона клуба. А Поль Дени, если и надуется на нее за то, что она не приколола его цветы, никак не сумеет этого выразить.

— О чем задумалась? — тихо спросил Аласдэр, когда после ужина в холле подавал ей накидку.

— Ты считаешь, у меня нет повода? — так же тихо отозвалась Эмма и улыбнулась.

— Если так, он, надеюсь, приятный. — Молодой человек слегка нахмурился. Он не верил, что размышления вызывали у девушки буйный восторг.

Эмма едва заметно пожала плечами и первой вышла на улицу, где их уже ожидала карета. Дождь перестал, и мерцающая луна играла на небе со стремительно несущимися облаками.

Поль Дени приехал в собрание необыкновенно рано. Его учтиво приветствовала патронесса и представила нескольким девицам, которые в ожидании партнеров терпеливо сидели у стен. Но он сам не сводил глаз с дверей, чтобы не пропустить прибытия Эммы Боумонт. В его кармане хранилась склянка, в которой плескалось достаточно настойки опиума, чтобы усыпить человека вдвое выше и тяжелее леди Эммы. И он собирался навеять ей этот сон в самом конце вечера.

Освежающие напитки, мягко говоря, не отличались разнообразием: чай, оршад, лимонад. Но Поль рассудил, что танцы вызовут жажду и тогда в конце вечера вполне естественно предложить даме бокал. Ему не составит труда подмешать туда снадобья — потребуется лишь одно ловкое движение рукой.

Эмма поедет домой в карете. Служанка уложит ее в кровать. И девушка проспит все на свете. Даже похищение… если придется ее похитить. Но Поль надеялся, что этого не потребуется. Очень уж хлопотное дело: если она и переживет допрос, жить ей все равно не позволят. Поль, если того требовало дело, не был против убийства, или ликвидации, как он любил говорить, но предпочитал более мягкие методы.

Он занимал пустым разговором очень юную и косноязычную даму, когда в комнату вошла Эмма. Поль сразу заметил, что она не приколола его розы, и горло ему сдавил холодный гнев. Его расчетливо оскорбили — иного объяснения не существовало. Он выбрал белые цветы, потому что они подходили к любому оттенку платья, и не было никакой причины их не прикалывать. Да Поль и не предполагал, что Эмма начнет искать какую-то причину. Букет — это жест ухаживания. Он ухаживал за ней, и она не выказывала никакого неудовольствия — скорее наоборот.

Гнев стал еще сильнее, когда Поль увидел, что Эмму сопровождает лорд Аласдэр. Но душевная сумятица никак не отразилась на его лице, когда он извинился перед своей собеседницей и направился через комнату, которая постепенно наполнялась гостями. Раскланиваясь с дамами, Поль печально улыбался.

— Мадам, я в отчаянии, — пробормотал он, поднося к губам руку Эммы, — я так надеялся, что мой скромный дар вам понравится.

— Сэр, он чудесный. — Она улыбнулась в ответ и отняла руку, хотя француз явно намеревался ее задержать. — Такие нежные цветы. Мне было больно думать, что они увянут в этой жаре. Букет красуется на моем туалетном столике. — Эмма повернулась и объяснила Марии: — Мистер Дени послал мне чудесный букет белых роз. Ты их видела дома.

Какое-то мгновение Аласдэр не отдавал себе отчета, что немилосердно хмурится, а когда осознал, надел на лицо обычную маску незаинтересованности и протянул:

— Вы нас посрамили, Дени. Такие изысканные поступки.

Поль холодно улыбнулся, но его взгляд оставался твердым. От него не ускользнул насмешливый тон Аласдэра.

— Леди Эмма, окажите мне честь. — Он указал в середину зала, где танцующие выстраивались для котильона. — Или сначала необходимо меня представить вам в качестве партнера? — Он невесело рассмеялся. — Я совсем запутался в этих неписаных правилах.

Эмма положила ладонь ему на руку.

— Только для тура вальса, сэр. А вальс я сегодня не танцую. — Девушка улыбнулась, но ее глаза сохраняли серьезность. Необходимо как можно скорее объясниться. Аласдэр смотрел отнюдь не дружелюбно. Оставалось надеяться, что под рукой у него не было бронзовой нимфы.

Поль повел ее к другим парам, Аласдэр проводил их грозным взглядом.

— Лорд Аласдэр, позвольте вам представить очаровательнейшую партнершу. — Леди Джерси накинулась на него, прежде чем он успел придумать уважительную причину для отказа. — Внучка Бедфорда. В Лондоне недавно, но ведет себя премило.

— Хотите сказать «безвкусно», — с убежденностью проговорил он. — Вы меня пугаете, Салли.

Салли Джерси блеснула глазами. Аласдэр был одним из ее любимцев.

— Не желаете бесцветную штучку, сэр, обратите свое расположение на кого-нибудь еще. — Она выразительно посмотрела в ту сторону, где танцевали Эмма и Поль.

— Поверьте, Салли, именно это я и пытаюсь делать, — не удержавшись, заявил молодой человек. И вздохнул. — Но ни слова! Если по городу поползет слух, она побежит от меня, как олень от гончих.

— Вы меня знаете, Аласдэр, — нема как могила, — успокоила его собеседница. Аласдэру оставалось только изогнуть бровь. Салли Джерси прозвали немой из-за ее неспособности держать язык за зубами.

— Которой из этих дебютанток вы собирались меня скормить? — Он обозрел зал.

— Девушке в красном тюле.

Он слегка поежился.

— Скажите на милость, почему рыжая нарядилась в красное?

— Оттого, что у нее нет такого компетентного советчика, как вы, — не без ехидности ответила Салли. — Не капризничайте. Хотя бы потому, что ваша Эмма занята с милейшим французом. — Она взяла Аласдэра под руку и отвела к девушке в красном, сидевшей с матерью у стены.

Фигуры котильона достаточно сложны, чтобы не допустить задушевного разговора, и Эмма, когда позволял танец, ограничивалась отдельными фразами, но, как только музыканты опустили инструменты, сказала:

— Не принесете мне бокал лимонада, сэр? Во время следующего танца я предпочла бы отдохнуть.

— Позвольте вас проводить. — Поль быстро повел ее к стулу в уединенном уголке под пальмой в горшке. — Вернусь через минуту, мадам.

Эмма села на низкий золоченый стул и раскрыла веер. Предстоял неприятный разговор, но она была из тех людей, кого не пугали неудобства, если повелевал долг.

Вскоре с бокалом лимонада вернулся Поль. Он подал Эмме напиток и пододвинул еще один стул. Планы изменились: леди Боумонт выпьет сонное зелье теперь же, почувствует себя нездоровой и отправится домой. Поднимется возня, все будет сложнее, чем он ожидал, но возможности упускать нельзя.

Эмма поставила бокал на колени.

— Господин Дени, боюсь, у вас сложилось обо мне неверное представление, — Она покрутила ножку бокала между пальцев. — Я не ищу мужа. — Это было сказано с предельной откровенностью. — Воспоминания о смерти брата еще слишком свежи, чтобы… чтобы… — Девушка пригубила лимонад. — Мне казалось, что все забылось, но теперь я знаю, что ошибалась.

— Своей откровенностью вы оказываете мне честь, — мрачно проговорил Поль. — Но вы позволите мне оставаться вашим другом?

— У меня много друзей, — улыбнулась Эмма. Все оказалось не так страшно, как она ожидала. Француз вел себя безукоризненно. Лучше, чем она того заслуживала. — Буду рада включить вас в их число. — Она снова поднесла бокал ко рту.

Поль улыбаясь смотрел, как она пила.

— Мистер Дени! — В поле зрения возникла принцесса Эстергази — видение в ярко-желтых шелках с бирюзовыми бантами. — Ах, леди Эмма! — Она одарила девушку холодной улыбкой. — Позвольте мне на минуту похитить господина Дени. Я хочу его кое с кем познакомить. С племянницей тети моего мужа. Впрочем, мистер Дени, вы должны ее знать, раз вы в родственных связях. — И она увела Поля, прежде чем он успел что-либо возразить.

Эмма снова пригубила лимонад и заметила, как сквозь толпу к ней целеустремленно пробирается герцог Кларенс: глаза его налились кровью, нос покраснел — вероятно, как следует поужинал с вином. Эмма поставила бокал, прикидывая, не удастся ли избежать встречи. Она собиралась скрыться в дамской комнате, но герцог громогласно окликнул ее:

— Леди Эмма, не убегайте! Мне надо с вами поговорить. — Подошел к ней и, весь светясь, поклонился своим скрипучим поклоном. — Садитесь, садитесь. — Он показал на стул, с которого девушка только что встала. — А я устроюсь вот здесь. — Он опустился на стул рядом. — Боюсь, что танцор из меня никудышный. — Герцог начал отбивать такт рукой по дородной, затянутой в бархат ляжке. — Но я люблю музыку. Такова уж наша семья. Мой брат, принц Уэльский, обожает музыку. Великий меценат. Не знаю, сколько композиторов он взял под свое крыло.

Девушка пробормотала какую-то вежливую фразу и снова взялась за лимонад.

— Леди Эмма, вы тоже слывете музыкантшей, — провозгласил герцог. — Вам понадобится хорошая музыкальная комната, учителя и все такое. Прекрасные инструменты. — В такт словам он кивал головой. — Не думайте, что мы не сможем этого осилить.

Эмма растерялась. Герцог говорил так, словно они уже помолвлены и готовились предстать перед алтарем. Она не помнила, чтобы он делал ей предложение, если только не пропустила его мимо ушей. Она поставила бокал и твердо ответила:

— У меня прекрасная музыкальная комната в моем доме на Маунт-стрит, сэр. Она меня вполне устраивает, и другой мне не нужно.

— Ах… ах… — Герцог выглядел немного обескураженным. — Я думал, дорогая леди, что мы найдем с вами общий язык.

Эмма развернула веер и встала.

— Боюсь, сэр, я вас не понимаю. Извините, мне надо на минуту удалиться. — И поспешила прочь, оставив королевскую особу чесать голову и гадать, достаточно ли ясно он выразился. Он предлагал брак, а не связь.

Эмма укрылась в дамской комнате, надеясь оставаться там, пока приличия не позволят поехать домой. Внутри, кроме служанок, никого не оказалось, и Эмма, решив воспользоваться спокойной минутой, зашла за ширму, чтобы привести себя в порядок.

Но спокойствие длилось недолго.

Из-за ширмы послышались голоса, и Эмма сразу же узнала леди Мелроуз. Она говорила пронзительнее и раздраженнее обычного, как будто на что-то злилась.

— Аласдэр говорил, что она собирается красоваться в пароконном экипаже. Что она такая же вульгарная, как Летти Лейд. Своим скандалом побивает все скандалы, возвращается в свет, бравирует богатством и ждет, что все мужчины падут к ее ногам.

— Говорят, за ней волочится Кларенс, — поддакнула леди Беллингэм. — Но это только слух.

— Что ж, если она зарится на королевский титул, лучшего не сыскать, — зло заметила леди Мелроуз. — Если только не нацелилась на принца Уэльского.

Эмма замерла за ширмой.

— Такое впечатление, что в последние дни лорд Аласдэр ходит перед ней на цыпочках. — Это сказала женщина, голос которой Эмма не узнала. — А ведь говорят: обжегшись на молоке, будешь дуть и на воду. — И ехидно добавила: — Но не тебе, дорогая Джулия, бояться соперницы.

— У лорда Аласдэра есть свое мнение об Эмме Боумонт, — резко ответила леди Мелроуз. — Он был вынужден согласиться на странное положение ее опекуна. — Снова раздался ее пронзительный смех, но теперь тише, словно женщины удалялись от ширмы. — Поверьте, мои милые, он ждет не дождется, когда она найдет себе мужа и он наконец от нее освободится.

Последовало короткое молчание. Затем снова раздался голос леди Беллингэм:

— Джулия давно положила на него глаз.

— Но он-то на ней не женится, — заметила третья женщина. — Зачем? Если она и без кольца с готовностью дает ему все, что он пожелает? — Обе громко расхохотались, как возможно только в уединении дамской комнаты. Затем вышли вслед за леди Мелроуз, и их голоса замерли в отдалении.

Бледная от обиды и гнева, Эмма вышла из-за ширмы. Значит, Аласдэр обсуждал ее с леди Мелроуз! Рассказывал любовнице о ее экипаже! Говорил, что не может дождаться, когда от нее избавится! А что еще? Как они занимались любовью? Сравнивал ее с любовницей?

У Эммы закружилась голова, и она присела на одноногий стул перед зеркалом. Ее лицо побледнело. Все перед глазами плыло.

— Вам нездоровится, мэм? — участливо спросила служанка.

— Принесите мне стакан воды, — попросила девушка. В комнате показалось необыкновенно жарко, и все ее тело словно пригибала к полу какая-то тяжесть.

Она прижала холодный стакан ко лбу и почувствовала себя немного лучше — телом, но не душой. Как Аласдэр мог обсуждать ее со своей любовницей? Непереносимая обида! Эмма свыклась с мыслью, что в его жизни существовали другие женщины. И никогда ему больше не поверит. Но она делала над собой усилие, чтобы сохранить что-то хорошее в их отношениях, не обидеть его. Так она по крайней мере считала.

Но одна мысль, что он разговаривал о ней с другими женщинами, приводила в бешенство.

Эмма сделала глоток воды, осторожно поднялась и расправила юбки. Все удовольствие дня пропало. Радость удовлетворения исчезла без следа. Она ощущала себя опустошенной — ни одного чувства в душе, кроме гнева и разочарования.

Она вышла из комнаты, и на нее нахлынул терпкий запах духов и разгоряченных тел. Даже музыка показалась необычайно громкой. Чтобы не упасть, девушка оперлась о стену.

— Эмма, что с тобой? Ты бледна как привидение! — Из застилающей зрение дымки вынырнул Аласдэр.

Эмма протерла глаза, стараясь развеять дымку, но это не помогло.

— Мне нездоровится. — Она сама почувствовала, как жалобно, по-детски прозвучал ее голос. Ей не хотелось, чтобы рядом находился Аласдэр, но она поняла, что не имеет сил ему это сказать.

Он нашел Марию, приказал подать карету, набросил Эмме на плечи накидку и подсадил в экипаж. И все, как показалось, в очень короткое время. Эмма откинулась на подушки и закрыла глаза, то погружаясь в сон, то выплывая из него.

— Я ей говорила, чтобы она сегодня не выезжала, — жаловалась Мария, когда вслед за Эммой Аласдэр помогал ей подняться в карету. — После того как попала под дождь! Надеюсь, это не ангина!

— Эмма в жизни не болела и дня, — попытался успокоить Марию молодой человек, впрочем, не в состоянии скрыть собственной тревоги. Он чувствовал себя виноватым в том, что Эмма промокла. Смешно — не в его силах править погодой. Но его все же мучили угрызения совести.

— Сообщите мне, как она будет себя чувствовать утром. И не мешкайте, если потребуется послать за доктором Бейли.

— Ни в коем случае. Если нужно, пошлю за ним даже ночью. — Мария потрогала Эмме лоб. — Кажется, лихорадки нет. Она просто уснула.

Аласдэр захлопнул дверцу, отступил на тротуар и подал вознице знак, чтобы тот трогал. А когда карета скрылась из виду, нахмурился. Уснула. С какой стати в разгар бала? Если только это не признак болезни. Возникла мысль о тифе, и он содрогнулся.

В «Олмэкс» возвращаться не хотелось. Аласдэр направился к Сент-Джеймс-стрит, надеясь, что его развеют несколько партий макао в клубе. Он ничего не мог сделать для Эммы. Значит, бесполезно доводить себя до безумия.