— Простите, милорд, — раздался голос, по-йоркширски растягивающий гласные звуки. — Вы чем-то озабочены?

К маркизу подошел его помощник Джайлс Кремптон. Кейто резко повернулся.

— Что делается в деревне? — спросил он.

— А что делается? — в некотором замешательстве переспросил Джайлс. — Все как обычно, я полагаю.

— Ну а все-таки? — нетерпеливо произнес Кейто. — Какие-нибудь происшествия? Трудности?

— А, трудности… Как без них? Особенно в такое время. Но женщины как-то справляются. Хуже тем, у кого малые дети, да и старикам тоже нелегко.

Кейто смотрел не на помощника, а через его голову — благо тот был намного ниже, чем он сам, — куда-то вдаль, в поля. Потому не заметил удивления у того на лице.

Наклонив голову, маркиз взглянул Джайлсу в глаза.

— А вы разве хотели знать про эти дела, сэр? — спросил тот.

— Теперь хочу. Пошлите туда нескольких солдат из нашего отряда, пускай спросят, кому нужна помощь в поле или на огороде, и помогут как следует.

— Будет сделано, сэр. — Джайлс отсалютовал ему, поднеся руку к шапке, и двинулся было с места, но потом остановился и спросил: — Мы ведь скоро выступаем на осаду Бейсинг-Хауса, верно, сэр?

Кейто уловил суть вопроса. И Джайлс, и воины, которыми они оба командовали, рвались в бой. Им уже надоело торчать здесь, в Гренвилле.

— Через день выступаем в поход, — отозвался он. — Передайте людям, и пусть до этого времени они помогут старикам и женщинам в деревне.

— Так точно, сэр.

— …Разделять и властвовать!

Все взоры обратились на сэра Джекоба Эстли, который стоял у окна, откуда открывался вид на здание колледжа Церкви Христовой. (Один из колледжей, входящих в состав университета в Оксфорде.) Сэр Джекоб нервно постукивал пальцами по подоконнику, рубиновый перстень на одном из них ритмично ударялся о камень.

— Не совсем понимаю, что ты хочешь сказать, Эстли.

Король Карл смотрел на помощника исподлобья. Его лицо с красивыми правильными чертами выглядело утомленным в свете масляной лампы, густые вьющиеся волосы рассыпались по плечам. Он прибыл с войском в Оксфорд вчера в полдень, вынужденный отступить под натиском одной из кавалерийских бригад Кромвеля. Королю с трудом удалось избежать пленения, и он еще не совсем пришел в себя. Быть преследуемым своими же подданными, едва не попасть в плен — это кошмарно, это приводит к мысли о том, что уже все кончено, а если он и остается королем Англии, то лишь номинально, на словах.

— Я хочу сказать, ваше величество, — ответил Эстли, — что, если бы нам удалось разобщить вождей парламента, поссорить их, вбить клин…

Все удрученно молчали. И тут чей-то одинокий голос произнес:

— Ваше величество, я мог бы способствовать разногласиям и трениям в их высшем командовании.

Из полутьмы в освещенную часть комнаты вышел молодой человек, привлекательное лицо которого портили маленькие глазки.

Король нахмурился, стараясь, видимо, вспомнить, кто он такой, этот мужчина в одежде серого цвета с пронзительным взглядом и бледным лицом.

— Брайан Морс, ваше величество. — Брайан низко поклонился. — Простите, что осмелился заговорить.

Король только слабо махнул рукой.

— Если можете сказать что-то полезное, к чертям церемонии.

— Мистер Морс привез, если помните, согласие короля Голландии, — раздался голос герцога Гамильтона с другой стороны комнаты, — на поставку оружия для нас. Вы еще поздравили его с благополучным возвращением из Роттердама.

Произнеся эти слова, герцог вновь стал грызть ногти и сплевывать на пол.

Король, судя по всему, старался припомнить, потом слегка улыбнулся неожиданно приятной улыбкой.

— Конечно, я вспомнил! Вы сослужили нам хорошую службу, Морс. Ваши советы тоже были бы весьма кстати.

В душе Брайан торжествовал, с трудом сдерживая ликование. Король есть король, даже когда терпит поражение. А Брайан не верил в окончательную победу армии Кромвеля.

Сделав еще шаг в сторону монарха, он печально, но с достоинством произнес:

— Мой отчим — маркиз Гренвилл, сэр.

Король болезненно скривился: не так давно маркиз был ему другом и преданным слугой.

— Человек не должен отвечать за своих предателей-родственников, — заметил племянник короля, принц Руперт. Его благодушное лицо жизнелюба раскраснелось от содержимого чаши, которую он не выпускал из усыпанных перстнями рук.

— Тем более что это всего-навсего отчим, — подтвердил сэр Джекоб Эстли. — Вы по-прежнему поддерживаете с ним отношения, молодой человек?

— Нет, с этим покончено, сэр.

И без того узкие губы Брайана сжались до такой степени, что почти исчезли. Глаза тоже превратились в щелочки.

О нет, он не скоро забудет унижение, которому подвергся, последний раз пребывая под крышей отчима, чья незаконнорожденная племянница Порция Уорт, ныне графиня Ротбери, пыталась делать из него дурака, а эта уродина и заика Оливия всячески поддерживала ее.

Видимо, роли переменились. Когда они с Оливией были детьми, Брайан всегда командовал ею, нередко доводя до слез и, чего греха таить, получал от этого удовольствие. Конечно, все еще вернется на круги своя. Когда он станет во главе рода Гренвиллов, наступит его черед. Придет час расплаты.

— Тем не менее, — вновь заговорил он, — для пользы дела… если будет нужно… Я смогу проникнуть в дом маркиза и разузнать, поспособствовать…

Брайан оглядел комнату в поисках поддержки со стороны присутствующих. Король выглядел все таким же усталым, принц Руперт, похоже, заинтересовался, сэр Джекоб и герцог ждали продолжения.

— Лазутчик в лагере врага? — спросил принц.

— Что-то в этом роде, сэр, — ответил Брайан. — А также поставщик ложной информации, если необходимо. Чего-либо такого, что посеет недоверие между Гренвиллом и другими военачальниками.

Наступило тягостное молчание. Король первым нарушил его.

— У вас есть какой-то определенный план, Морс? — спросил он. — Или просто хватаетесь за соломинку?

— Никаких соломинок, сир. И по правде говоря, никакого определенного плана пока что. Но зато есть силы и желание. А также способности, которые даны не всем.

— А только особо выдающимся? — произнес с усмешкой принц Руперт. — Я кое-что слышал о ваших действиях в Голландии. По отношению к людям Стрикленда. Здорово вы обвели их вокруг пальца.

— Я служу своему королю, сэр.

— Кажется, Гренвилл опять женился? — спросил вдруг сэр Джекоб.

Лицо Брайана окаменело.

— Да, на сестре своей покойной жены, милорд. Союз Грен вилла и Карлтона таким образом сохранился.

Король потер виски и сказал устало:

— Что заставляет нас вновь обратиться к словам, сказанным сэром Джекобом: разделяй и властвуй.

— Кромвель и его так называемый главнокомандующий Ферфакс неразлучны, как две горошины в стручке, — заметил герцог Гамильтон. — И, как нам только что сказал Морс, дружба Гренвилла с Карлтоном также окрепла. Что менее опасно, но тоже неприятно.

— Значит, нужно попробовать разрушить их дружбу, — заключил Брайан.

Мозг его лихорадочно работал: итак, у него появился шанс подняться по сословной лестнице, превратиться из жалкого приемного сына маркиза в фаворита короля. Если, конечно, тот победит, а в его конечной победе Брайан не сомневался, ибо кто же в Англии главнее и сильнее законного монарха? А помочь королю в этой победе должен он, Брайан Морс. И тогда все дороги будут открыты перед ним.

Он сделал еще несколько шагов к столу, за которым сидел король, и добавил:

— Моему отчиму доверяют сейчас и Кромвель, и Ферфакс. Предположим для начала, что его преданность стала подвергаться сомнению. Что Кромвель продолжает доверять ему, а Ферфакс нет. Или наоборот. И что на этой почве между ними возникают трения…

Он оглядел присутствующих, опять же в надежде на их поддержку.

Сэр Джекоб затолкал в камин наполовину вывалившееся полено.

— Гренвилл — честный человек, — задумчиво сказал он.

— Вы называете честным, сэр, того, кто поднял оружие против своего суверена?

Принц Руперт с грохотом вскочил со стула. Глаза его горели негодованием, он покраснел от гнева. Принц был искренне предан королю, считал его помазанником Божьим, а себя мнил талантливым и опытным полководцем и был в отчаянии от неудач королевской армии на полях сражений.

— Маркиз Гренвилл — предатель, и его лишат головы как только это проклятое восстание будет подавлено! — крикнул принц. — Их всех нужно казнить!

Он вновь наполнил вином серебряный кубок. Руки его тряслись от ярости, несколько капель горячительного напитка пролилось на стол.

Сэр Джекоб пожал плечами. Он не собирался защищать маркиза Гренвилла и спорить на эту тему с племянником короля.

Руперт залпом опорожнил кубок, его могучий кадык ходил ходуном, волосы рассыпались по плечам. Пустой кубок был с грохотом водружен на стол.

Король негромко кашлянул, как бы напоминая собравшимся, кто здесь главный и кому надлежит пока еще принимать решения.

— Джентльмены, — сказал он, — вернемся к насущным делам. Ваш король находится сейчас в этом городе вместе с вами в окружении конных отрядов Кромвеля, не так ли? Наши войска разгромлены, наши защитники подвергаются осаде в своих замках. Чтобы заручиться поддержкой шотландцев, я должен согласиться подписать с ними договор на особых условиях. Вы знаете, на каких…

Он облокотился на стол, сцепил пальцы рук и ненадолго задумался.

Особое условие заключалось в том, чтобы дать согласие на основание в Англии пресвитерианской церкви.(Протестантская церковь кальвинистского направления — отвергает епископат, обрядность. С конца XVI в. — государственная церковь Шотландии.)

— Но я пойду на это, — глухо произнес король, — игра, как мне кажется, стоит свеч. Что касается предложений мистера Морса, в них есть свой смысл. Конечно, если удастся их осуществить.

Он улыбнулся Брайану, и тот с трудом сдержал внутреннее ликование.

— Значит, начнем с Гренвилла, — произнес сэр Джекоб. — Я повторю, мистер Морс: это человек не только честный, но и умный, что здорово усложняет вашу задачу. — Он усмехнулся и взглянул на принца Руперта, но поскольку тот промолчал, сэр Джекоб продолжил: — Если мы выведем из строя… я хочу сказать, если маркиз Гренвилл окажется под подозрением у кого-либо из двоих — Кромвеля или Ферфакса, а лучше у обоих, если это произойдет, их карточный домик начнет рушиться. Сподвижники Гренвилла отвернутся от него, в их рядах начнутся разброд и шатания, в результате ослабнет вся коалиция.

Когда он произносил эти слова, на лице его ясно отражалось, что вообще-то он не приверженец мнения о преобладании в натуре человека таких несомненных достоинств, как верность и доверие к ближнему.

— Если его величество доверяет мне, — воскликнул Брайан Морс, как никогда, искренне, — я обязуюсь выполнить то, что задумано!

— Мы верим тебе, — сказал король, поднимаясь с кресла. — Спокойной ночи, джентльмены…

Он приподнял руку в прощальном салюте и направился к двери. Принц Руперт двинулся следом.

— Хорошенько продумайте ваши действия, Морс, — сказал сэр Джекоб, покидая комнату. — Противники у вас достойные.

Оставшись в одиночестве, Брайан подошел к окну, откуда виднелись широкая лужайка колледжа и ряды по-зимнему голых деревьев. Мирный пейзаж, глядя на который трудно представить, что где-то совсем рядом, за городскими стенами, идет кровопролитная битва. Часы на Башне Тома пробили пять. Звуки гулко разнеслись над притихшим городом.

Он все еще думал о своем отчиме. У Кейто Гренвилла опять новая жена. Опять маркиз будет мечтать о детях. О сыновьях. Когда-нибудь это, черт возьми, произойдет: родится сын, и тогда все надежды Брайана на титул и наследство рухнут в одночасье. Да, это произойдет, уже произошло бы, если бы не какая-то помеха. Какая именно? Во всяком случае, не война. На войне маркизу до сих пор везло: даже не был ранен. Однако все еще может случиться, И не только на войне. Но пока… пока Брайану надобно обратить внимание на новоиспеченную жену маркиза. Кто знает, быть может, она уже носит зародыш в своем чреве, и этот зародыш — будущий сын, который лишит его наследства. Значит… значит, нужно думать. Думать и что-то предпринимать.

Он смотрел в окно, где уже забрезжил рассвет. Что ж, он сумел избавиться от той, первой, у которой появились две орущие дочки и которая вполне могла родить и сына. С ее сестрицей справиться будет ничуть не труднее. Он, правда, никогда ее не видел, но наверняка она похожа на Диану — такая же небось красотка без единой мысли в голове, кого легче легкого обмануть и заставить поверить во что угодно. Ладно, оказавшись в доме Гренвилла, он решит, как именно следует действовать. А до этого, возможно, ему следует использовать ее в своих целях, чтобы рассорить Кейто с единомышленниками. Ну, а добившись какого-либо результата, можно будет спокойно избавиться и от нее. И обязательно прежде, чем она разрешится очередным подарком от Кейто. О, как он его ненавидит! Почему маркиз и его вероятный наследник должны иметь все, а Брайан всю жизнь пребывать в небрежении? Разве это справедливо, Господи?

Что касается судьбы самого Кейто Гренвилла, то если с ним не расправится война и король Карл пожалеет его после победы, значит, придется Брайану позаботиться и о нем. Быть может, и опередить короля. Словом, все надо как следует обдумать, а осуществить — для такого изобретательного, гораздого на выдумки человека, как Брайан, не составит большого труда.

Он кивнул, как бы в подтверждение собственных выводов, в то время как вдали таяли последние звоны с Башни Тома.

В полдень Кейто со своим помощником Джайлсом въехали во двор конюшни. Яркое мартовское солнце навевало мысли о том, что лето уже не за горами.

— Сколько пробудем дома в этот раз, милорд? — спросил Джайлс, бросая поводья и соскакивая с коня.

По интонации Джайлса Кейто понял, что помощнику вовсе не хочется привыкать к мирной жизни, он рвется обратно, туда, где уже длительное время они, пока без результата, пытаются со своим отрядом ополченцев овладеть одним из опорных пунктов — очередным замком противника. Кейто совсем недавно получил приказ Кромвеля посетить его военный лагерь под Оксфордом, где генерал проводит важное совещание, и верный Джайлс посчитал своим долгом сопровождать маркиза, оставив отряд в надежных руках других командиров.

А на пути в штаб Кромвеля они завернули сюда, в поместье Вудсток, чтобы узнать, как поживают дочери Кейто и его молодая жена.

— Мы всего на пару часов, — утешил маркиз своего помощника. — К вечеру двинемся в штаб Кромвеля. А на обратном пути я, возможно, задержусь тут на два-три дня, вы же вернетесь в войска.

С этими словами он тоже спешился и передал поводья подбежавшему конюху. В это время во двор въехали верхом на своих маленьких шотландских пони две его младшие дочери. С ними был солидный пожилой конюх. Девочки застенчиво сообщили отцу, что учатся ездить верхом и у них вроде бы неплохо получается. Во всяком случае, для всадниц четырех и пяти лет явно неплохо, с улыбкой добавил их учитель. А Кейто не мог не вспомнить, что их несчастная мать, так рано умершая от не понятной никому болезни, и сама была большой любительницей верховой езды. В отличие от ее младшей сестры.

По дороге к дому он подумал о том, что нужно обязательно научить Фиби ездить верхом и заставить ее побороть свой страх лошадей. Это же стыд и срам, если она будет на коне только позади конюха!

На обратном пути, если останется время, он и займется этим.

Кирпичные стены дома отражали солнечный свет, оконные стекла весело сверкали. Он поймал себя на мысли о том, что любит свой дом, не устает восхищаться его видом. Вспомнил, с какой радостью возвращался сюда, когда за этими стенами его ждала Нэн, мать Оливии, столь близкая ему душевно, что он почти прощал ей нелюбовь к спальне, равнодушие к исполнению супружеских обязанностей, вернее, непроходящий страх перед необходимостью. Смерть Нэн надолго выбила его из седла, он еле-еле оправился от потрясения. Оно было куда сильнее и глубже, чем после смерти матери Брайана. Когда же он взял в жены Диану, то еще больше оценил душевную близость с Нэн. Чем яснее он видел, что представляет собой Диана, тем больше разочаровывался в ней. Неужели такое произойдет и в отношении ее младшей сестры?

В холле, сумрачный свет в котором после дневного солнца заставлял шире раскрывать глаза, его встретила экономка. — Добрый день, милорд. Мы не ждали вас на этой неделе.

— У меня дела в Оксфорде, — коротко объяснил он, бросая хлыст на скамью возле двери и снимая перчатки. — Леди Гренвилл дома?

— Я думаю, она наверху, милорд. Миледи еще не выходила сегодня.

Он нахмурился. Фиби не была лежебокой, а сейчас уже полдень. Что с ней? Уж не заболела ли?

По лестнице к нему спускалась Оливия с неизменной книжкой в руках.

— Здравствуйте, отец. М-мы не ждали вас с-сегодня.

Кейто улыбнулся. Как же она походила на мать, о которой он только что вспоминал по дороге сюда! Впрочем, нос у дочери был его — длинноватый, присущий роду Гренвиллов. И так же, как он сам, она морщит его и собирает брови к переносице, когда о чем-то размышляет.

— Я спустилась за свечами, — сказала дочь. — В гостиной не хватает света, даже когда яркое солнце. Трудно читать.

— Что ты читаешь?

Он редко интересовался этим, и Оливия не скрыла удивления:

— «К-комментарии» Юлия Цезаря. — Она показала корешок книги. — Оч-чень интересно. Это о Галльской войне.

— О, я когда-то тоже прочитал.

— Понравилось?

— Не слишком. Очень уж он восхищается войной.

Оливия внимательно посмотрела на отца:

— Вас что-то огорчает?

Он протянул руку, слегка потрепал дочь по щеке.

— Ничего особенного, просто осада весьма нудная штука. И жестокая.

Оливия коснулась его руки. Они мало говорили по душам, но оба чувствовали внутреннее родство душ, которое во многом заменяло им слова.

— А где Фиби? — спросил он.

Оливия слегка нахмурилась:

— Ой, мы не виделись сегодня. Наверно, занята своей пьесой.

— Пьесой?

— Да, вы разве не знаете? Пьесой в стихах. Фиби — очень хороший поэт.

Кейто был весьма удивлен: он и не подозревал о литературных наклонностях своей юной супруги и уж тем более об ее успехах на этом поприще.

Он тряхнул головой, как бы отметая подобное, даже сами мысли об этом, и поспешил вверх по лестнице к себе в спальню, перешагивая через две ступеньки.

Когда он открыл дверь, в комнате было полутемно; шторы на окнах и полог вокруг постели не отодвинуты. Пламя в камине еле теплится.

Кейто стремительно подошел к кровати.

— Фиби, ты заболела?

Она лежала, свернувшись калачиком и забившись в угол. Когда же он окликнул ее, со стоном повернулась на спину. Насколько он мог разглядеть, лицо у нее было бледным, глаза заплыли.

Больна… Может быть, беременность?

— Что с тобой? — повторил он, раздвигая шторы на окнах и пытаясь говорить спокойно, чтобы ничем не выдать своего волнения.

Фиби снова пошевелилась на кровати, на сей раз приподнялась и со стоном согнула ноги в коленях.

— Это все месячные, — пробормотала она, не подозревая, что разрушает его надежды. — Первый день у меня всегда самый тяжелый, но на сей раз хуже, чем всегда.

Итак, целый месяц прошел впустую, не принес ожидаемого результата. Он заметно нахмурился, и Фиби по-своему поняла его взгляд.

— О, я так прямо говорю об этом… Извините.

Кейто не знал, что и ответить. Его прежние жены действительно не сообщали ему о своих временных женских недугах, а просто переходили спать на кровать в гардеробной и так же молча возвращались по прошествии нескольких дней на супружескую постель.

Не слыша больше его голоса, Фиби вновь открыла глаза.

— Прошу прощения, милорд… — Она попыталась удобнее устроиться на подушках, откинула с лица волосы. — Но я не могла не сказать этого, вдруг вы подумали что-нибудь другое? И вообще, в эти дни у меня голова идет кругом, и я могу говорить невпопад. Даже не знаю, то ничего, а то ужасно плакать хочется, и нервы разыгрываются, и я сама не своя. Ой, что я опять наговорила! Вам ведь неинтересно все это слышать, верно?

Казалось, Кейто вот-вот рассмеется, но он лишь оглядел комнату и сказал:

— Ничего удивительного, что у тебя плохое настроение.

Тут так темно и холодно, в этой комнате, что поневоле заплачешь. А за окнами тем временем настоящая весна!

Кейто раздвинул тяжелые занавески, и спальня наконец озарилась ярким солнечным светом. Подойдя к камину, он подбросил дрова, разбил гаснущие угли.

Фиби с интересом следила за его действиями, словно никогда и не представляла, что он способен заниматься простыми домашними делами.

— Вы надолго приехали? — спросила она, когда он уже направился к выходу.

Маркиз опять был во всем черном, если не считать белоснежного ворота рубашки и перстня на пальце.

— Сегодня вечером я встречаюсь с Кромвелем, — ответил он, обернувшись от двери. — Я сюда заглянул по дороге узнать, как вы тут.

— И потом сразу вернетесь к осаждающим?

Кейто пристально вгляделся в ее бледное лицо с тенями под глазами. Хочет, чтобы я побольше времени проводил с войском? Или скучает без меня? Нет, такое маловероятно.

Он намеревался провести здесь несколько дней после встречи с Кромвелем, но теперь переменил решение. Помимо всего прочего, Фиби в нынешнем состоянии не сможет разделить с ним супружеское ложе.

— Да, — ответил он, — я вернусь через неделю. — «И снова на десять минут», — с горечью подумала она. — Пошлю к тебе миссис Биссет с какой-нибудь едой, — сказал он, уже выходя за дверь.

Фиби проводила его взглядом и уставилась на захлопнувшуюся дверь. Значит, еще целая неделя ожидания? Она натянула одеяло на подбородок и вытянулась на постели. Отчего так болит живот? Раньше такого не было. Во всяком случае, болело не так сильно. Неужели из-за той мази, что Мег дала ей по ее просьбе, чтобы предотвратить беременность? Фиби упорно употребляла ее перед приходом Кейто, а затем, когда он засыпал, вставала и шла в туалетную комнату, чтобы смыть все следы. В этом месяце, как она убедилась, снадобье, полученное от Мег, помогло.

А Кейто? Как отнесся он к тому, в чем она ему только что так откровенно призналась? Об этом невозможно было судить по его лицу: оно почти всегда оставалось бесстрастным. В темно-карих его глазах ничего нельзя было прочитать. Фиби никогда не видела его разгневанным, зато нередко тон его становился неприятно насмешливым.

Снова отворилась дверь, и в спальню вошла Оливия с подносом в руках.

— Отец уже уехал, — сообщила она. — Он сказал, что ты нездорова. Я з-заметила твое отсутствие за завтраком, но подумала, что ты пошла в деревню. Вот, поешь.

Она поставила поднос на столик у постели.

— Я не голодна, — отозвалась Фиби. — Но все равно спасибо.

— Что с тобой? Месячные?

Девушки, которые еще недавно спали в одной комнате, не могли да и не хотели иметь секреты такого рода. Однако всего Фиби не рассказывала даже Оливии. Например, про мазь, полученную от Мег.

— Так худо мне еще не было, — пожаловалась она. — Сегодня я для тебя плохая компания.

Оливия не без некоторого удивления смотрела на подругу. Не бледное лицо и печальный вид Фиби вызывали удивление — ее состояние было вполне понятно, — странным казалось то, что в комнате не ощущалось ее присутствия, словно Фиби здесь не живет, а так — случайно зашла и осталась ненадолго. Здесь полностью царил дух Кейто, и Оливия тотчас высказала свое впечатление.

— Знаешь, когда тут жила твоя сестра, казалось, что комната принадлежит целиком ей, а отец здесь всего лишь случайный гость. А сейчас все наоборот.

Она подняла салфетку, закрывавшую поднос, протянула Фиби миску с кашей.

— Ты права, — согласилась Фиби. — Очень верное наблюдение. — Она помолчала. — Видно, дело в том, что я не ощущаю себя женой.

— Это м-мой отец виноват, да? — смущенно спросила Оливия. — Он очень занят и мало бывает дома. Но может быть, это и к лучшему. Почти никто не вмешивается в твою жизнь. Ты ведь сама этого хотела.

— В общем, да, — поспешно согласилась Фиби. — Видимо, я просто еще не привыкла. — Она хлебнула из кружки горячего молока с вином и улыбнулась: — Ох, сразу лучше!

Оливия, обрадовавшись, уселась в ногах, и подруги принялись, как обычно, болтать о том о сем, и конца бы этому не было, если бы со двора не послышались собачий лай и шорох каретных колес по гравию.

Подойдя к окну, Оливия радостно воскликнула:

— Это Порция!

— Правда?

Фиби откинула одеяло, выскочила из постели. Все ее боли моментально исчезли.

— Ой, там Джуно! — снова воскликнула Оливия. — Как он машет хвостом! Одевайся! Накинь плащ, потом оденешься как следует!

Фиби не нужно было уговаривать. Через две минуты подруги уже мчались вниз, чтобы обнять третью. Пора уже всем вместе обсудить жизненные проблемы, которых становилось все больше и больше.