Глава 3

За свадебным столом Фиби кусок не шел в горло. Даже марципанное печенье, засахаренные сливы и миндаль оставили ее равнодушной. Она проводила ничего не видящим взглядом разносимые вдоль столов серебряные блюда со сладостями. Удивительно, что они не вызвали у нее ровно никаких ощущений. У нее, у сладкоежки!

На верхних галереях огромной залы все время звучала музыка менестрелей, а когда день стал клониться к вечеру, повсюду зажглись сотни восковых свечей, бросая легкий золотистый свет на разгоряченные, пунцовые лица пирующих.

Новобрачные сидели во главе большого высокого стола. Кейто не питал особого пристрастия к вину, его бокал редко наполнялся. Он так же не разделял веселья гостей, хотя был неизменно любезен и внимателен к ним и следил, чтобы слуги, сновавшие вокруг, как следует потчевали присутствующих.

От его взгляда не укрылось и другое. Так, когда его маленькие дочери, дети Дианы, заснули прямо за столом, он тут же велел няне унести их в детскую.

В общем, у Фиби сложилось твердое убеждение, что маркиз все это время находился где угодно, только не за свадебным столом, не рядом с ней и с ее отцом, тщательно исследовавшим качества бургундского. Присутствие здесь новобрачной казалось для всех совершенно неуместным. Для всех, кроме Оливии.

Она находилась поодаль от Фиби, и они не могли поговорить, но пронзительные темные глаза почти все время сочувственно и с пониманием смотрели прямо в лицо подруги.

Оливия думала о том, что ожидает Фиби этой ночью. Брачной ночью. Оттого ли ее лицо так напряжено, что она, Фиби, тоже думает об этом? О той минуте, когда перестанет принадлежать самой себе, когда… Оливия поджала губы. С ней этого не случится. Ни за что! Она так решила раз и навсегда.

Фиби слабым жестом вновь отвела предложенные сладости, и Кейто обратил внимание, что она вообще ничего не ест.

— Совсем не голодна? — спросил он.

— Кажется, нет, — ответила она, отрывая взгляд от изумрудного перстня у него на руке и впервые после пребывания у алтаря всматриваясь в его лицо.

Каждой клеточкой она ощущала его близость. Они сидели, касаясь друг друга бедрами, на бархатном двойном кресле, и Кейто порой слегка задевал ее рукой, когда тянулся к какому-либо яству. У Фиби тотчас начиналось головокружение, во рту пересыхало, слова не шли на ум.

Она понимала, что ведет себя как лунатик, как деревенская дурочка — эти сравнения и раньше приходили ей в голову, — но ничего не могла с собой поделать. В отчаянии она потянулась за бокалом с вином, но рука дрогнула, и содержимое пролилось на скатерть. Большое красное пятно на белом!

— Ой, какая я неловкая! — в ужасе воскликнула она, пытаясь промокнуть вино с помощью салфетки — не дай Бог, запачкается рукав изумрудного цвета камзола ее мужа.

— Оставь, Фиби! — Кейто перехватил ее руку. — Слуги все сделают как надо. Не порть свое подвенечное платье!

Он вырвал у нее пропитанную вином салфетку, которую она уже собиралась в растерянности положить на колени.

В его тоне ей послышалось презрение, крайняя досада. И еще, кажется, чрезмерное беспокойство по поводу наряда, принадлежавшего два года назад ее сестре. Наряда очень дорогого.

— Не понимаю, сэр, — обиженным тоном произнесла она, — почему вы так тревожитесь из-за этого платья? Оно ужасно и совершенно мне не идет.

— О чем ты? — с недоумением спросил он. — Прекрасное платье и очень дорогое. Твоя сестра…

— О, конечно! — перебила она. — На сестре оно сидело превосходно, как и все остальное. А я в нем выгляжу непристойно.

— Не болтай глупостей, девочка. Очень красивый цвет.

— Не для всех.

Кейто внимательно посмотрел на нее. Как неряшливо она выглядит в этом шикарном туалете! Волосы растрепались — неужели нельзя прибрать? Платье словно бы перекосилось. Даже бесценное жемчужное ожерелье кажется тусклой подделкой на ее шее. Пожалуй, платье действительно не очень ей к лицу, но ведь можно все-таки носить поаккуратнее. Ему стало жаль ее. Бедняжка, каково ей сейчас в таком состоянии!

— Ты делаешь из мухи слона, — сказал маркиз примирительно. — И очень мило выглядишь в этом платье.

Фиби взглянула на него с трогательной мольбой в глазах: это правда? О, пусть так оно и будет!

К счастью, подошел слуга с небольшой скатертью, чтобы постелить на залитое вином место, и Фиби пришлось отклониться так, что она коснулась щекой бархатного плеча Кейто. Вмиг исчезло все негодование, сердце оборвалось, в ушах у нее зазвенело.

Прошло еще какое-то время, и она уловила, как ее отец и Кейто обменялись многозначительными взглядами. Кровь прилила ей в лицо: вот и приблизился тот роковой час!

Отец тем временем кивнул двум ее теткам, сидевшим поблизости. Поразительно, что эти женщины осмелились, невзирая на все опасности военного времени, приехать сюда из Лондона, чтобы лично сопроводить племянницу до самой постели, как предписано традицией!

Фиби громко сглотнула.

— Уже нужно идти? — шепотом спросила она.

— Да, — подтвердил Кейто. — Пора. Ступай со своими тетками. Они тебе помогут.

Женщины уже подступали к ней — плечом к плечу, как атакующие солдаты. У них были очень серьезные лица, у этих сестер ее покойной матери, которых она почти не знала. А вот Диане они уделяли куда больше внимания во время своих редких посещений.

Фиби бросила отчаянный взгляд на Оливию. Если бы сейчас рядом с ней была подруга, а не эти незнакомые женщины! Но согласно обычаю, готовить новобрачную к первой ночи имели право только те, кто сам испытал то, что ей предстоит.

Кейто поднялся со своего места, взял новобрачную за руку и учтиво помог встать. Взоры всех присутствующих обратились к ней. Поцеловав Фиби руку, маркиз отступил в сторону, предоставив ее теткам. У всех на устах заиграли откровенные многозначительные улыбки. Многие вообще взирали с нескрываемым вожделением.

Фиби так и пылала от смущения. Как противно чувствовать на себе все эти взгляды! Она вообще не любила и боялась скопления народа, здесь же… когда все думают только об одном… рисуют в своем воображении… О Боже!

Да, пусть свершится то, что должно произойти. Она ждала и жаждала этого, не пытаясь притворяться и лгать самой себе, но под обстрелом этих пьяных глаз и похотливых улыбок желание исчезало, оставались только неловкость и стыд. Словно она собиралась сделать что-то гадкое и непристойное у всех на глазах.

Оливия смотрела на нее не мигая. Ее пронзительные темные глаза излучали любовь и сочувствие. Вдруг опустив руку в кармашек платья, она быстро вынула оттуда какую-то вещицу и положила на стол рядом со своей тарелкой.

Боже мой! Волосяное кольцо! Одно из тех, что невесть сколько лет назад в старом лодочном сарае сплела Порция из их волос и которое должно было навеки скрепить их дружбу. Не только дружбу. Тогда все трое поклялись в безбрачии, и вот теперь Фиби нарушает уговор. Впрочем, первой клятвопреступницей стала Порция, к которой чуть было не удрала Фиби, и если бы сделала это, то ничего бы сейчас здесь не происходило и ее не тащили бы как на заклание две преисполненные чувством долга женщины — в спальню к мужчине, которого она хочет и не хочет. Любит и боится…

И вот Фиби стоит посреди его спальни, куда ни разу еще прежде не заходила. Вся мебель тут громоздкая, темная. Большое кресло возле пылающего камина, инкрустированный шкафчик у изножья кровати, платяной шкаф красного дерева подле стены. На окнах тяжелые бордовые портьеры; потемневший от времени дубовый пол отполирован до блеска, на нем разбросаны ковры эпохи королевы Елизаветы.

Взгляд Фиби неудержимо тянется к неохватной постели с витыми столбиками по углам и висящими над ней гобеленами. Какая высокая! Невольно она подумала о скамейке и тут же увидела небольшой стул, поставленный, просей видимости, именно для нее: потому что иначе на эту кровать ей не взобраться. Что касается Кейто, то при его росте ему подставка, конечно, не нужна.

Фиби вдруг побледнела и сникла.

— Иди сюда, дитя, — строго сказала одна из теток, — сейчас не время осматривать комнату. Твой муж не должен долго ждать.

Она начала расстегивать платье Фиби. Та вздрогнула и невольно двинулась к огню, а тетка с ворчанием пошла за ней, продолжая освобождать ее от одежды.

— Да стой же ты! — тотчас прикрикнула вторая.

Фиби послушно остановилась, женщины быстро ее раздели и передали одежду молчаливо стоящей служанке. Когда на Фиби ничего не осталось, они взяли влажное полотенце, висевшее у камина, тщательно протерли все ее тело, хотя утром она уже принимала ванну, а затем вытерли насухо.

— А теперь прополощи рот гвоздичной настойкой! — велела одна из родственниц, подавая небольшую чашку с темной жидкостью. — Свежее дыхание, запомни это, едва ли не главное в спальне.

— Но не рассчитывай, что твой муж всегда будет придерживаться этого правила, — неожиданно добавила другая, и Фиби чуть не прыснула.

Она не знала, что бедная женщина основывается на собственном опыте: ее супруг, лорд Моркомб, был известным пьянчугой, не выпускал изо рта трубку и обожал маринованный лук.

Фиби прополоскала рот, после чего на нее натянули белую ночную рубашку и застегнули сзади.

— Что ж, неплохо, — одобрила вторая тетка. — А теперь распустим волосы.

Фиби покорно уселась на сундучок возле кровати, служанка вынула шпильки и тщательно расчесала волосы.

— Ложись в постель! — раздалась новая команда.

Тетки отвернули темно-синее шелковое одеяло, пригладили руками хрустящие простыни и наволочки, на которых были разбросаны веточки лаванды.

С помощью подставного стула Фиби взобралась на кровать. Ей было сказано, чтобы она ни в коем случае не ложилась, а села на подушки, после чего женщины расправили одеяло и аккуратно уложили племяннице волосы.

— Теперь все хорошо, — в один голос сказали они. — Можно сообщить лорду Гренвиллу, что молодая ждет.

Отдав распоряжение служанке прибрать таз, полотенце и прочее, они величественно удалились, оставив Фиби наедине со своими мыслями. А она-то надеялась, что они поведают ей нечто сокровенное, успокоят, может быть, научат чему-либо… | Увы, этого не произошло.

Когда тетки Фиби вернулись в пиршественную залу, веселье было в самом разгаре. Отец Фиби ублажал своего соседа по столу сальными шуточками, женщины говорили о своем, лишь Кейто сидел молча, с легким неодобрением взирая на опьяневших, шумных гостей, заглушавших своими бессвязными разговорами звуки музыки.

— Молодая ждет вас, лорд Гренвилл! — торжественно сообщила одна из тетушек.

— Ага! — вскричал отец Фиби. — Итак, за дело! — Он вскочил, опрокинув стул. — Идемте, джентльмены! Сопроводим супруга от праздничного стола до праздничной постели!

Восторженный рев голосов был ему ответом. На губах Кейто мелькнула вежливая улыбка и сразу же исчезла.

Гости подталкивали его к дверям, к лестнице, хохоча и пытаясь петь, проводили до самой спальни.

До Фиби донеслись крики и смех, вот они стали громче, еще громче. Она сидела на постели, как ей велели, испытывая страх и возбуждение. Ее страстные ночные мечтания, часто казавшиеся ей неприличными, должны наконец осуществиться… Так отчего же нет радостного предвкушения события, одно лишь странное томление и страх?

Дверь в спальню с грохотом растворилась. В комнату ворвалась шумная толпа. Фиби с ужасом смотрела на лоснящиеся, разгоряченные лица, ей казалось, она сидит перед ними совершенно обнаженная. Даже не сидит, а стоит, привязанная к позорному столбу!

Где Кейто? Как он мог!

Уже через мгновение она увидела: раскинув руки, он вытеснил людей из комнаты, захлопнул дверь, задвинул засов. Еще некоторое время в коридоре слышались возбужденные голоса, потом все стихло.

Повернувшись к Фиби, Кейто сказал: — Почему-то свадебные торжества часто превращают людей в животных.

В голосе его слышалось не столько осуждение, сколько удивление.

Он приблизился к постели и внимательно посмотрел на свою новую жену.

Если она так и не расслабится и не перестанет его бояться, ночь не сулит им обоим ничего хорошего.

Кейто молча застыл у изножья кровати. В памяти всплыли картины свадебных ночей с предыдущими тремя женами.

Его первая жена, мать Брайана Морса, была вдовой, и причиной неудачи брачной ночи оказалась его собственная неопытность. К своим семнадцати годам он был еще робок и неумел, не знал, как доставить женщине удовольствие, и сам испытывал его далеко не полностью.

Мать Оливии, Нэн, а затем и Диана были в отличие от первой жены девственницами. Но и с ними первая ночь не принесла радости. Он тщетно пытался доставить им удовлетворение. Нэн преданно любила его, у них было полное взаимопонимание, но выполнение супружеских обязанностей оставалось для нее только долгом. Ей не нравились, ее утомляли любовные ласки, хотя она пыталась изменить себя. Очень пыталась. А вот Диана вовсе не делала никаких попыток, демонстративно исполняя свой долг.

Неужели все женщины благородного происхождения не созданы для любовных утех? — думал иногда Кейто. Так или иначе, но он вынужден был искать и находить удовлетворение своей страсти среди женщин простых, для которых любовные ласки — и профессия, и удовольствие.

Маркиз отошел от постели и с помощью специальной подставки стал снимать сапоги.

И в этот миг Фиби ощутила разочарование. Он ничего не сказал ей, даже не посмотрел! А если и посмотрел, то чужим, оценивающим взглядом. И сразу же отвернулся.

Она исподтишка, но с любопытством наблюдала за тем, как он снял свой камзол и небрежно бросил на спинку стула. Шпаги у него не было, только небольшой кинжал на поясе; и пояс, и кинжал он кинул туда же. Длинные, широкие штаны из того же материала и того же цвета, что и камзол, были завязаны под коленями широкой черной лентой. Кейто наклонился, развязал ленты, затем, сняв штаны, легко переступил через них. Все это Фиби видела впервые в жизни.

Она затаила дыхание. Теперь он остался в одном нижнем белье — в белых штанах до колен, коротких чулках, в шелковой рубашке с широкими рукавами. Фиби обратила внимание на его широкую грудь, на сильную шею, где едва заметно билась жилка. Потом глаза ее скользнули ниже, к чреслам. Заметное вздутие у него между ногами заставило ее отвести глаза и закусить губу.

Кейто быстро шагнул к подсвечнику, задул свечи, задернул полог над кроватью, и комната погрузилась в темноту, освещаемую лишь пламенем камина. Обостренным слухом Фиби различила, как он сбросил остатки одежды. Его тело оставалось невидимым, когда он приблизился к постели, а ей так хотелось, чтобы горел свет! Хотелось видеть его нагим! Однако то, что произойдет сейчас, судя по всему, должно происходить в темноте. Так полагается.

Кровать заскрипела под его тяжестью. В полной темноте и полном молчании она ощутила его тело над собой и вдруг вся запылала. Стоя на коленях, он наклонился над ней. Инстинктивно она протянула руку, коснулась его груди. Предостережение… ласка… что было в этом жесте?

Кейто не обратил на него внимания.

— Все скоро кончится, — пробормотал он, словно лекарь, утешающий больного. — Я не хочу причинять тебе боль, но в первый раз непременно будет больно. Лежи спокойно и постарайся расслабиться.

Он не желал ее прикосновений. И сам не хотел дотрагиваться до нее, не считая того места, где это необходимо. Но разве так должно быть? Конечно, нет! Волна негодования и протеста всколыхнулась в душе Фиби, хотя, подчиняясь его руке, она безропотно раздвинула ноги.

Внезапная острая боль заставила ее громко вскрикнуть. А он уже что-то шептал ей на ухо, успокаивая, уверяя, что еще минута, и все пройдет. Еще только минута… Вот что-то шевельнулось у нее внутри, затем он отпрянул со вздохом облегчения, повернулся на спину и затих.

Значит, вот оно как бывает! Фиби была потрясена и возмущена до глубины души. Все, о чем она мечтала, думала, слышала… Только туда, обратно — и все?! Нет, быть такого не может! Всеми фибрами души она чувствует, что так быть не должно. Наверно, это потому, что она ему так неприятна, даже противна — после Дианы, после всех тех женщин, которых он знал. Оттого и не мог, не захотел провести с ней больше минуты… больше нескольких секунд. А когда она забеременеет, он и вообще не приблизится к ней…

Фиби лежала, крепко зажмурив глаза, ощущая, что все ее надежды, даже самые робкие, рухнули. Конечно, она не Диана, но у нее есть свои достоинства, она способна дать мужу то, чего ее сестра не хотела да и не умела дать никому! А Кейто… он просто слепец, если не видит этого, не в состоянии проникнуть в душу человека!

Кейто неподвижно лежал рядом, чувствуя себя негодяем. Грубым животным. В ее молчании он различил обиду и уязвленное самолюбие. Половой акт, видимо, ошеломил ее, нанес оскорбление. Неужели никто и ничего не объяснил ей? Хороши же эти женщины! Его не покидало ощущение, что он совершил насилие, надругался над своей женой.

Он упрямо сжал рот. И тем не менее начало положено. И даст Бог, союз, малоприятный для них обоих, принесет ему долгожданного сына… А когда это случится, он оставит жену в покое. Да, так он и сделает.

«Кажется, она уснула», — подумал он. Прошло уже два года с той поры, как он делил постель с Дианой. Последние несколько месяцев перед смертью она болела, теряла силы, и никто из врачей не мог уверенно определить характер и причины болезни. И сейчас ему было приятно ощутить рядом с собой теплое женское тело.

Он повернулся на бок, чтобы поскорее уснуть: снизу все еще доносились звуки веселого застолья.

Когда Фиби проснулась, было раннее утро. Она лежала одна в огромной постели. Не увидела она Кейто, и спустившись вниз. В притихшем доме ничто не говорило о том, что вчера она вышла замуж, стала женой, женщиной.

Ее отец уехал, даже не попрощавшись с ней. Уехал на свою войну, не вспомнив о дочери, навеки отданной другому человеку, с приятной для него мыслью о том, что теперь все расходы по ее содержанию лягут на этого другого.

Глава 4

— Вот! Уже последний, бабушка!

Фиби кинула еще один кочан капусты с грядки в корзину и выпрямила натруженную спину. Опершись на лопату, она откинула волосы с лица. День выдался солнечным, но холодным, однако Фиби вся вспотела, выкапывая для бабушки Спруил зимнюю капусту с засыпанных соломой грядок.

— Доброе у тебя сердце, милочка, вот что я скажу, — проговорила старая женщина. — Нынче, когда мужчины на войне, и помочь-то старому человеку некому.

— А что слышно про ваших внуков? — Фиби подхватила корзину и зашагала с огорода в сторону кухонной двери.

— Да ничего с самого Рождества, — отвечала старуха, следуя за Фиби. — Поставь их в кладовку, ладно? А про внуков…

Один парень тут проходил, говорит, видел моего Джереми где-то аж в Корнуолле. Жуть, говорит, что делается. Везде воюют. Но Джереми живой был, когда он его видел.

— Ходят слухи, — продолжила разговор Фиби, выйдя из кладовки, — что дела у короля в Корнуолле совсем плохи. Никто его не поддерживает. Уверена, скоро война кончится, и внуки вернутся домой живые и здоровые.

— Э, посмотрим, милочка. Нам остается только молиться да надеяться, чего еще? Отведай-ка кусок моего фруктового пирога и кружечку сидра.

Уже в кухне бабушка Спруил достала из шкафчика глиняный сосуд, вынула оттуда завернутый в чистую тряпицу пирог и отрезала от него здоровенный кусок.

— Наливай себе сидра, милочка, и кушай на здоровье.

Фиби не стала отказываться, и уходить она не торопилась, поскольку само ее присутствие и участие в беседе для этой старой и одинокой деревенской женщины значит даже больше, чем помощь по дому или в огороде. У женщин, которые помоложе, достаточно своих хлопот — хозяйство, дети, им просто не хватает ни времени, ни сил на разговоры со стариками.

Звон церковных часов заставил Фиби вскочить со стула.

— Ой, неужели уже половина двенадцатого?

— Так и есть, милочка. Старые часы никогда не ошибаются, — с гордостью сказала бабушка Спруил. — А мы-то все здесь думали, — добавила она, — что после замужества ваша светлость уже не будет навещать нас, старых людей. Такая важная леди, куда там! Но вы опять с нами.

Последние слова она произнесла, уже проводив Фиби до калитки и отворяя ее.

— Ничего не изменилось, бабушка, — заверила Фиби. — Я такая же, как и раньше.

В этом утверждении невольно прозвучала горечь, но старушка ее не приметила. Напротив, она рассмеялась, и лицо ее стало точь-в-точь как печеное яблоко.

— Э, милочка, это мы еще поглядим! — Взгляд ее недвусмысленно остановился на животе Фиби.

Все еще посмеиваясь, она повернулась и пошла к дому. Фиби почти бежала по деревенской улице, подхватив юбки, чтобы не испачкать в дорожной пыли, хотя подол шерстяного платья и еще недавно белоснежная нижняя юбка были густо заляпаны грязью с грядок бабушки Спруил.

Фиби торопилась потому, что Кейто, как правило, начинал второй завтрак ровно в полдень и очень не любил, когда кто-то опаздывал. А если она даже прибежит вовремя, то переодеться уже никак не успеет. Впрочем, разве такое с ней впервые? Наверное, она чаще опаздывала, чем приходила в назначенное время, и к этому надо бы уже всем привыкнуть. Приблизившись к деревенскому лугу, она заметила там, возле места, где совершаются наказания, небольшую толпу, окружившую какого-то всадника. Без сомнения, это был Кейто Гренвилл на своем гнедом жеребце! Кейто выполнял в округе обязанности мирового судьи, и ему было о чем поговорить с народом. Тем более что сейчас должен был понести наказание проштрафившийся чем-то бродяга.

Как всегда, сердце у нее екнуло, когда она увидела Кейто. Он был с непокрытой головой, в черной одежде, только на шее что-то белое, вроде галстука. Как же ему идет этот шейный платок! Как оттеняет смуглые правильные черты лица, гордую осанку воина, темно-карие, почти черные глаза!

Фиби невольно замедлила шаг. Как он красив все-таки! Разве пристало мужчине быть таким красивым? Ведь это слово, это определение скорее всего относится к женщине. К ее сестре Диане, например. Бедная сестра, умерла такой молодой, и никто так и не знает, что же свело ее в могилу. Она так долго болела…

Фиби не хотела приближаться к толпе, окружившей Кейто, однако ноги сами несли ее туда. Нет, она не подойдет. Зачем? Лучше поторопиться домой, сесть за обеденный стол раньше, чем Кейто. Но она была уже совсем близко от галдящих людей, и он, заметив ее, направил к ней коня.

Она остановилась в растерянности, не зная, чего от него и ждать.

— Добрый день, милорд, — сказала она.

Он нахмурился:

— Что ты делаешь здесь, Фиби? Почему у тебя так спутаны волосы и грязь на лице? Что случилось?

— Просто я копала капусту.

— Капусту? Я не ослышался?

Фиби потупилась.

— Нет, сэр. От заморозков она была прикрыта соломой, а старой Спруил трудно выкапывать. Вот я ей и помогла.

Кейто продолжал с подозрением смотреть на свою жену. Что она несет? Что происходит в ее странной, набитой строчками и рифмами голове?

Он наклонился и сурово приказал:

— Дай руку и поставь ногу на мой сапог.

Фиби подняла на него большие ясные глаза, голубые, как венчики вероники. Эта яркая голубизна поразила Кейто. Он словно впервые их увидел, однако ничуть не смягчился.

— Прошу прощения, милорд, — после минутного колебания сказала Фиби, — но я не люблю лошадей. Я их боюсь. У них такие огромные зубы, и они никогда меня не слушают и увозят бог знает куда. Совсем в другую

сторону.

— Этот конь не увезет тебя в другую сторону, — заверил ее Кейто с легкой улыбкой. — Садись же скорее! Леди Гренвилл нельзя бояться ездить верхом. Это абсурд!

Он взмахнул рукой в перчатке.

Фиби подчинилась. Она приняла его руку и попыталась поднять ногу, но сапог был так высоко, а ноги у нее столь коротки… «Не то что у Дианы, — мелькнуло опять в голове Фиби. — У сестры ноги росли чуть ли не из-под мышек».

После упорных стараний Фиби удалось наконец наступить на кончик сапога всадника, и Кейто, подхватив ее за талию, поднял и посадил прямо перед собой. — Ну вот. Не так страшно, верно?

Фиби закусила губу и коротко кивнула в ответ. Она не знала, чего боится больше, — сидеть высоко над землей на лошади или ощущать у себя за спиной горячее тело мужчины, который до сих пор не стал ей по-настоящему близок, так, как хотелось бы.

— Теперь можно поговорить и о капусте, — сказал Кейто у нее над ухом, придерживая ее за плечо, когда конь перешагивал через очередную канаву.

— В деревне почти не осталось мужчин, — заговорила Фиби. — Они на войне или уже убиты. Кто-то ведь должен помочь старым женщинам. Ну, вот я и…

— Ты совершенно права, дорогая, — перебил ее Кейто. — Лекарство, пища… Всем этим мы помогаем и будем помогать нуждающимся. Но маркиза Гренвилл не должна, как батрачка, выкапывать капусту и делать другую черную работу.

— А кто же сделает?

Он не ответил на ее простой вопрос. В молчании они преодолели остаток пути, и уже во дворе конюшни, когда он снял Фиби с коня, она услышала:

— Моей жене не пристало целыми днями торчать на чужом огороде как пугало.

С этими словами он большим пальцем отер грязь у нее со щеки.

— А как же быть, милорд, — с воинственным блеском в глазах спросила Фиби, — коль ваши арендаторы нуждаются в помощи? Если вы найдете им помощников, я готова всю жизнь сидеть дома за ажурной вышивкой.

— Этот тон не к лицу тебе, Фиби, — сурово сказал Кейто.

— Прошу прощения, милорд, за свой тон, но вам не к лицу так мало беспокоиться о нуждах беспомощных людей. Среди них не только миссис Спруил.

Она поклонилась ему и поспешила в дом.

Какая дерзкая девчонка! Кейто в гневе, но не без удивления смотрел вслед ее удаляющейся фигуре — в длинном платье, подолом подметающем грязь и остатки соломы.