Глава 15

На следующее утро Тэмсин проснулась рано под горой стеганых одеял и тут же почувствовала всевозрастающее в ней непонятное изумление. Глаза ее все еще были закрыты, тело пребывало в полусне, но все чувства говорили ей, что мир изменился. Мягкое маслянистое тепло разливалось по лицу и ласкало веки, и, боясь, что это — обман, она все-таки осмелилась открыть глаза.

Светило солнце, и дело не ограничивалось одним или двумя робкими лучиками — вся спальня была наполнена золотистым светом. Пылинки танцевали в пучках света, лившегося сквозь сводчатые окна, и хрустальные флаконы и баночки на туалетном столике сверкали синими и красными гранями, как драгоценные камни.

Тэмсин ногой отбросила покрывала и спрыгнула на пол. Она скинула ночную рубашку и потянулась, подставляя теплу обнаженное тело. Кожу ласкали лучи, прикасаясь к ней, будто кончиками пальцев, и ей показалось, что до этого она месяцы провела в сырой и холодной пещере.

Она подбежала к окну, широко распахнула его, и дух захватило от изумления и восторга. Внизу открывалась необычайная панорама. Накануне они приехали поздно вечером, в темноте, и она ничего не разглядела. Они спешили укрыться от дождя, и Тэмсин заметила только, как свет свечей отбрасывал тени на темные панели и балки потолков, огонь в массивных каминах, изящную двойную лестницу, ведущую наверх из просторного холла… Вот и все ее вчерашние впечатления.

Сент-Саймон немедленно извинился и ушел к себе, представив предварительно свою гостью и сопровождавших ее лиц домоправительнице, и Тэмсин оказалась в большой угловой комнате с кроватью под балдахином, стенами, увешанными гобеленами, и вышитыми коврами на сверкающем полированном дубовом полу. Ей принесли горячую воду и поднос с ужином — слуги были явно полны любопытства, но по-английски молчаливы, зато Хосефа суетилась за четверых, распаковывая одежду, которая могла им понадобиться в Лондоне. И Тэмсин рано улеглась в постель, чувствуя облегчение и наслаждаясь покоем, после ночей, проведенных в грязных гостиницах и на постоялых дворах. Чистые хрустящие простыни пахли сухой лавандой, огонь отбрасывал трепетные блики на лепной потолок, матрас, набитый перьями, был удобным.

Теперь перед ее глазами был совсем другой мир. Впереди простирались зеленые волны холмов, разделенные партерами[22], на которых располагались цветочные клумбы, вдали виднелось море, сверкавшее синевой под ранним утренним солнцем.

По обе стороны залива можно было разглядеть сильно изрезанный берег, и два меловых мыса ослепительно белели на фоне переливающейся глади моря и синего неба.

Она подбежала к восточному окну и широко распахнула его, затем высунулась по пояс, опираясь руками о широкий каменный подоконник. Вид был настолько непривычным, что она застыла на месте: восходящее солнце бросало блики на воды реки Фоуи, освещало целую флотилию лодок, мягко покачивавшихся на якоре в устье реки, окрашивало розовым черепичные крыши домов маленькой рыбачьей деревушки, лежащей на дальнем берегу.

— Как красиво, — пробормотала охваченная восторгом Тэмсин, глубоко вдыхая воздух, пропитанный запахом роз, смешанным с ароматом золотистой желтофиоли, целая клумба которой широкой дорожкой раскинулась под окном. Такова была земля ее матери — эта нежная зеленая сельская местность, которую она так любовно описывала дочери под палящим испанским солнцем.

Тэмсин натянула бриджи и рубашку и босиком выбежала из комнаты. Дом был погружен в тишину, хотя, насколько она могла судить по свету, падавшему сквозь многочисленные стрельчатые окна с фрамугами, можно было предположить, что сейчас около пяти часов утра. Но в воскресный день прислуга, вероятно, еще спала, как, впрочем, и все остальные обитатели дома.

Массивная парадная дверь была заперта на тяжелые засовы, и Тэмсин с усилием потянула их на себя. Дверь распахнулась настежь, и она остановилась, щурясь и моргая от яркого утреннего света, и душа ее раскрылась навстречу этому теплу. Двор выходил на восток, к Фоуи, и Тэмсин сквозь невысокую арку в каменной стене вышла в сад, спускавшийся к морю.

Она обернулась, чтобы взглянуть на окно своей комнаты, и оказалось, что комната располагалась в квадратной, увитой плющом башне.

«Дом полковника лорда Сент-Саймона великолепен, — подумала она одобрительно. — Наверное, полковник весьма богат и влиятелен». Богатство и власть в понимании горного разбойника, ведущего кочевую жизнь, не включали в себя обладание кучкой кирпичей, скрепленных известковым раствором, и клочком земли, но Сесиль рассказывала дочери о том, какое значение англичане придавали подобному виду имущества.

Седрик Пенхэллан не был королем, но от него, в частности, зависело, быть ли королю; он был посредником в деле достижения власти, и Сесиль объясняла ей, что именно обладание значительными земельными угодьями давало ему возможность играть в эти далеко идущие политические игры и так далеко распространить свое влияние. Без всего этого даже человек, обладающий безжалостностью и честолюбием лорда Пенхэллана, не мог бы достигнуть той скрытой от глаз вершины власти. И отсвет этого величия падал на каждого, кто мог причислить себя к славному клану Пенхэлланов, даже если кровь лордов была в нем несколько разбавленной. Отпечаток власти, вернее властности, лег и на чело его мятежной сестры и отметил ее, подобно джаггернауту[23].

«Но это не коснется одного из Пенхэлланов», — подумала Тэмсин с едва заметной мрачной улыбкой и направилась через лужайку к манящему морю, минуя аккуратную гравиевую дорожку и предпочтя ей все еще мокрую от дождя траву, в которую с наслаждением тотчас же зарылись пальцы ее босых ног. Этот внеплановый отпрыск рода Пенхэлланов намеревался низвергнуть создателя королей, сразить его же оружием.

Пока она об этом размышляла, перед ее мысленным взором предстал образ дяди. От него исходила невероятная сила, грозная, подобная лавине, энергия, грозившая смести все на своем пути. Он заметил ее на лестнице. И то, что он увидел, привело его в замешательство. В его глазах промелькнуло удивление, недоверие и узнавание… узнавание и нечто такое, что на мгновение она приняла за страх. Да, она готова была поклясться, что это был страх.

Но ведь он не знал, кто она. И не узнает до тех пор, пока она не сочтет нужным объявить об этом сама. Это должно быть сделано публично — дух Сесили явится, чтобы восстановить дочь в правах и отомстить, и явление это будет внезапным и убийственным, как удар кинжала. А пока пусть его мучает мысль о том, где он мог видеть эту юную и невинную иностранку.

Но как ей удастся вступить в контакт с Пенхэлланами, если она будет жить под крышей Сент-Саймона? Тэмсин явственно почувствовала враждебность в их отношениях. Судя по ледяным ноткам в голосе Джулиана, эта их вражда брала истоки в давних временах. И что он хотел сказать, когда предупреждал Седрика о его племянниках? «Пусть ваши племянники держатся подальше от моих земель, а иначе я не отвечаю за последствия…»

Кто они, эти племянники? Вероятно, ее кузены. Кругом были сплошные загадки, которые еще нужно было разгадать. Габриэлю придется провести кое-какое расследование в местных тавернах. Он всегда чувствовал себя в таких местах как дома и был опытным разведчиком, столь же искусным в распространении ложной информации, как и в ее сборе. Самое главное, что игра уже начата.

Кивнув сама себе в знак удовлетворения, Тэмсин пронеслась по траве к низкой каменной стене на краю лужайки. Она резко остановилась, и ее рот округлился буквой "о", что означало крайнюю степень восторга. Земля шла вниз, под уклон, образуя длинный извилистый спуск к небольшой песчаной бухте, но Тэмсин была потрясена сверкающей массой красок, затопившей ее глаза. На секунду она остановилась, потом с легким радостным вскриком ринулась в это великолепие.

Из окон своих апартаментов Джулиан наблюдал за ее танцами на мокрой траве. Он как раз одевался, когда внезапное непреодолимое побуждение повлекло его к окну. И теперь он стоял, еще без рубашки, скрестив на груди руки, и с хмурым раздражением разглядывал эльфа внизу. Она опять нарушила правила, расхаживая в этой одежде. Одно дело было отказаться от женского наряда на борту военного корабля в разгар битвы, но на фоне мирной и совсем не воинственной корнуолльской природы это выглядело совсем иначе.

И без того будет масса сплетен из-за ее присутствия здесь, и незачем давать слугам новую пищу для болтовни. Разумеется, если Виолетта испортит себе репутацию, одеваясь столь нелепым образом, ее не примут и в местном обществе, не говоря уж о высших слоях аристократии.

Зато, если она вновь нарушала условия договора, он имел полное право прекратить эксперимент.

Сент-Саймон покинул свои апартаменты и столкнулся с заспанной девушкой-служанкой, торопливо спускавшейся из комнаты на чердаке, чтобы почистить печи на кухне и выгрести золу до появления кухарки и слуг более высокого ранга. Она присела в реверансе и вспыхнула при виде обнаженной груди его лордства. Джулиан удостоил девушку короткого кивка. Он не знал ее и мысленно сделал зарубку в памяти, обещая себе поговорить с домоправительницей о слугах, нанятых в его отсутствие.

Он вышел из боковой двери и зашагал через лужайки, стараясь держаться примятой травы, по которой прошли босые ноги Тэмсин, но нигде не увидел ее. Хотя, судя по следам, она только что побывала здесь, это было ясно заметно на мокрой траве. Его раздражение несколько ослабло от мягкого воздуха раннего утра, он увидел ковер из дождевых капель, сверкающих на солнце, вдохнул свежий аромат цветов, легким облаком летящий за ним, пока он шел к каменной стене.

Там он остановился и поглядел вниз, на бухту. В первое мгновение он не увидел Тэмсин, хотя знал, что она должна быть где-то здесь, если только не взобралась по утесам на другую сторону узкой долины. Наконец он различил блеск ее золотистых волос, мелькавших где-то на середине спуска к морю, сама же она была скрыта буйно цветущей наперстянкой и рододендроном — их пурпурные и лиловые цветы заслонили своей массой ее хрупкую фигурку.

Джулиан легко перепрыгнул через стену и направился вниз, следя за появляющейся и вновь исчезающей головкой.

— Тэмсин!

Она повернула голову и махнула ему рукой — лицо ее светилось, а фиалковые глаза соперничали цветом с охапкой бутонов, которые она держала в руках.

— Разве они не прекрасны? Никогда не видела ничего подобного — невероятное зрелище! — воскликнула она и будто поплыла к нему, по пояс погруженная в массу лиловых цветов.

— Судя по твоей одежде, мне кажется, ты решила расторгнуть наш договор, на котором еще недавно так настаивала, — сухо заявил он, когда она приблизилась, губы его были плотно сжаты.

Если Тэмсин и слышала эти скучные речи, она предпочла не реагировать. Вместо этого она зарылась носом в цветы, которые держала в руках.

— Как они называются? Никогда не видела ничего похожего. И они растут совсем дикие, сами по себе!

— Наперстянка, — ответил Джулиан.

— И солнце светит, и море сверкает. Это все так красиво. Я никогда бы не поверила, что Англия может быть такой, — продолжала Тэмсин, откинув назад голову, чтобы видеть солнечный свет, ее грациозная шея выступала из открытого ворота рубашки, а ресницы двумя густыми полумесяцами лежали на тронутых загаром щеках.

— Сесиль много раз рассказывала мне, какое лето в Корнуолле, но в последние несколько дней я решила, что разлука с родными местами, должно быть, плохо повлияла на ее память. Она рассмеялась счастливым звенящим смехом. Каждая клеточка ее существа источала такую глубокую, естественную, чувственную радость, что Джулиан был тронут, хотя и прилагал отчаянные усилия, чтобы воспротивиться этому чувству. Она была похожа на лютик, поднявший к солнцу свою золотую головку. Усилием воли он отбросил этот нелепый всплеск чувствительности и резко сказал:

— Ты хоть понимаешь, какие пересуды вызовет твой наряд? Назови хоть одну причину, почему я должен соблюдать условия этого дурацкого договора, если ты отказываешься следовать самым элементарным правилам приличия?

— О! — Ее ресницы затрепетали, а миндалевидные глаза посмотрели на него с выражением, которое его всегда озадачивало. — Я вовсе не настаиваю на этом наряде, милорд полковник.

Прежде чем он собрался ответить, она широко раскинула руки, обрушив на него охапки красных и пурпурных цветов, и бутоны наперстянки заструились вдоль его тела, падая на землю. Одним ловким движением она сбросила рубашку, оттолкнула бриджи и вот уже стояла обнаженной среди пурпурного моря цветов и улыбалась ему своей шаловливой, плутовской улыбкой:

— Так лучше, сэр?

— Боже милостивый, — пробормотал он, его всколыхнувшиеся чувства завертелись в каком-то круговороте, все резоны мгновенно оказались забытыми, сопротивление сломленным — реальность ускользала от него, как лодка, сорвавшаяся с причала и подхваченная приливом.

Она была дитя солнца, и моря, и морского бриза, и диких ароматов цветов. И ее руки уже оказались на его талии и ловко расстегивали пуговицы, а язык проскользнул между губами, и глаза не отрывались от него, когда она обнажила его живот и ее взгляд проследил тонкую полоску сбегающих вниз темных волос. Она подошла ближе и прижалась к нему животом, ощутив твердую и пульсирующую теплом плоть, потом подняла на него глаза и, рассмеявшись, потянулась и смахнула сломанный бархатистый цветок наперстянки с его груди.

— Лучше, милорд полковник?

Он не понимал, почему не может положить этому конец, почему не может оттолкнуть ее, натянуть бриджи, смирить свою восставшую плоть и уйти назад, в дом. Она нарушила правила, и он имел полное право отказаться от того, чтобы его жизнью продолжали распоряжаться.

Вместо этого он стоял, глядя на нее сверху вниз, потерявшись в глубинах ее глаз, отяжелевший от томления. Его руки поднялись и обхватили ее талию, и ее грудь вздрогнула, а соски отвердели и коснулись его груди.

Медленно она опустилась на пурпурное цветочное ложе. Ее ладони скользнули по его спине, она провела ими сверху вниз, а потом нагнулась. Она склонила голову так, чтобы рот ее мог коснуться его пылающего и томящегося тела, и он ощутил легкое покалывание ее зубов, а ее язык ласкал его долгими и нежными движениями, и это вызвало у него стон восторга и наслаждения. Его пальцы запутались в шелковистой шапочке ее волос, он смотрел вниз на ее склоненную голову, на ее шею и затылок, на острые очертания лопаток, на изгиб спины, и чувствовал, как уплывает все дальше и дальше из этого скучного мира, его правил, приличий и прочих глупых условностей…

Джулиан усилием воли оторвался от края бездны, судорожно вздохнул и опустился возле нее на колени, взял ее лицо в ладони, ощутил тепло и податливость ее рта. Он снова заставил ее возлечь на пурпурные волны, колыхавшиеся вокруг, и ее тело казалось ему золотисто-кремовым на фоне этого цветочного ложа. Она раскинулась среди лепестков, готовая позволить ему трепетное прикосновение, и с ее уст слетел крик восторга, а пальцы вцепились в золотисто-рыжие волосы, она в экстазе приподнялась, ощутив его горячее дыхание…

Улыбаясь, с глазами, затуманенными и расплавленными страстью, он вплотную придвинулся к ней, к ее телу, лаская языком ее груди, потом ямку на шее, слизывая капельки пота с кожи. Рот его снова оказался рядом с ее губами, а руки задвигались под ее телом, и он приподнял ее, чтобы облегчить свое стремительное проникновение в ее шелковистые недра. И по всей его коже, словно рябь по воде, расходились волны восторга.

Он слышал слабые, но восторженные вскрики, будто откуда-то издали, когда она приблизилась к пику наслаждения и его восхитительному затуханию, в котором ей было суждено забыться, потеряться и раствориться, и это наслаждение было бесстыдным и чистым. Сверхъестественным усилием воли он заставил себя вернуться к реальности как раз вовремя, чтобы успеть оторваться от ее тела в тот момент, когда уже начал было синхронно с ней ощущать это падение в не имеющее границ пространство вечного восторга.

Джулиан пришел в себя, ощутив жар солнца на своей обнаженной спине. Он все еще крепко прижимал к себе миниатюрное тело и со стоном перекатился через нее. А она оказалась лежащей рядом с ним, вытянувшись во всю длину, и голова ее покоилась в изгибе его плеча. Она чувствовала себя бесплотной и не имеющей формы, а его наполняла эйфория, какой он не испытывал никогда прежде. Никогда во время своих любовных приключений он не испытывал этих восхитительных чувств: насыщения, слияния и глубокого покоя.

Нежно он похлопал ее по маленькому округлому заду, и Тэмсин с видимым усилием подняла голову:

— Как это случилось и что это было?

Она мечтательно улыбнулась и поцеловала его в угол рта.

— Не знаю, — ответил он, поглаживая крутой изгиб ее спины. — Тебя не существует. Ты не настоящая. Тэмсин слабо усмехнулась:

— О, вы ошибаетесь, милорд полковник. Я настоящая. Я из крови и плоти до самых кончиков пальцев. — Она потянулась и села. — И чтобы доказать это вам, я собираюсь поплавать.

— Там чертовски холодно, — запротестовал он, — хотя, вероятно, не настолько, как в Гвадиане в марте месяце.

— Вот именно, — Она живо вскочила, забыв о недавней истоме. — Вы идете?

— Возможно, чуть позже.

Тэмсин убежала, а Джулиан остался лежать на спине и обдумывать случившееся. Он снова не устоял. И пока этот эльф-искуситель будет поблизости, он будет продолжать уступать — особенно если она не оставит привычку раздеваться догола в самых неподобающих местах, не предупреждая ни словом о своих намерениях. Может быть, следует относиться к радостям наслаждения как к справедливой и заслуженной компенсации за беспокойство? Она его использует в своих целях, стало быть, и он тоже может назначить цену за услуги. Тем более что такой вариант расплаты ее, похоже, вполне устраивал.

Джулиан встал и увидел Тэмсин, вбегающую в нежно плещущий на песчаной отмели прибой. Она не задержалась на песке, а просто вошла в воду, которая, как он знал, должна была быть ледяной, разрезая волны руками. Потом вынырнула, чтобы глотнуть воздуха, и поплыла, пересекая бухту и загребая сильными тонкими руками.

Казалось, в воде она чувствует себя столь же уверенно, как и в седле, но не стоило этому удивляться, зная, в каких условиях она выросла.

Джулиан зашагал к бухте и решительно вошел в воду, но тут же содрогнулся, как только холодная вода коснулась его ног. Он нырнул в ближайшую волну, и холодная как лед вода омыла его разгоряченное, покрытое потом тело. Когда он вынырнул на поверхность, то увидел справа от себя потемневший от воды шлем ее золотистых волос. Тэмсин подняла руку и помахала ему, потом легла на спину и закачалась на волнах, нежно баюкающих тело.