Глава 27

— Простите, но я не понимаю, что заставило вас, таких юных леди, пойти на страшные муки. Ради чего? — недоуменно покачала головой Хенни, развязывая забинтованные руки Джулианы на следующее утро.

— Как себя чувствует Розамунд? — Джулиана выглядела отдохнувшей и посвежевшей. Она проспала весь предыдущий день и всю ночь и теперь ощущала себя заново родившейся. В оконное стекло барабанил дождь, а в спальне горели свечи.

— Лучше, чем вчера. Она, видимо, пережила какое-то сильное потрясение, но теперь быстро идет на поправку. Госпожа Деннисон приезжала и забрала их обеих домой.

— Как? Уже? — Джулиана поморщилась, когда полоса чистого бинта легла на открытую рану. — А почему мне не сказали?

— Вы спали, и его светлость не велел будить вас, пока вы сами не позвоните. Когда вы оденетесь, спуститесь, пожалуйста, в библиотеку — его светлость хотел поговорить с вами.

Джулиана прикрыла глаза и попыталась вспомнить что-нибудь из посетивших ее сновидений, но тщетно: сон ее был так глубок, что она даже плохо помнила, как заснула и чем закончилась их беседа с графом. Кто сообщил миссис Деннисон о том, что Лили и Розамунд находятся в доме Тарквина? Ждет ли их наказание за своеволие и попытку заговора? Вряд ли, если госпожа Деннисон сама приехала за ними, да еще так спешно. Надо поговорить с Тарквином, и тогда все встанет на свои места.

И вдруг она вспомнила, что, уложив ее в постель, Тарквин молча выслушал ее и, не сказав ни слова, вышел. Он остался равнодушным к ее словам, и это после того, как Джулиана своими глазами видела, какую нежность он испытывает к ней, как испугался за нее, узнав, что она угодила в Брайдвел. Оказывается, этого недостаточно, чтобы между людьми установилось взаимопонимание. Ну что ж! Джулиана уверена в своей правоте и не отступит от своих принципов, даже если привлечь графа в союзники не удалось.

— Наверное, вам пока еще рано вставать, — сказала Хенни, подоткнув одеяло со всех сторон. — Я скажу его светлости, что вы не можете спуститься в библиотеку.

— Нет, не нужно. Я сейчас встану. — Джулиана открыла глаза. Ей не терпелось поговорить с графом. — Я умоюсь и выпью кофе, и сон как рукой снимет. Сегодня дождливо, вот глаза и слипаются.

Хенни что-то недовольно пробурчала себе под нос, но возражать не стала, и через полчаса Джулиана была готова выйти из спальни. Она решила оставить свои волосы распущенными, и они красиво обрамляли ее бледное лицо, на котором сияли огромные глаза. Под веками залегли темные тени. Джулиана нашла, что выглядит загадочно и призрачно, и от этой мысли несколько повеселела. На самом деле трудно было найти существо более земное и материальное, чем Джулиана, с ее высоким ростом, большим размером ноги и катастрофической неуклюжестью. Однако светлое муслиновое платье и замотанные белоснежными бинтами руки действительно придавали ее внешности мистическую бесплотность.

— Отправляйтесь вниз, но надолго не задерживайтесь. Перед обедом вам просто необходимо немного отдохнуть.

— Вы так добры ко мне, Хенни, — сказала Джулиана. — Обо мне никто никогда так не заботился, как вы. — Повинуясь внезапному порыву, она бросилась к Хенни и расцеловала в обе щеки, чем вызвала ее благодарную улыбку.

— Идите с Богом, миледи.

Джулиана в первый момент не заметила, что у Тарквина был посетитель, и влетела в комнату, тараторя на ходу:

— Не будет ли госпожа Деннисон сердиться на Лили и Розамунд? Откуда она узнала, что они здесь? Вы уверены, что она не причинит им вреда?

— Нет. Я сообщил ей об этом. Уверен, — в тон ей ответил Тарквин и встал с кресла. — А теперь успокойся, крошка, и поздоровайся с мистером Боннелом Торнтоном.

Джулиана перевела дыхание. К ее удивлению, Тарквин улыбался ей теплой, ласковой улыбкой, без тени холодности, которую она ожидала встретить. Собеседник графа тоже поднялся и поклонился Джулиане.

— Прошу прощения, сэр. — Она взяла себя в руки и сделала книксен перед господином в дорогом розовом камзоле.

— Счастлив с вами познакомиться, мадам, — ответил джентльмен. — Его светлость поведал мне обо всех ваших злоключениях.

Джулиана вопросительно посмотрела на Тарквина, не зная, как реагировать на слова незнакомца. Господин в розовом камзоле протянул ей листок бульварной газеты:

— Прочтите это и, может быть, по-иному взглянете на происшедшее в таверне мадам Коксэдж.

Никогда прежде она не держала в руках газету «Друри-Лэйн джорнэл». Смысл ее подзаголовка «Однажды в Лондоне…» стал ясен Джулиане с первых же строк. Газета специализировалась на муссировании грязных, площадных слухов, на перевирании непроверенной информации о скандалах, которые происходили в великосветской среде и в которых были замешаны видные политические деятели и финансовые воротилы. Все это было довольно отвратительно, и Джулиана недоуменно обратилась к Тарквину, не понимая, какой реакции тот ждет.

— Я проглядела всю газету, включая критические статьи о последних театральных постановках…. Все это, конечно, любопытно, но…

— В правом верхнем углу статья некоей Роксаны Фурии, — заметил мистер Торнтон.

Джулиана быстро нашла нужную заметку и от неожиданности открыла рот. Мисс Фурия подробно описывала так называемый скандал в таверне мадам Коксэдж, прямо обвиняла госпожу Митчел и саму хозяйку в провоцировании драки и введении в заблуждение судебных исполнителей с целью сфабриковать обвинение против трех дам, одна из которых — достопочтенная супруга виконта Эджкомба. Статья заканчивалась возмущенной критикой в адрес властей, которые позволяют себе стать неправедным оружием в руках подлых бандерш, стремящихся опорочить ни в чем не повинных женщин, собравшихся вместе, чтобы обсудить, как им улучшить условия своего труда и жизни.

— А кто эта мисс Фурия? — спросила Джулиана.

— Она перед вами, мадам, — галантно поклонившись, ответил мистер Торнтон.

«Возможно, именно поэтому он носит столь несвойственный мужчине розовый цвет», — подумала Джулиана и смутилась.

— Его светлость рассказал вам все об этом происшествии?

— Подобные истории случаются чаще, чем вы думаете, мадам. Любая попытка куртизанок добиться признания своих прав заканчивается полным их поражением. Однако… — Он взял из рук Джулианы газету и взмахнул ею в воздухе. — Действуя на общественное мнение таким вот образом, подвергая их хозяев безжалостному осуждению и осмеянию, мы многое можем сделать для беззащитных женщин. К сожалению, мне трудно отразить в прессе все неприятные инциденты, которые имеют место, — не обо всем удается узнать. Так, например, мимо меня прошел случай с мисс Люси Тибет. В связи с этим я хотел бы сделать вам одно предложение, леди Эджкомб.

Джулиана присела на подлокотник кресла и взглянула на Тарквина, который не сводил с нее глаз.

— Как видишь, не все члены нашего общества глухи и слепы к несправедливости и беззаконию, крошка, — сказал он. — Мистер Торнтон имеет большое влияние в Ковент-Гардене. И поверь, методы его деятельности более эффективны, чем подстрекание проституток к мятежу и молотьба пеньки в Брайдвеле.

— Что же… вы согласны помочь мне? — с сомнением спросила Джулиана у графа. В это невозможно было поверить, но другого объяснения поведению Тарквина просто не находилось.

— Давай считать, что ты открыла мне глаза на эту проблему, — невозмутимо ответил Тарквин.

Джулиана была настолько потрясена, что не сразу отдала себе отчет в том, что мистер Торнтон уже начал говорить. Тогда он кашлянул, чтобы привлечь ее внимание, и повторил:

— Насколько я понимаю, леди Эджкомб, у вас есть друзья в Ковент-Гардене. Среди них, безусловно, есть женщины, которые в курсе всех несправедливостей и жестокостеи, там происходящих. Так вот, если бы вы доверительно поговорили с ними, а потом сообщили полученную информацию мне, у нас появился бы материал для развертывания крупномасштабной кампании против злодеяний их хозяев.

— Вы предлагаете мне стать шпионкой?

— Осведомительницей, — поправил ее Тарквин.

— Кроме того, — продолжал мистер Торнтон, — я мог бы взять на себя хранение средств, которые нам удалось бы собрать для нужд самих женщин, и распределение их среди бедствующих. Их работодатели не смогут никак отомстить мне. Так что если я возглавлю это движение, опасаться возмездия не придется никому.

— Я предпочитаю заниматься делом, — сказала Джулиана, — а не охотиться за скандальными историями по Ковент-Гардену.

— Да, но для тебя это всегда выходит боком, — заметил Тарквин. — Вся беда в том, что ты плохо соизмеряешь свои возможности с реальностью. Тебе не справиться в одиночку.

— Именно об этом я и говорила вам вчера.

— Как видишь, я принял твои слова близко к сердцу.

— Да, — согласилась Джулиана, все еще не веря, что ее слова так подействовали на графа. Она обратилась к мистеру Торнтону: — Если вы в самом деле уверены, что ваше предложение принесет всем пользу, тогда я согласна.

— Прекрасно. В скором времени вы сами убедитесь, что мало-помалу можно сдвинуть дело с мертвой точки… К сожалению, мне пора… Ваша светлость… — Он поклонился графу, который поднялся, чтобы проводить гостя до двери. Джулиана сделала книксен, а Торнтон взял ее руку и поцеловал. — Всего хорошего, леди Эджкомб. Надеюсь, что наше сотрудничество будет плодотворным.

Тарквин закрыл за ним дверь и обернулся к Джулиане.

— Я подозреваю, что такая деятельность кажется тебе мелкой и недостойной. Но поверь, моя дорогая, она тебе по силам, и ты прекрасно с ней справишься.

Джулиана с сомнением отнеслась к словам графа.

— Прежде чем я окончательно соглашусь работать на мистера Торнтона, мне нужно посоветоваться со своими друзьями, — заметила она.

— Конечно, — согласился Тарквин, наливая себе шерри. — Только обещай мне, что на этот раз не забудешь взять с собой Теда, хорошо?

— Почему вы так резко изменили свое отношение к моим друзьям?

Тарквин отставил бокал и подошел к Джулиане. Он взял ее обеими руками за голову и прикоснулся губами к ее векам.

— Ты обладаешь удивительной магией, крошка. Я убежден, что если только ты задашься целью, то сможешь растопить и мраморное сердце, не то что ледяное. — Он поцеловал ее в нос и улыбнулся. — Не могу сказать, что мне нравится быть объектом твоих волшебных преобразований. — Тарквин внимательно всмотрелся ей в лицо и сказал: — А теперь иди к себе, тебе надо отдохнуть.

Джулиана вдруг почувствовала себя обессиленной. Она с трудом воспринимала слова Тарквина. Что он имеет в виду? Джулиана пыталась объяснить себе смысл его слов, подыскать какой-то разумный ответ, но что-то во взгляде Тарквина убеждало ее в ненужности всего этого. Он мягко развернул ее за плечи к двери и легонько подтолкнул.

— Иди, Джулиана, и ни о чем не думай.

Через несколько минут Джулиана полулежала в шезлонге в своей комнате, а Хенни снимала с нее туфли и расшнуровывала корсет. Ее рука безвольно опустилась на живот. Бедный ребенок! Он никогда не узнает, что такое отцовская любовь. Всю жизнь рядом с ним будут опекун и дядя. И вся нежность, которой его окружат близкие, будет бессильна перед этим фактом. В ту минуту, когда Тарквин узнает, что она беременна, ребенок перестанет принадлежать только ей, хотя и будет находиться в ее утробе. Интересно, как долго удастся ей скрывать его от Тарквина?

— Хенни говорит, что Джулиана скорее всего проведет сегодняшний день в постели, — озабоченно сказал Квентин, глядя на огонь в камине: вечер выдался сырым и дождливым. — Может быть, она больна гораздо серьезнее, чем это кажется на первый взгляд?

— Не думаю. — Тарквин сделал глоток портвейна. — Скорее всего тут кроется что-то другое.

— Что?

— Придет время, и Джулиана сама нам расскажет. — Граф вытянул ноги к огню. — Нет ничего лучше, чем иногда провести вечер у себя дома.

— Особенно когда на улице такое творится. — Квентин кивнул на окно, по которому барабанил дождь. — Не позавидуешь тому, у кого нет крыши над головой в эту ночь.

— Ты не представляешь себе, насколько приятно осознавать, что моя крошка крепко спит в своей постельке, а значит, не может причинить мне никакого беспокойства в ближайшее время, — усмехнулся Тарквин.

Квентин заглянул в свой бокал и обратился к брату глухим, взволнованным голосом:

— Надеюсь, ты постараешься скрыть вашу связь от Лидии, когда она станет твоей женой?

— Что ты имеешь в виду, Квентин? — Сонливая расслабленность мгновенно слетела с графа.

— Как будто ты не знаешь! — воскликнул Квентин, чувствуя, что не в силах дольше скрывать правду от Тарквина. — Ведь наступит время, когда Джулиана и Лидия станут жить под одной крышей и тебе придется тщательно скрывать свои интимные отношения с Джулианой от Лидии.

Тарквин изумленно смотрел на брата, лицо которого вдруг побледнело, а губы стали бескровными.

— Я этого не вынесу, Тарквин! Я не переживу, если ты будешь относиться к Лидии таким образом. Я люблю ее! Господи, дай мне силы! Я не могу молчать и терпеливо ждать, пока ты разрушишь наши с ней жизни! — Квентин невольно сжал кулаки, его глаза яростно сверкали.

— Ты… ты и Лидия! — запинаясь, пробормотал Тарквин. — Ты и Лидия?

— Да.

— Лидия… Лидия знает о твоих чувствах? — Тарквин все еще не мог до конца постичь смысл слов брата.

— Да.

— И она отвечает тебе взаимностью?

Квентин кивнул.

— О Господи! — Тарквин провел рукой по взмокшему лбу. — Вы с Лидией любите друг друга? Я знал, что ты всегда относился к ней с особым чувством, но…

— Черт побери, Тарквин! Иногда ты бываешь настолько слеп, что не видишь дальше собственного носа! — заявил Квентин, вдруг ощутив себя легко и свободно, как будто огромный камень свалился с его души. — Джулиане и пяти минут хватило, чтобы понять…

— Джулиане! — Только теперь Тарквин вспомнил ее намеки на близкие отношения Квентина с Лидией.

— Надеюсь, ты понимаешь, что я не могу равнодушно относиться к тому, что ты будешь оскорблять Лидию содержанием любовницы под одной крышей с ней, — настойчиво пытался донести до брата смысл своих слов Квентин.

Тарквин молча глядел на огонь. Он вдруг поймал себя на мысли, что точно так же он не решится оскорбить Джулиану. Что, черт побери, с ним происходит?!

— Ты слышишь меня, Тарквин?

Он очнулся и тряхнул головой. На удивление смиренная улыбка застыла на его устах.

— Да, я слышу тебя. Так же хорошо, как и самого себя.

Квентин ожидал услышать в ответ нечто большее, но граф снова повернулся к камину, вертя в руке бокал с вином. Казалось, он обнес себя невидимой непроницаемой стеной. Молчание в конце концов стало тягостным для Квентина, и он вышел, тихо прикрыв за собой дверь. Квентину было радостно от сознания, что он смело и решительно заявил свои права на Лидию. Правда открылась, и, против своего ожидания, он убедился, что это принесло пользу всем, а не только ему самому.

Тарквин же долго неподвижно сидел у огня. Затем поднялся, чтобы налить себе еще вина, и тут его взгляд упал на миниатюрный портрет леди Лидии на каминной полке. Спокойное, одухотворенное, исполненное чувства собственного достоинства лицо. Идеальная супруга для будущего епископа! И вдруг он громко и весело рассмеялся. Насколько проще и легче было смотреть на окружающий мир глазами Джулианы, чем его собственными!

Когда раздался стук в дверь и появился Кэтлет с запиской на серебряном подносе, Тарквин еще не оправился от смеха.

— Прошу прощения, ваша светлость. Только что пришел посыльный и передал вот это. Он сказал, что дело очень срочное.

Тарквин нахмурился и сломал сургучную печать. По мере того как он продирался сквозь корявый почерк и дурное правописание, его лицо все больше темнело.

— Черт бы побрал этого грязного, развратного дегенерата! — Он скомкал записку и швырнул ее в огонь. — Пусть закладывают экипаж.

— Вы собираетесь выезжать, ваша светлость? — спросил Кэтлет, многозначительно взглянув на темное окно, за которым хлестал ливень.

— К чему спрашивать, если это понятно из моего приказания? — раздраженно ответил граф. — Скажите камердинеру, пусть подаст плащ и трость.

Чертов Люсьен! Этого полуживого ублюдка все же изловили кредиторы и поместили в долговую тюрьму. Записку прислал начальник тюрьмы, вероятно, по просьбе самого Люсьена. Чтобы кузена выпустили, необходимо было немедленно заплатить его долг в размере пятисот фунтов. Если же нет, он будет валяться на холодном каменном полу без лекарств, еды и теплой одежды и в скором времени испустит дух.

Тарквин долго не раздумывал. За последние пять лет такое случалось довольно часто. Ему никогда не приходило в голову бросить Люсьена на произвол судьбы; по крайней мере до той минуты, пока он не выгнал его из собственного дома из-за Джулианы. Так что Люсьен имел все основания не сомневаться, что Тарквин не оставит его в беде. Каким бы непорядочным и неблагодарным ни был Люсьен, граф считал себя ответственным за него.

Тарквин достал шкатулку с деньгами и взял нужную сумму. Судя по всему, это лишь крохотная часть всех его долгов — наверное, его поймал какой-нибудь мелкий кредитор, скорее всего шляпник или портной.

Камердинер принес плащ с капюшоном и трость, в которую вставлялся клинок. Тарквин завернулся в плотную ткань, сунул руки в перчатки и вышел под проливной дождь. Кучер уже ждал его, сидя на козлах.

— Ладгэйт-Хилл! — крикнул ему адрес Тарквин и запрыгнул в экипаж.

Кучер взмахнул кнутом. Он недавно поступил на службу к графу и теперь больше всего заботился о том, чтобы произвести на хозяина хорошее впечатление.

Экипаж тронулся и вскоре исчез в пелене дождя. В тот же миг из-под арки соседнего дома вышли двое.

— Черт побери! — прошептал Люсьен, поежившись оттого, что собравшаяся на полях его шляпы вода стекала ему за шиворот. — И почему надо было выбрать именно эту ночь? За весь предыдущий месяц не упало ни единой дождинки.

Джордж осторожно двинулся через улицу, пригнувшись, чтобы дождь не хлестал прямо в лицо. Он не обращал внимания на холод и сырость, жажда мести, похоже, согревала его изнутри. Он был как никогда близок к своей цели. Джордж обошел вокруг дома и вступил на аллею, которая вела к конюшням. Здесь он остановился и прислонился к стене.

За его спиной появилась тщедушная фигурка Люсьена.

— За то, что я мокну под этим дождем, надо бы содрать с тебя еще пять сотен, — сказал Люсьен, кашляя в рукав.

Джордж указал на металлическую дверцу в стене.

— А вдруг слуги еще не спят? — спросил он.

— Вряд ли… разве что Кэтлет полуночничает. Ночной сторож сидит в каморке под лестницей, но в этой части дома ему делать нечего, — ответил Люсьен.

— А Кэтлету?

— Он у себя в комнате готовится ко сну. Поверь мне, дружище, я хорошо знаком с порядками в доме. — Люсьен вставил ключ в замочную скважину, и дверь потихоньку открылась. — Видишь, какая здесь великолепная прислуга. Следит за тем, чтобы петли были хорошо смазаны, — злорадно заметил Люсьен. — А теперь молчи и следуй за мной.

Они вошли в небольшой холл, затем Люсьен толкнул другую дверь, за которой находилась лестница. Было темно хоть глаз коли, но Люсьен шагал уверенно и легко находил дорогу. Джордж шел следом на цыпочках, затаив дыхание и прислушиваясь к биению своего сердца, которое готово было выскочить из груди.

Люсьен открыл дверь на верхней площадке лестницы и огляделся. Коридор, в который они попали, был плохо освещен редкими факелами. Вокруг царило безмолвие. Люсьен крадучись пошел по коридору, за ним грузно переваливался его спутник. Зловещие тени двух скрюченных фигур плясали на стенах.

В доме было тихо как в могиле: ни шороха, ни скрипа. Похитители остановились у спальни своей жертвы. Люсьен отшатнулся в сторону и прижался к стене.

— Она здесь. Дальше действуй сам. А я схожу за экипажем и подожду тебя на углу улицы, — прошептал виконт.

Джордж кивнул, на его покрытом испариной лице сверкали безумные глаза. Он то и дело облизывал пересохшие от волнения губы. Только после того как Люсьен удалился на достаточно безопасное расстояние, Джордж повернул ручку двери: виконт категорически отказался принимать непосредственное участие в похищении своей жены.

Джордж толкнул дверь, и она бесшумно отворилась. В комнате было совсем темно, если не считать слабого мерцания догорающих в камине углей. Балдахин не был задернут, и с порога хорошо было видно фигуру спящей девушки, укрытую покрывалом. С минуту Джордж не двигаясь смотрел на нее, смотрел, как от ровного, глубокого дыхания Джулианы размеренно приподнимается белая ткань, прикрывающая ее грудь. Любовался, как красиво разметались по пуховой подушке ее волосы. Заметив бинты у нее на руках, он невольно вздрогнул.

Склонившись над Джулианой, он протянул к ней свои огромные, грубые лапищи. Его толстые пальцы обхватили ее горло и слегка сдавили.

Джулиана резко открыла глаза, инстинктивно попыталась оторвать от себя эти смертоносные щупальца, но это ей не удалось — слишком неравны были силы, да к тому же ее ладони все еще хранили жестокие следы пребывания в Брайдвеле. Джулиана открыла рот, но из ее гортани не вырвался ни единый звук. Она задыхалась, и ее одурманенное дремотой сознание не могло определить, сон это или явь. Лицо, нависшее над ней, было пугающе знакомо… казалось, это была маска, олицетворение сил зла, преследующих ее в ночном кошмаре. Ну, конечно, это всего лишь сон. Господи, сделай так, чтобы это был сон! Джулиана по-прежнему не могла свободно вздохнуть и поэтому сделала над собой усилие, чтобы проснуться: перед глазами у нее плыли черные точки, грудь тяжело вздымалась. Вдруг Джулиане показалось, что она летит в темную бездну, и через миг она перестала что-либо чувствовать.

Джордж ослабил хватку, и голова Джулианы безвольно откинулась на подушку. На ее горле виднелись бледные отметины: следы его пальцев. Джулиана дышала едва заметно и с большими перерывами. Тогда он достал из-под плаща толстый шарф и завязал ей рот, а затем откинул покрывало и обомлел, пораженный красотой и изяществом форм ее тела, едва прикрытых легкой ночной рубашкой.

Джордж с трудом отвел от нее взгляд, понимая, что не должен терять ни минуты, и бросился к гардеробу. Он достал оттуда плащ и принялся рыться на полках в поисках пары шелковых чулок.

Вернувшись к Джулиане, он одним чулком связал ей лодыжки, а другим — запястья, затем завернул ее безжизненное тело в плащ и накинул на голову капюшон. Потом прислушался к ее дыханию, которое, хотя и оставалось слабым, все же выровнялось. После этого Джордж взвалил Джулиану на плечо, огляделся и прислушался и только потом направился к двери. Каждую секунду он ждал, что откроется дверь и его остановят грубым окриком. Но этого не произошло, и ему удалось беспрепятственно добраться до конца коридора.

А потом он очутился в полной темноте. Люсьена теперь с ним не было, и Джордж рисковал наткнуться на что-нибудь и, устроив шум, переполошить весь дом. Он замер и прислушался к биению своего сердца, поправил на плече тяжелую ношу, нащупал повлажневшей ладонью перила и двинулся вниз по узким ступеням крутой лестницы. Он чувствовал запах тела Джулианы, ощущал на своей шее ее дыхание.

Наконец лестничный пролет остался позади, и Джордж оказался в прихожей. Входная дверь была чуть приоткрыта, и сердце у него подпрыгнуло: от успешного завершения авантюры его отделяли считанные секунды. Джордж сделал еще один, последний, шаг и вышел на улицу.

Неожиданный пронзительный свист заставил его вздрогнуть от страха: это Люсьен подавал ему знаки с дальнего конца аллеи, прилегающей к дому. Джордж про себя выругался и припустился к экипажу, не обращая внимания ни на усилившийся дождь, ни на то, что голова Джулианы билась о его лопатки. Когда он подбежал к экипажу, Люсьен уже сидел внутри, дрожа от холода.

— Не хватало еще после такой прогулки заработать лихорадку, — жаловался он Джорджу, пока тот устраивал Джулиану на сиденье. — Значит, тебе все же удалось благополучно выбраться из дома? — Он внимательно осмотрел бесчувственное тело своей жены. — Что ты с ней сделал? Надеюсь, она жива?

Джордж ослабил шнуровку плаща и откинул капюшон с лица Джулианы. Ее голова запрокинулась на высокую кожаную спинку сиденья. Люсьен удивленно приподнял бровь, наклонился к ней ближе и едва коснулся бледных отметин на ее горле.

— Послушай, дружище, а ты часом не переусердствовал?

— У меня не было другого выхода, — ответил Джордж, усаживаясь рядом с виконтом, откуда было удобно наблюдать, как тело его жертвы покачивалось из стороны в сторону при мерном постукивании обитых железом колес по мостовой. Джордж ухмыльнулся и почесал себе подбородок.

Люсьен отчаянно клацал зубами. Чтобы как-то унять дрожь, он достал из-под плаща фляжку с коньяком и сделал несколько больших глотков.

— Черт побери, меня знобит, — пробормотал он и снова приник к фляжке. Руки и ноги у него заледенели, словно кровь застыла в жилах. Люсьен вдруг часто и сипло задышал, и тотчас его сотряс приступ жесточайшего кашля.

Джордж никогда не видел, чтобы человек так отчаянно кашлял. Люсьен дрожащими руками комкал носовой платок и прижимал его к губам, и Джордж заметил, как белая ткань на глазах стала багровой от крови. Он невольно отодвинулся от Люсьена, словно боялся заразиться, и полез к себе в карман за флаконом с нюхательной солью.

Люсьен продолжал кашлять, причем в его глазах отражалась такая мучительная боль, что Джордж даже испытал к нему что-то вроде жалости. Когда Люсьен увидел, как его спутник поднес флакон к носу Джулианы, он так удивился, что мгновенно перестал кашлять.

— Зачем ты хочешь привести ее в чувство? — прохрипел виконт. — Подожди, пока мы доберемся до места. Ведь нам ни к чему лишнее беспокойство.

— Она не станет доставлять нам беспокойство, — уверенно возразил Джордж и спрятал флакон в карман. Ему не терпелось увидеть, как Джулиана очнется, откроет глаза и поймет, что произошло. Джордж хотел насладиться ее беспомощностью, ее испуганным выражением лица, когда кляп во рту и связанные руки и ноги убедят ее в том, что справедливость все же восторжествовала. Но ему пришлось ждать — слишком глубоким был обморок Джулианы. Джордж стал смотреть в окно и пропустил тот момент, когда она на миг открыла глаза и сразу же закрыла их.

У нее саднило горло, она не могла ни пошевельнуться, ни открыть рот. Едкие пары нюхательной соли обжигали слизистую носа. Джулиана закрыла глаза и задумалась. Что случилось? Воспоминание о ночном кошмаре тут же вернулось к ней.

Нет, это был не сон!

Джулиана решила притвориться, что все еще находится без сознания, а тем временем лихорадочно пыталась сообразить, почему ей так трудно двигаться. Прошло немало времени, прежде чем она догадалась, что связана по рукам и ногам, а во рту у нее кляп.