— Упаси нас, Господи! — с притворным ужасом всплеснул руками Тарквин. — Я действительно против того, чтобы твое имя связывали с борделем на Рассел-стрит, моя дорогая Джулиана. Но вскоре у тебя появится большое количество новых знакомых. Ты можешь посещать Воксхолл или Ранела-Гарденс, Оперу, Королевский театр. Там ты познакомишься с равными тебе по положению людьми, и, уверяю тебя, недостатка в приглашениях на ужины, рауты и балы не будет.

— Ну, это полностью меняет дело, — весело ответила Джулиана, отправляя в рот кусочек жареного картофеля.

Тарквин иронически улыбнулся. Квентин пригубил вино и в очередной раз заметил необыкновенную мягкость и снисходительность, которая появлялась в глазах графа, когда он смотрел на Джулиану даже в минуты размолвок.

Вскоре Джулиана удалилась к себе, чтобы переодеться для верховой прогулки. Лакей подал графин с кларетом, и братья пересели в кресла, чтобы отдохнуть после обеда за стаканчиком вина и дружеской беседой.

Через четверть часа Джулиана постучала в дверь и, просунув в щель голову, вкрадчиво поинтересовалась:

— Можно войти?

Она знала, что в нижнем отделении буфета хранились ночные вазы для удобства джентльменов, которые имели обыкновение подолгу задерживаться за портвейном после обеда, поэтому не рискнула ворваться в комнату без приглашения.

— Конечно, входи, — ответил Тарквин. Он сидел, откинувшись на спинку кресла и вытянув вперед скрещенные ноги. Квентин вновь убедился в справедливости своего недавнего наблюдения.

— Я подумала, что раз вы выбирали мне костюм для верховой езды, то вам будет приятно посмотреть, как я в нем выгляжу. — Джулиана вышла на середину комнаты. — По-моему, он великолепен. — Она видела, что братья восхищенно любуются ею, и не могла скрыть своего удовольствия. — Как вы считаете, бархатный воротничок и отвороты на рукавах его не портят? — Кокетливо склонив голову, она оглядела себя в зеркале над каминной полкой. — Этот цвет чрезвычайно идет к моим глазам. — С озабоченным видом она поправила шляпку с вуалью, отделанную золотистыми кружевами. — Признаюсь, у меня никогда прежде не было такой изящной шляпки, ваша светлость.

Тарквин невольно улыбнулся. Он с истинным удовольствием занимался гардеробом Джулианы и теперь вдвойне радовался тому, что безупречный вкус его не подвел. Кремовый шелк и темно-зеленый бархат делали цвет ее волос более насыщенным, а глаза — бездонными. Приталенный жакет и пышная юбка подчеркивали роскошные формы ее тела.

Джулиана сделала книксен и стремительно повернулась к двери. В этот миг шлейф ее юбки зацепился за ножку стола и несколько раз обернулся вокруг нее. Джулиана, к счастью, заметила это и, пробормотав проклятие, отцепила подол раньше, чем графин с вином и хрустальные фужеры разбились вдребезги.

— Вы потрясающе выглядите, — заявил Квентин. — Во всем, что касается дамского гардероба, у Тарквина глаз наметан.

— Неужели вы тратите столько времени и сил, не говоря уже о деньгах, на туалеты своих любовниц? — с самым невозмутимым видом спросила Джулиана, расправляя складку на шелковом воротничке.

Квентин отвернулся, чтобы скрыть усмешку, а Тарквин, изумленный небрежным тоном Джулианы, переспросил:

— Что я делаю?

— Я задала бестактный вопрос, ваша светлость? — простодушно улыбнулась Джулиана. — Простите, мне просто стало интересно. Согласитесь, для мужчины довольно странно проявлять такой интерес к дамской одежде.

— Давайте поговорим о чем-нибудь другом, — предложил граф и, скрестив на груди руки, нахмурился.

— Хорошо, — пожала плечами Джулиана. — А сколько их у вас?

— Кого? — не удержался от вопроса граф.

— Любовниц.

Тарквин побледнел, выражение добродушной снисходительности на лице уступило место не предвещающей ничего хорошего суровой непроницаемости. Квентин счел своим долгом немедленно вмешаться в ситуацию, поднялся и сказал:

— Джулиана, пожалуй, вам лучше не откладывая отправиться на прогулку. Я, с вашего разрешения, провожу вас до конюшен.

С этими словами он взял ее под руку и вывел из комнаты прежде, чем Джулиана успела сказать что-нибудь еще и тем переполнить чашу терпения Тарквина.

— Зачем вы допускаете одну бестактность за другой и тем выводите из себя Тарквина? — спросил ее Квентин, когда они оказались на заднем дворе.

— Я и не думала, что мой вопрос будет воспринят как оскорбление, — небрежно пожала плечами Джулиана. — По-моему, он вполне естествен. — Она уселась в седло, тщательно расправила юбки и наградила Квентина вызывающей усмешкой.

— Джулиана, вы неисправимы.

Тед вскочил на коренастого мерина и критически оценил посадку Джулианы.

— У этой кобылы горячий нрав, миледи. Вы справитесь с ней без подгубной цепочки?

— Разумеется. — Джулиана пришпорила Боадицею, которая, встав на дыбы, рванулась к воротам на улицу, а потом потянула поводья на себя и заставила ее остановиться. Тед одобрительно кивнул и сказал Квентину:

— Миледи умеет обращаться с лошадьми.

Квентин взмахнул рукой вслед неторопливо выезжающим со двора всадникам и вернулся в дом, чтобы забрать шляпу и трость. Погода стояла прекрасная, и Квентин тоже собрался прогуляться.

Джулиана несколько раз попыталась завязать разговор со своим спутником, но получала лишь скупые, односложные ответы. Тогда она оставила свои попытки и решила просто наслаждаться прогулкой. Джулиана настолько увлеченно показывала свои умения в обращении с лошадью, что не заметила Джорджа Риджа, притаившегося в арке дома на углу Албермарль-стрит. Она не увидела его и тогда, когда он вышел из своего укрытия и последовал за всадниками на безопасном расстоянии, но не теряя их из виду. Джулиану слишком занимало, какое впечатление она производит на прохожих и на тех благородных дам и джентльменов, которые, как и она сама, направлялись в Гайд-парк на верховую прогулку. Ей было приятно чувствовать на себе любопытные и восхищенные взгляды, тем более что с детства она испытывала острый недостаток внимания со стороны окружающих людей.

Тед, однако, сразу же заметил их преследователя. Он вывел Джулиану на обычный маршрут, каким было принято совершать верховые прогулки. Они поехали по малолюдным дорожкам и аллеям парка шагом, потому что пускать лошадей рысью здесь запрещалось. И повсюду за ними шел Джордж Ридж.

Джорджа переполняла бессильная злоба. Он ждал ее выхода из дома много часов, живо представляя, как подойдет к ней, схватит и силой утащит с собой. Но Джулиана снова была недосягаема. Теперь ее сопровождал отвратительного вида слуга, который производил впечатление человека, умеющего постоять за себя.

Джордж стал одержим навязчивой идеей добраться до Джулианы. Он утратил интерес к соблазнам столичной жизни, наяву и во сне он думал только о ней, мучась неотвязными страхами: вдруг он так и не достигнет своей цели. Джордж вернулся с Рассел-стрит на Албермарль-стрит вслед за Джулианой и занял свой наблюдательный пост. Он вожделенно разглядывал ее, когда она появилась на крыльце в сопровождении двух мужчин, один из которых держал под уздцы чалую кобылу. Судя по выражению их лиц, Джордж предположил, что они говорили о чем-то приятном. Потом Джулиана вернулась в дом, а у Джорджа внутри все перевернулось оттого, что мужчины обращались с ней почтительно и галантно — так ведут себя с порядочными дамами, а не с проститутками.

А теперь она разъезжала по Лондону, одетая по последней моде, на чистокровной и очень дорогой лошади! Он должен во что бы то ни стало добраться до нее и заставить ее узнать себя. Джордж сжал кулаки, вспомнив, как Джулиана в ответ на его поклон притворилась, будто видит его впервые в жизни, да так убедительно, что он почти поверил: эта высокомерная модная штучка не имеет ничего общего с простодушной деревенской девчонкой, убийцей его отца и незаконной владелицей немалой части наследства, которое должно безраздельно принадлежать ему.

Но по тому особенному волнению плоти и пульсации в висках, которая неизменно возникала у него в присутствии Джулианы, Джордж понимал, что не ошибся.

Следом за ней он свернул к Гайд-парку и спрятался за деревом, поскольку всадники остановились и, казалось, обсуждали, куда двигаться дальше. Джордж понимал, что, шпионя за ней, он ни на шаг не приблизится к заветной цели. Но повернуться и уйти от Джулианы было выше его сил. Всадники выехали на безлюдную тропу и пустили лошадей рысью, так что нечего было и думать догнать их.

Джордж пребывал в нерешительности. Как поступить: остаться здесь и подождать, пока они сделают круг по парку, или вернуться на Албермарль-стрит? В животе у него заурчало, и Джордж вспомнил, что, увлекшись слежкой, забыл сегодня пообедать. Тогда он решил оставить Джулиану в покое до завтрашнего утра и вернуться в «Веселого садовника». Возможно, завтра ему повезет больше. Но Джордж медлил и не мог заставить себя уйти.

Джулиана плавно покачивалась в седле. Кобыла шла ровным аллюром, Тед держался на полкорпуса сзади.

Они завершали второй круг по Гайд-парку, когда увидели шедшего им навстречу Квентина под руку с дамой, одетой в темные шелка. Джулиана узнала леди Лидию, несмотря на то что ее лицо скрывала густая вуаль. Она придержала лошадь и приветливо улыбнулась.

— Добрый день, леди Лидия, лорд Квентин.

От Джулианы не укрылась тень разочарования, в первый миг промелькнувшая в глазах Квентина. Похоже, он посчитал эту встречу нежелательной. Но на его лице тут же появилась мягкая, доброжелательная улыбка.

— Не хотите спешиться и пройтись с нами? — С этими словами он протянул Джулиане руку и помог спрыгнуть на землю. — Тед поведет Боадицею.

— Боадицея? Какое необычное имя вы выбрали для этой красавицы, — сказала Лидия и присела в ответ на книксен Джулианы, но вуаль так и не подняла.

— Да, она и впрямь красавица, — согласилась Джулиана. — Но у нее гордый и неукротимый нрав. — Она передала повод Теду и взяла Квентина под другую руку. — Как удачно, что мы встретились здесь. Я не знала, что вы тоже собирались на прогулку в парк, лорд Квентин.

— Это решение пришло ко мне внезапно. Уж больно хорошая сегодня погода.

— Да, погода великолепная, — согласилась Лидия. — Я с трудом усидела дома. Наша семья все еще в трауре, но я подумала, что если мое лицо будет закрыто вуалью, то прогулка не вызовет никаких нареканий.

— Разумеется, — поспешил заверить ее Квентин.

— Вам нравится в Лондоне, леди Эджкомб?

— Да, очень нравится, леди Лидия. Здесь все совершенно иначе, чем у нас в Хэмпширской глухомани.

Квентин легонько стукнул ее носком туфли по лодыжке, и в тот же миг Джулиана поняла, что проговорилась.

— Хэмпшир? — Лидия приподняла вуаль и удивленно посмотрела на Джулиану. — А я думала, что вы приехали из Йорка.

— Да, конечно, — беззаботно ответила Джулиана. — Видите ли, в Хэмпшире у меня есть дальние родственники, и я довольно часто гостила у них. Вот и привыкла считать Хэмпшир своим вторым домом.

— Понятно. — Лидия снова опустила вуаль. — Я очень удивилась, потому что никогда не слышала, что в Хэмпшире живет кто-то из рода Кортней.

— Речь идет об очень дальней родне, семье моего кузена.

— Странно, что вы общались со своими дальними родственниками и никогда не приезжали в Лондон к близкой родне, — задумчиво сказала Лидия.

— У леди Эджкомб очень своеобразные жизненные принципы, — небрежно заметил Квентин. — Наверное, вам бы хотелось продолжить прогулку верхом, Джулиана? Должно быть, очень скучно идти пешком, когда следом за тобой ведут великолепную лошадь, только что тебе подаренную.

Джулиана поняла намек Квентина и подала Теду сигнал подвести Боадицею, размышляя над тем, чем было вызвано стремление Квентина спровадить ее: заботой о ее собственном благе или желанием остаться наедине с Лидией. Лидия подняла вуаль, чтобы попрощаться с Джулианой.

— Я надеюсь, что мы станем близки, как сестры, — сказала она, целуя Джулиану в щеку. — Я так рада, что кроме меня в доме графа будет жить еще одна женщина.

Джулиана пробормотала что-то невнятное и взглянула на Квентина. Его лицо было хмурым и напряженным, и Джулиана поняла, что он думает о том же, о чем и она: каким образом Тарквин намерен создать две семьи под одной крышей.

Теперь Джулиана не сомневалась, что Квентин любит леди Лидию, и подозревала, что его чувство не было безответным. Тарквин не скрывает, что его связывает с леди Лидией только долг. А значит, должен существовать способ сломать этот любовный треугольник. Конечно, Квентин был не столь блестящей партией, как его брат, но все же он был младшим сыном второго графа Редмайна, имел огромное состояние и был на хорошем счету у архиепископа Кентерберийского, что позволяло достичь высокой ступени в рамках церковной иерархии. Так что Квентин стал бы прекрасной парой для Лидии, если бы их помолвку с Тарквином удалось как-нибудь расстроить.

Но тогда Тарквин останется без жены, а значит, будет лишен законных наследников своего титула и состояния.

Над этой проблемой стоило поломать голову… Джулиана уселась в седле, махнула Квентину рукой на прощание и пустила лошадь рысью, — Вы давно знаете семейство Кортней, Тед?

— Угу.

— Очень давно?

— Угу.

— С тех пор, как его светлость был ребенком?

— С тех пор, как он появился на свет.

Джулиана сочла распространенный ответ Теда хорошим предзнаменованием и продолжила расспросы:

— А леди Лидию и ее семью вы давно знаете?

— Угу.

— Очень давно?

— Угу.

— Значит, они дружны домами?

— Угу. Земли Мелтонов граничат с поместьем Кортней.

— Понятно.

Тед может стать для нее бесценным источником информации, если научиться правильно задавать ему вопросы. Но в тот миг он плотно сжал губы, что свидетельствовало о нежелании продолжать беседу.

Джулиана спешилась около крыльца графского особняка на Албермарль-стрит. Тед взял

под уздцы лошадей и повел их в конюшню. Джулиана поднялась по лестнице на второй этаж и, повернув по коридору к своим апартаментам, лицом к лицу столкнулась с Люсьеном. Она похолодела от ужаса. Ведь Тарквин обещал оградить ее от встреч с виконтом! Так вот как он выполняет свои обещания!

— Какая приятная неожиданность! Моя милая маленькая женушка! — Люсьен преградил ей путь. Он говорил заплетающимся языком, но его мутные запавшие глаза излучали неприкрытую ненависть. — Вы так спешно покинули меня прошлой ночью, моя дорогая. Похоже, вам не понравилась предложенная мною развлекательная программа.

— Пожалуйста, позвольте мне пройти. — Джулиана призвала на помощь всю свою выдержку и старалась говорить хладнокровно, хотя в душе клокотала неистовая ярость.

— Еще вчера вы не стремились избавиться от меня столь отчаянно. Ведь мы были союзниками, не так ли? — заявил Люсьен и схватил ее за руку, напомнив Джулиане все ужасы той кошмарной ночи, которую ей довелось пережить по вине своего супруга и из-за собственного легкомыслия. Люсьен вывернул ей запястье, и Джулиана вскрикнула от боли. Она невольно разжала пальцы и выпустила рукоятку плетки, которую Люсьен ловко подхватил.

— Вы чересчур своевольны. Придется вам объяснить, что такое послушная жена. — Он сгреб в кулак ее торчащие из-под шляпки локоны и, намотав их на руку, подтянул Джулиану поближе к себе. — Я обещал отплатить вам за ваш подлый удар, не так ли? И вообще, для шлюхи с Рассел-стрит вы чересчур много возомнили о себе. Думаю, вас стоит научить уважительному отношению к благородным джентльменам.

Краешком глаза Джулиана заметила, как молниеносно он поднял плеть. Она закричала от страха, и тут ее плечи обожгло словно раскаленным железом.

Глаза Люсьена сверкнули от удовольствия, его слуху был приятен ее душераздирающий крик. Он снова замахнулся для удара и с такой силой дернул Джулиану за волосы, как будто хотел сорвать с нее скальп. Но он явно недооценил свою жертву. Одно дело — напасть неожиданно, и совсем другое — повторить вызов после того, как в человеке проснулся дикий зверь, готовый защищаться до последнего издыхания. Джулиана с детства училась сдерживать худшие порывы своей натуры, теперь же перед ней стояла прямо противоположная задача.

Люсьен вдруг обнаружил, что в его руках оказалась разъяренная фурия. Джулиана, казалось, не чувствовала боли, она безжалостно ударила его коленом в пах, так что плеть выпала из его рук, взгляд помутнел, а из горла вырвался глухой хрип. Прежде чем Люсьен успел опомниться и хоть как-то защититься, Джулиана нанесла второй удар в солнечное сплетение, и теперь норовила выцарапать ему глаза. При виде искаженного гримасой ярости лица Джулианы и ее длинных ногтей Люсьен в ужасе прикрылся руками.

— Грязный ублюдок… отродье подзаборной шлюхи! — прошипела Джулиана и, собрав все силы, снова ударила его коленом в живот. Люсьен согнулся пополам, и его сотряс приступ кашля, такой сильный, что, казалось, его вот-вот вывернет наизнанку. Джулиана подняла с пола плеть и замахнулась, чтобы оставить на спине Люсьена напоминание об их сегодняшней встрече.

— Что, черт побери, здесь происходит? — сквозь слепящую ярость до Джулианы донесся голос Тарквина. Она как будто очнулась от наваждения и почувствовала, что граф с силой схватил ее за руку, сжимающую плеть.

К Джулиане постепенно возвращалось самообладание. Хотя ее грудь все еще тяжело вздымалась, щеки были бледны, а в глазах пылало пламя ненависти к жалкому, мерзкому человечку, который осмелился поднять на нее руку.

— Подонок! — презрительно прошипела Джулиана. — Грязный сукин сын! Чтоб ты сгнил в своем дерьме, скользкий могильный червь!

— Успокойся, крошка. — Тарквин осторожно разжал ее пальцы и вытащил из них плеть.

— А где вы были раньше? — дрожащим голосом поинтересовалась Джулиана. — Где же ваше обещание избавить меня от этого ублюдка, вашего кузена? Какова же цена вашему слову после этого, граф? — Она устало провела рукой по волосам и невольно поморщилась от боли — удар плетью напомнил о себе.

— Я до сих пор не знал, что Люсьен вернулся, — ответил Тарквин. — Если бы мне сказали об этом раньше, я не допустил бы вашей встречи. Верь мне, Джулиана. — Ее била мелкая дрожь, и Тарквин ласково коснулся ее руки, испытывая угрызения совести и бешеную ярость одновременно. — Отправляйся к себе и предоставь мне во всем разобраться. Хенни позаботится о тебе.

— Он ударил меня этой чертовой плетью, — сказала Джулиана, едва удерживаясь от рыданий.

— Он заплатит мне и за это, — мрачно ответил Тарквин и кончиками пальцев провел по ее раскрасневшейся щеке. — А теперь иди к себе.

Джулиана бросила презрительный взгляд на корчившегося в муках Люсьена и медленно пошла прочь. Тарквин обернулся к Люсьену и тихо, но жестко произнес:

— Чтобы твоей ноги сию же секунду не было в моем доме, Эджкомб.

Люсьен свирепо взглянул на кузена, стараясь выровнять дыхание. Его глаза налились кровью, на лбу выступила испарина, но с языка срывались полные желчи слова:

— Прекрасно, прекрасно! Отказываешься выполнять условия соглашения, дорогой кузен! Стыдись. Блистательный ревнитель чести и долга забыл о своих принципах ради какой-то потаскухи!

У Тарквина запульсировала жилка на виске, но он изо всех сил сдерживал охвативший его гнев.

— Я поступил, как последний глупец, решив заключить с тобой джентльменское соглашение. Я аннулирую его. А теперь убирайся вон из моего дома.

— Так, значит, ты спасовал передо мной, Тарквин. — Люсьен с усилием разогнулся и тяжело привалился к стене. Его глубоко посаженные глаза победно блестели. — Когда-то ты говорил, что ни при каких условиях не позволишь мне одержать над собой верх. Дескать, в моих жилах течет вода, а в твоих — благородная голубая кровь. Разве ты забыл? — Голос Люсьена превратился в жалобное нытье.

Тарквин не произнес ни слова, во взгляде его сквозили презрение и сострадание.

— Нет, отчего же, я помню, — сказал он наконец. — Ты был тогда двенадцатилетним лжецом и вором, а я по своей смешной наивности думал, что в этом есть и моя вина. Я надеялся, что если мы примем тебя в свою семью и ты станешь одним из нас, то…

— В вашей семье я всегда был чужим, — перебил его Люсьен, вытирая лоб тыльной стороной ладони. — Вы с Квентином презирали меня с той самой минуты, как только я впервые переступил порог вашего дома.

— Ложь, — спокойно возразил Тарквин. — Мы относились к твоим выходкам снисходительно, учитывая недостатки твоего воспитания.

— Недостатки! — осклабился Люсьен, и его лицо покрылось зеленоватой бледностью. — Какое воспитание могли мне дать умалишенный отец и прикованная болезнью к постели мать?

— Мы сделали для тебя все, что было в наших силах, — уверенным голосом сказал Тарквин. Но, как всегда, когда он утверждал это вслух, его начали мучить сомнения. Они с Квентином действительно в глубине души презирали своего тщедушного, лживого и коварного кузена, но искренне старались изменить свое отношение, когда он вошел в их семью, в их дом. Более того, они пытались повлиять на него таким образом, чтобы его очерствевшее сердце раскрылось навстречу любви и доброте. Но все их старания оказались тщетными.

На какой-то миг глаза кузенов встретились, и каждый из них прочел во взгляде другого непримиримую враждебность.

— Убирайся вон, Эджкомб, и не показывайся мне больше на глаза, — с холодным спокойствием сказал Тарквин. — Я умываю руки.

Люсьен лукаво улыбнулся:

— Интересно, как это будет выглядеть? Муж и жена разъезжаются и живут отдельно спустя несколько дней после свадьбы.

— Меня не интересует, как это будет выглядеть. Я не хочу, чтобы Джулиана дышала одним воздухом с тобой, — произнес Тарквин и смерил Люсьена высокомерным взглядом.

— Я потребую развода, — просипел виконт. — Я обвиню ее в проституции и опозорю ее.

— Ты не стоишь кончика ее ногтя, Эджкомб, — мягко заметил Тарквин. — И если ты осмелишься обронить хоть одно слово, порочащее Джулиану, будь то в частной беседе или публично, ты умрешь раньше, чем рассчитываешь. — Непреклонный взгляд графа вселил в Люсьена уверенность, что Тарквин не бросает слов на ветер.

— Ты еще пожалеешь об этом, Редмайн. Клянусь, ты еще об этом пожалеешь, — стиснув зубы, прошептал виконт вслед уходящему по коридору Тарквину. Граф не обернулся и не замедлил шага. Люсьен еще минуту простоял неподвижно, а потом, тяжело передвигая ноги, направился на свою половину, лелея в душе страстное желание беспощадно отомстить.