Глава 18

Тарквина разбудило утреннее солнце, проникавшее сквозь тончайшие шторы балдахина. Покрывало было отброшено, его обнаженное тело задрожало в ответ на волнующее прикосновение нежных рук. Тарквин чувствовал тепло Джулианы, по его животу разметались непослушные рыжие пряди. Ласковые движения ее пальцев и губ доставляли ему ни с чем не сравнимое наслаждение, и Тарквин блаженно закрыл глаза, отдаваясь во власть своих ощущений. Его рука невольно потянулась к ее плечу, коснулась груди и, наконец, зарылась в копне золотистых кудряшек.

…Тарквин помог Джулиане раздеться и уложил ее в постель, когда уже совсем рассвело. Когда он скинул с себя одежду и был готов присоединиться к ней, Джулиана уже крепко спала, удобно подложив ладошку под щеку, как уставший от долгой прогулки ребенок. Тарквин лег рядом с Джулианой, задаваясь вопросом, зачем ему понадобилось делить с ней ложе для сна, если за стеной уже давно приготовлена его собственная кровать. Тарквин никогда не оставался с любовницами на всю ночь, но в Джулиане было что-то настолько притягательное, что он изменил своей многолетней привычке. Глубокое, ровное дыхание; полумесяц ресниц, отбрасывающий темную тень на бледную щеку; детские веснушки на переносице; изгиб плеча, вдавленного в подушку; каскад волос, выбившихся из-под кружевного ночного чепчика, — перед всем этим невозможно было устоять. Джулиана, даже не проснувшись, потянулась к нему, как маленький зверек, в поисках тепла и защиты.

Тарквин заснул с улыбкой умиления на устах и проснулся с ней же…

— Крошка, иди сюда. — Тарквин легонько хлопнул ее по спине.

Джулиана, откинув волосы со лба, удивленно посмотрела на него:

— Почему?

— Потому что еще немного, и я не выдержу.

Джулиана подтянулась на руках и легла на него сверху, покрывая поцелуями заросший темными волосами торс, плавными движениями возбуждая его плоть.

— Так лучше? — прошептала она, трогая губами пульсирующую жилку на его шее.

Неуловимым и стремительным движением он вошел в нее, с улыбкой наблюдая, как изумление сменяется в ее глазах все возрастающим восхищением.

— Совершенно иное ощущение… — пробормотала Джулиана.

— Если ты сядешь на корточки, будет лучше.

Джулиана послушалась. У нее перехватило дыхание от восторга, когда ее пронзила налившаяся горячая плоть. Джулиана коснулась кончиками пальцев его груди и взглянула в глаза Тарквину. Он опустил веки и застонал от наслаждения.

— Вам нравится, когда я так делаю, сэр? — Джулиана приподнялась, потом медленно опустилась, изогнувшись дугой и обхватив руками лодыжки. Он глубоко проникал в ее лоно, и Джулиана постепенно сосредоточилась на собственных ощущениях. У нее кружилась голова, тело изнемогало от возбуждения.

Тарквин лежал неподвижно, понимая, что скоро Джулиана достигнет пика наслаждения. Он наблюдал за ней сквозь полуопущенные веки, восхищаясь той непосредственностью, с которой девушка отдается своим ощущениям. Когда же она издала стон наслаждения, он обхватил руками ее ягодицы и крепко прижал к себе.

— Что случилось? — спросила Джулиана, когда к ней вернулся дар речи. — Вы хотите, чтобы я оставила вас в покое?

— Ненадолго, — ласково ответил Тарквин. Изысканно чувственная нагота Джулианы рождала в Тарквине необузданную страсть. Он раздвинул ее колени и коснулся губами нежной алой плоти, чем привел Джулиану в настоящее неистовство: она заметалась по подушке, стеная от восторга. Почувствовав, что девушка вот-вот потеряет сознание, Тарквин снова вошел в нее. Когда же все было кончено и Тарквин стал различать формы и контуры ее тела на простыне, испещренной замысловатым рисунком солнечного света, он лег на спину, перевернул обессилевшую Джулиану и положил ее голову себе на плечо.

Граф ласково гладил ее повлажневшую спину и думал, что же в этой женщине вызывало в нем такой неизменный восторг. Что вынуждало его забывать обо всем, кроме радости соединения? Что заставляло оберегать ее, всеми силами души желать ей счастья? Ему тридцать два года, он обручен с раннего детства с достойной женщиной, которая станет ему хорошей женой и не будет вмешиваться в его внесемейную частную жизнь. Она знакома с правилами и требованиями высшего света. И потом, он ведь действительно хотел на ней жениться. Так почему перспектива счастливого брака стала вдруг для него невыносимо мучительной? Воображаемые годы благополучной супружеской жизни, которая ожидала его после церемонии венчания, ужасали Тарквина своей удручающей монотонностью. Он чувствовал себя подавленным и угнетенным. Но почему? И он сам, и Лидия были взрослыми, трезво мыслящими людьми, которые возлагали на свой брак определенные надежды. Тарквин понимал, что союз с Лидией — это их долг перед обществом, ожиданий которого они оба не вправе обмануть. Богатство, власть, положение — это не только возможность возвыситься над людьми, но и тяжкое бремя, нести которое с честью Тарквин научился сызмальства.

Раньше, в минуты сомнений, мысль о собственном долге избавляла его от ненужных колебаний. Но с тех пор, как рядом с ним появилась Джулиана, все изменилось. Любая другая женщина на ее месте с восторгом отнеслась бы к возможности благополучно устроиться в жизни и к тому же получить титул. Но только не Джулиана. Ей нужен был он сам, что важнее, чем материальные блага, на которые он не скупился. Это осознание потрясло его, наполнило неизъяснимым восторгом и одновременно раскрыло глаза на его предстоящее бракосочетание с Лидией.

Обнимая соблазнительную, восхитительную Джулиану, ощущая ее пристальный взгляд на своем лице и вдыхая аромат ее волос, Тарквин вдруг понял, что в его счастливой жизни не хватает чего-то самого главного. Он инстинктивно чувствовал, что оно коренится в мятежной, непокорной и страстной натуре Джулианы и что если ему удастся постичь ее, то в целом свете не будет человека счастливее. Но как это сделать? Как найти ключ к такому тонкому и сложному механизму, как душа этой необыкновенной женщины?

Тарквин задумчиво посмотрел на ее рыжеволосую голову, умиротворенно покоящуюся на его плече. Джулиана провалилась в глубокий, но чуткий сон. Впрочем, все это какое-то дьявольское наваждение! В этой женщине его прельщает лишь новизна, которую он путает с чувством более глубоким. Она молода и свежа. Ее необузданный нрав изумляет и трогает его, а храбрость и решительность приводят в восторг. При удачном стечении обстоятельств она станет матерью его ребенка. В самом лучшем случае останется его любовницей и после того, как разрешится от бремени. А фантазии о вечных, божественных чувствах неуместны.

Джулиана вздрогнула во сне и открыла глаза.

— Я забыла сказать вам, что видела Джорджа Риджа в таверне вчера ночью.

— Как же ты могла забыть о такой важной вещи?

— Вначале мне было не до него, — пояснила Джулиана, садясь на постели и откидывая волосы. — А потом я так устала, что он просто вылетел у меня из головы.

— Ну что ж, это понятно. — Он лениво дотянулся до ее правой груди и большим пальцем медленно провел по соску. — А он тебя видел?

— Меня было трудно не увидеть, когда я стояла на столе с веревочной петлей на шее. — Она отстранилась от его ласковой руки и, вздрогнув, добавила: — Кажется, он даже потрогал меня за ногу.

Тарквин резко выпрямился, лицо его вдруг стало злым.

— Люсьен сполна заплатит за свой поступок, — сурово пообещал он. — Пусть только вернется! — Тарквин вскочил с постели и, подойдя к окну, выглянул на залитую утренним солнцем улицу.

Джулиана смотрела на его сильную, мускулистую спину и чувствовала волнами расходившуюся от Тарквина ярость. У нее и в мыслях не было, что по большей части он злится на самого себя.

— Я уже пережила вчерашнюю ночь, — сказала Джулиана. — Она вся в прошлом… и петушиные бои, и проданная женщина, которую мы видели раньше, и джин…

— Джин?! — воскликнул Тарквин и обернулся, отвлекшись от самоуничижительных мыслей. — Люсьен позволил тебе пить джин?

— Он просто влил мне его в рот. Я понятия не имела, что это такое. — Ее глаза гневно полыхнули.

Тарквин мысленно приписал джин на счет, заплатить по которому он заставит своего кузена по возвращении, и перевел разговор на другую тему:

— Давай вернемся к Джорджу Риджу. Он узнал тебя?

— Настолько, что приготовился заплатить за меня пятьсот гиней.

Тарквин нахмурился. Он подбоченясь стоял посреди комнаты с таким гордым и властным видом, как будто был полностью одет.

— Ну и что ты сделала?

— Ничего, — ответила Джулиана растерянно. Девушку смутила его нагота, взгляд задержался на широких плечах, уловил игру мышц под атласной кожей. Стоило ей опустить глаза вниз, как его плоть немедленно откликнулась, как бы отвечая на ее невысказанное желание. Тарквин же держался так, как будто ничего не происходило.

— Что значит — «ничего»? Должна же ты была как-то отреагировать на его появление?

Джулиана потянулась вперед, стремясь коснуться его. Она вожделенно облизнулась и сосредоточенно нахмурила брови. Тарквин отступил на шаг и улыбнулся:

— Пожалуй, я лучше накину халат, раз уж у нас зашел такой серьезный разговор.

Он нагнулся и взял с кресла халат. Джулиана завороженно смотрела на его согнутую спину, на темную пушистую дорожку на ней, испытывая непреодолимое желание потрогать ее, но в следующий миг Тарквин набросил на плечи халат, быстро сунул руки в рукава и, повернувшись к кровати, завязал пояс. Джулиана не скрывала своего разочарования. Тарквин хмыкнул.

— Я польщен, крошка. Ты умеешь делать комплименты мужчинам.

— Я вовсе не льстила вам, — вздохнула Джулиана и с обиженным видом забралась под покрывало.

— А теперь все же ответь на мой вопрос. Как ты поступила, когда увидела Джорджа?

— Я подумала, что самое разумное — сделать вид, что я с ним не знакома, — сказала Джулиана. — У меня не было, времени как следует оценить ситуацию, но я решила, что ему будет труднее доказать, что я — Джулиана Ридж, если я откажусь это признать.

— Гм-м… — Тарквин задумчиво почесал подбородок. — Конечно, ты поступила правильно. Но ведь твои опекуны могут опознать тебя, если дело дойдет до магистрата.

— Я буду твердо стоять на своем, а вы, со своей стороны, поручитесь за меня и подтвердите, что я являюсь виконтессой Эджкомб. И никто, уверяю вас, не осмелится перечить графу Редмайну.

Джулиана вывезла из провинции непоколебимую уверенность в способности аристократов манипулировать законом по своему усмотрению. Но, к сожалению, даже если бы Тарквин употребил все свое влияние, чтобы обезопасить Джулиану от Джорджа Риджа и Форсетов, то перед лицом закона он все равно был бессилен.

— Лучше бы тебе больше не сталкиваться с Джорджем, — заявил Тарквин после минутного раздумья. — Не выходи из дома без меня… или без Квентина.

У Джулианы упало сердце. Ведь она собиралась встретиться с подругами на Рассел-стрит!

— Я не боюсь Джорджа, — возмутилась она. — И не согласна сидеть взаперти только потому, что этот идиот крутится поблизости. И потом, сейчас я нахожусь под защитой и покровительством самого графа Редмайна. — Джулиана ласково улыбнулась ему и натянула покрывало до самого подбородка. — Чего стоит деревенский простофиля по сравнению с вами, милорд!

— Именно поэтому я прошу тебя не выходить из дома без меня или Квентина. — Тарквин нагнулся и поцеловал Джулиану. — Ты меня очень обяжешь, если будешь послушной на этот раз. — Взгляд его серых глаз был спокоен, но Джулиана чувствовала в его словах тревогу.

После того как Тарквин ушел, Джулиана выскользнула из-под покрывала, позвонила, чтобы пришла Хенни, и принялась планировать предстоящий день. Она не могла отказаться от поездки на Рассел-стрит. Она согласна соблюсти все предосторожности, отправиться туда в закрытом экипаже и без крайней необходимости не высовываться из окна.

Когда Джулиана зашла проведать Люси перед завтраком, девушка спала, но даже во сне выглядела более окрепшей и посвежевшей, чем накануне. Казалось, душа вернулась в ее исстрадавшееся тело и возродила к жизни свое земное обиталище.

Джулиана крадучись вышла из комнаты и спустилась в столовую, где в одиночестве завтракал Квентин. Он оторвался от тарелки и быстро оглядел Джулиану с головы до пят. Похоже, он обрадовался ее появлению. Хенни сотворила настоящее чудо с ее волосами, искусно уложив их в затейливую прическу, и вдобавок настояла, чтобы Джулиана надела к завтраку бледно-зеленое муслиновое платье, которое как нельзя лучше сочеталось с изумрудным цветом ее глаз.

Квентин встал из-за стола и с улыбкой поклонился.

— Жизнь в этом доме очень сильно изменилась с вашим появлением, дорогая Джулиана. Вы позволите мне отрезать для вас кусочек бекона?

— Да, спасибо. — Джулиана села на стул, почтительно отодвинутый для нее лакеем, и слегка нахмурилась, раздумывая, что значит сия фраза Квентина. Когда она слышала от людей подобные признания, это означало, что она доставляет им неудобства. Но, судя по выражению лица Квентина, он подразумевал что-то другое.

— Вы хотите сказать, что ваша жизнь изменилась к лучшему, с тех пор как я здесь поселилась? — уточнила она.

— Вне всякого сомнения, — рассмеялся Квентин. — Находиться в доме моего брата стало веселее и гораздо приятнее.

— Надеюсь, его светлость разделяет вашу точку зрения, — широко улыбнулась Джулиана.

— Какую это точку зрения я разделяю? — С этими словами в столовую вошел Тарквин и занял место во главе стола, бросив взгляд на свежую газету, лежащую возле его прибора.

— Лорд Квентин галантно заверил меня, что с моим появлением жизнь в вашем доме стала приятнее и веселее. — Джулиана намазала кусочек хлеба маслом и доверительно сообщила: — Я не привыкла к подобным признаниям. Как правило, окружающие считают, что я лишь доставляю им неудобства.

— Нет ничего удивительного, что кто-то считает излишнее веселье обременительным, — задумчиво ответил граф.

— Очень неучтиво с вашей стороны говорить так, милорд!

— Полагаю, что немногим доставит удовольствие и покажется веселым носиться за тобой по городу среди ночи.

— Как вы можете! — воскликнула Джулиана с негодованием. — Это неблагородно!

— Дорогая моя, отвечу твоей собственной фразой: ты пожинаешь, что посеяла. — Сказав это, граф обратился к Квентину с намерением изменить тему беседы: — Что слышно о твоем отъезде? Когда ты собираешься нас покинуть?

— Кажется, архиепископ доволен тем, что я нахожусь при нем, и поэтому тянет с выполнением просьбы нашего епископа, с которой я приехал в Лондон.

— Мне бы очень не хотелось так быстро расстаться с тобой, — честно признался граф. — Так что, надеюсь, архиепископ не скоро тебя отпустит.

Спустя некоторое время Джулиана извинилась и покинула братьев. Она решила дождаться, пока граф уйдет по делам, и только после этого отправиться самой. Уединившись в своей гостиной, Джулиана чутко прислушивалась к голосам в прихожей и хлопанью входной двери, стараясь не пропустить ухода Тарквина.

Незадолго до полудня граф велел подать лошадь и куда-то уехал верхом. Джулиана для верности подошла к окну и убедилась, что он скрылся за поворотом улицы. В доме остался один Квентин. Джулиана сбежала вниз по лестнице и велела Кэтлету найти для нее кеб.

— Миледи, не прикажете подать паланкин его светлости? — предложил лакей.

Джулиана вспомнила, что Квентин говорил ей о возможности пользоваться им, равно как и экипажем графа. Коль скоро она отправится в паланкине, то с ней будут два носильщика. И если Тарквин по возвращении набросится на нее с упреками, она всегда сможет сказать, что полагала его людей столь же надежным эскортом, как и его самого.

— Да, спасибо, Кэтлет, — мягко улыбнулась Джулиана. — Я просто думала, что он сегодня понадобился его светлости.

Лакей поклонился и отправил посыльного в конюшню за паланкином. Когда его внесли в холл, Кэтлет помог Джулиане усесться на мягких подушках и обратился к носильщикам:

— Несите осторожнее. Чтобы никакой тряски. — Потом он почтительно поинтересовался у Джулианы: — Куда прикажете отнести вас?

— На Бонд-стрит, — сказала Джулиана первое, что пришло в голову. Она решила сообщить носильщикам нужный адрес, когда они окажутся подальше от дома.

Носильщики быстрыми и частыми шажками направились вверх по Албермарль-стрит, не обращая никакого внимания на человека, который следовал за ними от самого дома графа Редмайна. Он трусил за носилками, смешно и неловко подпрыгивая. Его глаза заливал пот, а одутловатое лицо побурело от неимоверных усилий. Человек выбивался из сил, но упорно продвигался вперед, боясь отстать от паланкина хоть на шаг.

Джулиана подождала, пока носильщики свернули на Пиккадилли, и только тогда постучала в крышу веером и, высунувшись из-за занавески, беспечно заявила:

— Я передумала. Отнесите меня, пожалуйста, на Рассел-стрит.

Носильщики удивленно переглянулись. Благородным дамам не пристало наносить визиты в дома, расположенные в Ковент-Гардене. Но рассуждать они не привыкли, поэтому покорно развернулись и зашагали в сторону Рассел-стрит.

Джордж, пользуясь их короткой остановкой, тоже успел нанять себе паланкин и взгромоздиться на него.

— Следуйте за паланкином с гербом.

Носильщики еле оторвали от земли тушу Джорджа и, опустив на истертые в кровь плечи деревянные поручни, медленно двинулись за сияющими на солнце гербами паланкина Джулианы.

Спустя некоторое время Джулиана оказалась перед дверью особняка Деннисонов. Она оправила юбки и оглядела тот дом, который сперва был для нее убежищем, а потом тюрьмой. Ее взгляд остановился на окне третьего этажа, которое принадлежало ее бывшей комнате, где она проводила бессонные ночи, прислушиваясь к тому, как бурно протекает богатая развлечениями жизнь обитательниц дома. Интересно, как бы сложилась ее судьба, если бы хозяин постоялого двора не послал за Элизабет Деннисон? Она наверняка никогда бы не встретилась с Тарквином, графом Редмайном. Джулиана невольно коснулась рукой живота. А вдруг она уже носит под сердцем его ребенка?

Отгоняя от себя неуместные размышления, Джулиана повернулась к носильщикам и приказала: