— Тебе гораздо больше понравится эта кольчуга, когда мы доберемся до края пустыни.

Эрланд не успел ничего ответить — появились Га-мина и ее родители. Паг держал Кейталу за руку, и Джеймс понял, что она действительно очень больна. Может быть, вчера на свадьбе дочери она старалась выглядеть получше, но сегодня всем стало ясно, что жить Кейтале осталось не больше нескольких недель.

— Это прощание, Джеймс, — тихо сказала Кейтала, подойдя поближе к нему.

Джеймс молча кивнул.

— Нам будет очень тебя не хватать, — сказал он после паузы.

— И я буду скучать по всем вам. — Она положила ему на грудь руку, и Джеймсу показалось, что легкие пальцы тронули его сердце. — Мы просто исчезаем с глаз долой. Пока нас помнят, мы живы.

Джеймс, склонив голову, поцеловал ее в щеку.

— Мы всегда будем помнить тебя, — сказал он. Она поцеловала его в ответ и повернулась, чтобы проститься с дочерью.

Паг поманил Джеймса в сторону. Отойдя на такое расстояние, чтобы другие не слышали, чародей сказал:

— Сегодня вечером Кейтала вернется в свой мир. Откладывать нельзя, иначе ей может не хватить сил добраться от Звездных врат на Келеване до границ Турила. Друзья ей помогут, но все равно для столь больного человека путешествие будет тяжелым.

— Разве ты не поедешь с ней? — удивился Джеймс.

— Я должен заняться другими делами, — покачал головой Паг.

Джеймс вздохнул.

— Надеюсь, мы увидим тебя… — Он хотел добавить «скоро», но, заметив выражение лица Пага, запнулся.

Паг оглянулся на жену и дочь, которые, взявшись за руки, стояли молча. И Паг и Джеймс знали, что они разговаривают мысленно.

— Может быть, и нет. Боюсь, если я снова появлюсь здесь, немногие будут мне рады — мое появление будет означать, что пришли страшные времена, такие, как время битвы при Сетаноне.

Джеймс был еще мальчишкой, когда армии моррелов, Братства Темной Тропы, выступили под знаменами своего лже-пророка Мурмандрамаса. Те времена он запомнил навсегда. Он ясно помнил битвы при Арменгаре и Сетаноне, тогда небо раскололось и вернулись повелители драконов, и с их появлением чуть не погибли все люди. Постичь суть битвы, в которой была задействована магия и которой командовали Паг, Томас Эльвандарский, Макрос Черный и Арута, Джеймс никогда не мог.

— Значит, — сказал Джеймс, — тогда ты и будешь нам нужен более всего.

Паг пожал плечами, словно желая сказать, что это не обязательно так.

— В любом случае теперь многое будет зависеть от помощи тех, кто на нашей стороне.

— Что я могу сделать?

— Первое тебе будет нетрудно, — улыбнулся Паг. — Люби мою дочь и заботься о ней.

— Никто лучше меня не сделает этого, — улыбнулся в ответ Джеймс.

— И приглядывай за ее братом.

— Паг, Уилли — хороший, офицер. За ним не надо приглядывать. Думаю, через несколько лет он станет капитаном гвардейцев принца.

Паг еще раз пожал плечами; не всякий мог заметить, как он разочарован тем, что его сын нынче не с ним. О размолвке отца и сына никогда не говорили.

— Во-вторых, я хочу, чтобы ты поддерживал независимость Звездной Пристани.

— Хорошо.

— И помни, о чем я просил сказать, если тебе придется говорить от моего имени.

— Да, — ответил Джеймс. — Я помню. Хотя, находясь на острове, где все жители так или иначе практикуют магическое искусство, не могу не удивляться, что за бессмыслицу мне надо помнить.

Паг похлопал его по плечу.

— Это не бессмыслица. Никогда не совершай эту ошибку — не считай бессмыслицей то, чего тебе пока не понять. Эта ошибка может погубить тебя.

Небольшой отряд направился к паромам, а Джеймс на ходу оглянулся на принцев.

Боуррик и Эрланд болтали о предстоящем путешествии — они были рады проститься наконец с такой, как они считали, скучной для них мирной жизнью, а Джеймс вдруг подумал — не пожалеют ли все они о том, что больше не найдут такого покоя?

Порывы ветра бросали в лицо мелкий песок. Братья натянули поводья. Гамина, поглядев на горизонт, громко, так, чтобы все могли ее слышать, сказала:

— Судя по небу, непохоже, что эта буря надолго. Однако она может сильно помешать нам.

Они ехали вдоль края пустыни Джал-Пур по дороге в Нар-Айаб, самый северный город Империи Великого Кеша. Голое плато очень походило на пустыню; лишь кое-где виднелись негустые заросли деревьев и кустарников, расположившихся в основном по берегам небольших ручьев, которые сбегали с холмов у подножья гор, известных у кешианцев под названием Звездных столпов.

Джеймс указал вдаль, туда, где дорога взбиралась на холм, — к ним навстречу ехала группа всадников.

— Это пограничная стража кешианцев, — крикнул он. — Сержант! Пора доставать сигнальные флажки.

По приказанию сержанта вперед выехали двое гвардейцев. Они быстро достали из седельных сумок отрезки древков и скрепили их между собой. Поднявшихся из ложбины патрульных встречали два королевских штандарта — каждый со своим расположением цветов принцев Крондорских.

Капитан патруля — темнокожий человек, у которого клочковатая борода была серой от въевшейся пыли, — махнул рукой, приказывая своему отряду остановиться. Отряд состоял из воинов довольно угрожающего вида. У каждого на высоком седле висел лук, в руках был круглый щит, на поясе — кривая сабля, за плечом — пика. Все они были одеты в грубые штаны, заправленные в высокие сапоги, белые полотняные рубахи, кожаные жилеты и металлические шлемы; длинные льняные выпуски шлемов закрывали шеи и плечи.

— Здорово, правда? — спросил Боуррик у Эрланда. — Солнце не печет шею, а если поднимется ветер, краем можно закрыть лицо от песка.

Эрланд вздохнул и ничего не ответил. В тяжелой кольчуге ему было очень жарко.

Командир кешианского патруля подъехал к Джеймсу. Он внимательно оглядел пропыленных и потрепанных всадников, не веря, что эти грязные усталые путники и в самом деле — королевский караван из Королевства Островов. Наконец он отсалютовал всем вместе и никому в отдельности — просто поднял руку к шлему, развернув ее ладонью наружу.

— Добро пожаловать, господа мои… и госпожа. Джеймс выехал вперед.

— Я — Джеймс, граф Крондорский, имею честь представить их королевские высочества, принцев Боуррика и Эрланда.

Принцы слегка склонили головы, и командир патруля кивнул головой в ответ.

— Я — сержант Раз-аль-Фави, господин мой; что привело столь высокопоставленных особ в наши унылые места?

— Мы едем в город Кеш на празднование юбилея императрицы.

Сержант пожал плечами — мол, пути богов неисповедимы для смертных, да и соображения знати не всегда понятны простым людям.

— Я думал, что такие знатные господа, как вы, будут путешествовать… более пышно.

Ветер подул сильнее, лошади начали переминаться с ноги на ногу и заржали.

— Мне кажется, лучше ехать незаметно, но быстро, чем медленно тащиться с кортежем, сержант, — ответил Джеймс громко, чтобы перекричать шум ветра. — Поднимается буря. Можем мы ехать?

Капитан развернул лошадь и ответил:

— Конечно, господин мой. Я со своими людьми еду в таверну «Двенадцать Стульев», чтобы переждать бурю в надежном месте. Предлагаю вам присоединиться к нам.

— А насколько опасна буря?

Сержант, как и Гамина до него, посмотрел на горизонт.

— Кто знает? Пыльные бури, которые поднимаются в пустыне, бывают и долгими, и короткими. Если бы я был спорщиком, я бы поставил на то, что эта буря скоро кончится. И все же лучше укрыться где-нибудь.

— Тогда мы поедем дальше, — сказал Джеймс, — на последней остановке мы задержались дольше, чем планировали, а опаздывать на празднование не годится.

Сержант пожал плечами — ему явно было все равно.

— Обиды императрице, будь благословенно ее имя, следует избегать изо всех сил. Она часто милосердна, но редко прощает. Да будут боги с вами в пути, господа мои.

Патруль дал дорогу, и отряд из Королевства возобновил свой путь по твердо утоптанной полоске земли, которая на северной границе Империи считалась дорогой.

Они ехали мимо кешианцев, и Боуррик кивнул Эрланду, который тоже внимательно разглядывал грязных усталых солдат. Каждый из них выглядел закаленным бойцом, и молодых среди них не было. Эрланд сказал брату:

— На наших границах у них служат ветераны. Джимми, услышав, ответил громко, чтобы все его слышали:

— В Кеше хватает ветеранов. Человек, который уходит из армии в отставку, должен прослужить двадцать лет, подавляя восстания и сражаясь в гражданских войнах. У наших границ они держат десятую часть своей армии.

— Почему же они нас боятся? — спросил Боуррик.

Джеймс покачал головой.

— Каждая страна всегда боится своих соседей. И это так же верно, как и то, что на небе — три луны. Если соседняя страна больше твоей, ты боишься, что она нападет на тебя и захватит твою страну. Если меньше — ты боишься их зависти и сам нападаешь на них. Так что рано или поздно, а война всегда случается. Эрланд рассмеялся.

— Это все же лучше, чем совсем ничего не делать.

Джеймс взглянул на Локлира. Им обоим довелось повидать слишком много, когда они были еще моложе, чем близнецы сейчас. Поэтому они не могли согласиться с Эрландом.

— Всадники!

Солдат указал на далекий горизонт, где ветер поднял клубы черной пыли. Там показались всадники. Они разделились и пустили лошадей вскачь.

— Гамина! Назад! — крикнул Джеймс, вытаскивая меч. Солдаты последовали его примеру.

— Бандиты! — крикнул один из них, подъезжая к Боуррику. Принц инстинктивно потянулся за мечом и схватил только посох. Проклиная судьбу, он развернул лошадь, направившись назад, туда, где Гамина пыталась собрать вьючных лошадей, чтобы они не разбежались. Увидев, что ей не справиться с четырьмя лошадьми, Боуррик спрыгнул с лошади и взял у женщины поводья двух коней.

Звон стальных клинков заставил Боуррика развернуть лошадей крупами к ветру — он успел увидеть, как первые бандиты налетели на солдат. Он пытался найти взглядом Эрланда, но лошади кружили на месте, пыль клубилась, и ничего нельзя было разглядеть.

Вот заржала лошадь, а всадник, громко ругаясь, полетел на землю. Крики и шум стычки заглушались воем ветра. Бандиты выбрали подходящее время для нападения — путешественники, почти ослепленные пыльной бурей, оказались очень уязвимыми, и бандитам удалось потеснить отряд принцев.

Но гвардейцы гарнизона Аруты были опытными воинами — они быстро собрались и перегруппировались. Солдаты следовали приказам барона Локлира. И вдруг всех накрыла туча песка, поднятого ветром; людям показалось, что солнце померкло.

Боуррик пытался удержать лошадей, напуганных ветром и запахом крови.

Неожиданно его толкнули, и он выпустил поводья. Упав на землю, принц перекатился на бок и поднялся. Он стал искать Гамину — не пострадала ли она. Оглядевшись, он увидел только сражающихся воинов. Тогда он позвал ее и услышал мысленный ответ:

— Со мной все в порядке, Боуррик. Позаботься о себе. Я постараюсь не упустить вьючных лошадей.

Пытаясь «подумать» в ответ, Боуррик крикнул:

— Берегись бандитов! Они попробуют отбить лошадей! — Он посмотрел, нет ли где оброненного оружия, но ничего не нашел.

И тут он увидел, что к нему во весь опор несется один из его солдат, что-то выкрикивая. Боуррик не расслышал слов, но почувствовал, что надо оглянуться. Он резко повернулся — совсем рядом с ним оказалось двое бандитов: один бросился навстречу гвардейцу, а второй повернул лошадь к принцу.

Боуррик кинулся под ноги лошади, чтобы она споткнулась и выронила седока. Лошадь ударила принца грудью, он упал на землю, но тут же вскочил, приготовившись к драке. Всадник тоже поднялся. Он был вооружен. Боуррик вытащил посох, пытаясь защититься хоть с его помощью. Бандит широко замахнулся, и принц, отбив удар, ткнул противника ручкой посоха в живот. Бандит издал кашляющий звук и осел на землю. Боуррик сломал посох о голову бандита; умер тот или просто потерял сознание, у Боуррика не было времени проверять. Он поднял саблю бандита — тяжелую, с коротким лезвием — такой удобно биться только в тесноте, она не столь остра, как мечи-скимитары, которыми пользовались многие разбой-ники, и не такая острая, как хорошая рапира.

Боуррик повернулся, пытаясь понять, что происходит. Перед ним в клубах пыли и песка мелькали какие-то тени и раздавались ругательства. И вдруг он даже не услышал, а скорее почувствовал, что за его спиной кто-то есть. Он отшатнулся, и удар, который мог бы раскроить ему череп, пришелся по виску вскользь. Упав, Боуррик откатился в сторону от всадника, который напал на него. Он был уже на коленях и вскочил бы, но попал под ноги лошади — противник использовал ее вместо оружия. Оглушенный, принц рухнул на землю и сквозь красную пелену, застлавшую взор, увидел всадника, который, соскочив с лошади, встал над ним. Принц отстранение наблюдал, как бандит занес ногу в тяжелом сапоге и ударил его в висок.

Джеймс развернул лошадь и двинулся наперерез бандиту, который направлялся к вьючным лошадям. Бандит резко свернул, и Джеймс вдруг оказался в сравнительно спокойном месте в самом центре схватки. Он огляделся, пытаясь найти принцев, и увидел Эрланда, который сбил одного из бандитов с лошади; Боуррика нигде не было видно.

Сквозь завывания ветра Джеймс услышал крик Локлира:

— Ко мне! Ко мне!

Бросив искать Боуррика, Джеймс развернул лошадь, чтобы присоединиться к собиравшемуся отряду гвардейцев. Следуя отрывистым командам, солдаты перестроились, и вот уже не группа захваченных врасплох охранников, а отряд самых опытных бойцов Королевства Островов готовился встретить очередную атаку врага.

Колючий ветер засыпал песком глаза, и от него невозможно было укрыться — новый сильный порыв бури поднял на поле боя вихрь песка и пыли, но, как только он стих, схватка продолжилась. Сталь ударялась о сталь, раздавались крики, проклятья, хрипы распоротых глоток.

Потом налетел очередной порыв ветра. Он оказался просто ослепляющим — нельзя было повернуться к ветру без риска потерять зрение. Джеймс, прикрывая лицо рукавом, подставил ветру спину, остро сознавая, что ничем со спины не защищен, но поделать ничего не мог. Его слегка утешила мысль, что и напавшие на них тоже беспомощны.

Ветер стал слабее, и Джеймс развернул лошадь, чтобы встретить любого нападавшего лицом к лицу. Но бандиты, как порождения дурного сна, исчезли вместе с клубами пыли.

Оглядываясь, Джеймс видел только своих солдат. По приказу Локлира солдаты спешились, крепко держа поводья лошадей, — порывы ветра опять усилились.

— Ты не ранен? — крикнул Локлир.

Джеймс жестом показал, что нет.

— Где Гамина? — крикнул он Локлиру.

Локлир указал назад.

— Она была с вьючными лошадьми. Боуррик помогал ей.

Джеймс услышал мысли Гамины.

— Я здесь, любимый. Со мной все в порядке. Но Боуррика и одного из гвардейцев захватили бандиты.

— Гамина говорит, что Боуррик и кто-то из стражников захвачены бандитами!

— закричал Джеймс.

Локлир выругался.

— Нам придется ждать, когда уляжется буря. Джеймс попытался вглядеться в пыльную мглу — дальше десятка футов уже ничего не было видно. Да, приходилось ждать.

Боуррик застонал: пинок под ребра привел его в чувство. Над головой по-прежнему бушевала буря, но в узкой расщелине, где укрылись бандиты, было относительно тихо. Принц приподнялся на локте и обнаружил, что его руки скованы цепью непривычного для него вида.

Рядом с ним без сознания лежал, связанный, один из его гвардейцев. Судя по крови, запекшейся в волосах, он был серьезно ранен в голову. Корявая рука, дернув цепь, сковывавшую руки Боуррика, развернула его лицом к человеку, который и пнул принца. Мужчина присел перед Боурриком на корточки. Он был тощ, коротко подстриженная черная борода походила скорее на длинную щетину. Тюрбан, когда-то роскошный, выцвел и кишел вшами. Одет он был в простые штаны и тунику. На ногах — высокие сапоги. Позади него стоял другой

— в кожаном жилете, открывавшем голую грудь. Его голова была обрита, и только с макушки свисал длинный локон, а в ухе виднелось большое золотое кольцо. По этим признакам Боуррик догадался, что перед ним один из членов гильдии работорговцев из Дурбина.

Первый человек кивнул Боуррику, потом посмотрел на гвардейца, у которого все лицо было залито кровью, и отрицательно покачал головой. Работорговец, дернув цепь, поднял Боуррика на ноги, а тощий вытащил кинжал. Прежде чем/Боуррик сообразил, что тот собрался делать, человек в тюрбане перерезал гвардейцу горло.

Работорговец хрипло зашептал Боуррику в ухо:

— Без шуток, колдун. Эти цепи неподвластны колдовству, или Москанони-торговец получит на обед мой кинжал. Выступаем немедленно, и твои друзья не смогут тебя разыскать. Скажешь хоть одно слово — и я тебя прикончу. — Он говорил на северном кешианском диалекте.

Боуррик, у которого после удара еще кружилась голова, только слабо кивнул в ответ. Работорговец потащил его по расщелине туда, где несколько бандитов возились с большим тюком. Один из них тихо выругался. Спутник работорговца подошел к нему и схватил за руку:

— Что ты нашел? — спросил он на языке пустыни — смеси кешианского, наречия королей и языка жителей Джал-Пура.

— Женская одежда, сушеное мясо и сухари. Где обещанное золото?

Тощий — похоже, он тут был главным — тоже выругался.

— Убью этого Лейфа. Он сказал, что аристократы везут золото императрице.

Работорговец покачал головой, словно ожидал услышать нечто подобное.

— В следующий раз не будешь доверять дуракам. — Он глянул вверх, туда, где свистел ветер, и сказал:

— Буря утихает. От нас до его друзей, — он кивнул на Боуррика, — всего несколько ярдов. Не хотелось бы, чтобы нас здесь нашли.

Тощий повернулся к нему:

— Этой бандой командую я, Касим. — Он был разъярен. — Я скажу, когда идти, а когда стоять.

Работорговец пожал плечами.

— Если мы сейчас не уедем, нам придется опять сражаться, Лютен. И на этот раз они будут готовы. И мне кажется, что у этого сброда мы не найдем ни золота, ни драгоценностей.

Лютен оглянулся.

— Эти вооруженные солдаты…

Он прикрыл глаза и заскрипел зубами. Боуррик понял, что это человек буйного темперамента; будучи прирожденным лидером, он держал своих людей в повиновении не только силой духа, но еще и угрозами. Кивнув на Боуррика, он сказал:

— Убей его, и поедем.

Касим встал перед Боурриком, словно пытаясь заслонить его, и сказал:

— Мы договорились, что я всех пленников получу как рабов. Иначе мои люди не поехали бы с твоими.

— Ба! — воскликнул Лютен. — Да они нам и не понадобились. С солдатами мы бы и сами справились. Этот дурак Лейф нас всех обманул.

Ветер начал стихать.

— Не знаю, кто глупее, — сказал Касим, — дурак или тот, кто его слушает, но этого человека я отвезу на аукцион. В Дурбине он принесет мне прибыль. Иначе гильдии не понравится мое путешествие, не принесшее никакой прибыли.

Повернувшись к Боуррику, Лютен грубо спросил:

— Ну, ты! Где золото?

— Золото? — переспросил Боуррик, изображая непонимание.

Лютен, шагнув вперед, ударил Боуррика по лицу.

— Да, золото, которое какие-то дворяне везли в подарок императрице.

Боуррику пришлось сочинять на ходу.

— Дворяне? Мы обогнали какой-то отряд. Там было не то два, не то три восокородных с охраной, и они ехали… в таверну. В «Двенадцать Стульев», кажется. Мы… мы торопились, потому что торговец шкурами хотел довезти их дубильщику, пока они не загнили.

Лютен завизжал от злости. Два человека поблизости от него встревоженно схватились за мечи.

— Тихо, — велел Касим.

Лютен сплюнул в сторону Касима и вытащил кинжал.

— Не приказывай мне, работорговец, — он направил кинжал на Боуррика. — Он мне лжет, и я вытрясу из него побольше, чем сапоги в обмен на жизнь трех человек!

Боуррик, опустив взгляд, заметил, что красные сапоги, которые он выиграл в карты, красуются теперь на ногах Лютена. Кажется, пока принц был без сознания, его хорошенько обыскали. Лютен оттолкнул Касима и подошел вплотную к Боуррику.

— …Я выбью из него правду! — Он отвел кинжал назад, словно собираясь полоснуть Боуррика, и вдруг замер. На его лице появилось печальное, почти извиняющееся выражение; он рухнул на колени.

Касим вытащил кинжал из спины Лютена, схватил его за волосы и сказал:

— Никогда не угрожай мне, болван. — И, быстрым рывком отдернув голову бандита назад, полоснул его кинжалом по шее. — И никогда не поворачивайся ко мне спиной. — Глаза Лютена закатились, Касим разжал пальцы, и тело бандита упало к ногам Боуррика. — Пусть это послужит тебе уроком в твоей будущей жизни. Теперь я командую, — сказал он разбойникам Лютена. Никто не возражал.

— Если не будешь мне мешать, — обратился он Боуррику, — я оставлю тебя в живых. Понял?

Боуррик кивнул.

— Собирайтесь, — велел Касим бандитам. Внимательно посмотрев на разбойников, словно ожидая от них возражений, и не заметив протеста, он прибавил:

— В оазис у Сломанных Пальм.

— Что ты умеешь делать? — работорговец стоял на Боурриком, который медленно приходил в себя. Принца привязали к лошади и заставили бежать за ней со связанными руками. Боуррик чувствовал себя совсем плохо. Он с трудом припомнил, как кончилась буря, потом — как они оказались в оазисе, где высились три пальмовых ствола, давным-давно сломанных жестоким ветром.

Боуррик потряс головой и по придворной привычке переспросил:

— Делать?

Работорговец решил, что его пленник еще не оправился от удара по голове.

— Какие штуки? Какой магией ты владеешь?

Боуррик понял, что работорговец принял его за чародея из Звездной Пристани. Ему захотелось рассказать, кто он есть на самом деле, но потом он представил, как отец получает письма с требованием выкупа, и передумал. Сказать правду всегда успеется. Касим ударил Боуррика но лицу.

— У меня нет времени быть с тобой вежливым. Твой отряд отстал от нас всего на несколько часов и будет тебя разыскивать. А если ты им не очень нравишься, то все равно здесь слишком много имперских патрулей. Так что мы быстро отсюда уберемся.

К работорговцу подошел один из бандитов.

— Касим, убей его, и поедем. На аукционах много денег за колдунов не дают

— их слишком трудно держать в повиновении.

Касим, взглянув через плечо, ответил:

— Здесь я командую. И я решаю, кого убить, а кого вести на рынок.

— Я не чародей, — сказал Боуррик. — Я выиграл одежду в карты.

— Врет, — сказал второй, почесав свою черную бороду. — Это уловка, чтобы избавиться от цепей, а потом убить нас при помощи колдовства. Говорю же — убей его…

— Я сказал тебе — если ты сейчас не заткнешься, то стервятникам достанется еще один труп. Скажи людям, чтобы были готовы. Как только лошади напьются и отдохнут, мы сразу поедем, чтобы быть подальше от этих солдат. — Боуррику он сказал:

— В тюках мы нашли несколько побрякушек. Этим головорезам хватит. А ты, колдун, моя добыча.

Боуррику удалось сесть, опираясь спиной на валун.

— Я не чародей.

— Да, но ты и не воин. Чтобы ездить невооруженным по краю пустыни, надо иметь или очень сильную охрану, или сильную веру в помощь богов. Вера — для жрецов, а ты не жрец. На дурака ты тоже не похож, хотя кто тебя знает… Ты. откуда? — спросил он, переходя с кешианского на наречие королей.

— Из Крондора, — Боуррик решил, что будет лучше, если он скажет полуправду. — Но я много ездил.

Работорговец сел на корточки.

— Ты совсем еще молодой. По-кешиански говоришь как высокородный, да и на наречии королей — так же хорошо. Если ты не колдун, то кто же?

— Я… учу, — ответил Боуррик. — Я знаю несколько языков. Я умею читать, писать и считать. Я знаю историю и географию. Могу назвать династии королей и императоров, имена самых родовитых аристократов и самых богатых купцов.

— Хватит! — перебил его Касим. — Убедил. Учитель, значит? Ну что ж, есть богатые люди, которым нужны грамотные рабы, чтобы обучать их детей. — Он встал, не дожидаясь ответа Боуррика. Уходя, он добавил:

— Ты ценен для меня живой, учитель, но я нетерпеливый хозяин. Не мешай мне, и останешься в живых. Если разозлишь меня, я убью тебя быстрее, чем сплюну. По коням! — крикнул он банде. — Едем в Дурбин!