12

— Что я должна делать? — спросила Сара, которая уже расположилась за столом и включила ноутбук.

— Попробуй выписать ордера на осмотр тех двух тележек. Одна принадлежит Попсу, а другая — его приятелю. Возможно, Лосенти и Рамирес помогут тебе с обоснованием — сейчас им известно куда больше, чем мне. Петерсон хочет провести опознание, и, может статься, мне понадобится помощь при допросе свидетелей, если они кого-либо опознают. Только не перетрудись, ладно?

Я оставила ее в убойном отделе и прошла по коридору в комнату для опознаний. Мерсер и Чэпмен расставляли Попса и пятерых подставных на отведенные им места. Джерри Маккаб раздавал им чистые хирургические рубахи с V-образным вырезом, чтобы все были одеты одинаково.

Попса был теперь в чистых штанах, он сидел на четвертом стуле от двери, держал табличку с номером и говорил сам с собой.

— Мне они не нравятся, Джерри, — сказала я, осмотрев подставных. — Те двое с краю выглядят намного моложе.

— Ага, а ты найди подставных в это время ночи. Обычно люди не подбегают ко мне, напрашиваясь на процедуру опознания.

— Пошли полицейского в круглосуточную аптеку на углу Лексингтон-авеню. Пусть купит тальк. Я хочу немного запачкать им лица, чтобы больше походили на Попса. Хорошо?

Мерсер рассказывал подставным, что им нужно делать, чтобы заработать свои пять баксов за ночь. Они должны держать номера перед грудью, встать по его команде, по очереди подойти к зеркалу и стоять около него столько, сколько он скажет, сначала в фас, потом в профиль слева и справа, а затем вернуться и сесть на место. Полчаса работы на опознании, и эти парни заработают себе на выпивку.

Я подошла к Саре, чтобы посмотреть, как у нее дела. Она на минуту перестала печатать, подняла голову и сказала, что одежду Попса забрали в лабораторию.

Анна Бартольди все еще отвечала по горячей линии, сидя все за тем же угловым столом в убойном отделе. Она встала и прошла мимо меня к автомату, чтобы взять содовой.

— Поедим?

Я махнула Саре, и мы втроем направились по коридору к автомату за газировкой, прихватив по дороге по куску полуостывшей пиццы.

— Люди все звонят? — поинтересовалась я у Анны.

— Уже больше трехсот пятидесяти звонков. Четыре женщины заявили на мужей, а еще шесть подозревают своих приятелей. Завтра будет потише, как только станет известно, что у нас уже есть подозреваемый.

Я отложила пиццу, взяла банку содовой, и тут меня позвал Мерсер. Я вернулась в комнату для опознаний, где он пудрил детской присыпкой «Джонсонс» головы подставных помоложе. Мерсер велел мне встать и смотреть на них через стекло, чтобы сравнивать с теми участниками процедуры, которые были старше.

— Так гораздо лучше, Мерсер. Давайте не будем больше терять время.

На опознание детективы Петерсона привели четырех человек. Один был студентом-третьекурсником из «Минуита», который до часа ночи занимался в библиотеке на шестом этаже, поблизости от офиса Доген, именно в те сутки, когда произошло убийство. Две женщины были уборщицами из ночной смены, а последняя — санитаркой, которая по ночам тайком бегала в помещения колледжа, чтобы позвонить по телефону из приемной и поболтать с приятелем.

Я встала у стены в затемненной комнате, из которой свидетели производили опознание, а Мерсер с Маккабом стали по очереди заводить сюда людей. Студент-медик и медсестра не опознали никого. Но обе уборщицы, которые прибирались в профессорских кабинетах каждую ночь, опознали мужчину, который называл себя Попе.

Я вышла из комнаты и велела Майку по очереди привести обеих ко мне в кабинет Петерсона.

Достав новый блокнот, я написала дату и время — 23.45. Личные данные свидетельниц уже записали детективы, проводившие опрос в больнице, поэтому я просмотрела ксерокопии и выяснила, что Людмила Граскович и Грасиэла Мартинес должны были убираться в кабинетах на пятом и шестом этажах «Минуита».

Обе женщины были иммигрантками — Людмила из Польши, Грасиэла — из Доминиканской Республики. Первая проработала в Медицинском центре три года, а вторая — шесть месяцев. После убийства Доген Людмила попросила перевести ее в дневную смену, а Грасиэла вообще уволилась. Они знали Доген в лицо, так как она часто бывала в офисе в их смену — с полуночи до восьми. Но ни одна с ней не общалась, потому что у них были четкие инструкции — не входить в кабинет доктора ночью. Она не любила, когда ей мешали во время работы с книгами или бумагами, поэтому ее кабинет всегда убирали днем или тогда, когда дверь была открыта. Она не любила, когда вторгались в ее владения, и терпеть не могла, когда кто-то трогал ее папки.

У Людмилы был сильный акцент, расплывшаяся талия и толстые лодыжки. Ее грудь вздымалась, когда она старательно отвечала на вопросы, и после каждого ответа она осеняла себя крестом. Да, за последнюю неделю она часто видела человека под номером "4". Несколько раз он пытался с ней заговорить, но она не поняла его. Она пришла на работу в половине двенадцатого в понедельник вечером и встретила этого человека на лестнице между пятым и шестым этажами.

Нет, в его облике не было ничего необычного, и одежда была нормальная. Но вообще-то она всегда старалась не смотреть на него, поскольку не раз сообщала охране, что он шастает по колледжу после закрытия. Еще одно крестное знамение, еще одно пожелание «земли пухом» доктору Доген, и больше Людмиле добавить было нечего.

Грасиэла была так издергана, что Людмила по сравнению с ней казалась глыбой спокойствия. Да, она убиралась на тех же этажах. Хотя они с Людмилой редко разговаривали, но вместе пожаловались на ночные прогулки Попса. Кто-то дал Грасиэле стакан воды, чтобы подбодрить ее перед разговором со мной, и теперь она разбрызгивала его содержимое на стол и на мои записи — так у нее дрожали руки. Грасиэла была уверена, что видела этого человека на шестом этаже после полуночи во вторник, он выходил из мужского туалета. Она не вызвала охрану, потому что они все равно не слушали, когда она к ним обращалась. И она тут же отправилась убирать библиотеку, потому что знала, что там окажется хотя бы один студент.

Я поблагодарила женщин за сотрудничество и предоставила лейтенанту разбираться с тем, как их отвезут по домам.

Сара зашла в кабинет Петерсона спросить, что мы будем делать теперь. Ордера были выписаны, и она обещала проследить, чтобы их подписали уже завтра утром, как только судья предъявит обвинение.

Мы вернулись в комнату для опознаний и посмотрели через стекло. После ухода подставных Мерсер переставил стулья, и теперь они с Попсом сидели за столом. Мерсер разговаривал с ним тихо и спокойно, пытаясь завоевать доверие. Мы с Сарой не раз видели, как ему это удавалось.

— Странно, не правда ли? — заметила Сара. — Они выглядят такими безобидными, когда оказываются в полицейском участке или в суде. Пока я ехала сюда на такси, меня переполняла такая ненависть к этому человеку, что я даже почти пересмотрела свое мнение по поводу смертной казни. Такое кошмарное убийство, мне кажется, я сама могла бы сделать ему смертельную инъекцию.

Я думала точно так же, когда только приехала сюда и увидела на нем кровь Джеммы Доген. Как можно сотворить такое с другим человеком и спокойно уйти?

— А смотришь на этого парня через полчаса, и он выглядит таким жалким, да?

Мы стояли, скрестив руки на груди, и смотрели на него через стекло.

— Он не кажется достаточно сильным для того, чтобы победить такую спортивную женщину, как доктор Доген. Наверное, я соглашусь с Четом Киршнером, что убийца застал ее врасплох, поэтому она не сопротивлялась.

— Мы уже знаем, кто он?

— Мерсер сейчас пытается это выяснить. Лосенти взял у него отпечатки пальцев, когда его только доставили в участок. Он подумал, что они смогут задержать его хотя бы за незаконное проникновение, если не будет иных оснований. Они запустили отпечатки в компьютер и надеются к утру получить результат.

Сара подавила зевок:

— Давай решим, что будем делать завтра, и ты отпустишь меня домой.

Мы вернулись в кабинет Петерсона, и я попросила его вызвать Мерсера и Майка, чтобы обсудить с ними положение вещей.

Мерсер вошел, качая головой:

— Он засыпает на глазах. Думаю, сегодня продолжать бессмысленно. Сейчас почти час ночи. Пусть поспит, а мы пока узнаем, кто он такой, и я возьмусь за него свеженького завтра с утра.

— А вы, леди, отправляйтесь по домам, — прибавил Петерсон. — А Попе останется. Задержим его за незаконное проникновение. Так, а что у нас есть на него по убийству?

Мы с Сарой переглянулись. На данный момент у нас не было ничего, кроме обвинений, основанных на косвенных доказательствах.

— Пусть Макгро объявит, что мы пока никого не обвиняем. Расследование продолжается. Если мы скажем еще что-нибудь, у них начнется информационный голод.

Вошел Майк и закрыл за собой дверь.

— А чем ты нас порадуешь? — спросил лейтенант.

— Я практически произвел арест за публичное проявление похоти, — ответил детектив. — Ваши бомжи из больницы сидят в помещениях отдела по предотвращению преступлений и смотрят старые фильмы. Среди них есть один такой низенький, в спортивном костюме, которого называют Томпсон Ш.П. — Шустрые Пальцы. У него четырнадцать приводов за кражи со взломом. Так вот, смотрит он, значит, вместе со всеми «Поймать вора». И вдруг вскакивает, спускает штаны и начинает дрочить. Не знаю, то ли он возбудился, глядя на красавицу Грейс Келли, то ли потому что фильм был про вора-домушника, который жил так, как Ш.П. и не снилось. Мне практически пришлось дать ему по морде, чтобы он прекратил это самоудовлетворение.

— Я имел в виду, нет ли у тебя новостей по нашему делу, Майки?

— Ну, вторая тележка принадлежит еще одному обитателю подвалов, Агосто Марину. Но все зовут его просто Жестянщик, потому что он ходит с тележкой вокруг Медицинского центра, подбирает и достает из помоек пустые банки от содовой. Он продает их, а на полученные деньги покупает крэк. Говорит, у него можно найти только несколько сотен банок, не стоит даже получать ордер. Сейчас Жестянщик трезв как стеклышко. И он клянется, что вскоре после полуночи Попе был в подземельях вместе с ним, а потом они поднялись на поверхность уже в среду утром. Он уверен, что это была та самая ночь, потому что, когда они вышли на улицу на рассвете, шел снег. И ведь действительно, в то утро шел снег, помните?

— Черт, что же это получается? — воскликнул Мерсер, не обращаясь ни к кому конкретно.

— У нас есть подозреваемый, пойманный в окровавленной одежде, который отказывается назвать свое имя. Была у него возможность? Спорю на что угодно. Ведь он живет в больнице нелегально. Мотив? Смотря какой мотив стал причиной этого преступления, — ответил Майк. — Если это была неудачная попытка изнасилования... Если вас интересует мое мнение, то у парня вряд ли встает вообще, достаточно на него взглянуть...

— Подожди-ка, — перебила я. — Ты хочешь сказать, что можешь вот так, бросив на человека взгляд, определить, встает у него или нет? У меня есть подруги, которые дорого бы заплатили за ваши способности, мистер Чэпмен. Давайте обсудим это твое предположение позже. А пока решим, что это была прерванная попытка изнасилования или ограбления. А мы до сих пор не знаем, пропало ли что-нибудь из кабинета.

— У нас есть два свидетеля, которые видели Попса на шестом этаже или рядом в предполагаемое время убийства, — продолжил Майк. — И у нас есть наркоман, собирающий алюминиевые банки, который подтверждает его алиби. У нас нет орудия убийства. Нет данных по ДНК. И, как говорят криминалисты, вряд ли мы найдем отпечатки пальцев, но с другой стороны, найти хирургические перчатки в госпитале — не проблема.

— Сегодня мне не удалось ничего от него добиться, — вздохнул Мерсер. — Давайте отложим допрос до завтра.

Радостное предвкушение скорого раскрытия этого жестокого преступления, которое помогло нам продержаться в бодром настроении столько часов подряд, теперь практически испарилось, и мы валились с ног от усталости и понимания того, что дело застопорилось. Детективы расписывались в журнале и расходились, им еще надо было развезти по домам свидетелей — как врачей, так и всех прочих. Мы собрали свои папки и блокноты и уточнили завтрашнее расписание. Мерсер предложил подвезти Сару, а Майк сказал, что подбросит меня.

Мы спустились по лестнице, и лейтенант указал нам на заднюю дверь, через которую по аллее можно было выйти на Лексингтон-авеню, чтобы избежать встречи с журналистами, шнырявшими вокруг здания. Мерсер и Сара пошли в одну сторону, мы с Майком помахали им и направились к его машине.

— Что говорит об этом деле твоя интуиция, Майк?

— Сейчас она в полной растерянности. Я хочу, чтобы этот парень оказался виновным, и кровь обличает его с головой. Но когда я смотрел на него сегодня, то подумал, может, там был второй, его сообщник? Это прекрасно объяснит тот факт, что она не сопротивлялась.

— Да. Может, мы все просто немного устали. Утро вечера мудренее.

— Я позвонил матери. Ради тебя, имей в виду, чтобы ты ничего не упустила. Она сказала, что сегодня в «Последнем раунде» финальный вопрос был о физике — что-то о квантовой теории.

— Да черт с ним. Признаю, что я полная невежда. Если бы даже я стала участвовать в этой игре, то все равно проиграла бы, потому что с моей удачей мне выпал бы последний вопрос по математике, или по Новому Завету, или еще по какой-нибудь теме, в которой я ни в зуб ногой. По той же физике, например.

— Да уж, со мной была бы та же история. — Майк выехал на Третью авеню и направил машину к моему дому. Он не обращал внимания на красный свет, и мы доехали меньше чем за десять минут.

— Она была настоящая красавица, да? И хорошая актриса.

Я вопросительно посмотрела на Майка:

— Кто? Джемма Доген?

— Нет, извини. Я просто вспомнил Грейс Келли из сегодняшнего фильма. Она прекрасно смотрелась рядом с Кэри Грантом. Но я помню, как влюбился в нее после фильма "В случае убийства набирайте "М". Она была такой простой, такой обыкновенной в этих безвкусных тряпках, и сам фильм черно-белый, зернистый...

— Шедевр, — согласилась я, мы оба питали слабость к классике.

— Думаю, она выглядела намного лучше, когда не была разодета, как в финальной сцене в "...наберите "М". Ее арестовали за убийство, а потом решили проверить ее рассказ и отпустили домой. Помнишь? Боже, какой беззащитной она казалась, в нее нельзя было не влюбиться.

— Мне никогда даже в голову не приходило, что тебе нравятся беззащитные женщины, Майк, — попыталась пошутить я.

Он остановил машину перед моим домом и подождал, пока швейцар откроет мне дверцу.

— Не все могут общаться с такими самодостаточными дамочками, как ты, блондиночка. Иногда очень хочется быть полезным, помогать...

Мог бы помочь мне, Чэпмен, подумала я, глядя вслед отъезжающей машине. И пошла домой. Боже, что же мне сделать, чтобы выглядеть настолько ранимой и беззащитной, насколько я себя ощущаю?

Я достала из ящика кипу привычной рекламы и на медленном лифте поднялась к себе на этаж. Сил повесить дубленку у меня не было, и я просто бросила ее на оттоманку в гостиной.

Мелочь — сдача из автомата с газировкой, оттягивала карман пиджака, поэтому я достала монеты и бросила на туалетный столик, прежде чем убрать костюм в шкаф. Я забыла вернуть Мерсеру ключи от квартиры Доген и положила их вместе с цепью и брелком в виде Тауэрского моста на прикроватную тумбочку, рядом с томиком Троллопа. Сегодня они никому не понадобятся.

А вот завтра у меня, по крайней мере, появится компания — мокроносый веймаранер, с которой не будет так одиноко.

13

В пятницу я встала без пятнадцати семь и только успела принять душ, как позвонил Чэпмен:

— Выключай свое радио и врубай ящик. Я еще не смотрел «Сегодня», но Джим Райан выступает с репортажем в местных новостях. У него отличные источники. Он утверждает, что за убийство в Медицинском центре мы уже задержали психопата, с ног до головы перепачканного кровью.

Я нажала кнопку пульта, чтобы включить телевизор, но Райан уже рассказывал о перестрелке в метро в Бронксе.

— Черт! Я пропустила!