— Как думаешь, сколько женщин погибнет, пока мы найдем ответы на эти вопросы?

— Эй, блондиночка, мы все когда-нибудь умрем. Просто эта умерла не в том месте и не в то время. На дело бросили еще шестерых парней из убойного. И теперь расследование займет у нас в два раза больше времени, потому что нам нужно понять, связаны ли эти нападения между собой. Я позвоню тебе на работу, как только узнаю что-нибудь новенькое.

Я пошла на кухню, включила кофеварку и отправилась в душ, размышляя, почему Дрю не перезвонил ночью. Одежда, в которой я собиралась поехать в Лондон, лежала там же, где я вчера ее оставила. Я надела синий кашемировый свитер и брюки в тон, надеясь, что красно-синий стеганый пиджак подойдет для ранней английской весны.

Швейцар помог мне донести чемодан до такси, а я убедила себя, что за лишний час на работе я успею разобраться на столе до того, как появятся остальные.

К моему огромному удивлению, не успела я открыть дверь кабинета — было пятнадцать минут восьмого, — как телефон на моем столе зазвонил.

— Алекс? Это Стэн.

Вестфол. Один из моих коллег: прекрасно выступает в суде, но с ним невозможно иметь дело.

— У меня проблема. Я звонил тебе домой, но там автоответчик, поэтому я решил поймать тебя на работе, — голос у него был какой-то безумный.

— Что у тебя случилось, в такое-то время? — Я уже получила сегодня порцию плохих известий и сильно сомневалась, что новость Стэна сможет с ними сравниться.

— Алекс, у меня пропала потерпевшая! Ты же знаешь, что у меня дело Садольского? Так вот, вчера я закончил обвинение, основанное на прямых доказательствах, но эту женщину еще не подвергли перекрестному допросу. Это та, которая прилетела из Питтсбурга, чтобы дать показания и...

— У кого она остановилась?

— В этом-то все дело. Знаешь, ты была так занята своим расследованием, и я не хотел тебя беспокоить. Поэтому пошел к Маккинни и получил от него разрешение поселить ее в гостиницу. В дешевую, разумеется. «Нью-Йорк», на Западной 46-й улице.

— Отлично. Ты поселил проститутку в гостиницу. Ты приставил к ней охрану?

— Нет, Алекс. Она поклялась мне, что бросила свое ремесло. И я ей поверил.

Сетовать на человеческую глупость было бесполезно. Стэн не стал бы меня слушать, даже если бы мы с ним разговаривали лицом к лицу. Да проще получить удар молнии, чем встретить бывшую проститутку.

— И что же случилось? Ее выгнали, потому что по ночам она приводила клиентов, пока добропорядочные налогоплательщики оплачивали ее счета?

— Ну, управляющий поймал ее вместе с парнем, они пришли около двух ночи. Он знал, что она сотрудничает с полицией, поэтому просто остановил их на входе и не пустил мужика, но ей разрешил вернуться в номер. Видишь ли, управляющий мне и позвонил. Сразу после того, как она ушла.

— Пока еще рано паниковать. Может, она просто решила заработать несколько лишних баксов, прежде чем вернется к своим, деревенским.

— Управляющему так не показалось. Она сбежала. А больше всего его расстроило, что она прихватила из номера все, что смогла унести. Конечно, практически все, чем можно поживиться, прибито гвоздями, но все равно... она унесла подушки, простыни, одеяла и полотенца, — Стэн сорвался на крик. — Даже Библию прихватила!

Я рассмеялась. Маккинни ему голову оторвет. Это будет последний свидетель, которого мы поселили в «Нью-Йорк», одну из немногих гостиниц на Манхэттене, которую офис окружного прокурора был в состоянии оплачивать.

— Я не знаю, посылать ли полицейских по ее следу. Присяжные возненавидят ее, когда всплывет эта история.

— Тогда ты достанешь свою Библию, Стэн. Зачитай им пару цитат. «Кто сам не без греха?» Пусть не пытаются переделать ее. Пусть она остается собой, даже если она и проститутка. Если я правильно помню, у тебя была куча всяких медицинских доказательств, на которых ты строил обвинение. Напирай на уязвимость потерпевшей, изобрази обвиняемого в черных красках.

— Но как я ее найду? Судебный пристав придет не раньше половины десятого.

— Позвони в участок в том районе. Пусть займутся делом, пока не закончилась их смена. Дай им описание, может, патрульные засекут ее во время дежурства, — парни из полиции нравов, следившие за проститутками, не уходили с дежурства раньше восьми утра. — А главное, перестань паниковать. Тебе придется просить судью перенести слушание на несколько часов, если она не объявится этим утром, но это еще не конец света. Ты не справишься с ситуацией, если будешь так нервничать.

— Спасибо, Алекс. Я перезвоню тебе позже.

Я разбирала корреспонденцию до прихода Лоры, затем продиктовала ей несколько писем, с которыми надо было разобраться до понедельника. В половине десятого она напомнила, что мне надо идти в судебное крыло, где Гейл Марино выступала на заключительном заседании по делу о серийном насильнике, председательствовал судья Торрес.

Я тихонько устроилась в кресле в первом ряду большого зала, Гейл как раз обращалась к присяжным. И хотя судье было прекрасно известно криминальное прошлое Джонни Роваро, Гейл снова перечислила основные вехи его преступной деятельности, чтобы поддержать тот суровый приговор, которого добивалась. Она напомнила Торресу, что восемь лет назад Роваро уже обвинялся в подобном преступлении и лечился в тюремной клинике для сексуальных преступников. После условно-досрочного освобождения он вернулся домой в Бруклин. Его выпустили при условии, что он будет посещать профилактические занятия в терапевтическом центре в Гринвич-Виллидж.

Через три месяца после его освобождения покой мирного района — всего в нескольких кварталах от терапевтического центра — был нарушен серией сексуальных нападений. Первой жертвой стала молодая няня-ирландка, которой удалось спрятать от преступника ребенка прежде, чем на нее саму напали. Второй — домохозяйка, возвращавшаяся из магазина. Женщину затолкали в ее собственный дом, но она сумела дать отпор вооруженному преступнику. И, наконец, третьей стала десятилетняя девочка, за которой тот же самый насильник следил от школы, чтобы затащить в пустой подъезд ее дома. Он несколько раз ударил девочку по лицу, чтобы она не сопротивлялась.

Гейл удалось довести это сложное дело до суда, она подкрепила доказательствами робкие и задевающие за живое показания потерпевших, в процессе умелого перекрестного допроса и благодаря отличной подготовке разрушила алиби обвиняемого, предоставленное семьей и друзьями. Даже Роваро смешался, отвечая на шквал настойчивых вопросов, когда она ловко разрушила сплетенную им паутину лжи и показала присяжным его истинное лицо. Закончив речь, она села, предоставив его судьбу в руки самого сурового судьи в системе правосудия.

Эдвин Торрес был готов обратиться к Роваро. Он поднялся с черного кожаного кресла с высокой спинкой, обошел его и облокотился на него руками. Сначала он посмотрел на жену и мать обвиняемого, которые размахивали руками и ругались, пока Гейл произносила заключительное слово. Темные волосы и резкие черты судьи Торреса четко выделялись на фоне светлого дерева стенных панелей. Прежде чем начать речь, он еще раз посмотрел на Гейл. В своей обычной красноречивой манере Торрес обрисовал поведение насильника, глядя Роваро прямо в глаза.

— Его криминальное прошлое говорит — вернее, кричит — само за себя, — начал судья, имея в виду факты, приведенные Марино в качестве доказательств. И он снова перечислил самые вопиющие преступления обвиняемого. — Но что действительно делает эти преступления бесчеловечными, а вас, Роваро, недостойным сострадания чудовищем, так это нападение на ребенка. Вы сам дьявол во плоти. Кто, кроме дьявола, смог бы ударить девочку по лицу, сломав ей брекеты и выбив зубы перед тем, как надругаться над нею? — вопросил Торрес. — Только за этот единственный акт насилия в некоторых странах вас посадили бы на кол под безжалостным солнцем Сахары.

Мики Даймонд быстро записывал за судьей, но тут не удержался и, склонившись ко мне, прошептал:

— Вам никогда не бывает жаль, что подобные выпады недопустимы в обвинительной речи прокурора? Мне даже не придется ничего за него придумывать — он всегда говорит готовыми цитатами.

Я улыбнулась, а Торрес тем временем продолжил зачитывать приговор: Роваро приговорили к ста годам лишения свободы, кроме того, судья наложил личное вето на пересмотр дела подсудимого, которого уже дважды освобождали условно-досрочно.

— Пусть кара небесная падет на головы тех членов совета по условно-досрочному освобождению, которые решат, что этот демон может быть возвращен в общество. Я сам восстану из могилы и явлюсь к ним, чтобы лично покарать, если им в голову придет такая мысль.

Судья подмигнул мне, а затем велел судебным приставам, стоявшим позади закованного в наручники заключенного, увести его обратно в тюрьму. Роваро молча и спокойно шел к выходу, но в дверях обернулся и плюнул в сторону судьи. Полицейский схватил его за шиворот и вытолкнул из зала. А я подошла к Гейл, чтобы поздравить ее с благополучным завершением дела. Один из приставов вернулся в зал, проверить, все ли в порядке.

— Роваро рвет и мечет, — сказал он Гейл. — Вы отлично поработали.

Да, подумала я, несомненно. Я помахала Торресу и вышла из зала. Гейл, толкая перед собой магазинную тележку с вещественными доказательствами, вышла вместе со мной. Если нам повезет, то убийцу Джеммы Доген будет судить такой же суровый тип, как Торрес. Конечно, в том случае, если мы поймаем убийцу.

— Только что звонил Дрю Рено, — сказала Лора, когда несколько минут спустя я вошла в кабинет. — Он сказал, что уезжает из отеля. Не хотел беспокоить тебя ночью. Сказал, что постарается позвонить позже, чтобы застать тебя до отлета. А еще тебя спрашивал Маккинни. Он хочет знать, что ты собираешься делать с новым убийством в Пресвитерианском госпитале и кто будет заниматься делами, пока ты в Лондоне. А еще он очень недоволен Филом. Но не сказал, чем именно.

— Ясно, Лора, спасибо.

Не успела я дойти до стола, как зазвонили оба телефона, и у меня появилось чувство, что этот день будет таким же сумасшедшим, какими бывают все мои дни перед отъездом из города.

Лора сообщила по интеркому, что на первой линии был Мерсер, а на второй — репортер с кабельного.

— Переключи репортера на отдел по связям с общественностью, я не стану разговаривать ни с кем из их братии, и соедини меня с Мерсером.

— Привет. Я так понимаю, Майк уже звонил тебе по поводу нападения в Пресвитерианском госпитале? Я сейчас еду в больницу, чтобы узнать все на месте. Может, попросишь Лору, чтобы кто-нибудь выписал мне повестку для банка Дитриха? Я звонил им сегодня утром, сразу после открытия. Мне сказали, что он в глубокой жо... дыре. У него полно долгов, он должен людям кучу бабок. Но без повестки большого жюри подробностей мне не сообщили...

— Они примут ее по факсу? Я смогу подготовить повестку через пятнадцать минут.

— Отлично. Значит, у меня будет чем заняться, пока вы с Чэпменом станете гонять чаи с королевой. До скорого.

Я повесила трубку и заметила, что кнопка вызова на втором телефоне все еще горит. Наверняка тот настойчивый репортер, которого Лора не смогла отшить.

— Алекс, этот репортер говорит, что ему не нужна от тебя информация, он сам хочет дать тебе наводку. Он сказал, что не станет говорить ни со мной, ни с офисом Брэнды. Ответишь ему?

— Конечно, — я переключила линию и услышала высокий голос молодого репортера с местного канала. Он представился.

— Мисс Купер, мы знаем, что вы расследуете убийство в Медицинском центре Среднего Манхэттена. А вам известно о вчерашнем проникновении в больницу «Метрополитен»?

Нет смысла увиливать, если он знает то, что неизвестно мне. Я подтянула к себе блокнот, чтобы записывать, и ответила, что не знаю ни о каком проникновении.

— Ну, что там у вас? Выкладывайте! Пострадал кто-то из пациентов?

— Именно это мы и пытаемся выяснить. Пока они отрицают, что замешаны пациенты, но мы просто не знаем, можно ли верить их заявлениям. Никто не хочет повторения трагедии, и я думаю, вы уже знаете об убийстве в Пресвитерианском госпитале.

— Да. Так что за история в «Метрополитен»?

— Они скрывают информацию. Говорят, парень не проник дальше офисов администрации на первом этаже. Пациенты и персонал опасности не подверглись. Ну, обычные в подобном случае заявления.

— Кто обнаружил проникновение?

— Ночные уборщицы. Одна из них заметила свет в офисах администрации в три ночи. Услышала чьи-то шаги, но никого не увидела. Замок на двери был взломан.

— Я знаю, вы не раскроете мне свои источники, но...

— Не проблема. Это уже ни для кого не тайна. Уборщица работает одну смену в «Метрополитен», затем приходит и убирается у нас. Она была очень расстроена, когда пришла сегодня на работу. И могла говорить только о грабителе из больницы, который посреди ночи забрался в кабинет председателя совета директоров. Она не хочет туда возвращаться, за последнее время наслушалась достаточно про больницы.

— Передайте ей, не она одна. Я готова выпить за это.

— Так вот, я позвонил, чтобы узнать, не в курсе ли вы, что еще случилось в «Метрополитен» этой ночью. Понимаете, я хочу понять, приходил или уходил этот парень, когда его застала наша уборщица?

— Честно говоря, я впервые услышала об этом происшествии от вас. Я ваша должница, в следующий раз, когда вам будет нужен материал — звоните мне. Дайте мне свой телефон, если я узнаю что-нибудь по этому делу, то перезвоню. Спасибо за информацию.

Я немедленно перезвонила Мерсеру.

— Как хорошо, что я тебе застала. Есть еще информация. Съезди в «Метрополитен», если успеешь, и проверь там все, — я повторила ему то, что услышала от репортера. Мы сошлись на том, что очень хорошо, если это проникновение обошлось без человеческих жертв.

— Давай думать, что он просто искал чеки или наличность, — предложил Мерсер. — Администрации больницы незачем было звонить нам из-за этого, но я проверю, не поступало ли от них заявление и пропало ли что-нибудь на самом деле. Сегодня вечером получишь полный отчет.

Мне нужно было просмотреть три обвинительных акта, ответить на дюжину звонков, поступивших вчера, а за обедом у меня была намечена встреча с главами нашего ведомства в кабинете Рода Сквайерса. Мы собирались обсудить вопрос изменения часов предъявления обвинений в позднее время суток.

В дверь, умоляюще жестикулируя, заглянула Фейт Грифен. Я в это время сидела с прижатой к уху трубкой и ждала, пока меня соединят с адвокатом, работавшим в программе помощи жертвам насилия при больнице Святого Луки.

— Сара сказала, что у тебя размер "А" и что у тебя всегда есть запасные колготки. У тебя есть не слишком светлые?

Я кивнула и подняла палец, прося ее подождать, пока я не закончу отвечать на вопрос, как лучше посоветовать женщине, проходящей программу реабилитации после изнасилования, сдать анализы на СПИД.

— Мне сейчас выступать с обвинительным заключением, а я порвала колготки о ножку стола, когда вставала, чтобы заявить протест, — пожаловалась Фейт, показывая мне широкую двухдюймовую стрелку, начинавшуюся от подола юбки и сбегавшую до туфли. — Эта старая деревянная мебель в зале 52 все время цепляется ко мне перед важным выступлением. Я просто не могу выступать целый час, когда у меня на колготках такая кошмарная дыра. Вдруг среди присяжных найдется кто-то, кого такая неопрятность возмутит до глубины души, и из-за этого они вынесут оправдательный приговор.

— А присяжный номер двенадцать не прекратил разглядывать твои ноги? Естественно, на них смотреть приятней, чем на вещественные доказательства, — заметила я, подходя к шкафу рядом со столом и открывая ящик, помеченный «Законченные дела». Там у меня аккуратно лежала стопка колготок «Хейнс» разных цветов, несколько пар туфель от «Эскада» с каблуками разной высоты, косметичка, зубная паста и щетка — небольшой комплект средств первой необходимости для женщины-юриста, попавшей в небольшое затруднение. Я выудила пару колготок для Фейт и напомнила ей, что самой большой проблемой для женщин-юристов, которые, как я, начинали работать десять лет назад, было именно отсутствие коллег женского пола. Мужчины-коллеги были хорошими друзьями и наставниками, но как только Батталья призвал на работу женщин, в офисе установилась непередаваемая атмосфера взаимопомощи, невозможная при его предшественнике. Теперь можно было не только поговорить о свободе волеизъявления, Ближнем Востоке или имплантатах Деми Мур, но также найти запасную пару колготок, «Тампакс» или пилочку для ногтей, не посылая за ними стажеров в «Блумингдейл» в обеденный перерыв.

Фейт убежала в туалет переодеваться, а ко мне зашла Роуз Мэлоун и принесла наброски, которые Батталья хотел использовать для приветственной речи на конференции в четверг днем.

— Он хотел, чтобы ты это просмотрела. Он сказал, ты можешь написать речь сама, но включи в нее то, что он подчеркнул насчет контроля над оружием, наркотиков и смертной казни. И еще ты должна добавить несколько фраз о сексуальных нападениях и насилии в семье, хорошо?

— Да. Сейчас займусь, чтобы Лора успела это для меня распечатать. Еще указания будут?

— Он позвонил лорду Уинделторну и объяснил, что вместо него приедешь ты. Они очень довольны и рады принять тебя. Джеффри Доген приедет в Кливден в пятницу утром, и, так как основные мероприятия уже закончатся, вы с Майком сможете провести с ним столько времени, сколько захотите. Естественно, окружной прокурор просит вас зайти к нему в понедельник, как только вы придете на работу.

Я поблагодарила Роуз и рассказала ей о ночных событиях в «Метрополитен» и Пресвитерианском госпитале, чтобы она смогла ввести Батталью в курс дела.

— Он знает, где меня найти, если у него появятся вопросы. До понедельника.

Речь Пола была краткой и по существу. Я знала его мнение по большинству проблем, и мне было нетрудно представить его аргументацию и добавить несколько фраз по моей специализации. Я как раз закончила писать и собралась позвать Лору, чтобы отдать ей речь на распечатку, но тут она зашла сама и сказала, что в кабинете Рода уже собираются люди.

Принимая во внимание, что весь вчерашний день я провела в конференц-зале больницы, разница между убранством комнат не могла не броситься в глаза. Нас было четырнадцать человек — Род, Пэт, шесть начальников бюро, возглавлявших судебные команды, главы особых подразделений вроде меня и несколько директоров отделов, занимающихся стажировками или рассмотрением мелких преступлений. Все, сгрудившись, сидели за двумя пластиковыми столами, составленными вместе и занимающими всю комнату. Городской бюджет не предусматривал никакой отполированной деревянной мебели — простые панели «под дерево» на стенах, виниловые сиденья на стульях и пластиковые рамки с репродукциями фотографий по стенам. Бутерброды приносите с собой, обычно писали в записке, уведомлявшей о совещании. Мы так и делали, и съедали их, стараясь не обращать внимания на зеленые шарики в углах комнаты — когда-то с их помощью удалось извести грызунов во всем здании, теперь же, казалось, крысы приходят сюда специально, чтобы полакомиться отравой, как конфетами.

Род был моим любимым наставником все то время, что я работала здесь, — умный, с хорошим чувством юмора и потрясающей логикой. К нему легко можно было обратиться с любым вопросом, как профессиональным, так и личным, и на его суждения всегда можно было положиться в сложной ситуации. Я уже давно не считала случаи, когда он спасал меня, обдумав проблему вместе со мной и не позволив мне рубить сплеча. Его дружба была мне так же дорога, как и его мудрость.

Я подвинула стул к столу и села у стены рядом с Джоном Логаном. Я открыла баночку йогурта, а он развернул бутерброд с ветчиной и сыром, который источал восхитительный аромат.

Все немного потрепались на посторонние темы, пока Род и Пэт еще раз просмотрели повестку дня, ожидая опоздавших.

— Я слышал, что вчера напали на врача-стажера. Это сильно смешало вам карты? — поинтересовался Логан.

— Если ты узнаешь, что кто-то хочет сознаться в этих убийствах и таким образом помочь следствию, скажи мне немедленно.

— Хорошо. А я все еще жду идентификации личностей по тому бандитскому нападению в Рокфеллеровском центре. А теперь не удивляйся: у тебя нет приблизительного списка вопросов для предварительной проверки присяжных на дело о сексуальном насилии? Один из моих парней ведет дело о судебно наказуемом проступке — эксгибиционист оголялся на детской площадке. Я пообещал спросить у тебя материалы.

— Конечно, у меня все есть. У Лоры хранятся полные списки вопросов к присяжным. Она все для тебя найдет, зайди к ней.

Тут Род начал собрание:

— Давайте-ка ближе к делу. У нас не так много времени, поскольку Купер и Чэпмен отправляются в свое свадебное путешествие в Котсволд.

Несколько человек повернули головы и посмотрели на меня. Это напомнило мне, что процесс перемывания косточек остановить невозможно. Но я уже привыкла к подколкам Рода и давно не краснела.

— Очень мило с вашей стороны прийти ко мне на собрание, мисс Купер. Маккинни сказал мне, что не уверен, что вы здесь еще работаете.

— Он выдает желаемое за действительное, Род, — и я улыбнулась Пэту, который сделал вид, будто записывает что-то в блокноте.

— Что ж, если вы соберетесь контрабандно ввести немного «Кохибас» для Баттальи, то не забудь и о других.

— Ты же знаешь, я никогда не нарушаю закон. «Кохибас» или «Монте-Кристо»?

Когда мнения курильщиков сигар разделились поровну и вопрос был решен, Род перешел к следующему — обсуждению того, кто будет работать в ночную смену. Традиционно, самые молодые, начинающие помощники, заступали на смену, которая начиналась в полночь и заканчивалась в восемь утра. Но в последнее время они так медленно и непродуктивно работали, что возник вопрос о целесообразности такого положения вещей. Пока все собравшиеся высказывали свое мнение, я отвлеклась и задумалась, над чем нужно поработать Мерсеру, пока мы с Майком будем в отъезде.

Около половины третьего, когда собрание подходило к концу, Род объявил, что у него есть еще один подозреваемый для нашего расследования убийства в Медицинском центре Среднего Манхэттена. Он добавил, что разделяет мнение коллеги из Детройта, который прислал ему эту информацию.

— Вы допрашивали врача по имени Тангавелу?

— Сейчас я начну кусаться. Кто это?

— Сейчас расскажу вам одну правдивую историю. Этого врача обвиняют в том, что он совершил действия, характеризующиеся как «куннилингус во время осмотра влагалища пациентки». Его судили и признали виновным. Апелляционный суд Мичигана отменил приговор по делу «Народ против Тангавелу» — с решением можно ознакомиться. Судьи сказали, что прокурор так и не сумел доказать, что те действия, совершенные врачом, не являются приемлемой практикой осмотра женских половых органов. Думаете, присяжные сами были не в состоянии прийти к такому решению? Нет уж, вот что я вам скажу. В Каламазу человека никогда не признают психом, Куп, для этого придется проехать несколько километров до Огайо. Конечно, не стоит вмешиваться во все эти мичиганские разборки. Просто ты, Алекс, лучше позвони и убедись, что это не их псих приехал в Нью-Йорк, чтобы подбросить нам работу в Медицинском центре Среднего Манхэттена.

— Спасибо за наводку, Род, ты всегда мне очень помогаешь. Когда мы с Сарой копались в архивах, то пропустили это дело. Я все проверю, когда вернусь из Англии.

К тому времени, как я вернулась в кабинет и Лора отдала мне все принятые сообщения, у меня оставалось меньше часа, чтобы закончить все важные дела. Заглянула Сара, чтобы уточнить дополнительный список повесток, которые потребуются, и заверить меня, что справится со всеми проблемами, которые могут возникнуть по любому из дел за эти несколько дней.

Я упаковала фотографии с места преступления, сложила в папку несколько полицейских отчетов и убрала в чемодан кассету, которую Боб Баннион снял в офисе Джеммы Доген. Возможно, у инспектора Криви, а может, и у Джеффри Догена появятся какие-нибудь идеи, когда они посмотрят на этот кровавый кошмар свежим взглядом.

— Уж не Рики ли Нельсон шумит в коридоре? — вопросила Сара, отступая к двери. Чэпмен, обворожительно улыбаясь, напевал Лоре и секретарше Рода мотив «Путешественника». Его маленькая аудитория рукоплескала.

— Я сказал своей старенькой матушке, что Алекс Купер везет меня в Лондон, и клянусь, она очень на меня обиделась. Решила, что это такая первоапрельская шутка. А потом стала просить, чтобы на обратном пути мы заехали в Дублин. Навестить семью и все такое. Что скажешь, блондиночка? — Майк, как обычно, играл на публику.

— Почему бы и нет?

— Самое меньшее, что я мог ей пообещать, — это попытаться тебя переубедить, чтобы ты бросила пить «Девар» и перешла на приличный ирландский виски. Такова моя программа-минимум. И за это я подниму первый бокал, как только мы окажемся в воздухе. Давай, где тут твой чемодан. Мерсер уже ждет нас в машине. Хочет успеть проскочить по Ван-Вик до часа пик, — и Майк пошел забирать мой багаж. — Как думаешь, Сара, сколько платьев взяла с собой наша герцогиня на семьдесят два часа? А пар туфель? Если я заработаю себе грыжу, таская ее барахло, то так и знай — уволюсь по профнепригодности. Два к одному — это будет травма, полученная при исполнении.

Чэпмен взял Сару под руку и повел ее к лифту, в другой руке он держал мой чемодан. Он что-то прошептал ей на ухо, и я заметила, как она вздрогнула и прикрыла рот рукой. Мне показалось, я услышала, как Майк произнес имя Морин.

— Что случилось?

— Не подслушивай чужие разговоры, детка. Ничего не случилось. Просто я рассказал кое о ком из ее знакомых. Пошли.

Двери лифта открылись, загорелась красная стрелочка «вниз». Я посмотрела сначала на Майка, потом — на Сару, но лица обоих были непроницаемы.

— Вы говорили о Морин?

— Неужели ты думаешь, что я бы тебе не сказал? Давай шевелись.

Я зашла в лифт, и двери закрылись.