XXIII

ДЬЯВОЛ

Реми д'Аркс читал с жадностью; ему казалось, что магнетические флюиды исходят от любимого почерка. Каждая строчка поворачивала кинжал в его ране, но избыточная доза страдания действует опьяняюще, и на дне наигорчайшей чаши может обнаружиться капля нектара.

Он любил, его любовь росла вопреки всему, и чувство только разгоралось сильнее от попыток погасить его.

Но любил он безнадежно, грядущее венчание ничего не означало, и суета вокруг казалась ему призрачной, – вот-вот все это могло рассеяться, точно туман.

Собственно говоря, и сама свадьба не смогла бы уничтожить его страхов: даже в мэрии, даже перед лицом священника, благословляющего его союз с Валентиной, он бы продолжал не верить в его прочность.

Голос совести без умолку кричал ему: «Все это – ложь, твоя свадьба – это всего лишь безжалостный удар таинственного оружия...»

Он с головой погрузился в чтение, и все перестало существовать для него, кроме этой исповеди, которая мучила его и чаровала.

Ему чудилось, что он слышит голос Валентины, и голос действовал на него, подобно хмелю. Лицо его сделалось еще бледнее, на лбу выступили капли холодного пота, но он упорно читал дальше.

Вдруг он остановился, глаза его затуманились – Валентина описывала первые дни своей любви к Морису. Имя соперника звучало для него оскорблением, он обессиленно отложил рукопись в сторону.

– Чем я занимаюсь? Зачем я подвергаю себя этой пытке? – спросил он сам себя. – Я люблю ее и ломаю ее жизнь. Никогда она меня не полюбит! Зачем же тащить ее в глубины своего несчастья?

Он кинул взгляд на письма, принесенные лакеем: первые два – от людей знакомых, на третьем конверте его адрес выведен совершенно не известной ему рукой. Его-то он и открыл первым.

Пальцы его, разрывавшие конверт, дрожали, он с ужасом думал: «Когда я, убив его, вернусь к Валентине, что она скажет? А ведь мне придется его убить!»

Он развернул письмо и взглянул на подпись – Морис Паже!

Кровь бросилась ему в лицо, с трудом сдерживая волнение, он прочел:

«Господин д 'Арке, Вам я обязан жизнью, и мне хотелось бы стать Вашим другом, но это от меня никак не зависит. Оказавшись на свободе, я вынужден выполнять поставленное Вами условие и предоставить себя в Ваше распоряжение. Во мне это вызывает отвращение, но от своего слова я не отказываюсь. Мой адрес: улица Анжу-Сент-Оноре, номер двадцать восемь. Яне буду искать Вас, господин д 'Арке, но и прятаться от Вас не намерен».

Глаза Реми вспыхнули от негодования.

– Как видно, лейтенант не испытывает ко мне ревности, – разгневался он. – Я не удостоился даже его ненависти! В письме нет и тени насмешки, но оно мне крайне оскорбительно! Что ж, значит, решено: завтра, как только Валентина станет моей женой, я постараюсь избавиться от соперника.

Он разорвал второй конверт и начал читать с рассеянным видом:

«Мой дорогой д'Аркс,

Сообщаю Вам досадную новость: бумаги, которые Вы оставили у меня, этой ночью исчезли вместе с другими ценностями, хранимыми в моем секретере. Я, разумеется, уведомил полицию, но предупреждаю Вас на тот случай, если ей не удастся схватить грабителей. Я лишился тридцати тысяч франков, но, положа руку на сердце, могу сказать, что более всего жалею о пропаже этих бумаг, судя по всему, весьма дляВас важных.

Преданный Вам

генерал Конрад»

С губ Реми невольно сорвалось восклицание:

– Невидимое оружие!

Он скомкал листок и промолвил:

– Так, второе письмо от Годвина. Могуществу моих врагов нет предела!

Второе письмо гласило:

«Дорогой друг,

В моем особняке случился небольшой пожар, и пакет, оставленный Вами на хранение, сгорел. Вы даже не сказали мне о его содержимом, а лишь просили передать в случае Вашей смерти герцогу Орлеанскому. Тем не менее обычной декларации о стоимости Вашей потери будет достаточно, чтобы явозместил убытки.

Yourstruly[7]

Френсис Годвин»

– Так я и знал! – воскликнул Реми д'Аркс, спокойно складывая письмо.

И добавил:

– Остается только, чтобы в дом полковника ударила молния!..

Он снова взял исповедь Валентины и принялся читать ее довольно хладнокровно. Нам содержание рукописи уже знакомо – благодаря тем выдержкам, что цитировал Лекок. Как мы помним, полковник Боццо прервал чтеца на последней странице, на том месте, где Валентина, словно разбуженная внезапным ударом, находит ключ к своим детским воспоминаниям.

Итак, пелена рассеялась: она увидела себя на следующий день после некой кровавой катастрофы – одинокий, без родных и близких, окруженной зловещими людьми в черных масках, обсуждавшими ее участь. Последняя фраза, прочитанная Лекоком, была такой: «Маска, скрывавшая лицо главаря, упала...»

После этой фразы, столь взволновавшей полковника Боццо, было еще полстраницы текста, который мы приводим целиком:

«...Когда маска упала, я увидел человека очень почтенного возраста с мягким, даже ласковым взглядом, с благородным лбом, увенчанным седыми волосами.

Старик этот, главарь Черных Мантий, знаком мне и сейчас, вы тоже его знаете, Реми, более того – вы его любите.

Это один из моих опекунов – я пыталась сомневаться, но тщетно, я точно знаю: он!

Я не решила доверить бумаге его имя, но от вас у меня нет секретов, господин д 'Аркс: Вам достаточно спросить у меня это имя – и я назову его».

На этом исповедь кончалась.

Реми закрыл тетрадь и застыл, уставив глаза в пол.

Он так глубоко задумался, что не слышал скрипа открывающейся двери, не слышал шума приближавшихся к нему шагов.

Подняв глаза, он увидел полковника Боццо-Корона: старик стоял перед ним, скрестив на груди руки.

Глядя на него в упор, Реми спросил:

– Сударь, это вы изволили передать мне рукопись для прочтения?

Полковник утвердительно кивнул.

– Ее украли, – продолжал Реми, – из кабинета, с моего письменного стола. Зачем мне ее вернули?

– Вы не догадались? – удивился старик.

– Я так и знал, что на меня обрушится несчастье, – ответил Реми. – Пожалуй, мне не следует видеть Валентину: она тотчас же произнесет имя, которое не решилась написать.

Лицо полковника так и просилось на портрет: ни тени страха, одно лишь глубокое и искреннее сострадание.

– А что с докладом, который я вам доверил? – внезапно спросил Реми. – Взломали ваш секретер или же загорелась ваша спальня?

– Несчастный молодой человек! – негромким голосом изрек полковник. – Я люблю вас и жалею от всей души. Ни одно слово, исходящее из ваших уст, не может оскорбить меня. Вы судья, Реми, и когда вы захотите, я отвечу на все вопросы, которые вы уже вознамерились мне задать, хотя долгая жизнь достойно прожитая на благо многим, могла бы избавить меня от клеветы. Однако в данный момент речь идет о вас и только о вас. Я спрашиваю еще раз: вы не догадались?

– Я догадался, что главарь Черных Мантий разыгрывает блистательную партию. Но, несмотря на его дерзость, он проиграет.

Большинство великих актеров лицедействует отнюдь не в театре: старик величественно выпрямился, на его лице явилось выражение неизбывной муки.

– Я изгнанник, господин д'Аркс, – медленно заговорил он, – вы, сами того не подозревая, коснулись весьма болезненной раны: у меня был брат, так неужели же вы заставите меня обесчестить имя человека уже покойного?

– Вот как! – вскричал судья. – Значит вы намерены?..

– Мое несчастие уже совершилось, – властно прервал его старик, – а ваше – только на подходе. Вам грозит беда. Последний раз спрашиваю вас, господин д'Аркс: вы догадались? Сопоставьте даты: Валентине восемнадцать лет, ей было года три, не больше, когда она увидела злодея, будто бы похожего на меня, а случилось это на следующий день после трагедии, поразившей ее детское воображение. В рукописи этого нет, но я знаю, она мне рассказывала.

Догадываетесь?

Реми прикрыл глаза рукой.

– Я вижу, догадываетесь! – вскричал старик. – Она присутствовала при убийстве. Кого? Семейство ваше проживало в Тулузе, площадь перед зданием суда...

Крик застрял в горле Реми. Старик безжалостно закончил:

– Она присутствовала при убийстве Матье д'Аркса, вашего отца.

– Моего отца! – прохрипел Реми, поднимаясь во весь роет. – Она – моя сестра!

При этом слове он пошатнулся и отступил к стене, грубо оттолкнув полковника, пытавшегося его поддержать. Затем Реми вскрикнул и помчался к двери в гостиную. Гостиная уже опустела: никем не остановленный, он вбежал на второй этаж, где находилась комната Валентины.

В комнате никого не было, но Реми тотчас же заметил конверт, оставленный на столе. Он бросился на него, как коршун на добычу: письмо было адресовано ему, но затуманенные глаза Реми не различали букв. Сердце его болезненно сжалось, голова горела, он оперся обеими руками о столешницу, бормоча:

– Оружие... невидимое оружие... я не успею! Я смертельно ранен!

– Боже! – вскричала горничная Виктория, появившаяся из кабинета. – Да вам плохо, господин д'Аркс! Сейчас я подам вам стакан воды с сахаром.

– Сюда! – крикнул Реми, подзывая ее властным жестом.

– Я не собака, чтобы терпеть такое обхождение, – проворчала горничная, но все же подошла к нему.

Реми подал ей письмо со словами:

– Прочитай мне это немедленно!

Напуганная исказившимся лицом судьи, девица взяла письмо и промолвила:

– Сейчас прочитаю. Слава Богу, грамоте я обучена и могу разобрать любые каракули.

Она стала читать письмо вслух:

«Прошло уже две недели, как я вручила Вам свою исповедь, но Вы не ответили мне и, судя по всему, избегаете встреч со мною...»

– Избегаю встреч!.. – со стоном повторил Реми.

– Правда, правда, – подтвердила Виктория, – каждый день мадемуазель то и дело спрашивала меня: «Господин д'Аркс не приходил?»

Виктория продолжила чтение:

«...Наши благодетели, с нетерпением ожидающие развязки, усердно потрудились в эти две недели: мы с Вами накануне свадьбы. Господин д 'Арке, мы заключили сделку, и Вы исполнили взятое на себя обязательство, но я переоценила себя: долг оказался мне не по силам. Свою вину я могу искупить только смертью.

Мне нечем заплатить Вам, и я умираю.

Прощайте!»

– Добились своего! – задыхающимся голосом произнес судья, вырывая письмо из рук Виктории.

Схватив горничную за плечи, он закричал так громко, словно надеялся, что его услышит кто-то еще:

– Слушайте! Не позволяйте ей умереть! Я побежден, я знаю! Я прошу пощады! Наказывайте меня и только меня! Я сдаюсь! Вы сильнее и я прошу пощады!

«Сошел с ума!» решила про себя Виктория и в полный голос добавила:

– Господин д'Аркс, не кричите на меня, я тут совершенно ни при чем!

Сделав огромное усилие, чтобы сосредоточиться, Реми спросил:

– Давно она ушла?

– Четверть часа назад, – с обидой в голосе ответила горничная.

– Куда? – спросил Реми.

Задавая этот вопрос, он бросил на стол кошелек.

– Я знаю совершенно точно, куда, ведь это я провожала ее до фиакра. Она еле держалась на ногах и без меня навряд ли смогла бы спуститься с лестницы. Так вот, она говорила так тихо, что я вынуждена была повторить адрес кучеру: улица Анжу-Сент-Оноре, номер двадцать восемь.

– К нему! – воскликнул Реми, голос его уже не дрожал.

Он выпрямился и довольно спокойно промолвил:

– Надо спешить к нему! К Морису Паже! И быстрым шагом вышел из комнаты.

Неведомо откуда взявшийся полковник Боццо, словно кот, подстерегавший мышь, незамеченный крался следом за ним по лестнице. У ворот полковник столкнулся с Лекоком, который сказал, указывая на стоявший по другую сторону дороги экипаж:

– Господа там, они ожидают вас.

Это была бедная комната на четвертом этаже старого дома по улице Анжу. Окно выходило в большой, но уже увядший сад, печально освещенный осенним солнцем.

Они были тут, вдвоем, Морис и Валентина, они сидела рядом, взявшись за руки.

Валентина бросила накидку на стул, голова ее была непокрыта, распущенные волосы роскошными волнами струились по плечам.

Она была так прекрасна, что восхищенный Морис не мог оторвать от нее глаз.

Губы их молча соединились в поцелуе.

– Я хочу помолиться! – промолвила Валентина. – Я верю, что Бог простит нас, ведь мы так страдали!

На столе рядом с ними стоял бокал, наполненный золотисто искрящейся жидкостью; такой цвет бывает у вин с испанских островов.

Бокал стоял в одиночестве, рядом с ним не было никакого флакона.

Морис и Валентина избегали смотреть на бокал.

Валентина опустилась на колени, Морис же молиться не стал; он был очень бледен, но держался твердо. Решение было принято ими вместе и единодушно.

Закончив свою краткую молитву, Валентина сказала:

– Надо спешить, сюда могут прийти.

Она закинула руки Морису на шею, они снова поцеловались, но это был уже скорбный поцелуй прощания.

Затем влюбленные одновременно протянули руки к бокалу.

Но никто из них не успел взять его – за дверью послышался шум, кто-то пытался открыть ее. Дверь не поддавалась, она была заперта на ключ, но замок был старенький, казалось, он вот-вот выскочит из гнезда. Наконец, не выдержав очередного мощного удара, дверь рывком распахнулась.

На пороге появился похожий на призрак Реми д'Аркс.

Он никак не мог отдышаться, вид у него был совсем обессиленный, он с ужасом глядел на Валентину, прижавшуюся к Морису. Она сказала своему избраннику:

– Не защищайся, мы принадлежим ему.

Реми молча пересек комнату, хватаясь за мебель, словно пьяный, который боится упасть.

Подойдя к столу, он с минуту стоял недвижно. Затем, взглянув на Валентину, он сказал Морису:

– Я вас прощаю, постарайтесь быть счастливы. И, взяв бокал, залпом осушил его.

Реми тут же упал мертвым, но виной тому было не содержимое бокала – господин д'Аркс за один этот последний час полностью исчерпал весь запас своих жизненных сил.

Морис и Валентина едва успели перенести его на кровать, когда позади них послышался шум. Они оглянулись: в комнату ворвались полицейские, предводительствуемые Лекоком и полковником Боццо.

Доктор Самюэль, прибывший вместе с ними, первым делом бросился к бокалу и обнюхал его. Отчаянный жест и скорбное выражение лица свидетельствовали о результатах его проверки.

– Мы прибыли слишком поздно, – объявил полковник, – нам уже не спасти моего несчастного друга.

Затем, обращаясь к комиссару полиции и указывая пальцем на застывшую в оцепенении юную пару, он продолжил:

– Мне почти сто лет, но за всю свою долгую жизнь ни разу не испытывал я потрясения столь жестокого. Эту девушку я считал своей дочерью, ее приемная мать является моим лучшим другом, мое старое сердце разбито, но, собрав последние силы, я все-таки исполню свой долг. Эти молодые люди питают друг к другу нежные чувства. На завтра была назначена свадьба мадемуазель де Вилланове и Реми д'Аркса, но мадемуазель сбежала из особняка Орнан к своему любовнику – и что же мы находим в их гнездышке? Труп убитого ими господина д'Аркса!

Морис и Валентина, несмотря на свое смятение, хотели было опровергнуть слова полковника, но тут лежавший на постели труп пошевелился, и доктор Самюэль тотчас бросился к нему.

– Жизнь еще не угасла в нем, – объявил он. Полковник подавил дрожь ужаса, но доктор Самюэль добавил:

– Он отравлен беладонной и умрет безумцем.

– Валентина, – слабым голосом позвал умирающий, – сестра моя...

Девушка сделала шаг к кровати.

– Сестра моя... – повторил он, пытаясь сесть.

Он протянул к ней руки, но тут же сделал ими отталкивающее движение, вымолвив с неизъяснимым ужасом:

– Не приближайся, я все еще люблю тебя! Они убили меня, и их невидимым оружием стала ты!

Он упал.

Над ним склонился полковник; слышно было, как старик рыдает, прижимая умирающего к своему сердцу. Выпрямившись, полковник утер глаза и объявил:

– Я принял последний вздох бедного мальчика! Доктор Самюэль и Лекок были бледнее смерти.

Указывая на Мориса и Валентину, старец дрожащим голосом произнес:

– Я сделал все возможное, чтобы предотвратить катастрофу, я надеялся их спасти, но отныне они принадлежат закону. Господа, я считал ее своей дочерью, так позвольте же мне не присутствовать при исполнении ваших обязанностей.

Они были втроем в экипаже, отвозившем полковника Боццо в его особняк на улице Терезы.

И доктор Самюэль, и Лекок с полным правом могли считаться прожженными негодяями, тем не менее они с суеверным ужасом поглядывали на тщедушного старичка, зябко кутавшегося в меховое пальто.

– Целых семьдесят лет, – наконец заговорил полковник, – подобная участь постигает тех, кто пытается атаковать меня. Я опять вас спас, мои драгоценные, и вы должны сплести мне венок.

– Но они еще не осуждены, – возразил Лекок, – они могут заговорить...

– Навряд ли! С моей помощью они обретут заботливого друга, который доставит им все необходимое и избавит от позорной смерти на эшафоте.

Он издал короткий смешок, оставшийся безответным.

За смешком последовал приступ кашля.

Полковник понес к губам платок, а затем положил его рядом с собой.

Когда он вышел из экипажа, Лекок и доктор Самюэль переглянулись.

– Не правда ли, он сам дьявол? – прошептал Лекок. Доктор взял в руки платок, забытый стариком на сиденье.

– Дьяволы не умирают, – ответил он и показал красноватое пятно, оставленное на платке губами полковника.

– Что это? – с неподдельным интересом осведомился Лекок, не сводя глаз с красноватого пятна.

– Близкий конец, – ответил доктор.

Лекок, с любопытством осмотрев пятно, воскликнул:

– Надо же! А я думал, Бог о нем позабыл!

– Ты все еще веришь в Бога, Приятель? – удивился доктор Самюэль.

– Нет! Представляешь, какая будет потеха, если там наверху все-таки кто-то есть?

КНИГА ВТОРАЯ

ХОЗЯИН ОБИТЕЛИ СПАСЕНИЯ