Из кипящих глубин клубятся и поднимаются столбами пары летучих газов, воды собираются в черные тучи, чтобы пасть на еще раскаленную З01"-T- В густых, тяжелых туманах летучих солей и металлов, паров иода и брома, бора и хлора рождается первое море, кипящий, насыщенный солями мировой океан.
      Продолжается охлаждение ^емли. ^от они' большие, уже окрепшие щиты Евразии. Розовой краской залит великий Фепосарматский щит на всей площади Карелии и Кольского полуострова. По тонким извилистым розовым полоскам вдоль рек солнечной Украины догадываемся мы о нем. Мы чувствуем спокойный и мощный щит под всей великой равниной России - основой ее и оплотом против много раз набегавших с востока и запада враждебных каменных волн.
      А там, на востоке, гирлянды и дуги красок окружают другой щит, великий Сибирский щит, твердь, о которую много миллионов лет разбивались могучие волны восточного океана.
      Охлаждается Земля. Сжимается ее поверхность.
      Сближаются щиты первых отвердевших платформ, и как сталкиваются льдины при ледоходе, как торосится и обламывается лед полярных полей, когда силы ветров прибивают их друг к другу, так сжимаются и сближаются наши щиты, подминая под себя все, что было между ними, обрываясь обломками, открывая доступ расплавам глубин...
      И длинные цепи вулканов, мощных потоков лав, горячих источников, тысячи миллионов газовых струй окружают наши щиты огненными змеями, извиваясь между зажатыми щитами, с трудом пробивая пути из глубин кипящим расплавам, огненным газам, воэгонам летучих солей.
      В этих змейках кипят, зарождаются великие пояса руд и металлов. Вот он, зажатый между Европой и Азией великий Уральский хребет. Его отроги отроги Уралид - скрываются на полярном севере под вечными льдами мыса Желания, а на юге их горячие дыхания скрыты где-то под поверхностью полынных степей и песков Казахстана, чтобы снова выныривать, как отдельные черные и белые рыбы, среди пустынь КызылКумов и Бет-Пак-Далы, чтобы снова восстать из песков и адыров среди прекрасных оазисов Тянь-Шаня и Алая.
      ...И я вижу: в темных, тяжелых расплавах глубин сверкают тяжелые металлы, "как исчадие мрака и тяжести": платина, железо, медь, хром, никель. Я вижу, как из глубин гранитоп поднимаются расплавленные, Закутанные в сплошной туман паров и газов жилы пегматитов, в которых растут прекрасные прозрачные самоцветы берилла и топаза. Я вижу, как, наподобие ветвистого дерева, поднимаются к солнцу горячие растворы - эти дыхания земли, а сверкающие металлы - золото, медь и цинк, свинец и серебро - уже блестят кристаллами своих соединении на их стенках.
      Я вижу, как великие законы физики и химии управляют грандиозными процессами прошлого, как сливаются значки одного цвета и одпой формы в закономерные полосы, пятна и струи, как беспорядок хаоса превращается на моих глазах в величайшие законы гармонии.
      Вся Менделеевская таблица элементов, покорная законам атома, ложится закономерно в целые пояса, а они тянутся между щитами, создавая великую ось нашей страны - Уралиды, они, как пучок колосьев, расходятся из Центральной Азии, огибая гирляндами и дугами великий Сибирский щит, они врываются и ломают все, что им попадается на дороге, прокладывая под степями Украины еще не познанный рудный пояс, который тянется на запад до берегов Англии у Атлантического океана и обрывается где-то на востоке, в песках Кара-Кумов.
      С юга новые волны молодых альпийских движений поднимаются из глубин моря Тетиса, вздымаются снежные вершины Альп, опрокидываются и как бы скользят на север их горные массивы, и снова горячее дыхание земли приносит из глубин атомы мышьяка и ртути, серебра и сурьмы, серебра и золота...
      Вдоль этих еще более могучих хребтов я вижу другие значки, другой ковер цветов. Вот они - широкие реки, бурные и пенящиеся в своих верховьях, безбрежные, как море, в разлившихся нижних течениях. Вот они-моря, опоясывающие великие хребты: их воды бьются о каменные гряды, о застывшие камепные полны Земли. Здесь, на пустынных берегах разрушающихся и умирающих хребтов, мы видим белые пятна солей, осадков озер и морей. Мы видим, как в глубинах, из Зарослей растений медленно и постепенно рождается жидкое золото - нефть, как вдоль берегов, подчиняясь все тем же великим законам физики и химии, в определенном порядке выпадают из морских растворов черные руды марганца, красные руды алюминия, буро-зеленые шарики железных руд. Я вижу, как колеблются большие Щиты под напором набегающих на них каменных волн, как мягко сгибаются и подгибаются они, как Заливают их моря и океаны, как болотистые низины с отмершими массами папоротников, хвощей, хвойных растений - будущий уголь - сменяются сухими песками пустынь с их белыми солями и гипсами и красными глинами такыров!
      Я вижу, как солнце и ветер разрушают великий рисунок геологической истории, как на севере ложатся на него сплошным покровом вечные снега и льды, как погребают они под собой все серые болотистые тундры и тайгу, как тысячами зеркал сверкает пояс соляных озер, как яркими красками загораются цвета в песках н горах пустынь и субтропиков... Так сменяется великий рисунок истории новым рисунком, создаваемым солнцем, ветром и водой. Нет, не в беспорядке и хаосе разбросаны краски на нашей карте, а покорные великим законам физики и химии, управляющим миром и нами.
      И я вижу, как мечутся, перемещаются, рассеиваются и слова собираются вместе отдельные атомы металлов Земли! Покорные законам своей природы, это они рассеяли пестрый ковер цветов, чтобы потом укрыться под покровом лесов, полей и степей от глаз человека и в длинной многомиллионной истории Зомли превратиться в те богатства недр, за которые борется человек.
      Я понял, наконец, тебя, карта великой страны, и мне сделалось даже непонятным, что так долго ты казалась лишь беспорядочной сменой красок, которые надо было вызубрить к экзамену на многих и скучных страницах старых учебников геологии и минералогии.
      А вы, как вы понимаете эту карту? Что читаете вы в пестром ковре ее затейливого рисунка и красок.
      Видите ли вы только сухую историю осадков, морей, последовательно покрывавших друг друга в длинной двухмиллиардной истории земной коры? Научились ли вы языку тех великих законов, которые управляли путями атомов, когда из мирового хаоса рождалась Земля, когда в сложных путях электрических сил одни атомы накапливались в глубинах, а Другие окружали их ореоламп так, как гирлянды каменных волн окружают наши щнты, как роятся электронные облака вокруг маленьких электрических ядер наших атомов.
      Поняли ли вы, что не случайно, а покорно великим Законам физики и химии рождались паши значки металлов, руд и солей, что не в беспорядке мирового хаоса, а в величайшей гармонии разбросаны эти пестрые точки согласно законам новой науки - геохимии : ей принадлежит будущее! И из законов этой науки родятся новая география, новые пути экономики новые узлы промышленности, новые источники и богатства техники и культуры.
      РОЖДЕНИЕ
      СЛОВА
      Дружно гребли мы навстречу свежей имандровской волне, борясь с набегавшими валами. Медленно подвигался тяжелый карбас, с сетями и неводом, и только поздно вечером мы подошли к западным берегам озера и под покровом варак стали втягиваться в Мопчегубу.
      - Как зовут этот скалистый наволок 45, что вдает ся в губу? - спросили мы саами Архипова.
      - Да как зовут, просто зовут - наволок.
      - А вот следующий?
      - Это еще наволок.
      - А там дальше, вон со скалой у входа в губу?
      - Еще, еще наволок. Ну, чего спрашиваешь, нету имени у этих губ, да наволоков, - говорил старый седой саами, которому даже обидно было, что какие-то пришлые люди смеют спрашивать о рыбных губах, а может, и хотят распоряжаться ими...
      А наш географ что-то аккуратно записывал в книжечку.
      Прошло два года. Из печати вышла большая прекрасная карта полярного озера Имандра со всеми островами, губами и речушками. На месте западных изрезанных берегов красовались тонко выгравированные названия: "Просто-на волок", от него "Еше-наволок", а дальше - "Еще-еще-наволок".
      Так родилось слово, и тщетно будут разбирать через сто лет великие знатоки финских языков, фольклористы и историки, где искать корни этих загадочных названий.
      В тесной столовой старого дома хибинской горной станции на озере Вудъявре большое оживление. Вдоль длинных столов сидят за кружками чаю герои многолетних хибинских экспедиций. Среди них саами Василий Кобелев, несколько исподлобья смотрящий на нас, и молодой саами Николай.
      Николай горд своим званием и своим чином. Он один-единственпый саами среди нескольких тысяч рабочих и служащих треста. У него в руках новый желтенький портфель - он назначен начальником оленьего транспорта Полярного апатитового горнохимического объединения.
      Сегодня крестины.
      Сначала надо назвать горы и долины Хибин, те, для которых до сих пор не было названия, а потом, и это главное, надо окрестить новые минералы.
      И новые слона разойдутся по всему миру, новые пазвания войдут на сотнях языков во все учебники минералогии, геохимии и химические справочники, они переживут всех пас, даже самое молодое поколение, их будут коверкать на всех языках мира, они будут фигурировать с ошибками в надписях во всех музеях всех стран, - словом, рождение слова не шутка, не забава для хибинцев. это, так сказать, священнодействие.
      Легче и скорее справляемся мы с названиями долин, гор, речушек.
      - Вот эту речушку, около самого дома, - говорит Николай, - надо назвать Сентисуай, по-русски - Таловка, она ведь никогда не замерзает, бежит даже зимой.
      - Хорошо, хорошо! - соглашается хибинское племя, уплетая вкусный пирог с чаем.
      Больше споров вызывают названия гор. Одни хотят называть их так: отроги первый, второй, третий - по военному ранжиру, другие - воспитанные в географическом духе - Северная долина. Меридиональный хребет, Юго-восточный отрог, третьи, помоложе, еще живут воспоминаниями Майн Рида и Купера: Вождь большой реки, Озеро косматых медведей, Племя длинного дня...
      Это все звучит прекрасно.
      - Вот здесь раньше паслись стада диких оленей.
      не правда ли, Василий? Значит, эту гору надо назвать Гора оленьей долины, по-саамски - Поачвумчорр - олень, долина, гора.
      Нашим саамским экспертам предложенное название очень нравится. За ним быстро принимается Ворткуаи (Громотуха), Саамка, Ущелье географов, веселый смех но унимается, предлагают вызвать еще Аннушку - старожилку здешних мест.
      Но вот строгий окрик начальства (на то оно и начальство), все замирают. Начинаются крестины новых минералов, крестные, отец и мать, должны обосновать предлагаемое ими название.
      - Вот прекрасный блестящий фиолетовый минерал. Он встречается в Ловозерских тундрах в довольно больших количествах - это водный титано-ниобо-тантало-фосфато-силикат натрия, кальция и редких земель. Предлагаем назвать мурманитом.
      - Почему? - раздаются возгласы.
      Защита крестных не очень обоснована, кто-то и углу даже смеется:
      - Да потому он мурманит, что его нет на Мурманском берегу.
      Но крестные не унимаются, они доказывают, что "мурманит" звучит просто, кратко, красиво!
      Мы голосуем: большинство за мурманит. Процедура его крещения окончена.
      Потом выступает новая застенчивая пара, молодые отец и мать.
      - Вот совсем новый минерал, то есть не совсем новый, то есть совсем не новый: есть в Гренландии такой ринкит, так наш минерал на него похож, а впрочем, не совсем похож.
      Возникает спор. Классики предлагают назвать альфа-рипкит, кое-кто хочет дать название по имени той горы, на которой впервые встречен этот минерал: кукисвумчоррит. Страсти разгораются, наконец все примиряются на имени ринколит - почти как ринкит, по все-таки нс совсем.
      Так родилось слово, и быть по сему!
      Заканчивается постройкой новая ветка железной дороги. Вместо старого, захудалого разъезда Белый настоящая станция с многочисленными путями, а дальше.
      у входа в ущелье, разъезд, потом город Кировск - Хибиногорск, а в горах, у самого апатитового рудника, конечная станция всей апатитовой ветки.
      Надо дать названия новым станциям, включить их в реестр железнодорожных путей всего Союза, напечатать новые билеты, бланки, реестры, квитанции, накладные, литера - словом, записать новые названия н книгу прихода.
      - Ну, конечно, самая главная станция - это на магистрали, - говорит старый железнодорожник, - ее надо назвать: Апатиты.
      - Но ведь апатит не здесь, - пытаюсь я скромно вмешаться в разговор.
      - Ничего, зато сюда его везут. Значит, решено, - эта станция будет Апатиты. Там, на тринадцатом километpe, разъезд, назовем его Титан, - Но ведь там титана, как руды, нет и не было, - пытаюсь я снова подать голос.
      - Ну ничего, сейчас нет, так надо, чтобы вы, геологи, нашли бы там титан. Ясно? Ну, а конечный пункт ветки надо, конечно, назвать, у самого апатитового рудника, Нефелином. Тут, я думаю, и минералоги не будут возражать.
      - Но ведь там, слава богу, нефелина мало, сплошной чистый апатит, снова говорю я.
      - Ну, ничего, батенька, хоть мало, а все-таки есть, значит, и станция Нефелин.
      Так родилось слово, так решил отец Саваоф - железнодорожное начальство.
      Геохимики нашли около самого разъезда № 68 замечательное месторождение. Они говорят, что здесь открыты мировые руды титана, сотни миллионов тонн на одной маленькой горушке. Ну, значит, будут строить завод, фабрику, поселок.
      Даже неловко: мировые руды, а разъезд просто помер 68. Так думает старый железнодорожник. "Надо переименовать. Да опять эти минералоги будут смеяться, назовешь их словом, а они тебя этим словом! Не знаю. Да и жарко сегодня, не до крестин. Пойти бы выкупаться в Имандрс, а то невмоготу, тут еще пристал диспетчер: поезжай в Охтоканду, принимай какой-то барак, кляузное дело, и в такую жару! Ну, прости Африка, Африканда какая-то!"
      Разъезд был назван Африкандой, и по всему миру на сотнях языков, во всех мипералогиях, во всех музеях стояло отныне гордое слово - Африканда, Больский п-ов, СССР.
      Так родилось еще одно слово!
      Ей-богу, я верно все рассказал о рождении слова.
      Правда, немного приукрасил, но, как говорят, ориентировочно все правильно, спросите хотя бы Перепелкина, диспетчера в Капдалакше, или братьев Сорвановых, что на южном конце Умбоэера рыбу ловят.
      АЛМАЗ
      Еще мальчиком вырезал я из какой-то петербургской газеты несколько фельетонов о Кимберлийских копях алмазов 46 в Южной Африке. Здесь в простом, бесхитростном изложении русского путешественника рассказывалось о том, как были встречены в Капской колонии алмазы, как их добывают, в какой горячке живут "культурные центры" Трансвааля, как отбирается камень и поступает на рынки Европы и Америки.
      Особенно поразили меня описания добычи камня, залегавшего в огромных воронках зеленой породы - кимберлита, отвесные стенки которых то и дело обваливались, погребая под собой десятки, а иногда и сотни кафров-рабочих.
      Весь труд по добыче алмаза держался на десятках тысяч кафров, живших в особых, огороженных колючей проволокой сараях. Всюду английские констебли с резиновыми палками следили за рабочими, опасаясь, что неожиданно блеснувший в кимберлите камень ускользнет из цепких рук владельцев копей.
      Кафров отпускали на волю в пьяные бары и кофейни-притоны лишь один раз в месяц после очистки и проверки их желудка.
      Горячее южное солнце, пи одного деревца, тяжелый каторжный труд, искупаемый в конце месяца стаканом виски или трубкой сладостного опиума.
      Ну, а если кто-либо из них пытался ночью проползти через колючую проволоку, то, совершенно попятно и законно, пуля констебля обязана была положить конец его жизни.
      В городе - в барах, кофейнях, домах свиданий - там кипела настоящая жизнь белых. Краденые, полукраденые или законные камни переходили из рук в руки - в карточной игре, в бессмысленных пари и просто так, "незаметно" из одного кармана в другой. Визгливая музыка, пьяные возгласы, сделки маклеров, скупка дутых акций, спекуляция участками, прекрасные креолки, шампанское - вот как жила главная улипа белых в Кимберли.
      Так добывался алмаз - сверкающая, прозрачная, яерушимая разновидность углерода. Сотни миллионов долларов крупных алмазных синдикатов, сотни тысяч загубленных жизней рабочих!
      В Париже и газетах широко оповещают об успехе алмазного бала! 47. Он был организован при содействии алмазных компаний, желавших оживить рынок камня в тяжелые годы послевоенной инфляции.
      Все залы и фойе Большой оперы заполнены были "избранным" обществом, сверкали огнями дивные венецианские люстры, блестели пиренейские пестрые мраморы по стенам, нежно светились, как бы внутренним огнем, перила большой лестницы из алжирского мраморного оникса.
      По условиям бала единственным камнем должен быть алмаз. Только в сочетании с ним разрешался зеленый изумруд, красный рубин или индийский жемчуг.
      За самые прекрасные камни предстояло избрать королеву алмазов и в торжественном заключительном шествии пройти перед ней старинным полонезом.
      Досужие корреспонденты уличных газет описывали самые замечательные платья, ажурные туники звезд полусвета, сверкающие тысячью мелких алмазов.
      они настойчиво расспрашивали о происхождении диадемы какой-то графини и тщательно записывали вымышленную историю о колье из коричневых бразильских камней испанской красавицы.
      Вот историческая парюра48 старого французского двора: неказистые камни Голконды из старой Индии, но как гармонично поставлены они ювелиром, будто цветочки на тонких зеленых веточках из колумбийского изумруда. Вот букет из разноцветных алмазов, говорят, он принадлежал двору русских царей, цветная фольга подложена под камни, а они на гибких стебельках качаются, переливаются и играют.
      В бешеном темпе вальса крутятся, вертятся камни, сверкают и гаснут, заливаются радугой из света, чтобы померкнуть перед огнем других. То медленные темпы танго колышут тихим ручьем бриллиантовое ожерелье, то горит один только камень, как яркая одинокая мигающая звезда Алтаир. Это только кусочек знаменитого Кюлленана в восемьдесят каратов веса. О, сколько рассказов и преступлений связано с этим камнем!
      Бал в полном разгаре... Но что-то волнуются распорядители в черных фраках и черных цилиндрах: почему мигает электричество? Что? З-^астовка на электростанции? Прекратилась подача угля - этого черного алмаза промышленности? Быстро, таинственным шопотом разносится страшное известие - забастовка грозит всем электрическим станциям города.
      Затихает музыка, бледнеют лица, судорожно сжимаются руки на драгоценных камнях, в страхе перед потухающими, уже мерцающими красными огнями Электрическими лампами...
      "Бал прошел сказочно прекрасно, - писали газеты, - мы подсчитали, что на балу сверкало не менее 10 тысяч каратов камней, на много миллионов золотых долларов. Королева алмазов..."
      Так писали газеты, но никто не вспомнил о том пути страданий, по которому пришли эти камни в сверкающие залы Большой оперы! Никто не подумал о той цепи тяжелого, каторжного труда...
      Острой пирамидой высится буровая вышка на 537-м пикете горы Кукисвумчорр49. Боевая бригада новатора Каверина показывает рекорды проходки - и твердом апатите за смену она проходит до 8 метров, и длинная светло-зеленая колонка бережно вынимается и кладется в ящик буровых кернов. Каперин внимательно отвинчивает коронку и проверяет в ней алмазы, они прочно насажены по ее ободку, по безжалостно стирает их твердый и вязкий хибинит, или апатитовая руда.
      Это не страшит Каверина. У него прозапас есть коронка с советским победитом, таким вольфрамовым сплавом, что, поди не хуже алмаза. И Каверин юрит желанием скорее испробовать его... Проходят дни, и новая коронка с победитом врезается в твердый камень.
      Уже буровая прошла на сотни метров ниже отметки озера Вудъявр, значит, она уже ниже поверхности Ледовитого океана. Там опа врезается в сетчатый апатит. Бригада Каверина следит за штангами, за длинными кернами. Кончается смена, измеряется проходка, и... победит почти победил - 7 метров 45 сантиметров прошла коронка за смену, а ведь э70 только первый опыт. Еще плохо налажены штанги, еще не выправлена кое-где нарезка, еще не регулярна подача воды.
      - А вот когда мы в этой воде растворим еще соль, что ослабляет твердость камня, когда мы сами попривыкнем, тогда... не надо нам будет вашего алмаза, мы на советском пойдем...
      И гудят моторы буровых вышек, врезаясь победитом все глубже и глубже в Хибинскую гору.
      Алмаз - твое величие в прошлом! Не надо нам сейчас дорогих бриллиантов в золотой оправе, ожерелий, ривьер, диадем, скоро не надо нам будет и алмазного борта 50 в коронке или резце.
      В борьбе двух камней углерода - прозрачного алмаза и черного угля победа за черным!
      АЛМАЗ
      "ШАХ"
      Есть минералы, легенды о которых передаются из уст в уста, есть исторические камни, всю жизнь которых можно проследить по документам, по записям и рассказам, по книгам и рукописям и, наконец, камни, которые сами рассказывают свою историю. Об одном таком камне, называемом "Шах", я и хочу рассказать.
      Начало этой истории - в сказочной Индии, конец - в нашей Москве.
      Найден он был давно, вероятно лет 500 назад, в Центральной Индии, в те времена, когда десятки тысяч рабочих-индийцев томились под тропическим солнцем в долинах рек Голконды, добывая из глубин алмазоносные пески и промывая их.
      Здесь среди кварцевых галек и был найден замечательный кристалл, величиной в три сантиметра, немного желтоватый с поверхности, но очень чистый, прекрасный камень - алмаз.
      Он был доставлен ко двору одного из владетельных князей Ахмаднагара и хранился у него среди других сокровищ в дорогих ларцах, украшенных самоцветами.
      С невероятным трудом, выцарапывая камень мелким алмазным порошком, в который обмакивались тонко заостренные палочки, удалось местным мастерам вырезать на одной стороне надпись персидскими буквами: "Бурхан-Низам-Шах второй. 1000 год".
      В тот же год, который по нашему исчислению будет 1591, властитель северной Индии Великий Могол отправил четыре посольства в центральные провинции, желая утвердить свою власть над ними.
      Послы вернулись через два года, но с неутешительным ответом и слишком ничтожными подарками - только пятнадцать слонов и пять драгоценных предметов были привезены ими на север...
      Великий Акбар решил силой завладеть столь мало угодливой провинцией, войска его подчинили себе Ахмаднагар и захватили много слонов и драгоценностей.
      Вероятно, тогда же Великие Моголы и завладели нашим камнем.
      Но вот на престол Моголов взошел внук Акбара, назвавший себя Шах-Джехан, т. с. властитель мира. Он был знатоком и большим любителем самоцветов, имел мастерскую, в которой сам занимался огранкой камней.
      На нашем замечательном камне со стороны, противоположной уже существующей надписи, по приказу Шах-Джехана, была вырезана другая, столь же художественная надпись, которая гласила: "Сын ДжехангирШаха Джехан-Шах. 1051 год". Но сын этого властелина, завистливый Ауренг-Зеб, решил завладеть богатствами и троном отца. После долгой борьбы, заточив отна в темницу, он овладел драгоценными камнями короны, а среди них был и наш камень.
      Во всем блеске восточного величия начал править Ауренг-Зеб. Сказочную обстановку при дворе АуренгЗеба описывает знаменитый французский путешественник Тавернье, посетивший Индию в 1665 году.
      Трон Великих Моголов, по его описанию, был украшен огромным количеством драгоценных камней: 108 кабошонов красной благородной шпинели, из коих ни один не весил менее 100 каратов, около 160 изумрудов, каждый весом до 60 каратов, и большое количество алмазов.
      Балдахин над троном был тоже украшен драгоценными камнями, причем со стороны, обращенной ко двору (к приближенным), висело украшение, в котором был подвешен алмаз весом от 80 до 90 каратов, окруженный рубинами и изумрудами, так что, когда властелин сидел на троне, он видел камень непосредственно перед собой.
      Это был знаменитый камень "Шах".
      К двум старым надписям присоединилась глубокая борозда, которая окружала весь камень и давала возможность подвешивать его на шелковой или золотой нити.
      Прошло почти 75 лет после посещения Моголов смелым путешественником Тавернье.
      Камень хранился сначала в Джеханабаде, потом в Дели, пока в 1739 году на Индию не обрушилась новая гроза.
      Шах Надир из Персии надвинулся с запада на Индию, разорил Дели и среди других драгоценностей завладел и нашим алмазом.
      Камень перешел в Персию и почти через сто лет на нем была выгравирована третья, также художественно сделанная надпись: "Владыка Каджар-Фатх али-Шах Султан. 1242" (т. е. 1824 год по нашему летосчислению).
      Но вот наступили новые события. 30 января 1829 года в столице Персии Тегеране произведено нападение на русского дипломата, который погибает от руки наемного убийцы.
      В России поднимается волнение, царская дипломатия требует примерного наказания Персии, волнуется и русское общество, ибо убит знаменитый писатель А. С. Грибоедов, автор "Горе от ума".
      Персия должна "умилостивить белого царя", и с особой депутацией в Петербург отправляется сын шаха принц Хосрев-Мирза, который в искупление вины персидского народа должен передать России одну из ценнейших вещей персидского двора - знаменитый алмаз "Шах".
      За кровь Грибоедова было заплачено камнем...
      В Петербурге камень после торжественного приема делегации помещается среди других драгоценностей в бриллиантовой кладовой Зимнего Дворца. Прекрасный камень с тремя выгравированными на нем надписями лежит на бархате, охраняемый часовыми гвардейских полков...
      ...Началась мировая война 1914 года.
      Наскоро, в сундуке, отправляется наш камень в Москву, и здесь все ящики с драгоценностями забрасываются в тайники Оружейной палаты и заваливаются тысячами сундуков камеральной и гофмаршальской части с серебром и золотом, фарфором и хрусталем...
      ...1922 год.
      Холодные дни начала апреля. Громыхают ключи, в теплых шубах с поднятыми воротниками идем мы по промерзшим помещениям Оружейной палаты.
      Вносят ящики, их пять, среди них тяжелый железный сундук, прочно перевязанный, с большими сургучными печатями. Все цело. Опытный слесарь легко, без ключа открывает незатейливый, очень плохой замок.
      Внутри в спешке завернутые в папиросную бумагу драгоценности бывшего русского двора. Леденеющими от холода руками вынимаем мы один сверкающий самоцвет за другим.
      Нигде нет описей, не видно никакого порядка. В маленьком пакете, завернутом в простую бумагу, лежит наш знаменитый алмаз "Шах".
      Наконец последняя картина: в ясном, залитом солнцем зале, осенью 1925 года, выставка драгоценностей алмазного фонда СССР для гостей, приехавших на торжества 200-летия Академии наук.
      Старая сказка "Тысячи и одной ночи" о драгоценностях Индии, дворец Ауренг-Зеба, богатства шаха Надира в Дели - все, кажется, меркнет перед ярким блеском сверкающих на столах самоцветов.
      Все они - живые свидетели веков, свидетели тяжелых картин унижения и крови, безграничной власти индийских раджей, божественных капищ в Колумбии, свидетели царской пышности и слез народа...
      Не расхищены, не сломаны, не подменены и не обесцвечены эти самоцветы в своей долгой истории.
      Вот наверху в короне, среди многих тысяч сверкающих индийских бриллиантов, красный камень дал. Когда-то, в горах Бадахшана, в заветной стране афганцев, нашел его сын Востока, утаил под страхом смерти от своего властелина, тайком прокравшись с камнем по трудно проходимым горным тропам в Китайский Туркестан.
      Перед короной лежит золотой скипетр, а в нем сверкает знаменитый "Орлов".
      Сколько крови и слез, сколько несчастья и горя связано с судьбой этого алмаза столь же прекрасного и сейчас, как тогда, когда он назывался "морем огня", спокойно сверкающего своей старинной индийской огранкой.
      Рядом с ним, совершенно незаметным, на темнокрасном бархате лежит длинненький желтый камень.
      Это исторический алмаз "Шах".
      БУНТ
      АТОМОВ
      Поздно вечером я дописывал страницы своей "Геохимии". На 850 листах описал я историю 90 химических элементов Земли и на 856-й странице, в последней, заключительной главе, освещая судьбу элементов в промышленности и сельском хозяйстве, рассказывал о том, как новая техника овладела всем веществом Земли, как нет больше полезных и бесполезных веществ, а вся Менделеевская таблица со всеми ее 90 клеточками положена к ногам трудящегося человечества. Надо было дописать всего две-три страницы о новом применении радия при просвечивании, о методах лечения эманацией болезней рака, и труд мой, задуманный больше 30 лет тому назад, будет закончен.
      Начнется длинный путь переписывания, сверки и яабора тех двух миллионов значков, из которых слагается рукопись и которые надо наборщику один за другим вынуть из типографских касс. Надо приладить, приверстать, отпечатать в листах корректуры, вставить в машины, отпечатать в листах чистых, сложить, сброшировать, переплести. И я задумался о том толстом томе "Геохимии", который в нарядном переплете с красивой таблицей Менделеева в красках пришлют мне из типографии в виде сигнального экземпляра.
      Я с гордостью смотрю на уто свое детище, но чтото начинает меня в нем смущать... Менделеевская таблица с ее клетками оживает на моих глазах. Открывается клетка номер 53. Из нее выходит заряженный атом иода, большой и неспокойный: он недоволен теми страницами, которые отведены ему в моем труде, ведь оп вездесущ, даже в прозрачном горном хрустале запрятаны атомы иода, мы дышим им, мы пьем его с водой, мы поглощаем его в огромных количествах с пищей.
      - Все шире пользуется мною человек в своих лекарствах, я делаю видимыми почку и печень для рентгеновских лучей, я спасаю автомобиль от столкновения в тумане, я останавливаю гангрену, ты не оценил меня, человек!
      И незаметно из клетки номер 55 выходит атом цезия:
      - Я также вездесущ, как и ты, иод, но меня ещй меньше оценил человек. Я даю тебе самое свое дорогое - свои электроны, чтобы их потоком ты мог пронзать вещество. Меня зовут цезием, и за мною будущее.