Капитан Луи Мэтсон сидел на стволе упавшего дерева и предавался размышлениям. В любом совестливом человеке его теперешнее занятие вызвало бы неприязнь, да и ему самому оно было явно не по душе, особенно при пронизывающем северо-восточном ветре. Его внушительных размеров гнедой конь натянул поводья, пытаясь дотянуться до пучка травы, и капитан, обернув их вокруг запястья, сунул руки в карманы куртки черного цвета. Ежась от холода, он сердито посматривал на коня. В жизни ему не приходилось ездить на такой норовистой лошади! Уколов свой нос о колючую ветку падуба, гнедой недовольно мотнул мордой, и капитан усмехнулся, но тут его обостренный слух уловил грохот колес экипажа и цоканье копыт. Мгновенно оказавшись в седле, он подъехал ближе к краю дороги. Из—за поворота показался всадник, а за ним видавший виды экипаж, запряженный парой, по его мнению, некудышных кляч.
      Предчувствуя, что добыча вряд ли оправдает столь длительное ожидание на холоде, капитан вздохнул, натянул на лицо черную маску, достал пистолеты и, выехав на середину дороги, послал пулю над головами кучера и грума. Затем, прицелившись во всадника, потребовал сдать оружие.
      Кучер с готовностью бросил на дорогу короткоствольное ружье, однако всадник, породистый скакун которого при звуке выстрела встал на дыбы, пару секунд был поглощен лишь тем, как бы удержаться в седле. В глазах у капитана промелькнуло удивление – он узнал в нем сэра Марка Финчли.
      – Будьте любезны бросить оружие, – крикнул капитан. – Благодарю вас. А теперь извольте встать вон туда. – Он махнул пистолетом на обочину дороги, и после некоторого колебания с запяток экипажа спустился грум и встал рядом с сэром Марком. Не сводя с них настороженного взгляда, капитан попятился к карете и открыл дверцу.
      Раздался женский крик. Ах ты черт, дамы? Капитан поспешно закрыл дверцу, поклонился и хотел было отъехать, как вдруг окошко кареты опустилось и показалось освещенное лунным светом лицо молодой особы, обрамленное темными кудрями. Она сдержанно сообщила капитану, что не имеет при себе ничего, что могло бы его заинтересовать, если не считать недорогих серег и букетика искусственных цветов на шляпке, и что она мечтает только о том, чтобы поскорее добраться до постели.
      – Сударыня, – поклонился капитан, – не будь этот вечер таким неудачным, я предложил бы вам в подарок какие—либо украшения. А так могу вам лишь посочувствовать и принести свои извинения.
      Он снова усмехнулся, когда кучер, шокированный его наглостью, ахнул и собрался было тронуться в путь, но тут гнедой, более расположенный к людям, чем к своим сородичам, нацелился лягнуть ближайшую к нему лошадь в упряжке экипажа. Капитан стегнул гнедого, при этом задел рукоятью хлыста шляпу, которая съехала набок, и в его темных волосах сверкнула седая прядь.
      Поправляя шляпу, он заметил удивление на лице молодой особы, наблюдавшей за ним из окошка. Под его пристальным взглядом она смутилась и отпрянула в глубь кареты. Капитан вздохнул и хотел сказать груму, чтобы тот вернулся на свое место, как вдруг услышал ее предостерегающий шепот:
      – Берегитесь! Пистолеты! На краю дороги!
      Мысленно чертыхнувшись, капитан вспомнил, что не забрал сданное оружие, и круто развернул коня. Опустившись на одно колено, сэр Марк целился в него, и, пригнувшись пониже, капитан дал шенкеля и помчался к лесу. Тут прогремел выстрел, капитан почувствовал обжигающую боль чуть ниже левого плеча и услышал приближающийся топот копыт. Он пришпорил своего коня, и тот понесся бешеными скачками, ловко огибая деревья.
      Постепенно звуки преследования затихли, и капитан с облегчением перевел коня на шаг.
      – Цезарь, – произнес он, глядя на навостренные уши внимающего ему гнедого, – я остаюсь при своем мнении относительно твоего нрава, но прошу у тебя прощения, потому что ты самый быстрый и разумный конь из всех, какие у меня были.
      Пошевелив пальцами левой руки, капитан обнаружил, что они клейкие от крови, и, не желая понапрасну терять свою благородную кровь, отказался от первоначальных планов и углубился в лес.
      Когда сквозь деревья замелькали огоньки деревни, он свернул в поле и вскоре оказался вблизи постоялого двора.
      Вопреки его ожиданиям и несмотря на поздний час, во дворе стояло несколько экипажей, вокруг которых хлопотали здешние конюхи, и капитан со вздохом стал пробираться в этой толчее к тыльной стороне постоялого двора, где была конюшня, и сам поставил гнедого в стойло. У него не было сил вытереть вспотевшего коня, и он запихнул под старую попону несколько пучков соломы.
      Зажав рану рукой, капитан вышел из конюшни и оказался в полной темноте, так как луна скрылась за облаками. Нога наткнулась на пустое ведро, раздался грохот, и капитан решил постоять, чтобы глаза привыкли к кромешной тьме, ожидая, что из здания постоялого двора кто—нибудь выскочит на шум. Но никто не встревожился, и он продолжал пробираться к постоялому двору, осторожно огибая темнеющие громады хозяйственных построек, и все равно едва не наткнулся на одну из них и, только услышав кудахтанье, резко остановился.
      Пристально вглядевшись, он различил несколько рядов кур, сидящих на нашестах под открытым навесом, и обогнул его. Проникнув в здание постоялого двора, он проскользнул мимо кухни и поспешил к темной лестнице, когда в дальнем конце коридора послышались чьи—то шаги. Это оказался хозяин постоялого двора, и капитан успокоился, только теперь почувствовав, как занемела у него шея. Он тихо свистнул, и хозяин стремительно обернулся.
      – В переднем зале группа джентльменов, – быстро пояснил он и втолкнул капитана в заднюю гостиную. Тут он заметил его окровавленные пальцы. – Господи, сэр, да вы ранены!
      – Странная у тебя привычка, Джо, называть сэром разбойника с большой дороги, – с усмешкой упрекнул его капитан, стягивал куртку и рубашку.
      Хозяин осмотрел рану. Оказалось, что пуля слегка задела мякоть.
      – А что, если в другой раз пуля попадет вам прямо в сердце?! – ворчал Джо, перевязывая ему рану. – Хорошенькое поведение для джентльмена! Вы дождетесь, что в один прекрасный день вас кто-нибудь узнает. – Он стянул узел на повязке, и капитан поморщился.
      – Успокойся, мой друг! Как раз сегодня вечером я решил покончить с этим делом. Уж слишком много появилось желающих перенять у меня приемы и манеру одеваться, и теперь по всей стране по дорогам шастают Черные Джентльмены. Увы, я перестал быть оригинальным! Кроме того, становится слишком холодно, чтобы таскаться по лесу, изображая Робин Гуда. И что—то я стал слишком нервным. Сегодня я испугался даже твоих кур. Не могу понять, как это их еще лисы не передушили!
      – Ничего себе нервный! – усмехнулся Джо. – После того как исколесил всю Францию под самым носом у агентов Бонапарта, испугался каких—то там кур! – Он встал, швырнул в горящий камин окровавленные тряпки и налил бренди в два бокала. – А что касается лис, то хоть мой пес и состарился, но чует их за целую милю от дома.
      – Ну, остается радоваться, что он не чует разбойников, – усмехнулся капитан, отхлебнув глоток бренди. – Он не отреагировал на меня, когда я шел по двору. Кстати, я не смог вытереть Цезаря. Он в последнем стойле. Дай ему побольше кукурузы, он это заслужил! Унес меня от породистого скакуна сэра Марка Финчли, черт бы его побрал с его римским носом!
      – Марк Финчли! – ахнул Джо. – Это же все равно что грабить родную мать! – Тут он сообразил, что по—прежнему стискивает горлышко бутылки, и налил еще по порции.
      – Я напал не на него, а на карету, которую он сопровождал. – Капитан вскинул бровь. – Знаешь, такая старомодная карета… запряженная древними клячами… и темноволосая девушка лет примерно девятнадцати?
      – Нет, не знаю такой. – Джо покачал головой. – Сам—то Финчли живет милях в пятнадцати отсюда, так что ему нет смысла ехать этой дорогой. – Он заметил выразительный взгляд капитана на свой пустой бокал и поспешил исправить свою оплошность. – Я вытру твоего Цезаря, как только прослежу, чтобы компании джентльменов подали ужин. Надеюсь, они еще не перепились. Прямо сердце разрывается, когда подаешь им приличные блюда, а они даже не понимают, что едят! – Он встал и потянулся. – Пойду взгляну, как они там, а потом вернусь.
      – Захвати с собой перо и бумагу. Пожалуй, пора мне привести в порядок свои дела. – Он осторожно потрогал повязку. – Хорошо еще, что Финчли ранил меня в левую руку!
      В перерыве между подачей гостям жареной утки, рыбы и пирогов хозяин забежал и принес то, о чем просил капитан. Тот набросал несколько строк, запечатал письмо и, с улыбкой представив себе реакцию адресата, отправился спать.
 
      А в карете мисс Леонора Ревелл пыталась успокоить рыдающую горничную:
      – Ради бога, Бетти, перестань плакать! Он же ничего нам не сделал и не ограбил. Впрочем, ему пришлось бы основательно попотеть, чтобы найти здесь что-нибудь ценное, – добавила она.
      – Но он мог нас похитить! – всхлипнула Бетти.
      – Если бы он увидел, во что я одета, то сразу отказался бы от этой идеи! – заметила Леонора.
      Она снова опустила оконце и высунула голову наружу, где орали кучер и грум, обвиняя друг друга в трусости. Леонора успокоила слуг, поблагодарив обоих за героические усилия спасти ее, и посоветовала им вести себя потише, чтобы не испугать их лошадей.
      На тропе появился сэр Марк.
      – Ему удалось скрыться! – переведя дыхание, объявил он. – Но я уверен, что ранил его! У вас все в порядке, мисс Ревелл?
      – Да, конечно, – ответила Леонора, но тут же спохватилась и, стараясь придать своему голосу испуг и волнение, добавила: – Но это было ужасно! Подумать только, на этой дороге на нас напал разбойник! Уверяю вас, больше я никогда не буду чувствовать себя здесь спокойной! Вы полагаете, сэр Марк, что убили его?
      – Не могу сказать наверняка, но сегодня мы его уже точно не увидим. Я должен поскорее доставить вас к родителям, мисс Ревелл. Вы быстрее оправитесь от потрясения, когда окажетесь дома.
      Остальная часть путешествия прошла в молчании. Леонора задумчиво покусывала потертый палец перчатки. Что ее заставило предостеречь этого разбойника! Ведь под черной маской мог скрываться отъявленный негодяй! Впрочем, если судить по его голосу и культурной речи, он напоминал джентльмена больше, чем сэр Марк.
      Наконец тряская дорога сменилась подъездной дорожкой, которая вела к Ревелл—Хаусу, Леонора схватилась за висячую петлю в ожидании канавы, в которую кучер неизменно проваливался, хотя за три года можно было бы научиться ее объезжать.
      Карета остановилась, и Леонора позволила сэру Марку проводить себя по широким ступеням к парадному входу, давно нуждающемуся в покраске. Двери распахнул дворецкий, которому тоже не мешало бы выглядеть хоть немного опрятнее и моложе.
      Бетти сразу понеслась в людскую, горя желанием рассказать о происшедшей с ними истории, а дряхлый дворецкий провел Леонору и сэра Марка в гостиную, являвшую собой печальную картину упадка: на выцветших бархатных шторах светлели белесые полосы, стены над канделябрами почернели от копоти, и когда—то дорогая парчовая обивка кресел протерлась на углах.
      Леди Констанс Ревелл, умело владеющая иглой, извлекла из—под сидений кресел лишнюю ткань, чтобы поставить заплатки на самые заметные прорехи, но вряд ли стоило затевать эту работу. Расстроенная, она как раз показывала мистеру Ревеллу и младшей дочери Марии, как в прорехах выцветшей парчи выделяется сохранившаяся ткань заплаток, когда в гостиную вошла ее старшая дочь. Леди Констанс поспешно сунула обрезки материи в рабочую корзинку, но сэр Марк не обратил на это ни малейшего внимания, ибо уже приступил к повествованию о нападении Черного Джентльмена. Леонора подумала, что его подвиг выглядел бы гораздо убедительнее, если бы он не стал дожидаться, когда разбойник повернется к нему спиной, но тут леди Констанс впала в тихую истерику.
      Совершенно забыв о том, что еще недавно разыгрывала робкую чувствительную барышню, Леонора топнула ножкой и выговорила сэру Марку, что теперь ее мать будет думать, будто каждый раз, когда она отправится куда—либо, ей будет угрожать шайка разбойников. Послав сестру за флаконом с нюхательной солью, Леонора поправила чалму на голове леди Констанс и ободряюще похлопала ее по руке, что смущенный сэр Марк счел неуместным проявлением энергии для хрупкой девушки.
      Вернулась Мария с нюхательной солью, и Леонора решительно поднесла флакон к носу леди Констанс, отчего у той на глаза навернулись слезы и вырвался слабый стон. Окончательно придя в чувство, она прижала свою дорогую девочку к необъятной груди:
      – Любовь моя! Что он сказал? Что сделал?
      – Просто извинился за то, что напугал нас.
      – И больше ничего?!
      – Нет, больше ничего! – ответила Леонора, предпочитая опустить последнюю часть происшествия. – Я предложила ему забрать у меня все, что он сможет найти ценного.
      Ужаснувшись отчаянно отваге своей дочери, леди Констанс снова прибегла к флакону.
      С представлениями сэра Марка о достойной невесте не очень вязался образ юной леди, отважившейся на разговор с грабителем: каждым своим словом и поступком Леонора рассеивала его иллюзии, а мать уже ломала голову, как в этом захолустье найти другого ухажера для дочери, не выезжающей в свет. Поняв, что не сможет незаметно подать дочери знак не выходить из образа, леди Констанс предпочла снова закрыть глаза и бессильно откинуться на подушки, и Леонора машинально поправила съехавшую набок чалму матери.
      Мистер Ревелл без особого интереса выслушал рассказ сэра Марка.
      – Не стоит поднимать такой шум, – прервал он сэра Марка, когда тот стал извиняться за то, что напугал леди Констанс. – Нам лучше пойти к Саймону, а дамы и, без нас обойдутся.
      Как только дверь за мистером Ревеллом и сэром Марком закрылась, леди Констанс сразу приняла сидячее положение.
      – Я так и думала, что ты всего лишь притворяешься, – усмехнулась Леонора.
      – Притворяюсь! В жизни я не была так напугана! Леонора, как ты могла! Топнуть на сэра Марка, когда он готов был сделать тебе предложение! Такого удачного случая тебе может больше не представиться. В нашей глуши ты никого себе не найдешь! Даже викарий – и тот уже женат!
      – Я не выйду за твоего драгоценного сэра Марка, даже если бы он остался единственным мужчиной на земле! – заявила Леонора.
      – Но деньги! – возразила леди Констанс. – И мы могли бы вывезти Марию в свет. – Она попыталась принять гордую осанку, чтобы придать авторитет своему требованию. – Леонора, ты обязана выйти за него замуж!
      – Нет, не выйду! Он отвратительный и самодовольный тип, ему уже тридцать семь лет, если не больше, и я не намерена провести всю жизнь, жеманничая и следя за каждым своим словом только для того, чтобы соответствовать его понятиям о приличиях!
      – Что же нам делать?! – воскликнула леди Констанс.
      – Может, что—нибудь продать? – предложила Леонора.
      – Ты отлично знаешь, что нам нечего продать. Я и так удивляюсь, что нам еще есть на чем сидеть!
      Леди Констанс, дочь графа, вспомнила о богатом баронете, которого она отвергла ради мистера Ревелла, и о затруднительном положении своей старшей дочери, которой, по всем правилам, давно уже следовало насладиться первым сезоном в Лондоне.
      – Ну ладно, Леонора, пойдем спать, уверена, утром ты передумаешь.
      – Этот трус сидел на лошади, как приклеенный, когда мне, может, угрожала настоящая опасность! Это только показывает, как он на самом деле относится ко мне!
      – А какой бы был толк, если бы его застрелили? – заметила леди Констанс.
      – Если бы он действительно мной дорожил, он даже не подумал бы об этом!
      – Но кто еще сможет сделать тебе предложение в такой глуши?
      – Да лучше остаться старой девой! – заявила Леонора и направилась к себе в комнату.
      Мистер Ревелл вошел в гостиную, и леди Констанс с трудом поднялась.
      – Мария, любовь моя, мне нужно поговорить с твоим отцом наедине. – Дождавшись, когда Мария вышла, она спросила у мужа: – Эдмунд, где сэр Марк?
      – В библиотеке. А что?
      – Произошло нечто ужасное! Леонора заявила, что не выйдет за него!
      – В самом деле? – вскинул брови мистер Ревелл. – Впрочем, насколько я могу судить, он ей никогда не нравился. Понять не могу, почему ты ее толкаешь к этому браку. Мне его семья совершенно не по душе. Я знавал его отца… А почему она передумала?
      – Не знаю, – пожала плечами леди Констанс. – Несет какой—то вздор, как будто он не бросился на ее защиту, когда ей угрожала опасность.
      Покачав головой, мистер Ревелл заметил с ухмылкой:
      – Что ж, значит, я уже могу не церемониться с Финчли, что, признаться, мне до смерти надоело!
      – Не в этом дело, Эдмунд! – вздохнула леди Констанс. – Мало того что Леонора слишком высокого роста, ей уже двадцать, а мы живем в такой глуши, что вокруг на пятнадцать миль не наберется соседей даже на партию в карты. Как она найдет себе подходящего мужа?
      Мистер Ревелл нахмурился.
      – Может, я забегаю вперед, – сказал он, – но вполне возможно, что наше состояние скоро улучшится. Могу только сказать тебе, дорогая, рано еще отчаиваться.
      Он взял щепотку нюхательного табака, усыпав жилет крошками, и, не обращая внимания на озадаченный взгляд леди Констанс, сделал вид, что задремал.

      Mистер Поль Рошфор еще раз прочитал письмо и чертыхнулся.
      – Брукс, нужно срочно отнести записку мистеру Барнторпу… Нет, черт побери, лучше я сам к нему пойду.
      – Что—нибудь еще, сэр? – Брукс ловко подхватил соскользнувшую с туалетного столика щетку для волос и бросил взгляд на своего хозяина.
      Озабоченный мистер Рошфор его не слышал. Закончив одеваться, он посмотрел на часы и решил, что к этому времени уже может не опасаться потревожить сон мистера Барнторпа, который был известен привычкой поздно просыпаться. Он застал его в спальне задумчиво разглядывающим себя в зеркале.
      – Вижу, вы еще не окончательно проснулись, – сказал мистер Рошфор, глядя на него в зеркало. – Но не важно. Я пришел сказать, что сегодня днем все отменяется. Очень сожалею, но произошло нечто важное, и мне придется уехать.
      – А когда вы вернетесь?
      – Как только смогу. Сожалею, что подвел вас.
      – Вообще—то сегодня я чувствую себя не лучшим образом, – признался мистер Барнторп. – А что, плохие новости?
      – Пока точно сказать не могу, – ответил мистер Рошфор.
 
      По возвращении домой он приказал через полчаса подать лошадей и, уклонившись от каких бы то ни было объяснений, спешно покинул город.
      В середине дороги его настиг мелкий дождь вперемежку со снегом, и к тому моменту, когда он достиг постоялого двора «Синица в руке», уже стемнело, а он буквально окоченел от холода. С трудом выбравшись из коляски, он приказал подбежавшему конюху позаботиться о лошадях, а сам на негнущихся ногах поковылял в дом.
      В пивном зале было тепло и уютно, посетители за столиками шумно галдели, а за стойкой усердно протирал стаканы хозяин постоялого двора, производивший впечатление достойного и законопослушного гражданина. Пробираясь к ярко пылающему камину, мистер Рошфор, который терпеть не мог каких—либо интриг, чувствовал себя скованно и тревожно. Не зная, как себя вести, он застыл перед камином и стоял так долго, что в конце концов хозяин подошел к нему и, окинув его взглядом, осведомился, не тот ли он джентльмен, который пришел увидеться с мистером Уоллесом.
      Обрадованный мистер Рошфор подтвердил это, после чего его проводили в небольшой зал на втором этаже. Как только за хозяином закрылась дверь, мистер Рошфор с чувством произнес:
      – Из—за тебя я подвел старину Барни и в такой жуткий холод примчался из Лондона, ни разу не сменив лошадей!
      – Боялся, что тебя выследят на почтовых станциях? – Капитан Мэтсон усмехнулся. – Поль, мне нужно, чтобы ты кое—что для меня сделал.
      – Если думаешь, что я стану с тобой нападать на несчастных путников, то не надейся! – заявил мистер Рошфор. – Кстати, кто это покалечил тебе плечо?
      – Марк Финчли. Мистер Рошфор ахнул:
      – Должно быть, он впервые в жизни попал в цель! Так что тебе нужно?
      – Кажется, ты собирался во Францию?
      – Да, нужно кое—что привезти для отца. А что?
      – Я, – капитан выдержал эффектную паузу, – намерен вернуться в свет!
      Мистер Рошфор вскочил.
      – Нет, нет! Не бойся, я не намерен устраивать никакой шумихи, – поспешил успокоить его капитан. – Позволь мне объяснить план моей скромной и простой кампании.
      – Я участвовал в твоих «скромных и простых кампаниях» еще с тех пор, когда учился с тобой в Итоне, и обычно в результате мне сильно доставалось, – вздохнул мистер Рошфор.
      Подумав, что небольшая порция бренди рассеет пессимистичное настроение друга, капитан вызвал звонком Джо. Мистер Рошфор настороженно посмотрел на Джо, когда тот присоединился к ним за столом.
      – Он участвует в нашем деле, – пояснил капитан. – Теперь что касается распорядка наших действий. Я выезжаю во Францию и останавливаюсь… скажем, в Гавре. Там мы организуем якобы случайную встречу друг с другом – подробности обсудим ближе к делу, – и все, что тебе придется при этом сделать, – это узнать меня в каком—нибудь публичном месте и сообщить об этой новости в Англию.
      – А почему это я должен сделать вид, что узнаю тебя? – спросил мистер Рошфор. – Я и так знаю тебя почти всю жизнь!
      – Да потому, что я тебя не помню! Понимаешь, после тяжелого ранения в голову я якобы потерял память.
      – А заодно, видимо, и рассудок! – покачал головой мистер Рошфор. – Неужели ты думаешь, что люди поверят этой выдумке?
      – К тому моменту, когда наш план будет выполнен, ей поверят все до одного, – сказал капитан, нисколько не обидевшись на критику. – Ведь я и на самом деле на какое—то время утратил память, а известно, что через некоторое время она восстанавливается. Вспомни про Мередита!
      – Да, в самом деле, – согласился мистер Рошфор. – Странная была история, когда он целых полгода не узнавал собственную жену! Правда, окажись я на его месте, я бы тоже проделал что—нибудь в этом роде. Длинноносая девица с кроличьими зубами да еще с таким вздорным характером, что не дай бог! Он женился на ней только потому, что по уши увяз в долгах. А она, конечно, с радостью уцепилась за него, поскольку совсем уже потеряла надежду выйти замуж.
      Капитан задумался.
      – Может быть, будет лучше, если мы вернемся вместе, – сказал он погодя.
      – Для тебя – возможно, но лично я не намерен болтаться рядом с тобой на виселице, – усмехнулся мистер Рошфор. – А что же будет с Черным Джентльменом? Внезапно слухи про него умолкают, и тут вдруг ты появляешься в обществе. В городе далеко не все круглые дураки, кое—кто может и догадаться.
      – Насколько я знаю Марка Финчли, то сейчас уже во всех клубах знают, что он меня ранил. Так что Черный Джентльмен или умер, или стал беспомощным калекой.
      – Не нравится мне все это. – Мистер Рошфор покачал головой. – А что ты сделаешь с Цезарем? Если только не намерен кататься на нем в Гайд—парке…
      – Я о нем позабочусь, – вмешался Джо. – У меня есть один приятель, который живет на ферме, это далеко на юге, так он заберет гнедого к себе. У моего приятеля как раз есть подходящая для него работенка. Так что Цезарь будет далеко от тех мест, где его знают.
      – Даже если кто и увидит Цезаря, то все равно не сможет доказать, что это именно он. Обычный кастрированный гнедой, весь черный. У него нет ни единой отметины, которая позволила бы отличить его от других таких же лошадей.
      – И все—таки мне это кажется довольно рискованной затеей. А почему это Джо так опрометчиво лезет в дело?
      – Он был моим денщиком. – Капитан улыбнулся. – А ты думал, что принимаешь участие в полностью вымышленной истории? Кто—то действительно попытался вышибить мне мозги, когда я собирал информацию для разведывательных и контрразведывательных служб Великобритании. И когда после Ватерлоо наш полк был расформирован, Джо продал лошадей и стал меня разыскивать, хотя остальные считали меня погибшим.
      – И мне пришлось как следует потрудиться, чтобы узнать, куда вы отправились, – проворчал Джо, обращаясь к мистеру Рошфору. – При том, что я плохо говорю на французском, а капитан весь окутан тайнами, я бы ни за что его не нашел, не будь он такого необычно высокого роста. Честно говоря, я понятия не имел, что он собирается стать разбойником с большой дороги, когда привез его домой.
      – А я ничего не знал о том, что ты работал на разведку! – воскликнул мистер Рошфор.
      – Признаться, мне не хотелось это разглашать, – сказал капитан. – Но благодаря моей матери—француженке я говорю по—французски без малейшего акцента, поэтому я оказался подходящей кандидатурой. Но главное заключается вот в чем. Что касается полка, то я там почти не появлялся и разъезжал по всей Франции с фальшивыми документами, так что никто и не мог установить мою личность. Даже семья французов, которая приютила и выходила меня, не знала, кто я такой, а поскольку они были роялистами в городке, где почти, все были преданы Бонапарту, они скрывали, что прячут меня.
      – Если бы они знали тебя так же хорошо, как я, то ни за что не решились бы тебя прятать, – заметил мистер Рошфор. – Все это очень хорошо, но лично я узнал о твоем возвращении в Англию в тот самый день, когда ты остановил мою карету и потребовал у меня ценности. Правда, я не слышал, чтобы тебя кто—либо узнал, но повторяю: вокруг еще не все выжили из ума.
      – А я догадался, что это ты, когда задержал твою карету! – Капитан рассмеялся. – Сразу узнал твою пару гнедых. Но успокойся, эти края так и кишат Черными Джентльменами. Меня обвиняли в каждом налете, который совершался к югу от Лондона. Помоги, Господи, тому, кто попытается расследовать все эти случаи!
      – Ну, не знаю, – произнес мистер Рошфор. – У тебя характерная манера держаться в седле, да и не могут все быть одинакового с тобой роста!
      Однако все его возражения были отвергнуты, и мистер Рошфор оказался вовлеченным в осуществление плана, который, по его глубокому убеждению, был чреват серьезнейшими неприятностями.
      Ему стоило огромной затраты нервов разыграть встречу со старым знакомым на самой оживленной улице Гавра, и когда он с облегчением думал, что выполнил свое задание, капитан Мэтсон огорошил его намерением ехать дальше, в Париж.
      – В Париж?! – удивился мистер Рошфор. – Но там же полно англичан!..
      – Это именно то, что нам нужно!
      Мистер Рошфор намекнул другу, что всю жизнь мечтал умереть естественной смертью у себя в постели. Тем не менее на следующий день они выехали из Гавра и провели в Париже восемь дней, ставших для мистера Рошфора поистине мучительным испытанием. В частях английской армии, занявшей Париж, оказалось несколько офицеров, которые знали капитана, и каждую ночь мистер Рошфор ложился спать, гадая, какие неожиданности принесет ему очередное утро.
      Однако через восемь дней капитан удовлетворился результатами своего пребывания в Париже, и они пустились в обратный путь на побережье. Мистер Рошфор поднялся на борт судна в состоянии полной эйфории.
      – В жизни не испытывал такого ужаса, как в эти две недели! – признался он и содрогнулся от воспоминаний. – Париж! Господи, я был уверен, что там нас раскроют!
      – Я это видел, – заметил капитан. – Но очевидно, нам была суждена удача… разумеется, не без помощи моего тщательно проработанного плана.
      Следуя тому же плану, капитан обосновался в своем лондонском доме, зашел к портному, услугами которого пользовался раньше и который не замедлил оповестить о нем своих преуспевающих клиентов, предстал перед своим банкиром и поверенным и стал появляться в клубах, которые посещал прежде. Как он и предсказывал, известие о воскрешении из мертвых Луи Мэтсона опередило их прибытие в Англию, так что его возвращение в Лондон не стало для общества слишком большой неожиданностью.
      Он отвечал на расспросы с искренностью человека, которому нечего скрывать, уверяя всех, что сейчас уже совершенно здоров, что помнит почти все, за исключением, конечно, периода сразу после ранения, что, как он поведал наедине мистеру Рошфору, было совершенной правдой.
      Вскоре все уже заявляли, что никогда и не думали, будто он умер, а один джентльмен в старейшем лондонском клубе «Уайтc» хлопнул его по плечу и заверил, что лично он поверил бы в смерть старины Луи только в том случае, если бы сам присутствовал на его похоронах. Его недавние командиры порадовались, что капитан остался в живых, но, поскольку полк его был расформирован, дальнейшего официального интереса к нему не проявляли.
      Луи Мэтсон, теперь обычный гражданин, был невероятно рад и поздравил себя с удачным осуществлением плана.
      И вслед за этим произошло событие, которое, как он признал, совершенно не предусматривалось его планом. Именно в тот момент, когда капитан вновь утвердился в обществе, его кузен, Роберт Джеймс Мэтсон, шестой граф Эверард, покинул его. Графа Эверарда обнаружили мертвым в собственной спальне, заполненной дымом, но без единого ожога на теле.
      Лакей, который вел доктора к комнате, где он лежал, изумлялся:
      – И ни одного ожога! Как будто его дьявол утащил!
      – Дьявол здесь ни при чем! – отрезал доктор, недовольный тем, что его подняли с постели среди ночи из—за не очень выгодного пациента да к тому же еще облили водой при тушении пожара. – Он просто задохнулся. Чего я понять не могу, так это почему он не проснулся от запаха дыма!
      – Мы с камердинером сами отнесли его в постель, – заметил лакей. – Сомневаюсь, чтобы его что—либо могло разбудить до утра!
      – Опять напился до чертиков? – Доктор снова накинул простыню на тело графа. – Что ж, я уже ничем не могу ему помочь. А что явилось причиной пожара?
      – Насколько мы поняли, загорелось в каминной трубе, откуда выпало много горящей копоти. Граф редко появлялся в доме и нисколько о нем не заботился. Не могу вспомнить, когда в последний раз прочищали каминные трубы.
      – Поразительно! – заметил доктор, собирая свои инструменты и укладывая их в саквояж. – Перед уходом загляну к леди Эверард. Полагаю, ей уже известно о случившемся?
      – Думаю, кого—то уже послали в Дауэр—Хаус сообщить ее светлости, – сказал лакей.
      Доктор вскинул брови.
      – Ее светлость всегда останавливается в Дауэр—Хаусе, когда приезжает его светлость, – пояснил дворецкий.
      – Тогда просто счастье, что он не часто сюда наезжал. – Доктор оглядел комнату. – Все это, видимо, достанется его кузену, которого я помню еще мальчиком. Может, хоть он займется домом и приведет его в порядок.
      Вызвав свой кабриолет, доктор накинул плащ и направился к вдове графа, чтобы предложить ей какой—нибудь совет взамен бессмысленных утешений.
      Об этой печальной истории поведал Луи Мэтсону сперва его поверенный, а затем, более подробно, мистер Рошфор.
      – Ну и ну! – воскликнул новоиспеченный граф. – Нам просто повезло, что это случилось уже после того, как мы осуществили свой план. Люди сочли бы слишком подозрительным мое появление сразу после его смерти. – Он вдруг оглушительно захохотал, и мистер Рошфор недоуменно посмотрел на друга. – Ты только подумай! В качестве графа Эверарда меня повсюду будут принимать с распростертыми объятиями, а всего месяц назад я совершил нападение на трех членов клуба «Уайтc»!
      Мистер Рошфор в ужасе схватился за голову.
      В сопровождении своего верного союзника, который благородно заявил, что его время принадлежит другу, тем более что сезон в Лондоне оказался слишком скучным, новоявленный граф расположился в Абботсфорд—Холле.
      Причины, которые двигали мистером Рошфором, были не так уж невинны, как он заявлял. Он не хотел подвергать испытанию свою сообразительность, отвечая на щекотливые вопросы относительно прошлого капитана. Кроме того, он опасался, что, узнав о его пребывании в Лондоне, мать потребует, чтобы он вернулся в дом предков. Ни одна из этих перспектив его не радовала, но, стоя промозглым декабрьским днем перед мрачным зданием Абботсфорда, он спросил:
      – Нет ли здесь поблизости постоялого двора, где мы могли бы остановиться?
      – Ты останешься здесь и будешь переносить все тяготы вместе со мной. Пойдем лучше взглянем, в порядке ли конюшня, а то пора уже ставить лошадей.
      Младший конюх повел их в запущенную конюшню с грязными стойлами, где стояли две полукровки, которые, очевидно, использовались овдовевшей графиней и ее дочерью, две верховые лошади, принадлежавшие покойному графу, и лошади для экипажа. Граф взял из кормушки клок сена и сморщил нос от запаха плесени, а мистер Рошфор заявил:
      – Я хотел послать за своими лошадьми, но здесь держать их не стану! – Он ткнул в одну из перегородок, и она рассыпалась, так как сгнила от сырости. – Не хотелось бы плохо отзываться о твоих родственниках, но у меня даже свиньи содержатся в лучших условиях!
      Ему вдруг пришло в голову, что все это запустение произошло из—за недостатка средств, и он спросил об этом друга.
      – Нет, просто Роберт не любил тратить деньги, – засмеялся граф. – Во все это меня посвятили поверенные. – Он закрыл за собой двери конюший. – Нужно взглянуть, есть ли какие—нибудь запасы провизии в доме.
      – И здесь всегда так было? – спросил мистер Рошфор, поглядывая на запущенные дворовые постройки.
      – Не знаю. Последний раз я был здесь в возрасте восьми лет.
      – Если бы я был наследником, я бы время от времени сюда наведывался.
      – Мне и в голову не приходило, что я могу стать наследником, – сказал граф. – Ведь Каролина лишь немного старше меня и вполне могла родить еще и сына.
      – В обществе поговаривают о ее связи с Мэтью Дигби. Барни видел, как она шла с ним под руку в Дауэр-Хаусе, а не прошло и недели со смерти Роберта.
      Граф пробормотал что-то неодобрительное. Он был ошеломлен, узнав от поверенного, что назначен опекуном Сары, семнадцатилетней дочери Каролины. Приданое девушки было более чем скромным, а если овдовевшая графиня станет причиной громкого скандала, то бедняжке будет еще труднее найти себе мужа. Все восемнадцать лет брака покойный граф непримиримо враждовал с женой, и завещание стало его последним актом мщения. Новый лорд Эверард предпочел бы, чтобы он отомстил своей жене как-нибудь иначе. Насколько он помнил, Каролина была интересной женщиной.
      Они уже дошли до лестницы, ведущей к парадному входу, и сквозь высокие величавые, но обшарпанные колонны им открылся вид на… затопленные водой окрестности.
      – Поль, ты что-нибудь смыслишь в осушении земель? – поинтересовался граф.
      Мистер Рошфор признался в своем полном невежестве по этому вопросу, но заметил, что у них давно уже промокли бы ноги, если бы дом был построен чуть ниже.
      – Что ж, придется воспользоваться чужими мозгами.
      Отсутствие у графа знаний по ведению хозяйству с избытком восполнялось его организационными способностями. За удивительно короткое время ему удалось собрать опытных рабочих и приступить к ремонту. Вместе с мистером Рошфором он объехал поместье и расположенные на его земле фермы, приказал вырыть канавы для отвода воды, поставить новые ворота и заборы, а также произвести ремонт крыш и сараев.
      Развернутая им бурная деятельность дала работу местным жителям. Здешний плотник, который и не мечтал разбогатеть, выдал замуж свою вторую дочку, устроив пышную свадьбу, а кузнецу пришлось нанять себе помощника, чтобы изготовить огромные чугунные ворота, которые стали украшением въезда в Абботсфорд.
      В самом доме мистера Рошфора постоянно гоняли из комнаты в комнату многочисленные рабочие, и он жаловался, что ему буквально негде присесть.
      – Не могу понять, почему ты не прикажешь принести хоть одну комнату в полный порядок, прежде чем переходить к другой, – возмущался он. – Вчера я читал книгу и до сих пор не могу ее найти!
      Граф, с любопытством наблюдавший за тем, как рабочий наносит позолоту на фриз, выразил сожаление, что его друг опустился до чтения книг.
      – Я слишком устаю, чтобы заниматься чем—либо еще после того, как ты целыми днями таскаешь меня по затопленным жидкой грязью полям, – сказал мистер Рошфор.
      С гордостью оглядев свои достижения через несколько дней, граф счел, что теперь может спокойно передать хозяйство под наблюдение управляющего. Только в отношении графини ему пришлось признать свое поражение.
      Путем откровенного подкупа он вынудил ее оставаться в Дауэр—Хаусе с хорошенькой Сарой и даже пригласил к себе Генриетту, свою кузину. Но допустил ошибку, воспользовавшись конюшней Дауэр—Хауса и каретным сараем, пока приводил в порядок эти постройки у себя в имении. Через несколько дней экипаж и лошади исчезли вместе с графиней и ее дочерью, оставив графа наедине с истерически рыдающей кузиной.
      – Пропади она пропадом, эта женщина! – разбушевался он. – Это же будет настоящий скандал!
      – Тогда верни ее назад, – предложил мистер Рошфор.
      – Был бы тебе весьма благодарен, если бы ты подсказал, где ее искать!
      Проявив редкую для себя проницательность, мистер Рошфор посоветовал:
      – Найди Дигби, а она будет где—нибудь поблизости.
      – Она не вернется. И не вырывать же мне Сару из объятий матери!
      – Если ты ничего здесь не можешь изменить, лично я посоветовал бы тебе найти другого повара.
      Согласившись, что это крайне важно, граф немедленно спустился в кухню, а за ним и мистер Рошфор, продолжавший ворчать:
      – У тебя нет никакого достоинства, вот в чем проблема. Почему ты не вызвал повара к себе, как это сделал бы любой нормальный человек?
      – Потому что ты напомнил мне, что я ни разу не побывал в кухне, – ответил граф. – И готов поспорить на что угодно: наш повар – женщина!
      Так оно и оказалось. В старой кухне с примитивным оборудованием они застали эту женщину, которой приказали готовить для нового хозяина после внезапной кончины старого повара. С нескрываемым облегчением она узнала, что ей предстоит вернуться к своей обычной работе.
      Благоразумно решив удалиться на время ремонта кухни, граф сообщил мистеру Рошфору, что намерен привести в порядок свой дом в Лондоне.
      – Но в это время года там нечего делать, – заметил мистер Рошфор.
      – Честно говоря, я думал о том, чтобы заново обставить и обустроить дом, а не о светских развлечениях, – сказал граф.
      – Я не собираюсь снова торчать с тобой в доме, где будет такой кавардак! – воскликнул мистер Рошфор. – Уж лучше поеду к родителям. Надо было мне с самого начала так и поступить, тогда я был бы избавлен от всех этих хлопот!
      – А ты, однако, не очень почтительный сын!
      Мистер Рошфор, единственный сын своих родителей, которому уже исполнилось двадцать девять лет, поморщился:
      – Ты не представляешь себе, что это такое! У моей матери просто мания поскорее меня женить. Когда я приезжал домой последний раз, одна девица неправильно истолковала мои слова и едва не притащила меня к алтарю! – Он с надеждой посмотрел на графа. – Может, поедешь со мной? Тогда они не так будут на меня наседать.
      Считая себя обязанным за то благородство, с которым его друг выносил условия жизни в Абботсфорде, граф согласился поехать, и в результате все сложилось гораздо лучше, чем ожидал каждый из них. Как наследник крупного состояния своего отца, мистер Рошфор давно уже был целью амбициозных матушек, но граф с удивлением обнаружил, что и его титул является соблазном для матримониальных планов родителей девиц на выданье.
      Миссис Рошфор, собравшая вокруг себя самых достойных девиц сезона, вынуждена была беспомощно наблюдать, как они кружились вокруг графа, пели для него романсы под его аккомпанемент на фортепьяно и за обеденным столом бросали на него кокетливые взгляды. Она досадовала, сознавая, что ее сын ловко ускользает от уз брака, тогда как граф вовсю флиртует под крышей ее собственного дома.
      Самой подходящей невестой для своего сына миссис Рошфор считала мисс Кэтрин Харфорд, и именно с ней граф прогуливался по саду, рассыпая комплименты. Вряд ли следившую за ними миссис Рошфор утешило бы сознание, что с лица достопочтенной миссис Харфорд слетела бы улыбка, узнай она, что расточаемые ее дочери знаки внимания графа были всего лишь частью заговора между ним и Полем.
      Тем временем граф от души развлекался. Кэтрин бесспорно была самой привлекательной из своих сверстниц, однако бахрома ресниц над очаровательными глазками не могла скрыть их расчетливого блеска, так что граф, с некоторым удивлением обнаруживший в себе влечение к прекрасному полу, но не имевший намерения связывать себя узами брака, флиртовал с ней без малейших угрызений совести.
      Перед самым отъездом он стоял с ней и улыбался, накручивая на палец ее рыжеватые кудри, и уже торжествующая в душе Кэтрин в ожидании его поцелуя подняла к нему лицо. Но граф только слегка коснулся губами ее ручки и поспешно удалился, чтобы попрощаться с хозяйкой дома.
      Смущенная и озадаченная Кэтрин подошла к окну. Граф и мистер Рошфор шли по дорожке к экипажу. Пока грум управлялся с лошадьми, они поспорили, кому править упряжкой, и девушка увидела на лице графа довольную усмешку, когда он сел и взял поводья, предоставив мистеру Рошфору ехать пассажиром в собственном экипаже.
      Неожиданно у нее на глаза навернулись слезы. Привыкшая к обожанию поклонников, она была оскорблена неожиданным поворотом дела и решила, что добьется серьезного к себе отношения.
      Однако прошло целых полтора месяца, прежде чем они встретились снова. У Кэтрин вошло в привычку принимать приглашения на все светские мероприятия, где она могла бы застать графа, но ей постоянно не везло, как вдруг они оказались буквально лицом к лицу в одном из магазинов.
      Граф любезно пригласил ее покататься в парке, но она вынуждена была отказаться. Поскольку он удалился с лондонской сцены, почтенная миссис Харфорд распростилась с надеждами, которые на него возлагала, и подталкивала дочь повнимательнее отнестись к ухаживаниям сэра Марка Финчли, хотя тот, при всем своем богатстве, не выдерживал с графом никакого сравнения.
      Когда она призналась, что уже приглашена на прогулку сэром Марком, ей показалось, что лорд Эверард отнесся к этому совершенно невозмутимо, но не успели они появиться в парке, как он подъехал к ним на превосходном черном коне.
      Благодаря своему росту граф возвышался над сэром Марком, который насупился, понимая, насколько он проигрывает рядом с этим великолепным всадником. Его настроение не улучшилось, когда он заметил, что Кэтрин сразу оживилась. Он поднял на графа помрачневший взгляд:
      – Я не знал, что вы вернулись.
      – Увы! Я тоже не знал, что миссХарфорд вернулась в город, – ответил граф.
      Усмехнувшись про себя, ибо сэр Марк рядом с Кэтрин живо напомнил ему собаку, ревностно охраняющую свою косточку, он нарочито замедлил шаг и поехал рядом. Словно не замечая неприветливой хмурости сэра Марка, он так и сыпал комплименты в адрес Кэтрин, отчего та расцветала радостными улыбками.
      Наконец, к облегчению сэра Марка, графа окликнул кто-то из друзей, и, почтительно раскланявшись с Кэтрин, он удалился.
      Сэр Марк мрачно смотрел ему вслед. Он был не слишком сообразительным, но что-то показалось ему странно знакомым в этой ловкой посадке в седле и в том, как, небрежно управляя конем одной рукой, граф пробирался между всадниками, заполнявшими дорожки парка. И вдруг он вспомнил, как при свете луны преследовал разбойника, ловко огибавшего кусты на лесной дороге.
      – Когда этот человек снова появился в городе? – спросил он резким тоном.
      – Если вы имеете в виду лорда Эверарда, мы с мамой впервые встретили его на Рождество у миссис Рошфор, – сдержанно ответила Кэтрин.
      – Его видели как раз незадолго до смерти его кузена. До этого все считали его убитым.
      – Если вы намерены обсуждать его прошлое, могу вам сообщить, что я уже осведомлена о нем, – заметила КэТрин.
      Сэр Марк окинул ее отсутствующим взглядом, прежде чем сообразил, что было бы слишком нелепо рассказывать о случившейся с ним истории.
      Куда бы он ни сопровождал Кэтрин с матерью в течение последовавших за этой встречей дней, непременно где-нибудь поблизости оказывался и граф, чем портил ему все удовольствие.
      Сэр Марк с тревогой наблюдал за благосклонным отношением Кэтрин к графу и перед лицом такой угрозы счел необходимым поскорее ее заполучить и стал добиваться согласия ее матери на их брак.
      Но теперь, когда на горизонте вновь показался лорд Эверард, планы почтенной миссис Харфорд в отношении дочери изменились, и, жеманно улыбаясь сэру Марку, она приводила сотни причин, по которым советовала ему не очень торопиться. Кэтрин проводит свой первый сезон в Лондоне. Пусть она как следует повеселится и получше познакомится с жизнью! Подчеркивая свои замечания лицемерной улыбкой, она заверила сэра Марка, что будет счастлива видеть свою дочь обрученной с ним, но он должен понять… Кэтрин у нее единственная дочь… ведь она вдова! И она промокнула уголки глаз кружевным платочком.
      Сэр Марк клокотал от ярости, но ничего не мог сделать. Миссис Харфорд искусно вела свою игру, не давая ему согласия и вместе с тем не отклоняя его в качестве претендента на руку дочери, и он отлично понимал, что ею движет.
      Для него не могло служить утешением, что лорд Эверард прослыл настоящим сердцеедом. Граф продолжал открыто ухаживать за Кэтрин, что давало высшему свету обильную пищу для всяческих пересудов, но вместе с тем не отказывался и от приятного общества других юных леди, не считая нескольких прелестных дам, близких ему по возрасту. Не мог сэра Марка радовать и тот факт, что граф стал так же популярен и в кругу мужчин.
      Сэр Марк любил спорт и каждый год устраивал охоту в одном из своих обширных поместий, хотя ему самому редко удавалось похвастаться каким-либо трофеем. Несмотря на то что он выезжал на охоту на великолепных чистокровных лошадях в составе первого отряда, он постоянно оказывался последним. С досадой заметив растущий животик, он стал усердно посещать знаменитый боксерский салон Джексона, но для успеха в бою ему явно недоставало сообразительности и скорости реакции.
      Со временем у него образовался довольно обширный круг друзей из джентльменов, не слишком примечательных в обществе и не имеющих возможности похвастаться особыми достижениями в спорте, что прежде его вполне удовлетворяло. Однако теперь его бесил тот факт, что граф принят в самые высшие круги общества и что он одинаково непринужденно и с успехом вращается и среди спортсменов, и в бальном зале.
      Все единодушно признавали лорда Эверарда блестящим наездником и жокеем, с восхищением говорили о меткости его стрельбы в галерее Мэнтона, а благодаря своему мощному телосложению и умению достать противника точным и сокрушительным ударом он считался еще и превосходным боксером.
      Если бы он не избрал объектом своих ухаживаний Кэтрин Харфорд, сэр Марк охотно простил бы ему все эти достижения. До сих пор он относился с безразличием к успехам других и не очень огорчался по поводу отсутствия у себя выдающихся способностей к спорту. Он даже пренебрег бы появившимся подозрением, что этот любимец общества не кто иной, как знаменитый Черный Джентльмен, но ревность разжигала в нем злость и враждебность к графу.
      Однажды им случилось в одно и то же время оказаться в салоне Джексона, и он смог увидеть своего соперника в бою. Для такого крупного человека граф удивительно легко двигался по рингу, и, хотя его противник соответствовал ему по росту и весу, граф ушел с ринга без единого синяка и без малейших признаков утомления.
      – Отличный боксер! – заметил стоящий рядом с сэром Марком зритель.
      Сэр Марк лишь молча кивнул. Во время боя он внимательно приглядывался к довольно свежему шраму чуть ниже левого плеча графа. Оставив соседа, он протиснулся вперед и встал как раз напротив графа, пристально разглядывая стянутую вокруг шрама кожу. Его поведение граничило с бестактностью, и несколько человек удивленно на него посмотрели.
      – Интересно, – наконец сказал он, – откуда у вас этот шрам?
      Лорд Эверард невозмутимо поднял брови:
      – Ах, этот! Просто мы обменялись мнениями с одним из приверженцев Бонапарта.
      – На мой взгляд, эту рану вы получили совсем недавно, – заметил сэр Марк с нажимом в голосе.
      Их взгляды встретились, и в глазах у графа промелькнула усмешка. Мистер Рошфор хотел было к ним присоединиться, но замер на месте, а Фредерик Брэртон, партнер графа по бою, вопросительно переводил взгляд с одного на другого.
      – В самом деле? – усмехнулся граф. – Вероятно, это потому, что, не успев зажить, рана снова открылась. Для такого легкого ранения она заживала удивительно долго.
      – А на мой взгляд, она выглядит как пулевая рана!
      – Но, дорогой мой, это и была рана от пули! – засмеялся граф. – Разве я утверждал что-либо иное?
      Сэр Марк покраснел и поспешил ретироваться. Несколько человек удивленно посмотрели ему вслед, а Фредерик Брэртон накинул полотенце на плечи и откинулся на спинку стула.
      – С чего это он взъелся на тебя, Луи?
      Граф пожал плечами, и успокоенный мистер Рошфор подошел к ним.
      – Кажется, я не очень нравлюсь Марку Финчли!
      – Не могу его винить, – откровенно сказал Фрэдди Брэртон. – Если ты не перестанешь увиваться вокруг девицы Харфорд, он и сам может пустить в тебя пулю!
      – Марк Финчли тот еще стрелок! – заметил кто-то, но Фрэдди Брэртон припомнил, что однажды сам видел, как сэр Марк подстрелил куропатку.
      – В жизни не видел, чтобы человек так удивился своему удачному выстрелу! И представляете, он утверждает, что застрелил того разбойника – Черного Джентльмена, или как там его называют! И ведь действительно, с тех пор его никто не видел! Скорее всего, Финчли просто случайно повезло попасть в цель.
      Мистер Рошфор снова насторожился, с ужасом думая о том, что если сэр Марк узнает в графе раненного им разбойника, то его друг будет разоблачен.
      – А Марчент говорит, что подвергся нападению этого негодяя сразу после Рождества, – вмешался он в разговор.
      – Значит, Финчли его только ранил, – заметил Фрэдди.
      – Да, скорее всего, он все это сочинил! – нетерпеливо отозвался кто-то. – Так кто идет со мной в клуб?
 
      Весь кипя от сдерживаемой ярости, сэр Марк направился было в клуб «Уайтc», но остановился, сообразив, что туда же пойдет и граф со своими друзьями. Скрежеща зубами, он отправился в менее изысканное убежище, в холле которого встретился с одним из своих приятелей.
      Мистер Фуллард был на все готов ради покровительства сэра Марка и возможности хоть несколько недель в год пожить у него в роскошном доме. Он сочувственно поинтересовался у друга, что вывело его из себя.
      – Этот чертов Эверард!
      Будучи в курсе щекотливой ситуации с мисс Харфорд, мистер Фуллард подавил улыбку, тогда как сэр Марк потребовал бутылку вина и углубился в размышления о своих бедах. Предложение мистера Фулларда сыграть в карты было им отвергнуто, и тот молча сидел за столом, тогда, как обычно, умеренно пьющий сэр Марк методично опустошал бутылку. Он становился все более угрюмым и, осмотрев опустевшую бутылку, приказал подать новую.
      Не в состоянии придумать безопасную тему для разговора с человеком, который определенно решил напиться, мистер Фуллард откашлялся.
      Сэр Марк бросил на него свирепый взгляд:
      – Может, сейчас он и граф Эверард, но я много лет знал его просто как Луи Мэтсона! Слишком много он о себе воображает! Я могу кое-что рассказать о нем… Подозреваю его кое в чем уже несколько недель, а доказательство увидел только сегодня! Вижу, ты мне не веришь!
      – Не совсем понимаю, во что мне следует верить, – заметил мистер Фуллард.
      – Ты не поверишь этому, – если я скажу. Я сразу его узнал, как только увидел тогда, в парке. Я видел его, когда пустил пулю ему в плечо!
      – Ты стрелял в Эверарда?!
      – Удивляешься, да? Я выстрелил в него, потому что дело было ночью и потому что он был одет во все черное, а на лице была маска! Он – Черный Джентльмен, вот кто ваш драгоценный лорд Эверард!
      У мистера Фулларда от удивления отвисла челюсть, и сэр Марк раздраженно махнул рукой:
      – Ты такой же, как и все. Не веришь!
      Мистер Фуллард, всегда понимавший свою выгоду, убедил своего покровителя, что верит каждому его слову, и сэр Марк, взгляд которого уже стал мутным, снова потянулся к бутылке, но промахнулся. По-прежнему пребывая в шоке, мистер Фуллард машинально направил его руку к цели.
      – Скажу тебе еще кое-что… Он знает, что я знаю!
      Мистер Фуллард произнес нечто нечленораздельное. Горя желанием узнать подробности, он в то же время не хотел расспрашивать сэра Марка, ибо, протрезвев, тот мог пожалеть о своей откровенности.
      – Говорю тебе, он об этом знает! – повторил сэр Марк.
      Он склонил голову на стол, а мистер Фуллард оглянулся и увидел у себя за спиной несколько человек, которые внимательно прислушивались к излияниям сэра Марка.
      – Пойду найму кеб, – быстро сказал он.
      С помощью привратника он усадил сэра Марка в подъехавший экипаж и назвал кебмену адрес, куда следует доставить пассажира. А сам вернулся в клуб. При его появлении оживленные разговоры смолкли, и двое джентльменов хотели было с ним заговорить, но мистер Фуллард, самыми главными достоинствами которого были благоразумие и осторожность, поспешно вышел на улицу. Не успел он покинуть клуб, горячий обмен мнениями возобновился.

      Последствия поведения Леоноры сказались, почти сразу же. Когда сэр Марк снова нанес им визит, его энтузиазм заметно поостыл.
      – Ну, теперь все окончательно решено, – заявила Леонора после его ухода.
      – Для тебя, Леонора, это хорошо, но ты не подумала о тех выгодах, которые твое замужество могло принести всем нам! – воскликнула леди Констанс.
      Леонора нахмурилась, а мистер Ревелл заметил:
      – Полагаю, твоя мать подразумевает брачный контракт.
      – Брачный контракт! – Леонора вспыхнула от возмущения. – Хочешь сказать, что вы могли бы продать меня… как какую-нибудь лошадь!
      – Ничего подобного! – покраснев, возразила леди Констанс. – Но вообще-то это не такое уже необычное дело. Я могу назвать тебе множество семей, которые не считают для себя недостойным договориться о чем-либо.
      – Можешь называть это, как тебе заблагорассудится! – отрезала Леонора. – Но я все равно не желаю быть купленной, как скотина!
      – Джентльмены же не отказываются от приданого невесты, – заметила леди Констанс.
      – Впрочем, я сомневаюсь, что он готов раскошелиться, – сказала Леонора. – По-моему, он не настолько в меня влюблен.
      – Этот вопрос даже не поднимается, – вмешался в разговор мистер Ревелл. – Во-первых, до этого дело не дошло, а во-вторых, даже если бы он сделал предложение, я бы не дал своего согласия.
      – Но брак с сэром Марком мог бы разрешить все наши проблемы! – вздохнула леди Констанс.
      – Не думаю, чтобы с тобой согласилась Леонора, а кроме того, я и сам не намерен разрешать их таким путем. Я же говорил тебе, Констанс, что дела наши могут оказаться не такими плохими, как кажутся. Я жду кое-какого подтверждения, поэтому пока не говорю ничего определенного, но если мое предприятие увенчается успехом, на что я очень надеюсь, наше положение станет гораздо лучше.
      Леди Констанс устремила на него испуганный взгляд, с ужасом представляя себе, что ее семья вовлечена в какую-то рискованную игру. Когда они поженились, мистер Ревелл был наследником крупного состояния и считался хоть и не блестящей, но вполне подходящей партией для дочери лорда Тренчерда. К несчастью, у отца мистера Ревелла, находившегося в том возрасте, когда ему оставалось только греться у камина, внезапно проявилась страсть к азартным играм. Хорошо еще, что он подхватил сильную простуду, которая свела его в могилу раньше, чем он успел спустить все свое состояние, но именно оскудевшее наследство, доставшееся мистеру Ревеллу, и было причиной их денежных затруднений.
      – Эдмунд! – с возмущением воскликнула она. – Эдмунд, надеюсь, ты не играешь!
      – Играю?! Разумеется, нет! Что это вдруг пришло тебе в голову? Нет, это деловое предприятие…
      – Папа! Не мучай нас! Какое еще деловое предприятие?! – воскликнула Леонора.
      – Дочка, я ничего тебе не скажу, пока не буду уверен, – вздохнул мистер Ревелл. – Вы не скажете мне спасибо, если мои слова возбудят в вас ложные надежды.
      – Ты думаешь… – выдохнула Леонора, едва смея озвучить свою затаенную мечту, – ты думаешь, мы сможем поехать в Лондон?
      Затаив дыхание, женщины смотрели на мистера Ревелла, ответившего им улыбкой.
      – Разумеется, но будет ли это в том стиле, как хотела бы твоя мать, это другой вопрос.
      Он замолчал, потому что Леонора бросилась к нему и осыпала поцелуями его голову, а потом схватила в объятия леди Констанс и закружила ее по комнате, пока та не взмолилась оставить ее.
      Задыхаясь, она уселась на диван и спросила:
      – Это действительно так, Эдмунд? Я отвезу девочек в Лондон?
      – Да, хотя я уже сказал, что не знаю, сколько мы сможем выделить на это денег. Я не стал бы вообще говорить тебе об этом, пока все не прояснится, но для этого придется ждать еще с неделю, если не больше, и, честно говоря, дорогая, когда ты находишься в таком угнетенном состоянии из-за Леоноры, я едва ли смогу вытерпеть эту неделю!
      Леонора снова поцеловала отца.
      – Если мы сможем поехать, то мне все равно, пусть мы хоть на чердаке остановимся!
      – Да, но там могут встретиться неподобающие личности, – возразила практичная леди Констанс, с надеждой глядя на супруга. – А мы сможем снять дом?
      Однако мистер Ревелл решительно отказался отвечать на дальнейшие вопросы, и им пришлось набраться терпения и ждать почти две недели, по прошествии которых он собрал всю семью и сообщил о долгожданных изменениях в их финансовом положении.
      До этого он скрывал характер своего делового предприятия, ибо предвидел реакцию женщин. Тогда как дочери взирали на него с немой благодарностью, леди Констанс выслушала его с ошеломленным видом.
      – Торговля! – в ужасе воскликнула она. – Эдмунд, ты занялся торговлей?!
      – Да, торговлей, – с некоторым раздражением подтвердил он.
      Последние полтора года он жил в постоянном напряжении. Чтобы достать денег для осуществления своего плана, ему пришлось заложить всю свою землю, и по ночам он не мог заснуть от тревоги за будущее семьи, если потерпит неудачу в этом предприятии, настолько чуждом его происхождению и воспитанию.
      – Если об этом станет известно в обществе, мы погибли! – воскликнула леди Констанс. – Ты хочешь, чтобы наши дочери вышли замуж за торгашей?
      Мистер Ревелл напомнил супруге, что совсем недавно она горевала о том, что у дочерей вообще нет женихов, но затем успокоил ее заявлением, что никому и не надо знать происхождение их денег.
      – Мы с Саймоном никому об этом не говорили, и ты с дочерьми тоже помалкивай.
      – Саймон уже знает?! – воскликнула леди Констанс.
      – Я знал об этом с самого начала, – сказал Саймон.
      – Мне пришлось заложить земли, так что было только справедливо посвятить в это мальчика.
      – Ты посвятил в свою тайну Саймона, но не нашел нужным посоветоваться со мной?
      – Женщины не разбираются в таких вещах, – возразил мистер Ревелл.
      – Вот уж не думала, что ты сам в них хоть что-то понимаешь! – с необычной для нее язвительностью заметила леди Констанс.
      – Какое все это имеет значение! Ты же хотела поехать в Лондон, правда, девочки?
      Леонора и Мария бросились к нему в объятия и с упреком посмотрели на мать. Смущенная их единством, она заявила, что если об этом никому не станет известно, особенно ее отцу, то она тоже благодарна мужу.
      Поскольку в свои семьдесят восемь лет лорд Тренчерд был совершенно глухим, все надеялись, что он останется в счастливом неведении. Когда леди Констанс, которая время от времени с ужасом приговаривала: «Но если об этом станет известно в высшем обществе, это будет трагедией!» – убедили, что об их связях с купцами вряд ли станет известно обществу, она стала воспринимать все более оптимистично.
      А тем временем Леонора размышляла о сообщении мистера Ревелла с более практичной точки зрения. Обнаружив залежи угля в своем маленьком поместье, расположенном в Мидлендсе, мистер Ревелл надумал купить фабрику с современным оборудованием и снабжать ее собственным топливом.
      – Папа, а фабрика по-прежнему принадлежит тебе? – спросила она.
      – Нет, – сказал мистер Ревелл, восхищенный сообразительностью дочери. – Я сомневался, что после окончания войны она будет приносить выгоду, и предпочел продать ее и выкупить здешнюю землю.
      – А торговля углем – вполне респектабельное дело, – продолжала Леонора. – Я хочу сказать, вряд ли общество отвернется от человека, который продает уголь, месторождение которого оказалось на принадлежащей ему земле.
      Даже леди Констанс нашла это заявление справедливым.
      – Вот так мы и будем всем говорить! – торжествующе воскликнула Леонора и поцеловала отца.
      Выразив таким образом свою признательность, она заявила о намерении расстаться со старой коричневой ротондой, которую возненавидела с тех пор, как увидела одну из горничных расположенного по соседству поместья в голубой мериносовой ротонде с тремя воланами и буфами. Леонора буквально заболела от зависти, когда представила себе, как Друсцилла небрежно дарит своей горничной эту роскошную ротонду.
      – Хотя при ее фигуре и цвете лица, – язвительно заметила она тогда Марии, – трудно представить, чтобы она Друсцилле шла.
      Из-за молчаливой антипатии Друсцилла редко приглашала ее к себе, но Мария появлялась там чаще, и ей выпадало счастье полистать модные журналы. Вспомнив об этом, Леонора потребовала, чтобы сестра сделала наброски запомнившихся ей моделей платьев и накидок, тогда как леди Констанс допрашивала мистера Ревелла, позволяют ли их финансы снять дом в Лондоне.
      Обсуждение продолжалось и во время обеда, и наконец было решено, что они поедут в Лондон и сначала остановятся в гостинице, чтобы подобрать подходящее жилье и обзавестись новым гардеробом. Когда вопрос коснулся слуг, девушки единодушно отказались брать с собой Бетти, приведя три причины: она неловкая, постоянно шмыгает носом и при малейших затруднениях впадает в истерику.
      – И, кроме того, завела шашни с грумом, – в заключение заявила Леонора.
      Леди Констанс всплеснула руками. Какая резкая старшая дочь! Будет ли с одобрением встречено поведение Леоноры высокопоставленными дамами, которые правят лондонским светом?
      Мария не вызывала у нее подобных опасений. Обладая тихим и застенчивым нравом, она была несомненной красавицей. Тоненькая, изящная, она сразу привлекала внимание огромными фиалковыми глазами под загнутыми ресницами на свежем розовом личике с точеными чертами. У обеих сестер были волнистые темные волосы, собранные в пучок в греческом стиле.
      И все-таки леди Констанс не испытывала больших надежд. Правда, яркие карие глаза Леоноры были очень хороши, а цвет лица такой же свежий, как у Марии, но в остальном она была ничем не примечательна, если не считать слишком высокого роста. Кроме того, она никогда не стеснялась высказывать собственное мнение, как ни пытались исправить этот недостаток сама леди Констанс и пара гувернанток. Учитывая весьма скромное приданое Леоноры, ее будет трудно выдать замуж.
      Однако леди Констанс ожидали более насущные хлопоты, и, рассеянно вспоминая проведенную в роскоши юность, она пришла к выводу, что с тех пор мало что изменилось в вопросах ведения хозяйства большого дома.
      Затем перед ней встал деликатный вопрос: как наладить близкие отношения со своей сестрой? Леди Маргарет вела роскошный образ жизни в своем лондонском доме и была одной из самых знатных дам высшего света. С давних пор каждое ее письмо повергало леди Констанс в глубочайшую депрессию.
      Обе дочери леди Маргарет уже были замужем, сделав блестящие партии, и леди Констанс считала, что, если бы в Маргарет проснулись сестринские чувства, она могла бы ввести в общество своих менее удачливых племянниц. Однако та ничего подобного не предлагала, а леди Констанс не могла заставить себя обратиться к сестре со столь щепетильной просьбой. В душе она сознавала, что, несмотря ни на что, по-настоящему счастлива с Эдмундом и не променяла бы свою жизнь на всю роскошь и влиятельное положение сестры.
      Однако благосклонность леди Маргарет была жизненно необходима, ибо у нее есть связи, которых леди Констанс из-за стесненных обстоятельств не имела. Бесполезно было везти девочек в Лондон, если они не получат приглашений в дома высшего общества.
      В конце концов леди Констанс послала письмо, постаравшись составить его так, чтобы возбудить интерес и вместе с тем успокоить опасения прижимистой леди Маргарет, будто ее могут вовлечь в расходы.
      Отправив письмо, она с облегчением вздохнула и занялась неотложными делами. Мать и дочери сделали себе прически по последней моде и приобрели по нескольку нарядов. Леонора приказала сжечь свою старую ротонду и некоторые другие предметы туалета, которые вызывали у нее ненависть. Проследив, чтобы все сгорело дотла, она удовлетворенно заявила, что теперь находится в равных условиях с горничными дам высшего общества. Ее мать в который раз попыталась убедить дочь соблюдать правила приличия.
      – Я надеюсь, что твоя тетушка Маргарет устроит нам приглашения, но могу тебя заверить, что она не станет рисковать своей репутацией, если сочтет, что ты сможешь ее скомпрометировать. Конечно, ко двору тебя с Марией не представят, но можно рассчитывать, что она сможет ввести вас в «Олмакс». Только имей в виду, Леонора, тебе нужно быть очень осмотрительной и осторожной. При малейшем промахе ты лишишься туда доступа!
      Леонора заявила, что обстоятельства и так слишком долго вынуждали ее быть скромной мышкой и что поскольку она не отличается красотой, то решила быть модной и элегантной. С огромной тревогой леди Констанс повезла наконец дочерей в Лондон.
      Однако поездка, которую она позволила себе после стольких лет строжайшей экономии, принесла ей огромное удовлетворение. Старая карета была заменена внушительным экипажем для дальних поездок, и леди Констанс внутренне торжествовала, когда они с шиком подкатили к снятому дому. К вечеру они устроились в новом жилище и в ожидании ужина, который, по лондонским обычаям, подавался поздно, обсуждали планы на будущее.
      Распределив дела по степени важности, решили на следующее же утро нанести визит к леди Маргарет. К несчастью, надежды Леоноры произвести на тетку впечатление исчезли, когда леди Констанс, находившая ее новое изумрудно-зеленое платье для визитов слишком вызывающим, приказала дочери надеть более скромное, голубое.
      Когда же сестры предстали перед теткой, которую прежде ни разу не видели, Леонора сочла, что мать слишком строго оценила ее броский наряд, ибо леди Маргарет оказалась облаченной в сверхмодное платье с высокой талией, а поскольку грудь у нее была невероятных размеров, то Леонора все время с опаской думала, что она вот-вот вывалится из глубокого декольте.
      Леди Маргарет отнеслась к юным родственницам с благосклонностью, хотя выразила удивление по поводу внезапного изменения их финансового состояния. Поскольку добыча угля не считалась делом унизительным, леди Констанс принялась об этом рассказывать, сумев создать впечатление, будто в Стаффордшире настолько богатые залежи угля, что его можно просто грести лопатой. С юности чувствуя себя скованной в присутствии старшей сестры, она все время заикалась и сбивалась, и Леонора кипела от негодования, видя ее неспособность положить конец нескончаемым расспросам тетки.
      Леди Маргарет осталась довольна полученными сведениями и перенесла внимание на своих племянниц. Бедняжка Мария боялась раскрыть рот, в результате обязанность вести разговор целиком легла на плечи Леоноры. Оскорбленная бесцеремонным допросом тетки, она приняла жеманный вид и выдавала двусмысленные реплики на каждое высказывание леди Маргарет, из-за чего сидящая рядом с ней леди Констанс все время нервничала, щелкая замком своего ридикюля.
      Однако, несмотря на все треволнения, в целом визит прошел удачно. Леди Маргарет, впервые увидевшая Леонору, не заметила в ее поведении ничего необычного, а будучи к тому же крайне самоуверенной, не уловила в замечаниях племянницы никакого двоякого смысла.
      В итоге она заявила, что рада наконец-то познакомиться с племянницами, и пригласила их на званый вечер, который устраивала на следующей неделе, пообещав даже переговорить с леди Джерси относительно приглашений в обществе «Олмакс». И леди Констанс с удовлетворением отметила, что пока ее планы благополучно осуществляются.
      – Хотя нервы у меня были натянуты до предела! – призналась она Леоноре, когда в тот день они рискнули выйти на прогулку в Гайд-парке.
      – Но она же ничего не заметила! – воскликнула Леонора. – А после того как она представит нас своим знакомым, ей придется поддерживать нашу репутацию скромных и приличных девушек, чтобы не оказаться в глупом положении.
      За время их прогулки произошел примечательный инцидент, когда леди Констанс, порозовев от удовольствия, узнала одну из своих подруг юности. Они сообщили друг другу свои фамилии по мужу, и миссис Партингтон спросила, катаются ли Леонора и Мария в парке, как это делают ее собственные дочери. Они расстались, пообещав обменяться визитами.
      Вечер они провели дома. Мистер Ревелл должен был прибыть только на следующий день, а без сопровождения мужчины они не могли посещать места светских развлечений.
      Леонора посетовала на отсутствие у них лошадей для верховой езды и села за фортепьяно, в игре на котором она преуспела благодаря природной одаренности, а также скромному образу жизни в родительском доме, когда проводила за инструментом целые вечера.
      А леди Констанс занялась разборкой писем, счетов и памятных записок, скопившихся на письменном столе.
      – Боже милостивый! А мы едва провели здесь один день!.. Леонора, если тебя попросят сыграть, лучше всего подойдет вот эта последняя пьеса, только ни в коем случае не уступай просьбам спеть! Кстати, я только сейчас сообразила, что во время визита к твоей тетке так нервничала, что совершенно забыла попросить ее порекомендовать нам учителя танцев! Придется зайти к ней еще раз.
      – Боже! – Леонора резким аккордом закончила этюд. – Мы же в самом деле не умеем как следует танцевать! А как же быть с вечером у тетушки Маргарет?
      – Танцы там не предусмотрены, я уточнила это по приглашению, – успокоила ее леди Констанс, просматривая бумаги. – Только музыка и карты. Тебе это может показаться довольно скучным, но, вполне вероятно, за нашим визитом к тетке могут последовать приглашения, и вы должны успеть приготовиться к званым вечерам.
      Этот вечер стал главным в их жизни. Дни были наполнены приятными занятиями вроде посещения магазинов и библиотек, а мистер Ревелл сразу после своего прибытия повел их в театр, однако без участия леди Маргарет они не имели возможности получить доступ на светские мероприятия.
      Когда же знаменательный день наступил, даже Леонора признала, что немного волнуется. Леди Констанс носилась из комнаты в комнату, опасаясь непредвиденных осложнений. Наконец сестры были готовы к выходу и явились к матери для последнего смотра.
      Взглянув на Марию, леди Констанс почувствовала, как у нее на глаза навернулись слезы. Как и полагалось восемнадцатилетней юной леди, младшая дочь была одета во все белое, и тогда как для некоторых этот цвет был чрезвычайно невыгодным, у Марии он, напротив, подчеркивал нежный и свежий цвет лица. По виду простое, но изящное платье было обшито по подолу серебристой каймой, а на плечи была накинута серебристая шаль, концы которой ниспадали почти до пола. Леди Констанс позволила ей надеть жемчужные серьги, напоминающие по форме капли воды, а горничная так умело вплела в ее густые темные волосы искусственные цветы, что они таинственно выглядывали из ее кудрей. Она была такой нежной и хрупкой, что у леди Констанс дрогнуло сердце.
      Леонора не вызвала у матери такой растроганности, но, впервые облаченная в роскошное вечернее платье, она определенно производила эффект. Мать хотела нарядить ее в скромное белое платье, но Леонора заявила, что ей уже двадцать один год и она переросла этот девический наряд. На ней было шелковое платье любимого золотисто-янтарного цвета, с аппликацией вокруг выреза и по подолу, и опять-таки вопреки советам матери она уложила волосы в высокую прическу. Леди Констанс вынуждена была признать, что дочь выглядит весьма величественно и элегантно, но в душе она лелеяла надежду, что на вечере будет не слишком много мужчин маленького роста.
      Она поцеловала дочерей и выпорхнула из гостиной, чтобы убедиться, что мистер Ревелл и только что приехавший и неохотно согласившийся поехать на вечер Саймон не станут причиной задержки.
      Короткая поездка в экипаже дала ей возможность сосредоточиться, и она вышла из него величавая и аристократичная в своей чалме. Что бы она ни чувствовала в душе, светские манеры матери вызывали восхищение Леоноры. Поднимаясь по лестнице за леди Констанс в шуршащем шелковом платьем, она испытывала дрожь, но притворная доброжелательность леди Маргарет, которая, здороваясь, поцеловала ее в щеку, придала ей уверенности.
      Они вошли в уже заполненную гостями гостиную, и леди Констанс подвела их к дивану.
      – Нужно подождать, когда тетушка освободится, чтобы представить нас кое-кому, – прошептала она. – Мария, не тереби бахрому шали!
      Мария выпустила из пальцев шаль и вцепилась в ридикюль, а Леонора напустила на себя безразличный вид и откинулась на спинку дивана. Она окинула взглядом зал и заметила неподалеку молодую особу с длинными зубами, когда вдруг ее обволок сильный аромат лаванды и у нее перед глазами появился обтянутый серым шелком необъятный бюст леди Маргарет.
      Вздрогнув, Леонора поднялась, и ее представили леди Джерси. Она знала покровительницу общества «Олмакс» по имени и растерянно оглянулась за поддержкой к леди Констанс. Однако той рядом не оказалось, а присевшая в низком реверансе Мария от смущения, казалось, потеряла дар речи.
      Леоноре предстояло самой произнести приличествующие моменту слова, но волнение помешало ей проявить себя в полном блеске. Впрочем, леди Джерси со своими рыскающими умными глазами сама что-то непрерывно щебетала, затем бросив какое-то замечание, внезапно удалилась. Леонора с возмущением обернулась к Марии:
      – Ничего не скажешь, здорово ты мне помогла!
      – Как только я поняла, кто эта леди, у меня все из головы вылетело!
      Прежде чем Мария успела сказать еще хоть слово в свое оправдание, к ним снова приблизилась леди Маргарет, рассыпая улыбки.
      Мария бросила на нее испуганный взгляд, но тут леди Маргарет, собрав вокруг себя группу гостей, начала представлять им сестер.
      – Мисс Харфорд, дочь одной из моих самых давних подруг, – произнесла леди Маргарет. – А это мистер Рошфор. Мистер Рошфор, я знаю, что могу на вас положиться и что вы обеспечите закусками и прохладительными напитками моих племянниц. Видите ли, они не очень знакомы с нашими городскими обычаями.
      – А способ подачи закусок так отличается здесь от того, что принято в провинции! – усмехнулась Леонора.
      Но мистер Рошфор ее не слышал. С набитым ртом он уставился на Марию, которая, порозовев от смущения, в свою очередь не могла отвести от него глаз. Молчание становилось неловким, и Леонора с интересом наблюдала первый в ее жизни случай любви с первого взгляда. Это было захватывающее зрелище, и ей не хотелось его прерывать, но мисс Харфорд, единственная, кроме нее, свидетельница этой сцены, от возмущения приняла жеманный вид, поскольку Рошфор, столь длительное время не поддававшийся чарам ее красоты, очарования и остроумия, в ее присутствии позволил себе пасть жертвой наивной провинциалки, чем нанес ощутимый удар по самолюбию признанной красавицы.
      Быстро оценив ситуацию, Леонора сочла необходимым вернуть их на землю и намекнула на свою жажду. Очнувшись, мистер Рошфор покорно отправился за лимонадом, и Леонора с интересом проводила его взглядом. Даже в самых смелых мечтах она не представляла себе возможности столь сильного увлечения с первого взгляда, в чем убедили ее несколько минут наблюдения за сестрой и мистером Рошфором.
      Леонора хотела было пойти разыскать леди Констанс, чтобы выяснить происхождение мистера Рошфора, но это значило бы оставить Марию в обществе мисс Харфорд, источающей недоброжелательность. Кроме того, она рассудила, что тетка никогда бы не допустила появления в своей гостиной недостойного джентльмена.
      Вскоре мистер Рошфор вернулся в сопровождении лакея, который нес полный поднос сладостей, и она снисходительно наблюдала, как он и Мария склонились над тарелкой с пирожными. Казалось, он совершенно утратил дар речи. Они с Марией вполне подходили друг другу. Но ей хотелось иметь собеседника. Принеся извинения, которые остались неуслышанными, она поспешила покинуть их, чтобы разыскать мать и рассказать ей о пикантной ситуации.
      – Мистер Рошфор! – воскликнула леди Констанс. – Должно быть, это сын Мэри Уэбберли. Я вспоминаю, что она вышла замуж за Рошфора. – Леди Констанс с удовольствием беседовала с дамой, которая, как выяснилось, выехала в свет в тот же год, что и она сама, и в их памяти оживали старые имена и полузабытые события. – Она больше дружила с твоей теткой, но я очень хорошо ее помню. Нужно будет поговорить о нем с Маргарет.
      Она решительно двинулась вперед, и Леонора поспешила за ней. На ее взгляд, мистер Рошфор производил вполне благопристойное впечатление, и ей казалось, что дело требует деликатного обращения.
      Однако мистер Рошфор сумел преодолеть свою природную робость и появился у них уже на следующее утро. Он пригласил Марию покататься в парке, и, решив, что этого уже достаточно, леди Констанс сразу же отправилась к сестре за необходимыми сведениями.
      Возвратилась она с хорошими известиями. Леди Маргарет похвально отозвалась о нем и заметила, что миссис Рошфор уже начала отчаиваться, поскольку ее сын до сих пор не проявлял интереса к представительницам прекрасного пола. В сравнении с его прежним поведением тот факт, что он повез Марию кататься, был равносилен заявлению о намерении жениться на ней.
      И мистер Рошфор действительно продолжал посещать их с внушающей надежды регулярностью. Он приносил роскошные цветы и приглашения на различные развлечения для всех.
      Саймон, который встречал его на лестнице или останавливался перекинуться с ним парой слов в холле, находил его отличным парнем, но, когда мистер Рошфор пригласил его на петушиные бои, сообразил, что тот проявляет не совсем обычный интерес к их семье. Поскольку он не отличался особенной наблюдательностью, его пришлось просветить на тот счет, которая из сестер притягивает в их дом мистера Рошфора.
      Леди Констанс призналась, что лелеет надежды устроить будущее Марии. Однако первый порыв радости уступил место тревоге при мысли, что мистер Рошфор может обнаружить их тщательно скрываемую связь с торговлей.
      – Его мать такая же чопорная, как и тетя Маргарет, а я живу в вечном страхе, что она проболтается. Правда, после того, как она ввела Марию и Леонoру в свет, ее могут осмеять, что ей не понравится, тем более что она нам близкая родственница. – Леди Констанс замолчала, чтобы перевести дух после длинной тирады, и Саймон заверил ее, что не намерен разрушить надежды сестры.
      Позднее он сообщил Леоноре, что их мать невероятная болтушка и нытик.
      – Она всегда была такой, – заметила Леонора, – просто ты редко бываешь дома, так что мог этого и не заметить.
      – Я не удивлюсь, если Мария выйдет замуж раньше тебя. А мама, кажется, совершенно в этом уверена, не так ли?
      – Сегодня вечером мистер Рошфор сопровождает нас в клуб «Олмакс», а тетя Маргарет заверила нас, что до сих пор его нога туда не ступала!
      – Что ж, мне он кажется вполне порядочным джентльменом. Хотя понять не могу, почему он хочет жениться на Марии. Во всяком случае, он нравится мне гораздо больше, чем этот Финчли, который за тобой волочился. Кстати, я видел его вчера. Он был с какой-то рыжеволосой девицей.
      Леонора тоже увидела его, когда они появились и «Олмаксе». Их визит в этот прославленный своей изысканноcтью клуб откладывался, чтобы девушки успели усовершенствоваться в танцах, и Мария, окруженная вниманием мистера Рошфора, с нетерпением ожидала этого вечера.
      Стоя у стены зала в ряду других девиц, Леонора наблюдала за обществом со смешанными чувствами. Ноги у нее буквально зудели от желания присоединиться к танцующим парам, но временами светские вечера казались ей скучноватыми и не развлекали ее так, как Марию. Джентльмены не бросались со всех ног приглашать на танец даму, которая была выше их на несколько дюймов, а, поскольку она обладала более независимым и критическим складом ума, чем сестра, она не так легко сходилась с людьми. Мария уже успела обзавестись друзьями, с которыми весело проводила время, но Леоноре было неинтересно участвововать в их пустых разговорах.
      Наблюдая за сестрой, которую ни на минуту не оставлял влюбленный мистер Рошфор, она откровенно радовалась за нее, но не находила в нем черт, которые заставили бы биться ее собственное сердце.
      Прервав ее размышления, к ней приблизились ее тетка и леди Джерси, и девушка встала со стула.
      – Дорогая, это ваш первый визит к нам, – улыбнулась леди Джерси. – Как только закончится танец, я познакомлю вас с некоторыми гостями.
      Затем, очевидно совершенно позабыв о ней, она стала оживленно разговаривать с леди Маргарет, и Леонора, которая имела некоторую склонность к любопытству, уловила имя Кэтрин Харфорд и навострила уши.
      – Дорогая моя, чтобы там ни говорили, я и не подумаю лишить ее приглашения, – засмеялась леди Джерси. – Это же настоящее развлечение наблюдать, как она одновременно завлекает и Эверарда, и Финчли. Хотя, думаю, она потеряет Финчли, если не будет благоразумной. Эверард сделал так, что о ней говорит весь город. Разумеется, вина за это лежит и на ее матери.
      Эта информация заставила Леонору с интересом наблюдать за Кэтрин и сэром Марком. Она удостоила сэра Марка сдержанного поклона, когда они впервые появились в зале, но было очевидно, что он едва узнал ее. Кроме очаровательной Кэтрин, он никого не замечал. Определенно если кто-то и мог затмить красоту Марии, то это была рыжеволосая Кэтрин. Ни одна веснушка не портила нежной кожи ее лица, а то, какие взгляды она бросала на сэра Марка из-под густых ресниц, было настоящим искусством. Леонора постаралась запомнить этот кокетливый взгляд, поскольку только в этом и могла соперничать.
      Она оглядела гостей, пытаясь угадать, кто из них лорд Эверард. В обществе мистера Рошфора она всегда узнавала что-нибудь о его близких друзьях, а сегодня он должен был прийти.
      Вдруг она услышала свое имя и, обернувшись, увидела мистера Рошфора, рядом с которым стоял какой-то джентльмен. Она подняла глаза на этого джентльмена, который был бесспорно самым высоким мужчиной в зале, и ее взгляд остановился на серебристой пряди в его черных волосах.
      Впервые в жизни у нее невольно дрогнуло сердце, но ей удалось спокойно произнести:
      – Думаю, мы с лордом Эверардом уже встречались!

      Лорд Эверард озадаченно нахмурился.
      – Это было прошлой осенью, – напомнила она ему. – Но наша встреча оказалась такой короткой! Мы даже не были представлены друг другу. Все произошло так быстро и странно. Моя горничная впала в истерику, и я припоминаю, что у вас были сложности с лошадью. И я не уловила вашего имени! – Она улыбнулась растерявшемуся Рошфору. – Когда вы назвали имя лорда Эверарда, я, конечно, не связала эти два образа в один.
      – Разумеется, – отозвался граф. – И когда Поль заговорил о мисс Ревелл, я тоже не связал с вами это имя. Мы можем возобновить наше знакомство во время танца?
      Леонора почувствовала, что теряет инициативу, но он уже протянул руку, поэтому она подала ему свою, и они направились на паркет, где уже готовилась к танцу цепочка пар.
      Девушка рискнула кинуть взгляд на его лицо. Он с улыбкой произнес:
      – Но ведь было очень темно! Принимая во внимание все обстоятельства нашей первой встречи, мисс Ревелл, я чувствую себя польщенным тем, что вы меня узнали.
      Леонора вздохнула. Этого любезного джентльмена, облаченного в строгое вечернее платье согласно требованиям «Олмакса», казалось невозможным представить на залитой лунным светом дороге в Суррее. Она перевела взгляд на его седую прядь.
      – Это из—за ваших… – заговорила было она, но осеклась, увидев за спиной лорда Эверарда сэра Mapка, который смотрел на графа с нескрываемой враждебностью. – Осторожно, у вас за спиной Марк Финчли! – шепнула она.
      – Пикантная ситуация, – заметил граф. – Но мы с ним часто встречаемся. Его неприязнь ко мне происходит по совершенно иным причинам. Вы когда—нибудь обсуждали с ним нашу предыдущую встречу с вами?
      – Нет, не обсуждала, – нервно ответила Леонора. – Считаю, что для такой опасной темы следовало бы подобрать более укромное место.
      – Но вы считаете себя обязанной в будущем сказать ему об этом?
      – К чему? Теперь мы с ним видимся очень редко.
      Она вдруг поняла, что лорд Эверард мог усмотреть в ее уклончивых ответах преднамеренность, но в этот момент заиграла музыка, и дальнейший разговор стал невозможен. Кроме того, ей нужно было сосредоточиться на еще не очень привычных фигурах танца.
      По окончании танца граф проводил Леонору к Марии, которая ворковала с мистером Рошфором. Помня о неоконченном разговоре, она подняла на лорда Эверарда глаза, но выражение его лица было непроницаемым.
      – И когда же прозвучат свадебные колокола? – спросил он, кивнув на Марию.
      – Он еще не сделал ей предложения, – ответила Леонора. – Папа надеется, что если он собирается сделать предложение, то это произойдет не позже будущей среды, потому что ему нужно ехать на север, чтобы… – Она замолчала, поняв, что едва не проболталась об угольных копях, чего так страшилась леди Констанс. Хотя иметь связь с торговлей углем вряд ли так же позорно, как быть разбойником с большой дороги!
      Он вскинул брови, и она добавила:
      – Чтобы навестить кое-кого. Впрочем, лорд Эверард, думаю, вам более, чем мне, известны намерения мистера Рошфора.
      – Нападение – лучший способ защиты, – улыбнулся он, подвел ее к стулу и поклонился леди Констанс. – Мы должны найти способ продолжить наш разговор, мисс Ревелл.
      Еще раз поклонившись, он удалился, и когда Леонора снова увидела его, он танцевал с Кэтрин Харфорд. Вот Кэтрин подняла к нему оживленное лицо и что-то сказала, от чего тот расхохотался.
      Внезапно Леоноре захотелось снова оказаться в милом Ревелл-Хаусе.
 
      Встретившись через три дня с графом, мистер Рошфор размышлял, с чего начать разговор, тогда как граф ехал рядом, терпеливо ожидая, когда заговорит друг. Его гнедой конь не отличался терпением и стал взбрыкивать, что на некоторое время отвлекло мистера Рошфора.
      – Держи своего норовистого коня в узде, – сказал он графу, сдерживая своего коня.
      – А тебе нечего ехать с отпущенными поводьями!
      Мистер Рошфор хмыкнул и сказал:
      – Твоя овдовевшая кузина вернулась в город!
      – Невозможная женщина! – воскликнул граф. – Ну почему бы ей не выдержать подобающим образом полугодовой траур! Что она задумала на этот раз?
      – Собственно, ничего особенного, если не считать того, что, судя по размерам дома, она живет явно не по тем скромным средствам, которые ей оставил твой кузен.
      – Это все Дигби! А моя подопечная при ней?
      Мистер Рошфор кивнул.
      – Но они еще не имеют права выходить в свет. А мать упорно отказывается носить траур.
      – Ну, должно быть, она не производит особого шума, раз это не дошло до моих ушей.
      – В свете ее, конечно, не одобряют, – сказал мистер Рошфор. – Но пока никакого скандала не было. Не хватает доказательств.
      – Лучше бы она крутила свои романы где-нибудь за границей. Она никогда не сможет выдать Сару замуж, если я не обеспечу ей приданое. – Заметив, что мистер Рошфор пo-прежнему чем-то озабочен, граф спросил напрямик: – Еще какие-нибудь неприятности?
      Мистер Рошфор вздохнул:
      – В клубах начали ходить слухи о тебе. Кажется, Финчли напился и разболтал, что ты не кто иной, как Черный Джентльмен. Один из его клевретов говорит, будто он видел у тебя на плече след от выстрела. Должно быть, это произошло у Джексона.
      – Я думал об этом.
      – Тебя это не тревожит?
      – Бездоказательная болтовня Финчли? Нет, нисколько. Недавно он допустил промах с Кэтрин Харфорд, так что, думаю, люди воспримут эти слухи так же, как и эту историю.
      – Ты бы лучше перестал за ней волочиться, тогда у тебя станет на одну проблему меньше. Если она поймет, что потеряла тебя с твоим титулом, то удовлетворится деньгами Финчли. Избавь ее от затруднений выбора, и всем нам станет спокойнее.
      – А откуда ты знаешь, что у меня нет благородных намерений по отношению к Кэтрин?
      – Ты никогда не хотел на ней жениться! Она просто охотится за выгодной добычей!
      – Как и все остальные! Но у Кэтрин Харфорд есть преимущество – она самая эффектная девица.
      – Ты кончишь тем, что тебе придется драться с Финчли на дуэли, или, если ты и дальше будешь его подначивать, он не станет молчать. Что, если его болтовня натолкнет еще кого-либо на воспоминания и тебя узнают и другие твои жертвы?
      – Слишком поздно! – усмехнулся граф. – Кое-кто уже узнал!
      – Кто узнал?
      – Сестра твоей Марии.
      – Хочешь сказать, что напал на нее? Когда это случилось?
      – Прошлой осенью. А я никак не мог понять, почему ее лицо показалось мне таким знакомым.
      – Что ж, тогда тебе лучше, забыв о Кэтрин Харфорд, жениться на Леоноре! На мой взгляд, она резковата в своих суждениях, но если ты позволишь ей и Финчли обсуждать тебя, кое-кто может принять всерьез их обмен мнениями. Как она тебя узнала?
      – Точно не знаю. Это ее карету я остановил, когда меня ранил Финчли. Она хотела все мне рассказать, но тут появился Финчли… Нужно будет все это выяснить.
      – Сначала женись на ней, а потом уж выясняй. Леонора весьма независима!
      – Я это понял. Скажи-ка, что тебе известно об этой семье?
      – Кое-какие справки я навел. Ведь моя мать подняла бы шумиху, если бы не одобрила их прошлое. Леди Констанс – весьма почтенная и достойная дама – дочь старика Тренчерда, а отца Марии знают во всех клубах. Мне ничего не известно об их состоянии, но меня оно и не интересует.
      – Не было ли внезапного улучшения в их финансовом положении?
      – А почему ты спрашиваешь? Что-нибудь, слышал?
      – Просто у меня сложилось такое впечатление. Когда ты намерен официально просить руки Марии?
      – А тебе какое дело?
      – Да никакого! Только лучше тебе сделать это до следующей среды. Ее отец уезжает на север. В гости!
      Мистер Рошфор решил на следующее утро навестить отца Марии. Преданный Брукс, чутко уловивший, что происходит с хозяином, помог ему примерить три сюртука, прежде чем мистер Рошфор сделал окончательный выбор.
      – Скоро все закончится, сэр! – Брук прошелся щеткой по сюртуку и отступил на шаг, довольный, что мистер Рошфор являет собой идеальный тип джентльмена.
      Не имея больше оснований оттягивать визит, мистер Рошфор взял трость и вышел из дому, зная, что Мария ждет его, а радушное отношение к нему леди Констанс подтверждало, что она считает дело решенным.
      Тем не менее он дважды прошел мимо дома, прежде чем набрался храбрости и поднялся на крыльцо. Лакей, открывший ему дверь, сообщил, что юные леди в передней гостиной, но мистер Рошфор сказал, что хочет видеть мистера Ревелла.
      Лакей проводил его в кабинет мистера Ревелла. Поздоровавшись с хозяином дома, мистер Рошфор вдруг оробел и пробормотал что-то о прекрасном утре.
      Мистер Ревелл согласился с ним.
      – Но в апреле начнутся нудные дожди, – продолжал мистер Рошфор.
      Мистер Ревелл усмехнулся и подтвердил, что апрельские дожди бывают весьма неприятными. Чтобы успокоить взволнованного гостя, он предложил выпить шерри, и воцарилась тишина, нарушенная приходом слуги с графином и бокалами.
      Разливая шерри, мистер Ревелл решил помочь своему визитеру.
      – Насколько я понимаю, вы пришли ко мне относительно моей младшей дочери.
      Мистер Рошфор кивнул, но не смог выдавить ни слова.
      – Полагаю, дело весьма деликатное, – сказал мистер Ревелл. – Возможно, вы желаете взять в жены мою младшую дочь?
      – Вот именно! – воскликнул мистер Рошфор и вздохнул.
      – В таком случае я даю вам согласие. Выпейте же свой шерри!
      Просияв, мистер Рошфор выпил шерри и признался своему будущему тестю, что в жизни не испытывал такого страха.
      – Сейчас же помещу сообщение в газеты! – добавил он.
      – А вы сообщили родителям о своем намерении? – спросил мистер Ревелл.
      Мистер Рошфор покачал головой.
      – Сначала известите их о своем намерении. А Мария ждет вас наверху.
      Минутку спустя он, целуя руку Марии, гордо заявил:
      – Все сделано!
      Тут только он сообразил, что теперь является официальным нареченным Марии, и поцеловал невесту в щеку.
      – Вы действительно просили моей руки у папы? – улыбнулась Мария.
      – Да… конечно. Кажется, мистер Ревелл сразу понял, зачем я к нему пришел. Похоже, об этом все знают. А на днях меня расспрашивал об этом граф Эверард. По-моему, ему тоже пора жениться. Ему уже около тридцати.
      Леонора, ожидавшая момента, чтобы пожелать им счастья, спросила:
      – Лорд Эверард тоже подумывает о браке?
      – Кажется, да, – сказал мистер Рошфор, – Только не понимаю… – он помрачнел, – почему из всех юных леди Лондона он ни с того ни с сего выбрал эту… Надеюсь, она не ваша приятельница?
      – Нет, нет! – поспешила успокоить его Мария. – Она едва снисходит до беседы с нами. Она такая гордая. Но кажется, красавицы часто бывают такими.
      – Не все, – глядя на нее с обожанием, сказал мистер Рошфор.
      Появившийся в этот момент Саймон с первого взгляда понял ситуацию.
      – Вы уже разговаривали с моим отцом, да? Что ж, раз вы теперь член нашей семьи, я хотел бы кое о чем вас попросить.
      – О чем? Я к вашим услугам.
      – Я хотел просить вас рекомендовать меня в члены клуба «Уайтc».
      – Попросите об этом своего отца, – ответил мистер Рошфор.
      – Что ж, пожалуй. Тогда, может, вы поддержите мою кандидатуру?
      – Простите, но я вас почти не знаю…
      – Что ж, в таком случае не могли бы вы посмотреть со мной одну лошадь.
      – Нет, не могу. Мы идем покупать кольца.
      – Ты обручилась с очень несговорчивым человеком, – заметил Саймон Марии.
      – Мы были бы вам весьма признательны, мистер Рошфор, если бы вы ввели его в общество, где он мог бы улучшить свои манеры, – засмеялась Леонора.
      – Я могу время от времени брать его куда-нибудь с собой, что действительно помогло бы ему приобрести некоторую изысканность. А также могу представить его достойным девицам, если вы хотите от него избавиться.
      Саймон питал слабость к прекрасному полу, но, к сожалению, это были не те девицы, которых он мог встретить на вечерах, посещаемых мистером Рошфором. Саймон усмехнулся и отклонил предложение будущего зятя. Поскольку его вера в женщин подверглась серьезному испытанию, когда его страсть, пережившая даже соперника, встретившегося у дома его дамы сердца, испарилась, ибо на следующий вечер он застал ее в бигудях! Однако почти сразу же за этим у него произошла обнадеживающая встреча с одной блондинкой.
      Мистер Рошфор посмотрел на Саймона с неодобрением. Будучи в курсе его наиболее шумных проделок, он легко проник в его мысли, что весьма удивило бы Саймона. Но молодому человеку было уже двадцать три года, и мистер Рошфор решил не вмешиваться в его дела и предложил Марии и Леоноре покататься верхом.
      Леонора согласилась не сразу. Она еще не ездила на только что купленной для нее верховой лошади. С другой стороны, ей казалось, что обрученные имеют право побыть наедине.
      Мистер Рошфор устранил ее сомнения, заметив, что он уже в бриджах и сапогах и что будет делом минуты послать за его лошадью. Она уступила ему и поднялась наверх, чтобы переодеться в новую бархатную амазонку. Мистеру Рошфору предстояло понять, что Мария, которую он готов был принять такой, какая она есть, относится к верховой езде, мягко говоря, безразлично.
      Она сознавала, что мистер Рошфор сразу поймет, какая прогулка его ожидает, как только он взглянет на низкорослую полукровку сестры, которая пятилась и нервно прядала ушами, и встревоженный мистер Рошфор предложил на всякий случай захватить грума.
      – Не бойтесь, я не опозорю вас падением с лошади, – пообещала ему Леонора.
      С сомнением посматривая на ее лошадь, мистер Рошфор сказал:
      – Что ж, все равно у нас нет выбора. – Поскольку лошадь не стояла на месте, он помог Леоноре подняться в седло, пока грум держал лошадь под уздцы.
      Леонора расправила юбки и приказала груму отпустить поводья. Серая тут же описала полукруг и понеслась обратно к конюшне, но с помощью хлыста Леонора заставила ее вернуться. Мистер Рошфор пожалел, что не предложил пешую прогулку.
      Леонора сказала:
      – Думаю, у моей лошадки был плохой наездник, к тому же она явно застоялась в конюшне.
      Затем выяснилось, что лошадь Марии согласна двинуться с места только в том случае, если ее будут вести за повод. Вскоре у мистера Рошфора сложилось мнение, что мистер Ревелл плохо разбирается в лошадях.
      Он сопровождал дам, размышляя, удастся ли им без приключений добраться до парка по улицам, заполненным пешеходами и экипажами. Самые худшие его опасения оправдались. Леонора то и дело пресекала попытки серой кобылы сбросить ее. Мистер Рошфор измучился от напряжения и не чаял уже увидеть ворота Гайд-парка. Когда из-за угла неожиданно появился лорд Эверард, он обрадовался и нисколько не обиделся на насмешки друга.
      – Я вижу, у тебя затруднения? – улыбнулся граф.
      – Еще какие! Одна не желает идти, а вторая не думает останавливаться! – Он обернулся и увидел, что серая кобыла в очередной раз совершила резвый скачок в сторону и несется прямо на уличный фонарь. – Ради бога, последи за этой чертовкой вместо меня!
      Граф двинулся назад, а Леонора, у которой слезы выступили на глазах от сильного удара коленом о фонарный столб, воскликнула:
      – Получаете удовольствие от страданий других, милорд?!
      – Эта строптивая кобылка не очень вам подходит, мисс Ревелл.
      – Пока, пожалуй, это действительно так, но я предпочитаю ее наемной лошади.
      – Совершенно с вами согласен. Едем же поскорее в парк.
      – Нам нельзя спешить, придется дождаться Марию.
      – А что, ее лошадь не может ехать быстрее?
      – По-моему, она просто не умеет ходить галопом!
      – В таком случае, полагаю, ваши понятия о приличиях не запретят нам немного уехать вперед, потому что я предлагаю идти рысью.
      Вместо ответа, Леонора натянула поводья. Серая кобыла, когда ей не препятствовали, шла плавной рысью, и вскоре, оставив далеко позади мистера Рошфора и Марию, они влетели в ворота парка и перешли на галоп.
      – Так-то лучше! – Леонора одобрительно потрепала кобылу по шее, когда они снова пошли шагом. – Папа еще никогда не покупал для меня плохой лошади. Как вы думаете, а где остальные?
      – Думаю, мы их потеряли. Придется вам довольствоваться моим обществом, и если честно, думаю, мы прекрасно обойдемся и без них.
      – Только потому, что Мария не очень хорошая наездница, не стоит над ней насмехаться.
      – Мисс Ревелл, я вовсе не насмехаюсь над Марией, но если вы пытаетесь уверить меня, что у нее хорошая лошадь, я никогда вам не поверю.
      – И правильно сделаете.
      – Решив этот вопрос, я хотел бы кое о чем вас спросить. Почему вы были так уверены в том, что уже знаете меня, когда мы встретились с вами в «Олмаксе»? Ведь в тот раз было темно, а я был в маске. Признаюсь, у меня было искушение притвориться удивленным и убедить вас, что вы ошиблись. И я мог это сделать.
      – Почему же вы этого не сделали?
      – Я подумал, что не смогу заставить вас молчать!
      – Лорд Эверард, вы имеете репутацию дамского угодника, но я не могу понять, как вам это удаётся!
      Чтобы дать выход обуревавшим ее чувствам, Леонора послала лошадь в галоп, но он мгновенно нагнал ее.
      – Вам не удастся сбежать от меня, мисс Ревелл! Однако вы так и не ответили на мой вопрос.
      – Мне казалось, что у нас с вами одинаковые воспоминания об этой встрече. Но я, конечно, забыла, что на меня до тех пор ни разу не нападали, а для вас это был один эпизод из тысячи!
      – Вы слишком высокого обо мне мнения, – улыбнулся граф. – А мне еще не случалось встретить настолько смелую женщину, которая предупредила меня о том, что мне угрожает выстрелом ее защитник! Уверяю вас, этот эпизод стал для меня весьма памятным!
      Леонора вспыхнула, чувствуя на себе его взгляд, и быстро сказала:
      – Нам нужно найти остальных!
      Во время дальнейшей прогулки она избегала отвечать на его прямые вопросы, испытывая удовлетворение оттого, что он так и не догадался, как она его узнала. Поскольку им не удалось разыскать мистера Рошфора с Марией, лорд Эверард проводил ее домой, и она приготовилась распрощаться с ним по возможности весьма сдержанно. Девушка спешилась, и тут ее колено, про которое она совсем забыла, находясь в седле, напомнило о себе, не давая ей и шагу ступить без посторонней помощи.
      – Я готов предоставить вам возможность подпрыгивать на одной ноге по лестнице, – сказал граф, не скрывая усмешки. – Это вам в расплату за то, что вы отвергали все мои усилия поддерживать разговор! Но вы действительно в состоянии идти?
      – Нет, не могу! – воскликнула она, оперлась на его руку и захромала к парадному входу.
      Расстроенная происшедшим, Леонора поблагодарила графа, затем попрощалась с ним, и горничная помогла ей добраться до ее комнаты, где она села в кресло и стала втирать в колено мазь, погрузившись в грустные размышления.
      В это время леди Констанс обдумывала в кабинете мужа организацию званого вечера для объявления о помолвке младшей дочери. Она прикидывала, какое количество пар сможет вместить в себя их относительно небольшой зал, и составляла примерный список угощений для гостей, не подозревая, что на втором этаже ее старшая дочь сидит с поврежденным коленом. Вошедший сообщить о готовности ленча дворецкий счел своим долгом поставить леди Констанс в известность о травме. Она бросилась наверх и столкнулась в холле с Марией, которая только что вернулась с прогулки и поспешила вслед за матерью.
      В дверях леди Констанс застыла, с подозрением поведя носом..
      – Боже милостивый! Чем это так противно пахнет?
      – Это мазь, – вздохнула Леонора.
      – В жизни не знала более жуткого запаха!
      – Это мазь для лошадей.
      – Леонора! Ты что, втирала ее себе в кожу?
      – Только в колено. Мне уже не так больно. Это моя кобыла ударила меня о фонарный столб.
      – Вечером мы должны быть у леди Нетерби, а от тебя будет нести этой гадостью!
      – Но если бы я не намазала колено этой мазью, я вообще не могла бы ходить, – возразила Леонора и сделала пару шагов по комнате. – Все будет в порядке, если только меня не пригласят на котильон.
      – Однако ты все же сумела войти в дом! – заметила Мария.
      – Этому злосчастному типу пришлось мне помочь, – сказала Леонора, вынужденная признать участие лорда Эверарда. – Извини, что мы оставили вас, но серая просто рвала поводья у меня из рук. Мне пришлось повозиться, чтобы усмирить ее.
      – Леонора! Что еще за злосчастный тип?
      – Лорд Эверард.
      – Леонора, неужели ты его оскорбила? Миссис Бруммель считает его самым влиятельным в Лондоне человеком! Кроме того, он друг мистера Рошфора, и мне самой он кажется в высшей степени приятным молодым человеком.
      – Он подтрунивал над моей лошадью, вот и все!
      Она продолжала раздумывать о тайне лорда Эверарда, без энтузиазма одеваясь к вечеру у леди Нетерби. Обычно она с нетерпением готовилась к балам с танцами, но сегодня, хотя уже могла ходить не прихрамывая, была неспособна танцевать. Собрав волосы на затылке, она состроила гримасу своему отражению в зеркале. Полгода назад ей казалось пределом мечтаний оказаться на лондонском балу, и сейчас она устыдилась своего раздражения. Ее усеянное блестками платье сияло в свете свечей, ожерелье из жемчуга, подаренное отцом на Рождество, мягко светилось в зеркале, и, внезапно почувствовав свою вину, она поспешно вдела в уши серьги из жемчуга.
      Повинуясь внезапному импульсу, Леонора пошарила в ящиках комода и нашла там букетик искусственных цветов, которые когда-то украшали ее капор. Матерчатые лепестки поблекших цветочков трогательно повисли, и она ласково погладила их, а потом решительно сунула букетик за раму зеркала. Пусть он служит ей напоминанием о тревогах матери за будущее своих дочерей, когда они проводили дни в уединении Ревелл-Хауса, и о радости отца, что он смог предоставить им возможность провести сезон в Лондоне.
      Леонора решила забыть о графах-разбойниках и сосредоточиться на исполнении заветной мечты леди Констанс увидеть замужем за достойными джентльменами обеих дочерей. Мария уже выполнила свой долг, а Леонора с тревогой помнила, что не за горами уже двадцать второй год ее рождения. Недоброжелатели готовы причислить ее к старым девам, из которых многие проводили безуспешно уже третий, а то и четвертый сезон.
      Она мысленно перебрала в памяти всех мужчин, которые оказывали ей знаки внимания. Хотя их было немало, результат оказался для нее плачевным: среди них не было ни одного, кто нравился бы ей настолько, чтобы оказать ему предпочтение. Она представила себе назойливого мистера Экклестона с его постоянным шмыганьем носом. О господи! Когда-то за ней всерьез ухаживал сэр Марк Финчли, казавшийся самым завидным женихом, но сейчас ей было безразлично, кого он поведет к алтарю.
      Леонора снова попробовала ходить, но еще раз убедилась, что танцевать сегодня не сможет, и с унылым настроением, захватив бархатную накидку, пошла искать леди Констанс.
      Они прибыли на бал с некоторым опозданием, и еще из холла Леонора услышала плавные звуки вальса и легкое шарканье туфель по паркетному полу. Сидеть у стены вместе с вдовами и дурнушками было сущим мучением. Она любила танцы и знала, что движется очень легко и грациозно, что давало ей возможность показать себя в более выгодном свете.
      Мистер Рошфор увел Марию танцевать, отец с Саймоном присоединились к знакомым мужчинам, и, когда леди Констанс встретила еще одну из своих давних подруг, Леонора оказалась в одиночестве. Стараясь выглядеть беззаботной, она огляделась вокруг и увидела, что к ней направляется лорд Эверард. На ее настороженный взгляд он ответил веселой улыбкой.
      – Вы удостоите меня согласием танцевать со мной следующий вальс, мисс Ревелл?
      – Вы отлично знаете, что я не могу сегодня вальсировать! – отрезала она.
      Он присел рядом и задумчиво произнес:
      – Любопытно знать, откуда у вас такие шокирующие манеры. Ваша матушка кажется образцом светской вежливости, и я не могу допустить, чтобы она не передала своим дочерям свойственное ей качество. Хотя относительно Марии я затруднился бы судить. Трудно уличить в отступлении от правил приличий девицу, которая почти всегда молчит.
      – Если уж мы заговорили о шокирующих манерах, думаю, мои не хуже ваших! Вы уже второй раз выражаете пренебрежение к Марии в ее отсутствие.
      – Вы ошибаетесь, – возразил граф. – Я отношу ее молчаливость к добродетели. Если бы девицы, которым нечего сказать, не давали волю языку, мы были бы избавлены от необходимости выслушивать скучнейший вздор. Вы слишком быстро делаете заключения… как и ваша серая кобылка, такая упрямица!
      – Никакая она не упрямица! – вспылила Леонора. – Просто она боится уличного движения…
      Граф вскинул брови, изображая вежливое недоверие.
      – Я поеду на ней кататься завтра до завтрака, когда на улицах не так много экипажей.
      – Отличная идея. Если бы вы и сегодня так поступили, сейчас ваше колено было бы в полном порядке.
      Леонора намеревалась возразить, но к ним приближалась леди Констанс, и ей пришлось обуздать свой темперамент. Граф почтительно приветствовал ее мать, после чего удалился.
      Леонора грустно смотрела, как он присоединился к кружку мужчин, окружавших Кэтрин Харфорд, а затем появился об руку с ней. Выходит, он дожидался появления этой красотки!
      На самом деле она была несправедлива к графу. Увидев ее сидящей в одиночестве, он поспешил прийти ей на помощь. Справедливо решив, что поднять ей настроение можно только словесной перепалкой, он намеренно ее подкалывал, после чего, уверенный, что теперь она весь вечер продержится в этом состоянии, оставил на попечение леди Констанс. Тем временем ему доставило удовольствие умыкнуть мисс Харфорд из-под носа ее обожателей. Она заигрывала с графом, проявляя подлинный артистизм в использовании своих густых ресниц, который вызывал в нем улыбку. Он постоянно подвергается такой изощренной игре, но, если ей угодно играть с ним, он нисколько не возражает. Его заинтересовало, насколько далеко могут завести эту девушку ее понятия о приличиях, и под предлогом духоты в зале он увлек ее на крытую веранду.
      – Зачем мы пришли сюда, милорд? – улыбнулась Кэтрин.
      – В поисках свежего воздуха. Разве вам не кажется, что в зале душновато? Думаю, наша хозяйка не станет возражать, если мы откроем одно из окон. – Между тем он открыл дверь и протянул Кэтрин руку. По той готовности, с которой она вышла на веранду, он понял, что она не в первый раз готова флиртовать. Она остановилась под зажженным канделябром, и граф задернул штору, чтобы их не было видно со двора.
      – Здесь намного прохладнее, – заметил он, запрокинул ей голову и поцеловал.
      Она ответила ему жарким поцелуем, и оба не слышали шагов, пока на веранде не появился разгневанный сэр Марк. За ним граф увидел Саймона Ревелла и еще двоих молодых людей, которые с огромным интересом поглядывали на них.
      – Закройте дверь! – крикнул граф.
      Сэр Марк был в такой ярости, что вряд ли его расслышал.
      – Как… вы… смеете! – выкрикнул он.
      – Ради бога, потише! – процедил граф.
      – С какой стати!
      – Да хотя бы из уважения к мисс Харфорд. И можете не разыгрывать передо мной драму. Вы не обручены с мисс Харфорд и не являетесь ее опекуном, поэтому я хотел бы знать, по какому праву вы сюда ворвались!
      – Я видел, как вы уводили мисс Харфорд из зала, и последовал за вами, чтобы защитить ее!
      Губы графа дрогнули в улыбке, когда он представил себе образ девической скромности, вызванный словами сэра Марка, и оглянулся на Кэтрин. Та теребила в руках платочек, а на лице ее отразилась смесь ужаса и восторга.
      Сэр Марк перевел взгляд на нее:
      – Мисс Харфорд, предлагаю вам вернуться со мной в зал. – Видя, что она колеблется, он настойчиво сказал: – Вы не знаете, кто на самом деле этот человек! Вы ослеплены его манерами и положением в обществе. Я не виню вас в этом, но вы должны знать правду. Это Черный Джентльмен! Всего-навсего обычный разбойник с большой дороги!
      Кэтрин ахнула, и он подался к ней, чтобы взять ее за руку.
      – Увы, я понимаю, вы считаете меня сумасшедшим, но я видел доказательство этого. Он обычный грабитель! – произнес сэр Марк с расстановкой.
      – Не валяйте дурака! – сказал граф вполголоса. – Или, по меньшей мере, не впутывайте меня в свою идиотскую игру.
      – Вам не удастся и дальше скрываться благодаря моему молчанию. Я знаю правду. И готов отвечать за свои слова, если желаете! – Сэр Марк повысил голос.
      – Уж не думаете ли вы, что я намерен схватиться с вами здесь, на глазах у мисс Харфорд? И говорите потише, иначе сюда сбегутся все любители сплетен.
      – Я молчал, пока вы не вынудили меня говорить, но больше молчать не намерен. Я готов дискредитировать вас в каждом лондонском доме!
      – И станете самым знаменитым во всем Лондоне олухом! Мое положение не настолько шатко, чтобы рухнуть от столь нелепого обвинения. – Граф повернулся к Кэтрин: – Мисс Харфорд, позвольте проводить вас обратно в зал.
      Сэр Марк встал между ними.
      – Я сам провожу мисс Харфорд, – сказал он и протянул Кэтрин руку.
      Граф, словно читая ее мысли, молча наблюдал за тем, как она переводит взгляд с одного на другого. Если сейчас она отвергнет сэра Марка, то навсегда его потеряет. Она взвешивала в уме все «за» и «против», потом шагнула к графу, затем помедлила и положила руку на локоть сэра Марка. Тот метнул на графа торжествующий взгляд, и они ушли.
      Опустившись на банкетку, граф усмехнулся. Как джентльмену, ему следовало бы сделать Кэтрин предложение. После оживленных сплетен, возбужденных в обществе их флиртом, тот факт, что ее застали целующейся с ним, мог пагубно отразиться на ее репутации. Можно было не сомневаться, что сэр Марк предпочтет умолчать о происшедшем, тогда как от Саймона Ревелла и его приятелей исходила определенная опасность. Да, конечно, он поступил не по-джентльменски, но сделать предложение ему помешала уверенность в том, что на самом деле она вовсе не так уж им увлечена. Мисс Харфорд всегда руководствовалась корыстными целями. Его тщеславие было слегка уязвлено, когда своим выбором она подтвердила его правоту, но он утешил себя мыслью, что ежегодный доход сэра Марка являлся дьявольским искушением для любой девушки.
      Поразмыслив об угрозе своего разоблачения, он отбросил все опасения. Теперь, когда Кэтрин дала ясно понять, кого она предпочитает, сэр Марк не станет настаивать на своем обвинении. Несколько более серьезным было случайное присутствие Саймона Ревелла с друзьями. Все зависело от того, что им удалось услышать… хотя сэр Марк говорил достаточно громко, так что, скорее всего, они ничего не упустили и наверняка отметили, что он уклонился от дуэли с Финчли, тогда как на его месте любой стал бы срочно искать секундантов. Но каким бы гибким ни был его моральный кодекс, он не позволял ему стрелять в сэра Марка, который, собственно, сказал правду.
      Граф встал с банкетки и потянулся. Определенно служба тайного агента во враждебной Франции была ему больше по душе. Спокойная, полная развлечений светская жизнь навевала на него скуку. А не вернуться ли в свое поместье? Хотя, судя по отчетам управляющего, дела там обстоят благополучно и не требуют его вмешательства. А можно остаться в Лондоне и в конце сезона перебраться в Брайтон! Размышляя, граф направился в бальный зал. В дверях оживленно беседовала с подругой леди Констанс, и он вспомнил, что утром Леонора хочет покататься в парке на своей серой кобыле.

      Леонора взглянула на небо. Почти неделю стояла относительно приличная погода, а теперь небо снова заволокло тучами и моросил дождь. А стоит ли ехать в парк? Ее бархатная амазонка наверняка будет испорчена. Леоноpa решила надеть привезенное из Ревелл-Хауса платье для верховой езды, не очень модное, но вполне приличное.
      Она позвала горничную. Та с удивлением посмотрела на нее и кивнула на окно, покрытое каплями дождя.
      – Вижу, вижу! – сказала Леонора, одеваясь с ее помощью. – Но мне все равно. Куда я дела свой хлыст? – Она порылась в гардеробе и извлекла его на свет. – Ну вот и все!
      – Но вы насквозь промокнете! – предостерегла ее горничная.
      В этот момент сквозь тучи прорвались лучи солнца, и капли дождя на стекле засверкали алмазами.
      – Само небо подает мне знак! – засмеялась Леонора и спустилась вниз.
      Когда лошадь привели, она, как обычно, пятилась и храпела, пугаясь голубей.
      – Сегодня она очень возбуждена, – предупредил Леонору грум, помогая ей подняться в седло.
      Она лишь улыбнулась и полной грудью вдохнула свежий воздух. Для верховой прогулки утро обещало быть восхитительным, и Леонора решительно послала лошадь вперед по еще пустынным улицам.
      Въехав в парк, она увидела фигуру мужчины, прогуливавшего под уздцы свою лошадь, и натянула поводья, останавливая кобылу, но лорд Эверард уже заметил Леонору и направился к ней.
      – Я жду вас уже с полчаса, не зная точно, в какое время до завтрака вы покажетесь.
      – Если вы намерены снова говорить мне колкости, советую вам уехать, – сказала Леонора с вызовом.
      – Вы имеете в виду вчерашний вечер? Льщу себя надеждой, что мне удалось вернуть вам доброе, расположение духа.
      – Не понимаю, что вы хотите этим сказать!
      – Вчера вы показались мне такой грустной, а я не знаю лучшего способа поднять вам настроение, как слегка задеть ваше самолюбие. Думаю, когда я вас покинул, вы были уже в отличной бойцовской форме.
      – Должна сказать, вы бесцеремонный человек! – усмехнулась Леонора.
      – Знаю, – со вздохом согласился граф. – Остальные мужчины нашептывают вам комплименты и готовы беспрекословно вам подчиняться. Но раз уж мы заговорили на эту тему, сударыня, я хотел бы сообщить вам, что я привык к большему уважению, чем обычно вижу от вас!
      – Вы хотите, чтобы я вам льстила? Мне это было бы нетрудно, – засмеялась Леонора. – Но вы и так постоянно окружены стайкой восторженных подхалимов.
      – И вы еще смеете называть меня бесцеремонным! Давайте поручим лошадей вашему груму и посидим вон на той скамейке.
      – Ну уж нет! Это значит промокнуть до нитки!
      – Вы и так уже полчаса сидите в мокром седле.
      – Знаю, но я согрела его своим телом.
      – Что мне в вас нравится, так это ваша склонность к деликатным выражениям! Так когда же вы выйдете за меня замуж?
      – Вы, должно быть, шутите!
      – И не думаю! Я только что сделал вам серьезное предложение выйти за меня замуж.
      – Но вы меня даже не знаете!
      – Напротив, я отлично вас знаю. Вы довольно хорошенькая, хотя и не красавица, и когда ведете себя не как сорванец, то выглядите довольно элегантной. Вы сообразительны и остроумны, и если кто-то не возьмет вас в хорошие руки, к тридцати годам вы превратитесь в сварливую старую деву. Кстати, сколько вам лет?
      – Почти двадцать один.
      – Тогда вам следовало бы меня поторопить. В вашем возрасте вам не получить лучшего предложения. Если, конечно, вам не нравится тот низкорослый субъект, который забрасывает вас цветами. И не забывайте еще об одном из своих недостатков! Когда вы в туфлях, в вас наверняка пять футов девять дюймов роста.
      – Совершенно не понимаю, зачем вам на мне жениться! – начиная закипать от негодования, заявила Леонора.
      – Я и сам этого не понимаю, – со вздохом признался он. – Но мне уже тридцать один, и я стремительно приближаюсь к тому возрасту, когда необходима жена, чтобы согревать тапочки.
      Леонора засмеялась, и он внимательно посмотрел на нее:
      – Есть еще один момент, о котором я считаю нужным упомянуть. Не исключено, что Финчли может причинить нам проблемы, разболтав о моем предосудительном прошлом. И в таком случае я вполне вас пойму, если вы не пожелаете вступить со мной в матримониальные отношения.
      – Значит, Финчли об этом знает?
      – У него нет доказательств, но, признаюсь, хотел бы я знать, как он меня узнал. Вас я тоже об этом спрашивал тогда, на балу.
      – Я в тот вечер заметила в ваших волосах седую прядь. Кроме того, вряд ли найдутся два мужчины такого примечательного роста с одинаковой приметой.
      – Тогда мы можем сбросить Финчли со счетов. Он был с другой стороны кареты и не имел возможности разглядывать меня. – Граф оценивающе оглядел ее. – А мы с вами неплохая пара.
      – Я же еще не сказала, что согласна за вас выйти!
      – Но обязательно скажете. Я не стал бы вас просить, не подготовив для этого почву, если бы не чувствовал, что мне отвечают взаимностью. На балах вы постоянно посматриваете в мою сторону.
      – Ничего подобного!
      – Нет, будто бы…
      – Тогда я считаю, что с вашей стороны весьма неблагородно упоминать об этом. Кажется, вы решили расстраивать меня при каждой нашей встрече!
      – Но вы сами предоставляете мне такую возможность! – В его взгляде она увидела теплое выражение и просияла.
      Однако граф, взглянув на небо, решил, что пора возвращаться домой, пока дождь не припустил еще сильнее. Они одновременно повернули лошадей и поскакали по дорожке в сопровождении державшегося от них на почтительном расстоянии грума, но не успели выехать из парка, как на них налетел сильнейший порыв ветра с дождем, взметнув волосы девушки. Леонора со смехом откинула с лица намокшее страусиное перо.
      – О боже, скорее!
      Они галопом понеслись по улицам к дому.
      – На этот раз советую вам не торопиться самостоятельно спускаться на землю. – Он помог ей спешиться. – Пусть грум отведет мою лошадь в конюшню вместе с вашей, а я зайду к вашему батюшке.
      – Нет! – воскликнула Леонора. – Пока не надо!
      Он вскинул брови.
      – Пyсть сначала объявят о своей помолвке Поль и Мария. Мистер Рошфор дожидается согласия своих родителей, после чего публично объявит о помолвке.
      – Вы не хотите лишать Марию торжества? Что ж, это похвально.
      – Это было бы неэтично по отношению к ней.
      – Я не возражаю, – улыбнулся граф. – А теперь идите домой, пока не простудились. – Он поднес к губам ее руку. – Я приду к вам завтра.
      Ошеломленная, она побрела вверх, не замечая, как мокрый шлейф амазонки шлепает по ступеням. Впервые она полностью поддалась обаянию лорда Эверарда и совсем растерялась. Молча перенося упреки горничной, она дала снять с себя мокрую одежду, все еще сама себе не веря. Ведь он может выбрать в жены самую аристократичную и красивую девушку в Лондоне! Они буквально кидаются ему на шею. При этом он сам сказал, что не считает ее внешность особенно привлекательной. Что ж, единственным и бесспорным ее достоинством является игра на пианино, а насколько ей известно, к музыке он не проявляет никакого интереса. Зато при всей своей насмешливой манере поведения граф безусловно сильная личность.
      Горничная все еще хлопотала около нее, предвещая воспаление легких. Только когда она стала накручивать на палец ее влажные волосы, чтобы вернуть локоны в первоначальное состояние, Леонора вспомнила, что граф еще ничего не знает об их связи с торговлей, и решила завтра же признаться ему в этом. Когда в семейную тайну посвятили мистера Рошфора, тот лишь на мгновение растерялся, а затем заявил, что ставить в известность об этом его родителей необязательно.
      Вспомнив, что еще не завтракала, Леонора спустилась в гостиную, где Саймон уплетал ветчину и просматривал газету. По свойственной ему ненаблюдательности он не обратил внимания на взволнованный и радостный вид сестры. Любезно отодвинув газету от кофейника, он сообщил, что кофе только что сварен, и подвинул ей тарелку с тостами.
      – Вчера у Нетерби произошла одна сцена, – заметил он. – Кстати, я не видел, как ты ушла с бала.
      – Что за сцена?
      – Господи, неужели ты об этом не слышала! Эверард уединился с Кэтрин, а Марк Финчли устроил из этого настоящий скандал. Ты же знаешь, какие между ними отношения. Он так кричал, что его было слышно на всей веранде!
      – Но что там произошло?
      – Эверард спросил, по какому праву он ворвался на веранду, а Финчли заявил, что ославит его по всем клубам. Расскажет какую-то дикую историю, будто бы Эверард был разбойником! Эверард, представляешь? Следовало ожидать, что Эверард вызовет его на дуэль, но нет… Он воспринял это оскорбление совершенно спокойно. А потом Кэтрин Харфорд ушла под руку с Финчли. Похоже, она предпочла денежки Финчли.
      Леонора побледнела. Она читала в романах, как от лица героини отливает кровь и она почти падает в обморок, но никогда не представляла такого странного покалывающего ощущения на лице и шее. Она помолчала, а когда заговорила, собственный голос показался ей чужим.
      – Я не поняла, неужели лорд Эверард был разбойником?
      – Я же тебе сказал! Финчли заявил, что узнал в нем Черного Джентльмена или что-то в этом роде. Всем известно, что он соперничает с Эверардом из-за Кэтрин Харфорд, но мне кажется, это уж слишком! Никогда бы не подумал, что эта девица стоит ссоры. Лично я не имел с ней дела, но Энгус говорит, что если общественное положение молодого человека не соответствует ее требованиям, она ведет себя с ним совершенно бесцеремонно.
      Он углубился в газету и воскликнул:
      – Надо же, завтра в бегах участвует Красный Герой!
      Леонора перевела дыхание.
      – А что, если еще кому-то покажется, что лорд Эверард разбойник?
      – Тогда, конечно, другое дело, но разве такое возможно? Подумай сама, речь идет об Эверарде! – Саймон встал из-за стола и, проходя мимо, похлопал ее по плечу. – Поеду поставлю на эту лошадь. Если зайдет Энгус, попроси его подождать.
      – Лучше скажи об этом дворецкому, – ответила она. – Я могу уйти.
      Когда за беспечно насвистывающим Саймоном захлопнулась парадная дверь, она встала и вышла из гостиной. Из холла она увидела леди Констанс. Та отдавала слугам распоряжения на предстоящий день. Леонора прошмыгнула мимо полуоткрытой двери, желая поскорее скрыться в своей комнате, чтобы ее не тревожили обсуждениями семейных проблем.
      Оказавшись у себя, она села на кровать и подумала, что сейчас хлынут слезы, которые она с таким трудом сдерживала. Но слез не было.
      Итак, лорд Эверард не любит ее! Он попросил ее руки только потому, что Кэтрин Харфорд его отвергла, а Финчли угрожал придать огласке его прошлое! Она вспомнила слова графа во время их первой прогулки в парке. «Я подумал, что мне не удастся заставить вас молчать». Оказавшись перед угрозой громкого скандала, если не суда, он решил устранить эту угрозу, женившись на ней. Леонора усмехнулась. Он так в ней уверен! Уверен, что ему достаточно поманить ее пальцем и она побежит за ним… Господи, какой же она была глупой! Он открыто ухаживает за одной девушкой, так что весь город со дня на день ожидает объявления об их помолвке, и вдруг бросает ее и делает предложение другой, с которой едва знаком. Лишь совершенно потерявшая рассудок девица способна принять всерьез это предложение!
      Он даже не спросил разрешения у ее родителей ухаживать за ней. Что ж, по крайней мере, она вовремя прозрела, и они не успели обручиться официально! На глаза у нее навернулись слезы, и она даже пожалела, что узнала правду. Лучше было бы выйти за него замуж, пребывая в счастливом неведении. Вздор, нелепость! Выйти замуж за человека, который лишь притворяется, что любит ее? Она вспомнила их утренний разговор. Он даже ни разу не сказал, что любит ее, видимо, в нем еще есть остатки совести.
      Раздумывая, что сказать, когда граф придет к ним завтра, она испытала мстительное желание заставить его страдать. Если он так боится разоблачения своей тайны, пусть как следует помучается! Пусть живет в полной неизвестности, не зная, когда на него обрушится этот удар! Нет, не то! Во-первых, невозможно представить себе графа, объятого страхом, а во-вторых, она не желает ему зла.
      День тянулся бесконечно, и под предлогом сильной головной боли Леонора отказалась ехать на званый вечер, опасаясь встречи с графом.
      Узнав о ее решении, леди Констанс пришла в необыкновенное волнение, а сообщение горничной о том, что во время утренней верховой прогулки мисс попала под сильный дождь, только подлило масла в огонь. Леонора уговаривала мать ехать без нее, но та покинула дом только после того, как добилась обещания дочери оставаться в постели, выпить горячего молока, а потом еще и сердечные капли. Решительно отгородившись от навязывающейся с советами горничной пологом над кроватью, Леонора осталась наедине со своим несчастьем.
      Проснувшись поутру, она сразу вспомнила, что сегодня к ним должен приехать граф. За бессонные ночные часы она решила уклониться от встречи с ним, хотя и упрекала себя за малодушие. Поспешно накинув халат, она спустилась вниз и сообщила дворецкому, что у нее мигрень и чтобы он любому визитеру сообщал, что ее нет дома, затем вернулась к себе и села писать письмо лорду Эверарду.
      Склонившись над листом бумаги, она пыталась сочинить достойное послание. Сначала Леонора решила высказать ему все, что она думает о его оскорбительном предложении, но это помешало бы их дальнейшим непринужденным встречам, а по отношению к Марии и мистеру Рошфору было бы несправедливо, если бы между ними при каждой встрече возникали перебранки.
      Заканчивая письмо, она вспомнила, что граф ни разу не назвал ее по имени, и у нее по щекам покатились слезы. Возмущенная своей слабостью, она вытерла глаза рукавом халата и отнесла письмо дворецкому с наставлением, чтобы тот вручил его лично графу. Дворецкий пробежал глазами адрес и поднял на нее взгляд, но она поспешила скрыться у себя в комнате, опасаясь, как бы граф не застал ее в холле. Сообщив горничной, что попробует снова уснуть, она подошла к окну и стала из-за шторы высматривать графа.
      Когда же он появился, она готова была вернуть свое письмо, если бы это было возможно. Однако верх одержало испытанное ею потрясение от беззаботной болтовни Саймона, и она приказала себе вести себя разумно и не страдать из-за мужчины только потому, что он так красив. «Это только лошадь покупают потому, что она выглядит хорошей, – уговаривала она себя. – Под красивой внешностью может скрываться черное сердце!» Собственная способность к мелодраматическим размышлениям поразила ее, и впервые за сутки она улыбнулась. Но тут стукнула входная дверь, и она увидела, как граф спускается по ступеням. Оглянувшись на дом, он пожал плечами и зашагал прочь.
      Граф отправился домой, теряясь в догадках, что могло случиться с Леонорой. Хотя, возможно, у нее могла разыграться мигрень, дерзкое заявление дворецкого и отсутствие записки от нее заставило его прийти к выводу, что она намеренно уклонилась от встречи с ним. Но почему после вчерашнего разговора она решила не видеться с ним?
      Вопрос разрешился, когда он оказался дома. Сбросив в передней плащ и шляпу, он забрал с подноса скопившуюся корреспонденцию и направился в гостиную. В основном это были счета и приглашения, но мысль о том, что Леонора могла написать ему, заставила его внимательно просмотреть каждое письмо, и наконец он его обнаружил. С удивлением перечел он сухие строки и, сунув письмо в карман, снова вышел из дома.
      Быстро дойдя до дома Леоноры, он резко дернул колокольчик. Дверь открыл тот же бесстрастный и неумолимый дворецкий, но, на счастье, в этот момент в холле появилась леди Констанс. Он поклонился ей, и с радостным восклицанием она устремилась ему навстречу.
      – Я надеялся застать мисс Ревелл дома, сударыня, – сообщил он.
      – У бедняжки Леоноры разболелась голова, но заходите, – ответила леди Констанс с улыбкой. – Я узнаю, может быть, ей уже лучше.
      Она проводила его в гостиную и, решив лично убедиться в самочувствии дочери, поднялась к ней.
      – Я еще не очень хорошо себя чувствую, – сказала Леонора, вздохнув.
      – Прошу тебя, спустись. Сегодня такая замечательная погода, и если граф захочет пригласить тебя покататься, я уверена, прогулка пойдет тебе нa пользу. Хотя он, кажется, пришел пешком. Ну, неважно.
      Леонора встала, привела в порядок прическу и последовала за матерью.
      Лицо графа было спокойным и непроницаемым, но как только леди Констанс под каким-то предлогом удалилась, он нахмурился, глядя на Леонору, и у нее сжалось сердце.
      – Я хотел бы поговорить с вами наедине!
      Он достал из кармана письмо и положил на стол. Леонора уставилась на письмо, не смея поднять взгляд на графа.
      – Почему? В чем дело? – произнес он вполголоса.
      – Я все объяснила в письме. Я…
      – Вздор! – прервал он ее. – Все это лишь жалкие попытки увильнуть от ответа. Вчера вы об этом и не думали! Вы не находите, что я имею право получить правдивое объяснение? Прошу вас, Леонора. Разве мы не можем спокойно все обсудить?
      Леонора задержала дыхание. Если бы она не знала о его вероломстве, каждое его слово показалось бы ей совершенно искренним! Но уж слишком многое совпадало: его слова о том, чтобы она молчала, его разрыв с Кэтрин Харфорд, угрозы сэра Марка, вчерашний рассказ Саймона.
      – Говорю вам, я все объяснила в письме, – повторила она.
      – Я считал вас более отважной!
      – Как вам угодно! Все дело в том, что мистер Рошфор, ваш самый близкий друг, собирается жениться на моей сестре и для всех нас было бы неловко, если бы мы с вами стали явно избегать друг друга!
      – И что же такого вы обнаружили со вчерашнего дня, что решили меня избегать? – усмехнулся он. – Леонора, я не делаю вид, что вел безгрешный образ жизни, но не могу припомнить ничего, чего бы вы уже не знали, что могло вызвать в вас такое отношение!
      Она ахнула, и он добавил:
      – Ради бога, будем же честными друг с другом!
      – У вас короткая память. Видимо, вы уже забыли инцидент, который произошел на балу у леди Нетерби!
      – И кто же сообщил вам эту сплетню?
      – Как вы должны были бы догадаться, это сделал Саймон, но он и не подозревает, что это событие как-то касается и меня!
      – Жаль, что он не нашел другой темы для беседы с вами. И что именно он вам рассказал?
      – Что вы уединились с Кэтрин Харфорд… – Она осеклась, сообразив, что не знает, как все было на самом деле.
      – Так вот в чем причина! Понимаю. Кажется, я вряд ли смогу перед вами оправдаться, не так ли?
      Она покачала головой, он улыбнулся и вышел.
      Леонора, сдерживая слезы, помчалась к себе, а мистер Ревелл, который раздевался в холле, проводил ее удивленным взглядом. Войдя в гостиную, он увидел на столе оставленное графом письмо, прочитал его и сунул в карман.
      Лорд Эверард замедлил шаги и задумался. Куда девалась задорная и строптивая Леонора их прежних встреч? Если бы она открыто ставила ему в вину эпизод с Кэтрин Харфорд, он бы это понял. Возможно, в пересказе Саймона инцидент у леди Нетерби был слишком преувеличен. Но при всем этом граф так и не мог понять ее поведение.
      Ох уж этот ее братец! Самый легкомысленный щеголь Лондона, и если на него не оказать серьезного влияния, то он может попасть в какую-либо историю, что бросит тень на репутацию его сестер.
      Впрочем, стоит ли беспокоиться о Саймоне? Пожалуй, стоит… И уж, конечно, он сумеет повлиять на этого молодого человека сильнее, чем его отец или мистер Рошфор! Будучи человеком дела, лорд Эверард решил при первой же возможности приступить к исполнению своего плана.

      Tакая возможность представилась ему очень скоро. Разумеется, они с Саймоном вращались в разных кругах общества, и было бы странно, если бы граф стал искать встречи с молодым человеком, но, как-то заглянув в «Таттер-соллз», специальное место на ипподроме, где принимают ставки при игре на скачках, он застал там мистера Барнторпа, Саймона и лорда Энгуса Делмара.
      – А я говорю, что на эту клячу нечего и надеяться! – кипятился Саймон. – Надо же такое придумать! Азиат против Красного Героя! Да он отстанет от него после первого же отрезка в восьмую часть мили!
      – А я повторяю, что Красный Герой раньше не бегал на дистанцию больше семи восьмых мили! – возразил мистер Барнторп. – Первые шесть восьмых он еще пройдет, а дальше – все! Он сдохнет! Для такой дистанции ему не хватает выносливости.
      Граф подошел к ним.
      – Можешь спокойно ставить четыре к одному на Красного Героя, Барни.
      – Эверард! Ну и встреча! Так что ты говоришь?
      – Я сам видел, как на тренировке Красный Герой отлично прошел десять восьмых, и нисколько не сомневаюсь, что эту дистанцию он осилит.
      – А я что говорил?! – воскликнул Саймон. – У него крутой круп, к тому же он пойдет с новым, но очень опытным жокеем. Я знаю, ты против Красного Героя предубежден, потому что он вислоухий, но бежит-то он не ушами!
      – При чем тут уши, скажи на милость! – заметил лорд Энгус. – Просто в прошлом месяце Азиат выиграл дистанцию свыше десяти восьмых, так что я ставлю только на него. Ставлю против тебя 25 фунтов.
      – Отлично! – кивнул Саймон и взглянул на лорда Эверарда.
      Тот улыбнулся ему.
      – Кажется, вы молодой Ревелл, я не ошибаюсь? Молодец, что держитесь своего мнения. – Он снова обратился к Барнторпу: – Ставлю 25 фунтов и на четыре к одному.
      – Ты тоже играешь? Я думал, ты не делаешь ставки!
      – Тебя неправильно информировали. А вообще-то я играю редко и исключительно ради удовольствия.
      – Как и все остальные!
      – Не скажи! – возразил граф. – Вспомни о бедняге Бруммеле! Признаться, мысль проснуться однажды утром и вспомнить, что накануне проиграл все средства, приводит меня в ужас! – Он усмехнулся, и мистер Барнторп и лорд Энгус, родители которых были весьма состоятельными людьми, так же беспечно улыбнулись ему в ответ. Все знали, что во время войны с Наполеоном граф был смелым и отчаянным разведчиком. Его имя упоминалось в донесениях герцога Веллингтона, и до сих пор в лондонских клубах говорили о его подвигах.
      Саймон, в котором желание водить дружбу со своими богатыми друзьями постоянно вступало в противоречие с опасением проиграться, уловил в реплике графа поддержку. Их взгляды на мгновение встретились, затем граф сказал:
      – Я подумываю завести конюшню с рысаками. А у Мортона как раз есть для продажи одна весьма славная кобылка.
      Не задумываясь о расходах графа, все стали советовать ему, каких лошадей необходимо завести и как лучше обустроить конюшню.
      – А я скажу вам, кого нанять в жокеи, – вмешался Саймон. – В «Уайт—Харте» есть форейтор, такой невысокий парень, он еще немного прихрамывает. Он участвовал в бегах только один раз, и ему подсунули самую дрянную клячу, но он всем доказал, что прирожденный наездник. Знает, как ухаживать за лошадью и выжать из нее все, на что она способна.
      Граф поблагодарил его и записал имя и фамилию форейтора.
      – Берите его поскорей, а не то, помяните мое слово, его перехватит у вас кто—нибудь другой!
      – Непременно так и сделаю! Вы поедете на скачки?
      – Понимаете, я только утром узнал распорядок скачек, а Барни и Энгус уже кое-что запланировали на день.
      – Если надумаете ехать, то в моем экипаже найдется для вас место, – предложил граф.
      Едва веря своим ушам, Саймон воскликнул:
      – Разумеется, я поеду… сэр!
      – Тогда приходите к моему дому через час. – Граф кивнул Саймону и потрепал Барнторпа по плечу: – Завтра заберу у тебя свой выигрыш!
      Мистер Барнторп фыркнул, а граф засмеялся и ушел.
      А переполненный радостным возбуждением Саймон поспешил домой, чтобы переодеться. Ему польстило приглашение лорда Эверарда, занимающего столь заметное положение в обществе. Он вспомнил об инциденте на балу. Вот ведь незадача! Стоял, как идиот, и подслушивал, что происходит между лордом Эверардом и сэром Финчли… Однако граф, по-видимому, не придал значения его неэтичному поступку.
      Застав дома всю семью, Саймон как бы между прочим упомянул, что сопровождает на бега лорда Эверарда.
      Когда Саймон ушел, Леонора не без сарказма выразила надежду, что лорд Эверард не втянет брата в компанию богатых повес.
      – Для таких опасений нет ни малейших оснований! – воскликнул мистер Ревелл. – Лорд Эверард кажется мне вполне рассудительным человеком, и он знает, что Саймон не может позволить себе проводить время в развлечениях, доступных ему самому. Я доволен, что он пригласил его с собой.
      Разумеется, мистера Ревелла не могло не радовать, что его наследник неожиданно оказался в такой изысканной компании. Будучи мудрым родителем, он избегал читать сыну нотации, понимая, что они наверняка останутся без внимания, тем не менее сильно тревожился за него. Лорд Эверард – человек благоразумный, хотя он, конечно, известный светский волокита. И уж наверняка он не посещает сомнительные заведения в районе оптового рынка «Спитлфилдз». И уж конечно, графа нельзя упрекнуть в пристрастии к азартным играм. Если проведенный с ним на бегах день заставит Саймона размышлять более здраво, он был бы только рад и благодарен графу.
      Мистер Ревелл посмотрел на Леонору, которая была явно чем-то удручена. Вспомнив содержание ее письма, он пришел к выводу, что ее любовь подверглась какому-то испытанию. Однако граф казался ему способным самостоятельно решать свои проблемы, а вмешиваться в их отношения на правах родителя мистер Ревелл считал делом нецелесообразным.
      Саймон ушел, громко хлопнув дверью, что нарушило его размышления.
      Из уважения к лорду Эверарду Саймон отказался от пестрого шейного платка в пользу строгого галстука. Он то и дело поглядывал на часы. Саймон обрадовался, когда граф спустился к нему, прежде чем он успел ступить на первую ступеньку.
      Как только они уселись в экипаж, Саймон сказал:
      – У вас чертовски отличные лошади!
      – Благодарю за комплимент. Я пытаюсь подобрать к ним такую же пару, но никак не могу найти нужных лошадей. Просто удивительно, насколько трудно найти настоящий черный цвет. А эти резвые лошадки! Могу дать вам попробовать управлять ими.
      – Но вы даже не знаете, справлюсь ли я с ними!
      – В этом я уже убедился, – улыбнулся граф. – Мой главный конюх как-то видел вас с парой лошадей, а его мнению я доверяю.
      – У моего отца обычно были хорошие лошади. Охотничьи и верховые. Он сам выводил их много лет, хотя в наших краях подобное занятие редкость.
      – Ваша сестра бесстрашная наездница, – заметил граф, ловко огибая тележку с товарами. – Надо сказать, ее серая кобыла довольно строптивого нрава!
      – Леонора? Да, она ничего не боится, всегда чертовски здорово ездила на лошадях! Вот Мария – та в этом смысле трусиха.
      – Сестры во многих отношениях не похожи друг на друга, – подтолкнул его к дальнейшему разговору граф.
      – Согласен. Мария едва ли может постоять за себя. Хотя она настоящая красавица и невероятно добрая и милая.
      – А Леонора? На мой взгляд, она весьма энергичная особа.
      – Такая она и есть! Мама постоянно тревожится за нее. Ей никогда не выйти замуж, если она не научится следить за своим языком!
      – Но мне кажется, у нее нет недостатка в поклонниках.
      – Да, – согласился Саймон. – Она могла заполучить Финчли, этого богатейшего жениха, но внезапно отказала ему. Матушка очень расстроилась.
      – Когда же это произошло?
      – Да еще в прошлом году! Финчли чуть ли не каждый день появлялся у нас, и дело уже шло к логическому завершению.
      – А потом?
      – Потом что—то произошло… Ах, вспомнил! Это было в ту ночь, когда на нее напал разбойник! Она сказала, что Финчли сидел на своей лошади словно приклеенный, когда ей угрожала опасность. Во всяком случае, так она сказала маме.
      – Она действительно подверглась опасности?
      – Насколько я понял из ее рассказа, серьезной опасности не было, но она хотела сказать, что Финчли об этом не знал. Я так ничего и не понял, меня ведь там не было, но вы знаете, каковы женщины!
      – А что на это сказала леди Констанс?
      – Сказала, а какой был бы толк, если бы Финчли застрелили!
      – Удивительно практичный взгляд на вещи, – заметил граф. – Что ж, возьмите вожжи! – Он передал поводья молодому человеку и, задумавшись, откинулся на спинку сиденья.
      Он никак не мог найти причину для изменения настроения Леоноры. Тем не менее он был убежден, что произошло какое-то недоразумение, и поздравил себя с решением заняться ее братом.
      Когда они приехали на ипподром, выяснилось, что Красный Герой бежит в третьем забеге. На протяжении первых пяти или шести восьмых мили он не производил впечатления, но Саймон, различая издали его рыжеватую масть, не сводил с него глаз. Вскоре лидеры гонки стали отставать, и Красный Герой ровной рысью пронесся мимо них и вместе с Азиатом вырвался вперед. Саймон подбадривал своего фаворита громкими криками, и мало-помалу Красный Герой набрал скорость и первым миновал финиш.
      – Он победил! – ликовал Саймон. – Подождите, я найду Барни и Энгуса!
      – Я и сам хочу видеть Барни. Вы останетесь на остальные заезды?
      – Останусь, разумеется.
      Они снова сделали ставки. И опять граф держался своей первоначальной ставки, и Саймон последовал его примеру, не желая произвести на него впечатление отчаянного игрока.
      Он порадовался, что воздержался от более крупной ставки, когда лошадь, на которую они поставили, проиграла гонки, и граф заметил, что порой воздержание приносит свои плоды.
      Возвращаясь с ипподрома, граф предложил подвезти Саймона к дому. Когда они подъехали к парадному подъезду, Саймон вдруг оробел. Если бы с ним был Барни или Энгус, он пригласил бы их пообедать, но другое дело – граф. И обычно несклонный к серьезным размышлениям, молодой человек подумал, что граф такой гость, о котором следовало бы предупредить мать заранее. Тогда он решил просто пригласить графа выпить бокал вина, к его удивлению, граф согласился.
      Судя по голосам, доносившимся из гостиной, вся семья была в сборе, и, извинившись перед графом, Саймон поспешил спросить у матери, удобно ли пригласить графа к обеду.
      Она заверила его, что будет только рада.
      – Ведь здесь и мистер Рошфор! После обеда он собирается отвезти нас в театр.
      Ободренный Саймон вернулся к графу:
      – У нас Поль Рошфор. Матушка приглашает вас к обеду. Потом Поль повезет в театр матушку с сестрами.
      Лорд Эверард извинился, что не одет к обеду, но Саймон успокоил его на этот счет, и граф любезно принял приглашение.
      Он последовал за Саймоном в гостиную и увидел Леонору. Она еще не догадывалась о его присутствии. А когда леди Констанс пошла навстречу графу, он заметил, что Леонора бросила на него негодующий взгляд.
      Ничего не подозревающая леди Констанс усадила их за столом рядом. Под шумок общего разговора Леонора процедила сквозь зубы:
      – Могли бы меня от этого избавить!
      – Вот еще! – Он усмехнулся. – Вы же сами сказали, что нам следует поддерживать хотя бы видимость вежливых отношений.
      – Надеюсь, лорд Эверард, вы прекрасно провели день на скачках? – спросила леди Констанс.
      – Замечательно, благодарю вас. – Граф улыбнулся мистеру Ревеллу: – Ваш сын ловко управляется с упряжкой, сэр.
      – Да, он способный юноша, – кивнул мистер Ревелл. Саймон покраснел от удовольствия, и он добавил: – Пожалуй, чересчур горячий и нетерпеливый, но эти недостатки отлично излечивает время.
      – Не знаю, на что вы надеетесь, втираясь в нашу семью, – прошептала Леонора.
      – Ваша семья воспринимает меня по моим заслугам.
      – Они не так хорошо знают вас, как я.
      – А помимо известного нам с вами бесславного эпизода, что вы знаете обо мне такого, что неизвестно им?
      – Я не желаю об этом говорить!
      – Это проявление малодушия, – вздохнул граф. – Но вы все равно не посмеете меня оскорбить, поскольку эту эскападу ваша матушка не одобрит.
      Леонору смутила неожиданная теплота его интонаций, и если бы они были наедине, она поддалась бы своему настроению и расплакалась бы у него на плече. А так она промолчала, а через минуту леди Констанс снова привлекла их внимание.
      – Если вы еще не аганжированы на сегодняшний вечер, лорд Эверард, возможно, вы пожелаете пойти с нами в театр. Уверена, Поль будет рад, если вы поможете ему сопровождать трех дам. У мистера Ревелла деловая встреча, а Саймон никогда не составляет нам компанию.
      – У меня были кое-какие приглашения, но так получилось, что они отменены. Счастлив принять ваше, леди Констанс. – Он повернулся к Саймону: – А что, вам не нравится театр?
      – Это развлечение не совсем в моем духе, – пробормотал Саймон, у которого на вечер были другие планы.
      – На самом деле он ни разу там не был, так что и судить не может, – заметил мистер Ревелл.
      – В самом деле?! – воскликнул граф. Мистер Ревелл, сидящий во главе стола, одобрительно взглянул на него.
      – Мы можем взять его в ложу, там достаточно места для всех нас, – сказал мистер Рошфор, закрывая Саймону дорогу к отступлению. – Говорят, сегодня будет очень хорошая пьеса. Думаю, расширять свой кругозор ему не помешает.
      Саймон не имел ни малейшего желания расширять свой кругозор, но сразу понял, что следует согласиться.
      Лорд Эверард обменялся с мистером Рошфором многозначительными улыбками.
      Обед наконец закончился, лорд Эверард уехал переодеться и вернулся в собственном экипаже, чтобы забрать увеличившееся общество театралов. С улыбкой он наблюдал за усилиями озабоченной леди Констанс, которой удалось усадить в его экипаж Леонору. Саймон оказался у них третьим седоком.
      Смягчившееся настроение Леоноры испарилось. Взаимопонимание между лордом Эверардом и ее матерью вызвало в ней внутреннее сопротивление, и всю дорогу до театра она не промолвила ни слова.
      Они расположились в ложе и приготовились разглядывать зал, когда мистер Рошфор толкнул графа в бок. Проследив за его взглядом, граф увидел овдовевшую графиню и свою подопечную.
      – Привезла с собой Дигби! – прошептал мистер Рошфор. – Ничего не соображает! Всего пять месяцев, как овдовела! Ну вот, теперь она нас заметила!
      Граф, чувствуя, что ему не удастся уклониться от своего долга, заметил вскользь, что увидится с ней во время антракта, и повернулся к Леоноре. Ей мешало присутствие леди Констанс, из-за чего приходилось вести себя с графом любезно. Леди Констанс смотрела на них с улыбкой. Лорд Эверард, старающийся предупредить малейшее желание ее дочери, определённо имеет на нее виды, и если они поженятся, это будет выше всех ее надежд!
      Во время первого антракта граф направился в ложу графини.
      – Сударыня! – Он поклонился. – О, и моя дорогая подопечная! Я непременно приехал бы вас навестить, но вы так поспешно покинули город, что забыли оставить свой адрес. – Он улыбнулся взволнованной Саре: – Боюсь, я слишком плохой опекун. Хотя обстоятельства мешают вам посещать балы и званые вечера, существуют и более скромные развлечения, которые мне следовало бы вам предложить.
      Он помолчал, размышляя, как отвлечь Сару от матери, затем увидел мистера Рошфора с Марией и Саймоном. Познакомив их, он попросил мистера Рошфора увести девушку. Они направились в фойе, и граф остался наедине с графиней.
      – Прежде чем вы что-либо скажете, позвольте вам заявить, что мои поступки совершенно вас не касаются! – воскликнула та.
      – Разумеется, – улыбнулся граф. – Зато они касаются вашей дочери. И когда вы берете ее в театр, тогда как она находится в глубоком трауре, и к тому же в обществе Дигби, вы наносите такой вред ее репутации, что я вынужден вмешаться. Ради бога, Каролина, разве у вас нет родственников, у которых вы могли бы оставить Сару?
      – Разве что вы! – усмехнулась графиня.
      – Очень хорошо! Дайте мне свой адрес, и завтра я зайду к вам. Нужно кое в чем разобраться, в противном случае она погибла! Полагаю, ей уже поздно возвращаться в школу?
      – Пораскиньте мозгами, Луи! – вздохнула графиня. – Ей почти восемнадцать! А эта девушка рядом с Полем Рошфором очень миленькая, но на вид глуповата. Мне больше нравится та, что старше.
      – Каролина, если бы не ваша склонность к скандальным ситуациям, вы бы мне очень нравились, – сказал ей граф. – А сейчас сделайте одолжение, увезите Сару домой, а утром посмотрим, что можно сделать.
      Она кивнула, он провел дам вниз и дождался, пока не выкликнут их экипаж. Мистер Рошфор ожидал его возвращения.
      – Я не уверен, что ты поступил наилучшим образом, мой друг.
      – Почему? Я вынудил их вернуться домой, на что даже не рассчитывал.
      – Я не об этом. То, что они уехали, замечательно. Нет, я имею в виду, что ты познакомил нас с Сарой. На мой взгляд, Саймон положил на нее глаз.
      – Я думал, у него более экзотические вкусы.
      – И я тоже! Мне приходилось видеть его с весьма экстравагантными девицами, но я услышал, как он договаривался, что навестит ее, а сейчас сидит в ложе и витает в облаках!
      – Что ж, если он с ней сблизится, тогда Леоноре действительно будет на что жаловаться.
      Остаток вечера прошел не без успеха. За время его отсутствия Леонора имела возможность поразмышлять и решила положить конец ухаживаниям графа и надеждам матери. Она так пренебрежительно обращалась с графом, что на его месте менее решительный человек отступился бы от нее, а леди Констанс позаботилась о том, чтобы на обратном пути дочь оказалась с ней в одной коляске, желая высказать ей все, что она думает о ее поведении.
      – В жизни я не испытывала такого унижения! – заявила она. – Бог знает, у меня были причины краснеть из-за тебя и раньше, Леонора, но твое сегодняшнее поведение… – Она откинулась на спинку сиденья и вздохнула. – Должно быть, ты сошла с ума! Ты положительно выводишь меня из себя! Это же один из самых блестящих мужчин в городе, к тому же он друг Поля и так добр к Саймону…
      – Если Саймон намерен подольститься к нему… – прервала ее Леонора.
      – Выбирай выражение, сестра! – воскликнул Саймон. – Он отличный парень, и я не намерен краснеть из-за того, что ты не умеешь себя вести!
      – Во всей Англии не сыщешь другого такого приятного и очаровательного молодого человека! – добавила леди Констанс.
      – Лорд Эверард не в моем вкусе, – усмехнулась Леонора.
      Леди Констанс всплеснула руками.
      – Не знаю, что тебе нужно! В Ревелл-Хаусе ты жаловалась, что заживо похоронила себя в глуши, где ни души не встретишь, теперь же, когда мы приехали в Лондон и за тобой ухаживает завидный жених, тебе это не нравится!
      Леонора едва не сказала ей, что образцовое ухаживание графа не что иное, как попытка обеспечить свою безопасность. А его расположение к Саймону объясняется тем, что брат оказался свидетелем сцены на балу у леди Нетерби и теперь графу необходимо убедить Саймона во вздорности обвинений сэра Марка. Но что бы граф ни сделал, она не хотела стать причиной его краха и поэтому заметила:
      – Мама, по-моему, ты придаешь всему этому слишком большое значение. У меня все основания считать, что он просто флиртует со мной, как со многими другими девицами. Извини, но у меня еще не прошла головная боль, и я просто не в состоянии спокойно разговаривать.
      Леонора с облегчением добралась наконец до своей комнаты. Но когда она села за туалетный столик, чтобы снять серьги, и увидела заткнутый за зеркало букетик искусственных цветов, она почувствовала укол совести – не очень-то хорошей дочерью была она сегодня!

      Утром перед домом графини остановился экипаж лорда Эверарда. Он не понимал, откуда у графини средства, чтобы снять такой роскошный особняк в одном из самых престижных кварталов Лондона.
      Графиня приняла его в изящно и богато обставленной гостиной, и у него невольно вырвался вздох отчаяния:
      – Каролина, неужели вам совершенно безразлично, что говорят о вас в обществе?
      – Абсолютно! У меня крайне ограниченный круг знакомств, пусть себе говорят, что вздумается! Наконец-то после восемнадцати лет я обрела свободу и не намерена прозябать в провинции и изображать скорбь, тогда как всем хорошо известно, что я не могу ее испытывать. Я не настолько лицемерна!
      – Но не кажется ли вам, что вы ставите Сару в несколько сомнительное положение?
      – Луи, я и подумать не могла, что вы такой сноб! Особенно после того, как своим флиртом с Кэтрин Харфорд заставили говорить о себе весь Лондон! Господи, да Сара скоро поймет, что настоящая жизнь не имеет ничего общего с теми представлениями, какие вбивала ей в голову гувернантка! Кроме того, ей ничего не известно о происхождении денег, которые я трачу. Я сказала ей, что вы выдаете нам определенную сумму на содержание. Достаточно крупную сумму…
      – Деньги и в самом деле не маленькие, – заметил сказал граф. – А когда вы так неожиданно исчезли, я велел поверенным разыскать вас, чтобы вы не остались без средств. Согласен, что Дауэр-Хаус не самое удобное и элегантное пристанище, но я ведь ясно дал вам понять, что это только на время. Что вы намерены делать с Дигби? Или мне следует указать ему на дверь, как говорится?
      – Вы этого не сделаете! – произнесла графиня с расстановкой.
      – Если вы не станете мне помогать, я обязательно это сделаю! Может быть, у вас есть друзья, у которых вы могли бы поселить Сару? Например, эта ваша Гарриет? Так, кажется, ее зовут… Она подойдет?
      – Генриетта?! Да она впала в настоящую истерику, получив мое последнее письмо, а я только интересовалась ее здоровьем! Нет, нет! – Графиня задумалась. – Если вас не устраивает настоящее положение дел, придется вам самому как ее опекуну найти подходящее решение.
      «Ничего не поделаешь!» – подумал граф. Он не стал взывать к ее материнским чувствам, считая, что они отошли на второй план перед ее страстью к Дигби. И Каролина права: решение оставалось принимать только ему самому. Он перебрал в уме знакомых дам, у которых можно было бы поселить подопечную, и не нашел ни одной, которая не пришла бы в ужас от одного этого предложения.
      Признав свое поражение, он направился разыскивать мистера Рошфора и застал его дома.
      – Потерпел разгром по всему фронту, – сказал граф, опускаясь в кресло. – Ты сегодня весь день с Марией или пойдешь в клуб?
      – Мария отправилась покупать всякую мелочь к свадьбе. Скажи мне, что значит разгром по всему фронту? Последнее время ты говоришь загадками, дорогой друг. Я так и не понял, что ты имел в виду, когда обмолвился, будто Саре будет на что жаловаться.
      – Оба этих случая связаны между собой. Леонора будет недовольна, если из-за меня ее братец свяжется с моей подопечной, у которой к тому же нет приданого. Поэтому я отправился к Каролине, а она едва не рассмеялась мне в лицо и заявила, что если меня беспокоит репутация Сары, то именно мне и придется этим заняться.
      – И что ты намерен сделать?
      – Не знаю, – вздохнул граф. – Но наверняка какое-то решение со временем придет. Возможно, ты несколько преувеличил значение признаков влюбленности Саймона.
      – На твоем месте я не стал бы так волноваться о Саре, когда Финчли распространяет о тебе всякие слухи, – заметил мистер Рошфор. – Я уже говорил, что тебе нужно жениться на Леоноре.
      – Я просил ее руки, но она не желает выходить за меня.
      – Вот как?! – Мистер Рошфор вскинул брови. – Но ты мне ни словом об этом не обмолвился! Почему она не хочет?
      – Она считает, что мы не подходим друг другу!
      – Скорее всего, это из-за сцены, которую ты устроил с Кэтрин!
      – Об этом я тоже думал. Но сейчас мне кажется, что я ошибался. Я сделал Леоноре предложение утром после бала у Нетерби. И совсем не по тем причинам, по которым ты советовал мне это сделать, – добавил он. – Но она не разрешила мне обратиться к ее отцу, потому что хочет, чтобы сначала о своей помолвке объявил ты. А сразу после полудня ее братец Саймон, совершенно ни о чем не подозревая, рассказал, ей об этом инциденте на балу у Нетерби. Полагаю, ты уже об этом слышал.
      – Об этом слышал весь город! – усмехнулся мистер Рошфор.
      Граф кивнул.
      – На следующее утро Леонора не пожелала со мной увидеться и прислала письмо, в котором сообщила, что она все обдумала и решила, что мы с ней не подходим друг другу. Мне удалось увидеться с ней позже и выяснить, что действительно Саймон рассказал ей о том, что произошло на балу. Из того, что она сказала, я и сделал вывод, что этот инцидент стал причиной ее отказа.
      – Видимо, она подумала, что ты сделал ей предложение в порыве обиды, – заметил мистер Рошфор.
      – Значит, ты считаешь Леонору настолько глупой, что она смогла этому поверить или была шокирована моей выходкой с Кэтрин?
      – Нет, я так не считаю. Я думал, что она питает к тебе нежные чувства!
      – Мне тоже так казалось, в противном случае я ухаживал бы за ней, соблюдая все формальности. Так что сейчас мне необходимо выяснить, что происходит у Леоноры в голове… А тем временем согласись, что мы с тобой попали в очень забавную ситуацию. Леонора не желает терпеть мое присутствие, а леди Констанс пребывает в счастливом неведении и всеми доступными ей средствами пытается ускорить наш брак!
      – А я-то гадал, что случилось. Вчера вечером почувствовал, что атмосфера крайне напряженная.
      – Вот именно! Чувствую, нам предстоит веселое сватовство. Если Леонора случайно обронит при тебе что-нибудь, что может пролить свет на это дело, дай мне знать, хорошо?
      – Я не намерен в это вмешиваться, – заявил мистер Рошфор. – Ей предстоит стать моей золовкой. К тому же у меня нет ни малейшего желания попасть ей под горячую руку. Не то чтобы я ее боялся, но язычок у нее довольно острый. И вообще за эти полгода я не знал ни минуты покоя. Сначала история с Черным Джентльменом, потом странствия по Франции, затем Финчли с его россказнями и Леонора, которой обо всем известно! В довершение всего мать прислала мне письмо, где говорит, что через несколько дней она будет в Лондоне! – Он вздохнул. – Моя сестра ждет рождения первенца в этом месяце. Я надеялся, это задержит мать, но не тут-то было!
      – А ты не считаешь, что она могла бы принять мою подопечную, чтобы сделать из нее настоящую леди?
      – Дорогой друг, скажу тебе, что лучше держать твою подопечную подальше от моей матери. Когда мы с тобой ездили к ней, мне показалось, что она к тебе не очень расположена.
      – Но теперь, когда ты вот-вот войдешь в респектабельную семью, она может сменить гнев на милость.
      – К сожалению, у моей матери есть склонность копаться в прошлом.
      – Ах вот оно что! И что же она откопала в прошлом семейства Ревелл?
      – O чем ты?
      – Сам знаешь о чем: как только семейство Ревелл обосновалось в Лондоне, я сразу заподозрил что-то неладное. Когда я напал на Леонору, в ее допотопный экипаж были запряжены две клячи, которых просто стыдно было назвать лошадьми! Я же спрашивал тебя: было ли какое-то мгновенное изменение их состояния?
      – К тебе это не имеет ни малейшего отношения.
      – Вот здесь ты ошибаешься! Я намерен жениться на Леоноре, какие бы чувства ни питала она ко мне сейчас!
      – Впрочем, не будет никакого вреда, если я тебе скажу. Моя мать выйдет из себя, если об этом узнает, а леди Констанс говорит, что из-за этого их перестанут принимать в кое-каких домах высшего общества. Но на мой взгляд, в этом нет ничего страшного.
      – Эти опасения связаны с тем, откуда у них появились деньги?
      – Да. Они говорят, будто получают их за уголь, обнаруженный на территории их владений, но на самом деле отец Марии купил в Ланкашире фабрику и занялся производством товаров. Сейчас он ее, правда, продал, а полученные деньги снова вложил в землю, но их опасения можно понять. Это может вызвать скандал, поскольку высшее общество считает неприличным занятие торговлей!
      – Воображаю, как они все это тебе рассказывали! – засмеялся граф. – А они не подумали, что ты можешь возмутиться?
      – Похоже, это их действительно беспокоит. Не знаю почему. Лично меня это не волнует!
      – А также и Леонору, так что ее отношение ко мне изменилось по какой-то другой причине. Посмотрим, что мне удастся выудить у Саймона.
      – Что ты задумал? Водить медведя на поводке не в твоем стиле.
      – Просто хочу отвлечь его от рискованного образа жизни, и, заметь, совершенно бескорыстно! – Он поднялся. – Может, заглянем в клуб «Уайтc»? Тебя там давно не видели.
      Мистер Рошфор изъявил согласие, и они вышли на улицу. Накрапывал дождь. Друзья остановили экипаж, который и доставил их в клуб.
 
      Войдя в зал, лорд Эверард сразу ощутил некоторую напряженность. Вместе с мистером Рошфором он подошел к эркеру, где сидели лорд Олвенли и сэр Генри Майлдмей, и поинтересовался:
      – Кто тут распространяется обо мне, Уильям?
      – А, это ты! – Лорд Олвенли подвинул свой стул, освобождая место для друзей. – Собственно, о тебе говорим не столько мы, сколько этот злосчастный Финчли. Он распространяет о тебе самые невероятные слухи.
      – Они достигли и моих ушей.
      – И что ты намерен с этим делать?
      – Обратиться в суд равных мне пэров, – ответил граф.
      – Я думал, они все давным-давно вымерли! Боюсь, я не смогу быть тебе полезен. Я ведь не пэр, – сказал лорд Генри.
      – Так или иначе, этого Финчли следует поставить на место, – заявил лорд Олвенли. – Тебе придется вызвать его на дуэль. Он ведь не принадлежит к сословию пэров.
      – Терпеть не могу выходить из дома на заре без серьезной на то причины, – усмехнулся граф. – Неужели мне так уж необходимо встать ни свет ни заря только для того, чтобы всадить в него пулю?
      – Кого это собирается продырявить Эверард? – поинтересовался подошедший Барнторп.
      Лорд Олвенли и мистер Рошфор неодобрительно посмотрели на него, а граф сказал:
      – Барни, ты должен мне двадцать пять фунтов!
      – Знаю, знаю! Этот проклятый Герой все-таки выиграл! Саймон утром сообщил мне эту новость, едва я продрал глаза! – Он вскинул бровь. – Но кого же вызывает Эверард? Или это секрет?
      – Финчли… Если он, конечно, не одумается, – ответил мистер Рошфор.
      – А я все размышлял, говорить ли тебе об этом, – сказал мистер Барнторп. – Он стал таким чудаковатым с тех пор, как эта красотка подцепила его на крючок. Но его нужно остановить! Я готов быть твоим секундантом!
      – Ни один здравомыслящий человек, который видел тебя утром, не возьмет тебя в секунданты! – Граф усмехнулся. – А кроме того, я его еще не вызвал. Мы только обсуждаем этот вопрос.
      – В вопросах чести на меня всегда можно положиться! – возразил мистер Барнторп.
      – Нет, нет и нет! – Мистер Рошфор покачал головой. – Положим, ты, Барни, еще способен встать рано, но тебе не отличить один конец пистолета от другого, потому что зрение возвращается к тебе лишь в середине дня!
      Мистер Барнторп принялся оправдываться, а граф, улыбнувшись, завел с сэром Генри разговор на другую тему.
      Не так-то просто было уклониться от вызова Финчли на дуэль. Никто не поверил бы, что граф способен промахнуться, а стрелять в воздух и вовсе было немыслимо – это означало признать себя виноватым. Понимая, как трудно избежать победы на дуэли, он размышлял, насколько долго ему удастся затянуть с вызовом. Его военные подвиги были хорошо известны, чтобы кто-либо усомнился в его храбрости, но уже и так его поведение широко обсуждается! Он заметил в глазах Олвенли тень удивления, когда сменил тему разговора.
      Покидая с другом клуб, мистер Рошфор мрачно произнес:
      – Напрасно мы пришли.
      – Действительно, момент для посещения выбран нами не очень удачно.
      – И что ты будешь делать?
      – Если мне все-таки придется его вызвать, нужно будет просто промахнуться.
      – Можно выстрелить в воздух и на этом покончить с этой историей. С твоей репутацией незаурядного стрелка не ранить такую крупную дичь, как Финчли? Нет, этот фокус у тебя не пройдет… Впрочем, этого я и ожидал, – добавил он. – Ты околачивался вокруг Лондона, угрожая пистолетом добропорядочным горожанам, а потом, оказавшись в самой гуще общества, решил, что никто ничего не узнает!
      – А что такого ужасного произошло? Ты с самого начала предрекал мне и смерть, и всяческие несчастья. А самое плохое, что на самом деле случилось, – это слухи, которые распустил обо мне Финчли, но, как я и говорил, им никто не верит. Если бы не совесть, которая запрещает мне застрелить его, у нас вообще не было бы никаких проблем.
      – Прошу прощения! Проблемы не у нас, а у тебя! Сейчас, когда приезжает моя мать, я не намерен ни во что вмешиваться. Пойду-ка я лучше к Марии и леди Констанс и сообщу им эту приятную новость.
      – Заодно передай Леоноре, что я ее люблю! – воскликнул граф и зашагал под дождем.
      Мистер Рошфор прибыл в дом Ревеллов почти одновременно с дамами, которые только что вернулись из поездки по магазинам и раздевались в холле, стряхивая с капоров капли дождя.
      – Пропали! – сокрушалась леди Констанс, глядя на промокшие страусиные перья. – Ни одного завитка! Такой отвратительной весны еще не бывало! Изо дня в день дождь, дождь и дождь! А ведь мы выбежали из магазина и сразу в ландо. Кучер забыл принести нам зонты.
      Мистер Рошфор поцеловал ей руку и в знак приветствия коснулся губами свежей щечки Марии, которая застенчиво ему улыбнулась.
      – Мы ждали вас только к вечеру.
      – Я тоже так думал, но у меня есть для вас невеселые новости. Решил сообщить их вам как можно скорее.
      Леонора вскинула на него испуганные глаза:
      – Какие новости?
      – Приезжает моя мать…
      – Посмотреть на нас? – усмехнулась Леонора. Леди Констанс устремила на нее уничтожающий взгляд.
      – Но мы так ждали вашу дорогую матушку! – заверила она мистера Рошфора. – Естественно, она желает познакомиться с Марией… Наверное, она забыла, что мы были с ней знакомы в юности. – Она улыбнулась. Леди Констанс всегда покровительствовала простоватой мисс Мэри Уэбберли, хотя та вышла замуж за самого богатого человека в графстве. – Собственно, я хотела встретиться с ней как можно скорее, потому что собираюсь устроить небольшой вечер для объявления вашей помолвки, и нам нужно с ней вместе составить список гостей.
      Вот так сюрприз! Мистер Рошфор задержал дыхание. Он лелеял надежду пригласить особо близких родственников и знакомых, после чего намеревался сразу отправиться в свадебное путешествие, чтобы избежать обычной шумихи и суеты. И только теперь понял, что у матери его невесты совершенно иное представление об их свадьбе.
      Прежде чем он сообразил, что ответить, пожаловал мистер Барнторп, промокший до нитки.
      – Он к Саймону, – сказал дамам мистер Рошфор. – Уведу его в библиотеку, чтобы он вам не мешал.
      – О господи, я же не предложила им закусить! – спохватилась леди Констанс, когда они ушли. – Леонора, скажи скорее Уилкинсу, чтобы он позаботился о них.
      Но Уилкинс был где-то в глубине дома, развешивая для просушки ротонды и плащи, поэтому Леонора сама прошла по коридору в библиотеку. На пороге ее остановил доносящийся оттуда разгоряченный голос мистера Барнторпа:
      – Я всегда находился в самой гуще сражения! Просто возмутительно, что этот Эверард считает, будто только простолюдины способны проснуться рано утром!
      – Но ведь он не просил, чтобы ты был его секундантом! – возразил мистер Рошфор. – И нечего болтать об этом по всему городу! Ты навредишь ему больше, чем Финчли. Эверард сам о себе позаботится, и твоя помощь ему не нужна. Понять не могу, как ты сумел пробраться в члены клуба «Уайтc»!
      В полном смятении Леонора застыла на месте. Секундант! Эверард и Финчли! Значит, лорд Эверард намерен драться на дуэли. Сам по себе этот способ разрешения конфликта ее возмущал, но казался еще более отвратительным, когда силы противников были неравными. Для такого превосходного стрелка, как лорд Эверард, дуэль с Финчли станет обыкновенным убийством!
      Леонора вернулась в холл и с такой силой дернула за сонетку, что на вызов примчался не только Уилкинс, но и дворецкий, и, передав им распоряжение матери, она поспешила к себе, чтобы написать еще одно письмо графу. Поскольку на этот раз речь шла не о ее личных чувствах, письмо было написано быстро и тут же отправлено, и она стала с нетерпением ожидать результатов.
      Но случилось так, что письмо попало в руки графа только на следующее утро, когда он уже полностью спланировал предстоящий день. Он появился у Ревеллов лишь на третий день, и к этому времени Леонору уже терзали смешанные чувства. Первый порыв справедливого негодования прошел, но она отказалась выходить из дома, опасаясь, что он нанесет визит в ее отсутствие. Когда остальные члены семьи вернулись с прогулки домой радостные и оживленные, она в душе винила графа за то, что была лишена этого удовольствия, поскольку все время была дома, а он так и не показался. Она стала медленно закипать.
      Граф сразу понял, что Леонора пребывает в раздраженном состоянии. Склонившись в поцелуе над ее рукой, он пробормотал:
      – Я только вчера получил ваше письмо.
      Леонора бросила быстрый взгляд на леди Констанс, спускавшуюся по лестнице, и быстро пошла вместе с графом в переднюю гостиную.
      – Нас может услышать мама! – сказала она вполголоса.
      – Вы в чем-то провинились?
      – Нет… Я пригласила вас обсудить не мои поступки, а ваше непорядочное поведение!
      – Леонора, вы становитесь благонравной!
      – Я? Благонравна?!
      – Да, вы. А в чем на этот раз я провинился?
      – Если вы этого не знаете, значит, у вас нет совести! – заявила Леонора. – Я имею в виду ваше намерение драться на дуэли с сэром Марком. Что бы он ни сделал, вина прежде всего лежит на вас! Возможно, живя в глуши, я усвоила несколько старомодные представления, но вызывать сэра Марка на дуэль, когда вы явно превосходите его в искусстве стрельбы, в высшей степени непорядочно!
      – Вы так заботитесь об отверженном вами мужчине, а я думал, вы написали мне, волнуясь из-за меня. Но оказывается, вы по-прежнему питаете к сэру Марку нежные чувства!
      – Вовсе нет!
      – Мне сообщили, что когда-то вы подумывали выйти за него замуж!
      – Вас неправильно информировали!
      – Но и вас тоже, – заметил граф. – Кто вам сказал, что я намерен вызвать Финчли на дуэль?
      – Я не имею права это сказать, но могу вас заверить, что мне стало об этом известно из очень надежного источника.
      – Леонора, вы что, подслушивали? – усмехнулся он.
      – Я не давала вам права называть меня по имени.
      – Хорошо. К вашему сведению, сударыня, я не собираюсь вызывать Финчли на дуэль. Напротив, я стараюсь всеми силами ее избежать. У меня тоже есть кое-какие старомодные представления о совести и чести. Вообразите, я даже оплачиваю счета! И вообще… Поставьте себя на мое место. Финчли распространяет обо мне всякие слухи, и всем известно, что я об этом знаю. Что стал бы делать невинно оклеветанный человек?
      – А разве вы не можете просто выстрелить в воздух?
      – Как романтично! Вижу, вы начитались романов. Скажите, а вы представляете последствия такого поступка, как дуэль?
      – Нет, не представляю.
      – И вам не приходило в голову, что, если бы я воплотил в жизнь этот свой план избавиться от Финчли, мне пришлось бы бежать из Англии?
      – Нет, не приходило.
      Для графа не осталась незамеченной непринужденность их разговора, и, улыбнувшись, он сел напротив Леоноры.
      – Выстрелить в воздух значило бы признать себя виновным. Нет, мне придется постараться как можно легче его ранить.
      – Но можете ли вы быть в этом уверены?
      – Нет, конечно. Больше того, он ведь тоже может меня ранить. Ведь однажды ему это удалось!
      Он внимательно следил за выражением лица Леоноры, и ему показалось, что у нее в глазах промелькнула тревога.
      – Может быть, дело до этого не дойдет, – сказала Леонора и встала.
      – Возможно, – согласился граф, тоже поднимаясь из-за стола.
      Леонора с сомнением взглянула на него. Непонятным образом между ними, казалось, возобновились дружеские отношения, и она не знала, как вести себя дальше. Наконец она пригласила его выпить шерри, и граф согласился, с трудом сохраняя невозмутимое выражение лица. Они молча ожидали Уилкинса с подносом, а затем, поскольку Леонора, казалось, утратила свойственную ей словоохотливость, он осведомился, намерена ли она быть в следующую среду в клубе «Олмакс».
      – Да, леди Джерси прислала нам приглашения. Правда, в город приезжает миссис Рошфор, но я думаю, что мы все равно поедем.
      – Миссис Рошфор имеет доступ в «Олмакс», – согласился граф, прямо глядя на нее.
      – Разумеется, имеет! Она дружна с княгиней Эстергази. Вы отлично понимаете, что я не это имела в виду! Мама собирается устроить вечер по случаю помолвки, и они с головой уйдут в приготовления к свадьбе.
      – Вижу, я едва избежал этой опасности, – рискнул произнести граф. – Хотя у меня нет матери, чтобы усложнить такие хлопоты.
      – Я этого не знала.
      – Увы, вы много чего обо мне не знаете!
      Он подошел к окну и раздернул шторы.
      – Кажется, солнце собирается выглянуть. Если вы прикажете оседлать свою своенравную кобылу, то во время прогулки в парке я расскажу вам историю моей жизни.
      – Хорошо. Дайте мне полчаса.
      – Может, для вас полчаса и достаточно, но мне придется вернуться домой, чтобы переодеться.
      – Тогда даю вам три четверти часа!
      Кивнув, он произнес с улыбкой:
      – И не забудьте сообщить об этом своей матушке. Это приведет ее в полный восторг!
      Узнав о намерении Леоноры покататься с графом в парке, леди Констанс обрадовалась:
      – По правде говоря, после твоего поведения в театре я уже думала, что ты потеряла все шансы!
      – Ну, как восприняла сообщение ваша матушка? – поинтересовался граф, когда они оказались в парке.
      – Она действительно обрадовалась, – сказала Леонора. – Понять не могу, как вам удается внушать к себе такое уважение. Чуть ли не все матери Лондона готовы ползать перед вами на коленях. Правда, они не знают того, что известно мне, – усмехнулась она.
      – Ваша мать удивительно практичная женщина, – улыбнулся граф. – Ведь я завидный жених!
      – Ну, она может изменить это мнение, потому что у нас с ней разные взгляды!
      – Вряд ли вы сможете получить лучшее предложение, – заметил граф. – Не так уж много на земле герцогов и графов.
      – Но помимо светских есть и другие соображения. – Леонора пожала плечами.
      – Мне они известны, но я считаю себя совершенно исключительным! Если бы вы надумали стать миссис Экклестон, я бы серьезно рассматривал несоответствие между вами в росте. Представьте себе, как бы вы выглядели рядом с ним, идя к алтарю!
      Леонора метнула на него уничтожающий взгляд, а он продолжил:
      – Или супругой мистера Денстона? Он довольно приятный и вполне подходящий молодой человек, но немного суетливый и мелкий, вы не находите? Нет, он не личность!
      – Позвольте заметить вам, сэр, что брак не является единственной целью моей жизни!
      – Ах! – с наигранным сочувствием воскликнул граф. – Понимаю, вы решили остаться в старых девах и посвятить свою жизнь добрым делам и благотворительности.
      – Ничего подобного! Просто я думаю, что человек должен, как может, помогать тем, кому не повезло в жизни, но я не считаю, что для этого следует сторониться общества или удалиться в монастырь!
      – Так чего же вы хотите? Мистер Экклестон для вас недостаточно высокого роста, очаровательному мистеру Денстону не хватает характера, и тем не менее, вы не намерены оставаться незамужней. Вряд ли вы сможете упрекнуть меня в излишней самоуверенности, если я скажу, что у меня есть определенное преимущество перед этими джентльменами. Я, разумеется, далек от идеала, но соблаговолите просветить меня, чем я так провинился в ваших глазах?
      – В основном тем, что я не могу пробыть в вашем обществе и получаса, чтобы не рассориться с вами. Вы выворачиваете наизнанку каждое мое слово. К тому же между нами нет ничего общего. Ваша жизнь заполнена посещениями клубов, спортивного зала и светскими развлечениями.
      – Вы совершенно правы. Но не кажется ли вам, что вы могли бы меня исправить?
      – У меня достаточно здравого смысла не браться за непосильное дело. Давайте пойдем галопом, пока нет толчеи.
      Она послала кобылу галопом, а граф немного отстал, чтобы поглядеть ей вслед, после чего быстро ее нагнал.
      – Какими еще достоинствами вы обладаете?
      – Не очень многими. Хотя вам не следовало бы намекать, что у меня одно-единственное достоинство. Говорят, что я очень хорошо играю на фортепьяно, а мои рисунки нравятся всем членам моей семьи.
      – Вам следует продемонстрировать передо мной свои таланты, чтобы я мог их оценить. И стоило вам заговорить о семье, как, словно по волшебству, появился один из ее членов! – Он указал вперед хлыстом, и Леонора увидела своего брата, склонившегося к молодой девушке, которую он почтительно вел под руку.
      – Силы небесные! Саймон с девушкой! – воскликнула Леонора. – Кто это может быть?
      – Если не ошибаюсь, это моя подопечная!
      – Ну конечно! Я видела ее в театре! – Леонора помахала им, и молодые люди остановились, ожидая ее приближения.
      – Леди Сара! Как поживаете? Леонору поразило, что брат выглядит несколько смущенным, а лорд Эверард, который спешился и пошел рядом с Сарой, лукаво улыбнулся.
      – Какая жалость, что мы не знали о вашем намерении погулять в парке! – воскликнул он. – Мы могли бы пойти вместе с вами. В последний раз я катался с Сарой верхом еще до Рождества!
      – Леди Эверард разрешила ей выйти со мной, сэр, – поспешил заверить его Саймон.
      – Я в этом уверен, – сказал он. Леонора попросила брата помочь ей спешиться, чтобы поговорить с леди Сарой, и пошла рядом с ней, намеренно начав ни к чему не обязывающий разговор о модах и ужасной погоде.
      Скованность Сары вскоре исчезла, и, когда она улыбнулась, что часто случалось в присутствии Саймона, ее лицо словно осветилось изнутри, и она стала прехорошенькой. Из-под полей светло-оливкового капора выбивались ее светлые кудри, и зеленая накидка была изящного и элегантного покроя. Было видно, что она вначале оробела, но сейчас довольно непринужденно разговаривала приятным голосом, и Леонора нашла ее весьма достойной юной леди. Она знала, какого типа барышень прежде почитал ее братец, и порадовалась новому увлечению Саймона, надеясь на его серьезность.
      У ворот парка им встретилась леди Констанс, восседавшая в ландо, и Леонора с удивлением отметила выражение неудовольствия, промелькнувшее на лице у ее матери, когда она поздоровалась с Сарой.
      В чем дело? Почему?

      Леонора не успела удовлетворить свое любопытство, так как полил дождь, и леди Констанс ничего не оставалось делать, как пригласить Сару в ландо, для чего мистер Рошфор вышел из него, освободив для нее место.
      Они с Саймоном поспешили дойти до того места, где можно было нанять экипаж, тогда как граф, которого развеселила растерянность леди Констанс, помог Леоноре сесть в седло.
      Они ехали рядом по улицам, и он напомнил, что не так давно они вот так же возвращались под дождем.
      – Тогда я была в своей старой амазонке, которую было не жалко, – добавила Леонора, не желая поддаваться приятным воспоминаниям. – Слава богу, наконец-то мы почти дома!
      Когда они подъехали к особняку Ревеллов, граф придержал за уздечку ее лошадь.
      – Предоставьте мне отвести ее в конюшню, а сами скорее под крышу!
      Поблагодарив его, она быстро поднялась по лестнице, в очередной раз испытывая замешательство и смятение. Каждый раз, когда ей казалось, что наконец-то она полностью владеет собой, он одним словом или жестом разрушал эту уверенность.
      Дергая дверной звонок, она убеждала себя, что на его месте так поступил бы любой джентльмен, взять хотя бы мистера Рошфора, который до нитки промок под дождем. Но, вспоминая нежный взгляд графа, когда он вел под уздцы ее кобылу, она никак не могла убедить себя, что он сделал это лишь из вежливости.
      Переодеваясь в сухое платье, она пыталась найти у графа какой-либо недостаток, за который могла бы уцепиться. Безусловно, он ленив. Как и все светское общество, кажется, его интересуют одни развлечения.
      Воспитанная в провинции, Леонора выросла с пониманием ответственности перед людьми, живущими в их поместье. Тогда как ее семья мерзла в Ревелл-Хаусе, местным жителям позволяли собирать в лесу хворост для печей, а одержимая экономией леди Констанс всегда заботилась о больных и стариках и помогала им деньгами. А вот граф, скорее всего, ничем подобным себя не утруждает. Такие, как он, просто Дармоеды.
      Встретившись в гостиной с мистером Рошфором, Леонора не замедлила озвучить свои мысли, и мистер Рошфор внезапно понял, что на него нападают.
      – Все это не имеет ко мне отношения! – возразил он. – Хлебные законы, регулирующие ввоз и вывоз зерна и других сельскохозяйственных продуктов и, таким образом, усугубляющие бедственное положение масс, вне всякого сомнения, возмутительное дело, но не я же их придумал. Я не пэр и даже не член парламента!
      – Зато лорд Эверард – пэр!
      – И член парламента?
      – Нет, конечно, но он пэр, так что мог что—нибудь сделать!
      – Вероятно, но смею думать, что он и так достаточно сделал! – Обретя смелость, когда ему пришлось защищать не себя, а графа, он продолжал: – Граф потратил большую часть своего состоянияна то, чтобы привести в порядок поместье Абботсфорд и осушить его заболоченные земли!
      – Полагаю, он сделал это только для того, чтобы поместье приносило прибыль.
      – Ошибаетесь! Пройдут годы, прежде чем он станет получать прибыль. Он сам мне это сказал.
      – Не знаю, но мне кажется, если есть деньги, не так уж трудно просто указать управляющему, на что их потратить.
      – Просто указать?! – воскликнул мистер Рошфор. – Не знаю, откуда у вас такое мнение о Луи, но могу вам сообщить, что он лично объезжал все поля и проверял каждую ферму, каждьщ дом и сарай в своем поместье!
      – Откуда вам это известно?
      – Оттуда, что я вместе с ним носился по этим проклятым болотам! Мне вообще кажется, что у вас о нем неверное представление. А он просто отличный человек!
      – Уверена, что так оно и есть, – сдержанно отозвалась Леонора.
      Открытие, что граф оказался еще и отличным хозяином, разочаровало ее. Критически себя оценив, Леонора пришла к заключению, что у нее недостает многих качеств, чтобы такой завидный жених мог думать о ней как о своей жене. Благодаря матери у нее респектабельные связи, но этого явно недостаточно! Приданое ее более чем скромное, а ее поведение неоднократно подвергалось критике со стороны матери. В конце концов Леонора решила, что у нее мало таких достоинств, которые побудили бы графа сделать ей предложение после столь краткого знакомства. Следовательно, для этого должны быть какие-то иные причины.
      В присутствии немного растерявшегося, но, как всегда, безукоризненного в своих светских манерах мистера Рошфора Леонора задумалась о чарующих манерах графа, которые заставляли неискушенных девушек влюбляться в него с первого взгляда, когда появились леди Констанс с Марией.
      Это был непревзойденный по своей трагичности выход на сцену, перед которым побледнело бы любое представление в театре. Бросив свой капор на стол, леди Констанс упала в кресло и простонала.
      – В чем дело? – Леонора посмотрела на Марию. Та лишь пожала плечами. – Мама, что случилось?
      Леди Констанс слабым голосом попросила принести ей флакон с нюхательной солью.
      – Сначала расскажи, что произошло! – решительно заявила Леонора.
      Она заметила, как мистер Рошфор бочком продвигается к двери. По его лицу она догадалась, что ему известна суть дела, и под ее строгим взглядом он замер на месте.
      – Полагаю, ваша матушка встретила леди Эверард, – сказал он.
      – Овдовевшую графиню? Ну и что же?
      Бормоча «Эта женщина!», леди Констанс рылась в ридикюле в поисках носового платка. Взглянув на нее, мистер Рошфор заметил:
      – Эта дама почти всех доводит до расстройства! Моя мама не признает ее!
      – Но почему?
      – Вам все объяснит леди Констанс.
      – Бедный мой Саймон! – всхлипнула леди Констанс.
      – Это невозможно! – воскликнула Леонора. – Мария, попроси принести чаю и расскажи мне, что тебе известно!
      – Но я ничего не знаю, ведь я не выходила из экипажа. Мы отвезли леди Сару домой, и мама проводила ее в дом. А когда выходила, встретила Саймона.
      – Я думала, Саймон уехал вместе с вами, – обернулась Леонора к мистеру Рошфору.
      Он покачал головой:
      – Он не зашел в дом, поехал в кебе дальше, чтобы увидеть леди Сару.
      – Понимаю. И что случилось потом? – обратилась она к Марии.
      – Мама сказала Саймону что-то, но я не расслышала.
      – Но ты слышала, что ответил ей Саймон?
      – О да! – ответила Мария. – Он сказал: «Какое чванство!»
      – Своей родной матери! – воскликнула леди Констанс.
      Губы Леоноры дрогнули в едва заметной улыбке.
      – Я ждала, что это вот-вот случится. С самого нашего приезда в Лондон мама еще ни разу не падала в обморок. Должна я понимать это так, что леди Эверард в некотором смысле не очень респектабельная дама?
      – Респектабельная? Мы все видели ее в театре с каким-то ловеласом, и когда я вошла, чтобы передать ей с рук на руки ее дочь, он находился у нее! И, судя по всему, чувствовал себя как дома! И мне не удалось увидеть у нее в доме ни одной родственницы в качестве компаньонки! Как могут она и ее дочь надеяться, что их поведение сочтут достойным? Но когда я попыталась намекнуть на это Саймону, он сказал…
      – Что это чванство, – прервала ее Леонора. – Допускаю, что все это выглядит непристойно, но так ли уж важно? Посмотрите на леди Оксфорд с ее детьми от разных мужей! И леди Бессборо тоже все принимают.
      – Леонора! – воскликнула леди Констанс. – Мистер Рошфор…
      – Мама, не будь смешной! Поль вскоре станет членом нашей семьи, и если он воображает, что мы с Марией не слышим историй, о которых все говорят, он может счесть нас простушками!
      – Леонора, эти два случая совершенно другое дело. В отличие от леди Эверард леди Оксфорд в течение многих лет принимала у себя общество. А что произошло совсем недавно, когда попытались ввести в общество Бейрона и его сестру после того ужасного скандала. Это же кошмар!
      – Но я все-таки не понимаю, почему поведение леди Эверард может повредить Саре, – возразила Леонора. – Она сама не сделала ничего неприличного и является дочерью покойного графа и подопечной лорда Эверарда.
      – Она всего лишь подопечная, – заметила леди Констанс. – И ничто в мире не поможет ей попасть в «Олмакс»! Сару подвергнут остракизму все, кто имеет там влияние, и, насколько я слышала, у Сары даже нет приданого, чтобы ее рекомендовать.
      – Все равно она остается подопечной лорда Эверарда, – настаивала Леонора. – И я уверена, он обеспечит ее приличным приданым. Вы так не думаете? – Она вопросительно взглянула на мистера Рошфора. Тот кивком подтвердил свое согласие.
      – Хотя то, что говорит леди Констанс, тоже верно. Ситуация крайне неловкая.
      – Каждый ведет себя так, будто Саймон сделал ей предложение, – сказала Леонора. – То, что он прогуливается с ней в парке, ничего не значит. Я тоже прогуливалась там с несколькими молодыми людьми, но так и не вышла замуж ни за одного из них. Если не устраивать Саймону из—за этого сцен, его увлечение может пройти.
      – Оно не пройдет, судя по тому тону, каким он со мной разговаривал, – сказала леди Констанс. – А ее мать стремится поскорее выдать дочь замуж и избавиться от нее.
      – И ничего нельзя сделать? – спросила Леонора у мистера Рошфора.
      – Почему же, можно. Если Эверард сумеет найти семью, куда можно было бы пристроить Сару. Но пока такой возможности ему не представилось.
      – Ну хорошо, не будем опережать события, подождем и посмотрим, как они будут развиваться, – вздохнула Леонора.
      На этом обсуждение закончилось, но если леди Констанс надеялась, что ее предостережения будут услышаны, то ей суждено было разочароваться, хотя Саймон уже не появлялся дома под утро в нетрезвом состоянии, а знакомство с хорошенькой блондинкой прекратилось, не успев дойти до логического конца.
      Единственное, чего он не делал, – это не сообщал любящей матери, где теперь проводит время. Когда однажды она попыталась выяснить это, он туманно намекнул, что присматривает уютную холостяцкую квартиру. Услышав это, леди Констанс пошла к себе, где написала мистеру Ревеллу о том, что его сын и наследник встал на чреватый осложнениями путь, который угрожает гибелью и ему, и всей семье, и что отцовский долг повелевает, чтобы он немедленно вернулся в Лондон и наставил сына на путь истинный, пока еще не слишком поздно.
      Леоноре же Саймон признался, что матери ничем невозможно угодить. Когда он пускался с друзьями во все тяжкие, ему приходилось выслушивать строгие нотации, сейчас, когда он исправился, она стонет, что он стал на гибельный путь.
      – Это только потому, что она беспокоится о тебе, – сказала Леонора. – А если не желаешь за завтраком выслушивать ее нотации, тогда завтракай там, где обедаешь. Теперь мама видит тебя только за завтраком, поэтому и пользуется этим моментом, чтобы предостеречь тебя.
      – Ты говоришь точь-в-точь как она, – заметил Саймон.
      – Мама расстроена. Думаю, она надеялась, что ты найдешь себе хорошую жену, что улучшит наше положение. Впрочем, лично никогда не считала, что ты хлюст, то есть способен охотиться за богатыми наследницами. А уж Ревелл-Хаус я никогда бы не назвала большим соблазном для твоей будущей жены.
      – Просто ты давно его не видела! – оживился Саймон. – Отец привел его в полный порядок, а когда начнут поступать деньги от недавно купленной земли, Ревелл-Хаус станет весьма достойным поместьем. Мы уже не будем бедными родственниками!
      – Ты имеешь в виду тетушку Маргарет? В общем, маму понять можно. Она мечтает, чтобы ты сделал хорошую партию. Короче говоря, странно было бы ожидать, чтобы она пришла в восторг от перспективы стать родственницей леди Эверард и Дигби!
      – Леонора, мне и самому не по душе леди Эверард. На самом деле ее совершенно не волнует будущее Сары. Она только и думает, как бы сбыть ее с рук, выдав замуж. Но Сара не такая, как ее мать, и, познакомься мама с ней, она бы сразу это поняла.
      Леонора задумалась. За короткое время брат изменился в лучшую сторону.
      – Ты хочешь жениться на Саре?
      Саймон кивнул, и она вздохнула:
      – А мама думает, что ты не представляешь себе последствий своего поведения.
      – Мне претят светские условности, за которые так цепляется мама!
      – Имеешь в виду светскую жизнь?
      – Да.
      – Но может, она интересует Сару!
      – И ее тоже нет.
      – Откуда это тебе известно? Она может из гордости говорить, что ей неинтересны ни балы, ни другие светские развлечения, но ты же не знаешь, что она на самом деле чувствует. Дело в том, что она вряд ли сможет получить лучшее предложение и, вполне возможно, полагает, что брак с тобой улучшит ее положение!
      – Ничего подобного! – воскликнул Саймон. – Вы все совершенно ее не знаете!
      – Ты, вероятно, осведомлен, что мама вызвала папу и он может приехать сегодня.
 
      И действительно, спустя три часа леди Констанс уже обсуждала щекотливую проблему с мужем.
      – И чего ты ожидаешь от меня? – нахмурился мистер Ревелл.
      – Как чего? Остановить его, конечно! – всплеснула руками леди Констанс.
      – Каким образом? Лишить его наследства? Перестать выплачивать ему содержание?
      – Урезонь его как—нибудь! Скажи, что он не должен так поступать!
      – Благодарю покорно! Я должен сказать молодому человеку двадцати трех лет, который полюбил впервые, что он не должен этого делать! Если в его жилах есть хоть капля благородной крови, я знаю, что он мне ответит!
      – Но должен же он послушаться своего отца!
      – Я подозреваю, дорогая, что он устал от нотаций своей матери. Разумеется, я могу пригрозить ему лишением наследства или прекращением выдачи денег, но он уже взрослый человек и вполне может послать меня к дьяволу. И кому тогда я оставлю Ревелл-Хаус? Кто поможет мне вести хозяйство?
      – Значит, мы ничего не можем сделать? – вздохнула леди Констанс.
      – Не думаю, что дело так плохо, как это тебе представляется. Девушка не может быть бесприданницей, если она подопечная графа.
      – Подопечная Эверарда! – На леди Констанс снизошло озарение. – Ну конечно! Саймону придется обратиться к нему за согласием, а он может ему отказать!
      – Но, дорогая, я не вижу для этого причин. В том положении, в каком Сара сейчас находится, Эвбудет только рад, что ей хоть кто-то сделал предложение! Кстати, а где сейчас Саймон?
      – Не знаю, но догадываюсь. Мы его почти не видим, он появляется только за завтраком. На днях я спросила его, где он проводит время, а он заявил, что подыскивает себе квартиру, так что я больше не смела и заговаривать на эту тему! – Она всхлипнула.
      – Я поговорю с ним, когда он появится. А как девочки?
      – Поль подыскивает в городе дом. Они назначат день бракосочетания, как только подвернется что-либо приличное. На прошлой неделе должна была приехать в Лондон миссис Рошфор, но неожиданно разрешилась от бремени ее дочь. У нее родился первенец! Представляю, в каком они восторге! Думаю, она приедет через несколько дней.
      – А Леонора?
      – Боже, я не знаю, что с ней! – вздохнула леди Констанс. – За ней стал ухаживать лорд Эверард, я уверена, это не просто флирт. Но поверишь ли, Леонора не желает его видеть! Понятия не имею, чего она ждет – трудно найти более приятного молодого человека. Я уже пару раз разговаривала с ней, но она меня не слушает.
      – Оставь ее в покое. Я не больше тебя знаю, что у нее на уме, но толку от нашего вмешательства явно не будет.
      Леди Констанс пришлось с ним согласиться.
      Поскольку Саймон не появился к обеду, мистер Ревелл решил его дождаться во что бы то ни стало.
      Чуть позже одиннадцати он услышал, что дворецкий открывает входную дверь, и вышел в холл.
      Увидев отца, Саймон сразу напрягся:
      – Я не знал, что ты дома, папа!
      – Но ты же знал, что мама вызвала меня, – заметил мистер Ревелл. – Давай поговорим. Когда мне предстоит вынести суждение о каком-либо деле, я предпочитаю выслушать обе стороны. – Он опустился в свое кресло возле камина. – Передай мне графин. Приятно видеть тебя совершенно трезвым, так что разрешаю немного выпить со мной!
      – Похоже, матушку уже не радует тот факт, что я не употребляю спиртного, – усмехнулся Саймон.
      – Вполне вероятно. Отвечай мне откровенно. Ты намерен жениться на Саре Мэтсон?
      – Я еще не делал ей предложение, папа, но хочу на ней жениться!
      – И ты рассмотрел этот брак со всех сторон? Ее отец обладал в свете не самой хорошей репутацией, и, вероятно, тебе не меньше, чем мне, известно, что говорят о ее матери.
      – Да и Сара чувствует это сильнее, чем кто-либо! – с жаром воскликнул Саймон.
      – Спокойно, сын! Я лишь хочу установить факты.
      – Мама уже установила чересчур много фактов. Сара является подопечной лорда Эверарда. Это раз. Граф – один из респектабельных членов общества. Это два.
      – Именно так я ей и сказал, – кивнул мистер Ревелл. – Пока не знаю, что мы можем сделать, но отношение к леди Саре необходимо изменить.
      – Ты не знаешь маму!
      – Напротив, сын мой, я знаю ее гораздо лучше, чем ты, – улыбнулся мистер Ревелл. – Думаю, я с ней договорюсь. А мы с тобой пока можем опустошить этот графинчик. Они еще не скоро вернутся домой!
      Что он сказал леди Констанс, Саймон не знал, но результатом стала более спокойная обстановка в доме. Леди Констанс скорбно вздыхала, но больше не заговаривала о Саре. За что, признался Саймон мистеру Рошфору, он ей бесконечно благодарен.
      – Смею сказать, что отцу эта ситуация нравится не больше, чем ей, но он-то, по крайней мере, понимает, что это такой вопрос, который мужчина сам должен решить для себя. А я уже все решил!
      Мистер Рошфор правильно понял, что ему предназначается роль посредника, и при первой же возможности поставил графа в известность о решении молодого Ревелла.
      – Да он ненормальный! – воскликнул граф. – Леди Констанс с ума сойдет!
      – Кажется, этот вопрос уже обсуждался Ревеллами и решен положительно.
      – Значит, мне следует ожидать просьбы Саймона выдать за него Сару! Придется подумать, что можно здесь сделать!
      – А что ты можешь сделать?
      – Могу поселить Сару в ее собственном доме с какой-нибудь почтенной дамой в качестве компаньонки. Проблема в том, что сейчас они находятся под пристальным вниманием общества. Если бы я смог отделаться от Каролины, это выглядело бы более естественным. Если Сара уедет, а ее мать по-прежнему останется в городе, боюсь, это делу не поможет – слишком уж будут ясны причины такого разъезда. Придется еще раз навестить Каролину. Боюсь, на этот раз мне придется предпринять радикальные меры…
      Например, пригрозить ей, что перестану оказывать денежную помощь.
      – Что ж, эта угроза может на нее подействовать. Насколько мне известно, Дигби не так уж богат.
      – Ну и отлично! А пока можешь сказать Саймону, что я уделю этому вопросу все свое внимание.
      – Нет уж, обойдитесь без меня!

      Hа следующей неделе приехала миссис Рошфор и немедленно явилась к Ревеллам с утренним визитом.
      – Дорогая Констанс! – воскликнула она, подставляя свою душистую щеку. – Я бы узнала тебя где угодно! Ты нисколько не изменилась!
      Подставляя свою щеку для поцелуя, леди Констанс пыталась вспомнить, были ли они прежде на такой короткой ноге, и заявила, что тоже всегда узнала бы дорогую Мэри. Однако пришла к выводу, что миссис Рошфор, которой еще не исполнилось и пятидесяти, стала поразительно безвкусно одеваться, а миссис Рошфор удовлетворенно отметила, что и прежде наблюдала склонность леди Констанс к полноте.
      Последовав за хозяйкой в гостиную, леди Рошфор призналась, что с нетерпением ждет встречи с Марией.
      – Уверяю тебя, дорогая Констанс, если бы не роды Элизабет, я бы сразу приехала в Лондон. Какая досада! Она должна была родить в конце месяца, но, слава богу, все прошло великолепно. Мальчик замечательный, и она так хорошо себя чувствует, что я со спокойным сердцем оставила ее на попечение старой нянюшки, которой полностью доверяю.
      Леди Констанс произнесла несколько подобающих случаю фраз и попросила пригласить Марию. Поняв, что, по всей вероятности, миссис Рошфор благосклонно относится к предстоящему браку, она не опасалась, что Мария может ей не понравиться. Хотя Мария по-прежнему отличалась немногословием, пребывание в лондонском обществе усовершенствовало ее манеры, а красота и вовсе не подлежала сомнению. Если миссис Рошфор предпочитает неболтливую невестку, то она не сможет найти в Марии недостатков. Вместе с тем леди Констанс надеялась, что Леонора придержит свой язык. Несмотря на свое дружелюбие, миссис Рошфор может быть такой же чопорной, как и патронесса клуба «Олмакс» – она всю жизнь придирчиво относилась к соблюдению приличий.
      Однако Леонора почувствовала искреннее расположение к миссис Рошфор и ради матери решила вести себя самым пристойным образом. Зная, что миссис Рошфор интересует прежде всего Мария, она постаралась держаться на заднем плане и вступала в разговор только в том случае, когда обращались к ней непосредственно, и вообще вела себя сдержанно и вместе с тем по-светски.
      Все прошло замечательно. Мария явно произвела на миссис Рошфор приятное впечатление, и леди Констанс поделилась с ней своими планами об устройстве званого вечера по случаю объявления помолвки, откладывать которую теперь не было причин.
      – Вечер будет не очень пышным, поскольку бальный зал здесь не такой большой, как хотелось бы. У нас в Лондоне столько друзей, что будет положительно трудно решить, кому послать приглашения.
      Миссис Рошфор согласилась, что это серьезная проблема.
      – Но вы, конечно, пригласите княгиню Эстергази, графиню Ливен и дорогую Эмили Коупер, – сказала она.
      Леди Констанс оторопела. Она сомневалась, следует ли их приглашать, но, когда гостья упомянула о них, выразила согласие и добавила:
      – И разумеется, мою сестру Маргарет, я помню, вы с ней были очень дружны.
      Именно в этот момент ее вдруг ошеломила одна жуткая мысль, из-за чего она даже не сразу ответила на какой-то вопрос миссис Рошфор. Внимательно наблюдая за матерью, Леонора сразу поняла, что та уже не думает о предстоящем вечере.
      Как только они остались одни, она попросила леди Констанс объяснить причину ее растерянности.
      – Ах, Леонора! – воскликнула леди Констанс, заломив руки. – Мне пришла в голову страшная мысль! Ведь Саймон наверняка ожидает, что я приглашу Сару, я в этом уверена! И это полностью испортит мне удовольствие, а я так ждала своего первого званого вечера!
      – Я тебя понимаю, это будет немного неловко. А ты должна ее пригласить?
      – Саймон никогда мне не простит, если я ее проигнорирую, а твой отец говорит, что я должна смириться с его намерением жениться на ней, если не хочу с ним разрыва.
      Леонора задумалась.
      – Придется тебе на это пойти. Сама Сара очень достойная девушка.
      – Я это знаю, – простонала леди Констанс. – Но нельзя не подумать и о другом! Как я могу пригласить одну Сару, без леди Эверард? А ты слышала миссис Рошфор. Придется позвать княгиню Эстергази, графиню Ливен да еще Маргарет. Можешь себе представить, что произойдет, если они окажутся в одном обществе с этой женщиной! Кстати, а сколько времени прошло со дня смерти лорда Эверарда?
      – Сейчас уже, должно быть, полгода, да все равно они не носят по нему траур!
      – Какой ужас! Они вполне могут появиться в шокирующих нарядах!
      – Предоставь это мне. Может быть, я смогу тебе как-то помочь.
      Когда в очередной раз лорд Эверард заехал за Леонорой, чтобы пригласить ее покататься в фаэтоне, его предложение было встречено с удивившей его готовностью.
      – Вижу, вы удивлены, но мне нужно с вами поговорить, – с обезоруживающей прямотой призналась Леонора. – Ваш грум с вами?
      – Да, но, если разговор весьма личный, мы можем пройтись пешком.
      – Думаю, нам придется так поступить. Дело такого рода, что не стоит обсуждать его в присутствии посторонних.
      Поэтому на этот раз они изменили маршрут, и, когда нашли удобное место, граф помог ей выйти из коляски.
      – Итак, что я должен для вас сделать? – спросил он, когда они шли по тропинке.
      – Не очень-то вы галантны! – воскликнула Леонора. – Я хотела всего лишь попросить вашего совета.
      – Следовательно, я вас не понял. Прошу вас, говорите.
      – Знаете ли вы, что мой брат влюблен в вашу подопечную и хочет на ней жениться?
      – Он не обращался ко мне, но мне и в самом деле известно об этом.
      – По-моему, вы именно на этот счет посмеивались, когда однажды мы все встретились, – усмехнулась Леонора.
      – Не стану отрицать, в тот момент ситуация показалась мне весьма забавной.
      – А вот моей маме не до забав! Дело в том, что она собирается устроить вечер в честь Марии и Поля и не знает, как ей быть. Миссис Рошфор приняла горячее участие в организации вечера, и в результате будут приглашены самые знатные и чопорные леди. Можете себе представить их реакцию на появление леди Эверард!
      – Ваша мать возражает против Сары или против Каролины?
      – Мама смирилась с леди Сарой. Однако их пребывание в трауре запрещает им появляться на вечере.
      – Графине это определенно не помешает!
      – О господи! Ваша Каролина довольно неприятная особа.
      – Крайне неприятная. Давайте повернем назад, иначе вы запачкаете ботинки.
      Они молча повернули назад. Граф сосредоточенно обдумывал ситуацию и наконец произнес:
      – Могу я узнать, буду ли я сам приглашен отметить такое событие?
      – Конечно! Ведь вы давний друг Поля!
      – Тогда предоставьте эту проблему мне. Пришлите обычные приглашения, а я устрою так, чтобы леди Эверард не смогла прийти. Тогда, в полном соответствии с приличиями, я сам буду сопровождать свою подопечную. Вы находите, что такой исход дела удовлетворит вашу матушку?
      – Благодарю вас! – Леонора просияла. – Я знала, что вы что—нибудь придумаете. Я скажу маме сразу же, как только… – Она осеклась, и граф усмехнулся:
      – Вот именно! Прежде всего вам придется придумать убедительную причину, почему вы обсуждали со мной этот вопрос.
      – Полагаю, вы не сможете мне ее подсказать?
      – Нет, дорогая, не смогу. Думаю, вам лучше всего во всем признаться и надеяться, что от радости ваша матушка не заметит в этом ничего неприличного.
      – Вы совершенно правы, – кивнула Леонора. – Если я не скажу, что вы заманили меня на уединенную прогулку за городом, чтобы избавиться от общества вашего грума, тогда мне нечего бояться.
      – Заманил? – удивленно переспросил граф.
      – Конечно!
      Они вернулись к ожидавшему их экипажу, и Леонора спросила:
      – А каким образом вы намерены помешать леди Эверард принять приглашение?
      – А вот это, сударыня, вас не касается. И хотя я, пожалуй, сделал слишком опрометчивое обещание, придется его выполнить. Остается лишь заверить вас, что если мне не удастся помешать прийти на вечер одной, то я не пущу на вечер обеих!
      Времени для улаживания этого неприятного дела не оставалось, и граф в тот же день нанес визит Каролине. Вышколенный дворецкий провел его в гостиную, где он какое-то время рассматривал безделушки, пока не появилась хозяйка.
      – Оцениваете их, Луи? – спросила она.
      – Насколько мне позволяют мои скромные знания, – улыбнулся граф, ставя на место бронзовую статуэтку. – Ходят слухи, будто ваш покровитель в данный момент находится в стесненном положении.
      – Я не прислушиваюсь к слухам, – усмехнулась она.
      – Это хорошо. Дома ли моя подопечная? Или ее развлекает молодой Ревелл?
      – Раз уж вы спросили, думаю, да.
      – Дорогая моя Каролина, не могу не заметить, что вы слишком небрежно относитесь к своему материнскому долгу. Я могу присесть? Разговор потребует времени.
      – Садитесь. Догадываюсь, что вы намерены обсуждать мой материнский долг.
      – Да, а также ваше финансовое положение.
      – Тогда считаю необходимым довести до вашего сведения, что я исполнила свой материнский долг, оставаясь с Робертом до самой его смерти. Если бы не Сара, я ушла бы от него шестнадцать лет назад. Но вы знаете Роберта. Он ни за что не позволил бы мне забрать с собой Сару. – Она помолчала. – Только для того, чтобы побольнее меня уколоть, он отнял бы у меня дочь, которую совершенно не любил!
      – Поверьте, я вам весьма сочувствую. Но мне кажется, что если вы сейчас погубите ее, то ваша жертва была напрасной. Боюсь, мне придется прекратить оказывать вам финансовую поддержку, если вы… не подчинитесь.
      – Если вы это сделаете, то мне ничего не останется, как позволить моему покровителю, как вы его назвали, переехать ко мне. Это будет дешевле, чем вести два хозяйства.
      – Мастерский удар! – улыбнулся граф. – Вы застали меня врасплох. Скажите, почему вы питаете такое отвращение к браку? Неужели у вас нет ни малейшего желания стать респектабельной дамой?
      – Это меня не волнует, – пожала она плечами. – Если я выйду замуж, то одновременно лишусь и титула, и годового содержания. Или вы забыли условия завещания моего покойного супруга?
      – Честно говоря, я о них действительно забыл. Послушайте, Каролина, у меня нет желания вмешиваться в ваши личные дела, но я несу ответственность за Сару. Предлагаю сейчас обсудить один вопрос, а более серьезные отложим на потом. Думаю, вы не могли не заметить отношений, которые развиваются между Сарой и молодым Ревеллом.
      – Разумеется, заметила. Не вижу причин волноваться из-за этого, поскольку все решится через пару недель.
      – Но его семья возражает против этого брака!
      – В самом деле? А кто его отец? Какой-нибудь провинциальный сквайр?
      – Не сбрасывайте Ревеллов так решительно со счетов, Каролина. Младшая дочь на днях будет помолвлена с Полем Рошфором, которого тоже беспокоит эта проблема. Леди Констанс устраивает званый вечер и считает, что должна пригласить на него Сару и вас. А вы должны признать, что ваше присутствие на подобном светском рауте способно вызвать определенное замешательство.
      – Они могут из-за меня не волноваться. У меня нет желания присутствовать на этом вечере!
      – Я так и думал! И поэтому намерен найти какой-нибудь предлог для вашего отказа от приглашения. Я сам буду сопровождать Сару.
      – Довольно дерзко с вашей стороны принимать такое решение, даже не посоветовавшись со мной.
      – Согласен. Но мне потребуется ваша помощь. Сара должна быть одета в соответствии с трауром… Естественно, счета вы пошлете мне. И разумеется, она должна держать себя подобающим для своего положения образом. То есть не должна участвовать в танцах и в подобных развлечениях. Я могу на вас положиться?
      – В этом смысле, да, можете.
      – Отлично! А теперь перейдем к более серьезному вопросу. Я хочу, чтобы вы уехали из Лондона. Скажем, отправитесь путешествовать за границу, пока Сара благополучно не выйдет замуж. Считаю, что Роберт ужасно к вам относился, но я не намерен тратить на вас огромные деньги. Я буду выдавать вам деньги на жизнь, но сумма станет значительно меньше, если вы вернетесь в Лондон без моего разрешения.
      – Вам не следовало бы меня шантажировать, Луи!
      – Шантажировать! К чему такие сильные выражения! Это всего лишь откровенный подкуп. В наше время с приличным годовым содержанием можно вести довольно приятную жизнь на континенте, а через год-два, когда все уляжется, вы можете вернуться домой. Хотя, боюсь, я должен поставить еще одно условие. Вы должны… э… ради Сары урегулировать свои отношения с Мэтью Дигби. Когда мать живет в грехе, для дочери это может стать постоянным источником унижения!
      – А вы, Луи, намерены урегулировать свои отношения с брюнеткой, с которой я видела вас на прошлой неделе? – усмехнулась графиня.
      – Это разные случаи. Леди, о которой идет речь, полностью утратила свою репутацию еще до того, как я с ней познакомился. – Он помолчал. – Я могу составить с вами черновик нашего соглашения?
      – Я ничего не обещаю, но все равно набросайте его. Как вы устроите Сару?
      – Я увезу ее в Абботсфорд и найду для нее какую-нибудь компаньонку, с которой она могла бы жить. Проблема в том, что у меня очень мало родственников. Родственники моей матери разбросаны по всей Франции, не говоря уже о том, что я с ними никогда не встречался. Но я что-нибудь придумаю. Вы можете на меня положиться.
      – Все это направлено против меня?
      – Как ни странно, вовсе нет. – Граф поднялся. – Я зайду к вам опять, когда нам понадобится что-либо обсудить.
      – Я уже сказала вам, что ничего не обещаю, – заметила графиня.
      – Если вы имеете в виду, что Дигби будет возражать, то не пытайтесь убедить меня в этом. Я знаю, что вы способны подчинить его своим желаниям.
      Графиня на это ничего не ответила, и он ушел, сбитый с толку ее неуступчивостью.
 
      Несколькими днями позже Леонора решила взять дело в свои руки, но итоги ее усилий оказались неудачными. С самыми благими намерениями она пригласила Сару погулять вместе с ней и Марией, и, если не считать погоды, которая все время угрожала разразиться дождем, прогулка удалась. Сара быстро нашла общий язык с Марией, вела себя благопристойно и была необычайно хороша, так что Леонора почувствовала, что она будет хорошей женой Саймону.
      В результате они договорились вместе посетить магазины и зайти в библиотеку поменять книги, и Саймон, к удивлению сестер, пожелал их сопровождать.
      – А вот с нами ты никогда не ходил по магазинам! – воскликнула простодушная Мария.
      – Мне надо кое-что купить для себя, – сказал Саймон.
      – Мария, не дразни его, – заметила Леонора. – Он стесняется признаться, что легко мог игнорировать наши просьбы сопровождать нас, но Сара – дело другое. В конце концов, он понесет наши покупки.
      – И не подумаю! – заявил Саймон.
      – Вот видите, как он ведет себя в кругу семьи, – сказала Леонора Саре. – Если это вас не отвратит, ваша жизнь с ним будет прискорбной.
      Сара с любовью взглянула на Саймона, и, пожав плечами, Леонора двинулась дальше.
      В библиотеке Саймон галантно помогал им выбрать интересные книги, но, когда они отправились за покупками, стал заметно от них отставать.
      – Бесполезно делать вид, будто ты не с нами, – заметила Леонора. – Если уж ты решил нас сопровождать, то должен выпить до дна эту, горькую чашу. Сара, поговорите с ним! Мама всегда утверждала, что главное – это начало. Только позвольте ему сейчас выскользнуть из рук, тогда вам в жизни не подчинить его!
      Сара смутилась, а Саймон, бросив на Леонору укоризненный взгляд, ускорил шаги.
      – Чего он на самом деле боится, – продолжала Леонора, – а что, если кто-либо из его прекрасных дружков увидит, как он благонравно сопровождает девушек?
      Саймон догнал их, но сделал вид, что рассматривает витрину с ювелирными изделиями, когда девушки остановились у входа в магазин дамских головных уборов.
      Леонора и Мария наконец закончили примерять шляпки и ждали на улице Сару, когда показались миссис Рошфор и графиня Ливен в сопровождении мистера Рошфора. Девушки присели в реверансе, и миссис Рошфор бросилась к ним навстречу, приветливо улыбаясь.
      – Графиня, вы должны были встречать Леонору и Марию в «Олмаксе», но знаете ли вы, что Мария станет моей невесткой? Восхитительные девушки, не правда ли?
      Графиня Ливен в ответ слегка наклонила голову и сдержанно улыбнулась. Леонора снова сделала реверанс и обернулась, чтобы представить свою компаньонку. Но Сара прижалась к витрине, вцепившись в ридикюль. Леонора повернула голову и увидела окаменевшее лицо миссис Рошфор. Скользнув презрительным взглядом по испуганной Саре, миссис Рошфор с ослепительной улыбкой обернулась к графине и произнесла:
      – Ну, не станем больше мешать прохожим. Надеюсь, девочки, я увижусь с вами, когда сегодня днем зайду навестить вашу матушку.
      Лишившись дара речи, Леонора смотрела им вслед, слишком потрясённая, чтобы ответить на мучительный призыв во взгляде мистера Рошфора, когда тот оглянулся на ходу. Она не представляла, что можно было так жестоко отнестись к семнадцатилетней девушке, которая и без того чувствовала себя скованно.
      – Не обращайте внимания! – шепнула Леонора Саре. – Поль предупреждал, что от нее можно ожидать всяких неприятностей!
      В глазах у Сары сверкнули. слезы, и она, покачав головой, сказала:
      – Я пыталась объяснить это Саймону, но он мне не поверил! – Она взглянула на побледневшего Саймона. Тот взял ее за руку.
      – Все ясно! – воскликнул он. – Идемте, я провожу вас домой!
      Он пошел с Сарой вперед. Мария, с сочувствием смотревшая им вслед, поспешила догнать Леонору.
      – Как можно быть такой жестокой и бессердечной?! – возмутилась она. – Бедная Сара!
      – Я начинаю понимать, что имела в виду мама, – вздохнула Леонора. – Я думала, ею руководит предубеждение, но если Саймона ждет такое… – Она замолчала. – Я никогда бы не стала в это вмешиваться, но Сара такая милая девушка, и я думала, что если нас будут видеть вместе с ней и знать, что мы ее принимаем… О боже! Что же теперь делать Саймону?
      Саймон думал только об одном. Он привел сестер домой, поговорил с матерью с ледяной вежливостью, затем снова вышел, чтобы проводить Сару.
      – Что это с ним? – спросила озадаченная леди Констанс. – Я только спросила, приятно ли вы провели утро!
      – Ничего приятного! – сказала Леонора и подробно рассказала матери о происшедшем.
      Выслушав дочь, леди Констанс со стоном потянулась за своим флаконом с нюхательной солью.
      – Я предсказывала это! Бог видит, я ему это предсказывала, но он не слушал меня!
      – Но это несправедливо! – воскликнула Леонора. – Сара не виновата в том, что у нее такая мать. А вот так унизить ее перед всеми…
      – Мама, миссис Рошфор обошлась с Сарой ужасно жестоко! – воскликнула Мария.
      – Дорогая, помни, что она будет твоей свекровью! – покачала головой леди Констанс. – Если кто-либо из вас позволит сказать ей что-нибудь резкое… Только этого мне и не хватало! Придется отменить вечер… Но что я скажу миссис Рошфор? – Она опустилась в кресло и снова поднесла к носу флакон.
      – Мама, может быть, лорд Эверард что—нибудь придумает, – вздохнула Леонора.
      – Что он может придумать? А что сейчас делает Саймон?

      Саймон шагал к дому лорда Эверарда на Гросвенор-сквер с единственной мыслью о том, что Сару больше нельзя подвергать такому унижению. Его настроение не улучшилось, когда дворецкий, окинув взглядом его суровое лицо, пообещал выяснить, дома ли граф. В его тоне проскользнуло сомнение, и Саймон нетерпеливо расхаживал по холлу, пока не появился сам граф.
      – Значит, вы дома! – заметил Саймон. – А ваш лакей пытался сделать вид, что вас нет дома!
      – Если у вас в тот момент было такое же выражение лица, как сейчас, я не удивлен, – тихо сказал граф.
      – Прошу прощения, – пожал плечами Саймон. – Оказывается, мне нужно было сначала выяснить, удобно ли вам меня принять.
      – Саймон Ревелл, я совершенно уверен, что ничем не мог вас оскорбить, но, если случайно и сделал что-либо в этом роде, прошу вас присесть и рассказать мне. Только не надо такого сарказма!
      – Прошу прощения, сэр, – повторил Саймон. Последовало долгое молчание, во время которого граф внимательно на него смотрел, наконец молодой человек выпалил: – Прошу вас разрешить мне жениться на Саре, сэр!
      – В самом деле? Да садитесь же!
      Саймон опустился в кресло, но не мог сидеть спокойно.
      – Вы даете разрешение, сэр?
      – Нет, пока все не выясню. Я знал о ваших намерениях, но, вероятно, произошло нечто такое, что вынуждает вас торопиться. Расскажите же мне.
      – Ничего особенно не произошло!
      – Послушайте, Саймон, если бы вы знали, как мне не нравится, когда меня принимают за идиота! – воскликнул граф. – Или вы окажете уважение моему уму, или уходите!
      Запинаясь, Саймон поведал ему об утренней встрече с миссис Рошфор. Он внимательно следил за выражением лица графа, но оно оставалось бесстрастным. Выслушав его рассказ, лорд Эверард встал и вызвал звонком дворецкого.
      – Итак, сэр, что вы скажете?
      – Выпьем по стакану шерри, пока будем обсуждать этот вопрос.
      – Вы не могли бы дать мне ответ?
      – Когда уйдет слуга, – ответил граф.
      Саймон с трудом дождался, когда принесли поднос и граф наполнил два бокала. Передавая ему бокал, граф сказал:
      – Боюсь, в данный момент я вынужден ответить вам отказом.
      – Но почему, сэр?! – воскликнул Саймон, вскочив.
      – У меня есть на то причины!
      – Я не понимаю, почему…
      – Садитесь! – повысил голос граф, и Саймон невольно подчинился его суровому тону. – Прошу вас понять, что это не окончательный мой ответ. Я сказал: «В настоящий момент»! Я не запретил вам видеться с ней и не сказал, что не изменю своего мнения. Саре только семнадцать лет, и у нее достаточно времени, чтобы подумать о браке. Полагаю, мне следует поставить вас в известность, что я намерен устроить ее жить в Абботсфорде, но пока попрошу вас об этом не распространяться. Пока что я не могу рассказать вам всего и не хочу беспокоить Сару. – Он улыбнулся. – Поверьте мне, я знаю, что делаю. Ваши родители пытались дать вам понять затруднительную ситуацию, а сегодня утром вы сами увидели, как все это будет на деле. Если бы сейчас я ответил вам положительно, это было бы против интересов обеих наших семей.
      – Но Абботсфорд! – воскликнул Саймон. – Я не смогу с ней видеться!
      – Вздор! Я буду регулярно туда ездить, а вы можете время от времени составлять мне компанию, и вряд ли, будучи там, Сара отдаст свое сердце кому-то другому. – Граф улыбнулся. – Когда я был в Абботсфорде в последний раз, то там практически не было достойных молодых людей. В общем, с моей стороны было бы нескромно рассказать вам все, но повторяю: Абботсфорд – это выход из создавшейся ситуации.
      – О, я знаю, все это из-за матери Сары!
      – Вынужден это подтвердить. Я надеюсь изменить положение к лучшему, но вам придется набраться терпения. А Саре нужна ваша поддержка, а не унылые сетования на судьбу!
      – Хорошо, сэр, – кивнул Саймон. – Я скажу ей, что пока вы не дали своего согласия, но что вы не против нашего брака. Про остальное я не стану ей говорить.
      – Правильно. И не возвращайтесь к своим прежним привычкам из-за того, что испытываете разочарование.
      – Не опасайтесь этого, сэр! – пообещал Саймон и протянул графу руку. – Не стану делать вид, будто я доволен, но я вас понял, сэр.
 
      Думая отвлечь леди Констанс от мрачных мыслей, Леонора призналась ей, что советовалась с лордом Эверардом относительно приглашений на вечер. Однако ее надежды, что ей удастся избежать материнского гнева за собственное вольное поведение, были немедленно развеяны. Леди Констанс в ужасе воззрилась на дочь.
      – Леонора, уж не хочешь ли ты сказать, что действительно просила его об этом? О господи, кажется, у меня начинается удушье… – произнесла она слабеющим голосом.
      – Ничего подобного у тебя не начинается! Только подумай, насколько это окажется удачным! Я уверена, что даже графиня Ливен не станет игнорировать Сару, если она придет в сопровождении графа. И он обещал сделать так, чтобы на ней было скромное платье, так что и за это можно не волноваться.
      – Ты и об этом его просила! – воскликнула леди Констанс, вскакивая.
      – Нет, нет, конечно, не просила! Просто я хотела сказать, что он сам отлично понимает всю неловкость ситуации и что мы можем быть уверены: он сделает все так, чтобы вечер прошел благополучно.
      – Человек, с которым мы едва знакомы! – всплеснула руками леди Констанс. – Что он может о тебе подумать… Леонора, вы с ним ни о чем не договорились? Я имею в виду, ты ничего от меня не скрываешь?
      – Разумеется, нет! Я уже говорила тебе, мама, что не имею ни малейшего желания выходить замуж за лорда Эверарда. – Тут Леонора вспомнила, как нежно посмотрел он на нее последний раз, и колени у нее ослабли. Она поспешно села рядом с леди Констанс и дрогнувшим голосом повторила: – Разумеется, нет!
      Ей не удалось успокоить леди Констанс, ибо та продолжала:
      – Даже миссис Партингтон намекала мне на это на днях, а она редко выезжает в свет, следовательно, кто-то уже ей рассказал. Леонора, если ты будешь вести себя неосторожно, про тебя начнут сплетничать, обвинять тебя в фривольности!
      – Вздор! – заявила Леонора. – В обществе все поглощены слухами об отъезде лорда Байрона из Англии!
      – Во всяком случае, тебе не следовало подавать надежды лорду Эверарду!
      – Я не давала ему ни малейшего повода надеяться! – возразила Леонора.
      К счастью, в этот момент появился Саймон и отвлек их от разговора. Поскольку он был главной ее заботой, леди Констанс сразу набросилась на него с расспросами, где он был.
      – Если желаете знать, я был у лорда Эверарда!
      – Еще один сюрприз! – Леди Констанс покосилась на Леонору.
      – В чем дело? Что еще натворила Леонора? – спросил Саймон.
      – Сначала скажи: зачем ты ходил к лорду Эверарду? – вспылила Леонора.
      – Просить его разрешения жениться на Саре, конечно. После того, что произошло сегодня утром, я хочу как можно скорее решить этот вопрос.
      – И что он тебе сказал? – спросила леди Констанс.
      – Он отказал мне!
      Опасаясь, что не совладает с собой, если мать выразит свое откровенное одобрение, Саймон выбежал из комнаты. Погладив мать по плечу, Леонора поспешила за ним. Она догнала Саймона, когда тот вошел в отцовский кабинет, и закрыла за собой дверь.
      – Саймон, почему он отказался дать согласие?
      – А ты на чьей стороне?
      – Нечего на меня так смотреть! Разумеется, на твоей! Сара кажется мне очень милой девушкой, я так и сказала маме.
      – Понимаешь, он не окончательно мне отказал, так что можешь сказать ей и об этом. Во всяком случае, она сразу перестанет радоваться.
      – Ну, не будь таким злым и расскажи мне о вашем разговоре.
      – Практически мне нечего рассказать. Я попросил его согласия, и он сразу догадался, что произошло что-то неприятное, поэтому мне пришлось рассказать об этой сегодняшней истории. После чего граф сказал, что в данный момент вынужден ответить мне отказом, но этот ответ неокончательный. Думаю, сначала он решил восстановить репутацию Сары. Он может настоять на своем, когда захочет, правда?
      – Да, – подтвердила Леонора и ушла, размышляя о характере графа, пока готовилась к музыкальному вечеру.
 
      На музыкальный вечер отправлялись только леди Констанс и она сама. Узнав о нем, мистер Рошфор наотрез отказался от приглашения и заявил, что лучше повезет Марию навестить свою мать. Однако, когда он приехал за ней, все произошло совсем иначе.
      Леонора спустилась вниз как раз в тот момент, когда Мария снимала с себя уже надетый плащ. Мистер Рошфор рассеянно поклонился Леоноре и кивнул Саймону, который ответил ему неприязненным взглядом, возлагая на него ответственность за поведение его матери.
      – Но я думала, ты уже договорился со своей мамой о том, что мы ее навестим, – сказала Мария.
      – Сегодня лучше не ходить, – нахмурился мистер Рошфор. – Мы немного повздорили!
      – Вы поссорились с вашей матерью? – с просиявшим лицом спросил Саймон.
      – Нет, нет! Ну… Я хочу сказать… Да, вообще-то поссорился!
      – Молодец! – воскликнул Саймон, хлопнув его по спине. – А мне вы показались утром таким робким и прирученным! Беру свои слова обратно!
      – Еще бы! Вы едва не накинулись на нас там на улице, когда все вокруг пялили на нас глаза!
      – Только не говорите об этом маме, она у нас подвержена обморокам!
      В этот момент появилась леди Констанс.
      – Не желаете пойти с нами? – предложила она. Мистер Рошфор сказал, что они уже принесли свои извинения, отказавшись от приглашения на музыкальный вечер.
      – Пустяки! Луиза Эшфорд – моя близкая подруга. Могу вас заверить, что она меня не похвалит, если узнает, что я не взяла вас с собой. У них вечером будет блестящий пианист. В Англии он впервые, но мне известно, что на континенте он произвел настоящий фурор. Должна признаться, что будет довольно скучно, зато там соберется интересное общество!
      Перехватив его несчастный взгляд, Леонора усмехнулась и поднялась к себе, чтобы переодеться.
      Предстоял утонченный вечер, и она надела свое любимое вечернее платье с отделкой из кружев и, вопреки настойчивым советам леди Констанс, высоко подобрала волосы, оставив ниспадающие с одной стороны длинные локоны.
      – К этой прическе больше подходит золотистая накидка, – заметила леди Констанс.
      Мистер Рошфор был в ужасе от предстоящего вечера. А Леонора, будучи в душе пианисткой, с нетерпением ожидала его. Однако вечер принес ей разочарование. Вслушиваясь в игру молодого итальянского пианиста опытным ухом, Леонора пришла к выводу, что его слава не соответствует качеству игры.
      – Он уже трижды сфальшивил, – сказал кто—то сзади нее.
      Леонора вздрогнула и, обернувшись, увидела наклонившегося к ней лорда Эверарда.
      – А вы откуда знаете? – прошептала она.
      – Я знаю эту пьесу, – сказал он. – Пойдемте в другую комнату. Думаю, не стоит тратить на него время, а вы как считаете?
      – Его так расхваливали! Но я не знала, что вы музыкант!
      – Я играл эту пьесу, когда был моложе.
      – Вы?!
      – Не заставляйте меня смущаться! Моя мать была прекрасной пианисткой и настояла на том, чтобы я тоже учился играть. Нужно было видеть, каким жалким я выглядел за инструментом, когда еще не доставал до пола ногами!
      Леонора засмеялась и тут же осеклась.
      – О боже, на нас смотрит моя тетка Маргарет! – Она присела в реверансе и получила в ответ широкую улыбку. – Обычно она не такая приветливая.
      – Это потому, что вы со мной, – без ложной скромности заявил граф. – Я пользуюсь ее особенной симпатией! – Он поклонился, и леди Маргарет жеманно ему улыбнулась.
      – Никогда бы такому не поверила! – воскликнула Леонора.
      – Я же говорил вам, что если вы выйдете за меня замуж, то займете в обществе самое видное положение!
      Леонора отвела взгляд, раздумывая, не желает ли он снова начать обсуждение вопроса их брака. Но его тон был шутливым, и она ответила:
      – Это мне напомнило кое о чем. Почему вы отказались дать согласие на брак между Саймоном и Сарой?
      – Я не отказался, – поправил ее граф. – Я лишь на время оставил этот вопрос открытым. Они оба в таком счастливом состоянии, когда верят, что любовь побеждает все трудности, а им нужно понять, что они заблуждаются. И позвольте мне сказать вам, сударыня, на случай, если вы намерены прочитать мне нотацию, что, хотя я всегда готов выслушать любой совет и рекомендацию, все равно я поступлю так, как сочту нужным. Если сердца наших влюбленных пострадают какое-то время, я буду сожалеть, но пока что им явно недостает жизненного опыта. Вы можете со мной не согласиться, но у меня на восемнадцать лет больше опыта, чем у вас.
      – Но вы же не станете чинить им препятствия, если их счастье состоит в этом браке.
      – Ого! Вы еще один человек, который считает, что любовь – это все!
      – Нет, – сказала она тихо. – Разумеется, это не так.
      – Интересно, что скрывается за этим признанием?
      – Ничего! Если не возражаете, я бы вернулась в зал, чтобы еще немного послушать пианиста.
      – Не возражаю, но на обратном пути в зал мы снова насладимся лицезрением вашей тетки, леди Маргарет. Поскольку вы позволили себе откровенно высказаться кое о ком из моих родственников, возьму на себя смелость заметить, что нахожу ее наряд в высшей степени нескромным!
      – И в высшей степени неприличным! – улыбнулась Леонора.
      Слушая музыку, она пыталась вспомнить, с кем еще из знакомых мужчин она могла поддерживать такой непринужденный разговор, и пришла к выводу, что лорд Эверард оказался единственным мужчиной, в обществе которого она чувствует себя так легко и просто. Последние полчаса казались сплошным удовольствием. Она искоса взглянула на него. Казалось, он был совершенно поглощен музыкой, но сразу же почувствовал ее взгляд, повернул голову и улыбнулся ей. Если только он еще раз заговорит о свадьбе, поклялась себе Леонора, она и не подумает перевести разговор в другое русло.
      Когда граф слегка коснулся ее плеча, она вздрогнула.
      – Если вы намерены остаться на вторую часть, то останетесь одна! – прошептал он.
      – Очень вежливо с вашей стороны! А в чем дело?
      – Дело в сопрано, которую мне удалось слышать в начале сезона. В тот раз певица была в ударе, и мне не хочется слышать ее снова из опасения, что она потеряла форму!
      – Не может быть, что вы так тонко чувствуете музыку!
      – Но это так, и я не допущу, чтобы мои чувства были вновь задеты. Давайте уединимся в другой гостиной, чтобы оживить надежды вашей матери!
      Они бесшумно покинули свои места и направились в соседний зал, где на длинном столе были поданы закуски. Между блюдами с закусками стояли вазы с весенними цветами, что вместе смотрелось очаровательно. Однако лорд Эверард, окинув блюда критическим взглядом, заметил, что он предпочел бы, чтобы Луиза Эшворд обуздала свою страсть к цветочным украшениям, не распространяя их на угощение.
      – Если вам не нравится запах папоротника, – продолжал он, – позвольте рекомендовать вам тарталетки с абрикосом. Они такие ароматные!
      Леонора едва не поперхнулась замороженными сластями, и он заметил:
      – В лимонад тоже что-то насыпали – жалко только, я совсем забыл ботанику! Хотя шампанское кажется настоящим. – Он вопросительно взглянул на Леонору, которая ответила ему неуверенным взглядом.
      – Не знаю, стоит ли мне пробовать. Отсюда мы поедем еще на один прием.
      – Один бокал вряд ли заставит вас нарушить приличия, но если вы сомневаетесь, то не надо.
      – Обычно я пью только лимонад.
      Он передал ей бокал с шампанским и поднял свой:
      – Ваше здоровье, сударыня! Я уже говорил, что сегодня вы замечательно выглядите? Вот так и нужно вам всегда причесываться.
      Это был его первый откровенный комплимент, и она, смутившись, пробормотала что-то насчет того, что эта прическа делает ее еще выше ростом.
      – Не для меня.
      – Но вы не единственный мужчина, с которым мне хотелось бы стоять рядом, – возразила Леонора.
      – Разумеется. Но вы, конечно, понимаете, что половина присутствующих здесь теперь будет ожидать, что мы сообщим о нашей помолвке!
      Леонора из-за растерянности не нашлась что ответить, и пауза затянулась. К счастью, рядом оказалась леди Констанс, которая напомнила ей, что пора уходить. К ним подошел мистер Рошфор, и граф склонился над рукой Леоноры.
      Она готова была взорваться от досады, но, встретив его взгляд, поняла, что он разделяет ее мысли. Все это было бы замечательно, подумала она, если бы при этом он втайне не подсмеивался над ней.
      Лорд действительно развеселился, но он не собирался потворствовать строптивости Леоноры, хотя уже не сомневался в ее чувствах к нему. У них были непринужденные, дружеские и теплые отношения, которые он считал необходимыми для брака. Он улыбнулся, вспомнив, как легко ему удается ее рассмешить или, напротив, рассердить всего парой слов.
      Граф Эверард опустошил свой бокал и разыскал хозяйку, чтобы попрощаться и поблагодарить ее за прекрасный вечер. Он ушел, сопровождаемый любопытными взглядами. Все, безусловно, заметили, что он задержался лишь на пять минут после ухода мисс Ревелл, и общество разделилось примерно на две равные части, из которых одна утверждала, что они являются прекрасной парой, тогда как другая, состоящая из матерей и их дочерей, считала вопиющей несправедливостью, что самый завидный жених сезона, кажется, достанется этой выскочке из провинции.
      А возбужденная тремя бокалами шампанского «эта выскочка» вспоминала вечерний разговор, укоряя себя за упущенную возможность. Пока длилось действие шампанского, она даже собиралась написать ему, но утро оказалось и в самом деле мудренее вечера, а что, собственно, произошло? Практически он больше не повторял своего предложения, а она не собирается навязываться! Если только он снова не попросит стать его женой.
      Как это делала до нее Кэтрин Харфорд, она, появляясь где-либо, стала осматривать каждый зал в поисках графа и каждый раз, не застав его, приходила в уныние. В конце недели ее охватило отчаяние. Если чувства графа такие сильные, как она думает, он не мог не встретиться с ней на протяжении целых семи дней!
      Но она не знала, что граф так же остро, как и она, ощущал течение времени. Каждый день он собирался навестить ее, но у него оказывалось так много дел, что он принимал решение сделать это на следующий день, надеясь, что сможет провести с ней больше времени.
      Всему виной была графиня Эверард. Граф заставил ее поверенных составить соглашение, и Каролина подписала его. После этого она выразила согласие уехать, и граф чувствовал себя обязанным помочь ей. Графиня заметила, что, поскольку уезжает не по собственной воле, он несет ответственность за все последствия, включая сдачу дома и сохранность принадлежащей ей мебели. Все, что она брала с собой, было упаковано в сундуки и баулы и ждало носильщиков, а он обеспечил открытие для нее счета в Париже, куда намеревался пересылать для нее деньги. Все это время Сара оставалась странно равнодушной. Граф озабоченно наблюдал за ней и как-то спросил, не расстроена ли она необходимостью переехать в Абботсфорд. Сара покачала головой и сказала, что мать все ей объяснила, и хотя она немного волнуется, но полностью готова к такой перемене.
      – Это будет не так плохо, – с улыбкой сказал граф. – И я обещаю привезти с собой Саймона.
      Ее глаза наполнились слезами, и она быстро отвернулась, оставив графа еще больше встревоженным, пока он не решил, что ее реакция естественна для столь юной особы.
      Кроме того, его беспокоило и поведение графини. Она была женщиной гордой и своенравной, поэтому он ожидал с ее стороны большего сопротивления. Ее готовность покинуть Англию озадачила графа. Однако найти подходящую компаньонку для Сары оказалось не так просто. Из-за недостатка времени ему пришлось обратиться к кузине Генриетте, с которой графиня так плохо обошлась. Графу пришлось пустить в ход личное обаяние.
      Хотя и неохотно, но кузина Генриетта согласилась, и, устроив ее переезд и перевозку массы вещей, которые она считала необходимыми для своего комфорта, граф наконец возвращался в Лондон. Он прибыл в свой городской дом после трехдневного отсутствия, усталый и измученный ездой в наемных экипажах и в крайне взвинченном состоянии.
      Сбросив верхнюю одежду, он резко ответил на вопрос дворецкого, приятным ли было путешествие, и, забрав корреспонденцию, замешкался, когда тот покашлял, привлекая внимание.
      Он поднял на него взгляд:
      – В чем дело?
      – У вас визитер, милорд. – Дворецкий снова кашлянул. – Молодая леди! Я проводил ее в голубую гостиную.
      – Кто это?
      – Она не назвала себя, милорд!
      Граф швырнул пачку писем на поднос и направился в гостиную. Увидев ожидавшую его визитершу, он остановился в дверях как громом пораженный.
      – Что вы здесь делаете?! – нахмурился он.
      – Я пришла увидеться с вами…
      – Это мне ясно, сударыня, но вам придется немедленно покинуть мой дом. Что вы себе позволяете, явившись ко мне, насколько я понимаю, без сопровождения?
      – Я не могла придумать другого места, где я могла бы свободно высказать вам свое мнение о вас!
      – Леонора, давайте не будет говорить загадками. Что случилось?
      – Что случилось? – прищурилась она. – Вы делаете вид, будто ничего не знаете! Что вы сделали с Сарой?
      Граф вскинул брови.
      – И вы пытаетесь убедить меня, будто не знаете, где она находится?
      – Пожалуй, я слишком хорошо знаю, где она, – медленно произнес он, вспоминая о том, что он не заказал Каролине билет на пароход, когда у нее уже был заграничный паспорт. – А что говорит Саймон? Стало быть, она купила два билета и увезла с собой Сару.
      – Его нет дома со вчерашнего утра! – воскликнула Леонора дрогнувшим голосом.
      – Что ж, у него было четыре дня для того, чтобы действовать, и если его единственная реакция на страдания из-за препятствий выразилась в том, что он напился, значит, я был прав, когда утверждал, что они не подходят для брака.
      – Откуда вы знаете, что он делает? – вспыхнула Леонора.
      – Ставлю сто против одного! А теперь не будете ли вы так любезны вернуться домой? Вам незачем было приходить сюда. Кстати, как вы сюда добрались?
      – Пришла пешком.
      – Одна! – произнес он тоном, дававшим ей понять, что считает это в высшей степени неприличным. – Придется мне проводить вас домой, и не говорите мне, что вы этого не желаете!
      Леонора молчала до тех пор, пока не оказалась у своего дома, где холодно поблагодарила его. Граф поклонился в ответ и в мрачном настроении направился к себе.
      В первый раз он рассердился на Леонору и лелеял мечту сурово отчитать Сару, когда ее догонит. Он хотел было сразу отправиться в погоню, но за последние несколько дней слишком устал от разъездов. Он и так потратил немало сил ради Сары. По какой бы причине она ни сбежала, это могло подождать.

      Войдя в холл, Леонора сразу оказалась лицом к лицу с леди Констанс. Она виновато отступила назад, и леди Констанс набросилась на нее:
      – Где ты была? Сначала Саймон, а теперь еще ты! Когда Коллинз сказал, что ты ушла одна, я…
      – А Саймон уже вернулся? – прервала ее Леонора.
      – Да. Но сейчас речь не об этом. Ты ушла одна, никому ни слова не сказав, и я требую, чтобы ты сказала, где была!
      – Я ходила повидаться с лордом Эверардом!
      Леди Констанс ахнула:
      – О господи! Мой сын явился домой в бесчувственном состоянии, а дочь опозорила себя в глазах света!
      – С Саймоном произошло несчастье? – спросила Леонора.
      – Его, совершенно пьяного, привел домой какой-то человек, который нашел его где-то в грязной таверне и обнаружил у него визитную карточку. Сара – довольно приятная девушка, но, должна признаться, я рада, что она уехала. Во всяком случае, радовалась бы, если бы Саймон воспринял это благоразумно. Раз она вот так исчезла, значит, на самом деле он ей не дорог, потому что дом их заперт, слуги распущены, следовательно, они не собираются возвращаться. Он считает, что она уехала против своего желания, и во всем обвиняет лорда Эверарда. Да, кстати, зачем ты ходила к лорду Эверарду?
      – Выяснить, где находится Сара, конечно. И он это знает, хотя не говорит! Мы были уверены, что ему известно. Потому что тот факт, что они уехали в один и тот же день, не может быть простым совпадением!
      – Ну, мне уже все равно! Будет просто чудом, если нам снова пришлют приглашения в «Олмакс». Явиться в дом джентльмена без сопровождения! К тому же на Гросвенор-сквер, где тебя мог увидеть любой!
      – Я провела у него не больше пяти минут.
      – Но ты ушла из дома почти час назад!
      – Я уже собиралась уходить, когда он вернулся домой.
      – Люди, которые видели, как ты вошла в его дом, не обязаны это знать, – всхлипнула леди Констанс. – И за половину того времени, которое ты провела в его доме, можно погубить свою репутацию. Сегодня вечером мы должны быть у леди Дарелл, которая живет как раз напротив его дома. Можно только надеяться, что она не смотрела в окно в этот момент!
      – Ну, это мы сразу поймем! Так где же Саймон?
      – Насколько я понимаю, по-прежнему в кровати!
      – Значит, сегодня он не выйдет из дома, – заметила Леонора.
      У нее наступила реакция после короткого разговора с графом, и настроение было настолько тоскливым, что она едва не плакала. Но леди Констанс настаивала, что она должна появиться в свете, поэтому Леонора постаралась придать своему лицу оживленное выражение.
      Поскольку было уже не важно, что думает о ней лорд Эверард, она иначе уложила волосы, и результат получился неудачный. Выходя из комнаты, она понимала, что выглядит плохо, и замечание леди Констанс, что у нее такое лицо, будто она целую неделю не спала, не улучшило ее самочувствия.
      – Я не в настроении! Мы долго там пробудем?
      У леди Констанс вытянулось лицо, и Леонора поспешила добавить:
      – Не обращай внимания, мама, думаю, мне станет лучше, когда мы туда приедем.
      Она улыбалась всю первую часть вечера и с интересом наблюдала за ссорой, которая разразилась между Кэтрин Харфорд и сэром Марком Финчли прямо во время танца.
      Как только танец закончился, Кэтрин выбежала из зала, и Леонора наблюдала, как с побагровевшим от сдерживаемой ярости лицом сэр Марк поспешил за ней, мельтеша короткими ногами.
      Она собиралась отпустить язвительное замечание на ухо матери, как вдруг невдалеке заметила лорда Эверарда, и вечер для нее был испорчен. Перехватив его взгляд, она невольно придала своему лицу холодное выражение и немедленно об этом пожалела. Он было направился к ней, но теперь лишь издали поклонился и отошел в сторону.
      Глядя ему вслед, она готова была все ему простить, если бы только он снова улыбнулся ей, и тут заметила, как Кэтрин Харфорд устремила на него призывный взгляд из-под густых ресниц. Он изменил направление и склонился над ее рукой в преувеличенно вежливом поклоне. Сэр Марк подскакивал рядом, как петух, и, если бы в этой комедии не участвовал граф, Леонора вслух рассмеялась бы, глядя, как он увел Кэтрин из-под самого носа своего соперника. Судя по торжествующему взгляду, который Кэтрин бросила на сэра Марка, их ссора еще не была исчерпана и снова вспыхнула, как только после вальса граф вернул ее на прежнее место. Их голоса заглушали разговоры окружающих, и все стали оборачиваться на шум ссоры. Пронзительный голос Кэтрин перекрывал музыку, а потерявший самообладание сэр Марк орал в полный голос.
      Все это выглядело весьма забавно, и лорд Эверард вместо того, чтобы уйти, остался, явно наслаждаясь зрелищем. Что бы ни было первоначальной причиной их ссоры, вскоре стало ясно, что она произошла из-за графа. Все кругом упоминали его имя, и в какой-то момент он произнес: «Браво!»
      Сэр Марк обернулся к нему с раскрасневшимся от ярости и вина лицом. Это произошло в тот момент, когда в зале на какой-то момент воцарилась тишина. Оркестр перестал играть, выбирая следующую пьесу, а приглашенные прислушивались к ссоре. И в этой тишине слова сэра Марка раздались громом.
      – Вы! – прорычал он. – Это все из-за вас, но видит Бог, вы за это поплатитесь! Довольно я молчал! Сегодня я всем расскажу, что мне известно! Всем, кто сегодня здесь присутствует!
      Он обернулся к окружившим их людям, и от дурного предчувствия у Леоноры сжалось сердце.
      – Лорд Эверард! – презрительно усмехнулся сэр Марк. – Великолепный лорд Эверард! Все вы боготворите его, пресмыкаетесь перед ним, приглашаете в свои дома! Мечтаете, чтобы он обратил внимание на ваших дочерей! Сказать вам, кто он такой? Сказать вам, как он вас всех провел? – Он на мгновение умолк.
      – Довольно, Финчли! – раздался в тишине резкий голос графа.
      – Ну уж нет! – заревел сэр Марк. – Я расскажу всем! Этот великолепный Эверард – Черный Джентльмен! Обычный грабитель! Вы мне не верите? В прошлом году он напал на меня, и я его ранил! Попросите его, чтобы он показал шрам на плече! Пусть покажет, если только посмеет!
      Все ошеломленно молчали, и Леонора услышала свой голос, спокойный и ясный:
      – Какая чушь!
      Сэр Марк уставился на нее. Было совершенно ясно, что он забыл о ее присутствии. Леонора спокойно вышла вперед.
      – Я была с сэром Марком, когда он ранил грабителя, и это абсолютно точно был не лорд Эверард. Даже мысль об этом совершенно абсурдна!
      – Но вы разговаривали с ним! – воскликнул сэр Марк. – Вы знаете…
      – Да, разговаривала, – оборвала его Леонора. – Он подошел к карете с моей стороны, и я отлично видела этого человека. Повторяю, я совершенно уверена, что это был не лорд Эверард. Не могу себе представить, почему сэр Марк сочинил эту небылицу, если только… – Она преднамеренно перевела взгляд на Кэтрин Харфорд и оставила фразу недосказанной.
      Казалось, сэр Марк съежился. Она успела увидеть, что он принес графу свои извинения, но затем ее окружили гости, забрасывая вопросами, и остальное осталось для нее неизвестным. Одна девица уверяла всех, что умерла бы на месте, если бы подобное случилось с ней, другая требовала точного описания Черного Джентльмена. Леди Констанс издалека в ужасе наблюдала за дочерью.
      Леонора извинилась и стала пробираться сквозь толпу. Хозяйка бала подала знак оркестру, и тот заиграл очередной танец, и наконец Леонора осталась одна. Руки и ноги у нее дрожали, и она опустилась на банкетку, сделав вид, будто роется в своем ридикюле. Когда рядом возник граф, она тихо ахнула.
      – Благодарю вас, Леонора, – сказал он.
      Ей почему-то захотелось заплакать, затем в ней вскипела злость. Как можно более язвительно она сказала:
      – Теперь, когда ваши последние опасения рассеялись, вы можете спокойно жениться на своей драгоценной Кэтрин Харфорд!
      Граф помолчал со странным выражением в глазах, затем поклонился и ретировался. Леонора видела, как он подошел к леди Дарелл, сказал ей несколько слов и удалился.
      Кое-как она выдержала до окончания вечера. Леди Констанс сначала подумала, что после того, как дочь стала центром всеобщего внимания, им нужно незаметно уйти, передумала и заявила Леоноре, что она поступила правильно, защитив графа от непристойных обвинений.
      Раскрасневшаяся и возбужденная после разговора с одной дамой преклонного возраста, осудившей Леонору за вмешательство, леди Констанс заявила дочери, чтобы та отправлялась домой. Если здесь есть еще дамы, как Флора Хеттрик, которой нечего сказать, она предпочитает сразу поставить их на место. Готовая сразиться с сэром Марком, она обошла весь зал и с разочарованием выяснила, что он уже уехал, после чего вернулась к дочери и похвалила ее за проницательность, с которой в свое время она отвергла сэра Марка.
      Сознавая, что она незаслуженно осадила сэра Марка, смущенная Леонора отмолчалась, думая только о том, чтобы поскорее уйти. Однако только к двум часам ночи леди Констанс удостоверилась, что ей больше не от кого защищать свою дочь, и, осаждаемая бурными и противоречивыми чувствами, Леонора отправилась спать.
      Проведя беспокойную ночь, наутро она спустилась вниз в воинственном настроении. Бросив беглый взгляд на ее лицо, леди Констанс сознательно завела речь об обыденных вещах, но Саймон, который мучился сознанием своей вины и переживал настоящее горе, снова набросился в адрес графа с обвинениями. Поставив кофейник на стол с такой силой, что задребезжали чашки, Леонора вскочила и заявила, что, если в ее присутствии кто-нибудь еще раз упомянет имя графа, она не ручается за последствия. Затем она потребовала, чтобы оседлали ее серую кобылу, и, с вызовом отказавшись от сопровождения грума, умчалась в сторону парка, где и пропадала все утро.
      Саймон заявил, что все в доме посходили с ума, и вышел, чтобы повидаться с графом, но дворецкий с явным удовольствием объявил ему, что графа нет дома. Саймон спросил, когда он должен вернуться.
      – Не могу сказать, сэр. Могу только заметить, что он взял большую карету, так что могу сделать заключение, что он отбыл в какое-то путешествие.
      Саймону ничего не оставалось, как вернуться домой. Страдая от похмелья, он вздрагивал при мысли провести день в веселой компании, а в отсутствие Сары ему не хотелось ехать на прогулку.
      Он отправился к ее дому. Но дом был по-прежнему заперт, а еще раньше он узнал, что она поехала отнюдь не в Абботсфорд. Он не мог понять, что именно произошло, но тот факт, что графа не было дома в то утро, когда исчезла Сара, определенно указывал на его причастность к происходящему.
      По дороге он пытался представить себе, как героически спасает Сару, но каждый раз спотыкался на мысли о мести графу. Лорд Эверард был человеком очень высокого роста и атлетического телосложения, так что не могло быть и речи, чтобы сойтись с ним в кулачном бою, не говоря уже о сражении на шпагах. Саймон был заранее уверен, что граф просто мгновенно проткнет его, а как он сможет мертвым помочь Саре?
      Добравшись наконец до дома, он ополчился на ни в чем не повинную Марию и решил, что человеческие отношения – пустой звук. В результате, не спросив разрешения леди Констанс, он купил себе большого рыжего сеттера, предпочтя общение с молчаливым животным.
      Леди Констанс, которой заплаканная Мария пожаловалась на поведение брата, обнаружила собаку, когда явилась отругать сына. Сеттер оказался несдержанным созданием, не совсем еще взрослым, и, возбужденный новой обстановкой, у нее на глазах осквернил синие бархатные шторы. Услышав заявление сына, что собака будет постоянно находиться в доме, она поспешила в библиотеку, чтобы добавить еще пару строк в своем письме мистеру Ревеллу.
      Это послание было начато еще на прошлой неделе, когда она питала надежды на брак Леоноры с лордом Эверардом, и дополнялось сведениями об исчезновении Сары, а также о позорном поведении Саймона. Затем следовали торопливые приписки о возмутительной выходке Леоноры, которая посмела одна явиться к графу в дом, описание сцены на балу у Дареллов и наконец о водворении в дом собаки Саймона, по своим размерам и нраву более подходящей для загородного поместья.
      Пока она дописывала последние строки, к ней вошла Леонора, и мать зачитала ей кое-что из письма и, совершенно забыв инцидент за завтраком, упомянула про графа. Результат был молниеносным. Леонора откровенно высказала все, что думает о графе и что она сделала бы с ним, если бы могла.
      Затем она объявила о своем решении выйти замуж за мистера Денстона, которого только что встретила в парке. Он показал себя настоящим джентльменом и намерен сразу же встретиться с мистером Ревеллом, как только тот вернется в город.
      Сжимая в руке спасительный флакон с нюхательной солью, леди Констанс добавила еще один абзац к своему письму, где поделилась уверенностью, что Леонора буквально сошла с ума, но просила мужа не тревожиться и не торопиться вернуться в Лондон, потому что в доме все идет кувырком, а он, без сомнения, к этому давно привык.
 
      Получив это противоречивое послание, мистер Ревелл вынужден был в очередной раз покинуть поместье и прибыть в Лондон. Хотя он нежно любил свою Констанс, он понял, что она не в силах справиться с проблемами, которые доставляли Леонора и Саймон.
      Не без труда вникнув в ее сбивчивый рассказ, он потребовал бутылку вина и, прибегнув к понюшке табака, стал обдумывать проблемы. Леди Констанс, с надеждой ожидавшая его мнения, не успокоилась, когда он заявил, что, поскольку граф кажется ему человеком недюжинного ума, он может только предположить, что виноваты сами Леонора и Саймон. Затем спросил, заходил ли в тот день Саймон к графу.
      – Он ходил к нему сегодня! Удивляюсь, почему он не разобьет себе палатку у его крыльца!
      – Что ж, значит, пока не вернется лорд Эверард, ничего нельзя предпринять, – сказал мистер Ревелл. – Но тем временем я хотел бы поговорить с Саймоном.
 
      Через полчаса Саймон вышел из кабинета отца успокоенным. Прибегнув к доводам здравого смысла, мистер Ревелл заставил сына понять всю дикость его домыслов о поступках графа.
      Почему, спрашивал мистер Ревелл, лорд Эверард, который показал себя поразительно открытым и терпеливым во время последнего разговора с Саймоном, вдруг без видимых причин отправил куда-тo Сару?
      Саймон пробормотал, что не знает. Но у него наверняка есть причины, и он хотел бы знать, где граф сейчас.
      – Я думаю, что он отправился разыскивать свою подопечную, за которую, позволь тебе напомнить, он отвечает по закону! А когда он вернется, предлагаю тебе обращаться с ним с вежливостью, которую он заслуживает.
      Отпустив сына, мистер Ревелл послал за Леонорой и устроился поудобнее, поставив ноги на каминную решетку. Женскую натуру, особенно натуру Леоноры, ему было труднее понять.
      Девушка появилась, все еще исполненная воинственности. Он указал ей на кресло напротив и, дождавшись, когда она сядет, сказал:
      – Я слышал, ты намерена выйти замуж за Денстона.
      Она кивнула, и он продолжал:
      – Твоя мать надеялась, что между тобой и лордом Эверардом возможны какие-то отношения.
      – Мама все преувеличивает! – воскликнула Леонора, вздернув подбородок.
      – Разве? – улыбнулся мистер Ревелл. – Тогда объясни мне это! – Он протянул дочери ее письмо к графу. – Уклончивость тебе не поможет, дитя мое. Ты приняла его предложение, а затем передумала.
      Леонора покраснела и сжала губы. Она испытала бы огромное облегчение, поделившись с отцом своими затруднениями и выслушав его совет, но, считая себя обязанной хранить тайну графа, лишь сказала:
      – Я поняла, что он пожалел бы об этом. Он сделал мне предложение сразу после того, как Кэтрин Харфорд оказала предпочтение сэру Марку.
      – Леонора, ты серьезно думаешь, что лорд Эверард мог сделать тебе предложение в порыве отчаяния?
      – Пока она ему не отказала, он не заговаривал со мной о браке.
      – Твоя мать сообщила мне, что на днях на балу произошел некий скандал с Эверардом и что ты открыто выступила на его защиту.
      – Полагаю, у меня достаточно чувства справедливости!
      – Дело не только в справедливости, дитя мое. Не думай отвести мне глаза. Не знаю, что ты затеяла, но Эверард не такой человек, чтобы с ним шутить.
      – А я и не шучу!
      – Что ж, я сделаю для тебя что можно, – вздохнул мистер Ревелл. – Когда ко мне придет Денстон, я откажу ему, и будем надеяться, что ты наберешься ума до того, как состаришься!
      Леонора встала и ушла, глубоко огорченная тем, что отец, которого она всегда считала способным на понимание, оказался во вражеском лагере.
      Отказавшись от обеда под предлогом отсутствия аппетита и от вечера, сославшись на головную боль, она уединилась в кабинете отца с книгой и собакой Саймона.
      Пробило как раз девять часов, когда дворецкий, открыв дверь на стук, обнаружил на ступеньках лестницы лорда Эверарда со своей подопечной. Он спросил леди Констанс, и слуга провел его в холл. Миссис Ревелл случайно заехала домой сменить бальные туфли и собиралась отбыть на другой бал, когда спустилась вниз и застала там все еще ожидающего ее графа и сделала строгий выговор дворецкому.
      – Он не виноват, леди Констанс, – с улыбкой заметил граф, – я еще весь в грязи, и мне не следовало заходить.
      Она взглянула на подол его плаща, забрызганного грязью, на обычно начищенные до блеска сапоги, облепленные комьями земли. Он протянул было руку, чтобы пожать ее, но спохватился и отдернул ее.
      – Сударыня, я предупредил вас!
      – Вздор! – возразила леди Констанс. – Заходите, я попрошу принести закуски. Вы выглядите смертельно усталым!
      – Нет, благодарю вас. – Он покачал головой. – Хотя если бы я мог попросить вас оказать любезность по отношению к моей подопечной…
      – Как, Сара здесь? Но я думала…
      – Я привез ее обратно, вот почему я здесь. Если бы вы могли приютить ее на ночь, я был бы вам бесконечно благодарен. С ней нет горничной, поэтому мне не хотелось бы везти ее в гостиницу, особенно в такой поздний час, к тому же она слишком утомлена, чтобы ехать дальше. Я заберу ее от вас завтра утром.
      – Бедное дитя! – воскликнула леди Констанс. – Разумеется, она может остаться у нас. Где вы ее оставили? В передней гостиной? Не обращайте внимания на грязь, пойдемте со мной.
      Она пошла впереди, и граф с улыбкой последовал за ней.
      Сара, удрученная горем, с выбившимися из-под капора и обрамляющими ее бледное лицо светлыми волосами, сидела у камина. Выражение ее лица говорило, что она не уверена в гостеприимстве, и это невероятно тронуло леди Констанс.
      – Простите, сударыня, – сказала Сара. – Вижу, вы одеты для выхода. Лорд Эверард привез меня к вам, потому что я очень утомлена поездкой, но… – Она смущенно умолкла, когда леди Констанс обняла ее:
      – Не беспокойтесь, дитя мое, без нас там обойдутся, а я просто не знаю, о чем думал лорд Эверард, заставив вас ехать в столь поздний час! – Она с укором взглянула на графа, который улыбнулся, крайне довольный переменой в ее поведении.
      – Мы были еще довольно далеко от города, когда захромала одна из лошадей, поэтому мы и задержались, – сказал граф. – И мне показалось, что лучше ехать дальше, чем останавливаться в незнакомой гостинице. Как я сказал, у Сары нет горничной.
      – Сара, вам нужно поесть и немедленно спать, – решительно заявила леди Констанс. – Пойдемте, вы даже не сняли плащ!
      – Она не решалась его снять, – сказал граф, не в силах устоять перед искушением.
      Леди Констанс слегка сконфузилась, но в это время дверь открылась, и появился Саймон.
      – Коллинз сказал, что Сара… – начал он и увидел ее около камина.
      Под добродушным взглядом графа они кинулись друг к другу. Он взглянул на леди Констанс, которая не смогла скрыть тревоги.
      – Все будет хорошо, сударыня, обещаю вам. Вскоре я все вам объясню, но сначала мне хотелось бы увидеть Леонору. Она дома?
      – Да, дома. Она осталась дома из-за мигрени, но… – Она неуверенно посмотрела на графа.
      – Дело очень срочное. Мне хотелось бы поговорить с ней наедине.
      – Я скажу ей, но вы же ее знаете, – сказала леди Констанс, помнившая нелестный отзыв Леоноры о графе. – Можете пройти в библиотеку.
      Какая хитрость была пущена в ход, граф так и не узнал, но вскоре Леонора спустилась вниз. Она остановилась в дверях библиотеки и холодно спросила:
      – Что вам угодно?
      Граф устало улыбнулся:
      – Цитируя вас во время нашей первой встречи, мне угодно только поскорее оказаться в кровати. Как видите, я помню.
      – Меня не интересуют ваши воспоминания, сэр, – по-прежнему сдержанно ответила Леонора.
      – Не очень-то вы меня обнадежили! – улыбнулся он. – Но вы не возражаете, если я присяду? День выдался таким трудным! – Он уселся в кресло и поморщился, вытянув правую ногу.
      – В чем дело? – Голос Леоноры слегка изменился.
      – В темноте я пытался снять одно колесо и по собственной небрежности ударился о него.
      – А почему вы путешествуете в темноте?
      – Старался поскорее приехать домой, чтобы еще раз просить вас выйти за меня замуж.
      – Я не выйду за вас, потому…
      – Леонора, – прервал ее граф, – из-за вас я провел страшно тяжелые и напряженные шесть дней. Как сумасшедший я носился по всей Франции! Моя невестка Каролина устроила мне сцену, которую я не побоялся бы назвать буйной, после чего я оказался в экипаже наедине с плачущей девушкой, которая плохо переносит дорогу. Итак, вы выйдете за меня замуж, нравится это вам или нет!
      – Что еще за плачущая девушка? – нахмурилась Леонора.
      – Сара! Я забрал ее от Каролины раз и навсегда и водворил ее у вашей матери. Единственный выход из положения – это устроить ее под опекой какой-нибудь респектабельной особы, пока не восстановится ее репутация, и вы, любовь моя, вы представите ее обществу, и она сможет объявить о своей помолвке с вашим братом. Если ей будет покровительствовать достойная леди Констанс, то проблем не будет. Хотя, – он усмехнулся, – вам придется следить за своими манерами.
      – Вы хотите на мне жениться, чтобы у Сары была компаньонка, – тихо сказала она.
      – Нет, любовь моя. Я всегда хотел на вас жениться, что вам прекрасно известно, но для умной молодой женщины вы удивительно склонны к опрометчивым заключениям. Неужели вы действительно думали, что я сделал вам предложение, опасаясь разоблачения?
      У Леоноры подогнулись колени, и она поспешно опустилась на стул. Избегая его взгляда, девушка сказала:
      – Но все говорило об этом. Когда мы с вами встретились в первый раз в Лондоне, вы сразу спросили, говорила ли я об этом сэру Марку, а я была так растеряна, что даже не помню, что ответила. Но наверняка ответила не так, как следовало, а потом не сказала вам, как я вас узнала, потому что обиделась на вас.
      – О чем еще недобром вы думали? Расскажите мне про утро после того инцидента на балу у леди Нетерби.
      – Не расскажу…
      – Тогда я сам это сделаю. Когда Кэтрин стала причиной моей ссоры с Финчли, вы подумали, что я решил жениться на вас, чтобы вы не вздумали подтвердить рассказ Финчли. Хорошо же вы обо мне думаете!
      – Я хотела выйти за вас замуж, но говорила себе, что поступила бы глупо.
      – Любовь моя, – сказал граф, вставая и обнимая ее. – Вы действительно очень глупая девушка!
      – Мне нужно кое-что рассказать вам.
      – Про фабрики в Ланкашире?
      – Откуда вы знаете?
      – Мне рассказал об этом Поль. Ему ведь тоже известно о моем предосудительном прошлом. Кстати, в моем возвращении в свет он сыграл весьма важную роль.
      – Думаю, вы могли рассказать об этом мне!
      – Я всегда имел желание вам открыться. А сейчас помолчим!
      Тем не менее, Леонора сказала:
      – Бедняжка Сара! Как она?
      – Надеюсь, сейчас ей уже лучше. Она проведет здесь эту ночь: Когда я уходил, Сара сказала, что счастлива снова встретиться с Саймоном. Признаюсь, когда она невзначай обронила, что устала от поездки, я не совсем понял, что имелось в виду!
      – Так зачем же вы заставили ее ехать так поздно?
      – Потому что я решил, что если уж она заболеет, то это может произойти и сегодня, и завтра утром.
      – Удивительно бессердечно!
      – Вероятно, – сказал он, обнимая Леонору. – Не вижу смысла продолжать эти мучения!
      Леонора положила голову ему на грудь.
      – От вашей одежды пахнет лошадьми… А почему Сара так внезапно уехала?
      – Потому что, по ее словам, в то утро, когда миссис Рошфор сделала вид, будто не узнает ее, она поняла, какой станет жизнь Саймона, если он на ней женится. Я действительно пытался это внушить им обоим. Я уже заставил Каролину временно обосноваться на континенте, и дорогая Сара решила принести себя в жертву и навсегда расстаться с Саймоном, поэтому убедила мать забрать ее с собой. Кажется, она все это изложила в письме, которое Саймон должен получить завтра. Она все время упрекала меня, пока мы ехали сюда, убежденная, что погубит вашего брата. – Он вздохнул. – Если бы только они послушались моего совета и предоставили все мне.
      – Хотите сказать, что оставили бы бедную девушку в неведении относительно ее будущего?
      – А что мне оставалось делать? Не так давно вы не подавали мне никаких надежд!
      – Но ведь теперь мы можем все ей рассказать!
      – Это ни к чему, – возразил граф, целуя Леонору. – И я жду не дождусь, когда смогу поговорить с вашей матушкой. С уверенностью предсказываю, что она помолодеет прямо у нас на глазах!