На Востоке

      Проявляя высокую требовательность к подчиненным, он не забывал о личной примерности, оставался скромным, внимательным и заботливым командиром. Была у него широкая, добрая русская душа.
      Забегая вперед, добавлю, что В. Л. Концов в годы Великой Отечественной войны командовал 46-й танковой дивизией, а затем 15-м танковым корпусом. Он и погиб на этом боевом посту.
      Но вернемся к итогам событий на реке Халхин-Гол. Я уже писал, что многим участникам боев было присвоено высокое звание Героя Советского Союза, высоких государственных наград, удостоены сотни бойцов, командиров, политработников. Орден Ленина получили 83 человека, Красного Знамени - 595, орден Красной Звезды - 134, медали За отвагу и За боевые заслуги - 90 человек{33}. Кроме того, многие были награждены орденом Красного Знамени Монгольской Народной Республики.
      Народный комиссар обороны Маршал Советского Союза К. Е. Ворошилов в своем приказе от 7 ноября 1939 года писал:
      Подлинной славой покрыли себя бойцы и командиры - участники боев в районе реки Халхин-Гол. За доблесть и геройство, за блестящее выполнение боевых приказов войска, участвовавшие в боях в районе реки Халхин-Гол, заслужили всенародную великую благодарность.
      Разгром японских войск на монгольской земле имел огромное международное значение. Во-первых, поражение на Халхин-Голе нарушило планы реакционных правящих кругов Японии и в значительной мере охладило их агрессивный пыл.
      Красная Армия совместно с монгольскими войсками, разгромив японских провокаторов на Халхин-Голе, обеспечила прочность положения Советского государства на Дальнем Востоке и неприкосновенность его границ, укрепила независимость Монгольской Народной Республики.
      В боевых действиях на Халхин-Голе Советская Армия с честью выполнила свой интернациональный долг, оказав братскую помощь монгольскому народу в разгроме агрессора. Поражение японских войск сорвало надежды правящих кругов Англии и США умиротворить Японию за счет СССР и МНР, направить японскую агрессию против Советского Союза. Разгром японских захватчиков на Халхин-Голе способствовал усилению национально-освободительного движения китайского народа. Поражение Японии оказало серьезное влияние на внешнеполитическую позицию ее правительства и было одной из причин, удержавших ее от выступлений против СССР в годы второй мировой войны.
      В боях на Халхин-Голе еще более окрепла дружба между братскими народами Советского Союза и Монголии, летопись которой ведется с подписания в Москве 5 ноября 1921 года Соглашения об установлении дружественных отношений между Советской Россией и Народной Монголией и с исторической встречи В. И. Ленина и Д. Сухэ-Батора. Оба государства официально признали друг друга и обменялись дипломатическими и консульскими представителями; ранее подписанные неравноправные соглашения царского правительства с Монголией были аннулированы; теперь отношения между двумя странами основывались на совершенно новых принципах - на пролетарском интернационализме при полном равноправии и взаимном уважении суверенитета и независимости, на взаимной помощи и поддержке. Соглашение явилось надежной гарантией государственного суверенитета, независимости и процветания Монголии, ибо Советский Союз, действуя в соответствии с его пунктами, неоднократно приходил на помощь братской Монголии.
      Даже в период гражданской войны, когда на Дальнем Востоке шла борьба с японскими интервентами, а в стране царила разруха, советский народ помогал монгольскому народу отстаивать завоевания народной революции.
      Новым значительным этапом укрепления дружбы стал Протокол о взаимной помощи между СССР и МНР, подписанный 12 марта 1936 года в Улан-Баторе. В соответствии с этим документом наше правительство в сентябре 1937 года направило в МНР свои войска, в задачу которых входило оказание помощи монгольскому народу в защите его свободы и независимости.
      И эту задачу мы выполнили с честью.
      Тогда, в 1939 году, я, командир полка, но мог не оценить значения нашей победы у реки Халхин-Гол, ее влияния на развитие тактики и оперативного искусства, ну и впоследствии, уже в годы Великой Отечественной войны, командуя соединениями и объединениями советских войск, я по-настоящему осознал, сколь много дал нам опыт, приобретенный в период боев с японскими милитаристами.
      Мало того, что в схватках с врагом у реки Халхин-Гол были на практике проверены основные положения новых уставов и наставлений и выявлены слабые и сильные стороны теоретических разработок советского военного искусства, - опыт боевых действий дал поучительные примеры использования авиации, бронетанковых соединений и артиллерии. К примеру, августовская наступательная операция позволила советскому командованию приобрести опыт организации взаимодействия бронетанковых частей с общевойсковыми соединениями при выполнении оперативно-тактических задач. Именно на реке Халхин-Гол советское командование впервые применило бронетанковые войска для решения не только тактических, но и оперативных задач, использовав их в качестве основного средства охвата флангов противника и окружения главной группировки его войск. Советские танкисты показали блестящее мастерство, дерзость и решительность, совершив глубокий обходный маневр, выйдя во вражеский тыл навстречу друг другу и сыграв решающую роль в окружении противника.
      В то же время опыт показал, что одним танкам и бронемашинам невозможно решить задачи по окружению противника. Надежный фронт окружения можно создать лишь в тесном взаимодействии бронетанковых и мотострелковых частей и соединений.
      Кроме того, итоги боев показали, что использование танков более эффективно не при прорыве подготовленной позиционной обороны, а при введении в прорыв или для маневра во фланг и тыл противника.
      Опыт боевых действий советских войск на Халхин-Голе позволил также определить наиболее целесообразное построение боевого порядка в полках и дивизиях. Наступательный бой частей и соединений в основном организовывался в соответствии с требованиями Полевого устава 1936 года, однако практика боевых действий показала, что делить боевой порядок на ударную и сковывающую группы нецелесообразно, как нецелесообразно и построение дивизии в один эшелон, что не позволяет наращивать силу удара в глубине обороны противника.
      Под влиянием опыта боев на Халхин-Голе в проекте Полевого устава 1939 года для увеличения тактических плотностей даны были несколько меньшие полосы наступления дивизий, полков и батальонов по сравнению с шириной полос, указанных в Полевом уставе 1936 года. Именно под влиянием опыта боевых действий на Халхин-Голе был уменьшен фронт наступления для дивизий, полков, батальонов и внесены изменения в построение их боевых порядков.
      Важное значение в успешном осуществлении операции имели правильный выбор направления ударов, искусное маневрирование силами и средствами в наступлении.
      Как я показал в своих воспоминаниях, оборона японских войск на Халхин-Голе строилась по системе узлов сопротивления и опорных пунктов, для которых использовались выгодные в тактическом отношении высоты и сопки. Опыт показал, что наиболее эффективным способом преодоления такой обороны являются удары по промежуткам. Вклиниваясь между опорными пунктами, наши части нарушали взаимодействие между ними, расчленяя всю оборону на ряд не связанных между собой участков, а затем блокировали и последовательно уничтожали отдельные очаги сопротивления. Лобовые атаки опорных пунктов, таких, как сопка Песчаная, высоты Палец, Зеленая, Ремизова, не давали должного успеха.
      Большую роль в борьбе за опорные пункты сыграли наши огнеметные танки и артиллерия. Действуя в боевых порядках, отдельные орудия (вплоть до 152-мм) прямой наводкой расстреливали огневые точки противника. Под прикрытием их огня подходили огнеметные танки и выжигали японскую пехоту из укрытий. После этого пехота гранатами, огнем и штыком довершала разгром врага.
      Боевые действия на Халхин-Голе подтвердили положение о том, что современный бой является общевойсковым боем и решается усилиями всех родов войск в тесном взаимодействии. Они показали возросшее значение авиации в современной операции. Решающую роль за господство в воздухе сыграли истребители, которые выполняли разнообразные задачи: прикрывали наземные войска и объекты, вели воздушную разведку, сопровождали бомбардировщики, штурмовали огневые позиции и скопление войск противника.
      В ходе операции был накоплен весьма ценный опыт организации и поддержания взаимодействия между различными родами войск: пехотой, танками, артиллерией и авиацией. Танки поддержки пехоты, как правило, придавались стрелковым батальонам и ротам, а иногда даже взводам, что увеличивало их ударную силу.
      В обороне танки использовались и для проведения контратак, и как огневые точки (они закапывались в землю по башню). С помощью танков создавались так называемые броневые укрепленные районы.
      Таким образом, опыт боев у реки Халхин-Гол был использован для дальнейшего совершенствования тактики я оперативного искусства Советских Вооруженных Сил. Он показал возросшую роль бронетанковых войск при проведении операции по окружению противника и его ликвидации, а также высокую эффективность мероприятий по достижению оперативной и тактической внезапности при организации наступления. Весь накопленный опыт был тщательно обобщен и учтен при дальнейшем развитии советского военного искусства.
      Решительная победа на Халхин-Голе была одержана благодаря преимуществам советской экономики. Страна оснастила Красную Армию по тому времени передовой боевой техникой и первоклассным оружием. Советско-монгольские войска не испытывали недостатка в вооружении и боеприпасах. Как потом подсчитали, только за десять дней августовской наступательной операции в боях было израсходовано свыше 490 тыс. снарядов, 120 тыс. гранат, около 8 млн. патронов. Победа была обеспечена морально-политическим превосходством советских и монгольских воинов над армией захватчиков. На славных героических традициях Халхин-Гола воспитывались будущие герои Великой Отечественной войны.
      Да, нам, участникам боев у реки Халхин-Гол, в последующие годы не раз приходилось вступать в борьбу за честь и независимость Родины. Хочу сразу сказать, что мне, например, закалка, полученная в боях с японскими милитаристами, очень пригодилась в грядущих боях с врагом.
      Глава седьмая.
      Мирные дни
      Я вернулся в Монголию в тот период, когда боевые действия на Халхин-Голе закончились. В штабе группы объявили приказ о моем назначении командиром 82-й мотострелковой дивизии, которая незадолго до того была передислоцирована в город Баин-Тумен. Назначение, конечно, было неожиданным. С волнением и тревогой выехал я к новому месту службы. Беспокоило, как встретят будущие подчиненные, как пойдут дела.
      Работу начал со знакомства с людьми, с частями и подразделениями соединения, прежде всего объехал все три мотострелковых полка, побывал и в обоих артиллерийских, в разведывательном батальоне.
      Поразила теснота, в которой размещался личный состав. Красноармейцы жили в больших землянках, в которых были установлены четырехъярусные нары.
      Сразу отметил: нужно строить военные городки, в качестве строительного материала можно использовать камни и глину - горы рядом, - а вот лес придется возить за 200 километров.
      Порадовало то, что, несмотря на тяжелейшие условия жизни и быта - да они и понятны: прежде здесь размещалась мотобронебригада, значительно уступающая по. численности, - части и подразделения дивизии занимались боевой подготовкой с полным напряжением. Впрочем, результаты ее я решил проверить незамедлительно, ибо обстановка по-прежнему оставалась крайне сложной и напряженной к необходимо было поддерживать наивысшую боеготовность, чтобы незамедлительно дать отпор всем попыткам японцев взять реванш за поражение, если они вдруг решатся их предпринять.
      Приятно было встретить в должности командира одного из полков бывшего комбата 24-го мотострелкового Героя Советского Союза майора Н. Н. Зайюльева. Этот исключительно храбрый, решительный и грамотный командир уверенно руководил батальоном, и тогда уже чувствовалось, что достигнутое для него не предел, - он пойдет выше. И вот передо мной командир мотострелкового полка...
      Мы вспомнили с ним боевых товарищей, родной 24-й мотострелковый полк, я поинтересовался текущими делами, боеготовностью подразделений, размещением людей в полку. Организованность и порядок в части, которой командовал Н. Н. Зайюльев, заметно отличались в лучшую сторону, и я не мог не порадоваться успехам бывшего своего комбата и, можно сказать, воспитанника.
      Дела я принял быстро и уже через несколько дней после вступления в должность приступил к проверке боеготовности и боеспособности частей и подразделений.
      Подняв полки по тревоге, я поставил задачу совершить многокилометровый марш и сосредоточиться в указанном районе. Марш приказал совершить в пешем порядке. И что же... Уже на первых десяти километрах колонны подразделений растянулись и, мало того, поредели.
      Стал выяснять, в чем же дело. Мне объяснили, что в дивизию пришло совсем недавно большое пополнение. Новички, конечно, не имели хорошей физической подготовки. Мне было это понятно, и все же я поинтересовался, почему с первых же дней командиры частей не приступили к сколачиванию, к тренировкам личного состава.
      Оказалось, что некоторые командиры посчитали, что времена маршей, проводимых в пешем порядке, теперь отошли в прошлое. Зачем тренировать людей, когда есть автомашины, которые доставят подразделения в любой район и в более короткие сроки. Это было конечно же заблуждением. Даже спустя много лет после Великой Отечественной войны маршевая подготовка войск не потеряла своего значения, хотя уровень моторизации частей и соединений вырос неизмеримо. Тренировать бойцов и командиров в совершении длительных маршей и стремительных марш-бросков необходимо всегда, ибо в период боевых действий могут сложиться и такие обстоятельства, при которых использование техники станет невозможным.
      Что же касается тех предвоенных лет, когда только начинали создаваться мотострелковые части и соединения, то и говорить нечего. Ни для кого не секрет, сколько пришлось пройти по дорогам Великой Отечественной нашим пехотинцам.
      Убедившись в слабой подготовленности людей к совершению маршей, я собрал командиров на совещание и поставил им четкие и определенные задачи по устранению столь серьезного недостатка.
      А решил я сделать следующее. Военный городок находился на берегу реки Керулен, а на противоположном берегу были наши учебные поля и стрельбища для каждого полка. Расстояние до них было около 3 километров. Учебными полями и стрельбищами мы пользовались почти каждый день. Вот я и приказал ходить туда только пешком, ни в коем случае не пользоваться автомашинами.
      - Прошу учесть, - сказал я командирам полков, - когда идете туда - время ваше, а на обратном пути - время командира дивизии. Причем люди должны иметь на обратном пути положенное им снаряжение в вооружение. Одним словом, полную выкладку.
      Так и поступили. По пути на учебные поля и на стрельбище командиры полков сами тренировали личный состав.
      Обратный же путь мы использовали следующим образом. Разбили его на несколько отрезков и определили, где двигаться шагом, где бегом, где ползком. На определенных точках стояли командиры штаба и контролировали правильность действий. Такие тренировки продолжались в течение почти двух месяцев. Физическая подготовка личного состава резко возросла. И скоро стали не страшны длительные марши.
      Проблем в обучении и воспитании подчиненных было много, и каждый день занятий выдвигал новые, более сложные. Подняли физическую выносливость личного состава, маршевую выучку, сколотили подразделения, а тут появились другие задачи - надо и о командирах подумать.
      Заметил я, что у некоторых из них маловато инициативы, решительности частенько поглядывают на старшего начальника, ждут подсказки, не решаются действовать сами. Надо было приучать к самостоятельности. А где, как не на учениях, лучше приучать.
      Однажды рано утром я собрал работников штаба дивизии и поставил перед ними задачу: поднять полк, которым командовал полковник Соловьев, по тревоге.
      - Прошу вас совершенно не вмешиваться в распоряжения командира и в действия полка, - предупредил я. - Но обязательно проследите, чтобы было взято на трое суток продовольствия, чтобы у бойцов имелись котелки, кружки и ложки. На экипировку командиров не обращайте внимания...
      И вот прозвучал сигнал тревоги. Подразделения быстро выстроились на плацу. Красноармейцы были в полной экипировке, и никаких недостатков командиры штаба не нашли. Что же касается комсостава, то не ускользнуло от моего взгляда, что подавляющее большинство командиров были налегке.
      Ко мне подошел командир полка полковник Соловьев и спросил:
      - Товарищ командир дивизии, а полевые кухни брать с собой или нет?
      - Полковник Соловьев, вы же командуете полком, а не я, - ответил ему. Поэтому решайте сами, что вам нужно.
      Полк был построен и выведен в район угольных копей недалеко от Баин-Тумена. Здесь я попросил Соловьева достать карту, указать точку, где сейчас сосредоточен полк.
      - Вот тут, - указал он безошибочно.
      Я взял его карту и обозначил на ней маршрут от того места, где мы находились, до Худука. Худук - это колодец. В степи такой ориентир более чем приметен на карте. План учений я, разумеется, продумал и обсудил с командирами штаба дивизии заранее, и теперь каждый из них знал, что проверять и чем заниматься.
      - Сегодня вы совершите марш вот до этой точки. Сколько вы там будете отдыхать - это ваше дело, но завтра вы должны быть вот в этой точке, то есть у Худука. Послезавтра вы выйдете к реке Керулен - вот в этот район. Общая протяженность марша сто - сто двадцать километров. В последней точке буду вас ждать.
      Я предупредил командира полка, что дальнейшие задачи поставлю на берегу реки.
      Командир полка выслушал молча, сделал необходимые пометки на карте, которую я вернул ему с уже нанесенным маршрутом. Потом растерянно огляделся и неожиданно спросил:
      - Товарищ командир дивизии, разрешите взять походные кухни?
      - Это невозможно, - сказал я. - На Баин-Тумен налетели самолеты врага, город горит и разрушен.
      - А как же я буду кормить личный состав?
      - Если сами не сообразите, вам подскажут. Выполняйте задачу...
      На марше полк сопровождал начальник оперативного отделения штаба дивизии подполковник Крюков. Я заранее проинструктировал его по всем вопросам, которые он должен проверить. Вмешиваться в деятельность командира и давать ему какие-либо советы я запретил, за исключением одного - как покормить личный состав. Хотя я, конечно, надеялся, что командир полка и сам догадается, что ему нужно для этого сделать.
      В целом марш прошел успешно, и точно в назначенный срок полк прибыл в указанный мною пункт.
      Когда показались головные подразделения, я вышел из машины и поднялся на небольшой холм, чтобы лучше видеть походные колонны батальонов.
      Заметив меня, красноармейцы заулыбались. Вид у них был бодрый и бравый. Видимо, они поняли, почему их заставили совершить столь трудный марш, поняли, что их экзаменуют и что этот экзамен они выдержали. Подразделения переходили на строевой шаг, выравниваясь, подтягиваясь и приветствуя меня и командиров штаба, затем, миновав холм, сворачивали на поле, где выстраивались в линию взводных колонн.
      Командир полка доложил, что полк прибыл в полном порядке, отставших нет. Я выслушал доклад и поздравил личный состав с успешным окончанием первого этапа учений.
      После построения спросил у командира полка:
      - Как удалось наладить питание? Он ответил:
      - Продукты были, а пищу готовили в котелках. Ели все с аппетитом. Одно лишь плохо. И в этом мы виноваты сами...
      - Случилось что-то?
      - Ничего серьезного не произошло. Но командиры по ночам мерзли. Шинели-то не взяли с собой. Да и с питанием неладно получилось. Есть-то им оказалось не из чего и нечем: котелки, фляги и ложки взять не удосужились.
      - И как же вышли из положения?
      - Бойцы выручали, кормили своих командиров.
      - Ну что же, для вас это будет хорошей наукой - нельзя так собираться по боевой тревоге.
      - Выводы уже сделали, - сказал командир полка, - подобное больше не повторится.
      Личный состав расположился на отдых, а я собрал командиров, чтобы поставить им новую задачу. По разработанной мною для учений обстановке противник нарушил государственную границу и развивал наступление в глубь Монголии. Полку надлежало переправиться через реку Керулен, совершить марш в предвидении встречного боя, разгромить противника и восстановить государственную границу.
      - Да, и еще, - прибавил я, - в Баин-Тумене развернулись тылы дивизии. Получить походные кухни и продовольствие на трое суток.
      Командир полка посмотрел на карту, потом вдруг спросил:
      - А как же мы переправимся через реку? У нас и нет переправочно-десантных средств.
      - Ничем не могу помочь. У меня их тоже нет.
      Командир полка явно растерялся. Я же объявил, что все свободны, и приказал Соловьеву уяснить задачу, оценить обстановку и доложить решение.
      И тут ко мне подошел командир артиллерийского дивизиона капитан Ветров.
      - Товарищ полковник, разрешите сказать? У меня есть предложение...
      - Пожалуйста...
      - Я направлял разведчиков вдоль берега вверх и вниз по течению... Они доложили, что в нескольких километрах отсюда есть брод... Там и переправимся.
      - Хорошо, действуйте. И командиру полка подскажите.
      Вот так, просто и ясно. Нельзя не отметить, что капитан Ветров был инициативным, грамотным, находчивым командиром. Правда, и дерзким на язычок. Вспомнив свою первую с ним встречу, я, смеясь, спросил:
      - Ну что, продолжаете курить в клубе?
      - Нет, что вы, - ответил он. - Да ведь там теперь и не закуришь...
      Я отпустил капитана, а сам невольно вспомнил тот случай.
      Как-то ко мне в кабинет зашел начальник дивизионного клуба. Он был возмущен и расстроен.
      - Хочу пожаловаться на капитана Ветрова, - начал он. - Не считается с правилами поведения в дивизионном клубе.
      - Где он сейчас?
      - Там, в клубе.
      Зашли в читальный зал. Капитан Ветров, сидя за столом, курил. При нашем появлении встал, ткнув сигарету в импровизированную пепельницу.
      Я сделал ему замечание, сказал, что курить здесь нельзя и что за это следует наказывать.
      - Товарищ командир дивизии, разрешите объяснить?
      - Пожалуйста...
      - Я не курю там, где чисто и опрятно, а там, где грязно, неуютно, можно и закурить.
      - Ну что и, - заметил я, - есть доля правды в ваших словах. А вам, начальник клуба, вот что должен сказать. Если хотите, чтобы у вас не нарушали порядок, то все здесь приведите в надлежащий вид. Ветров прав. Если здесь будет чисто, уютно, и курить никто не станет.
      Начальник клуба учел замечание, больше ко мне с жалобами не приходил, да и положение дел, надо заметить, изменилось: в помещение клуба войти стало приятно.
      Вот таким был капитан Ветров.
      О найденном броде он доложил командиру полковнику Соловьеву, а мотострелковый полк вместе с приданным ему артиллерийским дивизионом переправился на противоположный берег реки.
      И вот снова марш, причем теперь в предвидении встречного боя. Полк выдвигался в походных порядках, выслав вперед охранение, находясь в готовности к немедленному развертыванию и вступлению в бой. Я поручил подполковнику Крюкову постоянно находиться возле командира полка, но в его решения, как и прежде, не вмешиваться и не давать никаких советов.
      Еще до начала выдвижения, ставя боевые задачи подразделениям, полковник Соловьев нет-нет да и поглядывал то на меня, то на подполковника Крюкова, словно пытаясь определить, правильно ли действует. Но я сохранял бесстрастное выражение лица, казался равнодушным и Крюков. Я понимал, что, стоит сейчас остановить полковника неосторожным замечанием, указать ему на какую-то, пусть даже незначительную ошибку - и вновь в нем возродится желание действовать с оглядкой на старшего начальника, желание принимать решение не для победы в предстоящем учебном бою, а для нас с Крюковым.
      И заметил, что командир перестал видеть в нас контролеров, а от этого сразу стал как-то увереннее чувствовать себя, решать все вопросы смелее, проявлять инициативу.
      А когда полк стремительно пошел на сближение с противником, полковник Соловьев окончательно уверился в том, что действовать ему придется, рассчитывая только на себя.
      Я упомянул слово стремительно, а ведь действовал полк по-прежнему в пешем порядке. Но как действовал! Все решительно изменилось к лучшему. Этот марш был действительно похож на марш-бросок, но вовсе не на такой, при котором подразделение растягивается на многие сотни метров. Не только взводы и роты, но и батальоны шли компактно, не нарушая строя. Полк должен был упредить противника в выходе на выгодный рубеж, в развертывании на нем и вступлении в бой.
      Этим выгодным рубежом была гряда пологих высот, которые и высотами-то можно было назвать с большой натяжкой, но степь есть степь, другую трудно было выбрать...
      Полковник Соловьев провел весь расчет марша с учетом того, что именно на эту гряду надо выйти раньше и на ней развернуться. Но и здесь я уточнил задачу. Противник по новой вводной не только занял эту гряду, но успел продвинуться значительно дальше. За противника на учении действовали подразделения другого полка дивизии.
      Я выехал вперед, к месту встречи походных охранений, к месту боя. В степи видно далеко. Противоборствующие стороны обнаружили друг друга за многие десятки километров.
      Рота полка Соловьева, действовавшая в походном охранении, стремительно пошла на сближение, и от нее полетел сигнал в авангардный батальон, оттуда - в полк. Я следил за действиями командира роты. Вот рота приблизилась к противнику на дальность действительного огня тех систем его артиллерии и минометов, которые могли бы быть в его передних подразделениях, и развернулась в цепь.
      Судя по действиям авангарда, командир полка решил сковать противника с фронта и нанести удар во фланг, потому что два батальона резко изменили направление своего движения...
      Кто не восхищался стремительностью и красотой развертывания современных мотострелковых и танковых подразделений на крупных учениях! Гул, грохот, рев моторов. Мчатся на противника приземистые боевые машины пехоты, да и танки, многотонные громадины, быстро совершают маневр, преодолевают препятствия. Взметываются султаны взрывов. Все горит, дымится. И машины идут сквозь огонь, словно в настоящем бою. Величава картина учений. И не удивительно, какая техника на них представляется - и истребители-бомбардировщики, и боевые вертолеты, и танки, и боевые машины пехоты, и самоходные гаубицы. Всего и не перечислишь. А средства имитации! Конечно же ничего этого у нас тогда не было, но и там, в степи, глядя, как развертывается для удара по противнику полк вверенной мне дивизии, я гордился им, потому что главное-то и тогда и теперь все-таки не машины, а люди, наши замечательные бойцы и командиры!
      Между тем авангардный батальон уже вступил в соприкосновение с противником. Завязался встречный бой. Противник стал теснить подразделения полка, но тут подоспел батальон, совершивший обход. Он ударил во фланг и смял боевые порядки противника. Третий батальон Соловьев бросил к высотам, чтобы оседлать их, занять выгодный рубеж и лишить противника возможности отойти в организованном порядке.
      Бой закончился полной победой полка полковника Соловьева.
      Через неделю я поднял полк майора Н. И. Зайюльева. Но здесь уже не потребовалось давать инструктаж начальникам отделов штаба и указаний командиру полка. Сказался приобретенный опыт, боевые качества командира. Все шло, как надо. Подразделения быстро, без суеты выходили но тревоге на построение. Экипировка командиров соответствовала требованиям, не были забыты и походные кухни
      Полк пошел по тому же маршруту, что и предшествующий. И выполнил все задачи, как говорится, без сучка, без задоринки.
      А потом и третий полк, и другие части дивизии мы про верили аналогичным образом.
      Спустя некоторое время после этих учений нас посетил командующий войсками Забайкальского военного округа комкор Иван Степанович Конев. И мы не ударили в грязь лицом.
      Но особенно И. С. Конева удивило вот что. Когда раздался сигнал тревоги, личный состав дивизии быстро оставил территорию военного городка, а жены командного и политического состава вместе с детьми укрылись в щелях, которые были выкопаны в районе домов и землянок командного состава. Конев широко улыбнулся, развел руками и сказал:
      - Ну это уж совсем неожиданно. Я впервые вижу такую дисциплину среди семей командного состава. Я поделился опытом, как мы добились таких результатов, как готовили семьи, чтобы они выполняли приказ начальника гарнизона в условиях боевой тревоги.
      Когда объявлялись тревоги, жены наши, несмотря на указание прятаться в щели, не делали этого. И вот однажды я подъехал к магазину и увидел возле него жен командиров. Они спокойно стояли, разговаривая между собой.
      - А вы разве не слышали сигнала тревоги? - спросил я.
      - Слышали, - отвечают.
      - И где вам теперь положено быть?
      Молчат.
      - А вдруг налетит японская авиация и начнет бомбить. Тогда как?
      - Иван Иванович, так тревога-то учебная, чего же тут бояться, - ответила самая бойкая.
      - Откуда вы знаете, что учебная? А если боевая, тогда что? По нашим расчетам, самолеты противника могут оказаться над городком через десять пятнадцать минут. Тогда не только вас самих, но и ваших детей может постигнуть беда... Разве вы не слышали, что произошло в этом гарнизоне, когда японцы нанесли бомбовые удары по военному городку Баин-Тумен? Семьи тоже подумали, что тревога учебная... и из-за своей беспечности пострадали.
      Женщины молчали. Видимо, упоминание о событиях прошлого года не на шутку взволновало. Я оставил их, решив, что пусть подумают сами, тем более многие наверняка слышали о том трагическом случае.