И все-таки это была Она!..
      Берест приехал вместе с бригадой Ракитина. Они оба постояли несколько мгновений рядом с постелью, сжав зубы и играя желваками на скулах. Потом Олег позвал своих ребят, а мы с Николаем вышли на кухню и одновременно достали я - сигареты, а он - неизменную трубку. Некоторое время мы молча курили, уставившись в раскрытое окно, и вдруг Берест резко повернулся ко мне, сидевшему на подоконнике и уже прикурившему одну сигарету от другой:
      - Димыч, а ведь она не виновата!
      - Я знаю, Коля. Ну и что?... - я с трудом протолкнул слова через саднящее горло. - Ее ведь нет! Понимаешь?!
      - Она не виновата, - твердо повторил Николай. - Она сделала то, что должна была сделать.
      Не для меня сказал, для себя.
      - Какая теперь разница? - я выбросил окурок в форточку и до хруста стиснул зубы, чтобы не зареветь белугой от этой чудовищной и страшной нелепости, называемой "смерть близкого человека".
      - Только что обнаружили еще один труп, - сообщил заглянувший на кухню Ракитин и выжидательно посмотрел на нас. - Такой же... состарившийся, в Тимирязево, - добавил он. - Она ведь не могла этого сделать, Димыч? Она же была с тобой?
      Я не ответил и снова отвернулся к окну, и услышал как Берест ясно и четко, словно отрубая каждое слово, произнес:
      - Я настигну эту сволочь! - и голос его знакомо лязгнул металлом. - Я поймаю ее, слышишь?... Обязательно! Обещаю!...
      Я опять не ответил. И Олег больше не сказал ни слова. И они оба тихо ушли. Потом увезли ее тело, даже не осматривая. Я им не разрешил.
      Когда затихли на лестнице шаги последнего оперативника, я включил газовую плиту, налил немного воды в чайник и кинул туда горсть сухого чая старый добрый рецепт со студенческих времен: быстро и крепко. И все это я делал просто так. Не нужны мне были в тот момент ни чай, ни сигареты, ни водка - ничего! А надо было чем-то занять руки и голову, иначе я всерьез опасался за свой рассудок.
      Чайник закипел, я подождал еще пару минут, снял его с огня и достал из шкафчика над столом чашку и ситечко, налил до краев темно-коричневой густой и остро пахнущей жидкости. И в тот же миг почувствовал, что я в кухне не один.
      - Браво, Дмитрий Алексеевич! Вы определенно делаете успехи в области экстрасенсорного восприятия, - Золотарев несколько раз беззвучно хлопнул в ладоши и уселся на табурет возле стола, положив ногу на ногу и сцепив на остром колене свои длинные нервные пальцы. - Это не комплимент, а констатация факта. Вы имеете явные задатки если не мага, то уж паранорма точно. Ирина Андреевна в вас не ошиблась. Такого человека действительно стоило спасать.
      Я едва не выронил чашку с чаем.
      - Так вы все знали?!..
      - Увы, нет! - покачал головой маг. - До определенного момента я действительно не знал, кто занимается дезактивацией... э-э, умерщвлением людей. Хотя, собственно, человеком среди них был только один, Руденко Вадим Николаевич.
      - А остальные - инкубы?
      - О, вам и это известно? - Золотарев нахмурился. - Кажется, Ирина Андреевна немного перестаралась в порыве чувств, так сказать. Но, что сказано, то сказано.
      - А вам не кажется, Андрей Венедиктович, что все же следует кое-что объяснить, хотя бы мне, а лучше - сразу комиссару Бересту, - во мне медленно нарастало справедливое негодование. - По меньшей мере, странно слышать ваши комментарии...
      - Дмитрий Алексеевич, я, как вы знаете, к сим неприятным событиям не имею никакого отношения, но я готов ответить на ваши вопросы, если они есть, - с этими словами маг откинулся назад, будто у табурета появилась спинка, и выхватил прямо из воздуха зажженную сигарету.
      Мне показалось, что на мгновение во всем облике его проступил другой, очень знакомый и жутковатый: смуглолицый, черноволосый, с разноцветными глазами - левый черный и пустой, правый - зеленый, изредка полыхающий мрачным красным огнем. И тут же я почувствовал, как будто тяжелая и властная рука опустилась на затылок, проникла под череп и начала сжимать мозг. Инстинктивно я напрягся и мысленно ударил эту руку изо всех сил. Ощущение давления сразу пропало, а Золотарев внимательно и даже удивленно посмотрел на меня.
      - Собственно, вопрос у меня всего один, - решился я. - Почему вы не вмешались и не остановили Надию Саликбекову? Ведь она просто так убила четырех - я не ошибся? - человек! Только не говорите мне, что не справились бы с ней!
      - Не буду, - кивнул Золотарев. - Я бы мог, конечно, мм... нейтрализовать Надию, но тогда в вас никогда бы не проклюнулся паранорм и вы не вышли бы на Путь Знания, как того хотели и я, и Ирина Андреевна. Справедливый гнев и боль утраты - самые, пожалуй, мощные стимуляторы для пробуждающегося подсознания.
      - Но зачем вам это нужно?! - я снова был в растерянности, снова не понимал, чего от меня хотят или чего ждут.
      - Очень просто, Дмитрий Алексеевич, - маг чуть улыбнулся уголками губ и не глядя щелчком отправил окурок в мусорную корзину у плиты. - Всего пять человек на тысячу обладают зачатками паранормальных способностей, причем, как правило, какой-то одной! И только один из этих ста с задатками имеет полный набор! Так вот, вы и есть этот "один"! Но потенции - это еще не способности, их надобно разбудить, а для этого необходимо создать условия, смоделировать ситуацию, чтобы они начали себя проявлять...
      - Достаточно! - я резко выдохнул, в глазах плавали черные круги, в ушах гудел набат. - Вы чудовище, господин Золотарев! Саликбекова вам и в подметки не годится! Убирайтесь, я не желаю больше с вами разговаривать!
      - Конечно, я уйду, - ничуть не смутился маг. - Только ведь назад дороги нет, господин Котов. И вы это прекрасно знаете. Нам с вами придется встречаться, и не раз, уж поверьте. Ну, не имеем мы права разбрасываться такими талантами!
      - Кто это "мы"?
      - Люди будущего и маги в настоящем. Всего хорошего!
      И прежде чем я успел ему что-нибудь ответить, Золотарев исчез. Просто и безо всяких там световых и шумовых эффектов. Я некоторое время оторопело смотрел на опустевший табурет, потом в памяти вдруг всплыло слово "легкоступ", означавшее по-русски то же, что и "телепортация" - мгновенное перемещение в пространстве на большие расстояния. Золотарев, по-видимому, более не считал нужным ничего от меня скрывать.
      Да пошел он к черту, в кошкину задницу или еще куда подальше! Паранорм, надо же?!.. А я не хочу!..
      Ох, Иринка, Иринка! Что ж ты наделала?!.. Зачем?..
      Медленно я обошел осиротевшую квартиру, вдыхая ее запахи, прикасаясь к вещам, мебели, пытаясь запечатлеть в памяти - ведь больше ничего не осталось! И уже выйдя в прихожую, открыв дверь, вдруг заметил на полочке под зеркалом маленький золотистый флакон с резной пробкой в виде какого-то цветка - Ее любимые духи!
      С минуту я смотрел на эту вещицу, единственную настоящую память о Ней, потом решился, положил флакон в нагрудный карман и вышел из квартиры.
      Часть вторая.
      СЕРЫЙ СЕНТЯБРЬ. НАДИЯ.
      Глава 1.
      Больше года прошло с того страшного дня, когда я потерял Ирину, единственную настоящую Женщину в моей жизни, мою лучшую половину. Но не даром говорят, что время лечит любые раны. Постепенно боль куда-то ушла, а осталась лишь тягучая тоска по невозвратному, которую отчасти удавалось заглушить работой, отчасти вином, отчасти случайными встречами с другими женщинами, обыкновенными и легко забываемыми.
      Все это время сотрудники криминальной службы не прекращали поисков Надии Саликбековой, использовав весь имеющийся арсенал средств и способов обнаружения, но... Эта таинственная женщина исчезла бесследно! Ее не только не смогли обнаружить физически, но и одновременно пропали все данные о ней из компьютерных банков: оперативники не нашли ни одного упоминания о Надие Рафаиловне Саликбековой! Главный компьютер управления после получасового поиска по всем служебным сетям выдал заключение, что человека с такими характеристиками никогда не существовало. Несколько дней все, включая комиссара, ходили с мрачными физиономиями, но потом вынуждены были признать свое поражение, и постепенно повседневная рутина вновь затянула нас в свои сети.
      В тот холодный сентябрьский вечер я сидел один-одинешенек в нашей "уголовке" и пытался выдавить из себя хоть пару строк о новых "художествах" местных ревнителей государственных интересов в сфере разработки новых газовых месторождений на юге губернии. Сей лакомый кусок вновь, как всегда, пытались растащить по собственным карманам, минуя "закрома Родины". Система была отработана еще при Горбатом Президенте, а потому все попытки пресечь незаконное "распределение сырьевых и топливных ресурсов" неизбежно заканчивались одинаково - ничем. Тем не менее, среди СМИ самого разного калибра считалось неким признаком хорошего тона периодически облаивать всю чиновную рать сверху до низу за лиходейство и мздоимство, получать дежурные заверения от властей предержащих обещания непременно во всем разобраться и с чувством выполненного долга снова переключаться на какие-нибудь более интересные темы, вроде диспута о количестве ночных баров и борделей в губернском городе.
      И вот когда я, совсем отчаявшись "родить" что-нибудь читаемое, допивал остатки остывшего кофе, проснулся мой телефон. Чтобы догадаться, кто звонит, мне не пришлось даже воспользоваться одной из своих новых способностей, разбуженных моей возлюбленной, Ириной Колесниковой, магом и целителем, спасшей меня от смертельной болезни. Простейшая дедуктивная цепочка указала, что именно мне, именно сюда, именно в этот час мог звонить только один человек. Поэтому я снял трубку и спокойно сказал:
      - Привет, Олег! Что новенького?
      - А?!.. Привет, котяра... Черт, как ты это делаешь?!
      - И это спрашивает сыщик?! - притворно изумился я. - Могу сказать больше: у тебя на руках свежий труп и, скорее всего...
      - Стоп! - Ракитин наконец опомнился. - Тебе Алена звонила?
      - Мимо. А я попал. Требуются извилины?
      - Желательно, не прямые. Но пока - "топ сикрет"!
      - Не учите меня жить. Адрес?
      - Проспект Мира двенадцать, квартира тридцать шесть, лифт не работает, - в трубке запикали гудки.
      Они пели о моем спасении от творческих и душевных мук, по крайней мере, на время. И я выскочил из редакции в промозглый сентябрьский вечер.
      Город был захвачен туманом, что в сентябре здесь - дело обычное, но создающее ряд неудобств: например, когда вам нужно как можно быстрее попасть на другой конец города, а вы принуждены тащиться в собственной машине со скоростью престарелого тяжеловоза. Вообще туман, как природное явление, при наблюдении его со стороны, весьма необычен и даже по-своему красив. Его поэтически сравнивают то с молоком, то с ватой или сливками - в зависимости от плотности тумана, освещения и настроения наблюдателя. Но лишь попав в него, все эпитеты меняются на полярные - и ведь тоже вполне обоснованно! С изнанки туман выглядит полной противоположностью себе самому. Странная бесцветная муть в паре с гнуснейшей разновидностью дождя нудной и бесконечной моросью - все, что остается бедным горожанам вместо солнца и осенней палитры природы.
      Я медленно ехал по забитым клубками и сгустками тумана улицам, и через короткое время возникло неприятное ощущение, что еду по кладбищу: ни машин, ни людей, ни освещенных окон. Правда, минут десять спустя, я разглядел впереди разноцветные блики и отсветы реклам и витрин и вскоре с облегчением вывернул на Центральный проспект, пронзавший город насквозь. Лохматая сырость здесь изрядно поредела и плавала теперь отдельными клочьями где-то на уровне вторых этажей, временами скрывая крикливые вывески всех этих реформаторских контор и приватизированных магазинов. Но вечерняя жизнь на "местном Бродвее", несмотря на это, била ключом.
      У ресторана "Сибирь" уже перемигивались три патрульных джипа, из концертного зала выливалась пестрая горластая толпа наших меломанов, а с набережной доносились такие разудалые вопли и хохот, что было ясно - туман для них, как рыбий хвост коту.
      По адресу, указанному Олегом, я добрался без приключений и даже сразу попал в нужный подъезд, хотя в наших "монолитках" найти что-нибудь, как правило, проблема. Первым, на кого я наткнулся, оказался вовсе не труп и даже не Ракитин. Знакомый хмурый верзила в черной форменной куртке патрульного, готовой лопнуть на богатырских плечах, полностью загораживал проем входа на площадку этажа. Меня он в упор не видел, уставившись куда-то в пространство между верхними лестничными маршами и изредка вяло смаргивая - по-моему, он спал самым натуральным образом. Это был не кто иной, как наш "непримиримый борец с уличной преступностью" и большой любитель пива сержант Степан Бульба. Вступать с ним в контакт я посчитал за бесполезную трату времени, поэтому, заглянув в узкую щель между могучим кожаным локтем и стеной, я не громко, но внятно сказал:
      - Олег!.. Эй, инспектор, пресса уже здесь!
      Из ближней квартиры высунулась знакомая взъерошенная голова и сказала:
      - Пропустить!
      - Это ты кому? - поинтересовался я, потому что черная кожаная глыба не шелохнулась.
      - А, черт! - Ракитин, начальник оперативного отдела криминальной службы города и мой лучший друг, появился на площадке и рявкнул "бдительному" Степану над ухом. - Сержант Бульба!
      Эффект был потрясающим: Степа вздрогнул и молниеносно скользнул спиной к стене, а в руке его угрожающе выставилась увесистая дубинка. Но в следующую секунду он уже оценил ситуацию и обреченно вытянулся "во фрунт".
      - Простите, Олег Владимирович, задремал - вторые ведь сутки на ногах.
      - Ладно, - остыл Олег и кивнул мне головой. - Пошли, пресса, удивлять буду.
      Да, посмотреть было на что! В первый момент мне показалось, что на темно-красном ковре в гостиной, больше похожей на будуар европейской принцессы восемнадцатого века, лежит одна из статуэток Родена, увеличенная до естественных размеров и зачем-то брошенная здесь.
      Нагая женщина на ковре, во всяком случае, вполне могла бы стать прообразом творений гения, но... это была Анна Леонтьевна Закревская, несостоявшийся доктор психологических наук, она же - Энни-Шоколадка, проститутка высшей квалификации, "гетера". В респектабельных университетских кругах о ней говорили как о талантливом социопсихологе и психоаналитике и... при случае с удовольствием пользовались ее "услугами". Бытовало также мнение, что Анна сменила профессию только для того, чтобы собрать материал на докторскую диссертацию.
      Однако, загадка заключалась не в этом. Точнее, их было две. Во-первых, сыщики не нашли ни одного документа на имя Анны Леонтьевны Закревской, а во-вторых, при наличии явных следов борьбы начисто отсутствовали чьи бы то ни было отпечатки пальцев, кроме хозяйских. Создавалось впечатление, будто она специально бродила по квартире, хватаясь за что ни попадя и сея хаос и беспорядок, а потом в порыве безотчетного мазохизма схватила бронзовый канделябр (XVIII век, Франция, на восемь свечей, вес - пять килограммов) и проломила себе голову точно над правым виском, что и засвидетельствовано в протоколе осмотра тела.
      "Ха-ха" - четыре раза", - как сказала одна моя старая знакомая, обнаружив, что у нее в автобусе разрезали сумочку и стащили кошелек с зарплатой. Я смотрел на Олега, держа наготове диктофон, а он смотрел на меня, и мы оба некоторое время надеялись, что другой откроет рот и внесет ясность в то дурацкое положение, в котором оказалась вся группа плюс журналист Котов. "Гляделки" продолжались довольно долго и, убедившись наконец, что проку от них никакого, Олег скомандовал "брэк". Эксперт собрал свои пожитки и виновато удалился, санитары унесли тело, а мы с Ракитиным, прихватив проснувшегося сержанта, отправились в управление.
      "...Дело было вечером, делать было нечего. Дима пел, Олег молчал, Николай ногой качал..." - это почти про нас, а Николай Матвеевич Берест, комиссар криминальной службы города, сидя по обыкновению на подоконнике, пытался в это время переварить добытую нами информацию с помощью заветной вересковой трубки, набитой "Герцеговиной Флор", и стакана с любимой минеральной водой "Сибирские Афины".
      Опрос соседей, как и осмотр квартиры, тоже ничего не дал, кроме неясного чувства собственной неполноценности. Впрочем, здесь я говорю только о себе. А так мы просто сидели, курили, тянули из бутылок степлившуюся "минералку" и ждали, когда кого-нибудь осенит дельная мысль.
      - Кому выгодно? - неожиданно глубокомысленно изрек Олег.
      - Что? - не понял я.
      - Древняя формула юриспруденции, - откликнулся Берест. - Тут масса вариантов: соперничество, ревность, месть за неоправдавшиеся надежды, наконец - просто пьяная драка...
      - Она была пьяна? - я снова вытащил диктофон.
      Николай подозрительно покосился на него и погрозил мне своим похожим на револьверный ствол пальцем.
      - Никаких интервью и "прямых включений"! Следствие только начинается. Что скажу, то и напишешь, понял?
      - А как же свобода слова и информации? - прищурился я, нажимая кнопку записи.
      - Димыч, сломаю и скажу, что так и было! - нахмурился бравый комиссар. - Ты же знаешь правила.
      - Так была Шоколадка пьяна или нет? - я убрал диктофон и достал обычную записную книжку и стилос.
      - Ну, не то, чтобы очень, но и не совсем уж, - Олег сунул пустую бутылку под стол. - Ноль-четыре или ноль-пять промилле: бутылка пива или стакан вина... Короче, если ссора, по крайней мере, не пьяная.
      - А какая?
      - Да никакой! - Николай вдруг соскочил с подоконника и принялся расхаживать из угла в угол, размахивая трубкой. - Черт побери! Ведь не сама же она себя?!
      - Не сама, - откликнулся Ракитин, - но... похоже, все-таки сама.
      - Канделябром? Двумя руками? В висок?!
      - А что?
      - Ты сам попробуй. Пресс-папье, например, а мы посмотрим.
      Берест снова сел, на этот раз прямо на стол.
      - Давай, следственный эксперимент номер один!..
      Мне между тем удалось ухватить за виляющий хвостик одну верткую мыслишку и вытянуть на свет, но вид ее оказался весьма непрезентабельным. Как бывший врач, я понимал, что этого не может быть, но, тем не менее, я встрял с ней в спор профессионалов:
      - Братцы, а, как по-вашему, у кого могут быть одинаковые отпечатки пальцев?
      - Ни у кого, - автоматически отреагировал Олег и тут же повернулся ко мне. - Собственно, что ты имеешь в виду?
      - Ну, если предположить, - продолжал я, чувствуя себя круглым идиотом, - что у преступника точно такие же отпечатки пальцев, то все сходится. Близнецы или двойники, например....
      - Гениально! - хмыкнул Ракитин. - В тебе сейчас кого больше - врача или фантаста? Даже Степа знает, что у близнецов не бывает идентичных отпечатков. К тому же у Закревской нет ни братьев, ни сестер. Сюжет для романа...
      - Для уголовного дела, - неожиданно серьезно отозвался Николай. - Ежу понятно, что это не самоубийство, - он слез со стола и уселся в свое официальное кресло. - Так, треп окончен, начинается отработка версий: убийство с целью ограбления или из мести. Ракитин, какую легенду предпочитаешь?
      - Вторую, - Олег медленно встал и с хрустом потянулся.
      - Согласен. А тебе, Димыч, я напоминаю еще раз: "без протокола", - и бравый комиссар уставил в меня указательный палец, будто прицелился из "кольта" сорок пятого калибра.
      - Обижаешь, Матвеич, - в тон ему откликнулся я и тоже поднялся. - В рабочем порядке: тридцать-сорок строк в "подвале".
      - Ракитин, помощь нужна? - Берест спросил таким тоном, в котором ясно сквозило "лучше откажись, все равно не дам".
      - Нет, - сказал я и посмотрел на Олега.
      - Нет, - ответил тот и вышел, хлопнув дверью.
      - Бай-бай, май френд! - я сделал Николаю ручкой и поспешно ретировался, пока до него не дошел смысл последнего диалога.
      Однако, как я ни спешил, Ракитина догнать не удалось, я только услышал прощальный рев его джипа. Правда, сие меня нимало не огорчило. Напротив, так было даже удобнее: времени предостаточно, а значит можно покопаться в этом деле самому, а заодно и оказать негласную помощь следствию. Ведь известно, что журналисты на самом деле и есть главные сыскари, а все прочие служители Фемиды лишь делают вид, что знают, где и кого искать, беспардонно пользуясь плодами трудной работы служителей Пегаса.
      А потому я приободрился, закурил и потопал прямиком к первоисточнику всех информационных каналов нашего славного города - в ночной клуб "Наяды", благо, там я был почти как "щука среди карасей", ибо мои "добровольные" помощники и помощницы, особенно последние, души во мне не чаяли с тех пор, как я три года назад во всеуслышание объявил, что не намерен более связывать себя оковами брака.
      Мои старенькие "Casio" на молектронных чипах отметили перезвоном курантов одиннадцать часов, когда я толкнул широкую сверкающую дверь. Здесь, как и во всяком подобном, уважающем себя, заведении, уже началась еженощная "тусовка", а попросту - хорошо продуманное, методичное выравнивание извилин молодых мозгов с помощью синтетической музыки и синтетических напитков в сочетании с синтетическими чувствами. Публики было пока относительно немного, так что я без труда добрался до стойки бара и уселся на высокий красный табурет. Закурив, я принялся не спеша оглядывать помещение, выискивая знакомые физиономии среди скачущей оравы "юных павианов".
      Да, зрелище было - хоть куда! От пестроты одежды и блеска огней зарябило в глазах, и выступили слезы. Хохот, пьяный галдеж, надрывные вопли, символизирующие по мнению их издающих бурные эмоции, и музыка! Если это музыка... Боже, ну почему ты придумал только семь нот, да еще и не научил ими пользоваться?
      Едва я расположился, напротив буквально из воздуха материализовался вездесущий и непотопляемый как атомная подлодка Мишка Фукс по прозвищу Сильвер, главный содержатель заведения, лучший бармен всех времен и народов и великий знаток пива.
      Мишку я знал уже наверное лет десять. И все это время он был толст, добродушен и слегка пьян. Вообще-то, если учесть, сколько алкоголя ему приходилось выпивать ежедневно со всеми, кого он знал лично из посетителей бара, оставалось лишь удивляться, как Сильвер до сих пор не угодил в соответствующее лечебное заведение. Но лично я полагал, что весь секрет был в том, что Мишка пил исключительно легкое пиво или вовсе безалкогольное. А уж в способностях к разливу напитков ему равных просто не было.
      Как-то в прошлом году мы с Ракитиным, после бурных именин нашего однокашника, Игорька Калюжного, гордости и кошмара всей школы (гордости по успеваемости и кошмара по поведению), зашли к Сильверу "на огонек", дабы пополнить "топливные баки" (дело было зимой, и на дворе стоял тридцатиградусный мороз). Мишка встретил нас весьма радушно, и когда Олег, скорее в силу профессиональной привычки, нежели от желания подколоть "доброго еврея", предложил ему пари на бутылку коньяка, что он, крутой опер, засечет Мишку на жульничестве, тот, не моргнув глазом, согласился. После чего набулькал нам по сто пятьдесят сухого "Мартини", отмеряя дозы специальным стаканчиком на глазах Ракитина. Олег тут же потребовал обычный граненый стакан на двести пятьдесят граммов, и каково же было его удивление, когда обе порции вина спокойно уместились в этом объеме!
      - Здорово, райтер! - приветствовал меня Сильвер в своей обычной "панковой" манере.
      Имея два высших образования, филологическое и юридическое, Мишка прекрасно знал четыре языка, включая идиш и хинди, но "на работе" предпочитал общаться на молодежном арго, тяготея именно к лексикону панков и рокеров. Экстерьер он поддерживал тоже соответствующий: застиранный до белесого состояния тельник, кожаная затертая безрукавка, сплошь покрытая всевозможными бляхами и заклепками, на шее - витая железная цепь с огромным "пасификом" и черная "бандана" на голове поверх копны длинных спутанных смоляных кудрей. Единственной дополнительной деталью, не совсем вписывающейся в образ крутого рокера, но зато объясняющей прозвище, являлась засаленная круглая черная нашлепка, прикрывающая левый глаз. Но мало кто знал, что повязка эта не "понта ради", а самая настоящая. Мишка действительно потерял глаз в страшной драке лет восемь назад, отстаивая свое национальное достоинство.
      - Привет, кэп! - в тон ему отозвался я и выразительно постучал костяшками пальцев по стойке.
      Но Сильвер отменно знал свое дело, и не успел я открыть рот, чтобы уточнить заказ, как передо мной оказался высокий фирменный стакан со шкодливой девчонкой-наядой, наполненный янтарным пенным напитком, в просторечии именуемым пивом.
      - Ты, случаем, не телепат? - поинтересовался я и сделал первый глоток. - Бэст! Мишаня, без тебя все нынешнее поколение работников пера и шпаги вымерло бы от жажды!
      - Гут гецухт! - самодовольно кивнул он в ответ. - Хорошо сказал! И какую шелуху ты огребаешь в этот раз?
      - Энни-Шоколадка откинулась прямо на своем сексодроме, - внятно, но тихо сказал я, наблюдая за Мишкиной реакцией, и не прогадал.
      Сильвер заметно напрягся, стараясь скрыть рванувшиеся наружу эмоции. И это ему почти удалось, но зардевшееся ухо и крупные бисерины пота на верхней губе выдали его с головой. Мишка зыркнул глазами по сторонам, потом ловко наполнил еще один бокал пивом и пристукнул им о мой.
      - Мир праху ее! Эта телка многим фору давала, даже зеленухами рулила, как надо клиентуру сшибать, - он в два глотка ополовинил стакан, рыгнул и уставился на меня своими сионскими "сливами". - А кто хелпер, выяснили?
      - Нет, мой добрый еврей, - сказал я ласково, - мне почему-то кажется, что ты про него знаешь гораздо больше меня?
      Мишка тут же насупился и с оскорбленным видом принялся цедить пиво. Я его не торопил, ибо знал по опыту, что Сильвер всегда выдает только тщательно отфильтрованную собственным инстинктом самосохранения информацию, благодаря чему, в общем-то, и жив до сих пор. Поэтому я тоже не спеша потягивал ароматный терпкий напиток, изредка затягиваясь сигаретой для полного букета, и в ожидании читал этикетки бутылочного "иконостаса" на стеллаже за Мишкиной спиной.
      На этот раз на обдумывание ответа хитрый "сын Израилев" потратил никак не меньше минуты - небывалое для него время! Наконец он поставил пустой стакан на стойку, побарабанил по ней своими, похожими на волосатые сосиски пальцами и выдал:
      - Митяй, я его не знаю! Но, - заторопился он, увидев мою вытягивающуюся физиономию, - есть одна зеленуха, с которой Шоколадка коннектила весь последний месяц, по-моему, даже тичером у ней была. Может тебе ее аскнуть?
      - Слушай, Сильвер, - поморщился я и снова выразительно постучал по своему опустевшему стакану, - я тебя не узнаю! Ты же всегда мне первуху сливал, а теперь предлагаешь отстоем попользоваться? И вообще, давай-ка перейдем на нормальный язык, а то у меня скоро уши отстегнуться и язык как у змеи станет.
      Я подождал, пока Мишка не наполнит оба стакана тем же божественным нектаром, и уточнил как бы между прочим:
      - Кстати, как зовут эту зеленуху?
      - Светлана Величко, кажется... Нет, точно! Митяй, я тебе правду говорю, не знаю я, кто мог завалить Энни, - Сильвер даже в грудь себя кулаком стукнул для убедительности, потом все же добавил: - Но догадываюсь.
      - Во-от, видишь, как полезно пить свежее пиво! - подбодрил я и чокнулся с ним стаканами. - Я весь внимание.
      - Позавчера сюда заходил один мужик и спрашивал, где найти Шоколадку, - Мишка говорил медленно, подбирая слова и щедро подкрепляя их пивом. - Я поначалу подумал, что это ее новый клиент. Мужик был стильный: в тройке, пальто-маджорик, штиблетах от Усолова, короче, как раз в духе Энни. Ну, я сказал ему, что она работает только по предварительному заказу, и если у него есть ее мобильник, то пусть созвонится. Мужик сказал, что ему, мол, Шоколадку посоветовал его знакомый, а номера не дал, так что, может быть я ему подскажу, а он, мол, в долгу не останется.
      - Ну и?.. - не выдержал, наконец, я. - Короче, Моисей ты мой расейский!
      - Дал я ему мобильный! - сознался все-таки этот жулик. - А когда он ушел, подходит ко мне Люська-Шанель и спрашивает, мол, что за мэн? Я ей говорю, не твое со... вообще-то дело. А она мне, мол, похож, грит, этот "чижик" на бывшего мужа Анькиного! Шоколадка, грит, от него сбежала, чтоб свободным бизнесом заниматься, а он, грит, уж так ее любил, что поклялся найти и придушить собственными руками! Прямо Шекспир какой-то! Я ей говорю, что ж ты, стерьва, раньше-то молчала?! А она, мол, я что для нее, мать-наставница, что ли? - и Мишка снова выкатил на меня свои невинные "сливы".
      - Так, - подытожил я, отставляя стакан, - значит, Люська-Шанель опознала бывшего мужа-ревнивца, а ты мне пытаешься подсунуть какую-то стажерку?! Слушай, одноглазый, я ведь тебя могу и одноногим сделать для полноты образа! Совсем ссучился?
      - Митяй! - у Мишки даже губа нижняя затряслась от обиды. - Да я же никогда тебе туфту не подсовывал, я помню, как ты меня от зоны отмазал! А Величко, правда, много чего порассказать может! Шоколадка ее тут недавно так отметелила, прямо в туалете, что никаким гримом не замазать было. А за что? - и он для вящей убедительности покрутил в воздухе рукой.
      - И впрямь, за что?
      - Вот и спроси ее!
      - И где же твоя Величко?
      - Дома, наверное. Отлеживается.
      - Ладно, кэп, не тушуйся, - сказал я примирительно. - Ты мои координаты все знаешь? Ну вот, как эта твоя зеленуха объявится, свистнешь. Лады?
      - Гут гемахт! - к Мишке вернулось хорошее настроение. - Еще пива?
      - Сыпь! - кивнул я. - Как говорил незабвенный Мих-Мих, "алкоголь в малых дозах безвреден в любых количествах"! Люськи сегодня тоже нет, что-то я ее не вижу?
      - Трудится, аки пчелка! - хихикнул воспрянувший духом Сильвер. Боюсь, долго ждать придется.
      - А я и не буду! Посижу еще у тебя, авось и найду кого-нибудь для душевной беседы. Иди, кэп, трудись!
      Радостный Мишка мгновенно испарился и тут же материализовался в дальнем конце стойки возле двух субтильных созданий без внешних половых признаков.
      Некоторое время я сидел, расслабившись, лениво потягивая пиво и наблюдая за той странной парочкой. Потом мне это надоело, я развернулся и принялся разглядывать танцующих в середине зала. Визги и вопли рэйв-авангарда к тому времени сменились вполне приличным блюзом, да и публика немного посолиднела. Я даже стал подумывать, а не найти ли мне партнершу поопытней - блюз я любил с юности.