Переглянувшись, мы с Олегом поспешили откланяться, и уже в патрульной машине, расположившись на заднем сиденье и спокойно закурив, снова внимательно изучили фото.
      - Ну, и что скажешь? - угрюмо поинтересовался Ракитин. - Какова бабуля?
      - А чего ты ожидал? - у меня настроение тоже оставляло желать лучшего. - Голубая кровь да белая кость, а мы кто? Так, псы дворовые...
      - Только без самоедства, Димыч! И так тошно, - отмахнулся Олег. Давай что-нибудь конструктивное.
      Я взял у него фото и еще раз внимательно рассмотрел его. "Мадемуазель" Корсакова позировала перед камерой явно где-то в своем институте: на заднем плане смутно проглядывали очертания большого помещения, наверное учебной аудитории, и силуэты нескольких человек, и мужчин, и женщин. Но глубина резкости изображения не позволяла различить детали.
      - Очевидно, девчонкой просто пользуются, - высказал я первое, что пришло в голову. - Не исключено, за деньги!
      - Аренда номера?
      - Вполне вероятно. Надо бы с этой Корсаковой повстречаться?
      - Обязательно, но без тебя! - Ракитин решительно отобрал у меня фото.
      - Ай-я-яй, капитан, не стыдно? Хочешь финишную ленточку единолично порвать?
      - Шашлык и пиво, - невозмутимо отозвался этот карьерист. - Ладно, на задержание, так и быть, возьму. Выметайся, мне работать надо!
      - Ну, и пожалуйста! Не больно-то и нужно! - я выбрался из патрульной машины и, не оглядываясь, пошел к своей "двадцатке".
      Вдруг снова заверещал мой мобильник, и знакомый взволнованный голосок Жанны протарахтел скороговоркой:
      - Котик, рыбка в банке! Дуй скорее!
      - Понял, Тутси, спасибо! - внутри у меня все подпрыгнуло от сладостного предвкушения охоты и, не удержавшись, я повернулся к Олегу, как раз закрывавшему дверцу. - Эй, капитан, а я все-таки быстрее!
      Не дожидаясь, пока до него дойдет смысл реплики, я нырнул в свою машину и врубил с места третью скорость, рискуя окончательно доломать коробку передач.
      В "Наядах", несмотря на ранний час, уже тусовались две-три компании молодежи в разных концах полутемного зала. Сдвинув столики и заставив их пивом, колой и тарелками с чипсами и орехами, парни и девицы что-то громко, но невнятно бубнили друг другу с набитыми ртами и хохотали, давясь и обливаясь питьем и хлопая товарищей по мокрым спинам. У стойки с бдительным Мишкой посередине на высоких табуретах сидело человек пять. Одной из них оказалась Люська-Шанель (Людмила Аскольдовна Лоран, блондинка, метр семьдесят пять, 26 лет, студентка филологического факультета Университета), которая, завидев меня, притворилась, будто только что "срисовала клиента" и игривой походкой направилась прямо ко мне через зал.
      Я напустил на себя фривольный вид и пошел навстречу так, чтобы столкнуться с ней где-то посередине помещения. Людмила подошла, взяла меня под руку и, улыбаясь во весь рот, быстро проговорила:
      - Вторая слева, за стойкой! Сучка в голубом!.. - и уже громко: Какой шикарный мальчик и один! Не составите компанию скучающей девушке?
      - С удовольствием, лапочка, - тоже довольно громко и развязно откликнулся я, увлекая ее к бару, поближе к незнакомке, и - уже тише: - А ты не перепутала? Эта рыжая!
      - А какая же еще?! - снова зашипела Шанель, не забывая обольстительно улыбаться - артистка! - Я эту курву и в темноте наощупь опознаю!
      Мы добрались до стойки, продолжая разыгрывать флиртующую пару, уселись на табуреты и заказали "пивка для рывка". Я, как бы невзначай, потянулся к зеркальной салфетнице на стойке и развернул ее так, чтобы все время видеть незнакомку не оборачиваясь. Мы сосали пиво, балагурили, тискали друг друга, а она с отсутствующим, даже сонным каким-то, видом продолжала неторопливо потягивать фруктовый коктейль из фужера и временами затягивалась сигаретой "Парламент", вставленной в мундштук из слоновой кости. На взгляд ей можно было дать лет 30-35, длинноногая, стройная, с высокой грудью под облегающим блескуче-голубым платьем без признаков нижнего белья, роскошная грива золотисто-рыжих вьющихся волос обрамляла немного скуластое с тонкими чертами лицо, огромные миндалевые глаза под изогнутыми с надломом бровями, длинные нервные пальцы, капризные, чуть припухлые, чувственные губы - м-да! От таких самостоятельно не уходят! Классная "чапа", как говаривала одна моя давняя знакомая, но - увы! - не та!
      От вдумчивого созерцания красотки меня отвлекла Людмила, вдруг довольно бесцеремонно обхватив за шею и чувствительно укусив за ухо.
      - Ты что, на выставке достижений народного хозяйства?! - зашипела она, продолжая терзать мое ухо. - Вот уж не думала, что у тебя такой извращенный вкус! Это же - корова, с годовым удоем в десять тысяч литров!
      - С детства люблю молочные продукты, - огрызнулся я в ответ, тщетно пытаясь вырваться из ее цепких объятий, не привлекая постороннего внимания.
      -Поздно, Джексон! - вдруг злорадно сообщила Люська. - Дояр уже объявился!
      Я глянул в зеркальную салатницу и обнаружил рядом с незнакомкой худощавого джентльмена, затянутого, несмотря на жару, в полную "тройку" при галстуке с золотой булавкой. Они о чем-то уже тихо говорили и даже улыбались, потом джентльмен тоже заказал фруктовый коктейль и какой-то салат. Я успокоился - скоро не уйдут! - и постарался умилостивить свою всерьез раздраженную напарницу, заказав для нее и для себя фирменное блюдо клуба - лобстеров в ананасовом соусе. Плохое настроение Людмилы тут же улетучилось, и она принялась, похохатывая, рассказывать мне свои недавние похождения в санатории "Кедровый", куда ее пригласил очередной "жених", как она называла своих клиентов. История, действительно, оказалась забавной, а Люська-Шанель - прекрасной рассказчицей, так что я увлекся и начисто забыл поглядывать за "рыжей" со спутником. А когда, наконец, вспомнил, их уже не было ни за стойкой, ни в зале.
      - Черт тебя подери с твоим "Кедровым"! - рявкнул я на Людмилу, всердцах швырнув салфетку на стойку. - Где они?!
      - Кто?.. Ах, эта корова с дояром? - девчонка невинно закатила глазки. - Так они только что ушли...
      - Куда, дубина ты стоеросовая, куда пошли?! - я был вне себя.
      - Хамите, парниша! - она все еще не понимала и пыталась шутить. Баиньки, наверное.
      - Люська, я из тебя сейчас действительно "Шанель" сделаю, балда! Быстро отвечай: на улицу или в номера? - я схватил ее за плечо и для пущей убедительности нажал на болевую точку, понимая, что так делать нельзя, но промедление было смерти подобно: упущу их, где потом искать? То, что "эта" была непохожа на "ту", еще ничего не значило. "Грим, порой, может творить чудеса, особенно в умелых руках!" - эта мысль только что ворвалась в мою бедную, распухшую от умственных упражнений голову как спасительный ветер в полный штиль. - Ну, где они?
      - Пусти! Больно! - взвизгнула Людмила, отпрянув от меня и уставившись злыми колючими глазами. - Псих! Убирайся отсюда!.. На улицу они пошли! Катись вдогон, авось успеешь свечку им подержать!
      Она спрыгнула с табурета и быстро пошла в сторону женского туалета, а я бегом бросился к выходу, швырнув не глядя на стойку какую-то купюру ничего, потом с Мишкой рассчитаюсь!
      Но на улице мне посчастливилось узреть лишь модерновый зад исчезающего за поворотом "Феррари" да запомнить номер машины. Гоняться по городу за импортной "тачкой" на своей расхристанной "жиге" было совершенной безнадегой, поэтому я плюнул, доплелся до машины, сел за руль и позвонил Бересту. Телефон его почему-то не отвечал, тогда я выкурил сигарету и, окончательно успокоившись, решил с утра пораньше отправиться в управление и накрыть комиссара там.
      Право же, было теперь о чем подумать нам обоим!
      Ключ в замке повернулся сразу, хорошо смазанные петли не издали ни звука, и я боком протиснулся в темную прихожую. Туго набитый пакет с продуктами чуть было не вырвался у меня из рук, зацепившись за угол обувной тумбочки, и пришлось ухватить его обеими руками, а разуваться исключительно с помощью ног. Прошлепав босиком по паркету в коридор, я развернулся было в сторону кухни, и вдруг теплые сильные руки обвили меня сзади за шею, а лицо окутал любимый чуточку пряный запах ее духов. Я выпустил пакет прямо на пол, развернулся и подхватил Ирину на руки.
      - Ах ты, чертовка! А если бы у меня сработали рефлексы? Ты забыла, что я барс?
      - Ну и что? - она прильнула носом к моей шее. - Мы тоже кое-что умеем, - и нажала пальцем мне на точку возле плеча.
      Правая рука мгновенно онемела, и я едва не уронил Ирину. Но она, зная результат, успела повиснуть на мне, а затем медленно соскользнула на пол.
      - Ловко! - я попытался растереть руку.
      Но Ирина не дала этого сделать. Она быстро несколько раз пробежалась пальцами по моей руке от кисти к плечу и обратно. Онемение тут же прошло, и теплая волна знакомо заструилась под кожей.
      - Пойдем! - Ирина потянула меня за рубашку вглубь коридора.
      - Погоди, а ужин?
      - Потом. Сначала проведем сеанс, - она толкнула почти невидимую в темноте дверь, и мы оказались в спальне.
      Все дальнейшее слилось для меня в один-единственный бесконечный вдох, наполнивший уставшее тело живительной, горячей, упругой субстанцией, всосавшейся буквально в каждую клетку, в каждый нерв, в каждый сосуд моего организма. В какой-то момент я увидел Ее, сидящую на мне верхом, и Ее руки, истекающие струйками бледно-розового огня, которые вонзались в мою грудь и живот, принося все новые и новые порции силы. А в следующий миг наверху оказался я сам, и теперь огненные потоки от кончиков Ее пальцев тянулись к моим ладоням, которые я держал над Ней.
      Очнулся я один, лежа навзничь на пушистом ковре спальни и раскинув руки и ноги. Все тело буквально пылало, но постепенно жар успокоился, и пришла сладкая приятная истома.
      Через полуоткрытую дверь вместе с рассеянным светом сочился вкуснейший запах поджаренного хлеба и тихий шум льющейся воды. Вставать было лень, поэтому я перевернулся на четвереньки, и в таком положении голышом отправился на кухню.
      Ирина колдовала у плиты над скворчащей сковородкой, и я, бесшумно подкравшись сзади, потерся щекой о ее бедро. Она ойкнула от неожиданности и отпрянула в сторону, округлив свои и без того огромные вишневые глаза. Я уселся на корточки, громко облизнулся и голосом знаменитого Матроскина из Простоквашино поинтересовался:
      - Не найдется ли у вас хотя бы один неправильный бутерброд, тетя Ира?
      - Ох, я и не знала, что коты разговаривать умеют! Я думала, что они только уголовную хронику пишут! - нарочито удивилась она.
      - Ну, я еще и машину водить умею, и на гитаре...
      - Ладно уж, иди, мой руки, котяра! - рассмеялась наконец Ирина и вернулась к плите.
      Потом мы хрустели свежими тостами с сыром и чесноком, запивая душистым чаем с чабрецом, и болтали обо всем подряд.
      - А чьи стихи ты прочитала мне тогда,.. в первый раз? - вспомнил я под конец, когда все уже было съедено и выпито, и мы вместе мыли посуду, то и дело касаясь друг друга обнаженными телами и чувствуя нарастающее вновь желание.
      - Это - Ирина Павельева, моя тезка и любимая поэтесса, - она поставила на сушилку последнюю чашку, повернулась и обняла за шею, вороша мне пальцами волосы на затылке.
      Я тоже обнял ее и зажмурился, млея от удовольствия.
      - Хочешь, я прочитаю мое любимое стихотворение? - шепнула Ирина и легонько поцеловала меня в кончик носа.
      - Хочу...
      - Любовь - космический Закон.
      К нему приборы - Меч и Лира.
      Они намного старше мира,
      Его подвалов и окон.
      И все спирали и лучи,
      Каркасы, оси и коренья
      Лишь только правила Творенья,
      Любови коды и ключи.
      Она до Хаоса еще
      Была "Деяние" и "Слово",
      В неразорвавшемся pra ovo
      Времен рождение и счет!
      Лишь мы творим добро и зло,
      А в Ней - ни пряников, ни розог,
      И вся Вселенная - набросок:
      Ожить, освоить ремесло.
      И вновь над зыбями рутин
      Под звон мечей цветут сакуры,
      Картины пишутся с натуры,
      Натура мыслится с картин!
      Все ближе к истине стило,
      Все ближе стрелы от мишеней,
      Все совершенней, совершенней,
      И так черно, и так бело!..
      Она умолкла, спрятав лицо у меня на груди, и тогда я поднял ее на руки и отнес назад, в спальню. И вновь были волны призрачного света, и струи розового пламени текли меж разгоряченных страстью тел, и длилось это один долгий и нескончаемый миг...
      Потом я сидел на софе в позе "лотоса", а Ирина, свернувшись калачиком и положив голову на мои скрещенные ноги, снова рассказывала удивительные вещи о существе по имени Человек. А я снова слушал, как в первый раз, со смешанным чувством изумления и восхищения, медленно перебирая в пальцах ее черные тяжелые локоны, и хотел лишь одного - чтобы это никогда не кончалось!
      - Помнишь, я начала тебе рассказывать про матрешку?..
      - Конечно! Но у меня тогда едва не случилось припадка от избытка впечатлений...
      - Значит, слушай дальше...
      Она немного повозилась, устраиваясь поудобнее, и знакомый низкий бархатный голос поплыл по комнате, заполняя весь объем и проникая не только в уши, но буквально в каждую клеточку тела, заставляя их едва ощутимо вибрировать в ответ, впитывая информацию.
      - ... Третье тело человека еще более насыщено энергией. Это, так называемая, ментальная оболочка, наше сознание. Именно эта оболочка осуществляет контроль за получением, переработкой и усвоением обычным человеком информации из окружающей среды.
      - Почему ты говоришь "обычным"? - слово неприятно резануло слух. Разве есть еще какие-то "необычные"? Уж не экстрасенсы ли?
      - Погоди, спрячь свои коготки, - я почувствовал, что Ирина улыбается, и тут же пожалел о сказанном. - "Обычные" люди никакие не ущербные, как тебе показалось, а вполне нормальные и живущие полноценной жизнью, но только на уровне социума. Есть такая поговорка "все болезни от головы идут". И она абсолютно правильная! Болезнь - это универсальный механизм очистки организма от всевозможных "шлаков": химических, биологических, эмоциональных, информационных...
      - По-твоему, болеть получается выгодно?! - я в который раз был откровенно озадачен. - Зачем же тогда нужна вся наша медицина?!
      - Успокойся, - снова улыбнулась она и дотронулась до моей груди.
      Мгновенно по всему телу кругами разлилось приятное расслабляющее тепло, растворившее лишнее напряжение, и я уже знал, что это такое. Ирина активировала мою Анахату, чакру любви, спокойствия и равновесия.
      - Да, болезнь - это целесообразный процесс, - продолжала моя ласковая и строгая "учительница", - но лишь тогда, когда организм изначально находился в равновесии с Природой и самим собой. Так было на заре развития человечества. И так осталось бы, если б человек не свернул на путь технической цивилизации, постепенно подменяя заложенные Природой способности на механические костыли! - в голосе ее послышались взволнованные нотки, эта тема явно задевала в ней какие-то сокровенные мысли и переживания.
      - Я понял, милая, - настала моя очередь успокаивать, и я, наклонившись вперед, приобнял Ирину за плечи. - Ты ведь имела в виду колоссальные разрешающие возможности наших органов чувств? Глаз человека, например, может различать детали объекта размером менее одной сотой миллиметра и фиксировать на сетчатке отдельные кванты света, ухо способно воспринимать звук силой всего лишь в две сотых микродецибелла - именно такой "шум" производит бегущий по земле муравей...
      - Молодец! - Ирина благодарно потерлась носом о сгиб моего локтя. Так вот, техногенная цивилизация разрушила эту совершенную систему саморегуляции и самоочищения человека, в результате болезнь из блага превратилась во зло. Контроль за этим сложнейшим процессом оказался утерянным, и "машина пошла вразнос"! Вдобавок и сам социум, как энергоинформационный организм, сформировался неполноценным, с нарушенными положительными обратными связями и механизмами очистки...
      - Ясно! Ты имеешь в виду войны и всевозможные революции? - догадался я.
      - Умница, котик! - Ирина перевернулась на спину, потянулась, грациозно и в то же время безо всякого кокетства, и через пару секунд продолжала как ни в чем не бывало. - И вот ментальная оболочка человека оказалась без энергетической подпитки, которую должен был ей обеспечить социум через четвертую оболочку - Логос! Это, по сути, уже не индивидуальное тонкое тело, а часть единого энергоинформационного поля планеты. Именно при активизации Логоса, то есть в состоянии инсайта, люди получают как величайшие озарения, так и тяжелейшие заболевания сумасшествие, шизофрению...
      В это время я почувствовал, что голова моя буквально распухла от обилия новой информации, и взмолился:
      - Солнышко, похоже, у меня начинается "инсайт", давай продолжим завтра?
      - Конечно, милый, - с готовностью откликнулась она и протянула ко мне руки. - Иди сюда...
      - И все-таки, почему это с нами случилось? Ведь так не бывает, наверное? - я все же задал этот мучивший меня все время вопрос, хотя и не рассчитывал на ответ.
      - А что происходит с полюсами двух магнитов, или с двумя разными по заряду ионами, если они встречаются? - Ирина обвила руками меня за шею и прильнула ко мне всем телом, горячим, нежным, зовущим...
      - Ты моя недостающая половинка, - прошептал я, поддаваясь этому сладкому зову.
      - А ты - моя... - услышал я последнее и погрузился в знакомую, сверкающую и исходящую светом бездну счастливого спокойствия.
      А утром, когда я проснулся, Ирины уже не было. Из-за приоткрытой двери доносился запах свежесваренного кофе, а на груди моей лежал листок бумаги с написанным помадой словом "люблю" и тремя восклицательными знаками.
      Я втянул носом, сохранившийся на бумаге аромат ее новых, подаренных мною, духов, потом сделал стойку, и так, на руках, пошел в ванную приводить себя в рабочий вид. Пора было выходить на "тропу невидимой войны", а рабочий телефон Береста почему-то так и не отвечал, и я решил дождаться комиссара в самом вероятном месте, прямо в его кабинете.
      Глава 7.
      Николай объявился, когда я приканчивал шестую, предпоследнюю, бутылочку "Сибирских Афин" с вишневым ароматом из его холодильника. К этому моменту минералка уже пузырилась и в носу, и в ушах, грозно булькала в животе и готова была рвануть по запасному нижнему выходу, но я все еще не сдавался, надеясь на стойкость своего мочевого пузыря. Я просто опасался, что пока буду отсутствовать по нужде, Берест появится и снова исчезнет, и уж тогда мне его точно не догнать. Мои страдания были вознаграждены в самый критический момент: дверь распахнулась, и комиссар бомбой влетел в кабинет.
      Судя по его возмущенно-растрепанному виду, дела шли из рук вон плохо и в ближайшем будущем должны были пойти еще хуже в полном соответствии со знаменитым законом Паркинсона.
      - Ну, что у нас плохого? - приветствовал я Николая из его же кресла.
      - Догадайся с трех раз! - огрызнулся он в ответ и отобрал у меня недопитую минералку.
      - Трупы размножаются как амебы?
      - Провидец! - фыркнул Берест, не отрываясь от бутылки. - Нострадамус доморощенный!
      - Гимнастика ума, она, знаете ли, способствует...
      - Я тебе сейчас устрою добровольно-принудительную гимнастику, на тридцать суток! - рявкнул мой "очень дальний родственник" и швырнул пустую тару точно в мусорную корзину в углу кабинета. - За систематическое укрывательство важной для следствия информации!
      - Та я ж тильки трошечкы дило зробыты хотив, а ты на мэнэ як смок поганый вычурывся! - попытался отшутиться я, но не тут-то было.
      - Ты почему про "Наяды" умолчал, хохол недоделанный? - надвинулся на меня Николай, - Думал, не вычислю, откуда тебе информация капает?
      "Люська проболталась!" - понял я и, решив использовать лучший способ обороны, заорал в ответ:
      - Я - тоже!..
      - Хамишь?
      - Восстанавливаю справедливость. Так я прав насчет трупов?
      - Любишь свежанину?
      - Мужик джентльменского вида, лет сорок, высок, худощав, ездит на "Феррари" цвета белой ночи, номерной знак "н-335-оа, 70-ая зона"?
      - Точно! Только не сорок, а все восемьдесят, а то и сто, - Николай прищурился и будто воткнул мне в грудь твердый указательный палец. Колись, в "Наядах" видел?
      - Было дело...
      - С кем?
      - Рыжая бестия в голубом, с ногами от Кардена и бюстом малышки Мэрилин, анфас - от 25 до 50, как говаривал классик, - я не удержался и съехидничал: - А что, твой "источник" разве не накапал про внешность?
      - А в "Северной" была платиновая блондинка, но примерно тех же форм? - Берест пропустил мою шпильку мимо ушей, погружаясь в свой любимый процесс анализа и рассуждений.
      - С банкиром тоже уехала рыжая? - я решил плеснуть свою ложку дегтя.
      - В том-то и дело! Получается, их - двое?
      Одну ложку он не почувствовал.
      - Или трое. Кто был со спортсменом?
      - Руденко выясняет... Ты на что это намекаешь?
      Вторая "ложка", кажется, подействовала.
      - Банда маньячек наводит ужас на молодых мужчин в древнем сибирском городе, но на борьбу с ней выходит доблестный и неподкупный комиссар криминальной службы сотоварищи и, несмотря на опасности и прочие угрозы, выслеживает преступниц и безжалостно передает всех в руки правосудия! продекламировал я. - Можно позвонить в Голливуд?
      - Лучше своему адвокату, - плотоядно улыбнулся бравый комиссар.
      - Ладно, согласен на "Мосфильм"...
      - Короче, Склифосовский!
      - Никакая это не банда, а обычный грим!
      - Гениально! Я бы ни за что не догадался! - театрально возопил Николай, хватаясь за голову. - Эркюльчик ты мой драгоценный!
      - Попрошу меня не оскорблять!
      - Ладно, тогда Пронин...
      - Я вас прощаю, стажер!
      - Димыч, а ведь у грима тоже есть предел возможностей, - уже серьезно продолжил Берест.
      - Да, но насколько он широк?
      - Четыре-пять масок, если вычесть глобальные изменения прически и элементы микропластики глаз, губ и бровей.
      - Да, пожалуй, это было бы для нее слишком хлопотно, - поразмыслив, признал я. - Она - залетная?
      - Вряд ли, - Николай вытащил трубку и неторопливо принялся ее набивать. - Я, конечно, сделал запросы в сеть по аналогичным случаям, но интуиция подсказывает, что это пустышка. Главное - мотив!
      - И способ, - я тоже закурил. - Можно посоветоваться со специалистами.
      - Ты опять про свой вампиризм? - он подозрительно покосился в мою сторону. - Брось! Наверняка какая-то новая химия.
      - Давай, ты будешь искать свое, а я - свое. Кому-нибудь да повезет, предложил я миролюбиво.
      - Ладно. Итак, мотив: по-моему, месть?
      - По-моему, потребность...
      - Тебе вредно смотреть "Секретные материалы", - ухмыльнулся он. Слишком богатое воображение.
      - А тебе не мешало бы потренировать свое, - отпарировал я. - Кстати, сколько лет по паспорту последнему любителю "клубнички"?
      Комиссар уставился на меня, как на провокатора, потом полез в карман и вытащил свою знаменитую записную книжку в крокодиловом переплете, которую ему презентовали (помимо медали, конечно) лет шесть тому назад. Николай полистал ее, нашел свою пометку, прочитал и заметно изменился в лице, но отнюдь не в лучшую сторону. Он снова подозрительно посмотрел на мою безмятежно-наивную физиономию и по-отечески покачал седеющей головой.
      - И не стыдно так шутить над старым и глупым комиссаром?
      - Я ж не корысти ради, а токмо!.. Тридцать шесть?
      - Точно! - он обреченно вздохнул. - И что теперь?
      - А не знаю! - я обезоруживающе развел руками. - Это как "паззлики" детские складывать: все детали есть, а картинка не получается. Выяснили, кто он?
      - Элементарно. Дьячков Петр Константинович, мужчина в самом расцвете сил, разведен, последний вид деятельности - организация бюро эскорта и охотничьих туров на лосей, медведей и прочую большую живность.
      - А с Носом он пересекался?
      - Напрямую - нет, а опосредованно еще не выяснили.
      - И все-таки чует моя задница, что этих... пиявок двое! Иначе никак не получается, - я тряхнул головой, разгоняя рой пустых мыслей, и поднялся. - Ладно, давай на этом пока закончим?
      - Только больше никакой самодеятельности, - Николай погрозил мне трубкой.
      - Я чту уголовный кодекс! Привет Ольге!
      И в этот момент в кабинет ввалился взмыленный Ракитин собственной персоной. По случаю задавившей город жары наш лихой капитан, видимо, решил проигнорировать правила субординации и внутреннего устава службы, ибо явился на прием к начальству в промокшей вылинявшей футболке, спортивных брюках и сандалиях "на босу ногу", да еще и без стука. Но вид у него при этом был отнюдь не виноватый, а наоборот торжественный какой-то.
      - Да здравствует союз меча и орала! - радостно рявкнул Олег, чем привел нас с комиссаром в полное недоумение.
      По крайней мере, я не видел Ракитина таким счастливым с прошлой субботы, когда нам удалось, используя его служебное удостоверение, раздобыть канистру свежайшего пива прямо на территории завода-производителя.
      - Ты что, Олег Владимирович, перегрелся? - Берест смотрел на него исподлобья с выражением легкого раздражения, как на расшалившегося щенка-переростка.
      Очень уж наш бравый комиссар не любил этакой неряшливой безалаберности, причем не только на службе.
      - Извините, Николай Матвеевич, - мгновенно подтянулся и посерьезнел Ракитин. - Есть свежая информация к расследованию дела "о мумиях". Разрешите доложить?
      - Ты, Олег, будто вчера из учебки, - покачал головой Берест, - а я ведь тебя в пример ставлю, тому же Руденко.
      - А что, прекрасный пример, - решил я поддержать реноме Ракитина. Таких сыскарей как наш капитан днем с огнем не найти, и даже с фонариком.
      - По-моему, ты уже ушел? - повернулся ко мне Николай.
      - Тогда считай меня галлюцинацией и не обращай внимания, - миролюбиво предложил я и направился в угол кабинета, где возле раскрытого окна стояло обшарпанное кожаное кресло очень удобное для обзора.
      - Гражданин Котов, я вас больше не задерживаю! - зарычал Берест.
      - Можно, я останусь?
      - Сгинь!
      - А как же уговор? - я использовал последнюю возможность, хотя и не очень честную, зная, что Николай никогда не нарушает данного им слова.
      - Да пусть послушает, - вступился Олег, подмигивая мне за спиной комиссара, - все равно ему никто не поверит!
      - Ладно, выкладывай, что накопал, - сдался Берест и демонстративно отвернулся от меня к Ракитину.
      - Во-первых, от лейтенанта Руденко поступила информация, что выявить свидетелей встречи Долгового с предполагаемой преступницей не удалось. Единственное, что удалось выяснить, и то у сестры его жены, что гражданину футболисту накануне гибели, вечером, звонила какая-то женщина. Подробностей разговора бдительная свояченица не знает, а вот телефончик после звонка с аппарата списала, просто на всякий случай. Догадываетесь какой?.. - и Олег выжидательно посмотрел на нас обоих.
      Николай молча достал записную книжку и принялся тщательно ее перелистывать. Я тоже сообразил, о каком номере идет речь, и, поскольку память у меня на цифры оказалась не в пример лучше, чем у комиссара, тут же выдал результат:
      - "556-556. Всегда рада с вами встретиться! В любое время! Айрис."
      - В точку! - крякнул Ракитин.
      Берест захлопнул книжку и рявкнул, не оборачиваясь:
      - Еще раз услышу посторонние звуки, удалю источник!
      - Это вместо спасибо?
      - Это в знак благодарности! Заткнешься ты, наконец?
      - Молчу, как рыба об лед!
      У Николая от напряжения даже загривок посинел, но он взял себя в руки, а я (в который раз!) дал себе зарок следить за языком, иначе в один далеко не прекрасный день комиссар на самом деле решит привести угрозу в исполнение, и я лишусь своего главного достоинства, переходящего временами в недостаток.
      - Продолжим, господа? - Олег, как ни в чем не бывало, расстегнул свой "органайзер" и раскрыл на нужной ему записи. - Во-вторых, некто Марина Владиславовна Корсакова, двадцати четырех лет, не замужем, студентка заочного отделения юридического факультета Университета, входящая в число подозреваемых в качестве возможной соучастницы преступления, в настоящее время в городе отсутствует, что не соответствует информации, полученной от ее родственницы гражданки Крестовской Инессы Павловны. Последняя при опросе утверждала, что Корсакова в данное время сдает сессию и проживает у нее в квартире.
      Ракитин замолчал, взял со стола комиссара початую бутылку "Сибирских Афин", поискал глазами стакан, не нашел и отхлебнул прямо из горлышка.
      - Извините, Николай Матвеевич, с утра ничего не пил, горло пересохло, - он осторожно вернул бутылку на место. - Оперативная проверка установила, что Корсакова еще неделю назад уехала домой, в город Белово Сибирского округа, сдав последний экзамен экстерном. Отъезд подтвердили две ее подруги, провожавшие Корсакову на вокзале.
      - Ни фига себе! - вырвалось у меня, но Берест не обратил на реплику никакого внимания.
      - У тебя всё? - ровным голосом поинтересовался он у Ракитина.
      - Почти. По уточненным данным гистогенетической экспертизы труп Долгового Игоря Леонидовича имеет существенно более глубокие возрастные изменения в тканях по сравнению с остальными жертвами. Ребята из лаборатории говорят, мол, такое впечатление, что этот Долговой просто сгорел, хотя явных следов термического воздействия нет. Клетки, говорят, будто сварились изнутри. Точнее передать не могу, они пришлют нам завтра подробное заключение. Теперь всё.
      - Выводы? - снова невозмутимо спросил комиссар, доставая, впрочем, любимую трубку, что было первым признаком взволнованности.
      - Ну, с Корсаковой и ее тетушкой, по-моему, ясно. Графиня просто запамятовала, когда уехала племянница. А ее, студенточку, мы в Белово прихватим, там и допросим. Что-то подсказывает мне, что девочка тут ни при чем, - Олег даже пальцами прищелкнул для уверенности. - А вот результаты экспертизы натолкнули меня на весьма неприятный вывод: очень похоже, что убийц все-таки двое!
      - Вампиры размножаются? - Берест энергично набивал трубку, просыпая крошки табака на ковровое покрытие кабинета. - Котов, твоя работа? - он угрожающе повернулся наконец в мою сторону.