Татьяна стояла почти боком к двери у моего стола, слегка прислонясь к нему, курила длинную коричневую палочку "Данхилла", теребила знакомым жестом каплю янтаря на цепочке в ложбинке меж высоких грудей, едва прикрытых тонкой блестящей тканью темно-серого платья, и снисходительно улыбалась кому-то, находившемуся в другой половине комнаты.
      Признаться, я был и удивлен и обрадован одновременно. Удивлен внезапным появлением Татьяны, да еще на работе, да в столь поздний час! А обрадован... Я вспомнил, как по-дурацки мы расстались, как долго зарастала рана на сердце, и подумал, что может быть она тоже многое пережила и переосмыслила и теперь хочет попробовать помириться? В глубине души ведь я простил ее уже буквально на следующий день, хотя так до сих пор и не разобрался в своих чувствах. Любил ли я Татьяну?.. Скорее "нет", чем "да". И все же я нуждался в ней тогда, в ее остром уме, в ее беспощадной критике, в ее горячем теле. Как люди нуждаются в наркотике, попробовав однажды... Разве можно любить наркотик?.. Но вот оторваться от него очень трудно! И теперь ее появление, такое странное и неожиданное, всколыхнуло память, замутило воспоминаниями, ноющей болью отозвалось в застарелых рубцах.
      Кое-как справившись с нахлынувшим противоречивым состоянием, я уже протянул руку, чтобы открыть дверь, но в этот момент к Татьяне подошел тот, кто сидел, видимо, на месте Дона Теодора, и я вторично остолбенел: это был я сам! То есть, конечно, не я, а мой двойник-психом, в который раз за один день вернувшийся из небытия. Он подошел, по-хозяйски взял Татьяну за плечи и вдруг повалил на стол, сбросив на пол органайзер и какие-то бумаги. Женщина явно не ожидала такого поворота, потому что, выронив сигарету, вскрикнула и испуганно забилась под сильными мужскими руками. И этот-то крик вывел меня из ступора и разом отмел все сомнения. В тот момент, когда лже-Котов попытался задрать подол Татьяниного платья, удерживая ее за плечи одной рукой, я ворвался в комнату и прыгнул прямо с порога, целясь двойнику ногой под ребра. Все-таки он был нечеловек, то есть не совсем я, потому что ему не хватило реакции парировать мой удар. Нога моя впечаталась точно в область печени, раздался глубокий чмокающий звук, психом отлетел к стене, ударился о нее всем телом и, на глазах теряя человеческие очертания, мерзким студнем пополз на пол. Как завороженный я смотрел на быстро истаивающие серо-синие куски, только что похожие на живую плоть, и отчаянно боролся с приступом тошноты.
      Но к реальности меня вернул вовсе не голос Татьяны.
      - Поздравляю, Идущий! - резко и насмешливо раздалось над ухом. - Ты справился с матрикатом просто великолепно!
      Я мгновенно обернулся и отскочил от стола. Вместо Татьяны на нем сидела, бесцеремонно и недобро разглядывая меня, Надия Саликбекова собственной персоной! Я инстинктивно напрягся, ожидая какого-нибудь выпада или другого действия с ее стороны, хотя и понимал где-то внутри, что вряд ли справлюсь с этой бестией голыми руками, раз уж даже "зубр" оказался бессильным лишить жизни такое чудовище. Однако, мадхъя и не подумала атаковать меня. Вместо этого она спокойно встала со стола, оправила чисто женским движением платье, отчего грудь под ним, похоже никогда не знавшая лифа, призывно колыхнулась. Надия перехватила мой непроизвольный взгляд, улыбнулась и потянулась всем телом, подняв руки вверх, отчего и без того короткое платье задралось еще выше, почти полностью обнажив длинные стройные ноги и часть темного треугольничка между ними.
      - Не напрягайся так, Идущий! - мурлыкнуло это смертельно опасное и обольстительное создание. - Ты сейчас мне не нужен. Встретимся в другой раз, тогда и поговорим!
      И она исчезла. Мгновенно и безо всяких спецэффектов, точно так же, как и Золотарев во время нашего последнего с ним разговора. Только пару минут спустя, когда я понял, что смерть и на сей раз почему-то прошла мимо, меня начала бить крупная дрожь, и лишь полстакана коньяку выпитые из личного неприкосновенного запаса кое-как успокоили разгулявшиеся нервы, но заснул я все равно очень не скоро, прикорнув прямо в кресле возле чайного столика и не выключив свет.
      Глава 7.
      Наутро ровно в десять часов я нажал кнопку звонка в квартире Андрея Венедиктовича Золотарева со смешанным чувством надежды и отчаяния. Подспудно во мне зрела уверенность, что все это напрасно, что магу глубоко наплевать на то, кто и как буквально вытрясает из людей души, выворачивает их наизнанку, заставляя совершать дикие и страшные поступки, вплоть до убийства самих себя! Еще три месяца назад Золотарев ясно дал мне понять, что его мало волнуют проблемы человечества в целом, лишь отдельные интересные особи, вроде меня, привлекали ненадолго к себе его внимание, и то наверное потому, что потенциально, в будущем, смогли бы составить для мага определенные неудобства в реализации собственных планов.
      И все же где-то на краю сознания теплилась испуганным огоньком крохотная надежда, что для меня Золотарев сделает исключение, и если не поможет, то хотя бы подскажет как выкрутиться из такого, в общем-то безвыходного положения, или, в конце концов, просто ответит на некоторые важные для меня вопросы.
      Однако, сколько я ни нажимал на кнопку, явственно слыша соловьиные переливы сигнала за дверью, она так и не открылась. Уже понимая, что меня провели как мальчишку, я в досаде стукнул ладонью по мягкой обивке, и отскочил в полном изумлении от бесшумно распахнувшегося темного проема. Подождав с полминуты для приличия и не уловив в глубине квартиры ни малейшего признака движения, я любимым "кошачьим" шагом вошел в сумрак прихожей и осторожно прикрыл дверь за собой.
      Оказавшись в темноте, я непроизвольно напряг все свои органы чувств, стараясь не пропустить ни единого шороха, лучика света или какого-нибудь подозрительного запаха. "Ветер смерти" волнами накатывался из тонувшего во мраке коридора, ледяной сквозняк в затылке буквально замораживал мозг, вдобавок появилось неприятное чувство давления на сознание, словно кто-то или что-то пыталось подчинить, растворить мое "я", рассеять его на мельчайшие частички и поглотить их по одной, как гигантский кит пожирает невидимый простым глазом планктон. И я опять же инстинктивно воспротивился этому ужасному процессу, сжался в твердый комок, как бы отгораживаясь глухой стеной от непонятного и невидимого врага, а потом, неожиданно для самого себя, но, видимо, повинуясь каким-то еще более древним и мощным силам, дремавшим доселе в глубинах памяти, я нанес изо всех сил мысленно! - один удар навстречу этой непонятной, сдавливавшей меня силе, и в тот же миг она исчезла! Точнее, как будто отступила, удивленная моим сопротивлением.
      И тогда я услышал знакомый голос:
      - Идите сюда, в зал, Дмитрий Алексеевич!
      Над моей головой на потолке вспыхнул неяркий голубоватый круг света, запульсировал и медленно поплыл впереди, освещая путь, но как-то странно, в виде поперечного сектора коридора не больше метра шириной. Помедлив несколько секунд, я все же решился двинуться за ним и вскоре оказался перед знакомой двустворчатой "дверью в Иновременье", как я окрестил ее в прошлое посещение. Но тогда хозяин встречал меня у входа, и в зале горели по углам загадочные бездымные светильники, похожие на факелы, с живым огнем. А теперь, толкнув створки, я оказался в совершенно другом помещении без струящихся туманных стен, без странного ковра с бездонной воронкой узора посередине, с низким сводчатым потолком, с которого местами свисали какие-то нити, обрывки паутины и даже, по-моему, самые настоящие сталактиты! Слева у стены, казалось сложенной из ноздреватого кроваво-черного камня, находилось необычное ложе, похоже, просто висевшее в воздухе без каких-либо видимых опор, на котором лежал страшно древний старик, завернутый в светлую ткань наподобие римской тоги. Одного взгляда даже неискушенного в медицине человека было бы достаточно, чтобы понять: этот человек - не жилец на свете! Сморщенная кожа, заострившийся нос и скулы, оскал зубов из-под ссохшихся губ, тонкие руки с гипертрофированными суставами, перевитые темными жилами вен, и в то же время от старика, в котором уже невозможно было узнать цветущего и самоуверенного мага и целителя Андрея Венедиктовича Золотарева, исходила некая могучая и непреклонная сила, едва ли не зримо заполнившая все помещение плотным, труднопреодолимым нечто.
      Осторожно ступая по зыбкому щербатому полу, я приблизился к ложу и встретился с пронзительным и жестким взглядом старика.
      - А вы молодец, Дмитрий Алексеевич! - прозвучало прямо в моей голове, и я при этом нисколько не удивился, будто всегда владел телепатией. Быстро учитесь! Ирина Владимировна в вас не ошиблась: вы действительно Идущий.
      - Как это понимать, Андрей Венедиктович? - по привычке я заговорил вслух. - И что с вами произошло?!
      - Идущий, это человек, вышедший на путь Знания и сделавший по нему самый первый, но очень важный шаг: он поверил в Знание! - Золотарев чуть повернул голову в мою сторону. - Ну, а со мной случилось то, что должно было случиться. Рано или поздно к сильному магу приходит еще более сильный и, главное, более способный маг и забирает себе его Знание, а заодно и жизнь. Ибо без Знания жизнь магу тоже ни к чему.
      - Надия Саликбекова? - спросил я его уже мысленно.
      - Вот видите, Дмитрий Алексеевич, вы и так все прекрасно знаете и очень быстро учитесь! - усмехнулся он одними глазами. - Но мадхъя - это еще не маг. Это зародыш. Ему не хватает Знаний, а доступа к ним он не имеет...
      - Поэтому она меня и не убила до сих пор! - догадался я.
      - Правильно... Вы все понимаете...
      - Я не справлюсь с ней без вашей помощи, Андрей Венедиктович, тоскливо произнес я вслух. - Вы же знаете как ее одолеть? И что делать с двойниками, психомами, как их назвал ваш тезка, профессор Вольский?
      - Профессор оказался прав только наполовину. Его группа действительно вышла на новый уровень понимания энергоинформационных взаимодействий в живой и неживой природе. Но теперь этот путь закрыт, потому что черный мадхъя, Надия, не заинтересован в положительных аспектах его применения, ему нужен абсолютный контроль над биологическими процессами, чтобы через него получить власть над процессами социальными и подчинить своей воле весь социум. Это, по сути, сверхзадача для любого черного мадхъя.
      Золотарев помолчал, словно собираясь с силами, потом снова в моей голове зазвучал его ровный и бесстрастный голос, но, показалось, немного ослабевший.
      - Вы опять правы, Дмитрий Алексеевич, я теряю последние крохи своей Чи. Мадхъя замкнул "накоротко" мою энергосистему через Муладхару, корневую чакру, и теперь жизненная сила буквально утекает из моего тела в землю.
      - То есть происходит как бы "схлопывание" более энергоемких оболочек в последнюю, самую малую, телесную? - вспомнил я рассказ Ирины о матрешке.
      - Именно так, но сейчас речь не об этом, - умирающий маг вновь слегка пошевелился, и от этого слабого движения вдруг дрогнули и качнулись стены и потолок зала, а по полу пробежала волна ряби, отозвавшись у меня в ногах покалыванием и щекотанием. - Подойдите ближе, Дмитрий Алексеевич, и положите мне свои ладони на лоб и на область желудка.
      Я немедленно выполнил требование, понимая, что сейчас должно произойти нечто важное, и не только для меня одного. "Аджна и Манипура, подсказало сознание. - Центры накопления Небесной и Земной энергий..."
      - Я хочу включить ваши чакры, - продолжал объяснять Золотарев, чтобы дать вам возможность использовать накопленные организмом запасы энергии для защиты от нападений мадхъя. Но имейте в виду, как только Надия поймет, что вы сделали второй шаг по пути Знания, то есть научились получать информацию из эйдоса, она тут же постарается уничтожить вас!
      - Минутку, Андрей Венедиктович, - взмолился я, - пока мы еще не начали, скажите все-таки, что делать с двойниками? Есть ли способ избавиться от них? И что же такое эти странные куклы?
      - Что делать, вы и сами поймете, - в голосе мага появились нотки нетерпения, и я понял, что веду себя сейчас как школяр-второгодник, который просит учителя рассказать ему таблицу умножения. - А куклы ваши... Это обычные матрикаты, энергетические копии первого, физического тела человека. Раньше некоторые колдуны и даже маги использовали их для своих экспериментов по магическому оперированию над процессами материального мира, а также для подчинения личности другого человека, с которого изготовлялся матрикат. Но мы с вами теряем попусту время, а мое уже почти закончилось...
      - Извините, магистр! - я склонил перед ним голову, закрыл глаза и постарался сосредоточиться на своих чакрах, как учила меня Ирина.
      Тренировки не прошли даром: не прошло и десятка секунд, как перед внутренним взором из струящейся темноты выплыли семь звезд чистых радужных тонов и стали медленно вращаться вокруг невидимой оси, формируя сложную пространственную фигуру, похожую на яйцо и веретено одновременно.
      - Прекрасно, - долетел откуда-то издалека бестелесный голос, - теперь расслабьтесь и ничего не бойтесь...
      Сначала я почувствовал тепло в ладонях, которое спустя мгновения потекло по рукам к телу, влилось в него, и вдруг перед моим внутренним взором вокруг радужного хоровода Древа Чакр возникли две змеистые ленты чистейшего ультрамаринового и солнечного цветов, сплелись в сложном танце и тут же втянулись каждая в свою звезду. Словно в ответ все Древо вспыхнуло на краткий миг нестерпимо ярким светом и разлилось по телу лучистой теплотой, заполняя живительной силой каждую клеточку, каждый нерв.
      А в следующий момент я осознал, что маг умер. Я открыл глаза и снова встретился с его взглядом, но уже потухшим и равнодушным ко всему окружающему. Я не посмел закрыть ему веки, просто повернулся и, не оглядываясь, вышел из квартиры.
      И тут же, словно проснувшись, залопотал мой мобильник.
      - Котов, так тебя растак, ты куда пропал?! - рявкнул, показалось, на весь подъезд, Берест.
      - Коля, пожалей связки, я сейчас приеду к тебе и все расскажу, спокойно ответил я и выключил телефон.
      В кабинете комиссара, кроме него самого сердито вышагивающего во всех возможных направлениях и дымившего как допотопный паровоз, на стуле для посетителей сидел унылый и какой-то потерянный профессор Вольский и вертел в руках зажигалку.
      - Наконец-то! - возмущенно выдохнул вместе с дымом Берест, останавливаясь посреди кабинета и подозрительно оглядывая мою помятую фигуру. - И г-где же ты шлялся, мин херц?! Почему я д-должен отмазывать тебя от т-твоего же начальства? В-ваш Разумовский мне в-весь телефон оборвал!
      - Золотарева навещал, - проворчал я, усаживаясь на соседний стул напротив Вольского и доставая сигареты.
      - И что же он т-тебе ценного сказал? Неужели как п-психомов одолеть? - прищурился Берест, немного успокоившись.
      - Как их одолеть, я и так теперь знаю, - заявил я, прикурил и в свою очередь посмотрел на опешившего Николая. - А вот что нам может по этому поводу сообщить господин ученый?
      - Не знаю, господа, честное слово, не понимаю, почему психомы не рассеиваются! - Вольский заерзал на стуле под моим взглядом, и тогда я попробовал мысленно щелкнуть его по носу, просто так, для проверки.
      Профессор шарахнулся от меня так, что едва не свалился на пол, дико посмотрел на мою невозмутимую физиономию и неуверенно продолжил:
      - Могу лишь предположить, что некоторые из них успели приобрести достаточную самостоятельность, чтобы принимать не свойственные матрице решения...
      - Другими словами, они стали личностями?! - резко закончил за него Берест. - Да или нет?
      - Д-да... То есть нет, но... не знаю. Да поймите же вы, - Вольский вдруг сорвался на фальцет: видимо, спор до моего появления у них шел горячий, - это же грандиознейшее открытие! Новая эра в психиатрии и психологии! Я не говорю уже о морально-этических дивидендах...
      - И не говорите! - разозлившись вдруг, оборвал его я. - Объясните лучше, Франкенштейн вы наш, откуда, по-вашему, мог взяться, к примеру, мой психом возле Института, если на ваших глазах он третьего дня разбился на моей машине? Ведь с ваших слов, психомы не восстанавливаются?
      - Видите ли, - Вольский снова сник и попытался заискивающе улыбнуться, - теоретически существует вероятность, хотя мы и не располагаем достаточной информацией о субмолекулярной конвергенции квазистабильных структур, и если принять во внимание усиление биполярной ориентации под влиянием модулированного психоэмоционального потока...
      Я отвернулся к окну - безнадежно! Словоизвержение продолжалось еще минуту или две, а профессор все больше погружался в дебри псевдонаучной терминологии. Мне стало ясно, что помощи от него ждать не приходится, и я решил даже не посвящать Вольского в новое знание о природе двойников, чтобы не подвергать излишней опасности этого в общем-то неглупого, но совершенно лишенного дара инсайта человека.
      А мне-то как раз нужен был именно такой! Иначе шансов справиться с Надией не было почти никаких. Необходимо было срочно найти человека, сильного прежде всего духовно, а не физически. Я надеялся, соединив временно две мощных и энергоемких ауры, неожиданным психокинетическим ударом отсечь канал подпитки черного мадхъя от эйдоса. А "живцом" для мага должен был послужить я сам, раскрывшись перед ним в последний момент. Именно в этом заключался шанс, подсказанный мне Золотаревым во время сеанса "включения" чакр. Но времени на его реализацию оставалось все меньше, а мадхъя (я теперь чувствовал ее "движение" на уровне колебаний физических полей) уже начала искать меня, решив, видимо, больше не рисковать и разделаться с возможным противником.
      От мрачных предчувствий меня отвлек резкий сигнал "горячей линии" на столе комиссара. К тому времени Вольский уже выдохся и лишь невнятно бормотал что-то себе под нос. Николай подошел к столу и утопил кнопку:
      - Берест на связи. Что случилось?
      - Господин комиссар! - захрипел динамик. - Докладывает дежурный по управлению майор Костюков. Две минуты назад патруль-16 сообщил, что видел в городском парке капитана Ракитина, вооруженного автоматом и с каким-то чемоданчиком.
      - Спасибо, майор. Передайте: всем ближайшим патрулям следовать в парк. Я еду туда!
      Николай посмотрел на меня, на Вольского, сунул трубку в карман и включил селектор:
      - Свободную машину к подъезду, быстро!
      - Что-то с Олегом, Коля?! - напряженный и испуганный женский голос раздался неожиданно.
      Алена Ракитина решительно прошла к столу и встала перед комиссаром, загораживая ему дорогу. Мы и не заметили, как она оказалась в кабинете.
      - Почему автомат, Дима? Да не молчите же вы!..
      - Спокойно, Аля, еще не вечер! - Берест сумел справиться с растерянностью и покровительственно потрепал ее по щеке. - Просто твой Ланселот, как всегда, рвется отвернуть башку дракону, не посоветовавшись с рыцарями Круглого Стола.
      - Ой, ребята, вы же его знаете! - Алена в отчаянии стиснула руки перед грудью. - Ради Бога, остановите его!
      - И меч отберем, и задницу надерем, и в угол поставим! - я постарался улыбнуться ей как можно естественнее, хотя внутри будто затаилась испуганная рысь, вцепившись всеми четырьмя лапами в мои бедные кишки.
      Ничего хорошего из затеи с автоматом получиться не могло, и Николаю, видимо, пришла в голову та же мысль, потому что всю недолгую дорогу до парка он выжимал из потрепанной служебной "Ауди" последние соки. Если я прав, то Олег принял вполне определенное решение. Но почему?!.. Или он раньше нас узнал правду про своего двойника? Но от кого?.. И почему ни разу не обмолвился об этом? И отказался проверять мой второй сон?.. Значит, уже тогда догадывался?..
      Я почувствовал, что голова начинает распухать от вопросов, и, с усилием встряхнувшись, повернулся к притихшему на заднем сиденье Вольскому.
      - Слушайте, господин ученый, как по-вашему, что должно произойти с психомом в случае гибели матрицы?
      - По нашим данным, - с готовностью, граничащей с подобострастием, отозвался тот, - они должны очень быстро распадаться, поскольку исчезает их психоэмоциональная подпитка.
      - К чему ты клонишь? - покосился на меня Николай.
      - Просто опасаюсь, как бы наш Ланселот не выбрал самый радикальный способ рассеивания...
      - Типун тебе!.. - цыкнул Берест. - Ладно, сейчас разберемся, что он там навыдумывал!
      Но мы ничего не успели предпринять. Едва мы подъехали, подскочил сержант Бульба и доложил, что капитан Ракитин засел на летней танцевальной площадке, предупредил через мегафон, чтобы никто не приближался к нему ближе пятидесяти метров и дал сторожкую очередь в воздух.
      Берест тихо выругался, а у меня заныло в животе. На Алену мы старались не смотреть и полезли сквозь кусты вглубь парка за сержантом. И в этот момент с той стороны сухо и яростно ударил "Калашников" длинной, в полмагазина очередью. А через несколько секунд ахнуло так, что мы как по команде ничком рухнули в прелую листву, зажимая уши.
      А потом наступила тишина, полная и какая-то неестественная.
      Сержант сидел, привалившись к отсыревшему стволу клена и мотал головой как китайский болванчик. Николай пытался встать, хватаясь за мертвые "руки" кустов, но ноги почему-то его не слушались, и ботинки упрямо скользили по жухлой траве. Что до меня, то я посчитал положение наших пращуров самым устойчивым и так, на четвереньках, не без успеха добрался до ближайшей скамейки. Через минуту ко мне присоединились Берест и Бульба. Мы, не сговариваясь, посмотрели в сторону танцплощадки, вернее, что от нее осталось. Там, над клочьями вездесущего тумана, медленно расплывалась грязно-желтая "колбаса" дыма.
      - Килограммов пять, - с каким-то удивлением пробормотал сержант. Зачем?!..
      Ему никто не ответил. Мимо нас пробежало несколько человек из спецотдела, а следом - светлая, полуразмытая фигурка.
      - Алена! - метнулся к ней с неожиданной энергией Николай. - Не ходи! Не надо... - и он крепко обхватил бившуюся молчаливой птицей женщину.
      Бульба, покряхтывая, поднялся и тоже направился в сторону взрыва. Алена уже затихла и позволила усадить себя на скамейку. Ни на один вопрос не реагировала, лицо - гипсовая маска, глаза - сухие и пустые.
      Мне вдруг стало невыносимо тошно и стыдно. Ощущение страшной вины пополам со вселенской злостью на все происходящее, бессилие и, где-то на самом краешке сознания, чувство гигантской ответственности за происшедшее и еще могущее произойти.
      Почему?.. Кто же я все-таки?.. Откуда я знаю, что это?!.. Зачем мне это знание?!..
      Состояние, охватившее меня, показалось сродни ясновидению или наоборот - сну. Я одновременно находился в городском парке и в каком-то очень знакомом, но не определяемом помещении. Я одинаково расплывчато видел детали предметов "тут" и "там", я жил в двух местах (или телах?!) сразу.
      Сознание как бы разделилось на две половины - темную и светлую, и этой-то, последней с каждой секундой становилось все меньше и меньше. Ужас, темный и необъятный, затапливал меня изнутри как паводок ранней весной заливные луга. Стало до боли в мышцах страшно, но какая-то малая часть моего существа еще сохраняла остатки здравомыслия и разбудила дремавшее во мне новое Знание. Я понял, что мадхъя все-таки нашла меня, и теперь все зависит от того, выдержу ли я или сломаюсь под чудовищным напором чужой и враждебной воли. Какие тут, к черту, планы, ловушки?!.. Да и не могло быть никаких планов. Могучий маг Золотарев ошибся, поплатился жизнью, но таки не понял своего просчета. И я тоже чуть было не повторил его путь, а решение оказалось совсем не там, где мы искали.
      И как только новое Знание заполнило сознание, я рванулся из этой мрачной, бездонной воронки, куда старалась затянуть мое "я" черная воля Надии, я отчаянно боролся за каждую клетку своего мозга, за каждый сантиметр нервов, звеневших альтовыми струнами. Не хватало воздуха, чудовищный холод глодал тело и мозг и, как далекое эхо, шепот ниоткуда: "Да к черту все! Ради чего биться?.. Черное или белое, звезда или крест тебе-то что? Жить будешь - и неплохо, если не трепыхаться! Это же так приятно: не думать, не бороться, не жалеть, не любить, только покой и наслаждение жизнью... Только покой..." Казалось, свет угас совсем, но я упорно продолжал барахтаться, хватаясь за светлые островки Знания, медленно и постепенно заполнявшие темное пространство пустоты и забвения...
      И вдруг все кончилось.
      Я снова сидел на стылой ободранной скамейке в парке, и пот лил с меня ручьями, и первое, что я увидел, были испуганно-озабоченные, огромные глаза Алены:
      - Дима, что случилось?! Тебе плохо?!
      - Все в порядке, Аленушка, - мне удалось растянуть в подобие улыбки ссохшиеся губы. - Теперь уже, кажется, все.
      - Что ты имеешь в виду? - Николай, снова подтянутый и настороженный, сел рядом.
      - Я... Кажется, я только что нашел тот самый радикальный способ, Коля!
      В словах моих не было убежденности, но Берест - я видел - поверил мне сразу и до конца.
      - Я так и подумал, - серьезно кивнул он. - Я был уверен, что у тебя получится... Должно получиться! Жаль, что Олег не понял...
      В этот момент перед нами вырос, улыбающийся во весь рот, мокрый и грязный сержант, вытянулся перед Берестом по стойке "смирно" и пробасил:
      - Господин комиссар, разрешите доложить! Капитан Ракитин жив, но без сознания. Контузия.
      - Дуракам везет, - облегченно выдохнул я и обернулся к Алене, но ее уже рядом не было.
      - Как ему удалось? - Николай тоже не смог сдержать улыбки.
      - Так капитан, оказывается, площадку заминировал! - Бульба восхищенно покрутил головой. - А уж чем приманивал этих тварей, ума не приложу!
      - И не напрягайся, Степа, тебе вредно, - не удержался я, хлопая его по необъятной спине.
      - Поехали, сержант, - кивнул растерявшемуся Бульбе Берест и направился к машинам.
      Сзади хрустнула ветка, и я непроизвольно дернулся. Меня вдруг начало трясти: запоздалая реакция на стресс. Вольский осторожно присел на край скамейки и покосился на меня.
      - Дмитрий Алексеевич, я тут думал... есть, по-моему, один способ... но все зависит от человека, - он коротко вздохнул. - Видите ли, я полагаю, что психом по сути всего лишь часть целого, вырвавшаяся из-под контроля. И если человек окажется достаточно цельной, сильной личностью, то он, в принципе, может снова взять, так сказать, верх... растворить это в себе, не дать ему стать самостоятельным. А все эти дезинтеграции, рассеивания... Только сам. Да, по-моему...
      - Спасибо, Антон Аркадьевич, - я снова попытался улыбнуться, потом достал сигарету, но прикурить не смог, пальцы ломали спички. - Я только что использовал этот способ. Кажется...
      - Да?.. Конечно, у вас должно было получиться, - Вольский отрешенно поковырял носком ботинка прилипшие к асфальту дорожки кленовые листья. - А вот у меня, боюсь...
      - Должно получиться, - я встал. - Только сам, без чьей-либо помощи, ибо это - личное дело каждого человека, и никакие маги, Камеры Жизни и прочая дребедень не смогут ему помочь или помешать, если он примет решение. Но только сам!
      - Да-да, вы, наверное, правы, - профессор тоже поднялся. - Что ж, я попробую!
      Мы продрались сквозь кусты к машинам, и добряк Бульба, явно поджидавший нас, предложил воспользоваться одной из служебных "Ауди", чтобы добраться до дома. Я вырулил на шоссе, включил противотуманные фары и, наконец-то, закурил. Вольский сидел рядом, уставившись невидящим взглядом в летящие навстречу сгустки мерзкой сырости, что-то бормотал под нос, но я не понял ни слова. По мере спуска в долину, к реке, туман будто плотнел и наглел, и скоро чувство пространства отказалось мне служить: машину вела теперь исключительно моя интуиция. Чтобы хоть чем-нибудь занять гудевшую от напряжения голову, я включил рацию. Некоторое время из динамика неслись только шорохи и трески, и вдруг:
      - Внимание! Патрульная-14, ответь первому! - голос Николая лязгал металлом. - Котов, ты меня слышишь?
      - Да, комиссар, - я попытался сглотнуть, но слюна куда-то исчезла. Как ты...
      - Неважно. Слушай, только что сообщили: пожар в дачном городке "Апрель". Подъедешь?
      - Зачем? - мне вдруг стало безразлично и пусто. - Сгорела дача Гурвича, вместе с хозяином. Так?..
      - Откуда ты...
      - Не бери в голову, Коля. Просто Феликс Абрамович придумал еще один "радикальный" способ, только, к сожалению, не тот...
      С минуту рация молчала.
      - Что ты предлагаешь? - наконец хрипло спросил Берест.
      - Надеюсь, ты уже понял, что гоняться за Саликбековой бессмысленно и даже опасно? Я думаю, необходимо как можно быстрее выявить всех... пострадавших от нее и толково объяснить, что и как надо делать. Я имею в виду способ... ликвидации последствий этого дикого эксперимента. А растолкует им все профессор Вольский, мне кажется, что слово ученого прозвучит более веско, чем какого-то сомнительного журналиста.
      - Годится. Вези его ко мне, - и комиссар отключился.
      Я посмотрел на съежившегося ученого: несомненно он слышал весь разговор.
      - Вот ваш шанс, Антон Аркадьевич. Вы поняли, что от вас требуется?
      - Да-да, конечно, я п-понимаю... - зубы его отбивали чечетку. - Но... я не с-смогу. Извините...
      - К черту! - я вдавил тормоз до отказа, машину занесло. - Мне надоело вас уговаривать, господин Вольский!
      - Вы не понимаете... - снова забубнил он, но я уже не слушал, развернул машину и врубил третью скорость.
      В управлении было необычно много народу - и служивых, и горожан. Я протащил Вольского сквозь толпу в кабинет Николая и захлопнул дверь. Берест, бледный и злой, набычившись, сидел за столом.
      - Комиссар, - во мне шевельнулось нехорошее предчувствие, - что у вас за столпотворение?
      - Они пришли сами, - я не узнал голоса Николая, - и продолжают прибывать. Это похоже на массовый психоз. Или эпидемию. Они все утверждают, что имеют двойников!
      - Но это же здорово! Теперь не надо...
      - Это не только те люди! - Берест вперил тяжелый взгляд в профессора, ставшего похожим на тряпичную куклу. - Их гораздо больше!
      - Что ты хочешь сказать? - предчувствия превратились в уверенность, и я похолодел - Черт побери, неужели мадхъя удалось запустить реакцию распада?!..