- Конечно я заинтересовался! - заметно оживился вдруг Гурвич, вытащил новую папиросу и принялся постукивать ею по коробке. - Я даже взял ее в руки и, вы не поверите, господа, мне показалось, что она теплая! К тому же довольно тяжелая для своих размеров. Вы не в курсе, из чего сейчас делают куклы?
      Мы с Ракитиным и Берестом переглянулись, и по молчаливому соглашению продолжил допрос Олег.
      - Феликс Абрамович, а вы не пытались выяснить, откуда она у госпожи Закревской?
      - Нет! - как-то странно дернулся тот и поспешно начал прикуривать папиросу. - То есть я собирался это сделать, но потом решил сначала принять душ и... - он запнулся на полуслове, еще больше сжался и даже снова побледнел, видимо, вспомнив дальнейшие события.
      - Что с вами, Феликс Абрамович? - заметил его состояние и Берест. Вам плохо?
      - Н-нет, все в порядке. Теперь, - Гурвич уже справился с собой, глубоко затянулся и продолжал: - В общем, я думаю, это меня и спасло! Когда я минут через десять вышел из душа, то вдруг услышал стоны и хрипы, доносившиеся из гостиной, а потом и увидел... - он снова замолчал и сделал две-три затяжки. - Нет, господа, этого лучше не видеть! Там, в гостиной, на ковре Анна боролась с... сама с собой! Ну, то есть на Анну нападала женщина, как две капли воды похожая на нее! Копия!.. Я,.. я ничего не успел предпринять! Я был ошарашен и растерян! Я,.. я не знал, кому из них надо помогать!
      - И никто из них не кричал и не звал на помощь? - уточнил Ракитин.
      - В том-то и дело, что нет! - Гурвич в отчаянии сжал кулаки, позабыв про папиросу, и не заметил, что раздавил мундштук. - Одна из них ударила другую большим подсвечником, канделябром, по голове, и та, другая, упала на ковер, обливаясь кровью. Я не выдержал и вскрикнул. Тогда первая, я не знаю, была ли это Анна, обернулась и, улыбаясь, молча пошла на меня! Я отступил в коридор, и тут получил сильнейший удар сзади по голове!
      - Значит, в квартире находился кто-то еще! - констатировал верный своему логическому кредо Берест.
      - М-да, - хмыкнул Ракитин, - получается, что был. Но ведь мы у Закревской каждый сантиметр обнюхали! Никаких следов чужого присутствия!
      - И тем не менее! - Николай как всегда был неумолим. - И что же было потом, господин Гурвич?
      - Когда я очнулся, то в квартире, кроме мертвой Анны никого не было, - уже как-то нехотя продолжал тот. - Голова моя буквально раскалывалась от боли, но крови я не обнаружил, только шишка изрядная. А дальше... Я подумал, что в убийстве заподозрят меня, и поэтому решил...
      - ...смыться! - снова не удержался я от комментария. - А проще говоря, струсил и бросил истекающую кровью женщину, с которой только что провел чудесную ночь! Идеальный поступок народного избранника!
      - Господин Котов, по-моему, вы забываетесь! - лязгнул начальственным тоном Берест.
      - Молчу, - буркнул я, встал и отошел к окну, доставая сигареты.
      - У вас все, господин Гурвич? - сухо поинтересовался комиссар.
      - В том-то и дело, что на этом мои несчастья не кончились, окончательно стух наш банкир. - Когда я вернулся домой, то меня не пустил на порог мой собственный начальник охраны?!
      - То есть? - Ракитин сделал профессиональную стойку. - Что значит "не пустил"?
      - Буквально! - развел руками Гурвич. - У меня же на входе система видеоконтроля, и вот мой Виктор Иванович, которого я знаю уже не первый год, опытный телохранитель, заявляет мне через громкую связь, чтобы я убирался куда подальше, будто я какой-то бомж! А когда я попытался урезонить его, мол, иди проспись Иваныч, наверное перебрал вчера, пока меня не было, он послал меня по матери и другим адресам и пригрозил, что если не уйду сам, то он выйдет и мне поможет, потому как его хозяин давно вернулся и спит!
      И банкир уставился на нас ошалелыми глазами. Мы, признаться, верно выглядели не лучше. Во всяком случае, челюсти отвалились одновременно у всех троих. Первым опомнился Ракитин, как истинный опер.
      - Что же вы предприняли?
      - Я здорово испугался, растерялся окончательно! - Гурвич говорил теперь каким-то заискивающим тоном, от прежней вальяжности не осталось и следа. - Согласитесь, для одного дня это уже было слишком! Я чувствовал, что здесь что-то не так: или меня кто-то очень умело пытается вывести из совершенно непонятной мне игры, или я не понимаю чего-то совсем очевидного. Короче, я от отчаяния и страха сначала поехал на дачу. Там мне стало совсем плохо, показалось, что кто-то следит за домом, и я решил приехать к вам.
      - Мудрое решение, - кивнул Берест. - Здесь вам действительно ничего не угрожает, а вот насчет чести и достоинства...
      - Дмитрий Алексеевич, расскажите-ка господину Гурвичу про вчерашние свои приключения в "Орионе", - предложил вдруг Ракитин, незаметно подмигивая мне. - Да и нам, сыскарям, не грех будет еще раз послушать...
      Глава 5.
      Берест гнал машину почти наобум. Олег наотрез отказался заниматься "мистикой в служебное время" несмотря на присутствие непосредственного начальника. Тем более, заявил он, что "текучку" тоже надо кому-то разгребать, иначе она запросто может превратиться в натуральный снежный ком, так как поток сообщений о нелепых и жутких происшествиях за последние сутки начал угрожающе нарастать, а вразумительных объяснений этому до сих пор никто не смог дать. Собственно, это последнее обстоятельство как раз и склонило Николая на проверку моего второго "вещего сна". Он даже не стал давить на Ракитина за неповиновение, а просто озадачил его поисками запропастившейся куда-то Светланы Величко, которой не оказалось ни дома, ни на "работе".
      У меня же внутри давно сидела уверенность, что все это: и смерть Закревской, и убийства животных, и сны, и даже непонятные резкие смены настроения у всех нас - звенья одной цепи. Теперь сюда же пристраивались: странный угон моей машины и не менее странная, но добровольная явка Гурвича с повинной, да еще его жутковатый рассказ о двойниках. В какой-то момент разговора с банкиром у меня мелькнула мысль, а нет ли здесь действительно примеси магии? Но тогда разбуженная Ириной экстрасенсорика промолчала, и предчувствие исчезло. А вот теперь, заново прокручивая в голове всю беседу, я вдруг явственно ощутил зловещий ледяной сквознячок, принесший, показалось, далекий и знакомый шепот: "...будь осторожен... слушай себя... слушай эйдос - он знает все..."
      Николай свернул на очередную узкую, извилистую как лесная тропа, улочку старого города, казалось, до отказа забитую вездесущим туманом. Он с размаху шлепался медузой в лобовое стекло, пытался зацепиться за дверцы и крышу и вязкими струями стекал с багажника на мостовую. Дело осложнялось тем, что я никак не мог вспомнить название той улицы, хотя мог в подробностях описать ее - стоило прикрыть глаза и картина восстанавливалась. Однако мы не теряли надежды, и Николай с обычной педантичностью обследовал эти застарелые городские вены по одному ему известному плану.
      - Что ты думаешь по поводу показаний Гурвича? - нарушил молчание Берест, присматриваясь к щербатым контурам дороги, выныривающим из тумана.
      - Он сильно напуган, хотя и старается держаться этаким Казановой, которому все нипочем, но не врет, - я полез за сигаретами. - Ясно одно: то, что он увидел в квартире Закревской подействовало на него похлеще шока. Я бы, наверное, тоже слегка двинулся. Представь картинку: ты только что переспал с роскошной женщиной и вдруг видишь, как она раздвоилась и дерется сама с собой! Куда там Хичкоку или Кингу! - я закурил и приоткрыл боковую форточку.
      - А как быть с его заявлением насчет собственного двойника, который устроил погром в "Орионе"? - Берест включил дворники, чтобы очистить стекло от водянистых следов тумана.
      - Коля, ожившие двойники - это, конечно, из области фантастики, но... - тут я вспомнил драку в тумане возле кинотеатра, - что-то ненормальное вокруг происходит. А у банкира Гурвича, скорее всего, острое расстройство психики с явлениями расщепления личности, к тому же...
      - ...у журналиста Котова приступы ясновидения, - он отобрал у меня спички. - А у котов так просто приступы чревовещания!
      - Вполне возможно, - я вдруг совершенно успокоился, и ко мне вернулась прежняя задиристая манера разговора. - Вот видишь, сам с котом разговаривал?
      - Он со мной. Ругался, п-подлец, что я его рыбу в холодильнике доел! П-представляешь, картинка?!.. - Берест как-то странно вздрогнул и затих.
      - М-да, прямо как у Булгакова... Он в очках был?
      - Кто?!.. Ах да, нет, нормальный! - Николай настороженно покосился на меня. - Ты на что это намекаешь?..
      - Стоп! - я заставил себя мыслить серьезно, хотя это и было чертовски трудно: мозг отчаянно сопротивлялся и старался отрешиться от непонятностей за тонкой ширмой иронии. - Я сдаюсь, не хватало, чтобы мы еще и с тобой разодрались из-за кошки, хотя вывод тут напрашивается очевидный: причина всего этого безобразия, по-моему, должна быть одна! Понимаешь, мы как бы находимся внутри многогранника - можем сосчитать все грани, а представить как он выглядит в целом не в состоянии. Короче, нужен человек, так или иначе знакомый с проблемой и способный свести все факты вместе, - я вызывающе уставился на Береста. - Ну-ка, Холмс, продемонстрируйте свой метод!
      С минуту Николай молча крутил баранку, потом вдруг резко затормозил, так что я ощутимо приложился лбом о стекло.
      - Вольский! - выдохнул он, выбросил окурок в окно и посмотрел на меня. - Уж ему-то по должности положено разбираться в этой чертовщине.
      - Браво, комиссар! - морщась, похвалил я. - Только водила ты никудышный.
      - Ну, в данном случае, похоже, что Холмс - ты, - с сожалением изрек Берест.
      - Благодарю, Ватсон, - раскланялся я. - Ну что, навестим ученого?
      - А как же сон?
      - До вечера еще далеко, успеем, - заявил я с уверенностью, которой не чувствовал.
      Наоборот, во мне зрело убеждение, будто мы пытаемся стоять сразу в двух лодках, а впереди река раздваивается.
      Но сейчас реальнее казался шанс с Вольским. Николай, видимо, пришел к такому же выводу, потому что резко развернул машину и взялся за рацию:
      - "Букет", ответь "Тюльпану"! Прием...
      - "Букет" на связи. Это вы, господин комиссар?..
      - Выясните, где находится сейчас сотрудник Института психофизики Вольский Антон Аркадьевич. Жду...
      Берест вырулил на проспект Молодежи, сбросил газ и перестроился в правый ряд, ожидая результатов проверки.
      - Сдается мне, что наш ученый тоже в бега ударился, - высказал я предположение.
      Николай не удостоил меня ответом, разглядывая белесые пласты и комья, облепившие голые тополя вдоль дороги. Всегда он так, наш Пинкертон, еще со времен ухаживания за моей старшей сестрой, когда щеголял безусым лейтенантом, только из "учебки" - ни за что не выскажется, если не уверен. Даже в порядке бреда. В отличие от меня.
      "Фантастом" меня окрестили в шестом классе. Я тогда написал и публично зачитал свой первый фантастический рассказ, за что и был бит. А через полгода однокашники ходили за мной по пятам и просили дать почитать "что-нибудь еще", потому что рассказ оказался напечатанным в молодежном альманахе. Теперь-то мне за него стыдно, а тогда...
      Сейчас же, несмотря на молчание Береста, я был почти уверен, что Вольского в Институте нет, а искать его следует, например, дома или на даче. Видимо, снова заработала моя экстрасенсорика, разбуженная Ириной. Не шел он у меня из головы, и все тут. Он, я, кинотеатр... Почему-то эпицентром всей этой неразберихи норовил стать именно "Орион"? Да еще Вольский?.. Неужели его и впрямь пытались задавить? Тогда - кто?!.. В ожидании ответа на запрос я откинулся на спинку сиденья и прикрыл глаза...
      ...Татьяна сидела в моем любимом кресле в своей любимой позе скрестив по-турецки ноги, едва прикрытые легкой голубоватой тканью ее любимого шелкового платья. Высокая девичья грудь призывно проглядывала сквозь полупрозрачные складки - короче, на ней было одно лишь платье. Странно, но я нисколько не удивился, увидев ее, закурил и сел на журнальный столик напротив.
      - Сколько лет мы не виделись?
      - Не помню... Пять, шесть... Ты соскучилась?
      - Тебя невозможно забыть... - Татьяна слегка повела плечами, грудь сладко шевельнулась под платьем. - А меня?
      - Я помню...
      Я почувствовал, как внутри всколыхнулось что-то горячее, желанное, давно забытое.
      - Выпьешь?
      - С тобой...
      Я подошел к бару, плеснул в бокалы по глотку сибирской водки и бросил по кубику льда из морозильника. Она приняла стакан с полуулыбкой.
      - За прошлое?..
      - За настоящее.
      Я разглядывал ее сильное гибкое тело сквозь запотевшее тонкое стекло и не мог оторваться: так приятно, так сладостно и так... давно!
      Татьяна приподняла бокал и сделала маленький глоток.
      - Как ты меня нашла и... зачем?
      - Желание и немного везения, - снова улыбка пугливым светлячком мелькнула по красивому лицу. - Рад?
      - Удивлен, - я отпил обжигающей холодной жидкости.
      Желание боролось с подозрением: все-таки откуда?!
      ...Расставание было черным и мрачным. Без криков, без слез и разбитой посуды. Ледяной лабиринт молчаливой отчужденности и бескровная дуэль неприязненных взглядов. Потом - грохот захлопнувшейся двери, осиротевшие шлепанцы в прихожей, голова, гудящая похмельным набатом и - пустота. Пустая квартира, пустая постель, пустое кресло, пустой шкаф, голова, сердце, жизнь...
      Наполнение было долгим и мучительным. Статьи, поездки, интервью, снова статьи и снова поездки, и писк компьютера, и резь в глазах, и строчки мыслей, и - кофе, сигареты, кофе, сигареты...
      Дни приходили и уходили. Женщины - тоже. Только серая муть неудовлетворенности и раздражения продолжала окутывать сознание и душу сентябрьским туманом.
      - Ты вспоминаешь? - Татьяна спустила ноги с кресла не поправив платья, и стройный мрамор объемно высветился в золотистом круге на темно-зеленом бархате обивки.
      - Я хочу...
      Проглотив остатки содержимого стакана и комок сомнений, я опустился на ковер рядом с креслом и провел пальцами по нежному абрису.
      Дрожь была мгновенной и обоюдной. Ее - сладостная, моя - удивленная. Ее - от вожделения, моя - от холода! У человека не может быть такой холодной, обжигающей кожи?! Даже у мертвеца!
      Я резко отпрянул от кресла, но подняться с ковра уже не успел липкая леденящая масса рухнула на плечи и грудь, сдавила виски, оплела ноги и руки. Каждое движение давалось с великим трудом и сопровождалось отвратительным мокрым чмокающим звуком. Я все-таки встал на четвереньки и даже уцепился за стеллаж с книгами. Псевдокисель очень медленно, но все же стекал с меня, потому что уже потерял свою структурность, но знакомый и ласковый голос продолжал:
      - Дурачок! Зачем же ты все испортил?.. Ведь ты же хотел!.. Быть рядом, быть всегда, быть...
      - Эй-эй, котяра! - неожиданно рявкнул над ухом знакомый бас. - Ты куда это отправился?! Серый стал, не дышишь?..
      - Все нормально, - я облегченно вздохнул и вытащил сигареты, но прикурить смог лишь со второго раза.
      Берест некоторое время внимательно разглядывал мои мелко трясущиеся пальцы, потом - мятую, испуганную физиономию и наконец сделал единственно верный вывод:
      - Опять?..
      Я кивнул и сосредоточился на сигарете. Николай снова включил рацию.
      - "Тюльпан", Вольского в Институте нет, домашний телефон не отвечает. Дачу проверять? Прием...
      Берест посмотрел на меня, я отрицательно покачал головой.
      - Не надо. Отбой, - буркнул Николай в микрофон.
      - Холмс не ошибается, - изрек я, выстреливая окурок в форточку дверцы. - Двигай в Академгородок, командир, я знаю, где живет наш подопечный.
      Берест только крякнул на этот пассаж и вдавил акселератор так, что уже через несколько минут звонок за шикарной под "шагрень" дверью пропел нам первые такты "Тореадора". Однако ответа не последовало. Мы переглянулись, и я повторил арию с тем же результатом. Бравый комиссар уже начал ехидно поглядывать, но тут меня осенило:
      - Коля, ну-ка, рявкни по профессиональному! Наша интеллигенция до судорог боится служителей закона - это у нее наследственное.
      - Да с чего ты взял, что он дома?! - не выдержал Берест. - Сегодня суббота: может он на даче малину подвязывает?
      - Наши ученые грызут "скалу познания" шесть дней в неделю. Рявкни, дружище!
      Николай бешено посмотрел на мою невинную физиономию, откашлялся и стукнул кулаком в дверь:
      - Откройте! Милиция!..
      За "шагренью" послышалась какая-то возня, невнятное бормотанье, потом щелкнул замок и перед нами открылась ярко освещенная прихожая, почти пустая и оклеенная немецкими обоями "под орех". Вольский, худой и бледный, в распахнутой рубашке навыпуск и спортивных брюках стоял напротив, у входа в гостиную, в напряженной позе и, держа руки за спиной, пытался построить на своем бледном узком лице любезную улыбку.
      - Чем обязан, господа?
      Слова он не произносил, а выплевывал, словно шелуху от семечек. Глаза его при этом лихорадочно обшаривали нас с ног до головы, будто бы искали подтверждения, что это - мы, а не кто-нибудь еще. Особенно меня. Ну да, я же, по его мнению, покойник и вдруг явился с визитом. Ничего, переживем!..
      - Комиссар Берест, - Николай показал удостоверение.
      Вольский кивнул, но глаз от меня не отвел. По-моему, он даже не видел Береста, его более всего интересовала моя персона.
      - Несколько вопросов, Антон Аркадьевич, - спокойно продолжал Николай, принимая тактику "консультации". - Вы позволите пройти?
      - А?.. Да-да, конечно, прошу! - Вольский, не поворачиваясь, толкнул задом стеклянную дверь гостиной и скрылся в ее полумраке.
      Свет он включил, когда мы были уже на пороге комнаты, а сам хозяин успел перебраться в дальний угол к огромному аквариуму и усиленно делал вид, что разглядывает стайку перламутровых рыбешек.
      - Антон Аркадьевич, у нас находится человек, - Берест явно решил брать "быка за рога", - который подозревается в злостном хулиганстве, если не сказать хуже, и который сдался добровольно, потребовав от милиции защиты жизни, чести и достоинства...
      - На том основании, - зачем-то встрял я, - что у него, якобы, есть двойник, который и учинил все приписываемые ему безобразия, в частности, вчерашний дебош в кинотеатре "Орион".
      Я не спускал глаз с правой руки ученого и готов был поклясться, что в ней был пистолет. Но зачем?!..
      - Вы желаете, чтобы я осмотрел вашего арестанта? - хрипло осведомился Вольский.
      - Если не трудно, - кивнул Николай. - Нам рекомендовали вас как крупного психотерапевта. Кроме того, это - не единичный случай, поставивший нас в тупик. Надеюсь, вы узнали господина Котова, который, по вашему сообщению, разбился сегодня утром на своей машине? - Берест пристально посмотрел на скорчившегося в углу Вольского. - Вы можете с уверенностью сказать, что в машине был именно он?
      - Да. Я знаю Дмитрия Алексеевича. Мы встречались несколько раз, Вольский все больше нервничал и даже забыл про своих рыбок. - А сегодня утром у кинотеатра "Орион" он едва не сбил меня! Ошибиться я не мог. Это верно так же, как и то, что господин Котов не мог остаться в живых!..
      Все дальнейшее произошло почти мгновенно. Вольский вскинул правую руку, тускло блеснула вороненая сталь, хлопнул выстрел, и мою левую щеку опалило огнем. Я ничком бросился на роскошный персидский ковер и еще в падении увидел, будто в замедленном кино, как Николай летит, распластавшись в прыжке, к белому как мел ученому, а тот очень медленно поворачивает хищное рыло пистолета в его сторону. Ковер смягчил удар, а второго выстрела так и не последовало.
      Я приподнялся на локтях и сел, привалившись к дивану. Щека горела адским пламенем, Берест с профессиональным интересом рассматривал "трофей", а наш ученый Вильгельм Телль, скорчившись, полулежал в кресле напротив, слегка посиневший от временного недостатка кислорода в легких.
      - Живой? - ухмыльнулся Николай. - В который раз за сегодняшний день? Поздравляю с боевым крещением.
      - Ковбой чертов! - морщась, прошипел я и достал носовой платок. - Ты, случайно, не перестарался? - кивнул на Вольского.
      - Как в учебнике - ровно полторы минуты. Пожалуйста, можно продолжать общение, - Берест спрятал оружие в карман куртки и сел в соседнее кресло.
      Вольский с кряхтением поднялся, держась за живот, сделал несколько наклонов, восстанавливая дыхание и с изумлением и радостью уставился на меня.
      - Дмитрий Алексеевич?!.. Ну, слава Богу! Живой!..
      - Второй раз, вашими молитвами! - огрызнулся я и тоже сел на диван.
      "Иезуит, чтоб тебя!.. Сначала палит в человека, а потом радуется, что не попал!.."
      - Погодите, я вам сейчас спиртом обработаю, - он суетливо кинулся к серванту, покопался там и вернулся с тампоном. - Позвольте?
      - Нет уж, я сам!
      - Ну-с, - хлопнул себя по колену Николай, - надеюсь, теперь вы объясните суть инцидента?
      - Конечно, конечно! - Вольский уже полностью пришел в себя, чего нельзя было сказать обо мне. Он застегнул и заправил в брюки рубашку, сложил на груди холеные руки и принялся расхаживать по комнате. - Видите ли, все эти слухи, разговоры по городу о маньяках, двойниках, опять же попытка наезда, туман... Я был просто напуган! Я...
      - Что за вздор, Антон Аркадьевич! - прервал его Берест. - Не стыдно?.. Взрослый человек, ученый!.. Вы же встретили нас с пистолетом! Значит, ждали?
      - Ждал... Но не вас!
      - Зачем же тогда открыли?.. Вот что, - Николай начал сердиться, первым признаком чего было легкое заикание, - д-давайте-ка начистоту: что в-вам известно обо всей этой чертовщине?
      - Послушайте, господин комиссар, - взмолился Вольский, - я не могу вам сейчас все рассказать, не имею права! Мы сами еще далеко не во всем разобрались...
      - Та-ак, - Берест прищурился, - следует ли вас п-понимать, господин ученый, что весь этот б-бардак устроен по команде сверху или д-даже запланирован?!..
      - Не передергивайте, милостивый государь! - Вольский попытался встать в позу. - В Институте ведутся весьма важные исследования, и я бы не хотел...
      - Настолько в-важные, что вы стреляете в людей?! - взорвался Николай. - Вот что, п-профессор, я вас сейчас арестую по обвинению в п-покушении на убийство! Переночуете в д-допре на нарах, а завтра п-поговорим! Одевайтесь!
      Такого поворота Вольский явно не ожидал. Небрежно-спесивое настроение слезло с него как кожура с ошпаренного томата. Он вцепился в куртку комиссара и завопил:
      - Умоляю вас, не надо! Я не в него стрелял! То есть в него, но не в этого, а в того, который... должен был... а он не... Вы меня понимаете?
      - Нет! Выражайтесь яснее, - Берест невозмутимо отодрал от себя икающего от страха ученого и сделал вид будто ищет наручники.
      - Хорошо, - Вольский упал в кресло и уронил голову на руки. - Хорошо, я все объясню. Я стрелял в господина Котова, так как не был уверен, что он настоящий человек, а не психом.
      - И что же? - поинтересовался Николай.
      - Если бы это был психом, то при попадании никакой крови не обнаружилось бы, а сам он, вероятнее всего, дезинтегрировался, поскольку его квазимолекулярная структура весьма неустойчива к экстремальным воздействиям, - глухо пробормотал ученый.
      - Идеальный способ! - не выдержал я. - И простой, как амеба!
      - Так, - Берест потеребил кончик носа, - Антон Аркадьевич, а теперь потрудитесь объяснить, что такое психом?
      - Да-да, - Вольский вздохнул и выпрямился в кресле, хлопая себя по карманам. - Дайте, пожалуйста, сигарету, господин Котов.
      Я протянул ему "Монте-Карло", он долго терзал свою зажигалку, наконец прикурил и глубоко затянулся.
      - Видите ли, господа, психом - суть душа человеческая в чистом виде. Точнее - психокинетическая эманация биополя, имеющая все психометрические характеристики данного, конкретного индивидуума. Я понятно изъясняюсь?
      - М-мм, не совсем, - покрутил головой Берест, а я пожал плечами:
      - Думаю, профессор имел в виду как бы копию личности без материальной оболочки, верно?
      - И да, и нет, - Вольский вскочил и принялся расхаживать по комнате, потирая виски и лоб, как бы стараясь вспомнить все подробности случившегося. - Мы работали над модулированием зет-излучения Чижевского, считая его ключом к психоэмоциональной матрице всех живых существ, пытались создать нечто вроде теории Единого поля биосферы... Была сконструирована камера Жизни... Получены отличные, даже ошеломляющие результаты на животных - крысах, кошках, обезьянах... "Голубая дымка в розовом рассвете..." Слишком все шло гладко! Слишком!..
      - А потом? - тихо спросил Николай. - Понадобился доброволец?
      - Д-да... - медленно проговорил Вольский, останавливаясь перед ним, и не один...
      Он снова зашагал по гостиной, стряхивая пепел куда попало.
      - Только ни черта у нас не получилось с ними! Ни черта! - ученый распалялся все больше. - И теория - кувырком, и деньги - по ветру, и тему под сукно!.. Я пытался отстоять группу, доказывал, что для работы с людьми требуется большая интенсивность облучения, другая резонирующая частота и так далее, но... - Вольский ткнул окурок в хрустальную пепельницу на столе и замолчал.
      - И что же случилось? Ведь это произошло в лаборатории случайно, не так ли? - мягко продолжал наседать Берест.
      - Да-да, конечно, вы правы, - Вольский с силой сдавил ладонями виски. - Все великие открытия происходят случайно или по наитию. У нас тогда не сработала экранировка, но установка была тут же автоматически обесточена - время экспозиции составило каких-нибудь пять-шесть секунд, а сам радиан излучения, мы тут же подсчитали, мог накрыть лишь парк, да пару ближайших кварталов... - он резко остановился и схватил Николая за куртку. - Но ведь мы до этого не получили ни одного положительного результата!
      - Все равно вы обязаны были сообщить обо всем случившемся в управление экологической безопасности! - жестко оборвал его Берест. - А вы вообще скрыли аварию!
      - Господин комиссар, вы должны понять меня, как специалист специалиста, это же был уникальный незапланированный случай получить ценнейшую информацию по нашей проблеме. Ведь ни на что-либо подобное мы никогда бы не получили разрешения!
      - "Победителей не судят"? - хмыкнул Николай, но тут же резким толчком выдал главный вопрос: - Когда появились эти ваши... психомы?
      - На третий день после аварийного пуска, - Вольский попросил еще сигарету, снова терзал зажигалку, бросил, полез за спичками, наконец закурил и продолжал. - Это оказались двойники наших сотрудников, хотя мы и отметили некоторую их самостоятельность в поведении, но это никого не обеспокоило, поскольку психомы были малоактивны, и им постоянно требовалась энергетическая подпитка от установки. В противном случае - мы установили это эмпирически - происходил быстрый распад квазимолекулярной структуры, то есть психом как бы таял в воздухе.
      - И все-таки, почему вы не приняли соответствующих мер и не сообщили обо всем властям? - продолжал наседать на ученого Берест.
      - Да поймите же вы, ведь это бесценная информация, дар Фортуны! Пользу надо извлекать из всего! По крупицам собирать... - Вольский уже бегал по комнате, размахивая руками.
      - Было бы счастье, да несчастье помогло?! - я вдруг рассвирепел. - А вы в курсе, что ваши психомы людей убивают?
      Это было почти озарением, вспышкой, а они оба уставились на меня, как на сумасшедшего.
      - Коля, дело Закревской закрыто! - меня понесло. - Энни-Шоколадку прикончил собственный психом! А Гурвич видел эту драку! Представляешь картинку?.. Я бы от такого тоже, наверное, сбежал.
      - П-позвольте?!.. - на профессора было жалко смотреть. - Это шутка?!.. Вы не имеете права так...
      - Увы, Антон Аркадьевич, - Берест весь подобрался, как лев перед броском: клиент раскололся - значит, надо брать его тепленьким, выкачивать максимум информации, пусть даже моя догадка окажется в последствии ошибочной. - Одно убийство уже произошло, могут случиться еще, так что настоятельно рекомендую вам обдумать прямо сейчас, как прекратить дальнейшее распространение этой... заразы. Вы ведь не будете отрицать, что ваш так называемый эксперимент вышел за рамки, если не сказать хуже?
      - А вы ничего не путаете? - Вольский жалобно смотрел то на одного, то на другого. - Может все-таки совпадение, трагическая случайность?..
      - У нас есть свидетель, - напомнил ему комиссар.
      - Да?.. Конечно... Ну что ж... - профессор снова потянулся за сигаретами, прикурил, ломая спички, вздохнул, глотая дым. - Видите ли, мы все же предприняли некоторые меры предосторожности сразу, как только появились психомы. Нам удалось выявить частотный модуль, привлекающий их наподобие "манка", и мы посчитали это достаточным. А вот теперь оказывается, что - нет...
      - Получается, что психомам не больно-то нужна эта ваша подпитка, - я все еще кипел от злости. - И не душа это вовсе, скорее - изнанка!
      Эта мысль тоже родилась как бы по наитию, но Вольский мгновенно среагировал на нее, даже курить перестал. С минуту он в упор разглядывал меня, будто видел впервые, потом кровь медленно отлила от его лица. Берест, внимательно наблюдавший за ним, тут же продолжил допрос:
      - Итак, Антон Аркадьевич, можете ли вы, как руководитель исследований, дать мне, как представителю власти, гарантии о безопасности проводимых вами экспериментов для жителей города?
      - Господа, - Вольский изо всех сил старался не потерять самообладание, но это ему плохо удавалось: пальцы мелко дрожали, желваки на скулах напряглись и побелели, - психомы, по нашим наблюдениям, были отмечены лишь у двух-трех процентов облученных. Но ведь уже одно это знаменательно! - он попробовал укрепить голос, но связки предательски не выдержали и дали "петуха", профессор закашлялся. - Извините... Появилась возможность избавить человека от пороков, мешающих жить в гармонии с людьми и природой, познавать окружающий мир, не нанося ему вреда! М-да... А справляться с ними просто: достаточно нарушить частотно-модульную квазимолекулярную структуру и психом рассеется в пространстве.
      - Вы чего-то не договариваете, Антон Аркадьевич, - с сомнением покачал головой Берест. - Если вы считаете психомов неопасными, почему же стреляли в господина Котова?