Но обернувшись к стойке за стаканом в очередной раз, я обнаружил, что одиночество мое кончилось, ибо рядом - даже в опасной для меня близости! расположилось юное создание с роскошными формами, открытыми к всеобщему обозрению. Три кусочка чего-то ярко-алого общей площадью в двадцать квадратных сантиметров и несколько таких же изящных витых шнурков, видимо, должны были по замыслу владелицы выполнять роль некоего вечернего туалета, но почему-то никем - и мной в том числе - не воспринимались всерьез. Однако красотку сие обстоятельство нисколько не смущало. Лениво взглянув на меня, она выудила из сумочки тонкую коричневую палочку "Данхилла" и роскошный позолоченный "Ронсон". Зажав сигарету между пальцев с ядовито кровавыми ногтями, девица жестом, не встречающим отпора, протянула зажигалку мне. Все еще слегка обалдевший, я зажег сигарету ей и прикурил сам, вернув изящную вещицу.
      - Sanks! - она небрежно бросила "Ронсон" на стойку рядом с сумочкой. - Your name?
      - Дмитрий, - механически ответил я, не в силах оторваться от двух верхних треугольничков. - And your?
      - Midgy...
      - And why English?1
      - А, просто так, - она выпустила дым через свой античный носик.
      - Понятно, - я тоже затянулся.
      "Ну, Котов, вот тебе и отдых для души и тела. Правда, насчет души, это еще надо посмотреть, а в остальном очень даже может быть..."
      - Как жизнь, Крошка?
      - А?.. Ну, да... Вообще-то я Анастасия, можно Настя, - нехотя сообщила она. - А ты не коп?
      - Нет. К милиции я имею весьма косвенное отношение. Я - репортер уголовной хроники из "Вестника", Дмитрий Котов.
      - О-о! - она округлила свои и без того огромные миндалевые глаза. Обожаю про это читать! Убийства, грабежи, изнасилования, наркотики!.. И ты все-все видел? Сам?!..
      - Ну-у... почти.
      - А сюда зачем пришел? - Крошка прищурилась, взяла со стойки свой бокал с янтарно-зеленой смесью и отхлебнула.
      - Слушай, а что это ты пьешь? - я сделал заинтересованную мину, хотя прекрасно знал весь репертуар этого заведения: не хватало еще, чтобы какая-то "молодая да ранняя" устраивала мне допрос с пристрастием! Никогда такого не пробовал!
      - "Наяда", наш фирменный. Так...
      - Тебе заказать еще? За знакомство?
      - Валяй! - она снова приложилась к бокалу.
      Я подозвал какого-то молодого бармена, сменившего Сильвера за стойкой, сделал заказ и закурил. Девчонка, казалось, забыла про меня: тихонько тянула коктейль, сидя в пол-оборота, курила и с лица ее не сходило выражение скучающей апатии пополам с тупым безразличием. Раньше, лет десять-пятнадцать назад, такие лица мне приходилось видеть только в медицинских учреждениях специального профиля. Тогда это называлось "синдром капюшона"...
      Я курил, неспешно прокручивал в уме варианты дальнейшего общения с этой юной Данаей, но все они почему-то, в конечном счете, неизбежно сводились к одному. А Настена, тем временем, расправилась с напитком и вновь повернулась ко мне.
      - Хочешь, угадаю, о чем ты сейчас думал?.. Как бы переспать со мной и не заплатить!
      - Да ну?! - притворство мое было явно преувеличенным. - А почему?
      - А все мужики так думают!
      - Н-да, наверное!.. Черт! Неужели?!.. Нет, не угадала.
      - Ха! Так я и поверила!
      - Вторая попытка...
      - Ну-у, - брови домиком, губы бантиком, а в глазах зеленые бесенята, - может кого из наших угрохали, а ты собираешь материал! - и она торжествующе-выжидательно впилась в меня глазами.
      Бармен разрешился наконец двумя бокалами "Наяды" и даже соломинки не забыл.
      - Почти, - я пригубил свою порцию. - Итак, Крошка, расскажи мне про Анну Закревскую...
      Ход был рискованный, но оправданный: либо - десятка, либо - молоко. Ведь не тащить же ее сразу к себе! Там все равно уже никакого разговора не будет, а так - вдруг что-нибудь да наклюнется?
      - Энни-Шоколадку? Классная "чапа"! А что, она кого-нибудь...
      - Нет, ее...
      - Чего-о?! - Крошка вытаращилась на меня так, будто я предложил ей переспать с крокодилом. - Ты хочешь сказать, что Энни...
      - ...больше нет, - от напряжения у меня заныл затылок, и я вынужден был основательно приложиться к стакану. - Ее нашли часа три-четыре назад в собственной квартире с проломленным черепом и совершенно голую.
      Я вдруг увидел, что Настя напугана. Причем жутко, до икоты. Реакция, как говорят психиатры, неадекватная, а, следовательно, журналист Котов, ты просто обязан выяснить причину. Разумеется, любым законным способом.
      - Она была твоей подругой?
      - Что?.. Да нет, но... Конечно, она много делала для меня, помогала, а потом... А?!..
      Крошку словно подменили: она вертелась на табурете, будто сидела на раскаленной сковородке, поминутно открывала и закрывала сумочку, вытащила сигарету, сломала ее в пальцах, уронила зажигалку, потом схватила бокал двумя руками и судорожно, захлебываясь, выпила одним духом. Теперь единственным желанием, ясно обозначившимся на ее хорошенькой мордашке, было убраться от меня куда подальше и побыстрее. Но - увы! - именно этого я сейчас и не мог ей позволить. Олег никогда не простил бы мне такого жеста, а уж тем более наш бравый комиссар. А "синяя птичка удачи" совсем не по правилам лупила крыльями и вот-вот была готова рвануть обратно к себе в поднебесье.
      - Послушай, Настя, - я постарался вложить в голос все теплое и доброе, что еще оставалось в моей заскорузлой репортерской душе и даже по-отечески обнял девчонку за полные бархатные плечи, - я ведь только журналист, меня не интересуют подозреваемые или виновные, ни ты, ни кто другой. Мне важна суть дела - это мой хлеб, а сдавать вас органам - все равно, что отрезать от каравая вкусную поджаристую корочку, это не по-гурмански. Я прошу тебя помочь мне, лично. Официально - никаких имен и адресов. А потом мы с тобой вместе пройдем универсальный курс по восстановлению душевного равновесия у меня дома. Горячую ванну, вкусный чай, хорошую музыку и нежное обращение гарантирую. Договорились?..
      Несмотря на мои заверения, Крошку все еще трясло, поэтому я потребовал двойной бренди в мелкой фасовке, и лишь после такого курса терапии она оправилась настолько, что смогла, озираясь и помогая себе очередной порцией "Наяды", рассказать весьма занятную историю. Настолько занятную, что у меня мигом улетучились из головы все сладко щемящие планы на продолжение нашего вечера. Пришлось спешно придумывать крутую историю о взимании долга чести с одного известного в городе господина и улететь из нежных девичьих рук скорбным ночным мотыльком.
      Выбравшись из клуба в промозглую мутную тьму, я попытался связаться по мобильнику с Ракитиным, потом с Берестом, но ничего не вышло. Управленческие телефоны молчали, а мобильные просили оставить сообщение "после звукового сигнала" или перезвонить попозже. Учитывая, что было уже глубоко за полночь, я попросил Олега перезвонить мне утром по срочному делу, и хотел было вернуться в клуб за Настей, но фривольное настроение куда-то пропало, вдруг накатила какая-то волчья тоска, которая нет-нет да и приходила с тех пор, как от меня "ушла" Ирина. Захотелось завыть на желтые пятна фонарей вдоль проспекта, и я пожалел, что не забрал свою "двадцатку" со стоянки возле городского управления криминальной службы. Пришлось тащиться сквозь холодную колышущуюся мглу до троллейбусной остановки.
      В ожидании хоть какого-нибудь транспорта я достал сигареты, попытался прикурить и в этот момент услышал за спиной приглушенные туманом цокающие шаги. Мимо меня совсем близко прошла высокая светловолосая женщина в длинном бежевом плаще и остановилась метрах в десяти впереди. Послышался шум приближающейся машины, женщина обернулась, и... незажженая сигарета выпала у меня изо рта, а сам я на несколько мгновений превратился в соляной столб. Это была Анна Закревская, собственной персоной, живая и здоровая! Во всяком случае, куда здоровее, чем я сам в тот момент.
      Скрипнули тормоза, хлопнула дверца, пропел клаксон - женщина исчезла.
      А я еще какое-то время пытался осмыслить свое состояние, пока не подошел ночной троллейбус. Тогда я решил, что Закревская мне привиделась в тумане, да еще изрядно выпивши, я вполне мог и обознаться, и уже с чистой совестью поехал домой.
      Глава 2.
      Выспаться мне не дал не кто иной, как Ракитин. Что звонит именно он, я понял сразу, но трубку снял после того, как телефон пропел вызов раз двадцать и, по-видимому, слегка подустал, но замолкать не собирался. Проклиная в душе настырность друга, я заставил себя сползти с постели и на четвереньках (другое положение тело отказывалось воспринимать) добрался до охрипшего от усердия аппарата.
      - Какого лешего, Олег?! - я вложил в этот рык все остатки эмоций, но он не возымел никакого действия.
      - Привет, Димыч! Ты просил позвонить, что случилось?
      - Ты на часы хоть иногда смотришь? - едва ли не с обидой поинтересовался я.
      - Конечно, уже девять часов, рабочий день в самом разгаре, - Ракитин был абсолютно серьезен и неумолим, как торнадо или цунами.
      Я плюнул на попытки вызвать сочувствие к своему больному организму и попробовал сосредоточиться на реальности.
      - Слушай, капитан, у меня есть интересная информация для следствия, но по телефону говорить не буду. Мне надо сначала немного поправить здоровье. Через час подъезжай ко мне, поговорим.
      - Что, так тяжело дается знание? - саркастически хмыкнул он.
      - Не пытайся шутить, Олежек, юмор никогда не входил в список твоих добродетелей. В приложении к тебе - это скорее недостаток, - я был неумолим.
      - А если я пива привезу? - голосом бывалого провокатора продолжал он.
      - Тогда - недоразумение...
      - Ладно, шутник, - посерьезнел Ракитин, - ехать к тебе у меня времени нет. Через час жду тебя возле Нового собора, не более пяти минут. Опоздаешь, отстраню от дальнейшего участия в расследовании!
      В трубке запел сигнал отбоя. Вот так! И с таким тираном и узурпатором я дружу уже больше двадцати лет! И лучшего желать не хочу, между прочим. Странная штука - мужская дружба.
      Я глубоко вздохнул и заставил себя принять вертикальное положение. Стараясь не обращать внимания на протестующий гул и звон в голове, я отправился сначала на кухню, где буквально в полуобморочном состоянии от тошноты и пульсирующей боли в затылке сумел приготовить целых пол-литра знаменитого эликсира жизни - "доши", напитка из мяты, меда и лимона, выравнивающего перекошенную алкоголем энергетику организма и очищающего ткани от шлаков. Потом, в обнимку с кружкой животворной жидкости, забрался в душ и минут пятнадцать стегал больное тело контрастными струями, пока кожа не стала багровой, а голова не обрела легкость и ясность.
      Допив "доши", я наконец почувствовал, что снова могу управлять своим организмом. Но окончательно вернула меня к жизни все же уникальная медитативная техника, которой успела обучить меня чудесная и удивительная женщина по имени Ирина! Каждый раз, при погружении в причудливый и ни с чем не сравнимый мир трансовых видений, меня не покидало ощущение, что кто-то находится рядом, может быть прямо за спиной, и ненавязчиво помогает мне пройти этой призрачной, переменчивой дорогой, чтобы в конце обрести себя, осознать свою целостность через неразрывность земного и небесного бытия...
      В итоге ровно через час я стоял, нахохлившись и засунув руки в карманы куртки, напротив Нового собора, воздвигнутого сравнительно недавно на том же самом месте, где какие-то три десятка лет назад возвышался памятник "Маленькому Вождю".
      Ракитин был, как всегда, точен как атомный хронометр. Рядом со мной взвизгнули покрышки его служебной "Ауди", и будто сама собой распахнулась дверца..
      - Падай, горе-алкоголик! - Олег, ухмыляясь, разглядывал мою постную физиономию, еще хранившую следы борьбы с похмельем.
      - От такого же слышу! - вяло огрызнулся я, устраиваясь рядом на переднем сиденье.
      - Я, брат, отрываюсь только по выходным и не чаще раза в месяц, покачал головой Ракитин. - А ты, смотрю, все не можешь забыть?
      Он, сам того не ведая, попал мне прямо в сердце, в едва затянувшуюся рану, и я не смог сдержать гримасы боли. Олег тут же понял, что перегнул палку и сказал примирительно-извиняющимся тоном:
      - Прости, Димыч, я не хотел!.. Так, что ты хотел мне рассказать?
      - Я, между прочим, не напился вчера, а получил производственную травму! - уже успокаиваясь, начал я в своей обычной манере - Зато добыл вам сразу двух подозреваемых.
      - Уж не мужа ли Закревской? - проявил осведомленность Ракитин, доставая сигареты, и, перехватив мой заинтересованный взгляд, пояснил не без самодовольства. - Опер я, по-твоему, или погулять вышел?
      - Ну да, первым по логике, и должен быть бывший муж-ревнивец, кивнул я и прищурился на Олега. - А второй?
      - Да, кто угодно! Любовник, пьяная подружка, маньяк, наконец, отмахнулся Ракитин. - Все равно, если не бывший муж, будем проверять всех подряд, и рано или поздно откопаем.
      - Копать не придется, Олежек! Второго я дарю тебе безвозмездно, - я сделал широкий жест рукой и тоже прикурил.
      - Ладно, я тоже делаю тебе подарок, беру с собой на свидание с Павлом Юрьевичем Закревским. А ты мне по дороге расскажешь о второй персоне.
      С этими словами он развернул машину, и мы неспешно покатили в сторону Университетского городка.
      - Хорошо, капитан, тогда послушай сказку про умную и добрую тётеньку-проститутку и её любимую ученицу, - я сделал глубокую затяжку, выдерживая актерскую паузу, выпустил дым в приоткрытое окно и продолжал. Жила-была мудрая, красивая и добрая женщина, кандидат психологических наук, решившая во имя научной достоверности собираемого материала для докторской диссертации, временно поменять профессию, получить, так сказать, данные из первоисточника...
      - А знаешь, как называлась её диссертация? - перебил Олег, не отрывая взгляда от дороги. - "Социально-психологические аспекты возникновения случайных интимных связей, как отражение скрытых потребностей общества в сфере эротической культуры человека".
      - Круто! - я невольно прищелкнул языком. - Энни-Шоколадка не зря пользовалась такой бешеной популярностью. Так вот, профессию-то она поменяла, но поскольку всё же была человеком высокообразованным, поклонницей "Камасутры" и тому подобного, то довольно быстро снискала уважение и почет среди остальных "ночных бабочек" и стала брать кое-кого из них на своеобразную стажировку, обучать древнему искусству любви.
      Я выбросил окурок и прикрыл окно до узенькой щели для вентиляции.
      - И вот однажды эта добрейшая и отзывчивая женщина вдруг превращается в какое-то исчадие ада, безжалостную садистку и публично избивает свою ученицу, а потом устраивает в клубе, где работает, форменный погром, поранив ещё несколько человек. Причем ей как-то удается скрыться до появления патрульных.
      - Единичный случай, с кем не бывает, - скептически хмыкнул Ракитин.
      - Если бы единичный! Эта удивительная женщина превратилась в ужасное чудовище, агрессивное, злопамятное и подозрительное, одержимое манией преследования. Причем периодически она снова становилась почти прежней, хотя и чем-то озабоченной, говорила, что ей необходимо с кем-то посчитаться, и снова зверела и набрасывалась на девочку-стажерку...
      - Может быть у Закревской просто "съехала крыша" от психического перенапряжения? - предположил заинтересовавшийся моим рассказом Ракитин. Ведь оставаться и ученым, и проституткой одновременно, думаю, непросто...
      - Все было бы так, если бы она недавно вновь не стала прежней, доброй и ласковой, будто ничего и не было, - возразил я.
      - Получается, что рассчиталась?
      - А может и нет?
      - Тогда это уже третий подозреваемый...
      - А второй - эта девчонка, без сомнения, - подытожил я. Её подружка вчера поведала мне сию жуткую историю, и она же слышала, как эта несчастная стажерка, предварительно хорошо нагрузившись для храбрости, обещала пристукнуть свою наставницу, если та не прекратит над ней изгаляться.
      - И кто это?
      - Светлана Величко.
      - Ты её видел?
      - Нет, вчера её не было в клубе, - я внимательно посмотрел на Олега.
      Видимо, нам обоим одновременно пришла в голову одна и та же мысль, потому что Ракитин вытащил рацию и включил вызов.
      - "Букет", я - "Гвоздика", прием...
      - "Букет" на связи, в чем дело?
      - Здесь Ракитин. Саша, пробей-ка через нашу базу адресок некой Величко Светланы...
      - Других данных нет, Олег Владимирович?
      - Нет. Но, думаю, двух Светлан Величко у нас в городе не найдется.
      - Принято.
      Ракитин убрал рацию и ловко повел машину по узким проездам Университетского городка.
      Через пару минут мы остановились перед двенадцатиэтажной башней с единственным подъездом ("умным" домом, как его окрестили студенты), в которой проживало большинство доцентов и профессоров Университета. Входная дверь, по традиции, была заблокирована электронным замком новейшей системы, в микрочип которого вводились дактилоскопические данные жильцов. Считалось, что эти замки гарантировали полную безопасность жилища, но Ракитин тут же опроверг сие распространенное заблуждение: послюнил большой палец, а затем, прижав его к опознавательному окошку, сделал быстрое и сложное движение. Спустя секунду послышался щелчок, и дверь открылась, как бы приглашая нас в свое сухое и теплое нутро, прочь от мерзкой сырости.
      Уже в лифте я, не совладав с природным любопытством, спросил Олега:
      - Как тебе это удалось? Бывал здесь раньше?
      - Нет конечно, - хитро прищурился он, - как говорится, ловкость рук и никакого мошенства, голимая физика, брат! Движущийся палец оставляет на поверхности стекла разводы, соответствующие рисунку папиллярных линий, а слюна, как достаточно вязкая и прозрачная жидкость фиксирует их. Получается как бы несколько наложенных друг на друга картинок. Практика показывает, что в девяти случаях из десяти хоть один из этих отпечатков-фантомов да окажется в памяти контрольного чипа.
      - Лихо! - я невольно прищелкнул языком. - И такому тоже учат в криминальной милиции?
      - А то! - довольный произведенным эффектом Ракитин приосанился.
      В этот момент лифт добрался наконец до одиннадцатого этажа и выпустил нас на полукруглую площадку, залитую белым светом галогеновых ламп. Олег уверенно направился к двери с номером 66, обитой красным коленкором по последней моде, и нажал на плоскую клавишу звонка. Сигнал приглушенно пропел несколько тактов турецкого марша, и буквально тотчас же дверь распахнулась. Хмурый взлохмаченный мужчина в линялой футболке, тренировочных штанах и шлепанцах на босу ногу встал на пороге, загораживая проход, молча и пристально разглядывая нас.
      - Здравствуйте! Павел Юрьевич, если не ошибаюсь? - Олег показал свое удостоверение. - Капитан Ракитин, криминальная милиция. А это - Дмитрий Котов, журналист из "Вестника".
      - Не ошибаетесь, - проворчал хозяин, не двигаясь с места. - Чем обязан, господа?
      - Может быть вы позволите войти? Как-то неудобно в дверях разговаривать, - Олег был сама галантность и доброжелательность.
      - О чем вы хотите со мной говорить? - по-прежнему хмуро поинтересовался Закревский, однако все же посторонился, пропуская в просторную прихожую.
      Ракитин, продолжая улыбаться, быстро и профессионально осмотрелся. Я тоже успел оценить обстановку и пришел к выводу, что женщины тут давно уже не было. Печать одиночества, причем тщательно поддерживаемого одиночества проявлялась буквально во всем: от пыльной полки с телефоном до единственной пары мокрых ботинок под вешалкой и пыльных разводов на полировке платяного шкафа.
      - Павел Юрьевич, мы хотели бы задать пару вопросов, касающихся вашей жены, Анны Леонтьевны Закревской, - приступил к делу Олег.
      - Аня мне больше не жена! - резко вскинулся Закревский и даже руки на груди скрестил, пытаясь придать себе оскорбленный вид.
      - А по моим данным вы с ней так и не развелись, - парировал Ракитин. - Значит, жена законная!
      - Я презираю проституцию! И я презираю женщин, торгующих своим телом! - продолжал хорохориться Закревский, но в глазах его я ясно увидел смятение и страх.
      А еще я вдруг почувствовал, правда на короткое мгновение, сильнейшую тягучую боль и тоску пустоты в груди этого нестарого еще мужчины, будто сам стал им! Наваждение тут же кончилось, но теперь я больше не мог, как минуту назад, думать о его возможной виновности в смерти жены. Я точно знал, что Закревский не виновен, что он даже не знает о ее смерти и до сих пор безумно любит Анну, несмотря на внешнюю браваду и позу.
      Поэтому, чтобы прекратить бессмысленную перепалку и помочь обоим, я жестом остановил Олега и спросил:
      - Где вы были вчера вечером, когда убили вашу жену?
      Закревский застыл от моих слов, потом глаза его медленно расширились, руки опустились.
      - Что вы сказали про Аню? - он произнес это свистящим шепотом, голос отказался повиноваться ему.
      - Ваша жена была найдена вчера около восьми часов вечера в арендуемой ею квартире, мертвой, - четко проговорил я, не спуская с Закревского глаз. - Где вы были в это время?
      - Что значит "мертвой"?! Кто это сделал?! - продолжал хрипеть тот, не слыша вопроса.
      - Она убита, - вмешался Ракитин, - ударом подсвечника по голове. Мы ищем убийцу и рассчитываем на вашу помощь, Павел Юрьевич.
      - Да-да, я понимаю, - потерянно забормотал Закревский, голос снова вернулся к нему, но какой-то другой, механический что ли?
      - Так когда вы виделись с Анной Леонтьевной последний раз? - решил я спросить его по-другому.
      - Виделся?.. Да нет, я не видел Аню больше месяца... Она сама так хотела, - Закревский слепо повернулся и побрел вглубь квартиры, продолжая разговаривать как бы сам с собой, а мы потихоньку двинулись за ним. - Она говорила, что скоро все закончится, и мы снова будем вместе... А я, я не мог больше терпеть... Я так сильно любил ее! Я пошел в этот мерзкий клуб, где она... Но Ани там не было, и телефон ее молчал... Тогда я вернулся домой и стал ждать ее. А потом она позвонила...
      Он пришел на кухню и принялся рыться в ящиках стола.
      - Когда, во сколько это было? - тут же уточнил Ракитин.
      - Не помню...
      - Постарайтесь, Павел Юрьевич, это очень важно! - мягко настаивал Олег.
      - Кажется, часов в девять... или десять, - он посмотрел на нас потемневшими от внутренней боли глазами. - Да, в девять. Я как раз включил телевизор. Хотел хоть как-то отвлечься, пока она не придет... Она позвонила и попросила, чтобы я пришел в парк, к фонтану. Это место нашего самого первого свидания!..
      Мы с Олегом переглянулись, и я спросил:
      - Вы ничего не путаете, Павел Юрьевич? Точно в девять часов?
      - Разумеется, у меня прекрасная память на числа.
      - И вы пошли на встречу?
      - Естественно!.. Но она не пришла, - Закревский вытащил из ящика помятую пачку сигарет и зажигалку, кое-как прикурил, морщась от дыма, как человек давно не имевший дела с табаком, потом продолжил: - Вместо нее ко мне подошла красивая молодая женщина, назвалась Аниной подругой, и сказала, что Аня прийти не сможет, что к ней пришли... в общем, к ней пришел очередной...
      - Понятно, - поспешил я ему на помощь. - А как звали подругу?
      - Надя, кажется... - Закревский курил, почти непрерывно затягиваясь и стряхивая пепел прямо на пол. - Я ее никогда раньше не видел.
      - А вы бы смогли ее узнать, если бы встретили еще раз? - спросил Ракитин.
      - Конечно, - кивнул Закревский и бросил окурок в раковину. - Она весьма привлекательная женщина.
      Я в это время подумал о своей вчерашней встрече на остановке, и вынужден был признаться себе, что Энни-Шоколадка мне, видимо, не померещилась. Вот и Закревский подтверждает, что она была жива, в то время, как ее труп уже находился в морге управления криминальной службы. И в этот момент я явственно почувствовал затылком легкое, но пронзительно холодное дуновение - "ветер смерти", и понял, что всем нам грозит серьезная опасность. Но вот какая и откуда?..
      - Павел Юрьевич, мы хотели бы попросить вас, - я счел необходимым вмешаться в разговор, - если кто-либо еще позвонит от имени Анны Леонтьевны или будет интересоваться ею, сообщите немедленно нам. Лучше - капитану Ракитину, но можно и мне, на мобильный. Запишите, пожалуйста, номер.
      - И мой тоже, - поддержал меня Олег.
      - Вы думаете, что этот... тот, кто убил Аню, может и меня?.. Закревский пытливо вгляделся в нас по очереди, но мы, не сговариваясь, постарались сохранить выражение невозмутимости на физиономиях, и несчастный муж сдался. - Хорошо, если вы так считаете... Диктуйте, я запомню.
      Когда мы уже ехали обратно в город, Ракитин вдруг внимательно глянул на меня и спросил:
      - Слушай, Димыч, а ведь ты что-то почуял там, у Закревского, а? Когда про телефон заговорил?
      - Я, Олежек, скоро наверное сам маньяком стану, или психом, вздохнул я и вытащил сигареты. - Мерещится всякое периодически. Вчера вот на остановке, ночью, вроде как Энни-Шоколадку встретил... - я закурил и протянул пачку другу. - А давеча, ты прав, действительно на меня накатило, в ниндзюцу "ветер смерти" называется. Это обостренное ощущение опасности, которое тренируется почти во всех школах боевых искусств, включая русбой.
      - Ну и кто, по-твоему, может нам угрожать? - Ракитин тоже прикурил и зажал сигарету в зубах.
      - Не знаю, Олежек, не знаю. Но только "ветер смерти" никогда не ошибается, - я посмотрел на его сосредоточенное, даже затвердевшее, лицо и попросил: - Подбрось меня до редакции.
      В родную "уголовку" я попал как раз в обеденный перерыв. Едва открыв дверь, я окунулся в ароматнейшее облако из запахов свежесваренного кофе, ликера "Амаретто", горячих тостов и нарезанного лимона. Леночка Одоевская, наша суперкарго и редактор, напевая тихонько какой-то новый шлягер из репертуара бессмертной "Машины времени", которой вот уже лет семь или восемь руководил сын несравненного Андрюши Макаревича, колдовала у столика за ксероксом, и, подчиняясь легким порханиям женских рук, на его полированной поверхности вырастал очередной шедевр сервировки. Прикасаться к такому чуду и тем более пользоваться им, по моему разумению, было просто кощунством. Но, как говорится, "голод - не тетка", и, глубоко вздохнув и сотворив на физиономии приличествующую случаю улыбку, я направился к столу.
      Леночка, увидев меня, как всегда мило улыбнулась в ответ и даже подставила бархатную щечку для дружеского поцелуя, но в глазах ее, по-прежнему, плескалась обида пополам с надеждой и теплыми искорками затаенной печали. И как всегда я постарался ответить ей, используя свою новую способность, послав психо-эмоциональный фантом пушистого золотисто-розового шарика, и она приняла его, и отвернулась с заблестевшими глазами. А я в который раз мысленно извинился перед ней, и на мгновение будто теплые и ласковые, такие родные и далекие руки прикоснулись к моим щекам, погладили по затылку и исчезли. Но еще долгих две-три секунды я не в силах был шевельнуться или вздохнуть - Ирина?!..
      - Котов, тебе тут сообщение на "секретаря" пришло, - сказал мне в спину вошедший следом Федя Маслов, он же - Дон Теодор, гений объектива, "ученый малый, но педант".
      - Кто? - очнулся я и взял со столика бутерброд с сыром, листиком салата и кружочком лимона сверху.
      - Какой-то Сильвер, - Дон Теодор ухмыльнулся и тоже потянулся за едой. - Уж не тот ли Одноногий Джон от самого Стивенсона?
      - Нет, Федя, всего лишь однофамилец, при этом еще и одноглазый, - жуя на ходу, я направился к "секретарю".
      Этот агрегат представлял из себя последнее слово в офисной технике. Практически это был самый настоящий робот, умеющий выполнять массу полезных и нудных функций. Например, принимать и отвечать на звонки или переадресовывать их по обстоятельствам, работать самостоятельно с факсами, записывать и хранить до востребования оперативную информацию по профилю отдела, напоминать каждому из нас о его обязанностях и ежедневных рабочих планах, а также много еще чего.
      Набрав свой личный код, я через пару секунд получил весь текст на плоском цветном экранчике: "Кот, СВ объявилась в клубе, напуганная и пьяная, просила меня вызвать какого-нибудь знакомого мента. Я пообещал. Дуй скорее в клуб, пока СВ опять не сбежала! Сильвер".
      Аппетит у меня сразу пропал. Я почувствовал странную внутреннюю дрожь - ожидание вперемежку с тревогой, и даже не глотнув кофе, выскочил из редакции.
      Моя "старушка", "Лада-престиж" двадцатой модели, не подвела и на этот раз, и через каких-нибудь десять минут я уже распахнул стеклопластовые двери клуба "Наяды". В виду неурочного часа зал был почти пуст, только в дальнем углу возле подмостков возились с микшерским пультом две унылых патлатых личности, да за стойкой бара неизвестный мне молодой и какой-то весь прилизанный парень протирал полотенцем высокие фирменные стаканы для пива. Мишки Фукса видно не было, как не обнаружил я и таинственной Светланы Величко - СВ по кодировке Сильвера, поэтому, подойдя к стойке, негромко осведомился:
      - Эй, малый, а где хозяин?
      Парень мутно глянул на меня, и я понял, что он совершенно и бесповоротно пьян. Мне ничего не оставалось, как обогнуть стойку и пройти под табличку "Посторонним вход запрещен". Парень сделал слабое рефлекторное движение в мою сторону, видимо пытаясь преградить дорогу, но в этот момент силы оставили его окончательно, и он рухнул прямо на коврик под стойку. Задерживаться ради него я не стал, прошел по узенькому коридорчику до обитой под крокодиловую кожу двери и оказался в личных апартаментах "капитана Сильвера", где обнаружил его самого и роскошную молодую особу с фигурой храмовой танцовщицы в весьма недвусмысленной позе (кажется, "пробуждающаяся лиана" из "Камасутры" или что-то в этом роде). Они были так заняты изучением сей сложной позиции, что даже не заметили моего появления. Мне пришлось громко сказать "гм-м!", дабы обратить на себя внимание.
      - А, Кот, наконец-то! - ничуть не смутился Мишка, поднимаясь с огромного "сексодрома", занимавшего почти половину помещения, и натягивая штаны. - Я уже заждался!
      - Вижу, - хмыкнул я. - Небось, старался изо всех сил?